Антонио де Куртис
Совесть (1961)

Есть у меня верный пес — хожу на охоту.
Добрый, веселый, лихой — как все собаки.
Выстрелю — птица тотчас канет в болото.
Он же сидит и плюет на все мои знаки.

- Ты принести мою дичь соберешься до ночи?
Или и совесть и стыд растерял по дороге?
Пес все сидит и, мне голову явно мороча,
Взгляд переводит с ружья на хозяйские ноги.

Ну а в глазах у него: - Что же, можем про совесть.
Ты-то свою не забыл, собираясь, в сторожке?
Сбегай, апорт! А потом мы печальную повесть
Вместе напишем о ней, поплачем немножко.

«Новоанглийская вампирская паника»

Очень интересный феномен лингвоцентрического формирования своеобразной «теории заговора», точнее, просто мифа и соотнесенного с ним ритуального поведения. Здесь групповой (народный) анализ отталкивается чисто от языка и речевого употребления, от этимологии, и далее переходит в область религиозно-ритуального творчества на основе глубинных языческих практик.
Первые упоминания относятся к 1794 году, но пика освещения прессой и тут же — финала (вследствие развития медицинской науки, религиозной пропаганды и целенаправленных усилий властей) достигает к 1896 году.
По-русски, народное название туберкулеза этимологически апеллирует к постепенному иссяканию сил и истощению: чахнуть-чахотка. По-английски, оно основано на наблюдениях за тем, как болезнь «пожирает, поглощает» человека изнутри: consumption (поглощение, потребление). А также на наблюдениях за постепенным заболеванием всех соприкасающихся с больным — без четкого представления о самой концепции заразности, тем более воздушно-капельным путем. Отсюда возникает концепция пожирания болезнью сперва тела первого больного, а затем — тел окружавших его во время болезни людей, в первую очередь, родственников.
В первой половине XIX века территория Род Айленда, Вермонта, частей Массачусетса и Коннектикута была заселена негусто (средняя плотность населения — 17 человек на кв. милю) и представляла собой разбросанные на несколько миль фермы посреди прерии, пересекавшейся лесами, жестко вырубленными во время Гражданской войны для нужд железнодорожного сообщения. Туберкулез косил народонаселение, естественно, обычным порядком, и закономерно, что периодически обнаруживались полностью вымершие фермы.
Как ни странно, вплоть до религиозного бума 1880-х годов, когда ряд сект переместили свои центры в Новую Англию, влияние церкви (любой) в регионе было близко к нулю: встречались некрещеные люди 19-30 лет.
И в народе выработалось твердое убеждение, что похороненные жертвы туберкулеза пожирают своих живых родственников, которые тоже заболевают и умирают. Механизм пожирания продуман не был: фермеры путались в показаниях, выходят ли мертвецы из гробов во плоти — или приходят к живым в невидимой форме. Точно ли это приходят мертвецы — или они насылают на живых некие чары, сами не двигаясь с места. Ведут ли они себя как вампиры — питаясь кровью живых, или как зомби — питаясь их плотью. Всё это было очень вторично и беспокоило фермеров мало. Преимущественно потомки выходцев из Германии, Польши, Австрии и задержавшихся в регионе французов делали упор на практический выход из создавшегося положения.
Силами родственников (добровольно или под давлением соседей) при появлении признаков активности чахоточных призраков тела покойных эксгумировались и переворачивались лицом вниз. Могилы придавливались каменной плитой. Но также, что важнее, тела вскрывались, особенно захороненные недавно, которые вспухали и темнели (выглядели опившимися крови) и издавали при эксгумации звуки (высвобождение бродильных газов). В телах определялись органы, выглядевшие наиболее живыми и полнокровными (сердце, легкие, печень), изымались и сжигались. Пепел скармливали свежезаболевшим родственникам. На поздних стадиях разложения ломали скелет, и в центр гроба укладывали череп и скрещенные берцовые кости, соответственно уже тогда каноническому образу массовой культуры.
#история #США #19век #вампиры

[продолжение]
Самих фигурантов новоангличане не называли вампирами никогда: это слово еще не было популяризировано в самых отсталых регионах. Их называли «not dead» (не «undead»), либо «ghouls» (занесенное в эти тундры интеллектуальное слово английских романтиков, взятое из арабского фольклора), либо демонстративно не называли никак в языческом страхе накликать их к себе в дом. Однако писавшая об этих обычаях снобистская нью-йоркская пресса (в первой половине XIX века — редко, во второй половине — часто) присвоила не-мертвецам звание вампиров, и так это явление и закрепилось в истории. Та же пресса объясняла семейные моровые поветрия в регионе общей необразованностью населения, отсталостью и кровосмешением.
Больше всех внимания прессы получил случай Мерси Лины Браун, умершей от чахотки вслед за матерью и старшей сестрой в 1892 году. Ее тело эксгумировали, нашли слишком хорошо сохранившимся, вскрыли, изъяли сердце и печень, сожгли и скормили пепел также заболевшему ее младшему брату Эдвину. Мальчика это не спасло, но эпоха уже была практически современная, и новость начала странствовать по миру. Ряд специалистов считает, что из «Лины» и «Мерси» получилась Люси Вестенра, роковая вампирша из изданного в 1896 году «Дракулы» Брэма Стокера. В «Заброшенном доме» Лавкрафт прямо упоминает дело Мерси Браун ну и т.д.
Как говорилось выше, к началу ХХ века обычай был искоренен совместными усилиями проповедников и правительства. И остался в истории как да — новоанглийская, но не вампирская и не паника, а скорее вялотекущий зомби-апокалипсис.
#история #США #19век #вампиры

Всем, конечно, интересно, кто был первым и кто – последним гильотинированным гражданином во Франции. Ну у вас и вкусы. Ну ладно.
Как известно, 10 октября (в день рождения автора сих строк, во всемирный, что логично, день психического здоровья) 1789 года доктор Игнас Гильотен внес в Учредительное собрание предложение переработать чертежи средневековых аппаратов для отделения частей тела и создать «машину для отделения голов от тел» (machine à détacher les têtes des corps). Революционному правительству было не до жиру: оно пока что просто вешало преступников. Но их было слишком много. И всё это было внешне некрасиво. А народ французский издревле тяготеет к красоте и изяществу. А городские палачи Парижа, возглавляемые знаменитым Сансоном, наотрез отказались служить новой власти. И привычная зрелищность из публичных казней ушла.
Надо сказать, проект Гильотена неприемлемо усложнялся каждый месяц, и разработка его угрожала бесконечными сроками исполнения. И власти перепоручили его доктору-хирургу Антуану Луи, который, собственно, гильотину и представил оживившемуся народу. Гильотен, впрочем, забрал всю славу, и имя Луи кануло в Лету. Опомнившийся Шарль-Анри Сансон в это время тестировал один из прошлых вариантов Гильотена в городском морге на трупах, подбирая нужный угол и натяжение троса, но в конечном счете пропустил появление машины-конкурента. Тут всё просто: ты или вскакиваешь в отходящий поезд профессиональной карьеры, или остаешься в прошлом. Ну как Нокия.
В итоге 25 апреля 1792 года на Гревской площади водрузили аппарат и сразу же испытали его на разбойнике с большой дороги Николя-Жаке Пеллетье. На нем не было где ставить пробы, его взяли с поличным на ограблении, изнасиловании и убийстве прохожей в парижском переулке в составе банды. Но он около года ждал в камере смертников исполнения наказания, потому что Национальное собрание слишком долго утверждало порядок смертной казни, а Гильотен – морочил всем голову своими чертежами. Так что Пеллетье, наверное, вздохнул в последний раз даже с облегчением. Впрочем, избалованные зрители все равно говорили, что мечом быстрее и как-то вот больше веришь исполнителям.
А 10 сентября 1977 года судья Моник Мабельи, еще не зная того, отправила на гильотину в последний раз Хамиду Джандуби, одноногого тунисского убийцу, похитившего несколько девушек и сутенерствовавшего их, пока одна не оказалась упорной, и он ее не пытал и не убил.
Еще 15 смертных приговоров было вынесено во Франции до 9 октября 1981 года, когда смертная казнь была отменена спустя ровно 189 лет, но ни один не был исполнен.
Где-то между 1792 и 1977 годами прошли на эшафот колонны роялистов и народных трибунов, поэтов, дворян и крестьян, революционеров и консерваторов, королей и использовавшейся для проверки лезвия капусты.
В 1980 году на экраны вышла психологическая драма Джованни Жозе «Черная мантия для убийцы» с Анни Жирардо и Клодом Брассером – про коррупцию в системе французской юстиции. Приговоренный к смерти сбегает с места казни и далее с помощью сердобольной судьи разбирается в хитросплетениях своего дела. Процедура подготовки осужденного к гильотинированию показана в микроскопических деталях в самом начале. И даже какую-то сентиментальную жалость вызывает комически толстый огромный рабочий-техник, который после драматического побега разочарованно обращается к интенданту тюрьмы: «Так что, гильотину теперь разбирать что ли?».
#Франция #18век #20век #история #гильотина

Вавиленовы скрепы. Лагерный иврит

Сейчас уж и не вспомнит никто гросспрессефюрера Михаила Полторанина, да и бог с ним. И с его емким описанием пост-перестроечной прессы и литературы как «лагерного иврита». Полторанин и покруче заворачивал, погружая Совфед в детали противостояния пси-террору Ротшильдов и ссылаясь на стоящую за ним самим Могущественную и Тайную Организацию. На деле бороться с евреями на Руси оказалось проще простого, судя по опыту 1910-х и 1990-х годов: просто откройте границу. Гораздо легче, чем отдельно вырезать каждого.
Теперь евреев на Руси можно пересчитать по пальцам одного Шивы, оставшиеся считают за благо не высовываться со своей identity, но вообще надо отдать должное властям, что-что, а государственный антисемитизм сошел в стране практически на нет, да и массовый бытовой — дикие регионы не в счет.
Однако.
Вот попробовали бы они в наше время [в мичете] в Штатах выкрасить лицо ваксой, надеть канотье и сыграть на банджо. Ну или хотя бы выступать на сцене со скетчами с карикатурным акцентом какой-то этногруппы.
Так почему же российские евреи и защитники всего хорошего с розовыми волосами не только терпят, но и по-стокгольмски радуются и сами подражают омерзительному "еврейскому", "одесскому" или-как-там-еще говору? Это НЕ еврейский одесский говор. Это изобретение польских и русских журналистов-антисемитов, начиная с подданных трех империй Иосифа Пржецлавского и Фаддея Булгарина, через спирита-сказочника Николая Вагнера и заканчивая гурманом-конторщиком Аркадием Аверченко.
Последние носители аутентичных одесских речевых паттернов типа Жванецкого и Карцева никогда не говорили так, как массовые подражатели. Не такой речи учили одесситы Бернеса для съемок в «Двоих бойцах», и он поэтому говорил не так. И Бабель писал не так.
Омерзительная "Ликвидация", пошлые перестроечные фильмы про Беню Крика, нутряной стокгольмский антисемитизм немногочисленных русских эстрадников умершего разговорного жанра — Задорнова и Трушкина. А затем — гадские "одесские джентльмены" с их ориентацией на российский медиа-рынок и местечковым юмором их сценаристов. Вот корни богопротивного таки-щоб-ви-мине-били-здоровы-языка. За такую культурную аппроприацию, на самом деле, морду надо бить, а не наслаждаться ей в еврейских (!) сообществах соцсетей, что регулярно имеет место.
Одесский локальный суржик, к сожалению, отмер вместе с последним поколением, выросшим без телевизора, в 1970-е годы. Самые распоследние носители — вот сейчас.
Одесскому языку посвящен ряд научных исследований. Там приводятся глоссарии, культурологические и филологические выводы. Телевидение и радио всегда и везде вводят языковые стандарты метрополии, постепенно убивая региональные диалекты и оставляя только минимальные фонетические различия. Это хорошо заметно в региональных новостных эфирах «России».
Широкое использование "одесского языка" в массовой культуре (кино, литература) не может служить для обучения ему. Ни в коем случае нельзя обучаться на материалах современного кино, на кривлянии эстрадных юмористов, - это просто кривляние. Одесский язык был причудливой смесью слов, грамматических конструкций и интонаций русского, украинского, идиша, цыганского, греческого, венгерского, румынского языков, и это совсем не та смесь восходящих интонаций и русского вперемешку с блатной феней, которой пользуются современные актеры.
Если не морочиться и хотеть повеселить непритязательную компанию, достаточно просто начать шепелявить, картавить и говорить нечто похожее на строки Аверченко с перетасованными предлогами: «И щто это ви тут из-под себя думаете? Ви-таки колоссальный шейгиц». Но не говоря про стендап-франшизы, даже уже в сценках комеди-клаба все реже имитируют кавказский, казахский и еврейский акценты и речевые модели. Это только номера дрессировщика Аскаряна вечны — когда он выводит свою шимпанзе плясать народные танцы то в ермолке, то в тюбетейке, то в кокошнике.
#современность #явлениякадавры #евреи

Прекрасная заметка из ВК крупнейшего историка масонства А.И. Серкова про масонских "долгожителей". https://vk.com/@31415331-o-legendarnom-i-realnom

Самуэль Фут родился в январе 1720 года в семье члена Парламента и дочери барона Херефорда, чей род славился в корнуольской округе «эксцентричностью и выходками, ранжировавшимися от забавных и безобидных до злобных и опасных». От матери, вероятно, он унаследовал прославившее его жестокое остроумие, навыки пародии и кривляния, феноменальную память и злопамятность, а также негативное обаяние, позволившее ему вообще жить, и даже, в общем, неплохо.
Фут был обречен стать юристом, но обманул судьбу, вылетев из Оксфорда с треском, а уже в Лондоне, в корпорации Внутреннего Темпла, познакомиться «не с законом, но с кучей законников», что позволяло ему потом везде находить «своих людей», а самому плести чушь на языке юридических терминов, запутывая собеседника. Довольно быстро он промотал состояние, удачно женился на приданом, к тому же жена долго не прожила, но жизнь светского бонвивана без особых занятий вскоре сожрала и наследство жены. За время беспечной жизни Фут, завсегдатай кофейни Бедфорда в Ковент-гарден, расширил круг общения за счет актеров и драматургов-поденщиков. Когда он перестал кормить и поить их, они со вздохом сказали ему «добро пожаловать в клуб». Короче говоря, Фут стал актером и драматургом-комедиографом, популярнейшим и скандальнейшим в Лондоне в его славные георгианские (II и III) времена.
Специализация его и образ жизни были таковы, что наследие его велико и обильно, только его никто не знает. Вся жизнь Фута – это три десятка пьес-однодневок, которые в 1750-е годы следовали впритык за светскими новостями и заменяли современные газетные колонки и блоги. Как только иссякал новостной повод, они сходили со сцены. Это что касается работ самого Фута. А все написанное про Фута – это те же самые колонки и блоги, только в форме памфлетов – брошюр и листовок, продававшихся на книжных развалах вместе с книгами и журналами, но тоже моментально терявших актуальность. Поэтому кроме узко-специализированных георгианских культурологов, про него мало кто слышал. Ну разве что он еще славился как светский острослов и циничный шутник, но времена, опять же, были такие, что этих острословов на полпенни насыпали сразу два пуда.
Актерской игре его обучали великие Маклин и Гаррик, он играл в театре Друри-лейн, правда, без особого успеха, потом перешел в театр Хеймаркет, и там решил не пыжиться более, изображая трагика, а дать волю способности, которая у него была. Оказалось, что он хорошо пародирует своих учителей, и он стал исполнять их роли в их манере. Народ потянулся в Хеймаркет на представления Фута, он принялся расширять творческий ассортимент, ну и нашел, таким образом, своеобразную нишу. Тем более у театра Хеймаркет не было государственной лицензии на театральную деятельность, и он давал «сборные концерты», в которых показывал «отрывки из пьес». Так что этот формат прото-варьете Футу только поспешествовал. Театр постоянно штрафовали, закрывали и открывали, и здесь Фут был просто необходим – а точнее, его друзья и собутыльники из числа законников, многие из которых уже к этому времени добрались до хорошего положения в корпорациях и при дворе. А Фут после очередного закрытия-открытия театра добрался до поста его директора. И превратил его в пародийное варьете целиком.
Целыми днями на представления театра Хеймаркет лондонцы шли за светскими сплетнями и дозой злобного и не всегда приличного веселья. Сатира XVIII века занималась в основном талантливым самопожиранием светского общества. Общество вводило моды и само же обличало их и издевалось над ними. На сцене Хеймаркета постоянно фигурировали персонажи в жутко утрированных костюмах и париках по последней моде, говорили на жутком полуфранцузском модном языке и обязательно имели неявное (во избежание преследования), но четкое сходство с фигурантами светских сплетен.
#история #Англия #18век #театр

[продолжение]
Чтобы получить представление о сатире того времени, можно почитать сочинения Екатерины II, Сумарокова и журналы Николая Новикова, где весь пыл обвинений растрачивается на «петиметров» (petit mâitre) и «прециозниц» - провозвестников последних салонных мод Европы. «Петиметр себя к ассамблею прибирает, кошелек к тупею гвоздем прибивает».
На сцене разворачивались «салоны» - когда салоны вошли в моду, читались «лекции» - когда в моду вошли светские школы ораторского искусства, с помощью фокусников смешивались вещества и взрывались смеси – когда всякий модный горожанин обязан был посещать «физические кабинеты», устраивались «ложи», «клубы» и «капитулы» - когда весь свет потянулся в закрытые общества. И все пьесы (в нашей терминологии – сценарии утренников), включавшие это многообразие сюжетов, писал преимущественно Фут, каждое утро обложившись письмами от сведущих знакомых и свежими газетами, а каждый вечер циркулируя по лондонским салонам и кофейням в поисках жареного.
Кстати, для пущего издевательства над ораторской школой своего учителя Маклина изобретательный Фут изобрел тарабарщину, которую назвал «языком нонсенса», чтобы читать на ней «лекции» у себя в театре, так что хливкие шорьки Кэрролла были отнюдь не эксклюзивны в истории английской литературы. Введенное Футом в обиход слово «великий панджандрам» в значении «биг-бадабум» (из-за созвучия со словом «барабан» - «drum») использовалось английскими инженерами-саперами во время Первой и Второй Мировых войн, когда они окрестили так конструкцию из двух колес от телеги, между которыми укреплялся деревянный барабан, набитый взрывчаткой, и этот панджандрам запускался с возвышенности в противника по принципу военно-морского поджигающего корабля-брандера.
В 46 лет Фут во время развлекательное поездки с принцем Йоркским упал с лошади и так неудачно сломал ногу, что ее решили вовсе отрезать, ну это было популярное хирургическое решение в те времена, и никто не удивился. Фут с тех пор ходил на костылях, но играть не бросил, обыгрывая свое увечье в пьесах.
Уже под старость он попал в жуткий сексуальный скандал, и удивительно, что не раньше. Лондонский свет полгода потешался над делом о завещании герцога Кингстона, чья сестра пыталась его оспорить в свою пользу, но столкнулась с обвинением в многомужестве. Фут, как обычно, отреагировал на событие скороспелой пьесой «Леди Китти Крокодил». Один из предположительно двоих мужей леди Элизабет Чадли, сестры герцога, мгновенно выбросил на прилавки памфлет, иносказательно названный со всем изяществом прециозной эпохи «Содом и Онан! Сатира на содомита *******, эсквайра, также известного всем как Черт на двух палках». На обложке было размещено изображение ноги (foot) в языках пламени. Там Фута обвиняли в сожительстве с актерами его театра и кучером. На территории РФ это сейчас сугубый и трегубый экстремизм и терроризм, да и в тогдашней Англии это грозило тюремным заключением. Фут и бровью не повел, вписал автора памфлета в пьесу «Поездка в Кале» (злобный наезд на драматурга Шеридана за нелегальное еще тогда проживание с актрисой Элизабет Линли) и положился на своих друзей-юристов. Они спасали его всю жизнь, спасли и на этот раз.
Каких-то крупных событий в жизни Фута не случилось: он тихо-мирно прожил между Лондоном, виллой на побережье и побережьем Франции. Умер на пути с виллы в Дувр: думал, подлечиться на бретанском побережье, но не успел.
#история #Англия #18век #театр

Очень строги и местами забавны бывают второстепенные масонские правила и инструкции второй половины XIX века для разных степеней.
Вопрос привилегий и отличий тогда приобрел какой-то параноидальный характер.
Если бы в наше время соблюдалась хотя бы часть тех былых – вполне законных – привилегий высших степеней Древнего и принятого Шотландского устава, явно было бы как у Булгакова: «он же черт-те что может натворить». Не говоря уже о вполне реальных ситуациях встреч в одной ложе наиглавнейшего и сверхнаиглавнейшего с превосходносверхглавнейшим, - и как тут быть?
Впрочем, так было и в те времена, и благодарение Творцу, что никто никогда не воспринимал эти статьи регламентов серьезно.
#масонство #тайныеобщества #первоисточник