Согласно психоанализу мысль - это действие с отсрочкой во времени. Цель наших действий - реализация желаний и получение удовольствия. Действие отсрочено до тех пор, пока не будут созданы все условия для его реализации. Мыслить - значит подчинять принцип удовольствия принципу реальности, поэтому мыслить нелегко.
Дидье Анзьё. Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему.
#ДидьеАнзье #мышление
Дидье Анзьё. Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему.
#ДидьеАнзье #мышление
Есть два вызова, которые Природа бросила человеческому разуму - это существование сексуальности и существование смерти. Даже, может быть, разум и сотворил мысль для того, чтобы ответить сполна на эти вызовы, чтобы контейнировать страхи, исследовать сновидения и фантазии, порассуждать об интра- и интерпсихических конфликтах, возникающих у людей вследствие своего бессилия, ограниченности, одиночества, нарциссических ран, неудач, тоски, тщеславия, своего состояния, отсутствия чувства меры, ничтожества - всё это, по Паскалю, признаки первородного греха, в психоанализе называющегося комплексом кастрации.
Дидье Анзьё. Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему.
#ДидьеАнзье
Дидье Анзьё. Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему.
#ДидьеАнзье
…одна из главных трудностей на пути подготовки психоаналитиков – это их тенденция к эгоцентризму. Они спонтанно принимают собственное ментальное функционирование за норму. Они обвиняют пациента, что у него-то оно не такое. Психоаналитик должен принять тот факт, что фантазии пациентов или коллег отличаются от его собственных. Фантазии, но не мыслительный процесс. И такой контрперенос выбивает его из рамок благожелательной нейтральности.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #нейтральность
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #нейтральность
Анзьё о мышлении
Человек – это животное, стоящее на ногах, опирающееся на свой позвоночник для того, чтобы его голова оказалась сверху, а в метафоро-метонимическом смысле, чтобы мышление оказалось на вершине психики.
Для одних мыслить – это прошлое. Для других – будущее. Между этим прошлым и будущим можно начать мыслить за счёт того чистого присутствия в настоящем времени, которое и есть ожидание, осмысливая отсутствие объекта, присутствие пустоты, вакуумной среды, способной трансформироваться в мыслительный аппарат. Ожидание, пустота, отсутствие – вот то скопление, необходимое для того, чтобы мышление смогло подняться на ноги.
Мыслить – значит искать основу, прочную как скала, возводить фундаменты на твёрдой земле, остерегаться разломов, зыбучих песков, обвалов. Это значит цепляться за фиксированные точки, за доверие, приобретённое через опыт держания и надёжного ношения.
Мышление – есть огромные лёгкие, которые то расширяются, то сокращаются.
У мышления кружится голова, когда оно заглядывает в пропасть своего собственного функционирования в поисках стабильных центров, которые рано или поздно убегают, и кругов с постоянно расползающимися краями, похожими на раны пространства, которым не удаётся затянуться.
Способность к мышлению есть у того, кого носили основательно [речь о холдинге по Винникотту, о прочности материнского ношения].
Мышление конституируется как самоопора, самодержатель, самоношение, по всей видимости, в возрасте аутоэротизма.
Сам факт мышления – это сублимация. Вернее, нулевая ступень сублимации, предварительное условие для всех сублимаций.
Мышление возвышает душу, создаёт величие человека (всё тот же Паскаль), дарит возвышенные мысли. Мышление – это движение вверх. Из него состоит наше достоинство (ещё раз Паскаль).
Необходимо умерить признание фаллической иллюзии о воображаемом всемогуществе абсолютного знания. У мышления свои ошибки, свои ограничения, свои слабости. Необходимо проявлять некую смиренность в работе с мышлением.
Четыре возможных способа ментального функционирования (контейнирование, нирвана, повторение, удовольствие / неудовольствие) распределяют между собой имплицитный запрет на мышление и обращение к решениям более быстрым и более экономичным, чем мышление.
Мыслить – значит выдерживать возбуждение, пятиться от него назад, отмечать границы его вторжения в сознание.
Мышление потребляет психическую и физическую энергию. Мыслить утомительно.
…мыслить психоаналитически – значит осмысливать реальность ментального функционирования другого человека, когда оно не функционирует по принципу реальности (цель основного правила свободной ассоциации – приостановить его).
Мышление приносит нам не одну лишь работу, удовольствие, страх. Мышление придаёт нашей психике силу.
Существует неразрывная связь между аутоэротичными удовольствиями кожи, нарциссическими удовольствиями Я и интеллектуальными удовольствиями мышления.
…насколько это волнующе для психоаналитика, когда пациент добирается до возможности мыслить о себе самом, о других людях. Его психическая экономика может реорганизовывать себя. Он выигрывает в гибкости и полноте. Он устанавливает дистанцию по отношению к симптомам, к торможениям. Он испытывает двойное чувство внутренней свободы и внешней необходимости.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему», глава «Восемь функций мышления».
#ДидьеАнзье #мышление
Человек – это животное, стоящее на ногах, опирающееся на свой позвоночник для того, чтобы его голова оказалась сверху, а в метафоро-метонимическом смысле, чтобы мышление оказалось на вершине психики.
Для одних мыслить – это прошлое. Для других – будущее. Между этим прошлым и будущим можно начать мыслить за счёт того чистого присутствия в настоящем времени, которое и есть ожидание, осмысливая отсутствие объекта, присутствие пустоты, вакуумной среды, способной трансформироваться в мыслительный аппарат. Ожидание, пустота, отсутствие – вот то скопление, необходимое для того, чтобы мышление смогло подняться на ноги.
Мыслить – значит искать основу, прочную как скала, возводить фундаменты на твёрдой земле, остерегаться разломов, зыбучих песков, обвалов. Это значит цепляться за фиксированные точки, за доверие, приобретённое через опыт держания и надёжного ношения.
Мышление – есть огромные лёгкие, которые то расширяются, то сокращаются.
У мышления кружится голова, когда оно заглядывает в пропасть своего собственного функционирования в поисках стабильных центров, которые рано или поздно убегают, и кругов с постоянно расползающимися краями, похожими на раны пространства, которым не удаётся затянуться.
Способность к мышлению есть у того, кого носили основательно [речь о холдинге по Винникотту, о прочности материнского ношения].
Мышление конституируется как самоопора, самодержатель, самоношение, по всей видимости, в возрасте аутоэротизма.
Сам факт мышления – это сублимация. Вернее, нулевая ступень сублимации, предварительное условие для всех сублимаций.
Мышление возвышает душу, создаёт величие человека (всё тот же Паскаль), дарит возвышенные мысли. Мышление – это движение вверх. Из него состоит наше достоинство (ещё раз Паскаль).
Необходимо умерить признание фаллической иллюзии о воображаемом всемогуществе абсолютного знания. У мышления свои ошибки, свои ограничения, свои слабости. Необходимо проявлять некую смиренность в работе с мышлением.
Четыре возможных способа ментального функционирования (контейнирование, нирвана, повторение, удовольствие / неудовольствие) распределяют между собой имплицитный запрет на мышление и обращение к решениям более быстрым и более экономичным, чем мышление.
Мыслить – значит выдерживать возбуждение, пятиться от него назад, отмечать границы его вторжения в сознание.
Мышление потребляет психическую и физическую энергию. Мыслить утомительно.
…мыслить психоаналитически – значит осмысливать реальность ментального функционирования другого человека, когда оно не функционирует по принципу реальности (цель основного правила свободной ассоциации – приостановить его).
Мышление приносит нам не одну лишь работу, удовольствие, страх. Мышление придаёт нашей психике силу.
Существует неразрывная связь между аутоэротичными удовольствиями кожи, нарциссическими удовольствиями Я и интеллектуальными удовольствиями мышления.
…насколько это волнующе для психоаналитика, когда пациент добирается до возможности мыслить о себе самом, о других людях. Его психическая экономика может реорганизовывать себя. Он выигрывает в гибкости и полноте. Он устанавливает дистанцию по отношению к симптомам, к торможениям. Он испытывает двойное чувство внутренней свободы и внешней необходимости.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему», глава «Восемь функций мышления».
#ДидьеАнзье #мышление
Ребёнок, подверженный слишком раннему, слишком частому, слишком сильному стимулированию [слишком сильное возбуждение равно травме], должен прибегнуть к другой расстановке опор. Одна форма – это мускульная опора, создающая более жёсткую, более прочную, более мощную защиту от раздражителей. Другая форма – это зона расплывчатости, дыма, «тумана», которая как раз и «затуманивает» восприятие.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему», глава «Восемь функций мышления».
#ДидьеАнзье #травма #возбуждение
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему», глава «Восемь функций мышления».
#ДидьеАнзье #травма #возбуждение
Ассоциативная работа пациента с повторениями, вариантами, блокадами, но ориентированная внутрь динамического поля при помощи переноса, приводит пациента к реконструкции своей истории, истории своих психических конфликтов, последствий своих травм, со своей спецификой, своеобразием (своим онтогенезом) и с общими чертами в фазах развития топики и влечения (филогенез). Вся история, прожитая в целом, потенциально присутствует в каждой из её частей. Она в этой частице повторяется, видоизменяется, преображается, искажается, сокращается или раздувается, смотря с какой стороны подойти. И наоборот, в одной единственной части может отразиться, представиться в сжатом виде целое будущее. Всем известно, как важен первый сеанс, в котором зачастую запрограммировано всё последующее лечение, это своего рода программный продукт.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье
Молодой психоаналитик не переносит долгого молчания пациента (которого он прерывает вопросами и даже напоминанием правила о незамалчивании), когда чувствует, что это молчание сопровождается регрессией к состоянию первичного нарциссизма и что он сам боится вовлечения в эту регрессию.
Начинающий психоаналитик возмущается от рассказа пациента об одном и том же эпизоде, переданного в сотый раз, и он думает, что «интерпретирует», когда зацикливается на этом месте в бесполезном и неэффективном «повторении», мешающем пациенту создавать новые ассоциации; аналитик чувствует себя измотанным от повторения, не понимая, что цель повторения – измотать первоначальную травму, и это изматывание переносится на психоанализ и на психоаналитика; таким образом, этот последний призван работать с методом повторения и показывать пациенту, как возможно это развивать.
Студент-аналитик горько разочарован, когда пациент отворачивается от достигнутого успеха, начинает сомневаться в нём, забывать и отрицать его. Аналитик стремится отказаться от неблагодарной мыслительной работы, покинуть пациента (а у того одна лишь сильная тенденция кинуть себя самого), обвинить его внутри себя в неблагодарности и открыто заявить о плохой мотивации или фальсификации проделанной работы, не видя, что пациент привязывается к принципу постоянства, что один шаг вперёд требует одного шага назад, что равновесие, приобретённое ранее, приветствуется при переходе к новому равновесию, незнакомому, нестабильному.
Дидье Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #НавязчивоеПовторение #молчание
Начинающий психоаналитик возмущается от рассказа пациента об одном и том же эпизоде, переданного в сотый раз, и он думает, что «интерпретирует», когда зацикливается на этом месте в бесполезном и неэффективном «повторении», мешающем пациенту создавать новые ассоциации; аналитик чувствует себя измотанным от повторения, не понимая, что цель повторения – измотать первоначальную травму, и это изматывание переносится на психоанализ и на психоаналитика; таким образом, этот последний призван работать с методом повторения и показывать пациенту, как возможно это развивать.
Студент-аналитик горько разочарован, когда пациент отворачивается от достигнутого успеха, начинает сомневаться в нём, забывать и отрицать его. Аналитик стремится отказаться от неблагодарной мыслительной работы, покинуть пациента (а у того одна лишь сильная тенденция кинуть себя самого), обвинить его внутри себя в неблагодарности и открыто заявить о плохой мотивации или фальсификации проделанной работы, не видя, что пациент привязывается к принципу постоянства, что один шаг вперёд требует одного шага назад, что равновесие, приобретённое ранее, приветствуется при переходе к новому равновесию, незнакомому, нестабильному.
Дидье Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #НавязчивоеПовторение #молчание
Мышление приносит нам не одну лишь работу, удовольствие, страх. Мышление придаёт нашей психике силу.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #мышление
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДидьеАнзье #мышление
Опыт достаточно хорошей, а главное, достаточно мыслящей матери даёт младенцу необходимое доверие к человеческому окружению, затем к природе, для того, чтобы находить там достаточное удовлетворение для своих потребностей.
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДостаточноХорошаяМать
#ДидьеАнзье
Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему».
#ДостаточноХорошаяМать
#ДидьеАнзье
Ниже – весьма интимный фрагмент из книги выдающегося аналитика Д. Анзьё «Мышление: от Я-кожи к Я-мыслящему» (почти невозможно представить себе подобное обнажение собственного мыслительного процесса на страницах книг современных аналитиков, оно, как правило, остаётся не на страницах, а на кушетках и в памяти их аналитиков). Это очень красивый пример работы индивидуальной, ассоциативной, контейнирующей и плодотворной мысли, приносящей расслабление, облегчающей боль и дающей энергию, импульс к творчеству:
«Перед тем, как лечь спать, я осознаю свое ядро. Его наличия достаточно, чтобы удерживать мою неподвижность, расслабленность: в момент пробуждения я буду чувствовать себя отдохнувшим. Но стойкое ядро страха продолжает существовать, оно не поддается моим объяснениям, моим ассоциациям. Резиденция моего Я — более не мой мозг, а мое сплетение: мое сознание полностью локализуется в этом ядре, этаком гнезде. Солнечное сознание, так хорошо названное, пускает лучи из моего сплетения по всему моему телу, но вулкан страха вдруг начинает действовать, его лава меня сжигает и парализует. Локализация обостренная, но ее трудно уточнить. Опытным путем я научился различать побочные страхи: неудовлетворенное желание, сводящее судорогами пищевод; ненависть, колющая сердце; подавляемая жестокость, стягивающая мышцы затылка и лопаток; вернувшийся отказ, от которого болит мой кишечник; страх внезапной смерти, меняющий направление вдоха одного из моих реакторов, тогда как другое мое легкое сопротивляется выдоху — я задыхаюсь, хриплю, произвожу экспирацию (слово-то какое!), отчаянно воя. Нет, речь идет о моем центральном, экзистенциальном страхе; это ни кислота, разъедающая желудок, ни пучащее вздутие живота. Я бы расположил его позади пупка, там, где моя пуповина была перерезана и перевязана. В значительной степени образная мысль, не оставляющая мое вдохновение в покое.
Защитить этот пупок, через который в меня вливалась жизнь. Положить на него свою правую руку, руку клятв, письма, преданности. Накрыть ее другой рукой, чтобы не дать соскользнуть первой и задержать тепло. Такова надгробная статуя, молящая о вечности.
Итак, я молюсь. Старый рефлекс, доставшийся от моего религиозного детства. Отец, сжальтесь надо мной. Я никогда не обращался к Богородице. Именно к отцу шли мои молитвы. Отодвиньте от меня сию чашу горечи. Не покидайте меня в одиноком мучении. Сотрите со лба мой кровавый пот. Нет, вот уже долгое время, как я больше не молюсь. Вместо этого мирское утешение приходит мне на ум: я же плачу долю за вдохновение. Мой страх забирает свою долю от моих успехов, берет свой налог на добавленную стоимость от минут моего счастья.
Немедленное расслабление. Боль почти исчезает. Во всяком случае, она не идет дальше. Мысли прекращают свое нашествие, свой балаган. Я снова мыслю. Я хочу достать маленькую подушечку, скинутую вчера вечером на пол около кровати. Моя рука повинуется. Она осторожно кладет это плюшевое дитя на мой живот. Подушка-буфер против внешней агрессии. Моя брюшная полость, мой абдомен (я чуть было не сказал абдольмен) становится защищенным. Я есть и младенец, и его мать, которые образуют единое целое. Я не засыпаю. Я спокоен, счастлив. Я заплатил. Я думаю об этой странице, которую напишу через час».
#ДидьеАнзье
«Перед тем, как лечь спать, я осознаю свое ядро. Его наличия достаточно, чтобы удерживать мою неподвижность, расслабленность: в момент пробуждения я буду чувствовать себя отдохнувшим. Но стойкое ядро страха продолжает существовать, оно не поддается моим объяснениям, моим ассоциациям. Резиденция моего Я — более не мой мозг, а мое сплетение: мое сознание полностью локализуется в этом ядре, этаком гнезде. Солнечное сознание, так хорошо названное, пускает лучи из моего сплетения по всему моему телу, но вулкан страха вдруг начинает действовать, его лава меня сжигает и парализует. Локализация обостренная, но ее трудно уточнить. Опытным путем я научился различать побочные страхи: неудовлетворенное желание, сводящее судорогами пищевод; ненависть, колющая сердце; подавляемая жестокость, стягивающая мышцы затылка и лопаток; вернувшийся отказ, от которого болит мой кишечник; страх внезапной смерти, меняющий направление вдоха одного из моих реакторов, тогда как другое мое легкое сопротивляется выдоху — я задыхаюсь, хриплю, произвожу экспирацию (слово-то какое!), отчаянно воя. Нет, речь идет о моем центральном, экзистенциальном страхе; это ни кислота, разъедающая желудок, ни пучащее вздутие живота. Я бы расположил его позади пупка, там, где моя пуповина была перерезана и перевязана. В значительной степени образная мысль, не оставляющая мое вдохновение в покое.
Защитить этот пупок, через который в меня вливалась жизнь. Положить на него свою правую руку, руку клятв, письма, преданности. Накрыть ее другой рукой, чтобы не дать соскользнуть первой и задержать тепло. Такова надгробная статуя, молящая о вечности.
Итак, я молюсь. Старый рефлекс, доставшийся от моего религиозного детства. Отец, сжальтесь надо мной. Я никогда не обращался к Богородице. Именно к отцу шли мои молитвы. Отодвиньте от меня сию чашу горечи. Не покидайте меня в одиноком мучении. Сотрите со лба мой кровавый пот. Нет, вот уже долгое время, как я больше не молюсь. Вместо этого мирское утешение приходит мне на ум: я же плачу долю за вдохновение. Мой страх забирает свою долю от моих успехов, берет свой налог на добавленную стоимость от минут моего счастья.
Немедленное расслабление. Боль почти исчезает. Во всяком случае, она не идет дальше. Мысли прекращают свое нашествие, свой балаган. Я снова мыслю. Я хочу достать маленькую подушечку, скинутую вчера вечером на пол около кровати. Моя рука повинуется. Она осторожно кладет это плюшевое дитя на мой живот. Подушка-буфер против внешней агрессии. Моя брюшная полость, мой абдомен (я чуть было не сказал абдольмен) становится защищенным. Я есть и младенец, и его мать, которые образуют единое целое. Я не засыпаю. Я спокоен, счастлив. Я заплатил. Я думаю об этой странице, которую напишу через час».
#ДидьеАнзье