«Говорят женщины» (2 номинации)

Темный и сырой сарай. На втором этаже сидят несколько женщин: разговаривают, громко спорят, обнимаются, смеются, перешептываются, молятся. Несмотря на периодически возникающие улыбки и смех – напряженность, равномерно заполонившая все пространство сарая, ощущается чуть ли не физически. Выясняется, что все женщины, которые находятся в этом обветшалом здании были изнасилованы, а темой их бурных обсуждений является выбор, как с этим бороться. Они живут в небольшой коммуне-колонии ультраконсервативных христиан, которая, очевидно, живет оторвано от всего остального мира (действие происходит в 10-х) – мужчины в этой колонии их постоянно насилуют (когда женщины спят) и избивают, а на обвинения отвечают, что женщины себе что-то напридумывали/дьявол совратил/бушуют гормоны. В этой колонии женщин не учат читать и писать, не дают карты мира, низвергая их сущность до нескольких функций – рожать, молиться, терпеть. И вот терпение у женщин лопнуло, посему они и собрались на верхнем этаже сарая.

Вообще, к «Говорят женщины» у меня были заниженные ожидания. Уйма негативных рецензий, обвинения в «мужененавистничестве», рассказы про невыносимую растянутость, пусть и не воспринимались мной всерьез, однако сумели создать определенный негативный фон, из-за которого ожидания от фильма были примерно никакими. И, возможно, поэтому «Говорят женщины» мне понравились. Это вполне хороший, но неудобный фильм.

«Говорят женщины» неудобен по двум причинам.

Первая – это то, что фильм действительно лишен «конвенциональной» динамики. Почти весь фильм женщины просто разговаривают в одном небольшом помещении, изредка из него выходят, чтобы оператор и режиссер могли поиграться в Терренса Малика, а потом снова заходят разговаривают. Сами разговоры предельно серьезные и тяжелые, практически напрочь лишенные юмора или бытовой простоты. Поэтому для многих опыт просмотра «Говорят женщины» будет довольно сложным, а может и невыносимым.

Второе – тема этих разговоров. Это два часа разговоров нескольких женщин, которых регулярно насилуют мужчины в их колонии, нескольких женщин, что не имеют опыта разговоров не только о самом насилии, но и о своем теле. Они интонационно спотыкаются, периодически принимаются оправдывать насильников, неловко рассуждая о системе, превращающей в зверей, говорят о Б-ге и его роли, прикидывают варианты избавления от боли и давления. Не знаю, насколько умышленно (думаю, да), но размышления эти довольно часто рифмуются с происходящим в «цивилизационном» мире, что только подстегивает пресловутую «неудобность». Если разговоры женщин, существующих в обществе, где у них нет никаких прав и возможностей, где их постоянно насилуют и унижают, умудряются как-то резонировать с жителем «большой земли», тогда появляются вопросы к окружающему.

Основная проблема «Говорят женщины» в том, что Сара Полли слишком мягко и нежно обращается с субверсивным материалом, превращая его в несколько академичные и печальные женские заседания, которые могут понравиться только совсем локальному зрителю (мне). Излишняя монотонность и забота о зрителе урезали потенциал фильма. Таким образом «Говорят женщины» оказывается в совсем неловкой болтанке. Где с одной стороны рассуждения идиотов о том, что «патриархата давно уже нет», а фильм сугубо «мужененавистнический». А с другой – отсутствие массовости, ввиду монотонности и недостатка «подрывных» качеств.

Таким образом «Говорят женщины» оказывается номинированным для проформы на «Оскар», неловко хвалится некоторыми академиками и рецензентами, однако попросту обречен раствориться в пространстве. Слишком уж фильм грамотно неудобный, оттого местами как будто неживой. 

https://youtu.be/8t7wI2t0CYM

​​«Солнце мое» (1 номинация)

Сама идея домашнего архива / семейных видеоматериалов – это способ иллюзорного обладания. Снимая на камеру особенные моменты жизни семьи – поездки, свадьбу, праздники, застолья – люди пытаются завладеть частью воспоминаний, перенести на плёнку, оставив его в чистом, нетронутом виде истинных эмоций. Застолья закончатся, праздник уйдёт, после свадьбы может последовать развод, однако семейный видеоархив – вот он. Хранит эпизоды счастья и радости, создает иллюзию сохранности эмоций и памяти, растягивает событие до бесконечности, инвентаризируя на физическом носителе произошедшее.

Фото в семейных альбомах / видеокассеты на полке – это нелепые попытки ухватить уходящее, растворяющеюся в хороводах впечатлений и разночтений, фиксация момента, которого уже нет. Разглядывая некоторые фотографии, просматривая видеофрагменты, возникает едва чувствуемое ощущение разлома. Зернистое видео, мыльные фотографии перестают обладать каким-либо смыслом – то, что было в моменте ушло, а на этом месте принялись расти сорняки и дикая трава ностальгии по ушедшему, ностальгии по несвершенному и (не)сказанному, печаль по отсутствию реального ощущения прошлого. Прошлое становится белой простыней, куда проектор настоящего бесперебойно транслирует образы, надежды, страхи, стараясь отыскать ответы на вопросы и решения проблем.

Прошлое на кассетах / фотографиях выглядит Раем, который был утерян в безумной воронке настоящего. Между «прошлым» и настоящим возникает разлом – и «Солнце мое» старается существовать внутри этого небольшого рва, населенного призраками и невозможностью, счастьем и теплой ностальгией.

Все действие ленты происходит в Турции, куда приехали отдыхать отец с дочкой – они много разговаривают, снимают на домашнюю камеру свои впечатления, веселятся и делают много чего другого. Ввиду личного характера истории, «Солнце мое» неизбежно фиксируется на персоне ребенка и его переживаниях, каким образом 11-летняя девочка переваривает происходящее вокруг нее и как она для себя понимает и формулирует «взрослые» проблемы ее отца.

«Солнце мое» – это в некотором роде автобиографическая лента. Говорю «в некотором роде», потому сама режиссерка говорила, что фильм автобиографичен не в привычном смысле слова, а скорее «эмоционально автобиографичен». И приставка «эмоционально» здесь, очевидно, необходима, принимая во внимание специфику и «личность» истории, которая не может, да и не обязана быть хоть сколько бы то ни было точной. Память очень гибкая, податливая – говоря в контексте «памяти» о какой бы то ни было точности, рискуешь утопить в обмане себя и остальных.

Тем более, что вспоминает Шарлотта Уэллс себя в 11-летнем возрасте, как бы невинном и беззаботном периоде «детства». Характерным свойством «детства» является его конечность, именно завершенность и оторванность от остального опыта – взрослого и беспощадного – создает романтический и сентиментальный ореол вокруг этого периода. Утерянный рай детской радости возникает этакой противоположной проекцией взрослого ужаса перед бесконечным промежутком жизни остальной – ничего не закончится и не случится никакого водораздела, не будет стабильности и не будет даже обещаний. Детство же, супротив, монументальное и несокрушимое, место, где все было в порядке и спокойно.

Примечательно, что в «Солнце мое» много «мокьюментари-стайла». Ребенок и отец поочередно снимают свой отдых в Турции, стремясь зафиксировать и запечатлеть моменты радости и счастья. Совсем изредка нам показывают взрослую героиню, которая находится в практически абсолютно темном помещении, где играет музыка, а образы прошлого обретают иную «материальность».

Для героини записи являются порталом в стазис детства, иллюзорного владения «стабильностью» и спокойствием. И «Солнце мое» для большого количества зрителей становится таким же опытом – личным, нежным, «своим» – столкновения с утерянным Раем тихого и теплого спокойствия в нескрываемой интимности.

​​«Джон Уик» 

Так вышло, что ни одну из трех частей «Джона Уика» я не видел. Как-то мимо меня прошли все эти динамичные драчки Киану Ривза с ордой обезумевших NPC. Единственное, что я видел – волшебную в своем абсурде драку с Бобаном Марьяновичем. Поэтому поход на четвертую часть (пошел от безделья, если честно) был для меня походом в пустоту. Я не знал, чего мне ожидать и слабо представлял, как именно этот ваш «Жон Уик» выглядит.

Вполне возможно, именно из-за отсутствия каких бы то ни было фанатских чувств и ожиданий, «Джон Уик» мне категорически не понравился, в финале оставив монументальных размеров усталость – физическую и моральную.

Я сторонник такого мнения, что если фильм существует в рамках концепта «ультранасилия», в котором разжижается всякая ценность человеческой жизни, а сами персонажи являются набором неких умений (и только), то он попросту не имеет права быть душным или отрицать свою тупорылость. В этом кайф, например, «Форсажа», «Адреналина» или «Неудержимых», где параллельно бронебойному пафосу и СЕМЬЕ шагает имманентное общее понимание и зрителя, и создателя, что это всё такая хуйня, что ужас, давайте посмеемся.

В противном случае может получиться «Джон Уик 4», который очень тяжело смотреть, ввиду его излишней серьезности и отсутствия угара.

Джон Уик – очень серьезное кино, которое практически ни разу не позволило себе быть смешным (иногда забавным). Три часа наблюдать за серьезными лицами, которые разговаривают около 20 минут экранного времени, очень красиво и выверенно дерутся (бесспорно) – утомляет. В фильме есть замечательная отсылка к Хотлайн Майями, есть вообще удивительные находки в постановке боев и монтаже, однако все это теряется в непроглядной тьме тотального уныния и усталости, ввиду отсутствия в этом жизни.

Вот.

​​«Покаяние»

На фоне последних новостей вспомнил фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», который замечательно рифмуется с моими активными размышлениями последних двух-трех недель, каким образом я и всё остальное российское общество после окончания войны будет реагировать, перестраиваться и пытаться строить что-то на обломках и руинах предыдущего. Если вообще будет, конечно же.

По сюжету в «Покаянии» к власти в неназванном городе приходит авторитарный градоначальник Варлам Аравидзе (фамилия от слова «аравин», которое означает «никто», т.е Варлам «Никто»), в чьих чертах можно усмотреть, в принципе, любую историческую личность с похожими -авто/-тоталитарными наклонностями. Чем дольше Варлам пребывает у власти, тем больше беспредела и ужаса происходит в городе, который быстро превратился в замкнутый серпентарий из стукачей и зашуганных. Люди в доспехах (полиция) без суда и следствия увозят людей, критически настроенные начинают менять взгляды, а совсем отчаянные уповают на «самое» высшее руководство, которое скоро увидит чинящийся тут беспредел и остановит Варлама (никто его не остановил).

Через много лет Аравидзе умирает. Его хоронят со всеми почестями. В газетах публикуются грустные некрологи с перечислением всех заслуг. Но вот проблема – мертвое тело Варлама каждое утро находят рядом со своими домами его приближенные. И как ты не закапывай – на утро тело все равно тут. Как выясняется, тело ежедневно выкапывает дочь репрессированных художников по имени Кэти, которая таким образом пытается показать, что до тех пор, пока культ личности Варлама существует – он не умер.

В «Покаянии» есть очень тяжелая и трагичная сцена, в которой жена и дочь репрессированного художника ходят между нагромождениями бревен, которые привезли из лагерей. На этих бревнах многие узники лагерей написали свои имена. Как выяснилось, эта сцена имеет под собой реальное основание – бревна действительно однажды привезли из Сибири и на них были написаны имена заключенных. Абуладзе так впечатлила эта история, что он посчитал своей обязанностью экранизировать ее.

Есть много и других переплетений с реальностью.

• Главная героиня печет торты на продажу. Отчасти этот образ Тенгиз взял у женщины, с которой режиссер познакомился в Грузии – та прошла несколько лагерей, и, вернувшись, стала печь торты.

• В «Покаянии» есть сцена, в которой бывший начальник Аравидзе, ныне узник лагеря, обезумев, рассказывает, что он был «врагом народа» и его агентурным заданием было прорытие туннеля из Бомбеи до Лондона. В реальности одного из советских чиновников вынудили «признаться» в том, что он рыл туннель от Батуми до Стамбула.

• Сама идея выкапывания трупа убийцы – тоже вдохновлена реальной историей. Абуладзе рассказывал, что слышал историю от одного из жителей деревни, как некий мужчина притащил труп и поставил перед домом его родных.

Наверное, именно вот это переплетение реальных (пусть и безумных по своей сути) историй с выдуманным миром «Покаяния», в котором то и дело проскакивает фарсовые и абсурдные мотивы, замешанные с тотальной документальностью – и есть причина, почему «Покаяние» до сих пор видится удивительно точным и емким высказыванием об авторитаризме и «коллективной памяти» о государственном зле. Абсурдно-фарсовая составляющая является обязательной – благодаря глупым/красочным/безумным гиперболизациям зло перестает восприниматься бытово, ломается этот барьер отстранения.

Тенгиз Абуладзе осуществил этакое вневременное высказывание, намеренно лишенное определенных маркеров и очевидных намеков, за счет чего фильм работает в совершенно иных культурных и исторических контекстах.

​​Убери эту грязь с моего экрана, паршивец

Человек живёт и чувствует себя хорошо (во многом) за счёт того, что он мало знает. Огромный и сложный мир распадается на крошечные частицы, которые перемалывает маленький человек, по природе своей ограниченный и неспособный вывезти задачу связать воедино всё, что происходит в мире. Куполообразное герметичное пространство знания, в котором человек существует, редко пропускает то, чего он не способен понять – в противном случае это вытесняется и забывается. Глобальный ужас и вселенский пиздец, ввиду масштабности попросту не представляем.

Популярное (элитарное – в особенности) искусство держит зрителя в своеобразной изоляции от ужаса и низменных проявлений рода человеческого. Есть некоторые порядки и представления о нормативности, которые нарушают редко, а если это все-таки делают, то таким образом, чтобы не выходило за рамки концепта «трансгрессивности». Так вышло. Посему и хоррор, который по природе своей является жанром глубоко буржуазным никогда не сможет стать субверсивным/подрывным, если речь идет, опять же, о популярном (или элитарном, еб твою мать)

Недавно наткнулся на небольшую дискуссию (если можно так сказать) вокруг трилогии фильмов «Подполье», в которых на протяжении всех трех частей происходит кромешный пиздец, трансгрессивный, ужасный, отвратительный и мерзкий. Минимальная художественная ценность, помноженная на реалистичное насилие, копрофилию и уйму других не самых приятных и светлых деяний – примерно так можно описать каждую из частей трилогии, да и всю трилогию в целом. А дискуссия вращалась вокруг вопроса «для кого и зачем такие фильмы вообще снимаются?».

И ответ в моей голове звучит довольно просто: чтобы было. Фильмы подобные «Подполью» чуть ли не необходимы для осуществления репрезентации всевозможных отклонений от привычного вектора нормативности. Их абсолютная «ненормальность» и «мерзскость» призывает задавать вопросы – и к себе, и к обществу, и к понятию «нормальности». Благодаря такого рода фильмам можно выйти из вышеупомянутого «герметичного пространства», сжатого и тесного, а еще крайне дидактического. Чтобы внезапно осознать: мир тотально нахуй непонятен, а люди – тем более.

​​Очень интересной особенностью «Тетриса» становится двойственная «клюквенность» фильма.

С одной стороны, фильм как бы основан на реально происходивших событиях, даже есть такая плашка «based on a true story», что создает определенные ожидания и повышает требования к достоверно переданному «духу времени». С другой – «Тетрис» способен по-настоящему работать только в том случае, если зритель принимает и пропускает через себя очевидную сказочность происходящего, намеренную авторскую гиперболизацию и некоторое безумие. В случае, если на каком-то из этапов фильма происходит авторско-зрительский рассинхрон принятия и согласия, – «Тетрис» начинает стремительно рушиться.

На моей памяти, это чуть ли не единственный из сравнительно новых фильмов, в котором «клюква» так странно влияет на фильм. По крайней мере, из тех, что выходили в последние лет 10. «Тетрис» в своем виде невообразим без «клюквенных» элементов в лице обезумевших от безнаказанности КГБ-шников, монументальных зданий, грозно взирающих из мрака ночи, разговоров про джинсы, литров водки, повсеместной прослушки и прочего – в противном случае, больше половины происходящего на экране превращается в костюмированный фарс и постановку ростовского театрального училища. Если же откинуть некоторую абсурдность происходящего, а попросту начинать воспринимать «Тетрис» как этакий выдуманный фильм про выдуманных людей, носящих реальные имена – становится сразу же хорошо.

В «Тетрисе» герои живут внутри «клюквы», грустят и веселятся, предают и дружатся. Набор бронебойных стереотипов времен холодной войны становится таким же участником событий, как персонажи Эджертона и Ефремова. И герои – второстепенные и основные – развиваются внутри этого стереотипного террариума, за счет чего привычная российскому зрителю однобокая негативность «клюквы» рушится, а на замену приходит драматичная история про людей, застрявших в реальном мире с нереальными декорациями. «Клюква» принимается диктовать условия и быть катализатором происходящего: прилизанные КГБ-шники в пыльных коридорах оказываются живыми людьми со своими мотивами, руководители госучреждений морально-нравственными представителями почившего гражданского общества, а Горбачев в монументальных залах полу-приятельски обсуждает с одним из героев свободу слова и стремительные изменения в мире, которые могут повлечь за собой крах коммунистической идеи.

Обезличивающая «клюква», что долгими годами служила (и продолжит, думаю) замечательным инструментом для ленивых режиссеров/сценаристов, в «Тетрисе» обретает категорически иную, параллельную жизнь – тут именно за счет нее история не выглядит посредственно и уныло, а динамично и интересно.

Забавная штука.

​​Реально страшный ИИ

2023 год. Сценаристы, композиторы, художники и прочие представители «креативного» класса трепещут перед прогрессом искусственного интеллекта, который вот-вот начнет забирать у них работу – так они думают, по крайней мере.

2023 год. Илон Маск, Билл Гейтс и другие миллиардеры с совокупным состоянием, способным вывести Грецию из перманентного кризиса, бьют в набат, всячески предупреждают о потенциальной опасности бесконтрольного развития ИИ и ужасных последствиях, если не будут предприняты действия.

1994 год. Искусственный интеллект, заточенный в маленькой игрушке под названием Хаги-Траггер кошмарит криминальных авторитетов и генерала милиции, расправляясь с затхлыми стариками с властью один за другим. Маленькая игрушка с писклявым голосом заставляет людей, способных с помощью пары слов заставить человека уйти на дно вонючего озера или оказаться яме три метра глубиной где-то в далеком подмосковном лесу, кричать, молить о пощаде и принимать новые правила игры.

«Хаги-Траггер» обо всем сказал еще 30 лет назад. Наша с вами проблема, что мы его не слушали. Нынешний ИИ в сравнении с ним измельчал.

В чем суть?

В 1994 году вышел в свет фильм под названием «Хаги-Траггер», снятый Эльдором Уразбаевым, сюжет которого довольно прост, но занимателен. В Средние века один мастер создает куклу с сознанием, чья основная задача – служить своему хозяину. Проблема заключалась в том, что его характер – бешеный и озорной – вкупе со своими представлениями о морали создавал уйму неприятностей, посему им управлять мог только тот, чей характер был титановым, а волевой взгляд гнул железо круче Ури Геллера. В наши дни один кукольщик воссоздал игрушку. Об этом вначале узнал криминальный мир, который увидел в этом способ завладеть мощнейшим оружием, а после про Хагги-Траггера узнают и силовики, которые видели в игрушке с ИИ возможность сохранить разваливающийся СССР.

Особенность данного фильма в его забавной передаче ощущения от нахождения в российской действительности аккурат после развала Союза, где по другую сторону с паранормальным и запредельным представлялись не обычные люди, а институции, жадно и ожесточенно делящие власть. Метафоричное фиксирование этакого «передела» – это вообще один из основных сюжетов российского хоррора 90-х. Жанр, особенно зависящий от происходящего вокруг, неосознанно циклился в различных вариациях демонстрации изменений российского общества и сопутствующих этим изменениям беспределе. Бандиты и силовики в различных своих формах находили свое место и в хоррор фильмах, просто контекст и обстоятельства порой граничили с горячечным пиздецом.

Именно в этой парадоксальной безумности и есть основное обаяние «Хаги-Траггера». Потому что как хоррор фильм абсолютно не работает, даже при условии, что ты принимаешь убогие спецэффекты и хилую режиссуру. Сам монстр Хаги-Траггера не пугает, а скорее вызывает смесь странного отвращения и недоумения перед очень странным и непонятным. Сценарно «Хаги-Траггер» не работает тоже.

Но вот наблюдать за сюрреалистичной вселенной, в которой оказалась мыслящая кукла, которая поочередно оказывается в руках криминальных авторитетов и съехавших с катушек советских генералов – просто бесценно

​​Что такое BEEF?

Засунь Glock себе в рот, лошок (с)

Часто меня отталкивают сериалы, длительность серий которых от часа и выше. Я начинаю представлять, как этот сериал меня может затянуть, станет интересно, а на каждую из серий придется натурально тратить время, за которое можно посмотреть вполне себе полноценный фильм.

И дело не только в трате времени (как будто последние два часа я потратил не на курение и тупняки с балкона с печально-задумчивым видом подростка после двух бутылок гаража), а в том, что такой хронометраж развязывает руки создателям и принимаются разбрасываться минутами направо и налево. Часовые/полуторачасовые серии превращаются в унылейшую тягомотину, в которой и персонажи, и само действие становятся едва отличимыми от вязкой массы, мерно вытекающей из маленькой банки. Не то что бы я совсем против длинных сериалов: в «Постучись в мою дверь» серии часовые, но ведь ШЕДЕВР же! – скорее, я за более рациональное и понятное расходование времени.

«Beef» (или «Грызня» в российском переводе) – это вот как раз про плотное и прущее повествование, сжатое до 30-минутного хрона одной серии, каждая из которых жмет в диван и держит до появления титров. 10 серий по 30-35 минут, где бесперебойно что-то происходит, персонажи появляются не просто так, а вороны – тем более.

Сама история довольно локальная, которую, кажется, полноценно прочувствовать и, что называется, «выкупить» могут только англоязычные азиаты, бегущие из «потогонного» и тесного менталитета в более «свободный» и открытый мир, но по факту испытывающие только агорафобию. Мужчина и женщина (азиаты) чуть не сталкиваются на выезде с парковки, перекидываются несколькими ругательствами и оскорблениями, после чего гоняют по району друг за другом, тщась задавить и втоптать. Окончание погони не означает, что конфликт исчерпан, отнюдь. Эти двое принимаются сталкерить, преследовать и изничтожать жизни друг друга в оголтелом желании доказать что-то себе, окружающим, конкретно противнику. И это соперничество начинает буквально вскрывать фурункулы смрадного воспитания и комплексов каждого, приводя в финале героев в абсолютно безумные контексты.

Плотность происходящего безумия в определенный момент выбрасывает зрительские паттерны на помойку путем банального игнорирования как бы непреложных истин пыльных сценарных курсов. Есть определенная базовая зрительская настройка: искать персонажа, которому можно сопереживать, в которого можно поверить, как в лучшую версию себя. Да просто хотя бы наблюдать и надеяться. «Beef» же сознательно создает такую вселенную, в которой такие попытки обречены из раза в раз терпеть крушение из-за столкновения с очередной иррациональной глупостью, что идеально вписывается в рамки повседневности сериала (и жизни, собственно). Вместо этого происходит процесс неприятного «узнавания» и отталкивающего «отождествления», где сама по себе реальность и внутреннее непринятие пресловутой реальности наслаивается на желание увидеть на мониторе что-то, что как бы искупит грехи наши земные, ебаный рот.

Как уже было сказано: «Beef» – история преимущественно локальная. Но, ввиду многослойности и глубины, способная работать на беляшей и негров в том числе. Так уж получилось, что мы все выращены более-менее в одной поп-культурной теплице, а ощущения от родительского стыда и ругани примерно одинаковы. Вдобавок, у азиатов есть удивительный талант – фиксировать обозленную заебанность внутри рыночной системы так, что становится даже немного весело.

Замученная и опостылевшая жизнь, возведенная в абсурд, ироническая, взрывно-смешная, непрошибаемо грустная и тотально непредсказуемая, что уместилась в 10 серий по 30 минут – вот, что такое «Beef».

Обязательно посмотрите.

Карта русского хоррора

Ру-хоррор был одним из самых свободных и бурно развивающихся жанров на территории России до 24 февраля. Он был лишен категорического стремления к изоляционизму, до него не доходили миазмы мелодий псевдопатриотических маршей. Русский хоррор существовал как бы вопреки окружающей действительности, позволяя себе даже в несвободные времена критиковать (грядущее) советское, делать международные проекты, учиться говорить об актуальных социальных проблемах – это был такой своеобразный островок безумия и развития. Местами смешного, местами корявого, но, кажется, не было более живого и яркого жанра в России за последние годы, чем хоррор.

В материале, который назвал "Карта русского хоррора" я задался целью проследить путь развития жанра в современной России – от первопроходцев перестроечного кино и хоррора девяностых, до фильмов Подгаевского и популярных сериалов. Внутри есть рецензии на каждый современный русский хоррор, аналитические тексты и небольшие заметки, объединенные одной темой "ру-хоррора".

Мне кажется, этот материал может (в идеале – должен) послужить своеобразным приглашением к дискуссии вокруг этого жанра, а также создать платформу для более детального и кропотливого изучения российского кино и ру-хоррора – в частности.

Это самая большая и важная штука, которую я делал за все время моей как бы публичной деятельности. И я очень надеюсь на вашу помощь в распространении – репосты, пересылки, рекомендации и пр.

https://telegra.ph/Karta-russkogo-horrora--navigaciya-05-30

«Дорогая, я не могу взять тебя прямо сейчас, там в интернете кого-то ебут»

Есть слово «куколд», которое за последние годы обрело беспрецедентную популярность в рунете. Оно является своеобразной «ультой», способом как бы моментально обозначить положение участников дискуссии на понятийной карте «правильного» и «неправильного», «сильного» и «слабого». В тот момент, когда тебя называют «куколдом», твои скиллы убедительности, интеллекта и харизмы сиюминутно падают, оставляя тебя один на один с жутким монстром «куколдизма», что растворяет тебя в моче, сперме и унижениях, пока ты не ливнешь из дискуссии, где остались по-настоящему уверенные и сильные личности.

Если бы у этого оскорбления были амбассадоры, то Стас Васильев, более известный под псевдонимом «Стас Ай Как Просто», был бы главным его лицом. Ни один человек в русскоязычном пространстве, кажется, не сделал большего вклада в популяризацию и распространение «куколда», чем сделал он. И меня искренне умиляет (с определенной долей ужаса) вся противоречивая внутренность такой зацикленности на спорных аспектах возможной сексуальной жизни каждого противника отстаиваемых позиций.

Между двух противоположных полярностей – самозабвенной кровожадности и травоядной протестности – Стас Васильев нашел способ в существовании «между», обретя популярность и последователей в амплуа «лоялиста с фигой в кармане». Где с одной стороны вполне спокойно можно проталкивать ложнопонятые коммунистические идеи, квази-критиковать государство и сетовать на то, что причина войны – это «мировой капитализм», а с другой – продолжать эту войну поддерживать, не чувствуя угрызений совести, ведь таким образом происходит борьба против пресловутого капитализма и борьба за российскую «самость» в светлом будущем. Очень сложно и путано, знаю. Но такой подход находит отклик в сотнях тысячах сердец по всей России (и, думаю, миру), благодаря чему Стас может получать награды в очень странных номинациях, пересказывая со сцены шутку Джимми Карра про ожоговое отделение, кажется, надеясь, что никто больше этого не видел. Пару лет назад прибивая горе-комика Поперечного за похожую невзаимную любовь к Луи Си Кею.

То есть, в противовес униженным политическим «куколдам», Стас Васильев гордо принял ношу политического скопофила – нарцисса-наблюдателя, оголтело стремящегося подчинить окружающий мир (за которым он наблюдает) своим фантазиям и представлениям о нем. Если «куколд» все-таки соотносится непосредственно с действием – активным и участливым – то скопофилия не требует пассионарности и деятельности, ограничиваясь вполне приземленным наблюдением без особых претензий. Стас Васильев предлагает способ существования, не требующего вмешательства в настоящее – и он по-животному витален в своем безумном стремлении наблюдать. Нарциссически замкнутое на самом себе стремление перерабатывать наблюдаемое; яростное, слюнявое желание подмять реальность под себя, которое терпит крах, что только раззадоривает.

И его подход идеально вписывается в эскаписткую систему современной России, которая ведет войну с Украиной. Видения внешнего как этакой абстракции, восприятия окружающего через толстую мембрану концептуализации и отрицания. Война идет где-то там, украинец дегуманизирован и сведен до носителя искусственных качеств (людоедство, любовь вешать на столбах младенцев и совокупляться с Сатаной), западный мир артикулируется как клоака греховности и алчности, где каждый новый день грозит новым моральным падением, а эстетика несуществующего «советского» продолжает ласкать субтильную душу латентных капиталистов, как бы стоящих на страже моральности.

«Скопофильное» восприятие окружающего, что зиждется на чувстве вины вперемешку со слабостью и отсутствием влияния, создает воистину трагичный сюжет: неловкие подглядывальщики, злые и неповоротливые, глядят через дырки в шторах на куколдов, трахающихся на капиталистических диванах.

И это как бы «еще не начали».

https://youtu.be/BD8xYJ2dMU0

Тед Лассо и терапия

Закончился сериал «Тед Лассо» (а закончился ли?), рассказывавший об американском тренере, который волею судьбы оказался тренером английского клуба Премьер-Лиги. Едва-едва появились финальные титры – в сеть хлынуло большое количество материалов, провожающих в закат отличный проект, попутно вещая о терапевтических и умиротворяющих свойствах сериала, что в мрачные времена (ковид, война) упорно тащил зрителя на свет. Из этой категории могу посоветовать замечательный текст Романа Абрамова и довольно личную рецензию товарища Николя Кубракиньо.

Не хочу, чтобы мой текст выглядел как намеренное противопоставление или желание уколоть вышеназванных авторов, потому что это совершенно точно не так. Просто я того, что увидели они – не заметил.

В конце концов, для кого-то терапией может выступить чистка фисташек, а для кого-то – ложка с жидкостью над газовой конфоркой.

***

Стерильная картинка, ухоженные и педантично выстроенные интерьеры, персонажи, что взирают друг на друга глазами, в которых не читается ничего, кроме добрых намерений – очень гипнотический и мажущий набор почти бронебойных инструментов, способных создать иллюзию спокойствия, защищенности и эмбриональной беззаботности. «Тед Лассо» намеренно ретуширует реальность на протяжении всех трех сезонов, выгибая острые углы и закрашивая ужасное. Взамен привнося философию главного героя в исполнении Джейсона Судейкиса, который, по-хорошему, играет типичного для себя персонажа «блаженного дурачка», но с появившейся глубиной – чего недоставало (или не было необходимости) во многих других его работах.

«Тед Лассо» по мере развития истории все больше и больше уходит в эскапизм – сказочную реальность, в которой команда с подвала АПЛ может выигрывать по 15 матчей подряд, владельцы клубов оказываются попросту потерянными маленькими детьми, вмиг забывшими о собственном богатстве и влиянии, а взаимодействие персонажей обращается перекидыванием гиперссылками и патетичными изречениями. Сам по себе «человек» в сериале с каждым новым сезоном сводится до уровня переносчика гипербол и необходимых воззрений, лишь изредка отсвечивая на солнце бликами реального. Из-за чего заигрывания сериала с элементами настоящего – тренерами, реальными командами, беженцами, повесткой, комментаторами и т.д. – попросту вышибают почву понятного под ногами, потому что становится трудно понять, где начинается и заканчивается настоящее, а где нужно просто отдаться течению фантазии.

«Тед Лассо» отрицает жизнь в ее витальности, «настоящести», он боится ее. Зло в сериале – это пара искорок в погибающей зажигалке. Тем печальнее и неповоротливее выглядят ситуативные попытки вхождения на территорию «бытовой грязи». Расисты приходят в ресторан одного из футболистов, разносят столы, стулья, изрисовывают стены, а после просто исчезают – сам персонаж улыбается, прощает и никакого продолжения история не обретает. Беженцы одиноко плавают на лодке рядом с границей Британии, политики не пускают их, футболист чуть поругался с ними в твиттере, расстроился и забыл. А, собственно, единственного по-настоящему «злого» персонажа – владельца одного из клубов и бывшего мужа героини – в финале безжалостно изничтожают и изгоняют (очень некомфортная сцена в контексте сериала) из зыбкого фантазма тотальной стерильности. Смерть, измены, предательство – все это в «Тед Лассо» становится элементом игры, всё это как бы понарошку. Недопустимо, чтобы кто-то был действительно «собой».

Сериал вычленяет из себя неугодных, предает их забвению, прячется от них. Посему сложно говорить о терапии, когда основным решением становятся прятки за ладошками, что приложили к собственным глазам. «Оп! и я есть, оп! и я снова пропал». «Тед Лассо» порой взваливает на себя ношу миссионера, однако за порогом церкви его проповеди терпят сокрушительный провал и разоблачаются в полной несостоятельности.

(в реальной жизни был Сергей Симонов, чья философия «добра и позитива» как раз не выдержала проверку реальностью).

Настрочил на спортсе небольшую заметку о Николе Йокиче, который буквально только-только выиграл перстень. Вспомнил «Патерсона», дал мальца морализаторства и порассуждал о роли «обычного» в наших необычных жизнях.

Тем, кому интересно (а вдруг!) – вот ссылка:

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/pavle21/3169025.html

​​Только сейчас руки дошли до просмотра «Тембота» – дебютной полнометражки Тины Мастафовой, выпускницы мастерской Сокурова. Сходу стоит сказать, что фильм вынуждает осуществить четкое разграничение между миром «чувственного» и миром «объективного» – потому что существование в этих двух мирах одновременно грозит беспощадным разрывом и отсутствием внятного понимания, что ты конкретно увидел.

Дело в том, что «Тембот», «объективно», – весьма нескладное и спотыкающееся кино. Оно довольно дешевое, монтажно напоминает, скорее, документалку, а главные роли исполнили непрофессиональные актеры – студенты различных гуманитарных факультетов. Поверхностно фильм Тины Мастафовой штука очень простая, местами даже слишком. Наивная, неровная, порой корявая, создает стойкое ощущение, что ничем не хуже справиться мог и ты сам – вот настолько приземленная в своей незамысловатой непритязательности.

Но есть обратная сторона пресловутой «простоты» – ВАЙБ. ВАЙБ компенсирует практически все недостатки картины, превращая шероховатость в чуть ли не художественный стиль – именно за счет очень простых приемов и решений Тине Мастафовой удается погрузить в незатейливый мир кавказского парня, который страдает от холодной матери, невозможности достучаться до отца и преследующего его кредитора. Именно ВАЙБ делает так, что «Тембот», обладая всеми вводными для жесткой «чернухи» или тяжеловесного триллера, оказывается категорически теплым и обволакивающим скромным роуд-муви про дружбу, взаимовыручку и светлые стороны кавказских понятий о мужественности.

Внешняя дешевизна и непрофессиональность оказывается щитом, мутным бронированным стеклом, защищающим внутреннюю нежность и хрупкость картины – такое смелое в своей уязвимости признание в любви к родному. Как за довольно типичной внешностью героя Марата Таумурзаева скрывается открытый миру маленький мальчик, так и за «простотой» «Тембота» прячется огромный и почти осязаемый мир ощущений, мечтаний, лиминально-приятных пространств узнаваемого и знакомого, где ты никогда не был, но обязательно захочешь вернуться.

​​Любовь к березкам как отказ от реальности

Этот текст я написал вечером 23 июня – за несколько часов до начала восстания Вагнера. Долго думал, стоит ли его выкладывать, учитывая, как странно он выглядит в текущей ситуации. Но подумал, что пусть он тут лежит – будет своеобразным артефактом ебанутых времен, которые предваряли времена еще более ебанутые.

Недавно прошла церемония вручения премии от «ИРИ» (Института развития интернета), номинально автономной организации, которая за последние два года стала практически основным способом для многих людей очень воспитанно уносить солидные котлеты c различных проектов.

На сцене спокойно сосуществуют Старовойтов, Егоян и Стоянов, к микрофону подходили министр финансов Силуанов, фигуристка Алина Загитова, товарищи Мединский, Кириенко, Киселев, разбавляли поток чиновничьих лиц разнородные блогеры и певцы – и все они занимались тем, что вручали награды за различные достижения в интернете. Их получили очень разные люди и проекты – сериал «Нулевой пациент», «Донбасский дневник», блогерка Татарка ФМ, канал «Ридовка», Шаман за «Я Русский» (в категории «соц.интернет-триггер), разбавили это наградой неизвестному каналу со слепым путешественником «Куда глаза не глядят» и выдали еще с десяток самых разных наград в номинациях разной степени безумия и абсурда.

Несмотря на очевидную политическую ангажированность происходящего на церемонии, генерально «ИРИ» завладел таким большим влиянием среди российских как бы креативных умов как раз-таки противоположным – своей внутренней «прокси-повесткой». Совсем необязательно оголтело топить за войну, вставлять в названия латинские «Z», «V», каламбурить по типу «СВОи» или заниматься прочим непотребством, чтобы получать деньги – вполне хватит скромного признания в как бы любви к России во всей ее привлекательной «глубинности». Возникает очень интересный и оторванный от реальности образ России «глубинной», наивной и немножечко глуповатой. Но зато беспредельно искренней. И безбожно вогнанной в конкретику. Примеров всяких корявых и не очень документалок, готовящихся художественный проектов, всяких веб-проектов и внезапно возникших на ютубе каналов, уйма.

И внешне это выглядит по-своему хорошо и тепло. Внезапно в России начали обращать внимание на «маленького» человека, фиксировать взгляд не только на косорукости слесаря-алкоголика, но и на его личностных болячках и несбывшихся душевных чаяниях – из тупоголового алконавта мужик Володя превращается в разбитого жизнью романтика. В окнах междугородних электричек вдруг стала проглядываться не только беспредельная хтонь (во многом надуманная и ограниченная), но и незначительные радости природы, проплывающих мимо уютных деревень, селений и засеянных полей.

Проблема возникает тогда, когда за всей этой внезапной любовью к «глубинному», вскрывается вполне рациональный и бронебойный политический нарратив отказа от желания смотреть на мир чуть более глобально, яростно концентрируясь на сковывающей кругозор конкретике. Намеренно исключая из формулы любые намеки на современное и настоящее, чтобы лишний раз не обжечься и, тем более, не напороться на противотанковые ежи.

Поэт-кладовщик, математик-машинист, история про русского врача времен Первой мировой или светлая деревня радости и покоя способны существовать в своей «первозданной наивной глубинности» ровно столько, сколько они могут плавать в банке с жидкостью искусственной реальности, находясь вне социальных и политических контекстов, которыми те детерминированы. То есть, большинство таких проектов игнорирует настоящее во всей ее обширности, предлагая взамен оторванное и герметичное пространство отсутствия практически любых смыслов – только обволакивающее теплое чувство непринадлежности и ненадобности любых притязаний.

Такие «экзистенциальные потемкинские деревни», за которыми не кроется ничего. Совсем.

Недавно Netflix выкупили права на экранизацию статьи Дэвида Гови Герберта, написанную для Esquire. Звучит это немного странно: зачем выкупать права на экранизацию статьи?

Однако в момент чтения все вопросы отпадают. Дэвид написал шикарный и глубокий текст, который, пусть и берет за основу нишевые американские бейсбольные разборки (этот спорт еще более непонятный, чем гандбол!), но разворачивает их таким образом, что они начинают подсвечивать серьезные общественные проблемы. 

Внутри умудряются одновременно сосуществовать последствия наплевательского родительского воспитания, взрослая неудовлетворенность жизнью, коррупция и произвол в правоохранительных органах, сталкеринг, замыленная моральность, судебные разбирательства, оскорбления в соц.сетях, – и куча всего еще. Текст сознательно качает на эмоциональных волнах, то выбрасывая в состояние абсолютной прострации от абсурдности происходящего, то вдавливая свинцовой тяжестью осознания мрачного быта героев статьи и общества в целом.

Короче я перевел этот текст, закинул его в телетайп, красиво оформил, – и теперь скидываю его вам сюда. 

Читайте, радуйтесь, грустите и испытывайте любые другие из существующего спектра эмоции.

з.ы помогала с редактурой сего безобразия – @whatsthepointbrah

​​Вышедший два месяца назад сериал «Укрытие» для меня был «котом в мешке» – честно говоря, не понимаю, почему вообще его начал смотреть. Я ничего не слышал про сериал и книгу, не особо котировал актеров, что там задействованы, вдобавок я нормальный пацан, который уважает свою маму, посему я искренне убежден, что в концепции «подземных тоталитарных жилищ» никогда не будет ничего лучше «Города Эмбер», потому что я, повторюсь, нормальный пацан, который уважает свою маму. В любом случае, сериал я просмотрел, книжку прочитал и, уподобившись ненормальным пацанам, стыдящимся отца своего, скажу: книга лучше.

Действие «Укрытия» происходит внутри глубокого и технологичного бункера. Люди там живут уже довольно долгое время, однако никто конкретно не знает, почему они там оказались, что снаружи (власти бункера говорят, что ужас и отравленный воздух), как люди жили «до» и когда появится минимальный шанс на выход. Сам бункер очень хорошо обустроен, есть вертикаль власти, люди проходят обучение и работают, рождение детей определяется специальной «лотереей», есть отделы «айти», «юридические», сады, фермы и так далее. Но не всем в этой «идиллии» живется хорошо, потому что некоторым хочется найти ответы на множество вопросов, как, почему и зачем – а за это власти жестоко карают. Любые рассуждения о прошлом, истоках появления бункера, что снаружи и как мы вообще до жизни такой докатились – запрещены. Почему? А хуй его.

Самым страшным наказанием считается «очистка» – отправка людей «в наружу». Так вышло, что за последнее время сначала жена шерифа, а потом и он сам вышли на «очистку». После при загадочных обстоятельствах умирают любимый всеми мэр и помощник шерифа, которые, однако, успели назначить на место нового шерифа – Джульетту Николс, чьего любовника тоже убили. Все вышеописанные люди объединены тем, что задавали слишком много вопросов. И последняя выжившая из них – Джульетта – используя свои полномочия будет пытаться выяснить «что у вас здесь происходет!».

«Укрытие» можно поделить на три части: 1) интерес и увлеченность (это серии две-три) 2) уныние и апатия (с третьей по седьмую, наверное) 3) начало каких-то аркадно-казуальных приключений героини в рамках очень мягкотелой и ванильной тоталитарной системы (седьмая-десятая). Сериал изначально задает довольно мрачный и тяжелый тон, весь пропитывается «загадками» и ощущением обмана, лжи и подавления – идет бодро и весело, пока не начинает очень долго и монотонно вариться в собственном соку. Серии откровенно растягиваются – и там, где в книге идет обезумевшая динамика и бесперебойное движение, в сериале происходит застой и стагнация. Огромное количество ненужных сцен и подробностей, возникновение непонятных и ненужных сюжетных линий, лупящих по динамике и темпу.

Сама же «тоталитарная» сущность бункера разваливается именно в период «застоя», в последних сериях становясь уже жалкой пародией на «потенциальное». «Укрытие» задает огромное количество вопросов поначалу, однако не стремится на них отвечать с той же серьезностью, с которой они были заданы, зачастую, скатываясь в совсем уж глупости: некоторые злодействуют ну просто, чтобы злодейстовать, бункер так работает, потому что…ну вот так. Сама же система, которая должна пугать, напрягать своей вездесущестью и беспощадностью, не создает ощущения хотя бы мало мальской опасности, потому что отрицательные или пограничные персонажи прописаны в очень тусклых цветах бессмысленности. Их не хочется бояться, им не хочется сопереживать, они не вызывают напряжения – ты просто смотришь сквозь них в ожидании, когда произойдет полная аннигиляция смысла, а взамен придет диктатор-тиктокер, который утопит всех в крови под «девочку уэнсдэй».

«Укрытие» сложно назвать разочарованием. Потому что я ничего от него не ждал. Но точно можно сказать, что сериал, обладая огромным потенциалом для высказывания, прямого или косвенного, создания сочной и захватывающей истории, плеядами возможностей, – совершенно не справился. И это немного грустно.

как вы относитесь к Юрию Быкову? нравятся ли вам его фильмы?

Новое видео!

https://youtu.be/2doHUxg_Jsg

Юрий Быков – знаковый для меня режиссер. Первый свой публичный текст о кино я написал именно о нем. Первый российский «серьезный» фильм для меня – это «Жить» Юрия.

С момента публикации простыни крайне раздосадованного подростка (мне было 15, а возмущен я был «уходом» режиссера из кино) прошло уже больше шести лет. С тех пор очень многое изменилось, кроме моих стабильно-нестабильных заочных взаимоотношений с Юрием Быковым: одно время я его просто не переносил, какое-то время искренне в него верил, но точно никогда не был к нему безразличен.

Почему?

Наверное потому, что Юрий – один из самых живых и противоречивых режиссеров современной России, который, вдобавок, беспрецедентно открытый. Если большинство «творцов» умело избегают лишнего внимания, огибают острые углы и вопросы, то Быков из раза в раз достигает новых вершин в собственной публичной искренности, вынося в наружу вообще всё – начиная с возмущений маленькими сборами, заканчивая переживаниями, что он «всех подвел» и недостоин больше даже приближаться к кинокамере.

Пресловутая противоречивая искренность находит отражение и в его фильмах. Они, в общем-то, такие же, как и сам Юрий – прямолинейные, искренние, печальные и немного деревянные. Они так же бешено качаются на волнах эмоций, так же спотыкаются и стесняются, так же стараются окончательно не развалиться под напором внутренних буйствующих ветров безрассудства и легкого безумия.

Собственно, про Юрия Быкова мой новый видос. Отрываю от сердечка.

Ставьте лайки (это, кстати, очень неплохо помогает в продвижении), пишите комментарии, делитесь этим видео с друзьями и на своих каналах, раздавайте флешки с этим роликом бабулям на автобусных остановках – и делайте еще много чего другого!

Приятного просмотра!

https://youtu.be/2doHUxg_Jsg

Второй сезона «Медведя», кстати, замечательный, хоть я в него и не верил совсем. Сочный, драйвовый, забавный и интерсный.

Писать про него смысла большого не вижу – вы и без меня всё прекрасно знаете.

Если вдруг не видели – рекомендую. Тем более, серии там не идут скотские час-полтора.