Big Business
1988, США
Американская «глубинка», родовые схватки у жены магната, — чета случайно оказалась в этих местах. В захолустной больнице появляются на свет четыре девочки, — и у богачей близняшки, и у фермерской семьи. Медсестра, не то полуслепая, не то пьяная, путает детей. Деревенские Сэди и Роуз так и не узнали бы о существовании своих городских копий, но спустя годы на грани закрытия местная мебельная фабрика, что может оставить многих без работы. Волевая Роуз, прихватив взбалмошную Сэди, едет в Нью-Йорк, чтобы остановить продажу производства, не зная еще, что владелицы этого бизнеса — их близняшки, мечтательная Роуз и хваткая Сэди. И начинается каскад комических ошибок.
Глупейшее кино, главная задача которого — быть глупее глупого, и в том его достоинство. Джим Абрахамс, мастер фильмов-пародий, довольно удачно притворяется, что ничего серьёзного ввиду не имеет, однако классический сюжет о подменышах разворачивает в галерею характеров, отлично описывающих дух конца 1980-х, когда алчности дельцов, открывающих для себя бизнес-глобализм, пытались противостоять условные «пролетарии», когда феминизм второй волны в равной степени олицетворяли и хищные бизнес-леди, и профсоюзные активистки, когда «путь наверх» уравновешивала тяга «назад к корням», когда патриархальное причудливо сочеталось с неокапиталистическим.
Интересна, однако, не столько фиксация времени ушедшего, сколько то, как в «некогда» проявляло себя запретное. Иными словами, — вопрос, что делает «Большой бизнес», кассовую голливудскую комедию 1988 года, квир-высказыванием. На мой взгляд, только этим картина и ценна.
Во-первых, главные роли сыграли две не проходные для американского квир-сообщества актрисы. Бетт Мидлер, королева гей-саун и подружка всех голливудских гомосексуалов той поры, выступила в двух своих любимых амплуа: клоунессы-певицы с амбициями (деревенская Сэди) и завзятой стервы (городская Сэди). Лили Томлин, сыгравшая двух «роуз» — не от мира сего и правозащитницу — одна из самых известных лесбиянок Голливуда, подруга гей-писателя Армистеда Мопина («Городскиеистории»), с которым сообща сделала возможным революционный для мирового кинематографа док «Celluloid Closet» (1995) об ЛГБТ-людях на «фабрике грез». Впрочем, этих биографических деталей можно и не знать, — и Мидлер с ее кэмповыми ужимками, и Томлин с особым андрогинным шармом безошибочно распознаются квир-зрителем как «свои».
В «Большом бизнесе» имеется необязательный в развитии сюжета, но, очевидно, важный для создателей гей-гэг. Ближайшие помощники хищной Сэди — гей-пара. «Это вы во Вьетнаме купили?» — спрашивает простодушный деревенский парень у одного из них, указывая на халат. «На Fire Island», — отвечает тот, поминая популярный американский гей-курорт. Сценаристы, введя мужскую пару на второстепенные роли, хотели усложнить комедию недоразумений, — деревенщина не видит в мужчинах гомосексуалов. И эта шутка — «для своих». Геи лишены карикатурных примет гомосексуалов, — на вид обычные клерки, каких можно было увидеть тогда в специальных барах Нью-Йорка. Реализм, который трудно было б ожидать в «дурацкой» комедии.
Какой бы чушью ни притворялась, эта картина оказалась достаточно умна, чтобы разойтись на цитаты. Зачин: чтобы получить место для роженицы в фабричной больнице, богач просто покупает фабрику. Схожим образом начинается ромком «Безумно богатые азиаты», блокбастер 2018 года, квир-вайб которого сложно не заметить — там миллионеры из Сингапура покупают традиционный отель, чтобы переночевать. Знаменитая сцена явления Миранды Пристли в ромкоме «Дьявол носит «Прада», — едва ли не покадровая цитата из «Большого бизнеса» с громоподобным приходом стервозной Сэди в обличии Мидлер.
Но главное же в том, на мой взгляд, что это квир-кино по самому целеполаганию. Выросшие не там, где им предписывалось, и взбалмошная Сэди, и мечтательная Роуз ощущают себя не на своем месте, в обстановке не для них предназначенной. А это и есть самая суть драмы любого квир-человека во все времена. Чужой среди своих. #неочевидноквир #кропоткинкино
1988, США
Американская «глубинка», родовые схватки у жены магната, — чета случайно оказалась в этих местах. В захолустной больнице появляются на свет четыре девочки, — и у богачей близняшки, и у фермерской семьи. Медсестра, не то полуслепая, не то пьяная, путает детей. Деревенские Сэди и Роуз так и не узнали бы о существовании своих городских копий, но спустя годы на грани закрытия местная мебельная фабрика, что может оставить многих без работы. Волевая Роуз, прихватив взбалмошную Сэди, едет в Нью-Йорк, чтобы остановить продажу производства, не зная еще, что владелицы этого бизнеса — их близняшки, мечтательная Роуз и хваткая Сэди. И начинается каскад комических ошибок.
Глупейшее кино, главная задача которого — быть глупее глупого, и в том его достоинство. Джим Абрахамс, мастер фильмов-пародий, довольно удачно притворяется, что ничего серьёзного ввиду не имеет, однако классический сюжет о подменышах разворачивает в галерею характеров, отлично описывающих дух конца 1980-х, когда алчности дельцов, открывающих для себя бизнес-глобализм, пытались противостоять условные «пролетарии», когда феминизм второй волны в равной степени олицетворяли и хищные бизнес-леди, и профсоюзные активистки, когда «путь наверх» уравновешивала тяга «назад к корням», когда патриархальное причудливо сочеталось с неокапиталистическим.
Интересна, однако, не столько фиксация времени ушедшего, сколько то, как в «некогда» проявляло себя запретное. Иными словами, — вопрос, что делает «Большой бизнес», кассовую голливудскую комедию 1988 года, квир-высказыванием. На мой взгляд, только этим картина и ценна.
Во-первых, главные роли сыграли две не проходные для американского квир-сообщества актрисы. Бетт Мидлер, королева гей-саун и подружка всех голливудских гомосексуалов той поры, выступила в двух своих любимых амплуа: клоунессы-певицы с амбициями (деревенская Сэди) и завзятой стервы (городская Сэди). Лили Томлин, сыгравшая двух «роуз» — не от мира сего и правозащитницу — одна из самых известных лесбиянок Голливуда, подруга гей-писателя Армистеда Мопина («Городскиеистории»), с которым сообща сделала возможным революционный для мирового кинематографа док «Celluloid Closet» (1995) об ЛГБТ-людях на «фабрике грез». Впрочем, этих биографических деталей можно и не знать, — и Мидлер с ее кэмповыми ужимками, и Томлин с особым андрогинным шармом безошибочно распознаются квир-зрителем как «свои».
В «Большом бизнесе» имеется необязательный в развитии сюжета, но, очевидно, важный для создателей гей-гэг. Ближайшие помощники хищной Сэди — гей-пара. «Это вы во Вьетнаме купили?» — спрашивает простодушный деревенский парень у одного из них, указывая на халат. «На Fire Island», — отвечает тот, поминая популярный американский гей-курорт. Сценаристы, введя мужскую пару на второстепенные роли, хотели усложнить комедию недоразумений, — деревенщина не видит в мужчинах гомосексуалов. И эта шутка — «для своих». Геи лишены карикатурных примет гомосексуалов, — на вид обычные клерки, каких можно было увидеть тогда в специальных барах Нью-Йорка. Реализм, который трудно было б ожидать в «дурацкой» комедии.
Какой бы чушью ни притворялась, эта картина оказалась достаточно умна, чтобы разойтись на цитаты. Зачин: чтобы получить место для роженицы в фабричной больнице, богач просто покупает фабрику. Схожим образом начинается ромком «Безумно богатые азиаты», блокбастер 2018 года, квир-вайб которого сложно не заметить — там миллионеры из Сингапура покупают традиционный отель, чтобы переночевать. Знаменитая сцена явления Миранды Пристли в ромкоме «Дьявол носит «Прада», — едва ли не покадровая цитата из «Большого бизнеса» с громоподобным приходом стервозной Сэди в обличии Мидлер.
Но главное же в том, на мой взгляд, что это квир-кино по самому целеполаганию. Выросшие не там, где им предписывалось, и взбалмошная Сэди, и мечтательная Роуз ощущают себя не на своем месте, в обстановке не для них предназначенной. А это и есть самая суть драмы любого квир-человека во все времена. Чужой среди своих. #неочевидноквир #кропоткинкино
В свое время упустил фильм «Election», что к лучшему, — 25 лет назад, сразу по выходу я едва ли понял бы, о чем он на самом деле, как не поняли того и российские прокатчики, давшие картине название «Выскочка».
В году 1999 Риз Уизерспун, в ту пору старлетка, сыграла Трейси Флик, амбициозную старшеклассницу с обаянием шурупа, которая хочет быть в очередной раз избранной в президентки школьного совета. Тому бы запросто быть, но девицу с трудом терпит Джим Макаллистер, учитель истории из задротов, которого с убедительным задротством воплотил Мэтью Бродерик. Его герой лишился женатого товарища-коллеги, который имел глупость самым плотским образом увлечься несовершеннолетней Трейси и вылетел как из дома, так и с работы. Мистер Макаллистер усложняет рутинный выборный процесс, предложив включиться в борьбу за президентство Полу Метцлеру, глуповатому спортсмену, всеобщему любимцу. А следом возникает и третий кандидат, из тех, которых сейчас именуют спойлерами, — самовыдвиженкой выступает Тэмми Метцлер, она хочет досадить брату, который нечаянно увел у нее, юной лесбиянки, девушку.
Александр Пейн экранизировал роман так, как с романами бывает редко, — это полифоничное, умеющее держать покерфейс кино, а не пересказанная его средствами литература. Режиссер объяснял, что не собирался снимать очередной фильм про старшеклассников, но, прочитав сочинение Тома Перротты, понял, что школьные декорации — обманка, позволяющая порассуждать о человеке и власти.
То, что в России конца 1990-х — начала 2000-х считывалось как злой приговор одной не в меру энергичной особе, ныне, четверть века спустя выглядит напоминанием о несовершенстве выборных процессов, — страной уже два с лишним десятка лет правит такой «выскочка» и, надо полагать, намерения свои он тоже считает благими. Трейси Флик, похожая на воплощенную зубную боль, в приступе внезапного бешенства срывает предвыборные плакаты своих конкурентов, чем нарушает процедуру избирательного процесса. За одним злоупотреблением следует и другое, — школьницу на свой сомнительный лад тщетно пытается остановить учитель.
Фильм в целом хорошо сохранился, — он прекрасно резонирует, к примеру, с нынешними спорами в русскоязычном фейсбуке, стоило ли быть столь неразборчивыми в средствах во время президентских выборов 1996 года, чтобы к власти в России не пришли коммунисты. Как сейчас очевидно, следствием недобросовестно реализованного избирательного права стала имитация демократии, — во всех ее, год от года все более жутких уродствах.
В чем картина устарела, так это в изображении отношений взрослого мужчины и несовершеннолетней. Александр Пейн, не жалея яда на надоедливую Трейси, оказывается буквально в тютельке от утверждения, что школьница сама виновата, что залезла учителю в штаны. Однако режиссер абсолютно равен нашему времени, показывая квир-человека. Лесбиянка Тэмми, с обстоятельной честностью сыгранная Джессикой Кэмпбелл, — самый обаятельный персонаж этой едкой сатиры, притворяющейся школьной комедией. Она, аутсайдер по факту рождения, отлично знает цену происходящему, и не собирается играть по этим постылым правилам. Она же, поставив «выборам» оценку «ноль», получает ровно то, чего хотела. Свое персональное #щасте.
И да: это тот самый Александр Пейн, который снял «Оставленных», именуемых одним из лучших американских фильмов 2023 года.
И да: это та самая Риз Уизерспун, которая после «Election» умно конвертировала свое обаяние шурупа, смягчив природную колкость истошно-розовым в «Блондинке в законе» (2001), а позднее устроила и книжный клуб имени себя, и продюсерский центр, он же конвейер экранизаций бестселлеров. #кропоткинкино #неочевидноквир
В году 1999 Риз Уизерспун, в ту пору старлетка, сыграла Трейси Флик, амбициозную старшеклассницу с обаянием шурупа, которая хочет быть в очередной раз избранной в президентки школьного совета. Тому бы запросто быть, но девицу с трудом терпит Джим Макаллистер, учитель истории из задротов, которого с убедительным задротством воплотил Мэтью Бродерик. Его герой лишился женатого товарища-коллеги, который имел глупость самым плотским образом увлечься несовершеннолетней Трейси и вылетел как из дома, так и с работы. Мистер Макаллистер усложняет рутинный выборный процесс, предложив включиться в борьбу за президентство Полу Метцлеру, глуповатому спортсмену, всеобщему любимцу. А следом возникает и третий кандидат, из тех, которых сейчас именуют спойлерами, — самовыдвиженкой выступает Тэмми Метцлер, она хочет досадить брату, который нечаянно увел у нее, юной лесбиянки, девушку.
Александр Пейн экранизировал роман так, как с романами бывает редко, — это полифоничное, умеющее держать покерфейс кино, а не пересказанная его средствами литература. Режиссер объяснял, что не собирался снимать очередной фильм про старшеклассников, но, прочитав сочинение Тома Перротты, понял, что школьные декорации — обманка, позволяющая порассуждать о человеке и власти.
То, что в России конца 1990-х — начала 2000-х считывалось как злой приговор одной не в меру энергичной особе, ныне, четверть века спустя выглядит напоминанием о несовершенстве выборных процессов, — страной уже два с лишним десятка лет правит такой «выскочка» и, надо полагать, намерения свои он тоже считает благими. Трейси Флик, похожая на воплощенную зубную боль, в приступе внезапного бешенства срывает предвыборные плакаты своих конкурентов, чем нарушает процедуру избирательного процесса. За одним злоупотреблением следует и другое, — школьницу на свой сомнительный лад тщетно пытается остановить учитель.
Фильм в целом хорошо сохранился, — он прекрасно резонирует, к примеру, с нынешними спорами в русскоязычном фейсбуке, стоило ли быть столь неразборчивыми в средствах во время президентских выборов 1996 года, чтобы к власти в России не пришли коммунисты. Как сейчас очевидно, следствием недобросовестно реализованного избирательного права стала имитация демократии, — во всех ее, год от года все более жутких уродствах.
В чем картина устарела, так это в изображении отношений взрослого мужчины и несовершеннолетней. Александр Пейн, не жалея яда на надоедливую Трейси, оказывается буквально в тютельке от утверждения, что школьница сама виновата, что залезла учителю в штаны. Однако режиссер абсолютно равен нашему времени, показывая квир-человека. Лесбиянка Тэмми, с обстоятельной честностью сыгранная Джессикой Кэмпбелл, — самый обаятельный персонаж этой едкой сатиры, притворяющейся школьной комедией. Она, аутсайдер по факту рождения, отлично знает цену происходящему, и не собирается играть по этим постылым правилам. Она же, поставив «выборам» оценку «ноль», получает ровно то, чего хотела. Свое персональное #щасте.
И да: это тот самый Александр Пейн, который снял «Оставленных», именуемых одним из лучших американских фильмов 2023 года.
И да: это та самая Риз Уизерспун, которая после «Election» умно конвертировала свое обаяние шурупа, смягчив природную колкость истошно-розовым в «Блондинке в законе» (2001), а позднее устроила и книжный клуб имени себя, и продюсерский центр, он же конвейер экранизаций бестселлеров. #кропоткинкино #неочевидноквир
📕 Good in Bed / Хороши в постели
Дженнифер Вайнер
2001, пер. с англ. 2008, 2023
Кэнни Шапиро, 28-летняя журналистка, бросает надоедливого любовника Брюса, он пишет журнальную колонку о сексе с толстушками и о том, как мир к бодипозитивным несправедлив, она решает, что упустила любовь своей жизни и, желая довести себя до стандартов рядовой красоты, пробует сесть на диету, а заодно названивает своему бывшему.
С этим романом американка Дженнифер Вайнер пришла в беллетристику: в нем она описала свой личный опыт, — в первую очередь, переживания человека склонного к полноте, которого изо дня в день убеждают в его неполноценности и, разумеется, напрасно. Сегодня такие книги — дело обыденное, а двадцать лет назад роман произвел сенсацию, стал бестселлером, был переведен на множество языков.
Мир не так жесток, как представляется; источник недовольства собой ищи в семье; не беги за уходящим, будет другой, — дорогой любовного романа Дженнифер Вайнер ведет без особо убедительных претензий на литературу «высокую»; по мере приближения к финалу, спеша одарить счастьем героиню, житейской логикой озабочена все менее, но части целого сложены с тщанием достаточным, неожиданности ждать себя не заставляют, острот хватает, — и образ в итоге вырастает правдоподобный.
Дженнифер Вайнер не скрывает, что писала свою Кэнни с себя, — и недовольство полнотой имелось, и отец-подлец у нее был, и долгое эхо травмы утраты тоже наличествовало. Собственно, расчет с отцом, бросившим семью и надолго осложнившим отношения для нее со всем мужским племенем, и стал топливом этого романа. Интересно же то, что рисуя альтернативную версию себя, писательница дает, пожалуй, больше, чем хотела бы. Умница Кэнни, задуманная как средоточие добродетелей (плюс много тела), вырастает в человека злого, завистливого, душного самой суммой действий, — и по тому, как она общается с коллегами, и по тому, как вообще судит о людях.
Эффект нечаянный, но для масслита распространенный, — любой автор пишет книги собой, но автор посредственный только про себя и пишет, хочет того или нет.
Увидев свет в 2001, роман неоднократно переиздавался, получил продолжение (оно ниже всякой критики), стал для Вайнер поводом для романов-повторов о современных золушках из семей американских евреев. Он вполне мог бы быть написан и сейчас, — пусть с меньшими шансами на участь бестселлера. Безусловно старомодным его делает одна, неосновная сюжетная линия, ради которой я, собственно, и взялся читать эту чушь.
Мать Кэнни, как в свое время и мать Дженнифер, объявила о себе как о лесбиянке в возрасте за 50, после развода и судьбоносной встречи с женщиной в Еврейском центре. Героиня книги не жалеет яда на описание отношений матери с ее, похожей на горошину, Таней. Гомофобия в начале романа нужна для того, чтобы преодолеть ее в конце, — но, обозначая в итоге смирение, рассказчица по-прежнему относится к квир-людям как к экзотам.
Такое, возможно, было приемлемо в России в 2023 году, когда роман был снова переведен на русский, но в США наших дней — это архаика, да еще и оскорбительная. Писать о квирах как о собачках и кошечках, — такую эмпатию в приличных домах уже давно не носят. #кропоткинкниги #неочевидноквир
Дженнифер Вайнер
2001, пер. с англ. 2008, 2023
Кэнни Шапиро, 28-летняя журналистка, бросает надоедливого любовника Брюса, он пишет журнальную колонку о сексе с толстушками и о том, как мир к бодипозитивным несправедлив, она решает, что упустила любовь своей жизни и, желая довести себя до стандартов рядовой красоты, пробует сесть на диету, а заодно названивает своему бывшему.
С этим романом американка Дженнифер Вайнер пришла в беллетристику: в нем она описала свой личный опыт, — в первую очередь, переживания человека склонного к полноте, которого изо дня в день убеждают в его неполноценности и, разумеется, напрасно. Сегодня такие книги — дело обыденное, а двадцать лет назад роман произвел сенсацию, стал бестселлером, был переведен на множество языков.
Мир не так жесток, как представляется; источник недовольства собой ищи в семье; не беги за уходящим, будет другой, — дорогой любовного романа Дженнифер Вайнер ведет без особо убедительных претензий на литературу «высокую»; по мере приближения к финалу, спеша одарить счастьем героиню, житейской логикой озабочена все менее, но части целого сложены с тщанием достаточным, неожиданности ждать себя не заставляют, острот хватает, — и образ в итоге вырастает правдоподобный.
Дженнифер Вайнер не скрывает, что писала свою Кэнни с себя, — и недовольство полнотой имелось, и отец-подлец у нее был, и долгое эхо травмы утраты тоже наличествовало. Собственно, расчет с отцом, бросившим семью и надолго осложнившим отношения для нее со всем мужским племенем, и стал топливом этого романа. Интересно же то, что рисуя альтернативную версию себя, писательница дает, пожалуй, больше, чем хотела бы. Умница Кэнни, задуманная как средоточие добродетелей (плюс много тела), вырастает в человека злого, завистливого, душного самой суммой действий, — и по тому, как она общается с коллегами, и по тому, как вообще судит о людях.
Эффект нечаянный, но для масслита распространенный, — любой автор пишет книги собой, но автор посредственный только про себя и пишет, хочет того или нет.
Увидев свет в 2001, роман неоднократно переиздавался, получил продолжение (оно ниже всякой критики), стал для Вайнер поводом для романов-повторов о современных золушках из семей американских евреев. Он вполне мог бы быть написан и сейчас, — пусть с меньшими шансами на участь бестселлера. Безусловно старомодным его делает одна, неосновная сюжетная линия, ради которой я, собственно, и взялся читать эту чушь.
Мать Кэнни, как в свое время и мать Дженнифер, объявила о себе как о лесбиянке в возрасте за 50, после развода и судьбоносной встречи с женщиной в Еврейском центре. Героиня книги не жалеет яда на описание отношений матери с ее, похожей на горошину, Таней. Гомофобия в начале романа нужна для того, чтобы преодолеть ее в конце, — но, обозначая в итоге смирение, рассказчица по-прежнему относится к квир-людям как к экзотам.
Такое, возможно, было приемлемо в России в 2023 году, когда роман был снова переведен на русский, но в США наших дней — это архаика, да еще и оскорбительная. Писать о квирах как о собачках и кошечках, — такую эмпатию в приличных домах уже давно не носят. #кропоткинкниги #неочевидноквир
#неочевидноквир А еще сегодня, 55 лет назад рисованный советский волк с замашками антисоветского денди впервые на всю советскую страну принялся вожделеть якобы простого, но на деле пассивно-агрессивного советского зайца.
Дата первой телетрансляции первой серии культового сериала «Ну, погоди»: 14.06.1969.
И мало того, что это отличный путеводитель по популярной в СССР музыке, — еще это «манифестация двух квир-стратегий, как сообщение о важности гуманистического стандарта, допускающего всю полноту сексуального самоопределения».
🤪
Дата первой телетрансляции первой серии культового сериала «Ну, погоди»: 14.06.1969.
И мало того, что это отличный путеводитель по популярной в СССР музыке, — еще это «манифестация двух квир-стратегий, как сообщение о важности гуманистического стандарта, допускающего всю полноту сексуального самоопределения».
🤪
📺 Американский сериал «Hacks» — хороший пример того, что может быть со «стори», если поначалу задалось не очень, но шанс подумать получше сторителлерам все же дали.
Изготовлено уже три сезона о дружбе-сотрудничестве Деборы Вэнс, пожилой стендаперши, и молодой Авы, ее лучшей сценаристки, — два взгляда на профессию, две этические модели, три попытки сделать из конфликта эстрадных «стариков» и «детей» нечто удобоваримое.
В сезоне первом Ава пошла работать к Деборе, отставной звезде. В сезоне втором, катаясь в турне по поселковым ДК, Дебора не без помощи Авы поняла, как вернуться на Олимп американской комедии, а в сезоне третьем стендаперша-стерва хочет получить собственное телевизионное шоу и готова на жертвы.
Главный вопрос «Хитростей»: сколько себя готова принести в жертву Ава, служа Деборе?
Удовольствие из изощренных, — не сказать бы извращенных. Сериал о закулисье стендапа, в котором шутят много и тщетно, — это ужасно несмешной сериал.
Ава в исполнении унылой Ханны Эйнбиндер сочиняет несмешные шутки, от которых в восторге ее начальница (дивоподобная Джин Смарт), которая произносит их со сцены и зал дружно аплодирует, вынуждая зрителя спрашивать себя, собственное чувство юмора и, ответа не находя, выискивать какие-то особые достоинства: а что если это не несмешная комедия, а замаскированная под нее психологическая драма?
Сама идея неплоха, — столкнуть нос к носу чувствительность нынешних молодых и борзую беспринципность шутников старой гвардии, и, подчеркнув различия, подумать, какой может быть кооперация. На деле же сериал превращается в парад эскапад величественной самодуры под растерянное блеяние ее служки. На вторых ролях скучно заполняют экранное время коммерческий директор Деборы (гей с разбитым сердцем) и ее менеджер, натурал, близости которого ищет придурковатая дева-ассистентка из богатой семьи.
Чего ради песня? Ответ на этот вопрос формулировали на ходу, явно сверяясь с соцопросами, — по этой, пожалуй, причине, частые поклоны квир-публике. Ава — бисексуалка, которой все время приходится жертвовать ради работы своей личной жизнью; в одной из серий второго сезона Дебора выступает на круизном лайнере, полном лесбиянок; мелькают геи, которые в восторге от шуток кэмповой Деборы; коммерческий директор все поглядывает на сочных парней.
Все на редкость старомодно, — лень гуглить, но предположу, что сценарий писали люди, которые о так называемой «новой этике» судят по статье из википедии; так и вижу этих старперов-ремесленников, которым надо бы заработать себе на хлеб.
Первый сезон раздражает, второй взывает к пренебрежению, но в части третьей возникает, наконец, нечто, что скрепляет все эти кривоватые пазлы в общую картинку. «Хитрости» становятся историей взросления, сообщая не о поколенческих различиях, но о том, сколько настоящих чувств требуют от нас служебные обязанности; в конце-концов, большую часть своей жизни мы проводим на работе.
И понятно, пожалуй, что эффективность высока не тогда, когда работаешь свою работу с холодным носом, а тогда, когда готов подарить ей свою душу.
И в сущности, так ли уж важно, с кем ты спишь, возвращаясь домой? Подчиненная готова беззаветно служить своей начальнице, потому что испытывает к ней нечто, что, наверное, можно назвать словом «любовь», только это не любовь, а что-то другое.
Любовью и страстью наполненное чувство профессионального долга?
#кропоткинсериалы #неочевидноквир
Изготовлено уже три сезона о дружбе-сотрудничестве Деборы Вэнс, пожилой стендаперши, и молодой Авы, ее лучшей сценаристки, — два взгляда на профессию, две этические модели, три попытки сделать из конфликта эстрадных «стариков» и «детей» нечто удобоваримое.
В сезоне первом Ава пошла работать к Деборе, отставной звезде. В сезоне втором, катаясь в турне по поселковым ДК, Дебора не без помощи Авы поняла, как вернуться на Олимп американской комедии, а в сезоне третьем стендаперша-стерва хочет получить собственное телевизионное шоу и готова на жертвы.
Главный вопрос «Хитростей»: сколько себя готова принести в жертву Ава, служа Деборе?
Удовольствие из изощренных, — не сказать бы извращенных. Сериал о закулисье стендапа, в котором шутят много и тщетно, — это ужасно несмешной сериал.
Ава в исполнении унылой Ханны Эйнбиндер сочиняет несмешные шутки, от которых в восторге ее начальница (дивоподобная Джин Смарт), которая произносит их со сцены и зал дружно аплодирует, вынуждая зрителя спрашивать себя, собственное чувство юмора и, ответа не находя, выискивать какие-то особые достоинства: а что если это не несмешная комедия, а замаскированная под нее психологическая драма?
Сама идея неплоха, — столкнуть нос к носу чувствительность нынешних молодых и борзую беспринципность шутников старой гвардии, и, подчеркнув различия, подумать, какой может быть кооперация. На деле же сериал превращается в парад эскапад величественной самодуры под растерянное блеяние ее служки. На вторых ролях скучно заполняют экранное время коммерческий директор Деборы (гей с разбитым сердцем) и ее менеджер, натурал, близости которого ищет придурковатая дева-ассистентка из богатой семьи.
Чего ради песня? Ответ на этот вопрос формулировали на ходу, явно сверяясь с соцопросами, — по этой, пожалуй, причине, частые поклоны квир-публике. Ава — бисексуалка, которой все время приходится жертвовать ради работы своей личной жизнью; в одной из серий второго сезона Дебора выступает на круизном лайнере, полном лесбиянок; мелькают геи, которые в восторге от шуток кэмповой Деборы; коммерческий директор все поглядывает на сочных парней.
Все на редкость старомодно, — лень гуглить, но предположу, что сценарий писали люди, которые о так называемой «новой этике» судят по статье из википедии; так и вижу этих старперов-ремесленников, которым надо бы заработать себе на хлеб.
Первый сезон раздражает, второй взывает к пренебрежению, но в части третьей возникает, наконец, нечто, что скрепляет все эти кривоватые пазлы в общую картинку. «Хитрости» становятся историей взросления, сообщая не о поколенческих различиях, но о том, сколько настоящих чувств требуют от нас служебные обязанности; в конце-концов, большую часть своей жизни мы проводим на работе.
И понятно, пожалуй, что эффективность высока не тогда, когда работаешь свою работу с холодным носом, а тогда, когда готов подарить ей свою душу.
И в сущности, так ли уж важно, с кем ты спишь, возвращаясь домой? Подчиненная готова беззаветно служить своей начальнице, потому что испытывает к ней нечто, что, наверное, можно назвать словом «любовь», только это не любовь, а что-то другое.
Любовью и страстью наполненное чувство профессионального долга?
#кропоткинсериалы #неочевидноквир
«Церемония жизни», Саяка Мурата
сборник рассказов
Уже первый текст испытывает читателя на прочность: а что если общественной нормой станет каннибализм? Детальные описания, как в соответствии с новыми японскими традициями можно готовить человечину, способны запросто вызвать тошноту.
Заход сколь радикальный, столь и обманчивый: после пощечины читательскому вкусу в первом рассказе, давшем название книге, Саяка Мурата занята преимущественно поглаживаниями, — это разного достоинства короткая проза, местами до черновых замет необязательная, которая при всей фрагментарности едина в описании отчужденности: то любовь занавески (да, тряпки на окне) к школьнице; то женщина, чувствующая себя холодильником; то подруги (нет, не лесбиянки), считающие себя семьей, то девушка, как человек без свойств, но с разными социальными масками — японская беллетристка снова и снова, то с нравоучением учительским, то способами куда более элегантными представляет женщин «со странностями», которые во-первых, рядом, а во-вторых, другие.
«Нас так легко сбить с толку сильными словами или великими ценностями — всей этой праведностью, придуманной взрослыми, чтобы управлять тем миром, которым они дорожат. Раз за разом нам приходится произносить наши магические заклятья, чтобы они оставили в покое наши тела. Это очень, очень непросто, но если мы не защитим себя сами — мир, который так дорог нам, будет попросту уничтожен».
Написанные в разное время, эти невелички, любопытные и сами по себе, помогают понять, как устроена творческая кухня писательницы, ставшей международной знаменитостью благодаря «Человеку-комбини» (👉 мой отзыв), нерядового изящества компактном романе о женщине, которая счастлива быть подобием машины. Саяка Мурата в нарративах настойчива, позволяя увидеть в якобы случайном ядро замысла, триггер, повод для литературы.
Сборник «Церемония жизни»рассказывает о людях, которые, прежде, чем зажить своей жизнью, должны как-то к социуму примериться, — подыграть ему, разумность его мысленно оспорить. И в этом смысле книгу можно, пожалуй, назвать и трансгрессивным высказыванием: Саяка Мурата все время ищет флажки общественной «нормы», чтобы попробовать зайти за них.
Эти рассказы можно назвать путеводителем по дисфории (например, телесной), составленном транс-персоной, — как выражение чувств человека, который чувствует себя не в своем теле. Как квир-люди считываются, наверное, все персонажи этой небольшой книжки, — при том, что из сообщества ЛГБТК представлен лишь один, да и то мельком.
Ну, как мельком. В финале первого рассказа главная героиня, набив свой живот мясом любимого друга, идет в море и втирает в себя сперму, подаренную во флаконе случайным знакомцем-геем, — едва ли случайно.
Книга из редких, учитывая год издания в России: 2024. Переводчик прежний: Дмитрий Коваленин, благодаря которому на русском ранее заговорили два романа Мураты. Те же и издатели — Popcorn Books. #кропоткинкниги #неочевидноквир
сборник рассказов
Уже первый текст испытывает читателя на прочность: а что если общественной нормой станет каннибализм? Детальные описания, как в соответствии с новыми японскими традициями можно готовить человечину, способны запросто вызвать тошноту.
Заход сколь радикальный, столь и обманчивый: после пощечины читательскому вкусу в первом рассказе, давшем название книге, Саяка Мурата занята преимущественно поглаживаниями, — это разного достоинства короткая проза, местами до черновых замет необязательная, которая при всей фрагментарности едина в описании отчужденности: то любовь занавески (да, тряпки на окне) к школьнице; то женщина, чувствующая себя холодильником; то подруги (нет, не лесбиянки), считающие себя семьей, то девушка, как человек без свойств, но с разными социальными масками — японская беллетристка снова и снова, то с нравоучением учительским, то способами куда более элегантными представляет женщин «со странностями», которые во-первых, рядом, а во-вторых, другие.
«Нас так легко сбить с толку сильными словами или великими ценностями — всей этой праведностью, придуманной взрослыми, чтобы управлять тем миром, которым они дорожат. Раз за разом нам приходится произносить наши магические заклятья, чтобы они оставили в покое наши тела. Это очень, очень непросто, но если мы не защитим себя сами — мир, который так дорог нам, будет попросту уничтожен».
Написанные в разное время, эти невелички, любопытные и сами по себе, помогают понять, как устроена творческая кухня писательницы, ставшей международной знаменитостью благодаря «Человеку-комбини» (👉 мой отзыв), нерядового изящества компактном романе о женщине, которая счастлива быть подобием машины. Саяка Мурата в нарративах настойчива, позволяя увидеть в якобы случайном ядро замысла, триггер, повод для литературы.
Сборник «Церемония жизни»рассказывает о людях, которые, прежде, чем зажить своей жизнью, должны как-то к социуму примериться, — подыграть ему, разумность его мысленно оспорить. И в этом смысле книгу можно, пожалуй, назвать и трансгрессивным высказыванием: Саяка Мурата все время ищет флажки общественной «нормы», чтобы попробовать зайти за них.
Эти рассказы можно назвать путеводителем по дисфории (например, телесной), составленном транс-персоной, — как выражение чувств человека, который чувствует себя не в своем теле. Как квир-люди считываются, наверное, все персонажи этой небольшой книжки, — при том, что из сообщества ЛГБТК представлен лишь один, да и то мельком.
Ну, как мельком. В финале первого рассказа главная героиня, набив свой живот мясом любимого друга, идет в море и втирает в себя сперму, подаренную во флаконе случайным знакомцем-геем, — едва ли случайно.
Книга из редких, учитывая год издания в России: 2024. Переводчик прежний: Дмитрий Коваленин, благодаря которому на русском ранее заговорили два романа Мураты. Те же и издатели — Popcorn Books. #кропоткинкниги #неочевидноквир
Новый польский комедийный детектив «Наследство» (Spadek, 2024) удался на «три с минусом», напоминая «иронические криминальные романы» Иоанны Хмелевской, чтиво для забытья, где повествовательной стройностью никто особо не озабочен, а диалоги нужны не для того, чтобы двигать сюжет, а для надуманных острот.
Любопытно же это кино тем, что как картинка оно хоть и декоративно, но глаз не режет; хорошо смотрится во универсуме Netflix в качестве квелого родственника фильмов о франтоватом детективе в исполнении Дэниэла Крейга; к тому ж дает любопытное жанровое самообозначение — фильм-эскейпрум, игровое преодоление препятствий, кино-шарада.
Сюжет. Богатый дядюшка, большой любитель головоломок завещал племянникам наследство, но чтобы получить его, надо вдоволь нагуляться по замку, полному тайных комнат, секретных коридоров и вещиц-подсказок. Чтобы пройти испытания, нужно стать командой, что в данном случае означает более-менее дружную семью. В том и смысл: эксцентричный старик хочет, чтобы его родственники восстановили отношения.
Начало бодрое и для польского мейнстрима необычное: рассказчиком выступает рядовой отец семейства, а среди прочих героев — 50-летняя писательница с молодым любовником (и тут можно поиграть с эйджизмом), а также гей-пара (и тут полагается проверка на гомофобию).
Однополые поцелуи имеются, предрассудки относительно гомосексуальных семей развенчиваются, но квир-сюжет, скорей, служебен, — вернее, важен в той же степени, что и в игривых приключениях упомянутого выше Бенуа Блана, детектива-гея. Хорошо, что есть, но это одна из многочисленных виньеток затейливого сюжета.
По посылу, иными словами, типичный массовый продукт. С исполнением беда, но, думается, и потому еще, что замах был явно на сериал, но сговорились в итоге на полнометражный фильм, так что пришлось кромсать по живому, — обрубки и хвосты, сбитый темп, все признаки марша, урезанного на монтажном столе.
Режиссер — Сильвестр Якимов; не уверен, что стоит это имя запоминать. Плохо как кино, но хорошо как градусник польской киноиндустрии. Дышит с современностью в унисон. #кропоткинкино #неочевидноквир #netflix
Любопытно же это кино тем, что как картинка оно хоть и декоративно, но глаз не режет; хорошо смотрится во универсуме Netflix в качестве квелого родственника фильмов о франтоватом детективе в исполнении Дэниэла Крейга; к тому ж дает любопытное жанровое самообозначение — фильм-эскейпрум, игровое преодоление препятствий, кино-шарада.
Сюжет. Богатый дядюшка, большой любитель головоломок завещал племянникам наследство, но чтобы получить его, надо вдоволь нагуляться по замку, полному тайных комнат, секретных коридоров и вещиц-подсказок. Чтобы пройти испытания, нужно стать командой, что в данном случае означает более-менее дружную семью. В том и смысл: эксцентричный старик хочет, чтобы его родственники восстановили отношения.
Начало бодрое и для польского мейнстрима необычное: рассказчиком выступает рядовой отец семейства, а среди прочих героев — 50-летняя писательница с молодым любовником (и тут можно поиграть с эйджизмом), а также гей-пара (и тут полагается проверка на гомофобию).
Однополые поцелуи имеются, предрассудки относительно гомосексуальных семей развенчиваются, но квир-сюжет, скорей, служебен, — вернее, важен в той же степени, что и в игривых приключениях упомянутого выше Бенуа Блана, детектива-гея. Хорошо, что есть, но это одна из многочисленных виньеток затейливого сюжета.
По посылу, иными словами, типичный массовый продукт. С исполнением беда, но, думается, и потому еще, что замах был явно на сериал, но сговорились в итоге на полнометражный фильм, так что пришлось кромсать по живому, — обрубки и хвосты, сбитый темп, все признаки марша, урезанного на монтажном столе.
Режиссер — Сильвестр Якимов; не уверен, что стоит это имя запоминать. Плохо как кино, но хорошо как градусник польской киноиндустрии. Дышит с современностью в унисон. #кропоткинкино #неочевидноквир #netflix
