ЧБУ и ебанутые шизотеории
ЧБУ выпустил ответку маленькому каналу, который 9 месяцев назад выпустил на него «разоблачение». В нем он очень много ругается, бомбит, плюётся очень смешными обзывалками по типу «инфантил, открывший для себя интернет», «овощ без критического мышления», говорит, что кто-то «скулит, как мелкая сучка», обвиняет в зависти и подростковой необходимости реализоваться через оскорбление крутого контента, закидывает очень манипулятивные тейки про отличие западной и ру-аудитории (там типа всё априори будет собирать больше, ведь потенциальных зрителей больше, лол), после противоречиво предоставляя странные сравнения просмотров у своих роликов и каналов с десятикратно меньшим кол-вом подписчиков, аргументируя свои большие сборы качеством.
Не то что бы мне были интересны подобные видики, да и зрителем ЧБУ я не являюсь, однако меня очень удивили апломб и ярость, с которой автор большого канала убеждал меня на протяжении сорока минут в том, что я ни за что не плачу, паразитирую и веду не очень хорошую жизнь. А я ведь матушке регулярно звоню!
В целом, эта возня интересна тем, насколько в своеобразно-оторванном мире живет русскоязычный сегмент киноютуба, раз подобного рода переводчики тредов реддита доходят до состояния безумия, начиная нести тяжеловесную ахинею про оригинальность контента, вспоминать Тарантино (ну как же без него) и рассуждать о том, что "ничто не ново под Луной".
А еще отличный повод поговорить про популярный феномен ебанутых шизотеорий.
Ебанутые шизотеории – это основной импортный товар русскоязычного киноютуба. Они отлично собирают вокруг себя разношерстную аудиторию и не требуют серьезного и глубокого вовлечения, ставя на поток вполне заурядное качалово на как бы интеллектуально-эмоциональных качелях, едва втискивая многогранное кино в узкую коробку требуемых умозаключений. Самым большим спросом пользуются неожиданные СМЫСЛЫ, которые за счет нескольких манипуляций с фактами начинают казаться реальными. Типа как Шьямалан порой снимает свое кино в целях выдать под конец жидкого плот-твиста, так и ебанутые шизотеории стремятся обуздать алчущий невероятного человеческий мозг.
С как таковой кинокритикой, да и с самим по себе кино, ебанутые шизотеории не имеют практически ничего общего, – разве что они используют всякие популярные фильмы в качестве своеобразной затравки для удивительных манипуляций. Дальнейшие действия авторов (или, в случае ЧБУ, – ретрансляторов) ничем не ограничены в их стремлении к словесному вырисовыванию опиоидного бреда. Можно выпалить что-то эдакое, сказав, например, что Чигур никого не убивал, а можно таранить банальное в обертке внезапного ОЗАРЕНИЯ, что мол Тайлера Дёрдена никогда не существовало, а "Волк с Уолл Стрит" – история про потерю себя.
И если в западном интернете такого рода развлечения – это прерогатива в основном небольшого пласта гиков, которые довольно редко получают возможность стать по-настоящему популярными. То вот русскоязычный интернет буквально ломится от разнородных ебанутых шизотеорий, а их авторам неизбежно прилетают сотни одинаковых комментариев, что он просто пиздец, как глубоко копнул.
Мне кажется, что такая любовь к ебанутым шизотеориям у русскоговорящего человека связана с еще не до конца ушедшим социалистическо-утилитарным восприятием кино, как штуки, которую можно ухватить, подержать и, при желании, сломать, чтобы собрать так, как нужно.
Тем паче, что кино это – западное
Так как русскоязычный человек своеобразно относится к западным продуктам, воспринимая их не непосредственно, а, скорее, перфомативно, давая полную свободу фантазии. Западные штуки видятся не как вещь в себе, а как нечто внешнее, что требуется одомашнить. И ебанутые шизотеории оказываются отличным способом подмять под собственный разум кино, заставив киноленты показывать то, что нужно, а не то что им хочется. Получается двойной удар: преломление кино самого по себе, а вдобавок ещё и создаются новые смыслы западного продукта.
Ну красота же.
ЧБУ выпустил ответку маленькому каналу, который 9 месяцев назад выпустил на него «разоблачение». В нем он очень много ругается, бомбит, плюётся очень смешными обзывалками по типу «инфантил, открывший для себя интернет», «овощ без критического мышления», говорит, что кто-то «скулит, как мелкая сучка», обвиняет в зависти и подростковой необходимости реализоваться через оскорбление крутого контента, закидывает очень манипулятивные тейки про отличие западной и ру-аудитории (там типа всё априори будет собирать больше, ведь потенциальных зрителей больше, лол), после противоречиво предоставляя странные сравнения просмотров у своих роликов и каналов с десятикратно меньшим кол-вом подписчиков, аргументируя свои большие сборы качеством.
Не то что бы мне были интересны подобные видики, да и зрителем ЧБУ я не являюсь, однако меня очень удивили апломб и ярость, с которой автор большого канала убеждал меня на протяжении сорока минут в том, что я ни за что не плачу, паразитирую и веду не очень хорошую жизнь. А я ведь матушке регулярно звоню!
В целом, эта возня интересна тем, насколько в своеобразно-оторванном мире живет русскоязычный сегмент киноютуба, раз подобного рода переводчики тредов реддита доходят до состояния безумия, начиная нести тяжеловесную ахинею про оригинальность контента, вспоминать Тарантино (ну как же без него) и рассуждать о том, что "ничто не ново под Луной".
А еще отличный повод поговорить про популярный феномен ебанутых шизотеорий.
Ебанутые шизотеории – это основной импортный товар русскоязычного киноютуба. Они отлично собирают вокруг себя разношерстную аудиторию и не требуют серьезного и глубокого вовлечения, ставя на поток вполне заурядное качалово на как бы интеллектуально-эмоциональных качелях, едва втискивая многогранное кино в узкую коробку требуемых умозаключений. Самым большим спросом пользуются неожиданные СМЫСЛЫ, которые за счет нескольких манипуляций с фактами начинают казаться реальными. Типа как Шьямалан порой снимает свое кино в целях выдать под конец жидкого плот-твиста, так и ебанутые шизотеории стремятся обуздать алчущий невероятного человеческий мозг.
С как таковой кинокритикой, да и с самим по себе кино, ебанутые шизотеории не имеют практически ничего общего, – разве что они используют всякие популярные фильмы в качестве своеобразной затравки для удивительных манипуляций. Дальнейшие действия авторов (или, в случае ЧБУ, – ретрансляторов) ничем не ограничены в их стремлении к словесному вырисовыванию опиоидного бреда. Можно выпалить что-то эдакое, сказав, например, что Чигур никого не убивал, а можно таранить банальное в обертке внезапного ОЗАРЕНИЯ, что мол Тайлера Дёрдена никогда не существовало, а "Волк с Уолл Стрит" – история про потерю себя.
И если в западном интернете такого рода развлечения – это прерогатива в основном небольшого пласта гиков, которые довольно редко получают возможность стать по-настоящему популярными. То вот русскоязычный интернет буквально ломится от разнородных ебанутых шизотеорий, а их авторам неизбежно прилетают сотни одинаковых комментариев, что он просто пиздец, как глубоко копнул.
Мне кажется, что такая любовь к ебанутым шизотеориям у русскоговорящего человека связана с еще не до конца ушедшим социалистическо-утилитарным восприятием кино, как штуки, которую можно ухватить, подержать и, при желании, сломать, чтобы собрать так, как нужно.
Тем паче, что кино это – западное
Так как русскоязычный человек своеобразно относится к западным продуктам, воспринимая их не непосредственно, а, скорее, перфомативно, давая полную свободу фантазии. Западные штуки видятся не как вещь в себе, а как нечто внешнее, что требуется одомашнить. И ебанутые шизотеории оказываются отличным способом подмять под собственный разум кино, заставив киноленты показывать то, что нужно, а не то что им хочется. Получается двойной удар: преломление кино самого по себе, а вдобавок ещё и создаются новые смыслы западного продукта.
Ну красота же.
YouTube
Подгорело. Что значит ЧБУ?
00:00 Вступление00:37 Зачем я создал канал и как делал видео?02:35 Принцип построения теорий. 06:09 В чём прикол канала?09:10 Синдром дефицита внимания и гип...
Нормализация войны
Мне не нравятся большинство военных фильмов, ввиду того, что они (не) осознанно эту войну как бы нормализуют, начиная заниматься поиском различных приземленных и узнаваемых сюжетов о добре и зле, предательстве и трусости – и так далее. Банальные, но верные истины о недопустимости войны, трюизмы по типу «абсурдной мясорубки во имя политических амбиций» растворяются в оправдывающих или шагающих в ногу с концентрированным насилием историях про дружбу, любовь и победоносный героизм. Таким образом, ВОВ в отечественном кинематографе превратилась в набор штампов пропаганды без вкраплений даже мало-мальски живого ужаса военного времени, Первая мировая опошлилась европейскими режиссерами, а про американские операции в Ираке, Иране и других государствах и говорить нечего, учитывая великое множество фильмов разной степени корявости про бравого солдата из Штатов, умело истребляющего безликих бородатых нпс.
После «По соображениям совести» не создается впечатления, будто война – это что-то плохое. А вот после «Иди и смотри» создается. В этом и есть ключевая разница.
В сербском кинематографе имеется очень мощная и крайне важная для Сербии (и мира) картина под названием «Красивые деревни красиво горят», которая находится в дефицитной категории негероических фильмов «о войне». Срджан Драгоевич снял очень тяжеловесную, но при этом парадоксально смешную штуку, где главную роль исполнило «поражение». Не поражение в войне даже, а скорее «поражение» в построении некоего «человеческого проекта», которым некоторое время была Югославия. Развал государства, вместившего внутри разные народы, конфессии и нации, сопровождался яростными и кровавыми войнами, которые до сих пор костью в горле стоят для многих жителей ныне обособленных и независимых стран. Экзистенциальный раздрай, разрушенные города и сожженные села, санкции, бомбардировки, длительная внутренняя неопределенность и коллективные травмы – вот лишь небольшой перечень последствий случившегося слома югославского государства.
«Красивые деревни красиво горят» – это очень разноплановая, глубокая и мощная работа, очень скрупулезно работающая со множеством контекстов и смыслов, которые сопутствовали югославским войнам. Посему уместить все мои мысли, чувства и наблюдения в один ограниченный по символам пост в телеге я попросту не смогу, да и не хочу даже пытаться. Так что сейчас вас ждет серия из нескольких постов, в которых я постараюсь, ограничиваясь рамками собственной экспертизы и видением, разобрать и рассказать о том, почему Срджан Драгоевич снял по-настоящему большое и важное кино, очень оригинально и иронично изничтожившее саму идею войны как таковую.
(плюсом мне очень не нравится как югославское и сербское кино зачастую очень однобоко рассматривается как бы «конвенциональным» киноведческим сообществом)
Мне не нравятся большинство военных фильмов, ввиду того, что они (не) осознанно эту войну как бы нормализуют, начиная заниматься поиском различных приземленных и узнаваемых сюжетов о добре и зле, предательстве и трусости – и так далее. Банальные, но верные истины о недопустимости войны, трюизмы по типу «абсурдной мясорубки во имя политических амбиций» растворяются в оправдывающих или шагающих в ногу с концентрированным насилием историях про дружбу, любовь и победоносный героизм. Таким образом, ВОВ в отечественном кинематографе превратилась в набор штампов пропаганды без вкраплений даже мало-мальски живого ужаса военного времени, Первая мировая опошлилась европейскими режиссерами, а про американские операции в Ираке, Иране и других государствах и говорить нечего, учитывая великое множество фильмов разной степени корявости про бравого солдата из Штатов, умело истребляющего безликих бородатых нпс.
После «По соображениям совести» не создается впечатления, будто война – это что-то плохое. А вот после «Иди и смотри» создается. В этом и есть ключевая разница.
В сербском кинематографе имеется очень мощная и крайне важная для Сербии (и мира) картина под названием «Красивые деревни красиво горят», которая находится в дефицитной категории негероических фильмов «о войне». Срджан Драгоевич снял очень тяжеловесную, но при этом парадоксально смешную штуку, где главную роль исполнило «поражение». Не поражение в войне даже, а скорее «поражение» в построении некоего «человеческого проекта», которым некоторое время была Югославия. Развал государства, вместившего внутри разные народы, конфессии и нации, сопровождался яростными и кровавыми войнами, которые до сих пор костью в горле стоят для многих жителей ныне обособленных и независимых стран. Экзистенциальный раздрай, разрушенные города и сожженные села, санкции, бомбардировки, длительная внутренняя неопределенность и коллективные травмы – вот лишь небольшой перечень последствий случившегося слома югославского государства.
«Красивые деревни красиво горят» – это очень разноплановая, глубокая и мощная работа, очень скрупулезно работающая со множеством контекстов и смыслов, которые сопутствовали югославским войнам. Посему уместить все мои мысли, чувства и наблюдения в один ограниченный по символам пост в телеге я попросту не смогу, да и не хочу даже пытаться. Так что сейчас вас ждет серия из нескольких постов, в которых я постараюсь, ограничиваясь рамками собственной экспертизы и видением, разобрать и рассказать о том, почему Срджан Драгоевич снял по-настоящему большое и важное кино, очень оригинально и иронично изничтожившее саму идею войны как таковую.
(плюсом мне очень не нравится как югославское и сербское кино зачастую очень однобоко рассматривается как бы «конвенциональным» киноведческим сообществом)
О чем фильм?
«Красивые деревни красиво горят» начинаются с жизнеописания двух друзей – Милана-серба и Халила-мусульманина. Они вместе выросли, ходили в одну школу, а став взрослыми, предавались размаривающим попойкам, шуткам над соседями и созерцанию обволакивающего спокойствия деревенской жизни югославского захолустья. Их поселение находилось рядом с туннелем, построенным еще при Тито. Мальчиков он одновременно притягивал и пугал. Они считали, что там живет «дрекавац» – известный монстр из детских страшилок южнославянских народов (что-то по типу «бабайки»).
С наступлением войны они оказались по разные стороны конфликта. Халил воевал за боснийцев, а Милан – за сербов. И по иронии судьбы отряд Милана оказался зажат в том самом туннеле группой Халила, которая принялась методично кошмарить застрявших там сербов, что постепенно сходили с ума, находясь в полнейшей изоляции без еды и воды. Сербы вспоминали свое детство, рассуждали о личности Тито в истории Югославии, ожесточенно спорили, смеялись, иногда умудрялись переговорить с боснийцами, что коммуницировали с ними по рации (те, зачастую, оказывались их родственниками или давними друзьями) – короче проживали целую палитру самых разных эмоций и ощущений.
Срджан Драгоевич снял до отказа контрастный и безумный фильм, который одновременно вышибает всякую почву из-под ног своей жестокостью, но при этом позволяет себе беззаботно над этой жестокостью и ужасом иронизировать, а порой и вовсе в голос угарать. Нелинейность повествования – герои то в больнице, то в туннеле, то в детстве, то на полях войны – только укрепляет ощущение сюрности происходящего. Однако юмор не ретуширует пиздец, а обрамляет его, довольно либеральным и уважительным способом показывая зрителю, каким бессмысленным и в корне безумным занятием является война.
Существует термин «самобалканизация» – определенный способ саморепрезентации у югославских режиссеров 90-х, которые не пытались убежать от стереотипов о Балканах, а, наоборот, делали различные устойчивые представления (жители Балкан громкие, вспыльчивые, авантюрные, эмоциональные) основой своих фильмов. Собственно, герои «Красивых деревень» по сути своей – набор стереотипов. Есть преданный до талого генерал (который прошел 350 км на похороны Тито), есть вор-нигилист, имеется наркоман, есть этакий «сербский ватник», который совсем сходит с ума после смерти кума – все они живут сугубо в своей стереотипной герметичной вселенной, замкнутой, не допускающей даже мимолетных мыслей о возможности изменений.
И эти стереотипные и типа «неглубокие» персонажи создают, как ни парадоксально, глубину фильму. Неповоротливость и чрезмерная предметность как бы «стереотипных» героев, которые оказались в очень жестких обстоятельствах, обрамляет и указывает на беспредельную ужасность общей картины происходящего. Срджан Драгоевич все равно оставляет минимальные пространства для маневра громоздких персонажей – тут кто-то обронит интересную фразу, а здесь с помощью монтажа и некоторых дополнительных пояснений один из героев обрастет новыми подробностями – за счет которых зрительское восприятие не рассеивается по темной комнате бесконечных ироничных отступлений, а все глубже уходит в очень неприятное (и при этом гипнотизирующее) пространство смерти, безумия и разжиженной морали.
«Красивые деревни красиво горят» начинаются с жизнеописания двух друзей – Милана-серба и Халила-мусульманина. Они вместе выросли, ходили в одну школу, а став взрослыми, предавались размаривающим попойкам, шуткам над соседями и созерцанию обволакивающего спокойствия деревенской жизни югославского захолустья. Их поселение находилось рядом с туннелем, построенным еще при Тито. Мальчиков он одновременно притягивал и пугал. Они считали, что там живет «дрекавац» – известный монстр из детских страшилок южнославянских народов (что-то по типу «бабайки»).
С наступлением войны они оказались по разные стороны конфликта. Халил воевал за боснийцев, а Милан – за сербов. И по иронии судьбы отряд Милана оказался зажат в том самом туннеле группой Халила, которая принялась методично кошмарить застрявших там сербов, что постепенно сходили с ума, находясь в полнейшей изоляции без еды и воды. Сербы вспоминали свое детство, рассуждали о личности Тито в истории Югославии, ожесточенно спорили, смеялись, иногда умудрялись переговорить с боснийцами, что коммуницировали с ними по рации (те, зачастую, оказывались их родственниками или давними друзьями) – короче проживали целую палитру самых разных эмоций и ощущений.
Срджан Драгоевич снял до отказа контрастный и безумный фильм, который одновременно вышибает всякую почву из-под ног своей жестокостью, но при этом позволяет себе беззаботно над этой жестокостью и ужасом иронизировать, а порой и вовсе в голос угарать. Нелинейность повествования – герои то в больнице, то в туннеле, то в детстве, то на полях войны – только укрепляет ощущение сюрности происходящего. Однако юмор не ретуширует пиздец, а обрамляет его, довольно либеральным и уважительным способом показывая зрителю, каким бессмысленным и в корне безумным занятием является война.
Существует термин «самобалканизация» – определенный способ саморепрезентации у югославских режиссеров 90-х, которые не пытались убежать от стереотипов о Балканах, а, наоборот, делали различные устойчивые представления (жители Балкан громкие, вспыльчивые, авантюрные, эмоциональные) основой своих фильмов. Собственно, герои «Красивых деревень» по сути своей – набор стереотипов. Есть преданный до талого генерал (который прошел 350 км на похороны Тито), есть вор-нигилист, имеется наркоман, есть этакий «сербский ватник», который совсем сходит с ума после смерти кума – все они живут сугубо в своей стереотипной герметичной вселенной, замкнутой, не допускающей даже мимолетных мыслей о возможности изменений.
И эти стереотипные и типа «неглубокие» персонажи создают, как ни парадоксально, глубину фильму. Неповоротливость и чрезмерная предметность как бы «стереотипных» героев, которые оказались в очень жестких обстоятельствах, обрамляет и указывает на беспредельную ужасность общей картины происходящего. Срджан Драгоевич все равно оставляет минимальные пространства для маневра громоздких персонажей – тут кто-то обронит интересную фразу, а здесь с помощью монтажа и некоторых дополнительных пояснений один из героев обрастет новыми подробностями – за счет которых зрительское восприятие не рассеивается по темной комнате бесконечных ироничных отступлений, а все глубже уходит в очень неприятное (и при этом гипнотизирующее) пространство смерти, безумия и разжиженной морали.
Одна из моих любимых сцен «Красивых деревень» – кадры сожжения одной из многочисленных деревень, сопровождаемых зверствами и безумствами сербских военных, под песню «Igra rokenrol cela Jugoslavija» в исполнении группы «Električni Orgazam». Создается бронебойный диссонанс между жизнеутверждающей песней, празднующей единство и хипарское наслаждение моментом, и кадрами увлеченного разрушения небольшого деревенского поселения – сербы разрушают боснийскую деревню, а на фоне лупит песня, что была хитом в Югославии.
Вообще рок-музыка в Югославии была довольно популярна. Причем, порой, это были не беззубые и нежные группы с песенками о мире, любви и радости, а довольно хардкорные и грязные коллективы, что шарашили тяжелую музыку про секс, наркотики и прочие непотребства. Не то что бы в Югославии не было конформистких или мега-лояльных групп, были конечно и в огромном количестве. Но наличие далеко не подвальных, а вполне себе популярных, котируемых анти-социальных и мало чем ограниченных коллективов в любом случае удивляет.
Električni Orgazam – это одна из основных югославских рок-команд, которая довольно быстро набрала популярность, вышедшую далеко за пределы страны. Они коллабились с поляками, турили по Европе, всячески взаимодействовали с окружающим европейским и американскими контекстами. Проблемой были постоянные конфликты и следовавшие за ними распады – группа разваливалась несколько раз и собиралась в обновленных составах, а количество людей, участвовавших в каком бы то ни было качестве в группе переваливает за двадцатку. Но, в любом случае, на югославском и пост-югославском пространстве товарищи обладали бешеной популярностью.
Есть, например, забавная история про то, как Срджана Гойковича (фронтмен) задержали в Загребе и нашли у того 0.20 грамм героина. Мужчина просидел за решеткой ночь, а на утро вышел, попутно сфотографировавшись с полицейскими, получив за это 250 марок.
Симптоматично, что два главных режиссера югославских/сербских режиссера 90-х (и современности), которые ныне занимают совершенно противоположные политические позиции, рубились в рок-группах. Срджан Драгоевич играл в «TV Moroni» (ТВ Дебилы), Эмир Кустурица участвовал в группе «Zabranjeno Pušenje» (Курение запрещено), которая спустя время превратилась в «The No Smoking Orchestra». Рок для того поколения был жанром, что умудрялся под одной крышей объединять совершенно разных людей по своим взглядам и убеждениям. Они находили в жанре возможность оставаться недовольными во что бы то ни стало – а это очень важно для сербского человека: оставаться недовольным.
https://youtu.be/YDxUzrepLSM
Вообще рок-музыка в Югославии была довольно популярна. Причем, порой, это были не беззубые и нежные группы с песенками о мире, любви и радости, а довольно хардкорные и грязные коллективы, что шарашили тяжелую музыку про секс, наркотики и прочие непотребства. Не то что бы в Югославии не было конформистких или мега-лояльных групп, были конечно и в огромном количестве. Но наличие далеко не подвальных, а вполне себе популярных, котируемых анти-социальных и мало чем ограниченных коллективов в любом случае удивляет.
Električni Orgazam – это одна из основных югославских рок-команд, которая довольно быстро набрала популярность, вышедшую далеко за пределы страны. Они коллабились с поляками, турили по Европе, всячески взаимодействовали с окружающим европейским и американскими контекстами. Проблемой были постоянные конфликты и следовавшие за ними распады – группа разваливалась несколько раз и собиралась в обновленных составах, а количество людей, участвовавших в каком бы то ни было качестве в группе переваливает за двадцатку. Но, в любом случае, на югославском и пост-югославском пространстве товарищи обладали бешеной популярностью.
Есть, например, забавная история про то, как Срджана Гойковича (фронтмен) задержали в Загребе и нашли у того 0.20 грамм героина. Мужчина просидел за решеткой ночь, а на утро вышел, попутно сфотографировавшись с полицейскими, получив за это 250 марок.
Симптоматично, что два главных режиссера югославских/сербских режиссера 90-х (и современности), которые ныне занимают совершенно противоположные политические позиции, рубились в рок-группах. Срджан Драгоевич играл в «TV Moroni» (ТВ Дебилы), Эмир Кустурица участвовал в группе «Zabranjeno Pušenje» (Курение запрещено), которая спустя время превратилась в «The No Smoking Orchestra». Рок для того поколения был жанром, что умудрялся под одной крышей объединять совершенно разных людей по своим взглядам и убеждениям. Они находили в жанре возможность оставаться недовольными во что бы то ни стало – а это очень важно для сербского человека: оставаться недовольным.
https://youtu.be/YDxUzrepLSM
YouTube
Igra Rock n Roll Cela Jugoslavija (Lepa sela lepo gore) short
Ciciban / Шалтай-Болтай
Есть очень популярный момент из «Красивые деревни красиво горят», когда герой Милана (серб) после того, как сожгли автосервис, где он проводил много времени со своим другом Халилом (мусульманин), начинает постоянно говорить «сiciban». Это слово он будет произносить и в больничной палате, произносит он его и на войне.
В итоге «ciciban» стал своеобразным мемом и одновременно загадкой, потому что никто толком вербально объяснить, почему Милан неоднократно говорит это слово – не может.
Не берусь утверждать, будто я точно всё понял. Просто предположу.
Во времена Югославии была книга Отона Жупанчича под названием «Ciciban», которая была обязательной к прочтению всем детям и преподавалась в школе. Это набор небольших стихов, в которых рассказывалось о птице «ciciban» – такое небольшое существо, размером с нашу синицу (наверное). Каждый югославский ребенок знал эту птицу и учил в школе написанные там стихи.
(на русский в фильме перевели как «Шалтай-Болтай»)
Персонаж Милана начинает говорить «ciciban» в тот момент, когда один из основных «мест силы» его детства и юности предали огню – автосервиса больше нет. Как акт бессмысленной ностальгии по ушедшему и сгоревшему, с помощью отсылки на персонажа, которого на подсознательном уровне знает каждый, кто жил и учился в Югославии.
Главное это в себе поймать. Тогда «ciciban» перестанет быть загадкой.
https://youtu.be/y5ehodCNJPM
Есть очень популярный момент из «Красивые деревни красиво горят», когда герой Милана (серб) после того, как сожгли автосервис, где он проводил много времени со своим другом Халилом (мусульманин), начинает постоянно говорить «сiciban». Это слово он будет произносить и в больничной палате, произносит он его и на войне.
В итоге «ciciban» стал своеобразным мемом и одновременно загадкой, потому что никто толком вербально объяснить, почему Милан неоднократно говорит это слово – не может.
Не берусь утверждать, будто я точно всё понял. Просто предположу.
Во времена Югославии была книга Отона Жупанчича под названием «Ciciban», которая была обязательной к прочтению всем детям и преподавалась в школе. Это набор небольших стихов, в которых рассказывалось о птице «ciciban» – такое небольшое существо, размером с нашу синицу (наверное). Каждый югославский ребенок знал эту птицу и учил в школе написанные там стихи.
(на русский в фильме перевели как «Шалтай-Болтай»)
Персонаж Милана начинает говорить «ciciban» в тот момент, когда один из основных «мест силы» его детства и юности предали огню – автосервиса больше нет. Как акт бессмысленной ностальгии по ушедшему и сгоревшему, с помощью отсылки на персонажа, которого на подсознательном уровне знает каждый, кто жил и учился в Югославии.
Главное это в себе поймать. Тогда «ciciban» перестанет быть загадкой.
https://youtu.be/y5ehodCNJPM
YouTube
Ciciban - (Lepa sela lepo gore)
Label and copyright: Cobra Film
Digital distribution:
Youtube powered by: http://vipper.tv/
Digital distribution:
Youtube powered by: http://vipper.tv/
Американская журналистка
Важную роль в фильме играет персонаж американской журналистки, которая (не) случайно оказалась вместе с сербским отрядом, зажатым в туннеле. Учитывая, что фильм вышел в 1996 году, когда ни о каких бомбардировках еще не было речи, то и героиня-американка здесь изображена в несколько ином, далеко не негативном ключе.
Американка-журналистка, будучи, как и все остальные персонажи, вогнана в карикатурные рамки, поначалу выступает своеобразным моральным камертоном – она осуждает военных, возмущается их бессердечностью и недопустимостью насилия, думает, что сербские военные – это обезумевшие людоеды и ублюдки. Однако, пропорционально количеству времени ее нахождения в темном туннеле безумия, растет и ее жестокость, а казавшиеся незыблемыми моральные ориентиры и этические нормы растворяются в чане необходимости выжить и выбраться. Уже где-то в середине она становится неотличима от прожженных войной сербских военных, где-то их даже превосходя в масштабах кровожадности и отсутствия внутренних стопперов.
Для сербских персонажей американская-журналистка – это символ того мира, который они парадоксально любят и ненавидят. Выдуманной «америки», которая, словно рябь на поверхности лесного озера, отражает искаженную версию тебя самого внутри контекста непроверенных представлений о «забугорной» жизни. Сербы ерничают, издеваются, шутят, злятся, однако впускают к себе американку – но ровно настолько, насколько позволяет их внутренняя «слащавость». Потому что посреди выжженного пространства войны без смысла и глобальных идей, американский мир, который являет собой журналистка, резко опошляет и приземляет, добавляя всем с пеленок знакомые сюжеты о героизме, преодолении и любви на фоне беспредела. Показательно, что финальные сцены в туннеле уничтожают эту слащавость намеренной издевкой «реального» – на войне таким фантазмам и капиталистическим выдумкам места, увы, не нашлось.
(Срджан Драгоевич вообще весь фильм фрагментарно иронизирует над американскими контекстами и представлениями о войне в Югославии, то припечатывая так называемых «миротворцев», требующих дать миру шанс, то размазывая этаких «хипарей», оказавшихся совсем не там, где им полагалось быть)
Важную роль в фильме играет персонаж американской журналистки, которая (не) случайно оказалась вместе с сербским отрядом, зажатым в туннеле. Учитывая, что фильм вышел в 1996 году, когда ни о каких бомбардировках еще не было речи, то и героиня-американка здесь изображена в несколько ином, далеко не негативном ключе.
Американка-журналистка, будучи, как и все остальные персонажи, вогнана в карикатурные рамки, поначалу выступает своеобразным моральным камертоном – она осуждает военных, возмущается их бессердечностью и недопустимостью насилия, думает, что сербские военные – это обезумевшие людоеды и ублюдки. Однако, пропорционально количеству времени ее нахождения в темном туннеле безумия, растет и ее жестокость, а казавшиеся незыблемыми моральные ориентиры и этические нормы растворяются в чане необходимости выжить и выбраться. Уже где-то в середине она становится неотличима от прожженных войной сербских военных, где-то их даже превосходя в масштабах кровожадности и отсутствия внутренних стопперов.
Для сербских персонажей американская-журналистка – это символ того мира, который они парадоксально любят и ненавидят. Выдуманной «америки», которая, словно рябь на поверхности лесного озера, отражает искаженную версию тебя самого внутри контекста непроверенных представлений о «забугорной» жизни. Сербы ерничают, издеваются, шутят, злятся, однако впускают к себе американку – но ровно настолько, насколько позволяет их внутренняя «слащавость». Потому что посреди выжженного пространства войны без смысла и глобальных идей, американский мир, который являет собой журналистка, резко опошляет и приземляет, добавляя всем с пеленок знакомые сюжеты о героизме, преодолении и любви на фоне беспредела. Показательно, что финальные сцены в туннеле уничтожают эту слащавость намеренной издевкой «реального» – на войне таким фантазмам и капиталистическим выдумкам места, увы, не нашлось.
(Срджан Драгоевич вообще весь фильм фрагментарно иронизирует над американскими контекстами и представлениями о войне в Югославии, то припечатывая так называемых «миротворцев», требующих дать миру шанс, то размазывая этаких «хипарей», оказавшихся совсем не там, где им полагалось быть)
Кто такие четники?
Боснийцы постоянно называют сербских военных «четниками», иронизируя и издеваясь. Чуть ли не сплевывая это слово. «Четники». Думаю, многим, кто вне контекста, будет сложно понять, кто это такие «четники» и почему боснийцы (и не только) так их не любили.
«Четники» – это противоречивое и крупное военное формирование националистического и анти-либерального толка, которые на протяжении всех более-менее крупных войн в истории Югославии занимались тем, что партизанили, вели подрывную деятельность, во времена Второй Мировой умудрялись одновременно защищать Югославию, но и всячески мешать другим партизанским отрядам (в том числе, красному отряду Тито), сотрудничая с немцами, итальянцами и другими. А в промежутках между войнами (первой и второй) «четники» выполняли функции, несколько схожие с армией Кадырова / Росгвардией, – разгоняли митинги, боролись за власть, поддерживая нравившихся им политиков и партии, следили за как бы безопасностью внутри страны и были по просьбе различных представителей государства прийти на помощь в ситуациях, где требовалось насилие и «жесткий» подход.
В 90-е же годы «четниками» называли всех представителей националистических (и не только) отрядов, кто воевал за Республику Сербскую на территории Боснии и Хорватии. Общего с настоящими «четниками» они практически ничего, кроме названия, не имели – эти формирования организовали политики Шешель и Драшкович и др. в целях обеспечения «безопасности» и сохранения единой Югославии. В Боснии и Хорватии пропаганда «четниками» называла вообще всех сербских военных, в целях дискредитации и использования существующих в обществе негативных коннотаций, связанных с этим названием. А сербская пропаганда в свою очередь всячески продвигала «четников», подчеркивая, что они борются за правое дело.
Лучше всего обрисовал место термина «четники» в нынешней пост-Югославской реальности сам Срджан Драгоевич в интро к фильму «Парад» 2011 года:
«Четники» (ругательство) – так серба называют хорваты, боснийцы и косовские албанцы.
«Усташа» (ругательство) – так хорвата называют сербы, боснийцы и косовские албанцы.
«Балия» (ругательство) – так боснийца называют сербы, хорваты и косовские албанцы.
«Шиптар» (ругательство) – так косовского албанца называют хорваты, сербы и боснийцы.
«Пидор» (ругательство) — так гомосексуалиста называют ВСЕ.
https://youtu.be/hHMz37gHq-w
Боснийцы постоянно называют сербских военных «четниками», иронизируя и издеваясь. Чуть ли не сплевывая это слово. «Четники». Думаю, многим, кто вне контекста, будет сложно понять, кто это такие «четники» и почему боснийцы (и не только) так их не любили.
«Четники» – это противоречивое и крупное военное формирование националистического и анти-либерального толка, которые на протяжении всех более-менее крупных войн в истории Югославии занимались тем, что партизанили, вели подрывную деятельность, во времена Второй Мировой умудрялись одновременно защищать Югославию, но и всячески мешать другим партизанским отрядам (в том числе, красному отряду Тито), сотрудничая с немцами, итальянцами и другими. А в промежутках между войнами (первой и второй) «четники» выполняли функции, несколько схожие с армией Кадырова / Росгвардией, – разгоняли митинги, боролись за власть, поддерживая нравившихся им политиков и партии, следили за как бы безопасностью внутри страны и были по просьбе различных представителей государства прийти на помощь в ситуациях, где требовалось насилие и «жесткий» подход.
В 90-е же годы «четниками» называли всех представителей националистических (и не только) отрядов, кто воевал за Республику Сербскую на территории Боснии и Хорватии. Общего с настоящими «четниками» они практически ничего, кроме названия, не имели – эти формирования организовали политики Шешель и Драшкович и др. в целях обеспечения «безопасности» и сохранения единой Югославии. В Боснии и Хорватии пропаганда «четниками» называла вообще всех сербских военных, в целях дискредитации и использования существующих в обществе негативных коннотаций, связанных с этим названием. А сербская пропаганда в свою очередь всячески продвигала «четников», подчеркивая, что они борются за правое дело.
Лучше всего обрисовал место термина «четники» в нынешней пост-Югославской реальности сам Срджан Драгоевич в интро к фильму «Парад» 2011 года:
«Четники» (ругательство) – так серба называют хорваты, боснийцы и косовские албанцы.
«Усташа» (ругательство) – так хорвата называют сербы, боснийцы и косовские албанцы.
«Балия» (ругательство) – так боснийца называют сербы, хорваты и косовские албанцы.
«Шиптар» (ругательство) – так косовского албанца называют хорваты, сербы и боснийцы.
«Пидор» (ругательство) — так гомосексуалиста называют ВСЕ.
https://youtu.be/hHMz37gHq-w
YouTube
Lepa sela lepo gore - Dobro jutro Četnici
Не представляю, как можно на серьезке слушать, а тем более – воспринимать Трэвиса Скотта, как некую отдельную от времени, бюджетов и раблезианской повестки единицу. Когда я впервые увидел видео, где Трэвис просто разговаривает – категорически охуел с того, насколько умело капиталистическая голограмма черного преуспевающего парня умудряется имитировать повадки и речь настоящего человека. Настолько это выхолощенное от всякой жизни, энтропии и человеческого витализма существо, что становится реально не по себе. Словно с тобой разговаривает замогильно-аутичное техногенное нечто, вытесненное в середине прошлого века, но обреченное вернуться в несколько раз выдроченный мир бесконечных инфоцыганских прогревов, выгребных ям вместо душевных чаяний, изнывающих от дофаминовых отходосов тик-ток пользователей, и профицита секса без самого, собственно, секса.
https://variety.com/2023/music/news/travis-scott-film-circus-maximus-directors-gasper-noe-1235679754/
https://variety.com/2023/music/news/travis-scott-film-circus-maximus-directors-gasper-noe-1235679754/
Variety
Travis Scott to Release Mysterious Theatrical Film, ‘Circus Maximus,’ With Co-Directors Including Gaspar Noé and Harmony Korine
Travis Scott's feature film, 'Circus Maximus,' has Gaspar Noe, Nicolas Winding-Refn, Harmony Korine, Valdimar Jóhannsson and Kahlil Joseph directing.
Страна радости / JoyLand
Будучи воспитанным в некотором «ориенталистическом» ключе, мое подсознательное представление о странах по типу Пакистана было возвышенно-пренебрежительным – так господин смотрит на холопов-недотеп, которым невдомек, что они существенно отстают в развитии, за счет чего и приобретают уникальное обаяние. Пакистан, как и весь Восток, долгое время мной представлялся грязноватой и по-своему бессмысленной страной, существующей сугубо для спорадического появления в сводках новостей «В Пакистане двое мусульман забили до смерти женщину, потому что она выглядела как свинья», или «Пакистанского мужчину выгнали из страны из-за его красоты» или «Индия выпустила три ракеты в сторону Пакистана в ответ на пренебрежительные высказывания о коровах». Такая абстрактная страна с абстрактными жителями, мое восприятие которых целиком и полностью сформировано непроверенными и искаженными толкованиями личных впечатлений старых мужиков позапрошлого столетия. Которые обслуживали повестку империалистических государств.
Как я недавно узнал, в Пакистане несколько лет существовал закон о трансгендерах, который, по сути, узаконивал представителей «третьего пола», разместившихся на ландшафте мусульманского государства. Собственно, ввиду противоречия с исламской религией сейчас и происходит пересмотр/отмена закона. А в 2022 году вышел фильм «Страна радости» Саима Садика, частично запрещенный в Пакистане, в котором как раз рассказывается о трансгендерных людях Пакистана, семейном кризисе, и каким образом внутри довольно патриархального и замкнутого общества уживаются люди совершенно разных взглядов, мнений и представлений о половой дифференциации.
Главный герой по имени Хайдер хлопочет по дому, нянчится с детьми своего брата и, в целом, выполняет вполне очевидную «роль» домохозяина. Его жена Мумтаз же каждый день ходит на работу, что ее вполне устраивает – ей хочется идти дальше вверх по карьерной лестнице, да и роль «женщины дома» ее совсем не устраивает. В принципе, всем всё кайф, если бы не отец Хайдера и «глава» семьи по совместительству, крайне ортодоксальный приверженец традиций, которого совсем не устраивает, что мужчина сидит дома и выполняет обязанности ему не соответствующие. В итоге Хайдер находит работу, а его жену с помощью давления всей семьи усаживают дома, чтобы та выполняла более женские дела.
Прикол в том, что Хайдер нашел работу танцовщиком в труппе под руководством трансгендерной начальницы по имени Биба, в которую тот влюбляется. Его начинает распирать чувство вины за то, что он плохой муж, плохой сын, плохой мужик, пока его жена не менее беспросветно грустит из-за того, что она взаперти дома, когда ей хочется работать и жить совсем другую жизнь.
Внутри этого противоречия «Страна радости» и начинает работать, постепенно как бы разоблачая внешнюю идиллию традиционного уклада жизни. Важно, что Саим Садик обходится одинаково нежно и с трепетом, как с Хайдером и Мумтаз, так и с отцом Хайдера, не пытаясь разбрасываться ярлыками и гасить неугодных персонажей, делая из них очевидных антагонистов. Единственный отрицательный персонаж «Страны радости» – это общество целиком, задроченное и разобщенное, вынужденное и не очень, находиться внутри лицемерного и неповоротливого загона из (не)гласных правил и предписаний. И из-за как бы отсутствия номинального антагониста, но при этом существующего понимания, что «злодей» ровным слоем размазан по всему, что происходит на экране (он везде) – создается удивительное и такое же непонятное чувство, будто начал есть сладкую вату в парке развлечений, которая, однако, после каждого съеденного кусочка оставляет металлический привкус.
Вроде всё в порядке, пока не задаешь вопросы.
Будучи воспитанным в некотором «ориенталистическом» ключе, мое подсознательное представление о странах по типу Пакистана было возвышенно-пренебрежительным – так господин смотрит на холопов-недотеп, которым невдомек, что они существенно отстают в развитии, за счет чего и приобретают уникальное обаяние. Пакистан, как и весь Восток, долгое время мной представлялся грязноватой и по-своему бессмысленной страной, существующей сугубо для спорадического появления в сводках новостей «В Пакистане двое мусульман забили до смерти женщину, потому что она выглядела как свинья», или «Пакистанского мужчину выгнали из страны из-за его красоты» или «Индия выпустила три ракеты в сторону Пакистана в ответ на пренебрежительные высказывания о коровах». Такая абстрактная страна с абстрактными жителями, мое восприятие которых целиком и полностью сформировано непроверенными и искаженными толкованиями личных впечатлений старых мужиков позапрошлого столетия. Которые обслуживали повестку империалистических государств.
Как я недавно узнал, в Пакистане несколько лет существовал закон о трансгендерах, который, по сути, узаконивал представителей «третьего пола», разместившихся на ландшафте мусульманского государства. Собственно, ввиду противоречия с исламской религией сейчас и происходит пересмотр/отмена закона. А в 2022 году вышел фильм «Страна радости» Саима Садика, частично запрещенный в Пакистане, в котором как раз рассказывается о трансгендерных людях Пакистана, семейном кризисе, и каким образом внутри довольно патриархального и замкнутого общества уживаются люди совершенно разных взглядов, мнений и представлений о половой дифференциации.
Главный герой по имени Хайдер хлопочет по дому, нянчится с детьми своего брата и, в целом, выполняет вполне очевидную «роль» домохозяина. Его жена Мумтаз же каждый день ходит на работу, что ее вполне устраивает – ей хочется идти дальше вверх по карьерной лестнице, да и роль «женщины дома» ее совсем не устраивает. В принципе, всем всё кайф, если бы не отец Хайдера и «глава» семьи по совместительству, крайне ортодоксальный приверженец традиций, которого совсем не устраивает, что мужчина сидит дома и выполняет обязанности ему не соответствующие. В итоге Хайдер находит работу, а его жену с помощью давления всей семьи усаживают дома, чтобы та выполняла более женские дела.
Прикол в том, что Хайдер нашел работу танцовщиком в труппе под руководством трансгендерной начальницы по имени Биба, в которую тот влюбляется. Его начинает распирать чувство вины за то, что он плохой муж, плохой сын, плохой мужик, пока его жена не менее беспросветно грустит из-за того, что она взаперти дома, когда ей хочется работать и жить совсем другую жизнь.
Внутри этого противоречия «Страна радости» и начинает работать, постепенно как бы разоблачая внешнюю идиллию традиционного уклада жизни. Важно, что Саим Садик обходится одинаково нежно и с трепетом, как с Хайдером и Мумтаз, так и с отцом Хайдера, не пытаясь разбрасываться ярлыками и гасить неугодных персонажей, делая из них очевидных антагонистов. Единственный отрицательный персонаж «Страны радости» – это общество целиком, задроченное и разобщенное, вынужденное и не очень, находиться внутри лицемерного и неповоротливого загона из (не)гласных правил и предписаний. И из-за как бы отсутствия номинального антагониста, но при этом существующего понимания, что «злодей» ровным слоем размазан по всему, что происходит на экране (он везде) – создается удивительное и такое же непонятное чувство, будто начал есть сладкую вату в парке развлечений, которая, однако, после каждого съеденного кусочка оставляет металлический привкус.
Вроде всё в порядке, пока не задаешь вопросы.
Думаю, многие из вас читали или, по крайней мере видели, мой огромный рубежный материал "Карта русского хоррора" (он в закрепе), в котором я проанализировал путь развития хоррор-жанра в России – от начала его зарождения, до нынешнего коматозного состояния. Материал получился действительно большой и объемный, который, как будто бы, с самого начала нуждался в том, чтобы выйти из тесных рамок текстового формата в более свободный и менее обременяющий всякими заумными и грузными приколами видеоформат.
Долгое время думал, каким образом мне всё это оформить и как сделать максимально красиво, пока полностью не отпустил все эти тяжеловесные размышления и просто не сделал довольно легковесное и, как мне кажется, интересное видео на совершенно не изученную в русскоязычных (и не только) кругах тему.
Большая благодарность всем, кто посмотрит, оценит (лайк/дизлайк) и напишет комментарий – все эти действия, как мною было выяснено на практике, действительно очень сильно помогают продвижению. Для меня это важно и приятно.
Всем спасибо!
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
Долгое время думал, каким образом мне всё это оформить и как сделать максимально красиво, пока полностью не отпустил все эти тяжеловесные размышления и просто не сделал довольно легковесное и, как мне кажется, интересное видео на совершенно не изученную в русскоязычных (и не только) кругах тему.
Большая благодарность всем, кто посмотрит, оценит (лайк/дизлайк) и напишет комментарий – все эти действия, как мною было выяснено на практике, действительно очень сильно помогают продвижению. Для меня это важно и приятно.
Всем спасибо!
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
https://youtu.be/CB-luB6MY4E
YouTube
РУССКИЙ ХОРРОР: как родился и вырос самый безумный жанр российского кино
Здесь о русском хорроре: как он появился, как развивался и что он из себя представляет на данный момент.
///
Думаю, многие из вас читали или, по крайней мере видели, мой огромный рубежный материал "Карта русского хоррора", в котором я проанализировал путь…
///
Думаю, многие из вас читали или, по крайней мере видели, мой огромный рубежный материал "Карта русского хоррора", в котором я проанализировал путь…
Хлопцы и хлопушки!
Если вы сами ведете или знаете интересные и нетипичные каналы/блоги о кино, где клево пишут и не замыкаются в заебавших рамках унылых обзоров с формулировками "фильм играет на струнах души" или "глубокое кино не для всех", то смело кидайте в комменты!
Если наберется несколько интересных (на мой паршивый вкус) каналов, то соберу потом подборку и опубликую.
А то читать почти нечего мне.
Если вы сами ведете или знаете интересные и нетипичные каналы/блоги о кино, где клево пишут и не замыкаются в заебавших рамках унылых обзоров с формулировками "фильм играет на струнах души" или "глубокое кино не для всех", то смело кидайте в комменты!
Если наберется несколько интересных (на мой паршивый вкус) каналов, то соберу потом подборку и опубликую.
А то читать почти нечего мне.
Непосредственно Каха и изнасилование.
Часть 1
Сравнительно недавно прогремел скандал вокруг фильма «Непосредственно Каха 2», в котором один из главных героев в машине трахает спящую пьяную девушку, понятное дело, без ее согласия. Свои действия он активно оправдывает формулировками из разряда «если ее плохо воспитали – не моя проблема» или «может, чисто по-человечески, она и кайфанет», а далее по ходу действия фильма никто прямо-таки конкретно не пытается осудить действия главного героя, местами даже наоборот – гасят девушку, которая умудрилась пьяной уснуть в короткой юбке и предстать перед главным героем соблазнительной жертвой его горячего сердца и пограничной морали.
Вспыхнул скандал.
Фильм начали бойкотировать (не особо удачно, так как сборы за 4 мульта долларов), оценки на «Кинопоиске» занижать (очень своеобразный и самонадеянный прыжок со шваброй на ветряную мельницу), а постов по поводу конкретно этой сцены с изнасилованием было запредельное количество. То есть, произошло прям явное и жесткое столкновение двух культурных плит – «интеллигентского» и «простонародного». Двух лагерей, которые, как правило, существуют параллельно друг-другу, пересекаясь исключительно в словесных баталиях в комментах к ютуб-шортсам, под которыми стабильно происходит удивительный в своей фантасмагории пиздец.
Часть 1
Сравнительно недавно прогремел скандал вокруг фильма «Непосредственно Каха 2», в котором один из главных героев в машине трахает спящую пьяную девушку, понятное дело, без ее согласия. Свои действия он активно оправдывает формулировками из разряда «если ее плохо воспитали – не моя проблема» или «может, чисто по-человечески, она и кайфанет», а далее по ходу действия фильма никто прямо-таки конкретно не пытается осудить действия главного героя, местами даже наоборот – гасят девушку, которая умудрилась пьяной уснуть в короткой юбке и предстать перед главным героем соблазнительной жертвой его горячего сердца и пограничной морали.
Вспыхнул скандал.
Фильм начали бойкотировать (не особо удачно, так как сборы за 4 мульта долларов), оценки на «Кинопоиске» занижать (очень своеобразный и самонадеянный прыжок со шваброй на ветряную мельницу), а постов по поводу конкретно этой сцены с изнасилованием было запредельное количество. То есть, произошло прям явное и жесткое столкновение двух культурных плит – «интеллигентского» и «простонародного». Двух лагерей, которые, как правило, существуют параллельно друг-другу, пересекаясь исключительно в словесных баталиях в комментах к ютуб-шортсам, под которыми стабильно происходит удивительный в своей фантасмагории пиздец.
Непосредственно Каха и изнасилование
Часть 2
(этот текст ни в коем случае не одобряет поведение героев и, тем более, не пытается каким-то образом оправдывать насилие в любых его проявлениях. если умудритесь увидеть здесь что-то из вышеперечисленного – вы дурачок)
«Непосредственно Каха» это штука из категории «простонародных» фильмов, ориентированных на лишенный какой бы то ни было мало-мальски значительной «трибуны» пласт населения – его еще некоторые называют «глубинным». Само определение «глубинный» меня всегда смешило, потому что, если на то пошло, то глубинный народ – это «мажоры» и «интеллигенты», которых в процентном соотношении гораздо меньше, чем пресловутых «глубинщиков».
Просто у «мажоров и интеллигентов» трибуна есть, а вот «глубинному» изредка перепадает возможность сходить на «Горько», «Наркомана Павлика» (свело олдскулы) или вот на «Непосредственно Каху» (список очень условный, но суть вы поняли). И, когда фильм из категории «простонародных» собирает кассу и большое количество одобрительных отзывов, то возникает сопоставимая с вот этим скандалом вокруг изнасилования, суета. Одна категория (пресловутые «мажоры и интеллигенты») приходит в ужас, что кому-то может понравиться мокьюментари со свадьбы или корявая комедия про кавказцев, буйствующих в Сочи. А вторая категория («глубинщики») молча продолжает на это ходить, хвалить и, зачастую, даже не в курсе о существовании бугурта в рядах первой категории.
Получается этакий наглядный пример существующей и поныне низовой политики инверсивного «внутреннего колониализма», где по-прежнему существует очень понятное и четкое разделение на условно «прогрессивных» и «отсталых», «белых» и «дикарей» (принадлежность к одной из категорий, как правило, детерминировано территорией, на которой живешь) что, очевидно, ломает всякие возможности для ведения более-менее адекватного диалога и создания нормального общества.
Посему, вполне очевидно, что многих педалит от появления сцен с изнасилованием, или фильмов про свадьбы с «житейским» юмором, или от кино, где какие-то люди едут в поезде, «шутят тупые шутки» и производят «глупые» гэги. Так же, как и «глубинщики» (почитай комменты под фильмами Линча, Триера, Ноэ на киного, гидонлайн и прочих пиратских сайтах) не выкупают высоконравственных приколов от просмотра, например, «Дом, который построил Джек», где герой жестоко убивает людей, отрезает утенку лапки, а «впроброс» оправдывает диктатуру, нацизм и холокост, или «Шоссе в никуда».
Может ли в фильме – российском или зарубежном – появиться сцена с изнасилованием? Да, может. Как и сцены с убийствами. Как и любые другие сцены с прочей «грязью», которые будут (не) адекватно ложиться в сюжетную кан(а)ву фильма. Кино, как мной уже было неоднократно сказано, не существует и не должно существовать в каких бы то ни было рамках «социально-полезного» или «нравственного», принадлежность к которому определяется незначительным пулом людей. Что разные «красные» обзорщики, что люди с низким тестостероном, судя по телосложению, находящиеся во власти, приучили к восприятию кинематографа и прочих видов искусства, как к чему-то, что должно нести «свет» и, если этот «свет» будет неправильным (пропаганда ЛГБТ / реабилитация нацизма / прочая хуйня), то может быть легко забраковано и подвергнуто жесткому осуждению.
Что является полной хуйней.
Кино – это трибуна. И если с трибуны говорят какую-то дичь, все вокруг хлопают и радуются, а ты находишься в полном ахуе, то это повод задуматься о том, где ты находишься, кто сидит на трубе общественных запросов и что вообще делать дальше.
Часть 2
(этот текст ни в коем случае не одобряет поведение героев и, тем более, не пытается каким-то образом оправдывать насилие в любых его проявлениях. если умудритесь увидеть здесь что-то из вышеперечисленного – вы дурачок)
«Непосредственно Каха» это штука из категории «простонародных» фильмов, ориентированных на лишенный какой бы то ни было мало-мальски значительной «трибуны» пласт населения – его еще некоторые называют «глубинным». Само определение «глубинный» меня всегда смешило, потому что, если на то пошло, то глубинный народ – это «мажоры» и «интеллигенты», которых в процентном соотношении гораздо меньше, чем пресловутых «глубинщиков».
Просто у «мажоров и интеллигентов» трибуна есть, а вот «глубинному» изредка перепадает возможность сходить на «Горько», «Наркомана Павлика» (свело олдскулы) или вот на «Непосредственно Каху» (список очень условный, но суть вы поняли). И, когда фильм из категории «простонародных» собирает кассу и большое количество одобрительных отзывов, то возникает сопоставимая с вот этим скандалом вокруг изнасилования, суета. Одна категория (пресловутые «мажоры и интеллигенты») приходит в ужас, что кому-то может понравиться мокьюментари со свадьбы или корявая комедия про кавказцев, буйствующих в Сочи. А вторая категория («глубинщики») молча продолжает на это ходить, хвалить и, зачастую, даже не в курсе о существовании бугурта в рядах первой категории.
Получается этакий наглядный пример существующей и поныне низовой политики инверсивного «внутреннего колониализма», где по-прежнему существует очень понятное и четкое разделение на условно «прогрессивных» и «отсталых», «белых» и «дикарей» (принадлежность к одной из категорий, как правило, детерминировано территорией, на которой живешь) что, очевидно, ломает всякие возможности для ведения более-менее адекватного диалога и создания нормального общества.
Посему, вполне очевидно, что многих педалит от появления сцен с изнасилованием, или фильмов про свадьбы с «житейским» юмором, или от кино, где какие-то люди едут в поезде, «шутят тупые шутки» и производят «глупые» гэги. Так же, как и «глубинщики» (почитай комменты под фильмами Линча, Триера, Ноэ на киного, гидонлайн и прочих пиратских сайтах) не выкупают высоконравственных приколов от просмотра, например, «Дом, который построил Джек», где герой жестоко убивает людей, отрезает утенку лапки, а «впроброс» оправдывает диктатуру, нацизм и холокост, или «Шоссе в никуда».
Может ли в фильме – российском или зарубежном – появиться сцена с изнасилованием? Да, может. Как и сцены с убийствами. Как и любые другие сцены с прочей «грязью», которые будут (не) адекватно ложиться в сюжетную кан(а)ву фильма. Кино, как мной уже было неоднократно сказано, не существует и не должно существовать в каких бы то ни было рамках «социально-полезного» или «нравственного», принадлежность к которому определяется незначительным пулом людей. Что разные «красные» обзорщики, что люди с низким тестостероном, судя по телосложению, находящиеся во власти, приучили к восприятию кинематографа и прочих видов искусства, как к чему-то, что должно нести «свет» и, если этот «свет» будет неправильным (пропаганда ЛГБТ / реабилитация нацизма / прочая хуйня), то может быть легко забраковано и подвергнуто жесткому осуждению.
Что является полной хуйней.
Кино – это трибуна. И если с трибуны говорят какую-то дичь, все вокруг хлопают и радуются, а ты находишься в полном ахуе, то это повод задуматься о том, где ты находишься, кто сидит на трубе общественных запросов и что вообще делать дальше.
Палестина, война, хип-хоп – MC Abdul
Русскоязычные пропагандисты с начала вторжения в Украину моментально вцепились в военный конфликт между Израилем и Палестиной, как в прецедент, который, якобы, должен оправдывать настоящие действия российского руководства. Делают они это без особой эмпатии или какого бы то ни было эмоционального вовлечения. Сами по себе люди, воюющие и умирающие в Израиле или Палестине, не представляют для них большого интереса – в целом, это просто немые и пустые цифры. Кто-то погиб, кто-то выжил, ну да. Просто вот где-то есть война, а, значит, это уже позволяет воевать еще где-то.
Можно сколько угодно кидаться камнями в ру-пропаганду, однако они не особо сильно ушли от текущего состояния общей повестки по поводу конфликта – в западном мейнстриме обычно заглушаются голоса рядовых палестинцев, представляя тех, как яростных и кровожадных аборигенов, что мешают жить спокойную еврейскую жизнь жителям Израиля. Обычный палестинец – человек, который спит и видит, как бы взорвать какого-нибудь израильтянина или напакостить; их чувства, эмоции и переживания – вторичны, как правило. Получается примерно похожее намеренное отстранение от эмоциональной составляющей, взамен выбирая существование внутри душной коробки абстрактных представлений, выгодных и ласкающих глазную сетчатку.
Тем удивительнее для меня было напороться на видео с парнишкой по имени МС Abdul, которому на тот момент было 12 лет. Трек/клип называется Shouting At The Wall. В нем ребенок шагает на фоне разрушенных (видимо, от бомбардировок) зданий и довольно технично вещает про тяжелую жизнь палестинца в Секторе Газа. Там он говорит о том, что не понимает, как объяснить своей сестре происходящее вокруг, читает о взятых в плен политической ситуацией двух миллионах палестинцев и размашистыми мазками рисует неутешительную картину взросления на фоне перманентных руин, нищеты и войны.
Парня зовут Абдель Рахман Аль-Шанти, ему сейчас 14 лет и он один из подписантов лейбла с ироничным названием (в контексте этой истории) Empire. Широкую популярность он приобрел после песни Palestine – трека, записанного поверх бита одной из популярных песен Эминема, в которой мальчик рассказывает о своем военном быте и парадоксальной любви к Родине, когда на фоне разрастался конфликт в Шейх-Джарре («я надеюсь, что это поможет мне стать там услышанным и решить ситуацию» – говорил он).
Говорить о музыке МС Abdul одновременно довольно легко, потому что он, как и все мы в той или иной степени, очевидно, взрощен на американской поп-культуре, что явно проявляется в его подходе. Он пытается копировать флоу Эминема (который, по словам Абделя, его кумир), записывался поверх битов популярных хитов («See you again» или «Cleanin' Out My Closet»), да и английский знает, потому что его батя угорал по НБА и пытался с самого детства научить ребенка второму языку.
Но сложно, ввиду контекста. Возникает мощный диссонанс между узнаванием (пацан слушает, что и я в детстве, одет примерно, как я, да и выглядит похоже) и политическими/социальными реалиями, в которых я никогда не был, а видеть мог только телевизору или в кино. Реальность разрушенных домов, безостановочных военных конфликтов, смертей, ранений, непреходящего ощущения незащищенности и ужаса, наложенная на поп-культурные мотивы и знакомые до тошноты аудиовизуальные тропы.
MC Abdul, маленький пацан с еще детскими пухлыми щеками – это один из громких голосов второй стороны войны. Палестинцев, которые стереотипизированы и (преимущественно) замкнуты в своем безголосом существовании, молчаливом проживании кровавого беспредела и мрачных завываний падающих бомб и канонад. Лишенных права на полноценную субъектность и восприятия их, как таких же заложников: загнанных и вынужденных жить в реальности, значительно отличающейся от телевизионных репортажей и пропагандистких новостных сводок. В реальности войны.
https://youtu.be/l8qay1Al7Dc?si=kXT6t-yiQxu9AbmJ
Русскоязычные пропагандисты с начала вторжения в Украину моментально вцепились в военный конфликт между Израилем и Палестиной, как в прецедент, который, якобы, должен оправдывать настоящие действия российского руководства. Делают они это без особой эмпатии или какого бы то ни было эмоционального вовлечения. Сами по себе люди, воюющие и умирающие в Израиле или Палестине, не представляют для них большого интереса – в целом, это просто немые и пустые цифры. Кто-то погиб, кто-то выжил, ну да. Просто вот где-то есть война, а, значит, это уже позволяет воевать еще где-то.
Можно сколько угодно кидаться камнями в ру-пропаганду, однако они не особо сильно ушли от текущего состояния общей повестки по поводу конфликта – в западном мейнстриме обычно заглушаются голоса рядовых палестинцев, представляя тех, как яростных и кровожадных аборигенов, что мешают жить спокойную еврейскую жизнь жителям Израиля. Обычный палестинец – человек, который спит и видит, как бы взорвать какого-нибудь израильтянина или напакостить; их чувства, эмоции и переживания – вторичны, как правило. Получается примерно похожее намеренное отстранение от эмоциональной составляющей, взамен выбирая существование внутри душной коробки абстрактных представлений, выгодных и ласкающих глазную сетчатку.
Тем удивительнее для меня было напороться на видео с парнишкой по имени МС Abdul, которому на тот момент было 12 лет. Трек/клип называется Shouting At The Wall. В нем ребенок шагает на фоне разрушенных (видимо, от бомбардировок) зданий и довольно технично вещает про тяжелую жизнь палестинца в Секторе Газа. Там он говорит о том, что не понимает, как объяснить своей сестре происходящее вокруг, читает о взятых в плен политической ситуацией двух миллионах палестинцев и размашистыми мазками рисует неутешительную картину взросления на фоне перманентных руин, нищеты и войны.
Парня зовут Абдель Рахман Аль-Шанти, ему сейчас 14 лет и он один из подписантов лейбла с ироничным названием (в контексте этой истории) Empire. Широкую популярность он приобрел после песни Palestine – трека, записанного поверх бита одной из популярных песен Эминема, в которой мальчик рассказывает о своем военном быте и парадоксальной любви к Родине, когда на фоне разрастался конфликт в Шейх-Джарре («я надеюсь, что это поможет мне стать там услышанным и решить ситуацию» – говорил он).
Говорить о музыке МС Abdul одновременно довольно легко, потому что он, как и все мы в той или иной степени, очевидно, взрощен на американской поп-культуре, что явно проявляется в его подходе. Он пытается копировать флоу Эминема (который, по словам Абделя, его кумир), записывался поверх битов популярных хитов («See you again» или «Cleanin' Out My Closet»), да и английский знает, потому что его батя угорал по НБА и пытался с самого детства научить ребенка второму языку.
Но сложно, ввиду контекста. Возникает мощный диссонанс между узнаванием (пацан слушает, что и я в детстве, одет примерно, как я, да и выглядит похоже) и политическими/социальными реалиями, в которых я никогда не был, а видеть мог только телевизору или в кино. Реальность разрушенных домов, безостановочных военных конфликтов, смертей, ранений, непреходящего ощущения незащищенности и ужаса, наложенная на поп-культурные мотивы и знакомые до тошноты аудиовизуальные тропы.
MC Abdul, маленький пацан с еще детскими пухлыми щеками – это один из громких голосов второй стороны войны. Палестинцев, которые стереотипизированы и (преимущественно) замкнуты в своем безголосом существовании, молчаливом проживании кровавого беспредела и мрачных завываний падающих бомб и канонад. Лишенных права на полноценную субъектность и восприятия их, как таких же заложников: загнанных и вынужденных жить в реальности, значительно отличающейся от телевизионных репортажей и пропагандистких новостных сводок. В реальности войны.
https://youtu.be/l8qay1Al7Dc?si=kXT6t-yiQxu9AbmJ
YouTube
MC Abdul - Shouting At The Wall (Official Video)
Listen to the single "Shouting At The Wall". Out now!
Stream: https://music.empi.re/shoutingatthewall.oyd
#MCAbdul #ShoutingAtTheWall #EMPIRE
Official music video by MC Abdul - Shouting At The Wall © 2021 MC Abdul / EMPIRE
Stream: https://music.empi.re/shoutingatthewall.oyd
#MCAbdul #ShoutingAtTheWall #EMPIRE
Official music video by MC Abdul - Shouting At The Wall © 2021 MC Abdul / EMPIRE
1 сентября 2004 года произошел захват заложников в школе города Беслан.
В течение двух с лишним дней около 1100 человек (преимущественно – детей) в тяжелых условиях с дефицитом воды, еды и медикаментов силой удерживали в здании.
Более 300 погибших и 700 раненых.
https://youtu.be/evNzd5TaLRc?si=xiDsQSacnfkhP-ta
В течение двух с лишним дней около 1100 человек (преимущественно – детей) в тяжелых условиях с дефицитом воды, еды и медикаментов силой удерживали в здании.
Более 300 погибших и 700 раненых.
https://youtu.be/evNzd5TaLRc?si=xiDsQSacnfkhP-ta
YouTube
Terrorism, Russia: Beslan Hostages
(31 Dec 2004) TERRORISM
Russia: Beslan Hostages
In September, on the first day of the Russian school year - a day much-honoured in Russia - a group of heavily armed Chechen militants entered Number 1 school in the provincial town of Beslan, near the borders…
Russia: Beslan Hostages
In September, on the first day of the Russian school year - a day much-honoured in Russia - a group of heavily armed Chechen militants entered Number 1 school in the provincial town of Beslan, near the borders…
Близко
Процесс взросления неизменно сопровождается неисчислимым количеством травматичных событий и ситуаций. Незамутненное, нежное и слабовидящее сознание маленького существа едва ли не каждый день уродуется и калечится – и здесь речь далеко не про типичные для неолиберальной системы рассуждения о «травматичном детстве», которое необходимо преодолеть, дабы получить возможность утонуть в безграничном потреблении, более не опасаясь заглянуть за плечо и увидеть яростного, до предела залитого отца с ремнем в руке. А о каждодневной, едва заметной коррозии примордиальных настроек беззаботного и чистого.
Жизнь, в большинстве своем, – это нахождение мелких радостей и хватание за расплывчатое «Я», в промежутках между перманентными изувечивающими «перестройками» самого себя.
Требуется очень большой талант и смелость попытаться художественно поймать, а после разглядеть эти микро-«перестройки», внешне безболезненные и типичные, за которыми, однако, скрывается огромная безжизненная пустыня загубленного. Когда ребенок, едва поняв, кто он, вдруг принимается осознавать недееспособность окружающего, самого себя в нем – и начинает меняться в целях соответствия тому, чему он никогда полноценно соответствовать не сможет. Потому что ни его самого, ни, тем более, внятной структуры внешнего в том понимании, в котором ему бы того хотелось – нет.
«Близко», который был номинирован на «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке, пытается этот момент зафиксировать. Внутри истории про двух мальчиков – нежный, открытых и беззаботных – есть вот эта ебучая мрачность неотвратимости, спрятанная за камерной драмой про друзей в некоем бельгийском захолустье.
Два друга – Лео и Реми – тринадцатилетние пацаны, которые дружат «вдребезги» с самого детства. Ничего необычного, кроме того, что их общение несколько выходит за рамки типичной детско-подростковой дружбы: они очень тактильные, нежные, постоянно обнимаются, все время вместе, спят на одной кровати и делают много всего другого, за что им запросто можно выписать билет на автобус в страну «пидоров и петушар».
Что, собственно, и происходит, когда герои пошли в среднюю школу, где другие порядки и по-другому воспринимается «близость» двух пацанов. Одноклассники и ученики параллельных классов не оценили всех прелестей дружбы и, недолго думая, нарекли тех педиками – и масштаб давления со временем разрастался, выходя за рамки примитивных подколов.
Вот тут и случился слом – Лео, пытаясь влиться в коллектив, начал дистанцироваться от Реми, а тот, продолжая настаивать на своем праве быть таким, каким ему хочется – огребал. Его стебали, с ним дрались, его не принимали, а лучший друг во имя противоречивой социализации публично стал от него отмахиваться и шутить над ним.
Лукас Донт, который до этого снял только противоречивую драму «Девочка» – о транс-балерине, что старается построить свою карьеру в балете, параллельно переживая все трудности «перехода» – сделал очень деликатное и терпеливое кино, которое, несмотря на все проблемы, ни разу не свалилось в «плакатность» и эксплуатацию.
«Близко» – пронзительное кино об отсутствии нежности, вместо которой существует гигантских размеров смердящая яма из склизких наслоений разобщающих стереотипов и представлений о правильном межчеловеческом взаимодействии. Лукас Донт умудрился снять кино о дружбе и потере таким образом, что главным героем стало «пространство» между людьми – перегруженное, свинцовое, загаженное – заведомо отбрасывающее, как глупые и неугодные, идеи объединяться и любить. «Пространство» скотской нелюбви и добровольной депривации нежного и тактильного, насколько привычное, настолько и ублюдское.
Процесс взросления неизменно сопровождается неисчислимым количеством травматичных событий и ситуаций. Незамутненное, нежное и слабовидящее сознание маленького существа едва ли не каждый день уродуется и калечится – и здесь речь далеко не про типичные для неолиберальной системы рассуждения о «травматичном детстве», которое необходимо преодолеть, дабы получить возможность утонуть в безграничном потреблении, более не опасаясь заглянуть за плечо и увидеть яростного, до предела залитого отца с ремнем в руке. А о каждодневной, едва заметной коррозии примордиальных настроек беззаботного и чистого.
Жизнь, в большинстве своем, – это нахождение мелких радостей и хватание за расплывчатое «Я», в промежутках между перманентными изувечивающими «перестройками» самого себя.
Требуется очень большой талант и смелость попытаться художественно поймать, а после разглядеть эти микро-«перестройки», внешне безболезненные и типичные, за которыми, однако, скрывается огромная безжизненная пустыня загубленного. Когда ребенок, едва поняв, кто он, вдруг принимается осознавать недееспособность окружающего, самого себя в нем – и начинает меняться в целях соответствия тому, чему он никогда полноценно соответствовать не сможет. Потому что ни его самого, ни, тем более, внятной структуры внешнего в том понимании, в котором ему бы того хотелось – нет.
«Близко», который был номинирован на «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке, пытается этот момент зафиксировать. Внутри истории про двух мальчиков – нежный, открытых и беззаботных – есть вот эта ебучая мрачность неотвратимости, спрятанная за камерной драмой про друзей в некоем бельгийском захолустье.
Два друга – Лео и Реми – тринадцатилетние пацаны, которые дружат «вдребезги» с самого детства. Ничего необычного, кроме того, что их общение несколько выходит за рамки типичной детско-подростковой дружбы: они очень тактильные, нежные, постоянно обнимаются, все время вместе, спят на одной кровати и делают много всего другого, за что им запросто можно выписать билет на автобус в страну «пидоров и петушар».
Что, собственно, и происходит, когда герои пошли в среднюю школу, где другие порядки и по-другому воспринимается «близость» двух пацанов. Одноклассники и ученики параллельных классов не оценили всех прелестей дружбы и, недолго думая, нарекли тех педиками – и масштаб давления со временем разрастался, выходя за рамки примитивных подколов.
Вот тут и случился слом – Лео, пытаясь влиться в коллектив, начал дистанцироваться от Реми, а тот, продолжая настаивать на своем праве быть таким, каким ему хочется – огребал. Его стебали, с ним дрались, его не принимали, а лучший друг во имя противоречивой социализации публично стал от него отмахиваться и шутить над ним.
Лукас Донт, который до этого снял только противоречивую драму «Девочка» – о транс-балерине, что старается построить свою карьеру в балете, параллельно переживая все трудности «перехода» – сделал очень деликатное и терпеливое кино, которое, несмотря на все проблемы, ни разу не свалилось в «плакатность» и эксплуатацию.
«Близко» – пронзительное кино об отсутствии нежности, вместо которой существует гигантских размеров смердящая яма из склизких наслоений разобщающих стереотипов и представлений о правильном межчеловеческом взаимодействии. Лукас Донт умудрился снять кино о дружбе и потере таким образом, что главным героем стало «пространство» между людьми – перегруженное, свинцовое, загаженное – заведомо отбрасывающее, как глупые и неугодные, идеи объединяться и любить. «Пространство» скотской нелюбви и добровольной депривации нежного и тактильного, насколько привычное, настолько и ублюдское.
Размышляя о фильме «Близко», я в моменте задумался о своеобразном и в некотором смысле уникальном феномене русскоязычного мира – «блатных» понятиях или «дворовых» понятиях., которые, очевидно, мешают многим жить и двигаться так, как им бы того хотелось, но с которыми приходится считаться. В голове русскоязычного человека, выросшего в постсоветском пространстве, перманентно происходит едва осознаваемая сверка «настоящего» с размытым «будущим» на гипотетических нарах, где, безусловно, будут спрашивать с тебя за все прегрешения в «миру» и обязательно узнают о всех тех пограничных ситуациях, в которых ты умудрился проебаться и всплыть в речке говняшке жопой вверх, предоставив возможность особо ярым чайкам помыслить о том, чтобы тебя недвусмысленно попустить.
В целом, «понятия» – это низовое проявление народного перфомативного восприятия советской, а потом и постсоветской действительности, в которых, ввиду отсутствия морального авторитета у власти, приходилось самостоятельно выдумывать и производить на свет свой свод «правил», нарушение которых приводило бы к нехорошим последствиям для провинившегося. В момент перехода России на капиталистические рельсы «понятия», вслед за страной, принялись адаптироваться под изменившеюся реальность. Благодаря чему мы можем слышать из каждого утюга завывания условного Macan’a, который умудряется совмещать в себе беспредельную любовь к пацанским правилам «брат за брата» и оголтелым производством капитала во имя обладания новой кареты, прямиком с конвейера немецкого концерна. Чтобы «с кайфом разложиться на МКАДе», само собой.
С началом войны, «понятийный» мир оказался в очень, скажем так, неудобном положении. «Авторитетная» и «номинальная» власть окончательно потеряла всякую понятность и конкретность, делегировав обязанность трактовать и обосновывать реальность простым ребятишкам, которые, в свою очередь, ринулись ломать и наскоряк перестраивать эфемерные «понятия» под безумные времена. Такая корявая перестройка создала удивительных масштабов противоречивую диалектику, внутри которой умудряется уживаться беспредельных масштабов эскапизм (тачки, подъездная femme fatale и братство никуда не делись. даже в декорациях ядерной зимы по дороге будет ехать подержанная бэха навстречу то ли смерти, то ли любви), вместе с холуйски-рабским принятием силовых институций, с которыми пацаны принялись водить хороводы, умудрившись найти в этом плюсы и свои приколы. «Пацан», который всегда существовал как бы отрицая силу властных и силовых структур (в привычном и пугающем для большинства понимании), внезапно перестроился и вклинился в ряды, пестующих силу, оставив братское и понятийное на втором-третьем плане.
Единственный, кто сумел рассмотреть в пресловутых «понятиях» их подрывной/объединяющий потенциал – Макс Корж, который практически всю свою музыкальную карьеру пытался инвертировать и перестраивать общеизвестные братские «понятия» таким образом, чтобы праздновать единение. Макс поступательно вычеркивал устаревшие строки в пацанском катехизисе, а те, что оставались, – шлифовал до блеска, который то ли ослеплял, то ли гипнотизировал своей простотой и приземленностью. В мирные времена это могло порой казаться довольно глупым или, как минимум, наивным занятием, однако в изменившихся обстоятельствах подобная упертость и яростная вера в низовые «понятия», которые должны оказаться выше ненависти и разобщения – только восхищает и заставляет дико сопереживать.
Недавно Корж собрал целый стадион русскоязычных слушателей в Риге, на котором, помимо исполнения песен, говорил о войне, о погибших товарищах и об окружающем всех мраке, не переставая при этом раз за разом призывать к объединению – четко понимая, что в рамках государственных и политических ни о каком братстве речи идти не может. Но вот в рамках тех самых пресловутых понятий о «правильном», «честном», «пацанском» и «добром» – такое единение может и будет существовать.
https://youtu.be/R924LDZQQOA?si=GpdyYlfPY-rRpoSM
В целом, «понятия» – это низовое проявление народного перфомативного восприятия советской, а потом и постсоветской действительности, в которых, ввиду отсутствия морального авторитета у власти, приходилось самостоятельно выдумывать и производить на свет свой свод «правил», нарушение которых приводило бы к нехорошим последствиям для провинившегося. В момент перехода России на капиталистические рельсы «понятия», вслед за страной, принялись адаптироваться под изменившеюся реальность. Благодаря чему мы можем слышать из каждого утюга завывания условного Macan’a, который умудряется совмещать в себе беспредельную любовь к пацанским правилам «брат за брата» и оголтелым производством капитала во имя обладания новой кареты, прямиком с конвейера немецкого концерна. Чтобы «с кайфом разложиться на МКАДе», само собой.
С началом войны, «понятийный» мир оказался в очень, скажем так, неудобном положении. «Авторитетная» и «номинальная» власть окончательно потеряла всякую понятность и конкретность, делегировав обязанность трактовать и обосновывать реальность простым ребятишкам, которые, в свою очередь, ринулись ломать и наскоряк перестраивать эфемерные «понятия» под безумные времена. Такая корявая перестройка создала удивительных масштабов противоречивую диалектику, внутри которой умудряется уживаться беспредельных масштабов эскапизм (тачки, подъездная femme fatale и братство никуда не делись. даже в декорациях ядерной зимы по дороге будет ехать подержанная бэха навстречу то ли смерти, то ли любви), вместе с холуйски-рабским принятием силовых институций, с которыми пацаны принялись водить хороводы, умудрившись найти в этом плюсы и свои приколы. «Пацан», который всегда существовал как бы отрицая силу властных и силовых структур (в привычном и пугающем для большинства понимании), внезапно перестроился и вклинился в ряды, пестующих силу, оставив братское и понятийное на втором-третьем плане.
Единственный, кто сумел рассмотреть в пресловутых «понятиях» их подрывной/объединяющий потенциал – Макс Корж, который практически всю свою музыкальную карьеру пытался инвертировать и перестраивать общеизвестные братские «понятия» таким образом, чтобы праздновать единение. Макс поступательно вычеркивал устаревшие строки в пацанском катехизисе, а те, что оставались, – шлифовал до блеска, который то ли ослеплял, то ли гипнотизировал своей простотой и приземленностью. В мирные времена это могло порой казаться довольно глупым или, как минимум, наивным занятием, однако в изменившихся обстоятельствах подобная упертость и яростная вера в низовые «понятия», которые должны оказаться выше ненависти и разобщения – только восхищает и заставляет дико сопереживать.
Недавно Корж собрал целый стадион русскоязычных слушателей в Риге, на котором, помимо исполнения песен, говорил о войне, о погибших товарищах и об окружающем всех мраке, не переставая при этом раз за разом призывать к объединению – четко понимая, что в рамках государственных и политических ни о каком братстве речи идти не может. Но вот в рамках тех самых пресловутых понятий о «правильном», «честном», «пацанском» и «добром» – такое единение может и будет существовать.
https://youtu.be/R924LDZQQOA?si=GpdyYlfPY-rRpoSM
YouTube
Макс Корж в Риге собрал 35 тысяч человек
#макскорж #maxkorzh #рига
Запрет Айты и буферная зона
С середины десятых у ориентированного на «коллективно-воображаемый» запад и либеральные ценности сегмента жителей РФ, стали с регулярной периодичностью возникать "трудности" – увеличение количества репрессивных законов, сужение пространства с возможностью свободно высказываться, усиления милитаристических настроений и т.д – которые требовали определенных реакций, рефлексии и мобилизации внутренних сил для осуществления неких компромиссов. Российская реальность во всей своей противоречивой фантасмагоричности утаптывала среднестатистического молодого человека «с центров» с претензией на интеллектуальность, ввиду чего тот постепенно начал погружаться в выдуманный мир, где можно было обсуждать границы допустимого в абьюзивных отношениях, хуевый банкинг и фильмы, которые как бы номинально «протестные» и «неудобные» (хоть большинство из них были сделаны на деньги минкульта или фонда кино, вот такой вот парадокс).
Возникла такая своеобразная «буферная зона», где внутри существовали определенные взгляды и убеждения, которые полноценно работали только пока находились внутри нее. Потому что вне «буферной зоны» существует Чечня с ее проблемами и серым законодательством, внешняя политика, недвусмысленно направленная на половинчатый изоляционизм, внутренняя колонизация, очевидная централизация с Москвой, наличие целого вороха прочих проблем. При учете и осознанном подходе к вышеизложенным «трудностям» гораздо сложнее существовать, продолжая размышлять в парадигме сугубо «западных» ценностей, ввиду того, что они требуют определенного фундамента, которого у России, очевидно, нет и не было. В итоге возникла этакая «перфомативная нормализация» / «буферная зона», где многое игнорировалось или замалчивалось в целях сохранения иллюзии нормы.
Этакие «сбои в матрице» возникали только тогда, когда тот небольшой закуток безопасного существования периодически подвергался нападкам «внешнего мира». Запрещали какие-то концерты, ограничивали некоторые фильмы, какие-то творческие ребята присаживались на условно/реально/дом.арест. Это обсуждалось, осуждалось, люди не на шутку возмущались и требовали справедливости, но спустя некоторое время благодаря реализации небольших компромиссов, «нормальность» вновь возвращалась.
После начала войны эта «нормализация» сколлапсировала и, попервой казалось, более не восстановится, ввиду глобальных изменений в быту и экзистенциальной составляющей окружающей действительности. Однако со временем процесс создания новой «буферной зоны» завершился, а в России вновь возник этакий стеклянный загон, внутри которого существует коллективно-негласный закон выборочного игнорирования реальности в целях сохранения психического здоровья хотя бы просто в ушатанном состоянии (это все-таки лучше, чем его отсутствие). Ввиду чего военные дроны, регулярно прилетающие на территорию России не вызывают серьезных эмоций (по разнообразным соц.опросам), вялотекущая мобилизация кажется нездешней/несуществующей, вооруженные захваты городов во время бунта уже забылись, а вот выпиливание «Айты» со всех стримингов, ибо РКН увидел в нем национализм – вызывает реальное бурление и раздраженность, по крайней мере, среди «кинокомьюнити».
И возмущение запрету «Айты», с одной стороны, выглядит, как громкое недовольство низким уровнем сервиса на борту самолета, который падает. А с другой: как будто даже хорошо, что хотя бы в таком формате сохраняется некоторое подобие адекватности и недовольства, пусть оно и мотивировано, скорее, сохранением собственного герметичного мира в неприкосновенности.
С середины десятых у ориентированного на «коллективно-воображаемый» запад и либеральные ценности сегмента жителей РФ, стали с регулярной периодичностью возникать "трудности" – увеличение количества репрессивных законов, сужение пространства с возможностью свободно высказываться, усиления милитаристических настроений и т.д – которые требовали определенных реакций, рефлексии и мобилизации внутренних сил для осуществления неких компромиссов. Российская реальность во всей своей противоречивой фантасмагоричности утаптывала среднестатистического молодого человека «с центров» с претензией на интеллектуальность, ввиду чего тот постепенно начал погружаться в выдуманный мир, где можно было обсуждать границы допустимого в абьюзивных отношениях, хуевый банкинг и фильмы, которые как бы номинально «протестные» и «неудобные» (хоть большинство из них были сделаны на деньги минкульта или фонда кино, вот такой вот парадокс).
Возникла такая своеобразная «буферная зона», где внутри существовали определенные взгляды и убеждения, которые полноценно работали только пока находились внутри нее. Потому что вне «буферной зоны» существует Чечня с ее проблемами и серым законодательством, внешняя политика, недвусмысленно направленная на половинчатый изоляционизм, внутренняя колонизация, очевидная централизация с Москвой, наличие целого вороха прочих проблем. При учете и осознанном подходе к вышеизложенным «трудностям» гораздо сложнее существовать, продолжая размышлять в парадигме сугубо «западных» ценностей, ввиду того, что они требуют определенного фундамента, которого у России, очевидно, нет и не было. В итоге возникла этакая «перфомативная нормализация» / «буферная зона», где многое игнорировалось или замалчивалось в целях сохранения иллюзии нормы.
Этакие «сбои в матрице» возникали только тогда, когда тот небольшой закуток безопасного существования периодически подвергался нападкам «внешнего мира». Запрещали какие-то концерты, ограничивали некоторые фильмы, какие-то творческие ребята присаживались на условно/реально/дом.арест. Это обсуждалось, осуждалось, люди не на шутку возмущались и требовали справедливости, но спустя некоторое время благодаря реализации небольших компромиссов, «нормальность» вновь возвращалась.
После начала войны эта «нормализация» сколлапсировала и, попервой казалось, более не восстановится, ввиду глобальных изменений в быту и экзистенциальной составляющей окружающей действительности. Однако со временем процесс создания новой «буферной зоны» завершился, а в России вновь возник этакий стеклянный загон, внутри которого существует коллективно-негласный закон выборочного игнорирования реальности в целях сохранения психического здоровья хотя бы просто в ушатанном состоянии (это все-таки лучше, чем его отсутствие). Ввиду чего военные дроны, регулярно прилетающие на территорию России не вызывают серьезных эмоций (по разнообразным соц.опросам), вялотекущая мобилизация кажется нездешней/несуществующей, вооруженные захваты городов во время бунта уже забылись, а вот выпиливание «Айты» со всех стримингов, ибо РКН увидел в нем национализм – вызывает реальное бурление и раздраженность, по крайней мере, среди «кинокомьюнити».
И возмущение запрету «Айты», с одной стороны, выглядит, как громкое недовольство низким уровнем сервиса на борту самолета, который падает. А с другой: как будто даже хорошо, что хотя бы в таком формате сохраняется некоторое подобие адекватности и недовольства, пусть оно и мотивировано, скорее, сохранением собственного герметичного мира в неприкосновенности.
Telegram
РУССКОЕ КИНО В ТОПЕ
подъехал очередной бредовый ответ от Роскомнадзора, почему нужно было удалять «АЙТУ» со всех стримингов:
якобы «в картине демонстрируется неравенство лиц по национальному признаку: положительные стороны героев одной национальности противопоставлены подчеркнуто…
якобы «в картине демонстрируется неравенство лиц по национальному признаку: положительные стороны героев одной национальности противопоставлены подчеркнуто…
Во время ресерча для готовящегося большого проекта наткнулся на мощнейший материал в ЖЖ (привет из прошлого!) от человека с ником altereos.
Внутри монументальный труд по систематизации советских режиссерок – от популярных и культовых, до едва-едва известных и почти забытых женщин, снимавших фильмы в период существования СССР. Про каждую режиссерку есть отдельный текст с небольшой биографией и обзорами лучших/знаковых проектов в фильмографии. А в качестве бонуса внизу имеется общая статистика по республикам, актрисам, годам, жанрам, "плодовитости" и т.д.
В общем, это обширный, мощный материал, с которым точно стоит на досуге ознакомиться, потому что таких по-хорошему ебанутых и авантюрных исследований на русскоязычной почве довольно мало. А тут еще и вполне хорошо всё оформлено.
https://altereos.livejournal.com/57879.html
забирай на стенку, чтобы не потерять, как говорится
Внутри монументальный труд по систематизации советских режиссерок – от популярных и культовых, до едва-едва известных и почти забытых женщин, снимавших фильмы в период существования СССР. Про каждую режиссерку есть отдельный текст с небольшой биографией и обзорами лучших/знаковых проектов в фильмографии. А в качестве бонуса внизу имеется общая статистика по республикам, актрисам, годам, жанрам, "плодовитости" и т.д.
В общем, это обширный, мощный материал, с которым точно стоит на досуге ознакомиться, потому что таких по-хорошему ебанутых и авантюрных исследований на русскоязычной почве довольно мало. А тут еще и вполне хорошо всё оформлено.
https://altereos.livejournal.com/57879.html
забирай на стенку, чтобы не потерять, как говорится
Livejournal
Женщины-режиссеры в советском кино. Итоговый пост
Список имен исчерпан, пришло время обобщить информацию. Полный список Участники проекта : Нийоле Адоменайте Гюльбаниз Азимзаде Лейла Аранышева Динара Асанова Искра Бабич Маргарита Барская Вия Бейнерте Татьяна Березанцева Наталья Бондарчук Лана Гогоберидзе…
Геи. Сербия. Парад
На очень экстравагантном по форме и увлекательном по содержанию канале «Армен и Федор» есть видео о лучших первых строчках в истории литературы. Если когда-нибудь кто-то сделает видео о первых «строчках» в истории кино, то, кажется, там точно должен быть фильм «Парад» Срджана Драгоевича. Начинается он с такого интро:
«Четники» (ругательство) – так серба называют хорваты, боснийцы и косовские албанцы.
«Усташа» (ругательство) – так хорвата называют сербы, боснийцы и косовские албанцы.
«Балия» (ругательство) – так боснийца называют сербы, хорваты и косовские албанцы.
«Шиптар» (ругательство) – так косовского албанца называют хорваты, сербы и боснийцы.
«Пидор» (ругательство) — так гомосексуалиста называют ВСЕ.
В Сербии есть два разных кинематографических лагеря. Один возглавляется Кустурицей – это такой консервативный и несколько националистический лагерь, который, пусть и с присущей балканскому кино язвительной самоиронией, разговаривает о Сербии и сербском народе, как об этаком «центре», жертвенной нации, пострадавшей от яростного предательства мира. Другой лагерь под предводительством Срджана Драгоевича – экуменисткое, пересобирающее кино, направленное на вскрытие внутренних сербских (и, отчасти, общеюгославских) проблем, где есть неувядающая тоска по югославскому проекту, но с желанием не возвращать разрушенный строй, а вернуть те утраченные мир, дружбу и взаимопонимание.
Ввиду чего, Парад, который номинально является трагикомедией об организации первого в истории Сербии гей-парада, оказывается фильмом, осознанно взваливающий на себя ношу переварить общую раздроченность общества, противоречивая накаленность которого выходит далеко за пределы банального недовольства "неправильностью" гомосексуализма как такового. Ввиду чего, ЛГБТ демонстрируется по нынешним меркам довольно стереотипно и коряво, что не отменяет важности Парада на момент выхода, и того, что по сей день кино Драгоевича смотрится очень легко, весело, а местами по-прежнему пришибает тяжеленной кувалдой печального осознания уебищного бытия.
Радмило и Марко – два гея, которые живут вместе, но очень по-разному смотрят на свои отношения. Если Радмило, в целом, смирился с негласной обязанностью скрывать ориентацию во имя сохранения своего здоровья, то Мирко с таким подходом в корне не согласен. Он ЛГБТ-активист и очень горит желанием организовать первый в истории Сербии гей-парад. Проблема в том, что никто не берется им помогать – слишком велики риски возникновения беспорядков, полиция сама по себе гомофобная и не хочет ввязываться в противоречивую авантюру, да и сами ЛГБТ-представители не горят большим желанием участвовать в потенциально опасной затее.
После череды совпадений, на помощь приходит представитель криминала по кличке Лимон, который принимается помогать, скорее, от безысходности, нежели от большого желания сделать мир инклюзивным. И начинается безумная в своей комичности Одиссея, в рамках которой Лимон и Радмило катаются по территории бывшей Югославии, собирая в отряд защитников «парада» вообще всех – хорватов, боснийцев, сербов, косоваров – в результате чего представители «ненавидящих» друг-друга народов объединяются ради одной цели – помочь провести гей-парад.
В рамках такой безумной завязки, весьма подрывной для своего времени фильм смотрится невероятно легко и беззаботно. Срджан Драгоевич осознанно отстраняется от всякого морализаторства и сгущения красок, демонстрируя тупиковость гомофобного подхода с помощью тупорылых гэгов внутри практически невероятной истории. «Парад», шагая по типичной для балканского кино тропинке язвительно черно-тупого юмора, рассказывает сложную историю о разломе – политическом, общественном, нравственном, занимаясь этакой инверсией партизанской деятельности, где с одной стороны притворяется непритязательной комедией о нерадивых педиках, а после в пару движений разваливает «привычное» и «узнаваемое», предлагая взамен грустный мрак квази-веселого разобщения, который пока еще можно развеять.
На очень экстравагантном по форме и увлекательном по содержанию канале «Армен и Федор» есть видео о лучших первых строчках в истории литературы. Если когда-нибудь кто-то сделает видео о первых «строчках» в истории кино, то, кажется, там точно должен быть фильм «Парад» Срджана Драгоевича. Начинается он с такого интро:
«Четники» (ругательство) – так серба называют хорваты, боснийцы и косовские албанцы.
«Усташа» (ругательство) – так хорвата называют сербы, боснийцы и косовские албанцы.
«Балия» (ругательство) – так боснийца называют сербы, хорваты и косовские албанцы.
«Шиптар» (ругательство) – так косовского албанца называют хорваты, сербы и боснийцы.
«Пидор» (ругательство) — так гомосексуалиста называют ВСЕ.
В Сербии есть два разных кинематографических лагеря. Один возглавляется Кустурицей – это такой консервативный и несколько националистический лагерь, который, пусть и с присущей балканскому кино язвительной самоиронией, разговаривает о Сербии и сербском народе, как об этаком «центре», жертвенной нации, пострадавшей от яростного предательства мира. Другой лагерь под предводительством Срджана Драгоевича – экуменисткое, пересобирающее кино, направленное на вскрытие внутренних сербских (и, отчасти, общеюгославских) проблем, где есть неувядающая тоска по югославскому проекту, но с желанием не возвращать разрушенный строй, а вернуть те утраченные мир, дружбу и взаимопонимание.
Ввиду чего, Парад, который номинально является трагикомедией об организации первого в истории Сербии гей-парада, оказывается фильмом, осознанно взваливающий на себя ношу переварить общую раздроченность общества, противоречивая накаленность которого выходит далеко за пределы банального недовольства "неправильностью" гомосексуализма как такового. Ввиду чего, ЛГБТ демонстрируется по нынешним меркам довольно стереотипно и коряво, что не отменяет важности Парада на момент выхода, и того, что по сей день кино Драгоевича смотрится очень легко, весело, а местами по-прежнему пришибает тяжеленной кувалдой печального осознания уебищного бытия.
Радмило и Марко – два гея, которые живут вместе, но очень по-разному смотрят на свои отношения. Если Радмило, в целом, смирился с негласной обязанностью скрывать ориентацию во имя сохранения своего здоровья, то Мирко с таким подходом в корне не согласен. Он ЛГБТ-активист и очень горит желанием организовать первый в истории Сербии гей-парад. Проблема в том, что никто не берется им помогать – слишком велики риски возникновения беспорядков, полиция сама по себе гомофобная и не хочет ввязываться в противоречивую авантюру, да и сами ЛГБТ-представители не горят большим желанием участвовать в потенциально опасной затее.
После череды совпадений, на помощь приходит представитель криминала по кличке Лимон, который принимается помогать, скорее, от безысходности, нежели от большого желания сделать мир инклюзивным. И начинается безумная в своей комичности Одиссея, в рамках которой Лимон и Радмило катаются по территории бывшей Югославии, собирая в отряд защитников «парада» вообще всех – хорватов, боснийцев, сербов, косоваров – в результате чего представители «ненавидящих» друг-друга народов объединяются ради одной цели – помочь провести гей-парад.
В рамках такой безумной завязки, весьма подрывной для своего времени фильм смотрится невероятно легко и беззаботно. Срджан Драгоевич осознанно отстраняется от всякого морализаторства и сгущения красок, демонстрируя тупиковость гомофобного подхода с помощью тупорылых гэгов внутри практически невероятной истории. «Парад», шагая по типичной для балканского кино тропинке язвительно черно-тупого юмора, рассказывает сложную историю о разломе – политическом, общественном, нравственном, занимаясь этакой инверсией партизанской деятельности, где с одной стороны притворяется непритязательной комедией о нерадивых педиках, а после в пару движений разваливает «привычное» и «узнаваемое», предлагая взамен грустный мрак квази-веселого разобщения, который пока еще можно развеять.
