Ну, Акунин с Быковым понятно. А стесняюсь спросить, когда классиков будут изымать отовсюду? Они ведь того-этого... дискредитируют со страшной силой. Еще год назад френдесса моя, кандидат филологических наук, на улице показалась с Некрасовым. Ну и вот, собственно, протокол задержания:
"...демонстрировала средство наглядной агитации, плакат с надписью “То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей... Некрасов, Внимая ужасам войны”, привлекая тем самым внимание неограниченного круга лиц.
Вышеназванная наглядная агитация содержит строки из стихотворения Н.А. Некрасова “Внимая ужасам войны”, написанного автором в последние годы Крымской войны под впечатлением от “Севастопольских рассказов” Л.Н.Толстого. Указанные произведения содержат идеологию свержения власти, критику правящего режима за оправдание насилия…
Таким образом использованное средство наглядной агитации направлено на негативное отношение к проводимой военной операции Вооруженных Сил Российской Федерации».
На Толстого Л. Н. тоже где-то протокол завалялся. Даже не знаю, кто из них, бородачей из учебников, благонадежен. Кириллица страх какая разлагающая штука. Что-нибудь да понапишешь.
"...демонстрировала средство наглядной агитации, плакат с надписью “То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей... Некрасов, Внимая ужасам войны”, привлекая тем самым внимание неограниченного круга лиц.
Вышеназванная наглядная агитация содержит строки из стихотворения Н.А. Некрасова “Внимая ужасам войны”, написанного автором в последние годы Крымской войны под впечатлением от “Севастопольских рассказов” Л.Н.Толстого. Указанные произведения содержат идеологию свержения власти, критику правящего режима за оправдание насилия…
Таким образом использованное средство наглядной агитации направлено на негативное отношение к проводимой военной операции Вооруженных Сил Российской Федерации».
На Толстого Л. Н. тоже где-то протокол завалялся. Даже не знаю, кто из них, бородачей из учебников, благонадежен. Кириллица страх какая разлагающая штука. Что-нибудь да понапишешь.
По соседству народ зимними стихами обменивается. Зимними, снежными, новогодними. Давайте продолжим? Я-то поэт известно какой, Цветик по сравнению со мной Бродский. Зато есть прекрасный Сергей Плотов.
Бредут кучковатые люди,
Поскольку в России зима.
А дворников нет и не будет.
И это печально весьма.
Здесь много их было когда-то -
Наладивших быт и досуг.
Но, бросив в сугробах лопаты,
Они улетели на юг.
Хайяма курлыча привычно,
Оставили град-исполин.
В застиранном небе столичном
Растаял оранжевый клин.
На родине встретятся с шейхом
И жизнь скоротают в трудах.
Один лишь, как Серая Шейка,
Остался на Чистых прудах.
Порою кусочки батона
Кидает ему детвора,
Резвясь под присмотром ОМОНа.
И снега кругом дохера.
По крыши засыпан им город.
Сугробы растут там и тут.
И сам он растает нескоро –
При правнуках, коль доживут.
Бредут кучковатые люди,
Поскольку в России зима.
А дворников нет и не будет.
И это печально весьма.
Здесь много их было когда-то -
Наладивших быт и досуг.
Но, бросив в сугробах лопаты,
Они улетели на юг.
Хайяма курлыча привычно,
Оставили град-исполин.
В застиранном небе столичном
Растаял оранжевый клин.
На родине встретятся с шейхом
И жизнь скоротают в трудах.
Один лишь, как Серая Шейка,
Остался на Чистых прудах.
Порою кусочки батона
Кидает ему детвора,
Резвясь под присмотром ОМОНа.
И снега кругом дохера.
По крыши засыпан им город.
Сугробы растут там и тут.
И сам он растает нескоро –
При правнуках, коль доживут.
И ведь читала когда-то, но наглухо забыла. А сейчас воспринимается, словно Вертинский только вот-вот туда съездил. Даже любители Сталина по-прежнему ведь есть, как это ни дико звучит.
«Пароход уже подходил к Яффе. В самую Яффу пароход не входит: в ней нет порта. В этой местности море изобилует скалами, подводными рифами и камнями. Конечно, все это можно расчистить и взорвать, но устройство порта стоило бы миллионы фунтов, а денег на это нет. Поэтому мы остановились в море и на больших лодках-баржах поплыли в Яффу вместе с багажом.
Город разделен на две части: европейскую — Тель-Авив и арабскую — Яффу.
Тель-Авив — маленький, скромный, довольно чистенький провинциальный городок, построенный руками пионеров, наехавших сюда со всех концов света.
Палестина очень мала и не может вместить многих. Арабы считают её своей землёй и ни за что не хотят отказаться от неё. Кроме этого, развитию Палестины мешают разного рода причины, которых немало. Прежде всего, Палестину губит благотворительность, которая делает из живой и самодеятельной страны что‑то вроде инвалида, живущего на общественном попечении. Затем — отдалённость её от других стран и отсутствие портов. Это мешает её нормальному общению с остальным миром. А вечный антагонизм между еврейским и арабским населением, искусно разжигаемый и поддерживаемый заинтересованными иностранными кругами, тормозит её торговлю и естественный рост.
Существует ещё целый ряд обстоятельств. Палестину строила молодёжь. В большинстве это люди интеллигентных профессий — врачи, адвокаты, архитекторы, студенты. Увлечённые идеей иметь своё собственное отечество, они, приехав в страну, горячо взялись за работу. Не покладая рук, строили дороги, дома, возделывали землю, все создавали сами, не брезгуя никакой чёрной работой. Так был построен Тель-Авив, так были созданы и другие города и колонии.
Старики же смотрели на Палестину иначе. Они видели в ней только Святую Землю, землю предков, на которую они приезжали умирать. У знаменитой «Стены Плача», накрывшись покрывалами и раздирая на себе одежду, дряхлые миллионеры перед смертью замаливали свои грехи. Палестина была как бы кладбищем или преддверием тьмы.
Поэтому между стариками и молодёжью шла глухая борьба. Это борьба Дня и Ночи, Света и Мрака. Эта борьба также мешала развитию страны.
В Палестине запрещено говорить на жаргоне. Говорят там или на древнееврейском, или на русском языке.
Древнееврейский язык очень красив и звучен. Когда слышишь его, чувствуешь всю пламенность, всю горячность этой тысячелетней расы.
Иногда из пустыни в Тель-Авив приезжают на верблюдах евреи какого‑то особого племени — смуглые, как арабы, с жгучими глазами и гордыми линиями профиля. Из маленьких шатров на горбах верблюдов мелькают лица библейских женщин, прикрытые до глаз чем‑то вроде чадры. Так, вероятно, выглядели Рахиль или Лия, которую любил Иаков. Им запрещено даже разговаривать с посторонними людьми. Приезжают они в город за покупками с утра, а к закату солнца, плавно покачиваясь, караван уходит обратно в пустыню.
Это племя каким-то чудом осталось в пустыне и живёт, не смешиваясь с остальными евреями.
Местные жители принимали меня очень тепло, так как подавляющее большинство эмигрировало в Палестину из России и у всех сохранилась нежность и любовь ко всему русскому.
«Пароход уже подходил к Яффе. В самую Яффу пароход не входит: в ней нет порта. В этой местности море изобилует скалами, подводными рифами и камнями. Конечно, все это можно расчистить и взорвать, но устройство порта стоило бы миллионы фунтов, а денег на это нет. Поэтому мы остановились в море и на больших лодках-баржах поплыли в Яффу вместе с багажом.
Город разделен на две части: европейскую — Тель-Авив и арабскую — Яффу.
Тель-Авив — маленький, скромный, довольно чистенький провинциальный городок, построенный руками пионеров, наехавших сюда со всех концов света.
Палестина очень мала и не может вместить многих. Арабы считают её своей землёй и ни за что не хотят отказаться от неё. Кроме этого, развитию Палестины мешают разного рода причины, которых немало. Прежде всего, Палестину губит благотворительность, которая делает из живой и самодеятельной страны что‑то вроде инвалида, живущего на общественном попечении. Затем — отдалённость её от других стран и отсутствие портов. Это мешает её нормальному общению с остальным миром. А вечный антагонизм между еврейским и арабским населением, искусно разжигаемый и поддерживаемый заинтересованными иностранными кругами, тормозит её торговлю и естественный рост.
Существует ещё целый ряд обстоятельств. Палестину строила молодёжь. В большинстве это люди интеллигентных профессий — врачи, адвокаты, архитекторы, студенты. Увлечённые идеей иметь своё собственное отечество, они, приехав в страну, горячо взялись за работу. Не покладая рук, строили дороги, дома, возделывали землю, все создавали сами, не брезгуя никакой чёрной работой. Так был построен Тель-Авив, так были созданы и другие города и колонии.
Старики же смотрели на Палестину иначе. Они видели в ней только Святую Землю, землю предков, на которую они приезжали умирать. У знаменитой «Стены Плача», накрывшись покрывалами и раздирая на себе одежду, дряхлые миллионеры перед смертью замаливали свои грехи. Палестина была как бы кладбищем или преддверием тьмы.
Поэтому между стариками и молодёжью шла глухая борьба. Это борьба Дня и Ночи, Света и Мрака. Эта борьба также мешала развитию страны.
В Палестине запрещено говорить на жаргоне. Говорят там или на древнееврейском, или на русском языке.
Древнееврейский язык очень красив и звучен. Когда слышишь его, чувствуешь всю пламенность, всю горячность этой тысячелетней расы.
Иногда из пустыни в Тель-Авив приезжают на верблюдах евреи какого‑то особого племени — смуглые, как арабы, с жгучими глазами и гордыми линиями профиля. Из маленьких шатров на горбах верблюдов мелькают лица библейских женщин, прикрытые до глаз чем‑то вроде чадры. Так, вероятно, выглядели Рахиль или Лия, которую любил Иаков. Им запрещено даже разговаривать с посторонними людьми. Приезжают они в город за покупками с утра, а к закату солнца, плавно покачиваясь, караван уходит обратно в пустыню.
Это племя каким-то чудом осталось в пустыне и живёт, не смешиваясь с остальными евреями.
Местные жители принимали меня очень тепло, так как подавляющее большинство эмигрировало в Палестину из России и у всех сохранилась нежность и любовь ко всему русскому.
(Продолжение)
Однажды вечером директор «Колумбии» предложил мне посмотреть Яффу — арабскую часть города. Она мало отличалась от Бейрута. Те же дома с плоскими крышами, те же грязные улицы, тот же вечный базар. На маленьких осликах, волоча ноги по земле, проезжают трусцой задумчивые люди в красных фесках. О чем мечтают они?
Когда-то эта земля принадлежала им. Но они продали её за хорошие деньги. Получив их, они купили себе европейские одежды и стали пить свою знаменитую «мастику» — анисовую водку — в маленьких экзотических кафе и слушать заунывную музыку бродячих оркестров. Пили до тех пор, пока не пропили все. Оставшись без земли и без денег, они стали понимать, что сделали глупость.
Раньше такой араб лежал целый день на горячей земле под сенью оливы, которую он даже не сажал, она росла сама по себе. С оливкового дерева на землю падали зрелые плоды. Он брал мягкую, как блин, хлебную лепёшку, испечённую женой, заворачивал в неё оливу и отправлял в рот. Ел прямо с косточкой. Больше ему ничего не надо было, ибо это была его природная и любимая пища. А продав землю, он остался без пищи и без крова. Отсюда и пошёл антагонизм, недовольство евреями.
Земля в Палестине на вес золота. Вероятно, нигде в мире она не стоит так дорого, как там. Купивши землю, усаживают её апельсиновыми деревьями, которые через несколько лет дают огромный урожай знаменитых яффских апельсинов, самых крупных и самых вкусных в мире. Весь этот урожай экспортируется в Англию. Он скуплен на корню и даже не поступает в продажу или местное пользование. Проживая там два месяца, я даже не видел этих изумительных фруктов. (...)
В Хайфу я попал на концерт вечером и вечером же уехал, не успев осмотреть её как следует. Зато в Иерусалиме я задержался на несколько дней. Концерт мой был в саду, и семь тысяч иерусалимцев радушно принимали мои песни.
После концерта я остался осмотреть город.
Когда-то он был местом паломничества христиан со всего мира. Теперь там никого не было. Дороговизна билетов, трудности с получением визы — о поездке туда нечего и думать.
Раньше большинство паломников ехало из России, поэтому здесь даже арабы говорят по-русски. Многие из них были гидами и работали с богомольцами.
На месте страданий Христа построен огромный храм, который куполом как бы накрывает места, где его распяли, где он был похоронен и где воскрес. Тут и Голгофа, и Пещера Воскресения, и Крёстный Путь. Двадцать религий имеют здесь свои храмы. Католики, русские, греки, армяне… Все увешано лампадами, но зажжённых немного. Притока верующих почти нет, и храмы пустуют.
После концерта со мной познакомился человек, который имел там свою автомобильную контору. Он был русским и православным, и именно он взялся показать мне все святыни храмов Гроба Господня, а потом пригласил меня обедать к себе домой.
Каково же было моё изумление, когда, войдя, я увидел на стене его кабинета… огромный портрет Сталина! После всего того настроения, которое создаёт блуждание по пещерам и алтарям, после мистической полутьмы, запаха ладана, треска свечей и мерцания лампад — вдруг портрет Сталина…
«Так вот куда проникло влияние этого человека! — думал я. — В цитадель христианства! В колыбель старого мира!» Я был настолько поражён этим, что долго стоял с разинутым ртом, глядя на портрет».
Однажды вечером директор «Колумбии» предложил мне посмотреть Яффу — арабскую часть города. Она мало отличалась от Бейрута. Те же дома с плоскими крышами, те же грязные улицы, тот же вечный базар. На маленьких осликах, волоча ноги по земле, проезжают трусцой задумчивые люди в красных фесках. О чем мечтают они?
Когда-то эта земля принадлежала им. Но они продали её за хорошие деньги. Получив их, они купили себе европейские одежды и стали пить свою знаменитую «мастику» — анисовую водку — в маленьких экзотических кафе и слушать заунывную музыку бродячих оркестров. Пили до тех пор, пока не пропили все. Оставшись без земли и без денег, они стали понимать, что сделали глупость.
Раньше такой араб лежал целый день на горячей земле под сенью оливы, которую он даже не сажал, она росла сама по себе. С оливкового дерева на землю падали зрелые плоды. Он брал мягкую, как блин, хлебную лепёшку, испечённую женой, заворачивал в неё оливу и отправлял в рот. Ел прямо с косточкой. Больше ему ничего не надо было, ибо это была его природная и любимая пища. А продав землю, он остался без пищи и без крова. Отсюда и пошёл антагонизм, недовольство евреями.
Земля в Палестине на вес золота. Вероятно, нигде в мире она не стоит так дорого, как там. Купивши землю, усаживают её апельсиновыми деревьями, которые через несколько лет дают огромный урожай знаменитых яффских апельсинов, самых крупных и самых вкусных в мире. Весь этот урожай экспортируется в Англию. Он скуплен на корню и даже не поступает в продажу или местное пользование. Проживая там два месяца, я даже не видел этих изумительных фруктов. (...)
В Хайфу я попал на концерт вечером и вечером же уехал, не успев осмотреть её как следует. Зато в Иерусалиме я задержался на несколько дней. Концерт мой был в саду, и семь тысяч иерусалимцев радушно принимали мои песни.
После концерта я остался осмотреть город.
Когда-то он был местом паломничества христиан со всего мира. Теперь там никого не было. Дороговизна билетов, трудности с получением визы — о поездке туда нечего и думать.
Раньше большинство паломников ехало из России, поэтому здесь даже арабы говорят по-русски. Многие из них были гидами и работали с богомольцами.
На месте страданий Христа построен огромный храм, который куполом как бы накрывает места, где его распяли, где он был похоронен и где воскрес. Тут и Голгофа, и Пещера Воскресения, и Крёстный Путь. Двадцать религий имеют здесь свои храмы. Католики, русские, греки, армяне… Все увешано лампадами, но зажжённых немного. Притока верующих почти нет, и храмы пустуют.
После концерта со мной познакомился человек, который имел там свою автомобильную контору. Он был русским и православным, и именно он взялся показать мне все святыни храмов Гроба Господня, а потом пригласил меня обедать к себе домой.
Каково же было моё изумление, когда, войдя, я увидел на стене его кабинета… огромный портрет Сталина! После всего того настроения, которое создаёт блуждание по пещерам и алтарям, после мистической полутьмы, запаха ладана, треска свечей и мерцания лампад — вдруг портрет Сталина…
«Так вот куда проникло влияние этого человека! — думал я. — В цитадель христианства! В колыбель старого мира!» Я был настолько поражён этим, что долго стоял с разинутым ртом, глядя на портрет».
желаю поделиться ужасом восторга.
Где-то в середине 50-х Окуджава влюбился в хорошенькую девицу. Очень худенькую - еле уцелела в блокадном Ленинграде. Провожал до дома, стихи ей писал. Но так ничего и не сложилось, скоро он уехал, все в тот же снулый Ленинград. А встретились они лет через сорок, на записи одной из передач по ТВ. Не "Спокойной ночи, малыши", хотя было бы логично. Его бывшую пассию вся страна уже знала как тетю Валю.
Где-то в середине 50-х Окуджава влюбился в хорошенькую девицу. Очень худенькую - еле уцелела в блокадном Ленинграде. Провожал до дома, стихи ей писал. Но так ничего и не сложилось, скоро он уехал, все в тот же снулый Ленинград. А встретились они лет через сорок, на записи одной из передач по ТВ. Не "Спокойной ночи, малыши", хотя было бы логично. Его бывшую пассию вся страна уже знала как тетю Валю.
Изыните. Икота-икота, перейди на Федота, а то я не могу перестать это петь. Планирую дать гастроль на Невском, но голосишко такой пакостный, что не посадили бы за дискредитацию.
Мы рождены, чтоб святость сделать былью –
Чтоб одолеть весь сатанинский вздор,
Христос нам дал божественные крылья,
А вместе с ними – ангельский простор.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Стремя наверх Христа Завет священный,
Бесовский дух отвергнув навсегда,
Мы создаем в России непременный
Церковный строй молитвы и труда.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Наш русский дух победно торжествует,
Весь Божий мир равняется на нас,
И Патриарх Московский всем дарует
Господний православный Божий глас.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Слова М. Румянцева, дай ему бог здоровья.
Мы рождены, чтоб святость сделать былью –
Чтоб одолеть весь сатанинский вздор,
Христос нам дал божественные крылья,
А вместе с ними – ангельский простор.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Стремя наверх Христа Завет священный,
Бесовский дух отвергнув навсегда,
Мы создаем в России непременный
Церковный строй молитвы и труда.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Наш русский дух победно торжествует,
Весь Божий мир равняется на нас,
И Патриарх Московский всем дарует
Господний православный Божий глас.
Все выше и выше, и выше
Духовность российских людей,
И Бог в нашем слове услышит
Величие русских идей.
Слова М. Румянцева, дай ему бог здоровья.
Помощь зала требуется. Дабы не уронить лицо русского книжника в грязь. В библиофильское сообщество запостила фотку мужика, читающего в метро классика сербской книжевности, проезжая через "Пушкинскую". (Ревнители чужого прайваси, не возбуждайтесь, мужик практически скрыт шапкой и очками.) Вот вам, мол, экс-югославы - их почему-то там навалом. Народ, который там в основном питается зрелищем чужих библиотек, радостно оживился. И одна тетенька из Глазго пишет: "Pushkinskaya Station is a location in the book I'm writing, mostly because I like the Moscow Metro. It's a bit nicer than our Subway in Glasgow. Other than the sci-fi book 'Metro' (on this year's to-be-read), any recommendations for books that feature the Metro?" Я, мол, книжку "Метро" как раз пишу, там действие аккурат на "Пушкинской", и вообще я люблю московское метро. Оно куда круче, чем наша подземка в Глазго. А нет ли еще научной фантастики про метро?"
Пришлось стыдливо затихариться. Кто тут в курсе последних веяний?
А вообще это моя любимая игрушка теперь. Не метро, метро в Черногории будет лет чрез пятьсот по исчисленью философических таблиц. Толпа книжников со всех концов света. Очень подбадривает. Особенно когда на вопрос, кого из писателей вы перечитывали много раз, индонезиец отвечает: "Чехова!", и при беглом ознакомлении с фб видишь одну из заставок - молодого Антон Палыча, немка пишет, что "Войну и мир" она перечитывала восемь раз, а турки кричат, что Достоевский - их любимый писатель.
Достоевский вообще побил все рекорды, но не уверена, что он был бы рад, узнав что делит первое место по популярности среди книголюбов двадцать первого века с Гарри Поттером.
Пришлось стыдливо затихариться. Кто тут в курсе последних веяний?
А вообще это моя любимая игрушка теперь. Не метро, метро в Черногории будет лет чрез пятьсот по исчисленью философических таблиц. Толпа книжников со всех концов света. Очень подбадривает. Особенно когда на вопрос, кого из писателей вы перечитывали много раз, индонезиец отвечает: "Чехова!", и при беглом ознакомлении с фб видишь одну из заставок - молодого Антон Палыча, немка пишет, что "Войну и мир" она перечитывала восемь раз, а турки кричат, что Достоевский - их любимый писатель.
Достоевский вообще побил все рекорды, но не уверена, что он был бы рад, узнав что делит первое место по популярности среди книголюбов двадцать первого века с Гарри Поттером.
Ну, с наступившим. Когда вновь откроете холодильник, вспомните этот стишок. Автора не знаю, но он милый.
ноль килокоровий
надпись на торте
хоть и страшновато
он уже во рте
ноль килокоровий
надпись на торте
хоть и страшновато
он уже во рте
Давно уже изнемогаю от желания рассказать про одного там паразита. В хорошем смысле паразита, а не это вот, что по телевизору выступает. Но боюсь, что вы меня проклянете. Я-то, как внучка биолога, небрезглива и вообще, когда речь о том, как вылечить, а не заразить, любознательно читаю и разглядываю что угодно. Однако не все ж такие непрошибаемые. Собираюсь с духом, в общем. Читаю пока всякое что не приколочено, и жалею только об одном - что не могу достать книжку "Деятельность двадцати восьми гельминтологических экспедиций в СССР" 1926 года издания. Зато обнаружила воспоминания знаменитого советского паразитолога и, значит, наслаждаюсь. Читаю, как он вдохновенно рассказывает про объект своего интереса, и поневоле вспоминаю эпизод, рассказанный Чуковским. Тот устраивал лекции, вроде как Лена Грачева для Адвиты, только дедушка Корней - для отдыхающих в пансионате. Звал всяких интересных людей. Увидел импозантного академика с поэтической походкой. Поинтересовался областью науки, которую тот вспахивает. Ученый человек с достоинством ответил: "Гельминтология". А что это, Чуковский не знал. Но слово красивое, да и фамилия академика навевала возвышенные ассоциации. (На красивых словах, кстати, не один Корней Иваныч погорел. Сын мой, например, Митька, обуянный в детстве музой, сочинял лирические сказки, где фигурировала принцесса Фекалия. Да и фейсбучеры многие... гм...)
Так вот, Чуковский спрашивает: "Выступите?" - "Выступлю", - с готовностью кивает академик.
Вечер, собрались причепурившиеся дамы - в бусах и вечерних туалетах. Рассаживаются. Выходит походкой артиста лектор и поэтическим голосом начинает:
- Рано утром, покуда детки еще спят, войдите в любую спальню детского дома и поднимите им рубашечки. Вы увидите, что у них из заднего прохода, высунув головки, выглядывают глисты...
Бедные дамы смогли уйти только через час.
И тут я перевожу глаза на фамилию паразитолога, которого сейчас читаю. Скрябин Константин Иванович. Верю в историю Чуковского безоговорочно. Константин Иванович и в книжке своей совершенно такой же.
Так вот, Чуковский спрашивает: "Выступите?" - "Выступлю", - с готовностью кивает академик.
Вечер, собрались причепурившиеся дамы - в бусах и вечерних туалетах. Рассаживаются. Выходит походкой артиста лектор и поэтическим голосом начинает:
- Рано утром, покуда детки еще спят, войдите в любую спальню детского дома и поднимите им рубашечки. Вы увидите, что у них из заднего прохода, высунув головки, выглядывают глисты...
Бедные дамы смогли уйти только через час.
И тут я перевожу глаза на фамилию паразитолога, которого сейчас читаю. Скрябин Константин Иванович. Верю в историю Чуковского безоговорочно. Константин Иванович и в книжке своей совершенно такой же.
Пока воспоминания Скрябина читаешь, главное не обращать внимание на обязательные для тех времен идеологические вставки, как печально было при царизме и как расцвела страна и населяющие ее народы при советской власти. Там, где про гельминтов и сопутствующее, - там он молодец, вполне живые страницы. Ну и учитывая тему, много удивительной информации, особенно когда описывает свои экспедиции по закоулкам отечества. То и дело приходится лезть в вики, вот например три джентльмена на фотографии - представители народности кета, про которую я слыхом не слыхивала. Ситцевый платок у них - традиционный головной убор.
И совершенно покорило гостеприимство кета (кетов?). "Каждого гостя, приехавшего к ним, они угощают чаем. При этом гость пользуется своеобразной привилегией: если сами кеты пьют чай, по очереди облизывая кусочек сахару (один на всех), подвешенный на тоненькой веревочке, то гостю дается отдельный огрызок, и не для того только, чтобы его облизать, но и съесть".
С нетерпением жду к себе следующих гостей.
И совершенно покорило гостеприимство кета (кетов?). "Каждого гостя, приехавшего к ним, они угощают чаем. При этом гость пользуется своеобразной привилегией: если сами кеты пьют чай, по очереди облизывая кусочек сахару (один на всех), подвешенный на тоненькой веревочке, то гостю дается отдельный огрызок, и не для того только, чтобы его облизать, но и съесть".
С нетерпением жду к себе следующих гостей.
Хотела уже продолжить диалог в комментах, но вовремя вспомнила довлатовское про болезненный момент в разговоре с женщиной. Слишком часто сейчас попытка объясниться, когда встречаются люди с разными точками зрения, становится таким разговором, вне зависимости от пола участников. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что противен сам звук твоего голоса. И дело даже не в тебе, а именно в доводах и аргументах. В этом случае продолжать бесполезно. Так я у себя, может кому-то пригодится.
Мне очень жаль, что попытки заступиться за Смехова и объяснить, почему его разговоры вроде бы о театре дали возможность продышаться, - вызвали такое раздражение. Дело в том, что заступившиеся ощущают это "стыдно" как упрек тому, что делают и говорят они сами. И со стороны стыдящих это, честно говоря, удар под дых. "Человек, который молчит про войну, не интересен". Но выбор невелик - либо они молчат про войну, либо оказываются в лагере лет эдак на семь-восемь. Я не верю, что вы желаете этого своим друзьям, да и просто нормальным людям в России. А что шутки кончились и реакция соответствующих структур будет абсолютно беспощадна, нам всем показали очень наглядно. Больного раком на четвертой стадии профессора Колкера подняли с одра и увезли в тюрьму, где он умер через день. 64-летний Барышников с трубкой в животе - гниет на зоне. Предположим, их никто особо не знал, вы можете сказать, что Смехова не тронут, он слишком известен. Но Женю посадили невзирая на известность и, кстати, приемных детей. В лучшем случае те, кто не молчит про войну, лишатся работы. Ну и хорошо - скажет кто-нибудь, кому такая возможность не грозит. Лучше умереть, чем жить на коленях, и прочая трескотня. Но в голову почему-то приходит, что все мы, независимо от нынешнего места пребывания - дети советской страны. И наша независимость мышления, эрудиция, честность, принципиальность, смелость и т.д., выбирайте кому что нравится, - следствие того, что в ней были и те, кто “молчал про войну”. Молчал о том, о чем запрещалось говорить. Но говорил об этом другими словами и на другую тему, помогая оставаться людьми. Ведь далеко не все советские граждане слушали бибиси и читали отважных диссидентов, однако в негодяев не превратились. Именно благодаря тем отнюдь не смельчакам, которые, не сев гордо в тюрьму, умудрялись вырастить приличных людей.
У нас такая страна, что здесь практически постоянно не понос, так золотуха. И когда мы были маленькие, все это тоже происходило. Но к счастью, тогда в голову мало кому приходило попрекать людей тем, что они не пропаганду хотят глотать, а что-то нормальное, здоровое, что не разлагает сознание, а помогает сохранить ясным разум и устоять на ногах. А тем, кто помогал, были лишь благодарны.
Не только свято место не бывает пусто. Люди все равно будут слушать, смотреть, - так что пусть это будет “молчащий о войне” Смехов. Затюкать таких, как он, - появится пустота. А что ее заполнит, мы все примерно представляем.
Мне очень жаль, что попытки заступиться за Смехова и объяснить, почему его разговоры вроде бы о театре дали возможность продышаться, - вызвали такое раздражение. Дело в том, что заступившиеся ощущают это "стыдно" как упрек тому, что делают и говорят они сами. И со стороны стыдящих это, честно говоря, удар под дых. "Человек, который молчит про войну, не интересен". Но выбор невелик - либо они молчат про войну, либо оказываются в лагере лет эдак на семь-восемь. Я не верю, что вы желаете этого своим друзьям, да и просто нормальным людям в России. А что шутки кончились и реакция соответствующих структур будет абсолютно беспощадна, нам всем показали очень наглядно. Больного раком на четвертой стадии профессора Колкера подняли с одра и увезли в тюрьму, где он умер через день. 64-летний Барышников с трубкой в животе - гниет на зоне. Предположим, их никто особо не знал, вы можете сказать, что Смехова не тронут, он слишком известен. Но Женю посадили невзирая на известность и, кстати, приемных детей. В лучшем случае те, кто не молчит про войну, лишатся работы. Ну и хорошо - скажет кто-нибудь, кому такая возможность не грозит. Лучше умереть, чем жить на коленях, и прочая трескотня. Но в голову почему-то приходит, что все мы, независимо от нынешнего места пребывания - дети советской страны. И наша независимость мышления, эрудиция, честность, принципиальность, смелость и т.д., выбирайте кому что нравится, - следствие того, что в ней были и те, кто “молчал про войну”. Молчал о том, о чем запрещалось говорить. Но говорил об этом другими словами и на другую тему, помогая оставаться людьми. Ведь далеко не все советские граждане слушали бибиси и читали отважных диссидентов, однако в негодяев не превратились. Именно благодаря тем отнюдь не смельчакам, которые, не сев гордо в тюрьму, умудрялись вырастить приличных людей.
У нас такая страна, что здесь практически постоянно не понос, так золотуха. И когда мы были маленькие, все это тоже происходило. Но к счастью, тогда в голову мало кому приходило попрекать людей тем, что они не пропаганду хотят глотать, а что-то нормальное, здоровое, что не разлагает сознание, а помогает сохранить ясным разум и устоять на ногах. А тем, кто помогал, были лишь благодарны.
Не только свято место не бывает пусто. Люди все равно будут слушать, смотреть, - так что пусть это будет “молчащий о войне” Смехов. Затюкать таких, как он, - появится пустота. А что ее заполнит, мы все примерно представляем.
О, Виктор Серж, оказывается, побывал на суде над чубаровцами. Было такое знаменитое ленинградское дело в 1926-м, чуть ли не первый советский процесс над насильниками. Серж пишет про пятнадцать человек, на самом деле их было двадцать шесть, что ли. И даже больше - по ходу дела всплывали новые имена. Почти все молодые парни, как шпана, так и просто фабричные. На их беду, жертва оказалась недавно приехавшая девчонка из деревни, которая по своей деревенской простоте наутро добрела до милиции, рассудив, что власть должна насильников наказать. А власти к тому времени действительно поднадоело, как тогда называли, "половое хулиганство", принявшее за несколько постреволюционных лет юридического гуляй-поля размах поистине эпический. Так что подвернулся удобный момент для показательного процесса. Шум был на всю страну, отголоски встречаются в самых неожиданных местах, например в "Двенадцати стульях", когда в редакции препираются секретарь и "Суд и быт", волосатый мужчина, - секретарь возмущается: "А когда вам поручили чубаровское дело, вы что писали? Строки от вас нельзя было получить. Я знаю. Вы писали о чубаровцах в вечерку".
Так вот это те самые чубаровцы.
И так понятно было, что ребята незатейливые, но впечатлился даже Серж с опытом отсидки во французской тюрьме.
Особенно хорош диалог одного из насильников с председателем суда.
"...Над пятнадцатью преступниками из Чубарова переулка организовали показательный процесс в зале рабочего клуба, под портретом Ленина. Председательствовал Рафаил, редактор «Ленинградской правды», лысый, хитрый и бесцветный чинуша. Казалось, он так и не понял, какой клубок человеческих мерзостей и убогого вырождения ему предстояло распутать от имени правосудия трудящихся. Рабочие и работницы, заполнившие зал, внимали дебатам, откровенно скучая. У пятнадцати обвиняемых была внешность начинающих хулиганов с Лиговки - рабоче-крестьянская закваска в сочетании с вызывающим хамством. Они признавались и обвиняли друг друга, не стесняясь в подробностях, уже не сообразуясь с фактами, полагая, что и так слишком много шуму из-за пустяка, подобные которому часто проходят незамеченными. Что тут особенного - ну, зажали на пустыре? А может, ей лучше переспать с четырьмя, пятерыми или шестерыми? Все равно ведь забеременеет или заболеет, как с одного раза. А если она не хочет, то, видать, потому, что у нее «предрассудки». Несколько обменов репликами осталось у меня в памяти. Несознательность обвиняемых проявлялась столь первобытно, что председатель Рафаил, привычный к парткомовскому стилю, постоянно терялся. В ответ на его
дубовую тираду о новой культуре и моральном облике советского человека белобрысый курносый парнишка недоумевает:
- А че это такое?
Рафаил продолжает:
- Вы, несомненно, предпочли бы заграничные буржуазные нравы?
Полный идиотизм. Паренек гнет свое:
- Почем знать. За границей я не бывал.
- Вы могли узнать о них из иностранных газет.
- Я и советских не читал. Моя, понял, культура - тротуар Лиговки".
Вместо "понял" просится, конечно, "поэл", но смысл ясен.
Они действительно недоумевали, из-за чего такой сыр-бор, подумаешь, за бабу подержались. Всегда было можно, вон и товарищ Коллонтай учила про "стакан воды" (бедной Александре Михайловне еще долго икалось), - и вдруг нельзя. Так что на расстрел пятерка самых деятельных пошла все в том же недоумении.
Заодно нашла фильм, снятый через шесть лет после этого суда, и он стоит просмотра. "Суд должен продолжаться", 1930, с поразительно мощным феминистическим, и очень современным, посылом. "Мы требуем сурового наказания преступникам, мешающим женщине стать равной на работе и в обществе!"
Идея - что могло быть с этой девушкой дальше. Сюжет вкратце - кругом одни похотливые козлы. Кто темой занимается, очень рекомендую, на ютубе лежит.
Так вот это те самые чубаровцы.
И так понятно было, что ребята незатейливые, но впечатлился даже Серж с опытом отсидки во французской тюрьме.
Особенно хорош диалог одного из насильников с председателем суда.
"...Над пятнадцатью преступниками из Чубарова переулка организовали показательный процесс в зале рабочего клуба, под портретом Ленина. Председательствовал Рафаил, редактор «Ленинградской правды», лысый, хитрый и бесцветный чинуша. Казалось, он так и не понял, какой клубок человеческих мерзостей и убогого вырождения ему предстояло распутать от имени правосудия трудящихся. Рабочие и работницы, заполнившие зал, внимали дебатам, откровенно скучая. У пятнадцати обвиняемых была внешность начинающих хулиганов с Лиговки - рабоче-крестьянская закваска в сочетании с вызывающим хамством. Они признавались и обвиняли друг друга, не стесняясь в подробностях, уже не сообразуясь с фактами, полагая, что и так слишком много шуму из-за пустяка, подобные которому часто проходят незамеченными. Что тут особенного - ну, зажали на пустыре? А может, ей лучше переспать с четырьмя, пятерыми или шестерыми? Все равно ведь забеременеет или заболеет, как с одного раза. А если она не хочет, то, видать, потому, что у нее «предрассудки». Несколько обменов репликами осталось у меня в памяти. Несознательность обвиняемых проявлялась столь первобытно, что председатель Рафаил, привычный к парткомовскому стилю, постоянно терялся. В ответ на его
дубовую тираду о новой культуре и моральном облике советского человека белобрысый курносый парнишка недоумевает:
- А че это такое?
Рафаил продолжает:
- Вы, несомненно, предпочли бы заграничные буржуазные нравы?
Полный идиотизм. Паренек гнет свое:
- Почем знать. За границей я не бывал.
- Вы могли узнать о них из иностранных газет.
- Я и советских не читал. Моя, понял, культура - тротуар Лиговки".
Вместо "понял" просится, конечно, "поэл", но смысл ясен.
Они действительно недоумевали, из-за чего такой сыр-бор, подумаешь, за бабу подержались. Всегда было можно, вон и товарищ Коллонтай учила про "стакан воды" (бедной Александре Михайловне еще долго икалось), - и вдруг нельзя. Так что на расстрел пятерка самых деятельных пошла все в том же недоумении.
Заодно нашла фильм, снятый через шесть лет после этого суда, и он стоит просмотра. "Суд должен продолжаться", 1930, с поразительно мощным феминистическим, и очень современным, посылом. "Мы требуем сурового наказания преступникам, мешающим женщине стать равной на работе и в обществе!"
Идея - что могло быть с этой девушкой дальше. Сюжет вкратце - кругом одни похотливые козлы. Кто темой занимается, очень рекомендую, на ютубе лежит.
Традиционно 66-й сонет в переводе Ирины Васюченко. Какие смешные те люди, кто никогда не перечитывает уже прочитанное. Ведь хороший текст каждый раз видишь новыми глазами.
Xoть в пeтлю лeзь! Физически тошнит,
На ваши глядя гнусные картины:
На троне восседающий бандит,
И добрый малый, что в кутузке сгинул,
И пакостно скудеющий глагол,
Где всю любовь нам «химия» сменила,
А всю печаль – «печалька»… И осел,
Что с кафедры толпе вещает мило,
И поп, опровергающий Христа,
И полицейский, грабящий старуху,
И торжествующая гопота,
И враками израненное ухо,
И нагло мной поруганный Шекспир –
А я ль не чтила смолоду поэтов? –
Всё говорит, что жизни скучный пир
Пора кончать. Заткнись, ведь песня спета!
Обрыдло все. Одно смущает: кот.*)
Он, бедный, без меня не проживет.
Прим. переводчика:
Добро бы так. Но ведь и кот – мечта:
Давно уж нету у меня кота...
(Прим. постующего: вот для этого и нужно обзавестись еще одним котом. Лучше - двумя.
В прошлый раз, кстати, Людмила Танавская в комментах задумчиво молвила: "Увидела кот* , со звёздочкой, внутри сразу - "признанный иностранным агентом". Эти прирожденные, о да.)
Xoть в пeтлю лeзь! Физически тошнит,
На ваши глядя гнусные картины:
На троне восседающий бандит,
И добрый малый, что в кутузке сгинул,
И пакостно скудеющий глагол,
Где всю любовь нам «химия» сменила,
А всю печаль – «печалька»… И осел,
Что с кафедры толпе вещает мило,
И поп, опровергающий Христа,
И полицейский, грабящий старуху,
И торжествующая гопота,
И враками израненное ухо,
И нагло мной поруганный Шекспир –
А я ль не чтила смолоду поэтов? –
Всё говорит, что жизни скучный пир
Пора кончать. Заткнись, ведь песня спета!
Обрыдло все. Одно смущает: кот.*)
Он, бедный, без меня не проживет.
Прим. переводчика:
Добро бы так. Но ведь и кот – мечта:
Давно уж нету у меня кота...
(Прим. постующего: вот для этого и нужно обзавестись еще одним котом. Лучше - двумя.
В прошлый раз, кстати, Людмила Танавская в комментах задумчиво молвила: "Увидела кот* , со звёздочкой, внутри сразу - "признанный иностранным агентом". Эти прирожденные, о да.)
Год назад, проснувшись, услышала от мужа приветственное:
- Христос воскресе!
- Что-что? Какое еще воскресе?
Муж на секунду замялся.
- Так Рождество Христово сегодня.
- Стыдоба. А еще крещеный! Воскресе - это на пасху.
Он покраснел.
- Гм. Действительно. А что же надо говорить на Рождество?
- М-м... А в самом деле, что?
И прежде чем я успела сунуться к гуглу, муж радостно воскликнул:
- Христос Родися! Воистину Родися!
Интересно, что я теперь услышу.
- Христос воскресе!
- Что-что? Какое еще воскресе?
Муж на секунду замялся.
- Так Рождество Христово сегодня.
- Стыдоба. А еще крещеный! Воскресе - это на пасху.
Он покраснел.
- Гм. Действительно. А что же надо говорить на Рождество?
- М-м... А в самом деле, что?
И прежде чем я успела сунуться к гуглу, муж радостно воскликнул:
- Христос Родися! Воистину Родися!
Интересно, что я теперь услышу.
Чувствую себя критским Эпименидом, когда он вылез из своих пещер через 57 лет, все еще немного в экстатическом состоянии, а вокруг новая реальность и даже этика. Только он, балда, ударился в пророчества и санитарную деятельность, а я уже обратно хочу в пещеры. Короче, наткнулась на фильм "Саша" 1930 года. Поначалу бегло просматривала для профессиональной надобности из-за множества исторических кунштюков того периода - шляпки, косметика, манеры, тротуары, мощение, посуда, - и мимолетных, однако ярких уличных ленинградских сценок, но была быстро очарована главной героиней. Кино немое, ничего не отвлекает, даже диву даешься, что звук, в общем-то, и не нужен.
Сюжет простецкий: беременная деревенская деваха попадает в большой город, чуть не гибнет под трамваем, и в конце концов становится чем-то вроде сына полка при отделении милиции. Написала бы "дочери", да коннотации не те. (Милиционера, который ее выдернул из-под трамвая, играет, кстати, Файт - злобный Нушрок в "Королевстве кривых зеркал".) Так вот, во-первых, на удивление хорошая актриса, с милым, нормальным, естественным лицом. Куда, думаю, пропала потом эта Мария Сапожникова. Небось туда же, куда все остальные? Оказывается, нет, она снималась в массе фильмов, хотя и в эпизодах, при этом интернет глухо молчит о биографии, за исключением скупого бубнежа трудовой книжки. И что-то за этим чугунным молчанием явно кроется. Единственный любопытный факт - в 1923 году работала делопроизводителем Кировской милиции. Совсем зеленой, девятнадцать лет. Такое ощущение, что сюжет взят вовсе не с потолка, а сыграла она себя.
А во-вторых, я наконец сообразила посмотреть, кто же фильм снимал, и предсказуемо обнаружила Александру Хохлову. Ну еще бы. Кто в 30-е мог работать с такой нормальной человеческой интонацией, как не внучка Павла Третьякова и Сергея Боткина и племянница врача, отказавшегося покинуть уже гибнущее семейство Николая II. Неудивительно, что ее фактически выдавили из кинематографа. Слишком легкое дыхание.
Даже, кстати, хорошо, что фильм сохранился не целиком. Оптимистическая концовка все бы испортила.
Так вот, вылезаю из пещеры, а вокруг опять все бьют друг другу виртуальные морды. В общем, я обратно в пещеру и экстатическое состояние.
P.S. А! Это же она в ДЛТ пришла Егорыча искать. Бесценные кадры, конечно.
Сюжет простецкий: беременная деревенская деваха попадает в большой город, чуть не гибнет под трамваем, и в конце концов становится чем-то вроде сына полка при отделении милиции. Написала бы "дочери", да коннотации не те. (Милиционера, который ее выдернул из-под трамвая, играет, кстати, Файт - злобный Нушрок в "Королевстве кривых зеркал".) Так вот, во-первых, на удивление хорошая актриса, с милым, нормальным, естественным лицом. Куда, думаю, пропала потом эта Мария Сапожникова. Небось туда же, куда все остальные? Оказывается, нет, она снималась в массе фильмов, хотя и в эпизодах, при этом интернет глухо молчит о биографии, за исключением скупого бубнежа трудовой книжки. И что-то за этим чугунным молчанием явно кроется. Единственный любопытный факт - в 1923 году работала делопроизводителем Кировской милиции. Совсем зеленой, девятнадцать лет. Такое ощущение, что сюжет взят вовсе не с потолка, а сыграла она себя.
А во-вторых, я наконец сообразила посмотреть, кто же фильм снимал, и предсказуемо обнаружила Александру Хохлову. Ну еще бы. Кто в 30-е мог работать с такой нормальной человеческой интонацией, как не внучка Павла Третьякова и Сергея Боткина и племянница врача, отказавшегося покинуть уже гибнущее семейство Николая II. Неудивительно, что ее фактически выдавили из кинематографа. Слишком легкое дыхание.
Даже, кстати, хорошо, что фильм сохранился не целиком. Оптимистическая концовка все бы испортила.
Так вот, вылезаю из пещеры, а вокруг опять все бьют друг другу виртуальные морды. В общем, я обратно в пещеру и экстатическое состояние.
P.S. А! Это же она в ДЛТ пришла Егорыча искать. Бесценные кадры, конечно.
По соседству народ развлекается фотографией китайского ресторана "Снежная лилия" в Ташкенте, где название написано кириллицей: "Соссюрея обернутая". Ну, кто развлекается, кто оскорбляется, все как обычно. Нормальные люди ржут, дураки в амбиции кидаются. Но я о другом. Там один из комментов: "В Узбекистане принята латиница для узбекского языка. Русский, как и полагается, пишется кириллицей (а как иначе-то)".
Оживившись, хотела вставить свои пять копеек, но затырканный оскорблянтами автор убрал опцию комментов. Так я тут. Русский еще как мог писаться латиницей! Будь Луначарский немного понастырнее, успел бы продавить это решение. Но он был больше интеллигент, чем нарком, и не успел. А ведь чуть-чуть совсем оставалось, тем более деда Ленин был согласен, только, утомившись от реформы 1918-го, заметил, что наспех действовать неосмотрительно. И главное, что республики-то уже почти все на латиницу перешли, поэтому, как выразился один лигвист, на этапе строительства социализма кириллица - безусловный анахронизм, графический барьер, разобщающий наиболее численную группу народов Союза от революционного Востока и от трудовых масс и пролетариата Запада.
Не сложилось. Вот поэтому-то мировая революция и не удалась.
Я, кстати, задумалась - где же было насчет латиницы, в каком-то любимом тексте... Ну и конечно, это Ильф с Петровым, чьи романы, как "Евгений Онегин", энциклопедия русской жизни 20-х годов.
В ответ на ...
мы, геркулесовцы, как один человек, ответим:
<...>
л) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит,
а также всем, что понадобится впредь.
Оживившись, хотела вставить свои пять копеек, но затырканный оскорблянтами автор убрал опцию комментов. Так я тут. Русский еще как мог писаться латиницей! Будь Луначарский немного понастырнее, успел бы продавить это решение. Но он был больше интеллигент, чем нарком, и не успел. А ведь чуть-чуть совсем оставалось, тем более деда Ленин был согласен, только, утомившись от реформы 1918-го, заметил, что наспех действовать неосмотрительно. И главное, что республики-то уже почти все на латиницу перешли, поэтому, как выразился один лигвист, на этапе строительства социализма кириллица - безусловный анахронизм, графический барьер, разобщающий наиболее численную группу народов Союза от революционного Востока и от трудовых масс и пролетариата Запада.
Не сложилось. Вот поэтому-то мировая революция и не удалась.
Я, кстати, задумалась - где же было насчет латиницы, в каком-то любимом тексте... Ну и конечно, это Ильф с Петровым, чьи романы, как "Евгений Онегин", энциклопедия русской жизни 20-х годов.
В ответ на ...
мы, геркулесовцы, как один человек, ответим:
<...>
л) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит,
а также всем, что понадобится впредь.