Откуда взялся стереотипный француз в полосатой майке и берете

Образ француза в берете и тельняшке, с усиками, с багетом или бутылкой/бокалом, который говорит "оляля", появился в целостном виде на рубеже XIX-XX веков вместе с очень популярной в Париже криминальной субкультурой апашей. Их так первоначально назвали журналисты, мол, они жестоки как дикари-апачи. И им самим это понравилось. И береты, и тельняшки были дешевы. Апаши ходили в беретах и тельняшках, шейных платках и с усиками. Их можно сравнить с субкультурой скинхедов, например, или гопников. У всех есть свои атрибуты и первоначально все они имеют практическое происхождение.

В то время на рубеже веков это были не просто хулиганы, а как тогда было модно - еще и анархисты, революционеры и бомбисты. Они же формировали среду, в которой работали маргинальные парижские художники, музыканты и писатели, прославившиеся в веках как "богема". Короче, пресса апашей очень любила. В моде, интерьере, даже балете появился стиль "апаш", отличавшийся нарушением правил и канонов. Амплуа "апаш" до 1930-х годов было обязательным для сборных концертов с танцами.

В более поздние годы  поддерживали популярность образа знаменитые уличные французские мимы, традиционно одевающиеся как апаши. Ну и понятное дело, у всякого общественного явления есть имя и фамилия, и в этом случае его звали Марсель Марсо (1923-2007), от кого всё и пошло и осталось, и теперь уже считается, что “так было всегда”.
Багет, сыр и вино добавляли уже позже - в туристическо-маркетинговых целях. Для поддержания отечественного французского производителя.

В принципе, интересная, но не выдающаяся история смены характера чисто внешнего образа в популярной культуре. Это своего рода культурная метонимия – перенос значения по чисто внешним признакам. Логично же, и исторически верно, что чечеточники и куплетисты (отмершие эстрадные жанры) весь ХХ век проходили в образе “шикарного бандита” 1890-1920-х гг. – Мишка Япончик, Григорий Котовский, “Острые козырьки”, Беня Крик, “Однажды в Америке”, Вито Корлеоне, всё вот этакое. #история #литература #театр #20век #Франция #19век #современность

Немудрящий тюдоровский политический пиар.
Уильям Шекспир «Генрих VI. Часть первая», акт 5, сцена 4, 1591

Йорк
Так, так. На казнь вести ее скорей!

Уорик
Послушайте, раз девушка она,
Дров не жалейте, больше их кладите,
И бочки со смолою на костер
Вкатите, чтоб мученья сократить ей.

Жанна д'Арк
Ничто сердец безжалостных не тронет?
Так слабость, Жанна, им свою открой,
Что по закону даст тебе защиту. -
Беременна я, лютые убийцы!
Не умерщвляйте плод моей утробы,
Коль тащите меня на злую смерть.

Йорк
Помилуй, бог! Беременна святая!

Уорик
Вот чудо величайшее твое!
Иль к этому вела святая жизнь?

Йорк
Она с дофином славно забавлялась,
Предвидел я, на что она сошлется.

Уорик
Ну, ладно. Не нужна нам жизнь бастардов,
Особенно когда отец им Карл.

Жанна д'Арк
Ошиблись вы: не от него ребенок;
Был Алансон возлюбленным моим.

Йорк
Ах, Алансон! Второй Макиавелли!
Дитя умрет, будь сотни жизней в нем.

Жанна д'Арк
Меня простите, я вас обманула:
Не Карл, не Алансон меня пленил;
То был Рене, Неаполя король.

Уорик
Женатый человек! Недопустимо!

Йорк
Вот девушка! Она сама не знает,
Кого винить - так много было их.

Уорик
Она была щедра и всем доступна.

Йорк
И все же дева чистая она. -
Распутница! Себя и свой приплод
Ты осудила. Прочь! Мольбы напрасны.
#Англия #16век #Шекспир #история #литература #театр

30 мая 1431 года на костер взошла Жанна-Девственница, Орлеанская Дева. Она никогда в жизни не называла себя Жанной д’Арк, но только Жанеттой, потом Жанеттой-Девственницей (Pucelle), а после присвоения дофином титула она стала Жанной де Лис. День ее памяти как католической святой – 30 мая. Всефранцузский день ее поминовения – второе воскресенье мая. В Руане ее день отмечают 12 мая. В Орлеане – 8 мая.
Орлеанская традиция связана со снятием осады города англичанами в ночь с 7 на 8 мая 1429 года. Как же эта традиция установилась?
А очень просто. Телохранитель, друг, наставник и истовый обожатель Девы маршал Франции Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Ре, граф де Бриен, сьер д’Ингран и де Шанту, после ее гибели весьма ощутимо утратил контроль за реальностью и был тихо-мирно устранен в отставку в 1432 году. Его начали сторониться из-за алкоголизма, постоянных апелляций к духам и попыток наладить контакт с Девой в ином мире.
В своем поместье он жил на широкую ногу, держал собственную церковь о шестерых канониках и предавался алхимическим упражнениям. Это было затратно, но ему показалось мало. В 1436 году он безоглядно поверил Жанне дез Армуаз, лотарингской самозванке Клавдии, представшей перед народом «воскресшей Жанной», стал ее спонсировать и промотировать, но она слишком быстро пала жертвой славы, вышла замуж, стала интриговать при нескольких дворах и закончила вынужденным саморазоблачением и позорным столбом (какой саркастический контрфорс к столбу Девы).
Как раз тогда, по воле Жиля де Ре, один из его каноников по имени Жан де Масон (ничего конспирологического, его папаша был выходцем из Италии и прозывался еще Гильельмо де Масконе), написал «Мистерию об осаде Орлеана» для представления на театре. Жиль де Ре финансировал написание и постановку полностью, включая постройку макетов укреплений Орлеана, пошив костюмов и все прочее для полусотни исполнителей и сотни участников массовки на протяжении всего времени, что Мистерия ставилась в городе.
Первое ее представление состоялось в Орлеане 8 мая 1439 года. Сразу после этого Жиль де Ре впервые масштабно кредитовался у соседа – Нантского епископа Жана де Малеструа. В популярной литературе пишут, что он спонсировал постановку десять лет. Откуда? Ведь дальше все пошло более-менее по накатанной: жалобы епископа герцогу Бретонскому и в инквизиционный суд, пара десятков свидетелей, алхимические улики, рассказы об общении с духами, - и вот уже 26 октября 1440 года Жиля де Ре вместе с двоими телохранителями сожгли на костре в Нанте, предварительно публично удушив гароттой, а с костра сдернув его опаленное тело крючьями для захоронения. Телохранители дворянами не были, поэтому сгорели заживо и погребены не были. Рыцарь Жиль де Ре символически воссоединился со своей Дамой оптимальным способом, а в истории остался как детопытатель, чернокнижник и женоубийца Синяя Борода. И как писал совершенно по другому поводу Шарль де Костер, «в стране косят лишь смерть и разор, а король наследует достояние мучеников». Земли Жиля де Ре поделили заинтересованные хозяйствующие субъекты.
Его Мистерия стоит особняком в истории средневековой литературы, нарушая все жанровые границы и особенности периода. Она слишком дорогостояща, чтобы группки энтузиастов могли себе позволить ее реконструкцию, а муниципалитетам жалко денег. Однако разовые случаи имеют место, например, в 2019 году в вандейском замке Тиффож, где реконструкторы Столетней войны устроили музей осадной техники под открытым небом.
Сами же «Иоаннийские праздники» в Орлеане божественно прекрасны и сейчас.
https://www.youtube.com/watch?v=t9JJRzIeX28
#Франция #15век #история #театр #литература #ЖаннадАрк #ЖильдеРе

Самуэль Фут родился в январе 1720 года в семье члена Парламента и дочери барона Херефорда, чей род славился в корнуольской округе «эксцентричностью и выходками, ранжировавшимися от забавных и безобидных до злобных и опасных». От матери, вероятно, он унаследовал прославившее его жестокое остроумие, навыки пародии и кривляния, феноменальную память и злопамятность, а также негативное обаяние, позволившее ему вообще жить, и даже, в общем, неплохо.
Фут был обречен стать юристом, но обманул судьбу, вылетев из Оксфорда с треском, а уже в Лондоне, в корпорации Внутреннего Темпла, познакомиться «не с законом, но с кучей законников», что позволяло ему потом везде находить «своих людей», а самому плести чушь на языке юридических терминов, запутывая собеседника. Довольно быстро он промотал состояние, удачно женился на приданом, к тому же жена долго не прожила, но жизнь светского бонвивана без особых занятий вскоре сожрала и наследство жены. За время беспечной жизни Фут, завсегдатай кофейни Бедфорда в Ковент-гарден, расширил круг общения за счет актеров и драматургов-поденщиков. Когда он перестал кормить и поить их, они со вздохом сказали ему «добро пожаловать в клуб». Короче говоря, Фут стал актером и драматургом-комедиографом, популярнейшим и скандальнейшим в Лондоне в его славные георгианские (II и III) времена.
Специализация его и образ жизни были таковы, что наследие его велико и обильно, только его никто не знает. Вся жизнь Фута – это три десятка пьес-однодневок, которые в 1750-е годы следовали впритык за светскими новостями и заменяли современные газетные колонки и блоги. Как только иссякал новостной повод, они сходили со сцены. Это что касается работ самого Фута. А все написанное про Фута – это те же самые колонки и блоги, только в форме памфлетов – брошюр и листовок, продававшихся на книжных развалах вместе с книгами и журналами, но тоже моментально терявших актуальность. Поэтому кроме узко-специализированных георгианских культурологов, про него мало кто слышал. Ну разве что он еще славился как светский острослов и циничный шутник, но времена, опять же, были такие, что этих острословов на полпенни насыпали сразу два пуда.
Актерской игре его обучали великие Маклин и Гаррик, он играл в театре Друри-лейн, правда, без особого успеха, потом перешел в театр Хеймаркет, и там решил не пыжиться более, изображая трагика, а дать волю способности, которая у него была. Оказалось, что он хорошо пародирует своих учителей, и он стал исполнять их роли в их манере. Народ потянулся в Хеймаркет на представления Фута, он принялся расширять творческий ассортимент, ну и нашел, таким образом, своеобразную нишу. Тем более у театра Хеймаркет не было государственной лицензии на театральную деятельность, и он давал «сборные концерты», в которых показывал «отрывки из пьес». Так что этот формат прото-варьете Футу только поспешествовал. Театр постоянно штрафовали, закрывали и открывали, и здесь Фут был просто необходим – а точнее, его друзья и собутыльники из числа законников, многие из которых уже к этому времени добрались до хорошего положения в корпорациях и при дворе. А Фут после очередного закрытия-открытия театра добрался до поста его директора. И превратил его в пародийное варьете целиком.
Целыми днями на представления театра Хеймаркет лондонцы шли за светскими сплетнями и дозой злобного и не всегда приличного веселья. Сатира XVIII века занималась в основном талантливым самопожиранием светского общества. Общество вводило моды и само же обличало их и издевалось над ними. На сцене Хеймаркета постоянно фигурировали персонажи в жутко утрированных костюмах и париках по последней моде, говорили на жутком полуфранцузском модном языке и обязательно имели неявное (во избежание преследования), но четкое сходство с фигурантами светских сплетен.
#история #Англия #18век #театр

[продолжение]
Чтобы получить представление о сатире того времени, можно почитать сочинения Екатерины II, Сумарокова и журналы Николая Новикова, где весь пыл обвинений растрачивается на «петиметров» (petit mâitre) и «прециозниц» - провозвестников последних салонных мод Европы. «Петиметр себя к ассамблею прибирает, кошелек к тупею гвоздем прибивает».
На сцене разворачивались «салоны» - когда салоны вошли в моду, читались «лекции» - когда в моду вошли светские школы ораторского искусства, с помощью фокусников смешивались вещества и взрывались смеси – когда всякий модный горожанин обязан был посещать «физические кабинеты», устраивались «ложи», «клубы» и «капитулы» - когда весь свет потянулся в закрытые общества. И все пьесы (в нашей терминологии – сценарии утренников), включавшие это многообразие сюжетов, писал преимущественно Фут, каждое утро обложившись письмами от сведущих знакомых и свежими газетами, а каждый вечер циркулируя по лондонским салонам и кофейням в поисках жареного.
Кстати, для пущего издевательства над ораторской школой своего учителя Маклина изобретательный Фут изобрел тарабарщину, которую назвал «языком нонсенса», чтобы читать на ней «лекции» у себя в театре, так что хливкие шорьки Кэрролла были отнюдь не эксклюзивны в истории английской литературы. Введенное Футом в обиход слово «великий панджандрам» в значении «биг-бадабум» (из-за созвучия со словом «барабан» - «drum») использовалось английскими инженерами-саперами во время Первой и Второй Мировых войн, когда они окрестили так конструкцию из двух колес от телеги, между которыми укреплялся деревянный барабан, набитый взрывчаткой, и этот панджандрам запускался с возвышенности в противника по принципу военно-морского поджигающего корабля-брандера.
В 46 лет Фут во время развлекательное поездки с принцем Йоркским упал с лошади и так неудачно сломал ногу, что ее решили вовсе отрезать, ну это было популярное хирургическое решение в те времена, и никто не удивился. Фут с тех пор ходил на костылях, но играть не бросил, обыгрывая свое увечье в пьесах.
Уже под старость он попал в жуткий сексуальный скандал, и удивительно, что не раньше. Лондонский свет полгода потешался над делом о завещании герцога Кингстона, чья сестра пыталась его оспорить в свою пользу, но столкнулась с обвинением в многомужестве. Фут, как обычно, отреагировал на событие скороспелой пьесой «Леди Китти Крокодил». Один из предположительно двоих мужей леди Элизабет Чадли, сестры герцога, мгновенно выбросил на прилавки памфлет, иносказательно названный со всем изяществом прециозной эпохи «Содом и Онан! Сатира на содомита *******, эсквайра, также известного всем как Черт на двух палках». На обложке было размещено изображение ноги (foot) в языках пламени. Там Фута обвиняли в сожительстве с актерами его театра и кучером. На территории РФ это сейчас сугубый и трегубый экстремизм и терроризм, да и в тогдашней Англии это грозило тюремным заключением. Фут и бровью не повел, вписал автора памфлета в пьесу «Поездка в Кале» (злобный наезд на драматурга Шеридана за нелегальное еще тогда проживание с актрисой Элизабет Линли) и положился на своих друзей-юристов. Они спасали его всю жизнь, спасли и на этот раз.
Каких-то крупных событий в жизни Фута не случилось: он тихо-мирно прожил между Лондоном, виллой на побережье и побережьем Франции. Умер на пути с виллы в Дувр: думал, подлечиться на бретанском побережье, но не успел.
#история #Англия #18век #театр

Стюарты, звери и родственники. Корчи воображения

«Ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете. Но увы! всё это — поэзия, а не проза...»
В период английской Реставрации 1660-1688 гг. в больших городах королевства расцвели театры. Был театр Короля, театр его младшего брата, официальные театры знаменитых придворных, частные театры в усадьбах, импровизированные театры на рынках. Они давали представления по 3-4 раза в день, там круглосуточно функционировали развлекательные фойе — светские салоны и ярмарки сплетен, помолвок, интриг и деловых договоров. Но речь здесь скорее не о содержании театральной среды, а о форме театральных представлений.
Театр, конечно, уже давно ушел от средневековой мистерии и претерпел шекспировские и пост-елизаветинские реформы. Он неустанно искал новые формы.
В период Реставрации, например, на сцену в массовом порядке выпускали дрессированных животных. Конным появлением Ричарда III или Фортинбраса на сцене никого не удивишь и сейчас, и тем более тогда. Поэтому по сцене стали пускать эскадрон. Это впечатляло гораздо больше и стоило всего лишь строительства двух покатых подъемов-спусков по бокам сцены. Но позволить это себе мог только его величество. В опере Пёрселла «Царица фей» на сцену чинно выходил хор дрессированных обезьян, танцевал и пел. Ну пытался, по крайней мере, его единственное представление продлилось несколько минут, а потом, конечно, в публике нашелся какой-то милый и непосредственный человечек-приколист, который начал швырять в мартышек апельсинами (их продавали там же), и всё закончилось.
В представлениях особенно часто использовали, конечно, собак, и здесь царил синтез еще большего числа жанров: персонажам пьес помогали собаки, наученные паре ярмарочных фокусов вроде «отгадывания карты» и «притворись мертвым», и эти перформансы вписывались в сюжет.
Для иллюстрации сцен охоты на помост выводили тоже собак, лис, волков и медведей. Иногда они были животными ярмарочных дрессировщиков, а иногда просто дикими зверями, которых прогоняли из конца в конец сцены, и на этом их роль считалась исполненной. Ну почти. Потому что театр все еще не был формой искусства, отдельной от прочих ярмарочных жанров, и если представления давались, скажем, по вторникам, четвергам и субботам, то по понедельникам, средам и пятницам на том же помосте устраивались петушиные, собачьи или кошачьи бои, травля привязанных к столбам медведей и лис собаками и прочие народные забавы.
Но не нужно поспешно обвинять людей в харасменте животных. Потому что абсолютно таким же образом, по мере необходимости, на том же самом помосте вместо утренних спектакля или травли проводилась публичная казнь. Что характерно, от Елизаветы и до периода Реставрации палачи одевались в театральные костюмы, носили маски и парики, перед исполнением приговора и после они вполне могли на радость публике произнести по паре реплик или по целому монологу из какой-нибудь нашумевшей пьесы с казнью в сюжете, ну или просто по велению души. У каждого же может быть свой момент славы. Мы так привычно цитируем Шекспира про жизнь и театр, философски морща лоб и поднимая палец, что редко думаем о том, что Шекспир просто констатировал очевидное, глядя со сцены в зал и понимая, что любой милый господин вон из третьего хотя бы ряда может завтра стать звездой утреннего представления «знаменитая английская шестерная казнь» (ну это описано Дрюоном в "Узнице Шато-Гайара" и частично показано в "Храбром сердце").
#Англия #17век #театр #Стюарты #история #литература

Что такое «тяжелый человек» и «легкий человек»

В воспоминаниях последнего директора императорских театров Владимира Теляковского (1860-1924) упоминается о казусе конца 1913 — начала 1914 гг., когда для улучшения дел Михайловского театра туда пригласили восходящую звезду новомодного синематографа, сценариста и режиссера французских и американских картин Франсиса де Круассе (1877-1937). Он жил во дворце у великой княгини Марии Павловны, президента Академии художеств, и вообще был «ее проектом», по словам Теляковского.
Сам директор пишет о Круассе довольно пренебрежительно и мимоходом: ну приехал, ну побалаболил, обещал из любви к августейшим особам работать бесплатно, однако сразу после этого запросил 30 000 в год, ну мы его «быстро убрали». Всё.
Никто уже не узнает, что такого француз сделал Марии Павловне, матери «последнего русского императора» Кирилла Владимировича («надеюсь, вы кирилловец?»), но далее у Теляковского идут десятки и десятки страниц пересказа диалогов с великой княгиней и опосредованных слухов: она поставила на уши Брюссель, Париж и Нью-Йорк, все ее знакомые и родственники слали ей отчеты о скандалах и порочащих связях Круассе, она ни спать ни есть не могла, ежедневно не посвящая по полдня распространению по салонам сведений о режиссере.
Страна только что выдохнула после празднования 300-летия дома Романовых, которое напрочь вынесло пару годовых бюджетов и вообще напоминало Олимпиаду-2014 по высасыванию из страны финансов. Через полгода страна сползет в Великую войну, тень которой уже накрыла весь мир. Но в доме великого князя сенатора Владимира Александровича нет иных проблем, кроме Франсиса Круассе, автора картин «Арсен Люпен» и «Свадьба Китти». Серьезно, Теляковский пишет об этой зацикленности как о вполне сформировавшейся мании.
...А в это время…
Эдгар-Франц Винер-Шварц родился в зажиточной банкирской семье в Брюсселе, но когда его захотели отправить в военную академию, бежал в Париж, крестился, поступил на юридический и начал писать водевили для Комеди Франсез. Обручившись с дочерью директора театра, попробовал работать адвокатом, но бросил. Кинулся снимать кино, предлагал свои сценарии в Голливуде и преуспел.
Ни-ко-гда не делал ничего за свой счет. Абсолютно на всё выбивал себе правительственные гранты и субсидии, явно обладал особым талантом. Поэтому бросил дочь директора и женился на вдове Бишофсхайм - наследнице банкирского дома и потомице маркиза де Сада.
Съездил в Россию, пожил у княгини, запросил 30 000, дали отлуп, но попробовать же стоило, n’est-ce pas? Вернулся в Париж и моментально записался в армию добровольцем на фронт. Жене послал воздушный поцелуй. Нужен движ. Движ нужен.
После победы вернулся домой лейтенантом с орденами за отвагу. Что-то заскучал. Уехал в Америку, ставил вместе с Сомерсетом Моэмом оперу Бизе «Чудесный доктор» в Нью-Йорке, попробовал работать у него секретарем, надоело.
Вернулся в Париж, вспомнил, что бабушка жены Лаура де Сад была прототипом герцогини Германтской у Пруста. Написал сценарий по «В поисках утраченного времени», его последовательно отвергали режиссеры. Поехал в Америку искать счастья на больших студиях. Поплохело. Вернулся во Францию, обнаружился рак, пришлось начать лечиться и тихо умереть в Американском госпитале.
Уверен, если бы парижские кирилловичи прочитали мемуары Теляковского, отыскали в 1930-е годы Круассе и попытались бы вызнать у него подробности того кошмарного кошмара, он не понял бы о чем речь и сомневался бы, что вообще заезжал в Петербург.
#Россия #Франция #20век #история #театр #кино #первоисточник