В настоящее время появляется все больше доказательств того, что потомство испытывает влияние родительской травмы, возникшей у родителей ещё до рождения у них детей, а возможно – даже до их зачатия.
На простейшем уровне концепция межпоколенческой травмы предполагает, что воздействие особо травмирующих событий оказывает на людей настолько сильное воздействие, что их дети в дальнейшем сталкиваются с посттравматическим состоянием своих родителей.
Более позднее и провокационное утверждение заключается в следующем: опыт травмы – или, точнее, эффект этого опыта – каким-то образом «передается» от одного поколения к другому посредством негеномных, возможно эпигенетических, механизмов, влияющих на функционирование ДНК или транскрипцию гена.
Концепция межпоколенческой травмы вошла в психиатрическую литературу благодаря описаниям поведенческих и клинических проблем у потомков выживших в Холокосте.
В ключевой статье, в которой описывались три пациента, получающих психиатрическое лечение, Rakoff писал:
«Родители внешне не кажутся сломленными, но их дети, родившиеся после холокоста, имеют тяжелую психиатрическую симптоматику. Проще было бы поверить, что они сами, а не их родители, пережили все ужасы холокоста».
Данный первоначальный обзор вызвал в основном негативную реакцию и предостережение насчет обобщения вероятно единичных наблюдений крайне редких случаев.
Некоторые заинтересованные стороны могли чувствовать,
что предположение о наличии у потомства тяжёлых последствий выживания в геноциде было стигматизирующим в свете возникшего культурного повествования о холокосте, где основной идеей было выстоять против всех разногласий, пренебрежительного отношения в надежде предотвратить подобные явления в будущем.
В исследованиях, посвященных поведенческим трудностям у потомков жертв холокоста, был описан широкий спектр явлений.
К ним относятся: чрезмерная идентификация и слияние идентичности с родителями; нарушенная самооценка, связанная с минимизацией собственного жизненного опыта по сравнению с родительской травмой; склонность к катастрофизации; беспокойство о том, что родительские травмы могут повториться, и поведенческие нарушения: тревожность, травматические кошмары, дисфория, чувство вины, сверхбдительность и трудности в межличностном функционировании.
Такие исследования часто не учитывали психопатологию родителей, но могли ее предполагать на основе родительского воздействия.
Подобные типы симптомов были описаны позднее у детей ветеранов Вьетнама – явление, которое было названо «вторичной травматизацией». Эта концепция не подразумевала межпоколенческую передачу, а скорее связывала явление со стрессовым характером жизни с травмированным человеком, который может демонстрировать симптомы, рассказывать о тяжелых переживаниях или ощущать их.
Источник: Yehuda R, Lehrner A. Intergenerational transmission of trauma effects: putative role of epigenetic mechanisms. World Psychiatry. 2018 Oct;17(3): 243-57.
#травма
#насилие
На простейшем уровне концепция межпоколенческой травмы предполагает, что воздействие особо травмирующих событий оказывает на людей настолько сильное воздействие, что их дети в дальнейшем сталкиваются с посттравматическим состоянием своих родителей.
Более позднее и провокационное утверждение заключается в следующем: опыт травмы – или, точнее, эффект этого опыта – каким-то образом «передается» от одного поколения к другому посредством негеномных, возможно эпигенетических, механизмов, влияющих на функционирование ДНК или транскрипцию гена.
Концепция межпоколенческой травмы вошла в психиатрическую литературу благодаря описаниям поведенческих и клинических проблем у потомков выживших в Холокосте.
В ключевой статье, в которой описывались три пациента, получающих психиатрическое лечение, Rakoff писал:
«Родители внешне не кажутся сломленными, но их дети, родившиеся после холокоста, имеют тяжелую психиатрическую симптоматику. Проще было бы поверить, что они сами, а не их родители, пережили все ужасы холокоста».
Данный первоначальный обзор вызвал в основном негативную реакцию и предостережение насчет обобщения вероятно единичных наблюдений крайне редких случаев.
Некоторые заинтересованные стороны могли чувствовать,
что предположение о наличии у потомства тяжёлых последствий выживания в геноциде было стигматизирующим в свете возникшего культурного повествования о холокосте, где основной идеей было выстоять против всех разногласий, пренебрежительного отношения в надежде предотвратить подобные явления в будущем.
В исследованиях, посвященных поведенческим трудностям у потомков жертв холокоста, был описан широкий спектр явлений.
К ним относятся: чрезмерная идентификация и слияние идентичности с родителями; нарушенная самооценка, связанная с минимизацией собственного жизненного опыта по сравнению с родительской травмой; склонность к катастрофизации; беспокойство о том, что родительские травмы могут повториться, и поведенческие нарушения: тревожность, травматические кошмары, дисфория, чувство вины, сверхбдительность и трудности в межличностном функционировании.
Такие исследования часто не учитывали психопатологию родителей, но могли ее предполагать на основе родительского воздействия.
Подобные типы симптомов были описаны позднее у детей ветеранов Вьетнама – явление, которое было названо «вторичной травматизацией». Эта концепция не подразумевала межпоколенческую передачу, а скорее связывала явление со стрессовым характером жизни с травмированным человеком, который может демонстрировать симптомы, рассказывать о тяжелых переживаниях или ощущать их.
Источник: Yehuda R, Lehrner A. Intergenerational transmission of trauma effects: putative role of epigenetic mechanisms. World Psychiatry. 2018 Oct;17(3): 243-57.
#травма
#насилие
[Итальянский психоаналитик Паоло] Фонда размышлял о том, каким образом залечиваются или консервируются во времени социальные травмы - раны, нанесенные войной, ужас террора, национальное унижение...
Как в обществе происходит то, что психоаналитики называют "работой траура" - превозмогание боли и освобождение от груза прошлого?
Оказывается, процесс этот имеет свои типичные формы и стадии. Так, на первом этапе травма столь остра, что реакция на нее приобретает параноидную окраску.
Она заключается либо в отрицании - "Ничего не случилось", - либо в поиске внешнего врага - "Виноваты другие".
Следующим шагом может быть отрицание замаскированное - "Все виноваты, мы квиты, никто не виноват, давайте забудем". Затем, враг может быть найден в своей группе.
Такими "внутренними диверсантами" могут оказаться коммунисты, евреи и кто угодно еще.
Общество разделяется на "плохих" и "хороших" парней. И только следующим шагом может стать принятие на себя вины и ответственности за то, что происходило в прошлом со всеми нами по обе стороны баррикад.
Такая позиция требует психической зрелости, как правило она достигается ценой больших усилий и с течением времени. Но только она позволяет пересмотреть историю, сохранить себя и начать жить по-новому.
В противном случае травматический опыт прошлого остается вечно живым и актуальным, он готов взорваться в любую минуту. "Мертвый хватает живого".
Текст: Игорь Романов. О старых символах и политическом прагматизме. Размышление психоаналитика.
#травма
Как в обществе происходит то, что психоаналитики называют "работой траура" - превозмогание боли и освобождение от груза прошлого?
Оказывается, процесс этот имеет свои типичные формы и стадии. Так, на первом этапе травма столь остра, что реакция на нее приобретает параноидную окраску.
Она заключается либо в отрицании - "Ничего не случилось", - либо в поиске внешнего врага - "Виноваты другие".
Следующим шагом может быть отрицание замаскированное - "Все виноваты, мы квиты, никто не виноват, давайте забудем". Затем, враг может быть найден в своей группе.
Такими "внутренними диверсантами" могут оказаться коммунисты, евреи и кто угодно еще.
Общество разделяется на "плохих" и "хороших" парней. И только следующим шагом может стать принятие на себя вины и ответственности за то, что происходило в прошлом со всеми нами по обе стороны баррикад.
Такая позиция требует психической зрелости, как правило она достигается ценой больших усилий и с течением времени. Но только она позволяет пересмотреть историю, сохранить себя и начать жить по-новому.
В противном случае травматический опыт прошлого остается вечно живым и актуальным, он готов взорваться в любую минуту. "Мертвый хватает живого".
Текст: Игорь Романов. О старых символах и политическом прагматизме. Размышление психоаналитика.
#травма
Мои личные размышления на тему «Что такое травма?» на английском языке. Кому интересно почитайте. Сокращенная версия размещена тут:
https://www.linkedin.com/posts/qmedical_the-first-thing-that-comes-to-mind-is-a-physical-activity-7120104775697780736-CzBk
Полная версия статьи тут: https://q-medical.ca/564-2/ или во вложенном файле
#травма
#размышления
https://www.linkedin.com/posts/qmedical_the-first-thing-that-comes-to-mind-is-a-physical-activity-7120104775697780736-CzBk
Полная версия статьи тут: https://q-medical.ca/564-2/ или во вложенном файле
#травма
#размышления
Linkedin
Q Medical on LinkedIn: The first thing that comes to mind is a physical injury caused by an…
The first thing that comes to mind is a physical injury caused by an external force. Every person knows from their experience what the physical injury is…
Травма - это истина, с которой пациенту в конечном счете приходится столкнуться лицом к лицу, которая включает в себя осознание того, что жестокие, наносящие ущерб объекты действительно существуют и что идеализация, которая помогла ему отрицать реальность, не может быть устойчивой.
В случае с Эдипом правда, которая в конечном счете должна была всплыть, включала в себя тот факт, что иллюзия его идеальной семьи была ложью, и что его настоящие мать и отец жестоко бросили его [фактически умирать].
Травма, нанесённая другими людьми, разрушает иллюзию [Эдемского сада] внезапно и необъяснимо, и, когда она возникает без какого-либо сговора с жертвой, это может затруднить осознание и проживание чувства вины.
Тогда кажется парадоксом, что жертвы психологической травмы часто описывают чувство вины, когда кажется настолько очевидным, что виновным должен чувствовать себя преступник.
Исследование чувства вины, испытываемого субъектом [пострадавшей стороной], может быть расценено как неуместное и даже неэтичное. Иногда жертва пытается добиться признания своей вины и обнаруживает, что все настаивают на том, что всю вину должны нести преступники.
...Роль чувства вины у травмированных пациентов проблематична как для психоаналитика, так и для пациента. Если пациент подвергся жестокому обращению, нападению и травме, для него естественно испытывать негодование, ненависть и желание справедливости и мести, так что чувство вины напротив, кажется неуместным.
Люди склонны занимать крайние позиции по отношению к чувству вины. Если вы считаете, что всю вину должен испытывать тот, кто нанес травму, то исследование чувства вины у жертвы, может показаться повторением травмы, первоначально нанесенной ему.
В других случаях пациенты мазохистски принимают на себя вину за все, что произошло, отрицая травму и предпочитая видеть в своих мучителях добро, а не насильников.
Такие крайние позиции, как правило, игнорируют... бессознательные фантазии, сопровождающие это переживание, включая контекст, в котором имело место жестокое обращение, а также реакцию жертвы на жестокое обращение. Если принять это во внимание, то можно изучить ситуацию с более тонкими нюансами и понять, как чувство вины может возникнуть у обеих сторон.
John Steiner (2018) The trauma and disillusionment of Oedipus, The International Journal of Psychoanalysis, 99:3, 555-568, DOI: 10.1080/00207578.2018.1452570
#психоанализ
#травма
#вина
В случае с Эдипом правда, которая в конечном счете должна была всплыть, включала в себя тот факт, что иллюзия его идеальной семьи была ложью, и что его настоящие мать и отец жестоко бросили его [фактически умирать].
Травма, нанесённая другими людьми, разрушает иллюзию [Эдемского сада] внезапно и необъяснимо, и, когда она возникает без какого-либо сговора с жертвой, это может затруднить осознание и проживание чувства вины.
Тогда кажется парадоксом, что жертвы психологической травмы часто описывают чувство вины, когда кажется настолько очевидным, что виновным должен чувствовать себя преступник.
Исследование чувства вины, испытываемого субъектом [пострадавшей стороной], может быть расценено как неуместное и даже неэтичное. Иногда жертва пытается добиться признания своей вины и обнаруживает, что все настаивают на том, что всю вину должны нести преступники.
...Роль чувства вины у травмированных пациентов проблематична как для психоаналитика, так и для пациента. Если пациент подвергся жестокому обращению, нападению и травме, для него естественно испытывать негодование, ненависть и желание справедливости и мести, так что чувство вины напротив, кажется неуместным.
Люди склонны занимать крайние позиции по отношению к чувству вины. Если вы считаете, что всю вину должен испытывать тот, кто нанес травму, то исследование чувства вины у жертвы, может показаться повторением травмы, первоначально нанесенной ему.
В других случаях пациенты мазохистски принимают на себя вину за все, что произошло, отрицая травму и предпочитая видеть в своих мучителях добро, а не насильников.
Такие крайние позиции, как правило, игнорируют... бессознательные фантазии, сопровождающие это переживание, включая контекст, в котором имело место жестокое обращение, а также реакцию жертвы на жестокое обращение. Если принять это во внимание, то можно изучить ситуацию с более тонкими нюансами и понять, как чувство вины может возникнуть у обеих сторон.
John Steiner (2018) The trauma and disillusionment of Oedipus, The International Journal of Psychoanalysis, 99:3, 555-568, DOI: 10.1080/00207578.2018.1452570
#психоанализ
#травма
#вина
Неблагоприятный детский опыт - это сумма возможных нежелательных, болезненных, стрессовых событий или ситуаций, которые могут произойти с человеком в детстве и / или подростковом возрасте.
Для оценки опыта насилия и пренебрежения в детстве, был разработан и широко используется специальный опросник - Adverse Childhood Experiences (ACE) Study.
Существуют доказательства, которые достаточно однозначно связывают неблагоприятный детский опыт с широким спектром медицинских, психологичеких и социальных проблем, как во взрослом возрасте, так и на протяжении всей жизни.
Послеродовая депрессия встречается не только у женщин, но и у мужчин (это звучит достаточно невероятно). Так рождение ребенка может быть для тебя большим стрессом, даже если ты не был беременным и не рожал.
Отцовская послеродовая депрессия в первый год жизни ребенка, не только приводит к поведенческим проблемам и трудностями в воспитании, но и удваивает вероятность того, что к пятилетнему возрасту ребенок столкнется с тремя или более неблагоприятными событиями, которые оцениваются опросником «Неблагоприятного детского опыта».
Источник: https://www.aap.org/en/news-room/news-releases/aap/2023/fathers-postpartum-depression-doubles-childs/
#насилие
#депрессия
#травма
Для оценки опыта насилия и пренебрежения в детстве, был разработан и широко используется специальный опросник - Adverse Childhood Experiences (ACE) Study.
Существуют доказательства, которые достаточно однозначно связывают неблагоприятный детский опыт с широким спектром медицинских, психологичеких и социальных проблем, как во взрослом возрасте, так и на протяжении всей жизни.
Послеродовая депрессия встречается не только у женщин, но и у мужчин (это звучит достаточно невероятно). Так рождение ребенка может быть для тебя большим стрессом, даже если ты не был беременным и не рожал.
Отцовская послеродовая депрессия в первый год жизни ребенка, не только приводит к поведенческим проблемам и трудностями в воспитании, но и удваивает вероятность того, что к пятилетнему возрасту ребенок столкнется с тремя или более неблагоприятными событиями, которые оцениваются опросником «Неблагоприятного детского опыта».
Источник: https://www.aap.org/en/news-room/news-releases/aap/2023/fathers-postpartum-depression-doubles-childs/
#насилие
#депрессия
#травма
www.aap.org
Father’s Postpartum Depression Doubles Child’s Odds of Adverse Childhood Experiences Before Age 5
Adverse Childhood Experiences – or ACEs- can have lifelong negative impacts on health and wellbeing
[Венгерский психоаналитик, ученик З. Фрейда, Шандор] Ференци рассматривал диссоциацию как ответную реакцию на травму. Понимание диссоциации у Ференци совпадает с мнением других авторов; он видит диссоциацию как исключение психически непереносимого опыта из непосредственного восприятия реальности.
Диссоциация, идентификация и интроекция оперируют в комплексе в момент травмы. Как именно это происходит?
- Во время атаки с целью подавления и принуждения, которую жертва нападения не может избежать (чаще всего просто потому что нападение совершается неожиданно), жертва сдаётся на милость агрессора. Отказывается от чувства самости, от своих собственных привычных реакций и личных чувств, то есть, диссоциирует огромный пласт личного опыта, так как сохранить в неприкосновенности свою личность в ситуации витального риска значительно увеличило бы угрозу для жизни жертвы. Происходит диссоциация.
Надеясь выжить, жертва использует свою способность идентифицироваться с агрессором, “переделывая” свою психику и поведение таким образом, чтобы её образ не вызывал бы в агрессоре желания продолжать насилие или увеличивать его масштабы. Происходит идентификация с агрессором. Одновременно, жертва вбирает в себя (происходит интроекция) отдельные (переносимые) аспекты внешней ситуации и создаёт с их помощью фантазии, которые в дальнейшем позволили бы ей выживать.
#психоанализ
#диссоциация
#травма
#идентификация_с_агрессором
Диссоциация, идентификация и интроекция оперируют в комплексе в момент травмы. Как именно это происходит?
- Во время атаки с целью подавления и принуждения, которую жертва нападения не может избежать (чаще всего просто потому что нападение совершается неожиданно), жертва сдаётся на милость агрессора. Отказывается от чувства самости, от своих собственных привычных реакций и личных чувств, то есть, диссоциирует огромный пласт личного опыта, так как сохранить в неприкосновенности свою личность в ситуации витального риска значительно увеличило бы угрозу для жизни жертвы. Происходит диссоциация.
Надеясь выжить, жертва использует свою способность идентифицироваться с агрессором, “переделывая” свою психику и поведение таким образом, чтобы её образ не вызывал бы в агрессоре желания продолжать насилие или увеличивать его масштабы. Происходит идентификация с агрессором. Одновременно, жертва вбирает в себя (происходит интроекция) отдельные (переносимые) аспекты внешней ситуации и создаёт с их помощью фантазии, которые в дальнейшем позволили бы ей выживать.
#психоанализ
#диссоциация
#травма
#идентификация_с_агрессором
Время течёт непрерывным потоком, но наши воспоминания разделены на отдельные эпизоды, фрагменты, каждый из которых становится частью нашего личного повествования (эпизодические воспоминания).
У людей с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) припоминание травматических воспоминаний часто проявляется как грубое вторжение (т.н. феномен флешбэка), которое сильно отличается от «обычного» негативного эпизодического автобиографического воспоминания.
У людей с ПТСР, такое событие, как праздничный салют или фейерверк, может вызвать вспышку переживания ужаса бомбежки, перестрелки, ранения.
Анализ мозговой активности у людей с ПТСР показал, что травматические воспоминания (например, боевые действия, сексуальное насилие, насилие в семье), представлены в мозгу совершенно иначе, чем иной значимый, автобиографический, печальный, но не травмирующий опыт (например, смерть домашнего животного).
Скорее всего, такой опыт является альтернативной когнитивной единицей и даже более того, похоже, что наш мозг, вообще не воспринимает травматические воспоминания как «воспоминания» как таковые.
Источник: https://www.nature.com/articles/s41593-023-01483-5
#память
#травма
У людей с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) припоминание травматических воспоминаний часто проявляется как грубое вторжение (т.н. феномен флешбэка), которое сильно отличается от «обычного» негативного эпизодического автобиографического воспоминания.
У людей с ПТСР, такое событие, как праздничный салют или фейерверк, может вызвать вспышку переживания ужаса бомбежки, перестрелки, ранения.
Анализ мозговой активности у людей с ПТСР показал, что травматические воспоминания (например, боевые действия, сексуальное насилие, насилие в семье), представлены в мозгу совершенно иначе, чем иной значимый, автобиографический, печальный, но не травмирующий опыт (например, смерть домашнего животного).
Скорее всего, такой опыт является альтернативной когнитивной единицей и даже более того, похоже, что наш мозг, вообще не воспринимает травматические воспоминания как «воспоминания» как таковые.
Источник: https://www.nature.com/articles/s41593-023-01483-5
#память
#травма
Nature
Neural patterns differentiate traumatic from sad autobiographical memories in PTSD
Nature Neuroscience - Perl et al. show that in PTSD, hippocampal representations of autobiographical memories are similar across people with similar semantic content only for sad but not traumatic...
Вероятно, наиболее убедительной трактовкой работы скорби у Фрейда является часть книги «По ту сторону принципа наслаждения», посвященная рассмотрению игры fort/da («там/тут»), которую Фрейд наблюдал в поведении своего полуторагодовалого внука.
В этой игре ребенок справляется с горем разлуки с матерью при помощи разыгрывания своего собственного исчезновения и возвращения. При этом используются вспомогательные средства, которые Д.В. Винникотт позже назовет переходными объектами.
Чувство потери, вызванное отсутствием матери и дополненное растущим осознанием того, что разрыв, обозначившийся между ним самим и матерью, открывает целый ряд непредсказуемых и потенциально опасных возможностей, приводит ребенка к попытке воспроизвести возникновение этого бездонного промежутка в контролируемом пространстве примитивного ритуала.
Ребенок переводит, так сказать, свой фрагментированный нарциссизм (который в противном случае мог бы привести к психотическому срыву, к психологической дезинтеграции) в формализованные ритмы символического поведения. Благодаря этой процедуре он оказался в состоянии контролировать дозы отсутствия, ставшего причиной его горя.
Способность дозировать и представлять отсутствие с помощью замещающих фигур, находящихся лишь в шаге от того, что можно было бы назвать их «трансцендентным означающим», позволяет ребенку избежать психического срыва и превратить чувство утраченного всемогущества в сдерживающую форму контроля.
Работа скорби, совершаемая в игре fort/da, стала объектом пристального внимания в недавних работах исследователей теории литературы и критики именно потому, что она с особой четкостью демонстрирует тот путь, с помощью которого человеческая личность создает себя из обломков собственного нарциссизма.
Источник: Эрик Сантнер. История по ту сторону принципа наслаждения: Размышления о репрезентации травмы
#травма
#психоанализ
#фрейд
В этой игре ребенок справляется с горем разлуки с матерью при помощи разыгрывания своего собственного исчезновения и возвращения. При этом используются вспомогательные средства, которые Д.В. Винникотт позже назовет переходными объектами.
Чувство потери, вызванное отсутствием матери и дополненное растущим осознанием того, что разрыв, обозначившийся между ним самим и матерью, открывает целый ряд непредсказуемых и потенциально опасных возможностей, приводит ребенка к попытке воспроизвести возникновение этого бездонного промежутка в контролируемом пространстве примитивного ритуала.
Ребенок переводит, так сказать, свой фрагментированный нарциссизм (который в противном случае мог бы привести к психотическому срыву, к психологической дезинтеграции) в формализованные ритмы символического поведения. Благодаря этой процедуре он оказался в состоянии контролировать дозы отсутствия, ставшего причиной его горя.
Способность дозировать и представлять отсутствие с помощью замещающих фигур, находящихся лишь в шаге от того, что можно было бы назвать их «трансцендентным означающим», позволяет ребенку избежать психического срыва и превратить чувство утраченного всемогущества в сдерживающую форму контроля.
Работа скорби, совершаемая в игре fort/da, стала объектом пристального внимания в недавних работах исследователей теории литературы и критики именно потому, что она с особой четкостью демонстрирует тот путь, с помощью которого человеческая личность создает себя из обломков собственного нарциссизма.
Источник: Эрик Сантнер. История по ту сторону принципа наслаждения: Размышления о репрезентации травмы
#травма
#психоанализ
#фрейд
Процесс горевания во время терапии - весьма непростой процесс. Там есть и гнев, там есть и слёзы, там есть и беспомощность. Этот процесс требует много сил, смелости и выносливости.
На этом пути человека непременно будут поджидать 3 фантазии, которые Джудит Херман ("Trauma and Recovery") называет "сопротивлением гореванию". Эти фантазии дают ложную надежду, что с их помощью процесса горевания можно избежать. А если не избежать, то хотя бы значительно укоротить.
Вот эти 3 фантазии:
1) фантазия о мести
2) фантазия о прощении
3) фантазия о компенсации
В чём опасность первой фантазии?
Тут важно разделять яростное желание кровавой мести от праведного гнева. Яростная мстительность имеет свойство затапливать человека и ухудшать его состояние. Есть риск, что из-за своего желания мести человек ещё сильнее психически свяжется со своим насильником и не сможет от него морально отделиться.
Праведный же гнев - это гораздо более "рациональное" и "холодное" чувство. Оно обычно появляется тогда, когда человек нарастил внутренних опор и не боится дать насильнику отпор. Желание мести связывает с насильником, праведный гнев - защищает и ставит границу.
Из желания мстить можно попасть и в другую крайность - в фантазию о прощении. Человеку может казаться, что, если просто закрыть глаза на свою ярость и боль и "просто простить насильника", то травма и её последствия исчезнут. К сожалению, это не так. В большинстве случаев такой вид "прощения" лишь усугубляет расщепление и никак не помогает исцелиться.
Тут, возможно, стоит помнить, что все мы обыкновенные люди с обыкновенными чувствами. Никто из нас не обязан быть святым и всех прощать. К тому же, как напоминает Джудит Херман в своей книге, даже в религиозных доктринах прощение не является чем-то безусловным, чем-то, что даётся "задаром". Прощать имеет смысл тех людей, которые признали свою ошибку, раскаялись и постарались возместить урон. Если такого не происходит, то и прощать, в принципе, некого.
Самый коварный вызов, который будет удерживать человека от горевания и "отпускания ситуации" - это фантазия о компенсации. Кажется, если ещё немножко подождать, то точно все потери возместятся. Кто-то прийдёт и компенсирует мне всё, что было утрачено вследствие травмы.
Фантазия о компенсации в этом случае - это будет такая попытка внутренне "победить насильника" и избавиться от нанесённых им ран. Парадоксальным образом "победить насильника" удаётся только тогда, когда человек отказывается от надежды на компенсацию, потому что понимает, что её не будет.
ПС. Нужно сказать, что все здесь описываемые процессы - внутренние, акцент тут делается именно на них. В своей книге Джудит Херман неоднократно подчёркивает необходимость бороться с насильниками всеми легальными методами и активно защищать свои права.
Горевание не равно пассивность. Просто суды, протесты, итд. - это внешние процессы, а тут говорится про внутренние.
Текст Janina Breidaka
#психология
#травма
#психотерапия
На этом пути человека непременно будут поджидать 3 фантазии, которые Джудит Херман ("Trauma and Recovery") называет "сопротивлением гореванию". Эти фантазии дают ложную надежду, что с их помощью процесса горевания можно избежать. А если не избежать, то хотя бы значительно укоротить.
Вот эти 3 фантазии:
1) фантазия о мести
2) фантазия о прощении
3) фантазия о компенсации
В чём опасность первой фантазии?
Тут важно разделять яростное желание кровавой мести от праведного гнева. Яростная мстительность имеет свойство затапливать человека и ухудшать его состояние. Есть риск, что из-за своего желания мести человек ещё сильнее психически свяжется со своим насильником и не сможет от него морально отделиться.
Праведный же гнев - это гораздо более "рациональное" и "холодное" чувство. Оно обычно появляется тогда, когда человек нарастил внутренних опор и не боится дать насильнику отпор. Желание мести связывает с насильником, праведный гнев - защищает и ставит границу.
Из желания мстить можно попасть и в другую крайность - в фантазию о прощении. Человеку может казаться, что, если просто закрыть глаза на свою ярость и боль и "просто простить насильника", то травма и её последствия исчезнут. К сожалению, это не так. В большинстве случаев такой вид "прощения" лишь усугубляет расщепление и никак не помогает исцелиться.
Тут, возможно, стоит помнить, что все мы обыкновенные люди с обыкновенными чувствами. Никто из нас не обязан быть святым и всех прощать. К тому же, как напоминает Джудит Херман в своей книге, даже в религиозных доктринах прощение не является чем-то безусловным, чем-то, что даётся "задаром". Прощать имеет смысл тех людей, которые признали свою ошибку, раскаялись и постарались возместить урон. Если такого не происходит, то и прощать, в принципе, некого.
Самый коварный вызов, который будет удерживать человека от горевания и "отпускания ситуации" - это фантазия о компенсации. Кажется, если ещё немножко подождать, то точно все потери возместятся. Кто-то прийдёт и компенсирует мне всё, что было утрачено вследствие травмы.
Фантазия о компенсации в этом случае - это будет такая попытка внутренне "победить насильника" и избавиться от нанесённых им ран. Парадоксальным образом "победить насильника" удаётся только тогда, когда человек отказывается от надежды на компенсацию, потому что понимает, что её не будет.
ПС. Нужно сказать, что все здесь описываемые процессы - внутренние, акцент тут делается именно на них. В своей книге Джудит Херман неоднократно подчёркивает необходимость бороться с насильниками всеми легальными методами и активно защищать свои права.
Горевание не равно пассивность. Просто суды, протесты, итд. - это внешние процессы, а тут говорится про внутренние.
Текст Janina Breidaka
#психология
#травма
#психотерапия
Мои личные размышления на тему особенностей функционирования нашей памяти и травмы на английском языке («Tracing Trauma: The Complex Nature of Memory»). Кому интересно почитайте.
The traditional understanding of memory is that it functions as a storage for information, but this is not entirely accurate. Memory is, in fact, a complex process that involves encoding, retrieving and re-using information.
Encoding refers to the “memory consolidation” process, which transforms initial sensory information into a format that can be stored in the brain. Interestingly, the stored information may differ from its initial version. Storing encompasses both short-term and long-term memory.
Short-term memory is a cognitive process responsible for temporarily storing and using limited amount of information for a few seconds. This information can be retrieved in the same sequence in which it was stored...
Read in English: https://q-medical.ca/657-2/
#размышления
#память
#травма
The traditional understanding of memory is that it functions as a storage for information, but this is not entirely accurate. Memory is, in fact, a complex process that involves encoding, retrieving and re-using information.
Encoding refers to the “memory consolidation” process, which transforms initial sensory information into a format that can be stored in the brain. Interestingly, the stored information may differ from its initial version. Storing encompasses both short-term and long-term memory.
Short-term memory is a cognitive process responsible for temporarily storing and using limited amount of information for a few seconds. This information can be retrieved in the same sequence in which it was stored...
Read in English: https://q-medical.ca/657-2/
#размышления
#память
#травма