«Да это же поющие бутылки!»
«Бутылки у окна» более известны под неофициальным названием «Поющие бутылки». Однажды в студию Фалька зашла его натурщица и будущая жена Раиса Идельсон, увидела эту картину и воскликнула: «Да это же поющие бутылки!».
Бутылка – излюбленный предмет для натюрмортов Фалька, как белая чашка и белая тарелка для Сезанна, который оказал огромное воздействие на становление Фалька.
Фальк склонен в своих натюрмортах одушевлять предметы, причем не за счет сложных символических и ассоциативных рядов. Предметы Фалька существуют сами по себе, не предполагая никакого иного контекста – кроме себя самих. То есть бутылки на его полотнах – не символ быстротечности бытия, не философская подоплека всего сущего и прочая, прочая. Это именно бутылки, но в своей максимальной полноте, так сказать, первозданности образа, явления. Искусствовед Дмитрий Сарабьянов характеризует натюрморты Фалька как величественные. Каждый предмет на картинах художника – именно то, что он есть, такой, каким он был сотворён изначально.
Пространственное решение «Поющих бутылок» не сосредоточено исключительно на объекте натюрморта. Помимо собственно бутылок у окна, мы видим и пейзаж за окном, и пространство перед столом с бутылками. Занавеска справа и ставни слева играют роль кулис. Натюрморт создает ощущение сияния, причем этого эффекта Фальк достигает не за счет использования света, а исключительно вариациями цвета. Цвет используется полно, интенсивно, чисто. Цветовые акценты не переходят друг в друга, а соседствуют, соединяются, сохраняя собственное звучание – недаром бутылки «поющие».
Кстати, лишь любовь к музыке могла соперничать в сердце Фалька с живописью. Как и его современник Аристарх Лентулов, Фальк очень ценил музыкальность изображения. Об удачно написанной картине он говорил «цвет запел», а живопись в целом считал «музыкой для глаз». И действительно, его картины чрезвычайно ритмичны, причем в основе ритма не сюжет, а цвет. Фальк рассказывал, что «слышит» звучание всех цветов в картине и что цветовая палитра для него представляет оркестр. И этим цветовым оркестром он умело дирижировал.
#РобертФальк #Натюрморт #Кубизм
@pic_history
«Бутылки у окна» более известны под неофициальным названием «Поющие бутылки». Однажды в студию Фалька зашла его натурщица и будущая жена Раиса Идельсон, увидела эту картину и воскликнула: «Да это же поющие бутылки!».
Бутылка – излюбленный предмет для натюрмортов Фалька, как белая чашка и белая тарелка для Сезанна, который оказал огромное воздействие на становление Фалька.
Фальк склонен в своих натюрмортах одушевлять предметы, причем не за счет сложных символических и ассоциативных рядов. Предметы Фалька существуют сами по себе, не предполагая никакого иного контекста – кроме себя самих. То есть бутылки на его полотнах – не символ быстротечности бытия, не философская подоплека всего сущего и прочая, прочая. Это именно бутылки, но в своей максимальной полноте, так сказать, первозданности образа, явления. Искусствовед Дмитрий Сарабьянов характеризует натюрморты Фалька как величественные. Каждый предмет на картинах художника – именно то, что он есть, такой, каким он был сотворён изначально.
Пространственное решение «Поющих бутылок» не сосредоточено исключительно на объекте натюрморта. Помимо собственно бутылок у окна, мы видим и пейзаж за окном, и пространство перед столом с бутылками. Занавеска справа и ставни слева играют роль кулис. Натюрморт создает ощущение сияния, причем этого эффекта Фальк достигает не за счет использования света, а исключительно вариациями цвета. Цвет используется полно, интенсивно, чисто. Цветовые акценты не переходят друг в друга, а соседствуют, соединяются, сохраняя собственное звучание – недаром бутылки «поющие».
Кстати, лишь любовь к музыке могла соперничать в сердце Фалька с живописью. Как и его современник Аристарх Лентулов, Фальк очень ценил музыкальность изображения. Об удачно написанной картине он говорил «цвет запел», а живопись в целом считал «музыкой для глаз». И действительно, его картины чрезвычайно ритмичны, причем в основе ритма не сюжет, а цвет. Фальк рассказывал, что «слышит» звучание всех цветов в картине и что цветовая палитра для него представляет оркестр. И этим цветовым оркестром он умело дирижировал.
#РобертФальк #Натюрморт #Кубизм
@pic_history
Винсент прожил в Париже вместе с Тео ровно два года. 20 февраля 1886 года он приехал к брату из Антверпена, а 20 февраля 1888 года – сошел с поезда в Арле. На самом деле Ван Гог страстно мечтал о путешествии в Страну Восходящего Солнца из-за увлечения японским искусством, особенно живописью. Но для нищего художника, живущего на попечении младшего брата, подобная поездка была из области фантастики, поэтому Винсент отправился в Арль, представляя себе, что едет в Японию.
Когда Ван Гог сошел с поезда в Арле и увидел, что весь город покрыт снегом, его радости не было предела. Такая погода, кстати, для небольшого южного городка была необычайной редкостью. Некоторые люди могли прожить здесь всю жизнь, так и не увидев снега. Но Винсенту повезло: заснеженный Арль как нельзя лучше соответствовал его японским фантазиям. Самое удивительное, что в это же время здесь начали цвести деревья, в первую очередь – миндаль. И снова художник не мог не провести параллелей с Японией, ведь голые ветки деревьев, покрытые нежными, воздушными бело-розовыми цветками, были так похожи на цветущую сакуру.
Совсем не удивительно, что картина «Ветка цветущего миндаля» получилась такой «японской». Винсент использует яркие, чистые цвета, уплощает изображение, очень условно прорисовывая тени. Но при этом с помощью довольно грубых мазков создает безошибочное ощущение тепла первого весеннего солнца. За следующие несколько дней Ван Гог напишет еще 14 картин с цветущими фруктовыми деревьями: снежные пейзажи за окнами гостиницы, в которой он поселился в первые дни в Арле, быстро сменились по-настоящему весенними. Но скромная маленькая веточка миндаля в грубоватом толстостенном стакане все равно останется завораживающим в своей простоте символом пробуждения природы после зимней спячки.
#ВанГог #Натюрморт
@pic_history
Когда Ван Гог сошел с поезда в Арле и увидел, что весь город покрыт снегом, его радости не было предела. Такая погода, кстати, для небольшого южного городка была необычайной редкостью. Некоторые люди могли прожить здесь всю жизнь, так и не увидев снега. Но Винсенту повезло: заснеженный Арль как нельзя лучше соответствовал его японским фантазиям. Самое удивительное, что в это же время здесь начали цвести деревья, в первую очередь – миндаль. И снова художник не мог не провести параллелей с Японией, ведь голые ветки деревьев, покрытые нежными, воздушными бело-розовыми цветками, были так похожи на цветущую сакуру.
Совсем не удивительно, что картина «Ветка цветущего миндаля» получилась такой «японской». Винсент использует яркие, чистые цвета, уплощает изображение, очень условно прорисовывая тени. Но при этом с помощью довольно грубых мазков создает безошибочное ощущение тепла первого весеннего солнца. За следующие несколько дней Ван Гог напишет еще 14 картин с цветущими фруктовыми деревьями: снежные пейзажи за окнами гостиницы, в которой он поселился в первые дни в Арле, быстро сменились по-настоящему весенними. Но скромная маленькая веточка миндаля в грубоватом толстостенном стакане все равно останется завораживающим в своей простоте символом пробуждения природы после зимней спячки.
#ВанГог #Натюрморт
@pic_history
Упрощаем формы
Протокубистическая картина «Скрипка и палитра» была написана в начале новой эры в творчестве Жоржа Брака. Если предыдущий год он посвятил преимущественно пейзажам, то в 1909-м их почти полностью вытеснили натюрморты. По большей части – с музыкальными инструментами: скрипками, гитарами и мандолинами. Они будут оставаться излюбленным сюжетом Брака на протяжении всей его художественной карьеры.
В этот период из картин Брака постепенно уходит фигуративность. Художник разбивает предметы на фрагменты, которые затем «вмешивает» в фон, как будто прячет их среди остальных элементов полотна, превращая их в части паззла. Но до зрелой кубистической беспредметности еще далеко. Упрощая формы, Брак при этом сохраняет объекты безошибочно узнаваемыми, с поразительной точностью, мастерством и изяществом прописывая отдельные элементы. К примеру, очертания скрипки мы видим сразу, но только при ближайшем рассмотрении становится очевидным, насколько подробно Брак воспроизвел ее устройство.
Приглушенные цвета позволяют художнику так выстраивать игру света и тени, что при перемещении взгляда по поверхности полотна или просто внимательном разглядывании начинает казаться, что некоторые элементы картины движутся или сливаются с другими.
#ЖоржБрак #Натюрморт #Кубизм
@pic_history
Протокубистическая картина «Скрипка и палитра» была написана в начале новой эры в творчестве Жоржа Брака. Если предыдущий год он посвятил преимущественно пейзажам, то в 1909-м их почти полностью вытеснили натюрморты. По большей части – с музыкальными инструментами: скрипками, гитарами и мандолинами. Они будут оставаться излюбленным сюжетом Брака на протяжении всей его художественной карьеры.
В этот период из картин Брака постепенно уходит фигуративность. Художник разбивает предметы на фрагменты, которые затем «вмешивает» в фон, как будто прячет их среди остальных элементов полотна, превращая их в части паззла. Но до зрелой кубистической беспредметности еще далеко. Упрощая формы, Брак при этом сохраняет объекты безошибочно узнаваемыми, с поразительной точностью, мастерством и изяществом прописывая отдельные элементы. К примеру, очертания скрипки мы видим сразу, но только при ближайшем рассмотрении становится очевидным, насколько подробно Брак воспроизвел ее устройство.
Приглушенные цвета позволяют художнику так выстраивать игру света и тени, что при перемещении взгляда по поверхности полотна или просто внимательном разглядывании начинает казаться, что некоторые элементы картины движутся или сливаются с другими.
#ЖоржБрак #Натюрморт #Кубизм
@pic_history
Машкова называют «королем натюрмортов», и это звание вполне заслужено. «Фрукты на блюде» написаны в период освоения художником плоскостной живописи, жанра вывески. Этот натюрморт – старт Машкова в жанре. Здесь максимально упрощена и примитивизирована композиция. Если уж центр – то это будет ярко-оранжевый апельсин, вокруг – темные, как ночь, сливы. Белая смятая скатерть и серый нейтральный фон отлично оттеняют яркость и фактуру персиков и яблок вокруг блюда. Явственно заметно влияние Матисса. Кстати, эту картину в свое время Матисс и Серов порекомендовали приобрести меценату Морозову. Это для Машкова было настоящее признание: ранее отвергший его преподаватель и кумир московских художников, сам Анри Матисс!
Искусствовед Дмитрий Сарабьянов писал, что Машкова «привлекает самое земное, самое здоровое. В его картинах торжествует плоть, в какой бы форме она ни выступала – в форме плодов земли, обнаженного женского тела или медной посуды». И действительно, в этих фруктах – необузданное торжество, хочется сказать – смак! Картина действует сразу не все органы восприятия – мы видим яркую фруктовую россыпь, чувствуем аромат спелых плодов и, кажется, если прикоснемся, то ощутим гладкость слив, мягкую, чуть шершавую кожицу персика и бугристую кожуру апельсина. Вкусовым рецепторам и подавно отдыхать не приходится возле «съедобных» картин Машкова.
В дальнейшем его натюрморты станут более объемными – по определению Сарабьянова, «опредметятся». В «Натюрморте с овощами» 1914 года или «Натюрморте с хлебом и тыквой» 1915 года мы уже наблюдаем объем, контраст размеров и более мягкое, не столь гиперболизированное противопоставление фактур изображенных плодов и предметов.
@pic_history
#ИльяМашков #Натюрморт #Постимпрессионизм
Искусствовед Дмитрий Сарабьянов писал, что Машкова «привлекает самое земное, самое здоровое. В его картинах торжествует плоть, в какой бы форме она ни выступала – в форме плодов земли, обнаженного женского тела или медной посуды». И действительно, в этих фруктах – необузданное торжество, хочется сказать – смак! Картина действует сразу не все органы восприятия – мы видим яркую фруктовую россыпь, чувствуем аромат спелых плодов и, кажется, если прикоснемся, то ощутим гладкость слив, мягкую, чуть шершавую кожицу персика и бугристую кожуру апельсина. Вкусовым рецепторам и подавно отдыхать не приходится возле «съедобных» картин Машкова.
В дальнейшем его натюрморты станут более объемными – по определению Сарабьянова, «опредметятся». В «Натюрморте с овощами» 1914 года или «Натюрморте с хлебом и тыквой» 1915 года мы уже наблюдаем объем, контраст размеров и более мягкое, не столь гиперболизированное противопоставление фактур изображенных плодов и предметов.
@pic_history
#ИльяМашков #Натюрморт #Постимпрессионизм
В натюрморте «Цветы и статуэтка» Судейкин словно создает игрушечную вариацию пластических тем больших композиций в духе Веронезе или Тьеполо: две пространственные зоны – музицирующие и танцующие дамы и кавалеры возле фрагмента балюстрады с вазоном на заднем плане, пара уединившихся влюбленных под сенью густой зелени в цвету – на переднем. Композиция подчеркнуто симметрична.
Но вместо живых любовников художнику позирует фарфоровая статуэтка, вместо пышных кустов – комнатные петунии в одинаковых голубых горшках, а верхняя группа изображена на небольшой картине в раме. Замкнутый глухим фоном обоев пространственный слой совсем неглубокий, сжатый, и даже синий – цвет пространства – в этой густой пастозной живописи становится насыщенно-материальным и плоским. В фигурках – и фарфоровых, и написанных на картине, – нет изящной манерности сомовских персонажей, их движения немного неуклюжи, неловки.
Раскрашенная статуэтка здесь – не столько скульптура, сколько кукла: этот мотив в творчестве Судейкина был сквозным, не случайна постоянная «кукольность» его живых персонажей. Как известно, жена художника, «петербургская кукла, актерка» Ольга Глебова-Судейкина сама делала замечательных кукол. Мифология куклы – важная черта поэтики Серебряного века, эпохи, когда бывает «сердцу обида куклы обиды своей жалчей».
@pic_history
#СергейСудейкин #Натюрморт
Но вместо живых любовников художнику позирует фарфоровая статуэтка, вместо пышных кустов – комнатные петунии в одинаковых голубых горшках, а верхняя группа изображена на небольшой картине в раме. Замкнутый глухим фоном обоев пространственный слой совсем неглубокий, сжатый, и даже синий – цвет пространства – в этой густой пастозной живописи становится насыщенно-материальным и плоским. В фигурках – и фарфоровых, и написанных на картине, – нет изящной манерности сомовских персонажей, их движения немного неуклюжи, неловки.
Раскрашенная статуэтка здесь – не столько скульптура, сколько кукла: этот мотив в творчестве Судейкина был сквозным, не случайна постоянная «кукольность» его живых персонажей. Как известно, жена художника, «петербургская кукла, актерка» Ольга Глебова-Судейкина сама делала замечательных кукол. Мифология куклы – важная черта поэтики Серебряного века, эпохи, когда бывает «сердцу обида куклы обиды своей жалчей».
@pic_history
#СергейСудейкин #Натюрморт
О самой художнице нет практически никакой информации. И только ее работы могут быть источником информации о ее жизни. Сегодня известно 39 подписанных картин художницы. Самая ранняя ее картина датирована 1607 годом. Данных о месте рождения нет, но есть основания полагать, что художница жила и работала в Антверпене. Хотя в самом городе не осталось ни одной ее работы. С эти связано предположение, что она работала на экспорт в связи с трудностью вступления в профессиональную гильдию художников в родном городе. Работу художницы в Антверпене косвенно подтверждает маркировка некоторых досок, на которых писала художница.
На некоторых серебряных ножах, на которых художница ставила свой автограф, просматривается герб Антверпена. А мы знаем, что в те времена гости приходили со своими столовыми ножами. И такие именные ножи часто бывали свадебными подарками. Так что это могут быть реальные ножи, принадлежащие самой Кларе Петерс.
Художница была одним из первых мастеров голландского натюрморта. Ее называли практически родоначальницей жанра. Ее работы оказали большое влияние на художников Северной Голландии.
Ее очень вкусные работы привлекают своим натурализмом и позитивностью радостей чревоугодий. Не зря в немецком (“banketjes”), английском (“banquet pieces”) и нидерландском (“ontbijtjes”) языках для подобных работ, изображающих еду на столе, есть отдельные термины. К сожалению в русском языке нет подобного термина в области искусства. Редко, кто назовет эти картины ”Накрытым столом”, “банкетами”, “пиршествами” или “завтраками”. Кроме всего прочего ее картины это манифест успешности богатеющего среднего класса. Изюм, миндаль, инжир, позолоченное венецианское стекло, китайское блюдо, что еще может лучше показать гостям твой достаток. Эти картины предназначены не для дворцов знати, а для уютных домов бюргеров, для их кухонь и обеденных комнат. И одна из функций этих работ была функция повышения аппетита хозяев дома и их гостей. А все остальное на ваше усмотрение.
А сама художница не упускала возможности остаться в своих работах навечно. На многих работах она оставила свой автопортрет в отражении на посуде. Подобный автопортрет мы видим и на картине, на металлической крышке кувшина.
@pic_history
#КлараПетерс #Натюрморт
На некоторых серебряных ножах, на которых художница ставила свой автограф, просматривается герб Антверпена. А мы знаем, что в те времена гости приходили со своими столовыми ножами. И такие именные ножи часто бывали свадебными подарками. Так что это могут быть реальные ножи, принадлежащие самой Кларе Петерс.
Художница была одним из первых мастеров голландского натюрморта. Ее называли практически родоначальницей жанра. Ее работы оказали большое влияние на художников Северной Голландии.
Ее очень вкусные работы привлекают своим натурализмом и позитивностью радостей чревоугодий. Не зря в немецком (“banketjes”), английском (“banquet pieces”) и нидерландском (“ontbijtjes”) языках для подобных работ, изображающих еду на столе, есть отдельные термины. К сожалению в русском языке нет подобного термина в области искусства. Редко, кто назовет эти картины ”Накрытым столом”, “банкетами”, “пиршествами” или “завтраками”. Кроме всего прочего ее картины это манифест успешности богатеющего среднего класса. Изюм, миндаль, инжир, позолоченное венецианское стекло, китайское блюдо, что еще может лучше показать гостям твой достаток. Эти картины предназначены не для дворцов знати, а для уютных домов бюргеров, для их кухонь и обеденных комнат. И одна из функций этих работ была функция повышения аппетита хозяев дома и их гостей. А все остальное на ваше усмотрение.
А сама художница не упускала возможности остаться в своих работах навечно. На многих работах она оставила свой автопортрет в отражении на посуде. Подобный автопортрет мы видим и на картине, на металлической крышке кувшина.
@pic_history
#КлараПетерс #Натюрморт
Машков неоднократно обращался к теме хлеба. Первый хлебный натюрморт датируется 1912 годом. Это период увлечения неопримитивизмом, от картины исходит ощущение необузданности, радости от бесконечности собственных сил, вызова академизму. Все эти булки и батоны гипертрофированы, их лучше всего описывают слово «очень», меры художник пока не знает. Один из критиков того времени написал: «Чувствуется радость дикаря, который впервые видит вот это вот удивление – эти «Хлеба», эти формы фруктов».
Следующий хлебный натюрморт датируется 1915 годом и явно демонстрирует, что художник развивался, изменялся, не стоял на месте. Здесь мы уже видим сопоставление разных фактур и цветов: румяный хлеб, спокойные оттенки овощей, яркие и сочные груши, матовая и прозрачная бутылки.
А в 1925 году на выставке АХРР (Ассоциации художников революционной России) «Революция, быт и труд» Машков представил триптих «Снедь московская». Помимо описываемых здесь «Хлебов», в него вошли «Мясо, дичь» и «Фрукты», натюрморт с виноградом.
Машков так писал об этих «Хлебах»: «Я захотел доказать (…), что наше советское живописное искусство должно быть по ощущению созвучно нашему времени и понятно, убедительно, доходчиво каждому трудящемуся человеку. Натюрморт «Хлебы» – это наша московская рядовая пекарня своего времени… и композиция как бы безалаберная, нескладная, но нашенская, московская, тутошняя, а не парижская».
Машков искренне верил в революционные идеалы. Но картины получились кое-чем большим, чем предполагал сам художник. Вспомним исторический контекст – страна только выдохнула после железных тисков военного коммунизма, началась нестабильная эпоха нэпа, призывающая с одной стороны развиваться и богатеть (хотя уже и не с чего), а с другой – в любой момент грозящая раскулачиванием… И в это время Машков пишет «Московскую снедь». Советский быт? Ха, да это трапеза Гаргантюа, а не Советский Союз!
Есть разница в том, чтобы писать еду, когда она просто еда, и писать хлеб, когда ты уже хорошо знаешь, что его может и не быть. Здесь – второй случай. В этих щедрых, богатых, изобильных натюрмортах, на этом празднике жизни чувствуется некая нарочитость, преувеличенность, отчаянье карнавала, который вот-вот закончится. Закончился, как мы уже знаем. Знал ли Машков? Неизвестно. Он хотел «шагать в ногу» с революцией, но, сам того не ведая, шагнул дальше.
Кстати, последний «хлебный натюрморт» он пишет в 1936 году. Начиналась эпоха большой чистки… «Советские хлебы» по сделанным художником эскизам выпекал московский хлебокомбинат. Тут вам и каравай в виде герба СССР, и выпеченные колосья, и изобилие булок, кренделей, батонов… Сталинский ампир! Атрибуты советской власти, которые… можно съесть! Предполагал ли художник второе дно? Вопрос, на который нет ответа.
@pic_history
#ИльяМашков #Натюрморт
Следующий хлебный натюрморт датируется 1915 годом и явно демонстрирует, что художник развивался, изменялся, не стоял на месте. Здесь мы уже видим сопоставление разных фактур и цветов: румяный хлеб, спокойные оттенки овощей, яркие и сочные груши, матовая и прозрачная бутылки.
А в 1925 году на выставке АХРР (Ассоциации художников революционной России) «Революция, быт и труд» Машков представил триптих «Снедь московская». Помимо описываемых здесь «Хлебов», в него вошли «Мясо, дичь» и «Фрукты», натюрморт с виноградом.
Машков так писал об этих «Хлебах»: «Я захотел доказать (…), что наше советское живописное искусство должно быть по ощущению созвучно нашему времени и понятно, убедительно, доходчиво каждому трудящемуся человеку. Натюрморт «Хлебы» – это наша московская рядовая пекарня своего времени… и композиция как бы безалаберная, нескладная, но нашенская, московская, тутошняя, а не парижская».
Машков искренне верил в революционные идеалы. Но картины получились кое-чем большим, чем предполагал сам художник. Вспомним исторический контекст – страна только выдохнула после железных тисков военного коммунизма, началась нестабильная эпоха нэпа, призывающая с одной стороны развиваться и богатеть (хотя уже и не с чего), а с другой – в любой момент грозящая раскулачиванием… И в это время Машков пишет «Московскую снедь». Советский быт? Ха, да это трапеза Гаргантюа, а не Советский Союз!
Есть разница в том, чтобы писать еду, когда она просто еда, и писать хлеб, когда ты уже хорошо знаешь, что его может и не быть. Здесь – второй случай. В этих щедрых, богатых, изобильных натюрмортах, на этом празднике жизни чувствуется некая нарочитость, преувеличенность, отчаянье карнавала, который вот-вот закончится. Закончился, как мы уже знаем. Знал ли Машков? Неизвестно. Он хотел «шагать в ногу» с революцией, но, сам того не ведая, шагнул дальше.
Кстати, последний «хлебный натюрморт» он пишет в 1936 году. Начиналась эпоха большой чистки… «Советские хлебы» по сделанным художником эскизам выпекал московский хлебокомбинат. Тут вам и каравай в виде герба СССР, и выпеченные колосья, и изобилие булок, кренделей, батонов… Сталинский ампир! Атрибуты советской власти, которые… можно съесть! Предполагал ли художник второе дно? Вопрос, на который нет ответа.
@pic_history
#ИльяМашков #Натюрморт
«Ухватиться за предмет. Предметы служат нам опорой. Сахарница позволяет нам открыть в себе и в творчестве ничуть не меньше, чем работы Шардена и Монтичелли. Людям кажется, что сахарница безлика, бездушна. Но она тоже меняется день ото дня. Надо знать подход к этой братии, уметь ее увещевать», - говорил Сезанн. И «увещевать сахарницу» можно считать иносказанием у кого угодно, но не у него. Он всерьез ищет душу яблока и характер кувшина. Почти каждый художник, пришедший вслед за Сезанном творить современное искусство однажды говорил: цвет у него не является наружным обозначением, он непостижимым образом исходит изнутри предмета.
Прежде чем приступить к написанию натюрморта, Сезанн долго размещал предметы на столе. Чтобы развернуть или приподнять, он подкладывал под фрукты монетки в один су. Закладывал монументальные, похожие на горную гряду, складки на скатерти. Каждый предмет, предназначенный для натюрморта, у Сезанна прав. В какой-то момент обсуждений и оцениваний критики вдруг поняли, что художник не стоял на одном месте, когда писал. Он отходил от холста, увещевая то хрупкую сахарницу, то крепкое яблоко, то податливый, глуховатый персик. Предметы написаны с разных точек зрения - с тех необходимых для постижения предмета позиций, которые Сезанн выбрал.
Задний план в его картинах почти всегда вздыбливается (будь то пейзаж или натюрморт), растягивая и углубляя средний. Пространство растягивается, подставляя для обзора все, что мы хотели бы увидеть, если бы могли обойти стол по кругу вместе с Сезанном. Он не против - он дает заглянуть в кувшин и рассмотреть, устойчиво ли на полу приземлилась вешалка.
По отдельности находясь под постоянной угрозой осыпаться в пропасть переднего плана, эти персики целую вечность остаются на месте, поддаваясь волшебной способности Сезанна уравновесить накренившуюся композицию.
О том, как Сезанн разыгрывал трагедии между персиками и кувшином, говорил арт-критик Роджер Фрай:
«Он охотно принимает даже самые заурядные ситуации, расположение предметов, характерное для обыденной жизни. И хотя драматичность описания не является его целью и было бы глупо рассуждать о трагедии его фруктовых блюд, корзин с овощами, яблок, рассыпанных по столу, тем не менее подобные сцены, написанные его кистью, оставляют впечатление событий огромной важности. И даже если такие эпитеты, как «драматичный», «угрожающий», «величественный» или «лиричный», не слишком сочетаются с натюрмортами Сезанна, мы не можем не почувствовать, что они вызывают эмоции, удивительным образом напоминающие нам эти душевные состояния. Мы не можем назвать эти картины трагичными, лиричными и так далее не из-за недостатка эмоций, а вследствие метода исключения и концентрации. Они представляют собой трагедии, лишенные трагических обстоятельств».
@pic_history
#ПольСезанн #Постимпрессионизм #Натюрморт
Прежде чем приступить к написанию натюрморта, Сезанн долго размещал предметы на столе. Чтобы развернуть или приподнять, он подкладывал под фрукты монетки в один су. Закладывал монументальные, похожие на горную гряду, складки на скатерти. Каждый предмет, предназначенный для натюрморта, у Сезанна прав. В какой-то момент обсуждений и оцениваний критики вдруг поняли, что художник не стоял на одном месте, когда писал. Он отходил от холста, увещевая то хрупкую сахарницу, то крепкое яблоко, то податливый, глуховатый персик. Предметы написаны с разных точек зрения - с тех необходимых для постижения предмета позиций, которые Сезанн выбрал.
Задний план в его картинах почти всегда вздыбливается (будь то пейзаж или натюрморт), растягивая и углубляя средний. Пространство растягивается, подставляя для обзора все, что мы хотели бы увидеть, если бы могли обойти стол по кругу вместе с Сезанном. Он не против - он дает заглянуть в кувшин и рассмотреть, устойчиво ли на полу приземлилась вешалка.
По отдельности находясь под постоянной угрозой осыпаться в пропасть переднего плана, эти персики целую вечность остаются на месте, поддаваясь волшебной способности Сезанна уравновесить накренившуюся композицию.
О том, как Сезанн разыгрывал трагедии между персиками и кувшином, говорил арт-критик Роджер Фрай:
«Он охотно принимает даже самые заурядные ситуации, расположение предметов, характерное для обыденной жизни. И хотя драматичность описания не является его целью и было бы глупо рассуждать о трагедии его фруктовых блюд, корзин с овощами, яблок, рассыпанных по столу, тем не менее подобные сцены, написанные его кистью, оставляют впечатление событий огромной важности. И даже если такие эпитеты, как «драматичный», «угрожающий», «величественный» или «лиричный», не слишком сочетаются с натюрмортами Сезанна, мы не можем не почувствовать, что они вызывают эмоции, удивительным образом напоминающие нам эти душевные состояния. Мы не можем назвать эти картины трагичными, лиричными и так далее не из-за недостатка эмоций, а вследствие метода исключения и концентрации. Они представляют собой трагедии, лишенные трагических обстоятельств».
@pic_history
#ПольСезанн #Постимпрессионизм #Натюрморт
Мягкая, нежная цветовая гармония настраивает на медитативный лад. Зритель может заметить, как взаимодействуют друг с другом разные оттенки коричневого – от легкого бежевого до насыщенного шоколадного. Как единственный на полотне элемент кобальтового оттенка перекликается с оранжевыми фрагментами фона и отделяет гитару от столешницы. Как песок, который Брак добавлял к пигментам, придает краске грубую, зернистую текстуру и служит постоянным напоминанием о том, что нарисованные объекты, при всей их понятности и целостности, остаются лишь хорошо проработанной иллюзией. Мы видим эти объекты не впервые: гитара, трубка, бутылка, нотный лист. Брак играет вариации на эти темы уже много лет.
Как и во всех великих натюрмортах, в работе Брака самые простые, самые обыденные предметы наделены удивительной сложностью. Но ключевая особенность состоит не в том, что представляют собой эти предметы, а в том, как именно они представлены. Каждый элемент на картине (и сама картина в целом) является одновременно и живописным образом, и разрушением этого образа.
«Круглый стол» погружает нас в парадоксы живописи. Эта картина показывает нам, что пространство – это на самом деле плоскость. Что, чем реалистичнее выглядит предмет, тем более обманчивым он является. Что кажущаяся прочность на самом деле достаточно хрупка, чтобы ее можно было свернуть в рулон и положить рядом с другими холстами. Брак всю жизнь трудился на ниве создания образов, где иллюзия по определению вытесняет реальность, и он изо всех сил старался не вводить зрителя в заблуждение. И все же до тех пор, пока Брак продолжал рисовать предметы, а не абстракции, он оставался в ловушке фундаментального художественного обмана. Трубка – это не трубка. Гитара – это не гитара. И, похоже, единственный способ приблизиться к правдивости в живописи – сделать обман очевидным для зрителя. «Круглый стол» правдив только потому, что в него невозможно поверить.
@pic_history
#ЖоржБрак #Натюрморт #Кубизм
Как и во всех великих натюрмортах, в работе Брака самые простые, самые обыденные предметы наделены удивительной сложностью. Но ключевая особенность состоит не в том, что представляют собой эти предметы, а в том, как именно они представлены. Каждый элемент на картине (и сама картина в целом) является одновременно и живописным образом, и разрушением этого образа.
«Круглый стол» погружает нас в парадоксы живописи. Эта картина показывает нам, что пространство – это на самом деле плоскость. Что, чем реалистичнее выглядит предмет, тем более обманчивым он является. Что кажущаяся прочность на самом деле достаточно хрупка, чтобы ее можно было свернуть в рулон и положить рядом с другими холстами. Брак всю жизнь трудился на ниве создания образов, где иллюзия по определению вытесняет реальность, и он изо всех сил старался не вводить зрителя в заблуждение. И все же до тех пор, пока Брак продолжал рисовать предметы, а не абстракции, он оставался в ловушке фундаментального художественного обмана. Трубка – это не трубка. Гитара – это не гитара. И, похоже, единственный способ приблизиться к правдивости в живописи – сделать обман очевидным для зрителя. «Круглый стол» правдив только потому, что в него невозможно поверить.
@pic_history
#ЖоржБрак #Натюрморт #Кубизм
Редон остается Редоном
В юности Редон рисовал углем и печатал в один цвет свои знаменитые нуары: на тонких стеблях среди болот росли грустные человеческие головы, в иллюстрациях к бодлеровским «Цветам зла» сосредоточенные юные лица-бутоны покачивались на тонких стеблях над чашей, похожей на ритуальную. В зрелых «цветных» работах Редона, чаще всего выполненных пастелью, цветы растут ниоткуда: распускаются в небесах над головой Будды, оплетают Офелию, в космичекой невесомости или в лабораторной стерильности парят цветными пятнами, распавшимися на тычинки и семечки. Неопознанные галактики, неатрибутированные миры, скрывающие в себе особый внутренний ритм и инерцию зарождающейся жизни.
Понятно же, что цветы у Редона – живые и сложноустроенные организмы.
В 1900-х он пишет цветочные натюрморты прежде всего потому, что они хорошо продаются. Букеты в вазах: иногда в них можно распознать ромашки и маки, настурции и васильки. Иногда цветы выдуманы: неземные, несуществующие, недоступные для опознания по ботаническим атласам. Но выполняя коммерчески востребованные натюрморты, Редон нисколько не изменяет себе в угоду заведомой выгоде.
Французские критики Жорж Атена и Эме Мерло, которые писали под псевдонимом Мариус-Аре Леблон, напечатали в 1907 году в журнале Revue illustrée первую статью-оправдание для цветов Редона. Художник, о котором до сих пор очень мало упоминали в прессе, был от статьи в восторге и говорил, что почувствовал себя наконец живым и вознагражденным за перемены. Леблоны писали так: «Поразившись оттенками этого цветка до трепета, восхитившись его формой со всей глубиной наивности, он был вскоре осенён открытием величайшей таинственности природы, и с того самого момента растворился в этой предельной ясности, заполнив все укромные уголки своего воображения. Цветы он писал ровно такими, как мы их знаем: герань среди велюровых листьев, маргаритки, трепещущие заросли акации, оранжевая желтофиоль и настурция - чудесным образом являются они перед нашими глазами, прорывая пространство своими тонкими стеблями с ослепительными венчиками, а сверкание их цветовых оттенков приостанавливает бег времени. Глядя на них, и мы пробиваемся сквозь тень».
Редон остался художником, который ищет сверхъестественное, невидимое. Но неизбежно накапливая опыт наблюдений за природой, обнаруживает, что придумывать больше не нужно. Нет ничего более мистического, чем сама природа.
@pic_history
#ОдилонРедон #Символизм #Натюрморт
В юности Редон рисовал углем и печатал в один цвет свои знаменитые нуары: на тонких стеблях среди болот росли грустные человеческие головы, в иллюстрациях к бодлеровским «Цветам зла» сосредоточенные юные лица-бутоны покачивались на тонких стеблях над чашей, похожей на ритуальную. В зрелых «цветных» работах Редона, чаще всего выполненных пастелью, цветы растут ниоткуда: распускаются в небесах над головой Будды, оплетают Офелию, в космичекой невесомости или в лабораторной стерильности парят цветными пятнами, распавшимися на тычинки и семечки. Неопознанные галактики, неатрибутированные миры, скрывающие в себе особый внутренний ритм и инерцию зарождающейся жизни.
Понятно же, что цветы у Редона – живые и сложноустроенные организмы.
В 1900-х он пишет цветочные натюрморты прежде всего потому, что они хорошо продаются. Букеты в вазах: иногда в них можно распознать ромашки и маки, настурции и васильки. Иногда цветы выдуманы: неземные, несуществующие, недоступные для опознания по ботаническим атласам. Но выполняя коммерчески востребованные натюрморты, Редон нисколько не изменяет себе в угоду заведомой выгоде.
Французские критики Жорж Атена и Эме Мерло, которые писали под псевдонимом Мариус-Аре Леблон, напечатали в 1907 году в журнале Revue illustrée первую статью-оправдание для цветов Редона. Художник, о котором до сих пор очень мало упоминали в прессе, был от статьи в восторге и говорил, что почувствовал себя наконец живым и вознагражденным за перемены. Леблоны писали так: «Поразившись оттенками этого цветка до трепета, восхитившись его формой со всей глубиной наивности, он был вскоре осенён открытием величайшей таинственности природы, и с того самого момента растворился в этой предельной ясности, заполнив все укромные уголки своего воображения. Цветы он писал ровно такими, как мы их знаем: герань среди велюровых листьев, маргаритки, трепещущие заросли акации, оранжевая желтофиоль и настурция - чудесным образом являются они перед нашими глазами, прорывая пространство своими тонкими стеблями с ослепительными венчиками, а сверкание их цветовых оттенков приостанавливает бег времени. Глядя на них, и мы пробиваемся сквозь тень».
Редон остался художником, который ищет сверхъестественное, невидимое. Но неизбежно накапливая опыт наблюдений за природой, обнаруживает, что придумывать больше не нужно. Нет ничего более мистического, чем сама природа.
@pic_history
#ОдилонРедон #Символизм #Натюрморт
Исчезновение и возвращение
«Натюрморт с атрибутами искусства» написан Ж.Б.С.Шарденом по заказу российской императрицы Екатерины II. По функциональному назначению это дессю-де-порт (франц. dessus de porte – «над дверью») – живописное панно, располагающееся над дверным проемом. «Натюрморт…» должен был украшать конференц-зал строящейся санкт-петербургской Академии художеств, однако так пришелся по душе императрице, что остался в её личном собрании – в Эрмитаже.
«Натюрморт…» задуман как важная для эпохи Просвещения аллегория гармонического союза основных видов пластических искусств. Палитра с кистями и деревянные ящики для красок символизируют живопись; медный сосуд с чеканными украшениями и статуэтка древнеримского бога Меркурия, покровителя искусств и ремесел – скульптуру; небрежно брошенные чертежи, бумажные свитки и готовальня с чертёжными принадлежностями – архитектуру. Книги должны дополнительно подчеркнуть идею Просвещения и, возможно, намекнуть на важный для своего времени императив: художник обязан быть хорошо образован.
В 1854-м году в Эрмитаже произошло неслыханное событие – аукцион картин, которые Николай I по известным лишь ему одному мотивам счел недостойными занимать место в императорском собрании. Ряд замечательных полотен разошелся по частным коллекциям. «Натюрморт с атрибутами искусств» тоже был продан в неизвестные руки. Почти на 70 лет он совершенно исчез из поля зрения искусствоведов, несмотря на то, что сотрудники Эрмитажа не прекращали попыток его найти. Значительно повреждённая картина обнаружилась в 1923-м году на складах петербургской «Комиссии по борьбе с роскошью». После капитальной реставрации «Натюрморт…» Шардена вновь занял почетное место в Эрмитаже.
@pic_history
#СимеонШарден #Натюрморт #Рококо
«Натюрморт с атрибутами искусства» написан Ж.Б.С.Шарденом по заказу российской императрицы Екатерины II. По функциональному назначению это дессю-де-порт (франц. dessus de porte – «над дверью») – живописное панно, располагающееся над дверным проемом. «Натюрморт…» должен был украшать конференц-зал строящейся санкт-петербургской Академии художеств, однако так пришелся по душе императрице, что остался в её личном собрании – в Эрмитаже.
«Натюрморт…» задуман как важная для эпохи Просвещения аллегория гармонического союза основных видов пластических искусств. Палитра с кистями и деревянные ящики для красок символизируют живопись; медный сосуд с чеканными украшениями и статуэтка древнеримского бога Меркурия, покровителя искусств и ремесел – скульптуру; небрежно брошенные чертежи, бумажные свитки и готовальня с чертёжными принадлежностями – архитектуру. Книги должны дополнительно подчеркнуть идею Просвещения и, возможно, намекнуть на важный для своего времени императив: художник обязан быть хорошо образован.
В 1854-м году в Эрмитаже произошло неслыханное событие – аукцион картин, которые Николай I по известным лишь ему одному мотивам счел недостойными занимать место в императорском собрании. Ряд замечательных полотен разошелся по частным коллекциям. «Натюрморт с атрибутами искусств» тоже был продан в неизвестные руки. Почти на 70 лет он совершенно исчез из поля зрения искусствоведов, несмотря на то, что сотрудники Эрмитажа не прекращали попыток его найти. Значительно повреждённая картина обнаружилась в 1923-м году на складах петербургской «Комиссии по борьбе с роскошью». После капитальной реставрации «Натюрморт…» Шардена вновь занял почетное место в Эрмитаже.
@pic_history
#СимеонШарден #Натюрморт #Рококо
Реминисценция первая: гравюра. На заднем плане ренуаровского натюрморта – гравюра к картине, о которой сейчас мало кто знает. В XIX веке ее считали произведением Веласкеса и она находилась в Лувре вместе с другими испанскими шедеврами, попавшими в музейные залы в качестве наполеоновских военных трофеев. Мане был в восторге от Испании и Веласкеса, он написал десятки полотен, вдохновленный испанскими мотивами, испанскими костюмами, композицией и мотивами испанских художников. Сейчас полотно приписывают зятю Веласкеса Хуану Батисте Мартинесу дель Масо или просто Мадридской школе. Но ту гравюру, которая оказалась внутри «Натюрморта с букетом и веером», абсолютно точно сделал Эдуар Мане.
Реминисценция вторая: цветы. Если бы не было гравюры, все остальные переклички можно было бы считать слегка надуманными, но Ренуар сам узаконил дальнейшие поиски аллюзий. Букет на скандальной картине Эдуара Мане «Олимпия» слишком большой, критики не преминули упрекнуть художника в нарушении пропорций. Зато его невозможно не заметить: это смысловой центр картины, который превращает обыкновенное изображение обнаженной женской натуры в весьма недвусмысленный сюжет: за букетом где-то там, в гостиной, на пороге, за дверью, мужчина, которого вот-вот должна принять Олимпия, обнаженная Олимпия. Этот букет наверняка запомнили все: и критики, брызжущие ядовитыми упреками в неприличности, и молодые импрессионисты, которые назвали Мане своим учителем. Букет для натюрморта Ренуар собирал по своему вкусу, но обернул его точно в такую же, как у «Олимпии», плотную белую бумагу.
Реминисценция третья: веер и книги. Япония стала для французов не меньшим откровением и художественным потрясением, чем Испания. Композиционные решения, цветовые находки, рисунок японских гравюр – все это буквально проросло в импрессионизм. Моне, Ван Гог, Сезанн и конечно Ренуар скупали стопки восточных пейзажей в художественных лавках, развешивали их по стенам, впитывали и учились. «Я уверен, что японские пейзажи не лучше других. Только одно: японские художники сумели найти спрятанный клад», - восхищался Ренуар уже много лет спустя. На этом японо-фанатском объяснении можно было бы остановиться, если бы не книги и если бы не заданная уже необходимость искать Мане. В каждой детали. И Мане снова находится. За два года до того, как Ренуар взялся собрать все эти знаковые вещи на одной картине, Мане пишет портрет Эмиля Золя за рабочим столом. Наверняка Ренуар его видел и схватил оттуда на память пару книг и японские мотивы. Во всяком случае так могло быть.
@pic_history
#ПьерОгюстРенуар #Натюрморт #Импрессионизм
Реминисценция вторая: цветы. Если бы не было гравюры, все остальные переклички можно было бы считать слегка надуманными, но Ренуар сам узаконил дальнейшие поиски аллюзий. Букет на скандальной картине Эдуара Мане «Олимпия» слишком большой, критики не преминули упрекнуть художника в нарушении пропорций. Зато его невозможно не заметить: это смысловой центр картины, который превращает обыкновенное изображение обнаженной женской натуры в весьма недвусмысленный сюжет: за букетом где-то там, в гостиной, на пороге, за дверью, мужчина, которого вот-вот должна принять Олимпия, обнаженная Олимпия. Этот букет наверняка запомнили все: и критики, брызжущие ядовитыми упреками в неприличности, и молодые импрессионисты, которые назвали Мане своим учителем. Букет для натюрморта Ренуар собирал по своему вкусу, но обернул его точно в такую же, как у «Олимпии», плотную белую бумагу.
Реминисценция третья: веер и книги. Япония стала для французов не меньшим откровением и художественным потрясением, чем Испания. Композиционные решения, цветовые находки, рисунок японских гравюр – все это буквально проросло в импрессионизм. Моне, Ван Гог, Сезанн и конечно Ренуар скупали стопки восточных пейзажей в художественных лавках, развешивали их по стенам, впитывали и учились. «Я уверен, что японские пейзажи не лучше других. Только одно: японские художники сумели найти спрятанный клад», - восхищался Ренуар уже много лет спустя. На этом японо-фанатском объяснении можно было бы остановиться, если бы не книги и если бы не заданная уже необходимость искать Мане. В каждой детали. И Мане снова находится. За два года до того, как Ренуар взялся собрать все эти знаковые вещи на одной картине, Мане пишет портрет Эмиля Золя за рабочим столом. Наверняка Ренуар его видел и схватил оттуда на память пару книг и японские мотивы. Во всяком случае так могло быть.
@pic_history
#ПьерОгюстРенуар #Натюрморт #Импрессионизм