После войны Джанго Рейнхардт, переживший две неудачные попытки побега из оккупированной Франции, превратился в одного из культурных героев сопротивления. Наступили радостные дни. Сразу после победы союзников к нему в Париж приехали музыканты оркестра Гленна Миллера, а вскоре после этого он воссоединился со своим верным другом Стефаном Граппелли, благоразумно решившим переждать войну в Британии. Ещё одна добрая весть пришла из-за океана – сам Дюк Эллингтон приглашал их с Граппелли поучаствовать в его концертах. Джанго по одному ему известным причинам утаил приглашение от своего партнёра и отправился покорять Америку в одиночку.

Вояж вышел неоднозначным. Для начала приехавший без гитары и багажа Джанго с удивлением обнаружил, что его имени нет на афишах предстоящих концертов Дюка. Следом Джанго узнал, что играть придётся на непривычном Гибсоне со звукоусилением – этот инструмент, как и прочие американские гитары, он сразу невзлюбил. Были и другие проблемы – Джанго привык, что гитары для него настраивает его брат Джозеф, переводчиком ему служит Граппелли, а Шарль Делоне или Андре Экян следят, чтобы он не набедокурил сверх меры. Здесь же он оказался один на один с чужой ему культурной средой, и столкновение это, естественно, вылилось в инциденты, которые раздражали и его самого, и Дюка.

Так, Джанго был уверен, что раз уж ему преподнесли перед первым концертом новую гитару, то того же можно ожидать и в каждом новом городе, и ему в итоге на собственные средства пришлось приобретать столь ненавистную ему "американскую жестянку". Один из концертов Джанго и вовсе пропустил, засидевшись со знакомым в баре. Но самое главное, что несмотря на тёплый приём американской публики, сам Джанго не сумел показать всего того, на что был способен. Дело не только в дискомфорте от новой гитары и непривычных ему огромных концертных залов – просто оркестр Эллингтона с его сложными аранжировками и отточенным звуком каждой секции никак не сочетался со спонтанностью Джанго. На записи их концерта в Чикаго это отлично слышно – Джанго получает время лишь на четыре номера ближе к концу концерта, почти никак не взаимодействует с музыкантами и сам звучит как-то неожиданно бездушно, почти что буднично демонстрируя свою виртуозность.

Джанго в итоге пробыл за океаном лишь 3 месяца, уже в феврале 1947 возвратившись в более понятную ему Европу. Послушать же предлагаю записанную ещё до американского тура пьесу Coquette – результат лондонского воссоединения с Граппелли. Играют, как в старые добрые. Будто и не было этих 7 лет разлуки.

#Y1946 #djangoreinhardt #stephanegrappelli #duke

В раннем джазе что не биография, то приключенческий роман. Мой личный топ сумасшедних историй возглавляет, конечно, Слим Гэйлард, мальчишкой потерявшийся в средиземноморском порту, а потом работавший на мафию в Америке. Где-то рядом с ним я бы поставил и биографию самопровозглашённого изобретателя всего на свете Джелли Ролл Мортона, продававшего подсоленную кока-колу под видом лекарства от туберкулёза. Ну а третьей в этом списке можно смело ставить Валайду Сноу, чьё имя сейчас известно куда в меньшей степени, но чья биография была не менее невероятной.
 
Валайда, получившая своё необычное имя в честь города Владивостока, уже с пяти лет начала выступать в семейном ансамбле, в котором она пела, танцевала и играла на десятке разных инструментов в диапазоне от арфы до кларнета.  Её главным увлеченем была труба, и уже к 20 годам она успела поездить с гастролями по стране, поучаствовать в успешных гарлемских ревю и даже засветиться в Бродвейской постановке. Причина, по которой её имя так редко упоминают, проста: в середине 20-х, ещё на заре своей карьеры, Сноу покинула Америку и отправилась в продолжительное путешествие по миру, успешно выступив в Бирме, Китае, Советской России и Европе.  
 
Вернувшись уже сформировавшейся артистской, она, казалось, обязана была наконец получить долгожданное признание на Родине, но вместо этого столкнулась со шквалом критики. Всё началось с того, что разменявшая четвёртый десяток Валайда вышла замуж за 19-летнего Ананиаса Берри, участника успешной танцевальной группы Berry Brothers. Молодожёны собирались отправиться в совместный тур, но потеря ведущего танцора не входила в планы остальных участников семейного предприятия, и они развязали против Валайды настоящую медиа-войну. Основной болевой точкой, на которую давили газеты, стала разница в возрасте супругов. Тут ещё на радость прессе откуда ни возьмись объявился бывший супруг Валайды, за которым она была замужем в 15 лет, и вспоминать о котором ей точно не хотелось. Проблема заключалась в том, что считать себя бывшим бывший супруг решительно отказывался, и Валайду в итоге даже арестовали за двоебрачие. Брак с Берри не выдержал стольких испытаний, и Валайда вскоре опять отправилась искать счастья за океан.
 
В Европе Валайда вновь добилась успеха, примерив на себя богемный, граничащий с экстравагантностью образ жизни. Например, передвигаться она предпочитала в фиолетовом кабриолете со слугой, личным шофёром и ручной мартышкой. Причём все трое были одеты в одинаковую униформу (swag alert!).  Естественно, подобный образ жизни сопровождали и вещества, всё больше овладевающие её сознанием. Проблема была ещё и в том, что для накротического китча чёрной женщины времена в Европе наступали не самые подходящие. С нацизмом Валайда впервые столкнулась в Копенгагене, где её гастроли были прерваны немецкой оккупацией. И вот тут история становится совсем запутанной. Вернувшись в Америку в ужасном состоянии (по приезду она весила всего 35кг), Валайда принялась рассказывать о месяцах в фашистском концлагере и пережитых ей ужасных пытках. Эти рассказы до определённой степени вернули её в американское публичное пространство, но есть ли в них хоть толика правда, наверняка сказать нельзя. Скорее всего всё это время Вадайда сидела в датской тюрьме за хранение наркотиков и кражу. Не исключено также, что датские власти таким образом просто пытались спрятать её от немцев.  Какая из версий верна, мы уже никогда не узнаем, но сама Валайда по возвращению в Америку была уже совсем не той, что прежде. Смотрим на один из её саундиз из 1946 и убеждаемся, что титула "королевы трубы", присвоенного ей в 30-х, она была уже вряд ли достойна.
 
#Y1946 #soundie #valaidasnow

Чарльз Мингус, или Барон Мингус, как он сам себя нескромно называл в начале своей карьеры, к середине 40-х был уже известен в роли басиста-виртуоза. Популярность пришла к нему, когда Луис Армстронг, вопреки укоренившейся репутации ретрограда всегда внимательный к новым талантам, пригласил молодого Мингуса в свой оркестр. Тот, правда, вскоре в ужасе сбежал от Сатчмо, опровергая тезис о том, что противоположности притягиваются, но молва о необычном басисте, переучившимся с виолончели, уже успела облететь всю Калифорнию.

При этом на дебютных записях в качестве лидера Мингус редко выводит собственный контрабас на первый план, предпочитая сосредоточить внимание слушателей на своих способностях композитора и аранжировщика. Среди этих ранних, неровных и в целом сыроватых номеров, один стоит особняком – Weird Nightmare, к которому Мингус в течение последующих лет ещё не раз обращался, выделяется и запоминающейся мелодией, обыгранной в соло Лаки Томпсона, и жутковатой атмосферой, которую создаёт зловещее завывание четырёх саксофонов. Сама жизнь Мингуса в этот момент тоже постепенно превращалась в кошмар – его жена съехала от него, забрав с собой двух новорожденных сыновей, а сам он, борясь с депрессией, вынужден был устроиться работать на почту, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

#Y1946 #charlesmingus #luckythompson #leeyoung #williesmith

Эллу Фицджеральд в этом канале я не упоминал уже очень давно, а всё потому что начало 40-х выдалось для неё не слишком удачным. Элла, распустившая унаследованный от Чика Уэбба оркестр, пустилась в одиночное плавание, но популярность её падала с каждым годом. Удивительно, но и критиками, и ценителями джаза Элла, которой не было ещё и тридцати, воспринималась в качестве звезды уже прошедшей эпохи. Этому способствовал и не самый удачный репертуар, состоящий преимущественно из поп-песен (порой второсортных). И пусть вокал самой Эллы оставался как всегда безупречным, но на фоне происходящих в джазе радикальных изменений ничего кроме скуки её записи не вызывали. Выправить ситуацию призван был вездесущий Милт Гейблер, раскрывший в Элле талант к дуэтам.

1️⃣ Stone Cold Dead in the Market с Луи Джорданом

Бывший напарник Эллы по оркестру Уэбба был настолько популярен, что в 1946 его синглы 33 недели (!) возглавляли ритм-н-блюз чарт Billboard, периодически забираясь и на вершину поп чарта. В переводе с номенклатурного это означало, что Луи обожали и белые, и чёрные слушатели. Для дуэта с ним Элла сама выбирала песню, неожиданно остановившись на калипсо – жанре, который к тому моменту ещё не проник в американскую массовую культуру. И Элла, и Луи настолько мастерски сымитировали карибский акцент, что впервые услышавший запись босс Decca Джек Кэпп пришёл в ярость, утверждая, что такую тарабарщину слушатели не поймут. Он настрого запретил Гейблеру издавать подобное и велел организовать повторную сессию. Тому же оригинал настолько полюбился, что он на свой страх и риск всё же выпустил его в свет. Когда же песня стала большим хитом, Кэпп, уверенный, что слышит обновлённую версию, не преминул напомнить Гейблеру о своём вкладе в успех: “ну? Теперь-то ты рад, что переделал запись?” Гейблер, конечно, в ответ лишь скромно промолчал.

2️⃣ You Won’t be Satisfied с Луисом Армстронгом

Луис и Элла – наверное, самый известный вокальный дуэт в джазе, – тоже был затеей Гейблера. Не выдающуюся в целом песню они исполнили великолепно, начав с прямолинейного, но искреннего эстрадного исполнения, и по-настоящему раскрывшись лишь в последние 30 секунд записи. Для Луиса эта запись стала последней на Decca, позже в 1946 он сменил лейбл на RCA Victor, начав возвращение к джазовым корням, результатом которого стал его All Stars. Элла же, устав от поп-хитов, была готова явить миру свою джазовую сущность.

#Y1946 #ellafitzgerald #armstrong #louisjordan

Анимация и джаз к середине 40-х уже настолько плотно срослись, что даже в тех мультфильмах, где джаз не звучит, всё-равно нет-нет да и промелькнёт в эпизодическом персонаже пластика Кэба Кэллоуэя или мимика Фэтса Уоллера. Диснеевский After You’ve Gone от остальных мультфильмов отличает фокус, который с внешних атрибутов джазовой сцены переведён непосредственно на музыку. Следуя заветам сюрреалистических эпизодов Фантазии, авторы пускают антропоморфный квартет инструментов по следам музыкальных метаморфозов квартета Бенни Гудмана. Получается очень органично.

#Y1946 #bennygoodman #teddywilson #sidweiss #cozycole #jazzmovie

(1/2) Дайджест альбомов 1946

Теперь описание каждого года буду заканчивать небольшим обзором самых заметных альбомов. На некоторые не хватило времени, другие просто не понравились, но упомянуть для полноты картины их всё же нужно.

Bunk Johnson and His New Orleans Band - Hot Jazz (RCA Victor)

Стриминги

Возродившийся из нищеты и забвения корнетист, на байках о своём былом около-Бадди-Болденском величии сколотивший вокруг себя настоящий культ, на поверку оказывается явным анахронизмом. За что современники так любили эти непримечательные стандарты в новоорлеанском стиле, понятно не всегда.

The Andre Previn Trio – Plays Duke Ellington (Sunset)

Стриминги

Прославленный дирижёр, принадлежащий скорее к миру академической музыки, начинал с джаза и своё юношеское увлечение Эллингтоном сохранил на всю жизнь. Трудно представить, что классические композиции Дюка, будучи лишены его фирменного звучания и сведены к формату фортепианного трио, вдруг зазвучат интереснее оригинала, но в целом интерпретации вышли любопытными.

Pee Wee Russell Jazz Ensemble – S/T (Disc)

Spotify

Местами унылое повторение устаревших 20 годами ранее формул, местами диксиленд здорового человека с витающим в воздухе призраком Бикса. Ну и сам Расселл, конечно, замечательный кларнетист, что особенно заметно в лиричных вещах.

Nat King Cole Trio ‎– The King Cole Trio Vol. 2 (Capitol)

Spotify

Второй альбом трио вышел чуть менее удачным, чем выдающийся дебют. Телепатическая связь музыкантов, впрочем, никуда не делась, а Коул по-прежнему мастерски сочетает оригинальные мелодические завихрения с умиротворяющим, приличным до неприличия вокалом.

Hazel Scott – A Piano Recital. A Bit of Jazz and Classics (Signature)

Стриминги

Традиционный для Скотт компот из переработанной в джазовом ключе классики, стандартов и собственных композиций. Намешано знатно: патетичность и нежность Шопена приобретает вдруг почти мультяшную весёлость, сменяясь агрессивным ритмом буги-вуги, чтобы под конец ошарашить слушателя меланхоличной импрессионистской пьесой.

#Y1946 #jazzdigest #bunkjohnson #andreprevin #natkingcole #hazelscott #peeweerussell

(2/2) Дайджест альбомов 1946

Baby Dodds – A Session With Baby Dodds (Circle)

Spotify

"Барабаны Бэйби Доддза для нас абсолютная анафема!" – писал в середине 40-х воинственный Леонард Фезер. Зря писал. Меж скучных новоорлеанских стандартов затесались две неожиданные самобытные сольные импровизации – ранние манифестации чёрного минимализма.

Benny Goodman – Goodman Sextet Session (Columbia)

Стриминги

Очередное доказательство хладнокровного (что не значит безжизненного) профессионализма Гудмана. Шли годы, менялся состав исполнителей, а его камерный ансамбль, несмотря ни на что, держал свой высокий уровень. И если по молодости лучи славы его порой ослепляли, заставляя выпускать пусть качественную, но всё же безвкусицу, то в 40-х он стрелял почти без промаха.

Ike Quebec - Tenor Sax (Blue Note)

Discogs

Первый альбом заметного в начале 40-х саксофониста на Blue Note – компании, с которой он сотрудничал ещё и в качестве менеджера по репертуару. Под его руководством лейбл как раз и “обопился” в конце 40-х. Даже на этих ранних записях слышно, что Квебека – обладателя мясистого тона а-ля Уэбстер – самого тоже тянуло в сторону современного джаза. Тянуло, но не всегда дотягивало.

Georgie Auld - The Most Versatile Saxophonist of Our Time (Musicraft)

Spotify

Смотришь на название альбома, и сразу хочется хаять его автора – скромнее надо быть, скромнее. Хаять можно не только за название – эту солянку из слащавых интерпретаций хитов предыдущего десятилетия и попыток замешать свинговую ритм-секцию с солистами-боперами не спасают даже именитые гости – Хок и Диззи.

James P. Johnson – Fats Waller Favorites (Decca)

Стриминги

Учитель переосмысляет наследие превзошедшего его ученика. Получается это у легенды страйда на удивление скучно и бездушно.

#Y1946 #jazzdigest #babydodds #bennygoodman #jamesjohnson #georgieauld #ikequebec

1️⃣9️⃣4️⃣7️⃣ Все знают, что электрическую лампочку изобрёл Томас Эдисон. На самом деле это не так, и подобные приборы существовали задолго до появления его прототипа, но кто сейчас об этом помнит? Усовершенствования Эдисона настолько повысили функциональность лампочки, что именно его портрет по праву украшает учебники. То, что Эдисон сделал для электричества, Элла Фицджеральд сделала для скэт-вокала. Да, скэт существовал задолго до того, как к нему обратилась Элла и, как бы нам не хотелось верить в обратное, даже задолго до того, как Луис Армстронг во время записи Heebie Jeebies забыл слова и в попытке спасти запись начал голосом имитировать звук своей трубы. Но Элле первой удалось раздвинуть тесные рамки, в которых находился скэт до середины 40-х, и превратить его из декоративного, а то и вовсе новелти элемента, в полноценный художественный инструментарий.

Прежде чем обратиться к музыке, просто напомню, как развивалась карьера Фицджеральд в начале 40-х. Популярность Эллы стабильно падала, несмотря на эпизодическое присутствие её опосредованно связанных с джазом поп-шлягеров в чартах. Критики тоже настороженно относились к её фигуре, отдавая должное её вокальным способностям, но ставя под сомнение выбор репертуара. В 1946 она отправилась в турне с оркестром Диззи Гиллеспи, но многие, в том числе и некоторые музыканты, поначалу видели в этом лишь коммерческий ход – желание за счёт громкого имени из эпохи свинга на афише привлечь не самых искушённых слушателей. Элле оказалось достаточно выпустить один сингл, чтобы и музыканты, и критики, и фанаты джаза навсегда изменили своё мнение о ней. Слишком уж не соответствовал этот сингл её образу и сложившимся ожиданиям.

Ожидание. Типичная Элла 40-х поёт испытанный временем гершвиновский стандарт Lady Be Good – первую пару квадратов она исполняет сладким невинным голосом, строго следуя оригинальной мелодии, затем идёт безобидное инструментальное соло, после чего Элла выдаёт пару искусных джазовых трюков,
приближаясь к ожидаемой и комфортной кульминации.

Реальность. Уже в первом исполненном не скэтом квадрате вокал Эллы играется с ритмом, и подражает саксофону (на словах "oh lady, oh lady"). Но это только раскачка – следом слушателей ждут абсолютно боперское скэт соло с интересными гармоническими ходами и автоцитата из a-tisket, a-tasket. Ещё один сюрприз – ловкое подражание скрежещему контрабасу Слэма Стюарта (1:45), который, напомню, сам всегда мычал на октаву выше своего смычка. За ним следует уже совсем свободный от мелодических рамок оригинала скэт квадрат, заканчивающийся прямой цитатой из Гиллеспи (2:45). Скэт это почти всегда синоним импровизации, но было бы наивным предполагать, что Элла входила в студию Decca без чётко проработанной схемы – фактически вокальной аранжировки. Это невероятно тщательно продуманная работа, где нет ни одного лишнего звука, ни одной случайно выбранной гласной и согласной.

Как будто одного этого вокального tour de force было мало, на обратной стороне сингла вышла ещё и два года пылившаяся на полках версия Flying Home – тоже невероятная запись, полностью пропетая скэтом, и явно цитирующая знаменитое соло Иллинойса Жаке. В одно мгновение Фицджеральд превратилась из живого памятника эпохи жёлтых корзинок в самую передовую певицу джаза, которой первой удалось в полной мере адаптировать свой вокал к нововведениям Паркера и Гиллеспи.

#Y1947 #ellafitzgerald

Чарли Паркера мы оставили прогуливающимся в образе Адама по лобби подожжённого им отеля. Нагое дефиле, правда, оказалось непродолжительным – прибывшие на место калифорнийские копы выходку Бёрда не оценили и увезли его в неизвестном направлении. С чудовищной ясностью перед ним замаячила перспектива повторить путь Бадди Болдена и отправиться на принудительное лечение в одно из заведений, предназначенных для психопатов-преступников. Из подобных заведений, естественно, редко кто выбирался.

Но Паркеру повезло – в лице Росса Расселла у него обнаружился ангел-хранитель. Будущий биограф Бёрда и основатель Dial Records не для того вложил в лейбл все свои капиталы, чтобы его единственный звездный артист после записи нескольких сторон отправился гнить в психушку. Он добился передачи дела Паркера известному своими либеральными взглядами судье и уговорил того отправить обвиняемого на минимальный срок в госпиталь Камарилло – просто-таки всесоюзную здравницу по сравнению с остальными вариантами. В Камарилло Бёрд быстро пошёл на поправку. Возможно, даже чересчур быстро. Сначала он огорошил знакомых тем, что принялся огородничать, а вскоре к огромному огорчению Расселла объявил, что собирается завязать с музыкой и заделаться каменщиком (не вольным). К счастью, по прошествии времени Паркер снова затосковал по сцене и к моменту своего освобождения был полностью готов возобновить покорение джазовой вершины, будто и не было 6 месяцев заточения.

Будто и не было 6 месяцев заточения, в жизнь Паркера вернулись и старые привычки. Так, перед своей последней калифорнийской студийной сессией для Dial Бёрд пропал. Его разыскивали битых два часа, пока Ховард Макги не обнаружил его мирно спящим в ванной в полном одеянии. Чарли как могли привели в чувство, и спустя какое-то время он уже был в студии. Матерясь и с трудом размыкая тяжёлые веки, он с необъяснимой лёгкостью исполнил написанный им накануне в той же ванной необычный блюз. Додо Мармароза снабдил этот блюз изобретательным вступлением, а молодой тенор Уорделл Грей – воздушным соло. Но необычным его делают не соло, а устланный барабанщиком Доном Ламондом ритм – столь непривычный, что музыканты поначалу постоянно сбивались и не могли разобраться, когда им вступить. Паркер, раздраженный медлительностью своих коллег (и для этого его будили?), даже взял бутылку вискаря и вышел из студии со словами “позовите, когда разберётесь”. Они, конечно же, разобрались и позвали, а результат получил название Past Due. Правда, под этим оригинальным названием никто эту композицию сейчас уже не знает, потому как Росс Расселл решил в отместку за доставленные неудобства увековечить огородничество Бёрда и выпустил запись под названием Relaxin’ at Camarrillo.

#Y1947 #charlieparker #howardmcghee #dodomarmarosa #wardellgray #barneykessel #redcallender #donlamond

Удивительно, но все многочисленные приключения Чарли Паркера в Калифорнии, включая его шестимесячный “отдых” в Камарилло, уместились в полуторагодичный отрезок, по истечению которого Бёрд возвратился туда, где трава зеленее, спрос на боп выше, а героин доступнее – в Нью-Йорк.

За время его отсутствия в городе многое изменилось. Его старый соратник Диззи Гиллеспи в одночасье превратился в полноценную звезду, и воссоединиться с ним Паркер теперь мог разве что в роли сайдмена. Учитывая размер бёрдовского эго, о подобном воссоединении, естественно, не могло быть и речи, поэтому он принялся собирать собственный состав. Макс Роуч был очевидным выбором на роль барабанщика, бас отошёл Томми Поттеру, а пианистом стал Дюк Джордан. Но главное, что Бёрд увёл из оркестра Гиллеспи 21-летнего Майлза Дэвиса. Майлз к тому времени уже не был тем неуверенным юнцом, что двумя годами ранее трясся от страха от одного осознания того, что рядом с ним играют Бёрд и Диз. На первых студийных сессиях квинтета, состоявшихся в мае 1947, он уже не пытается копировать Гиллеспи, и звучит намного смелее. Показательно и то, что одной из композиций, выбранных для записи Бёрдом, стала написанная Майлзом Donna Lee (авторство, правда, по ошибке было приписано Паркеру). Это типичный боп-номер, который вполне органично вписывается в репертуар Бёрда – сложный, темповый, с яркой, сыгранной в унисон темой. Ещё интереснее Майлз звучит в Chasin’ the Bird, на которой мне слышатся первые ростки его будущих кул-экспериментов.

Примечательны эти сессии ещё и тем, что Дюка Джордана в студии в тот день заменил Бад Пауэлл, для которого эти записи стали единственными совместными с Бёрдом. Заменил, само собой великолепно – времени для соло он получает совсем немного (откуда ж этому времени взяться, когда Бёрд в форме), но и то, как Пауэлл звучит позади солистов, тоже немедленно приковывает внимание.

#Y1947 #charlieparker #milesdavis #maxroach #budpowell #tommypotter

Donna Lee стала для Майлза Дэвиса не только первой собственной композицией, выпущенной на пластинке, но и поводом для знакомства с Гилом Эвансом. Эванс, услышав версию квинтета Чарли Паркера, немедленно загорелся идеей переписать номер для биг-бэнда и обратился с предложением к Майлзу. Тот ответил согласием при условии, что Эванс покажет ему партитуру своей аранжировки композиции Robbin’s Nest. Во что в итоге вылилась эта беседа, думаю, все знают – Майлз и Гил стали друзьями на всю жизнь, а крошечная квартира последнего в следующие два года превратилась в полигон для самых смелых и передовых экспериментов со звучанием, закончившихся в итоге созданием знаменитого нонета.

Но не будем забегать вперёд. Забежим лучше назад. Эванс, как мы помним, числился аранжировщиком в одном из самых интересных оркестров начала 40-х – коллективе Клода Торнхилла. В 1943 Торнхилла призвали под знамёна армии США, куда отправился и Эванс – правда, добровольцем. Для этого ему даже пришлось отказался от своего канадского гражданства. Возвратившись к гражданской жизни, Торнхилл немедленно собрал свой старый состав, добавив к нему несколько молодых талантов. Самого Клода тянуло к нежным, легковесным балладам, не брезговал он и интерпретацией классики (наследие бойкота общества композиторов). Эванс же был заинтригован бопом, и небезуспешно адаптировал скорострельные пассажи из импровизаций Паркера к реалиям большого оркестра.

В целом Donna Lee неплохо демонстрирует метод Эванса. Вступление с расслабленным фортепиано Торнхилла, сменяется резким, взвинченным унисоном труб, кларнетов и саксофонов, после чего наступает очередь соло, которые, к слову, редко напрямую вдохновляются оригиналом. Уникальность звучанию придают короткие оркестровые интерлюдии, опять же не всегда тематически связанные с первоисточником (в данной записи их две – одна перед соло гитариста Барри Гэлбрейта, вторая – в самом конце). Эвансу в какой-то степени повезло – когда ему требовалась глубина, в его распоряжении в дополнение к стандартным тромбонам оказывались редкие в джазе валторны и забытая с конца 20-х туба. Лёгкость же обеспечивала массивная секция кларнетов (у Торнхилла, любителя задействовать по 7 кларнетов одновременно, каждый саксофонист мог в случае чего переключиться на кларнет).

#Y1947 #gilevans #claudethornhill #leekonitz #redrodney #billbarber #dannypolo #mariorollo #barrygalbraith

Я в прошлом посте упомянул про пристрастие Клода Торнхилла к интерпретациям классических композиций, да и канал Lost Chords как раз затронул тему смешения джаза и классики, поэтому поделюсь с вами примером подобного смешения – пожалуй, самым удачным за всю первую половину ХХ века. Кофе / Арабский танец из “Щелкунчика“ Гил Эванс адаптировал под стиль оркестра Торнхилла ещё до войны, но в своей первой инкарнации оркестр аранжировку эту почему-то проигнорировал. Записали её Торнхилл с Эвансом уже со своим послевоенным бэндом.

Не буду в очередной раз восхвалять держащееся на валторнах и 7 кларнетах звучание – думаю, что как раз эта запись лучше других демонстрирует то, как Эванс умеет создать внутреннее напряжение, и насколько богата его звуковая палитра. Ну а вишенкой на торте тут является пассаж из эллингтоновской Ko-Ko, в которую тема Чайковского, (заимствованная, кстати, из грузинской песни) неожиданно перерастает в самом конце записи.

#Y1947 #claudethornhill #gilevans #bobwalters #tedgoddard

​​Как стать настоящим "хеповым" бопером? Думаете, достаточно отрастить козлиную бородку, облачиться в модный костюм, надеть берет и круглые очки? Ха! Святая наивность! Нет, нет – главное овладеть тайным искусством секретных бибоп-приветствий! Хорошо, что пронырливые журналисты из журнала Life сумели запечатлеть Диззи Гиллеспи и Бенни Картера во время этого таинственного ритуала, не то мы бы так и пребывали в неведении.

Если серьёзно, такие вот штуки как раз и объясняют, почему именно Гиллеспи первым из представителей боп поколения добился успеха у публики. Он искусно подпитывал медиа-шумиху, созданную вокруг имиджа чёрных интеллектуалов-модернистов, с удовольствием подыгрывая роли "сумасшедшего гения от музыки". Выдуманное им дурацкое приветствие – лишь эпизод. В какой-то момент он так заигрался, что даже притворился, будто принял Ислам! Однажды его сфотографировали с расстёгнутыми пуговицами на штанах. Думаете, его осмеяли? Как бы не так – поклонники сами начали заявляться на концерты с расстёгнутой ширинкой! Жару добавлял ещё и тот факт, что Диззи не стеснялся публично отпускать колкости в адрес музыкантов старой школы. При этом самое забавное, что сам-то он, в отличие от Паркера, Монка или Пауэлла, не брезговал уходящей корнями к менестрелям традицией сугубо развлекательного афроамериканского шоу. Послушайте, например, He Beeped When He Should’ve Bopped с вокалом Элис Робертс – совершенно замечательный новелти-номер.

Напоминаю, что у канала есть Инстаграм, куда я периодически кидаю фотографии. Больше Диззи там.

#Y1947 #dizzygillespie #aliceroberts #miltjackson #johnlewis #raybrown #kennyclarke

В 1947 экраны всех чёрных кинотеатров Америки оккупировал новый хит – 57-минутный фильм Jivin’ in Be-Bop, значительную часть которого занимают выступления оркестра Диззи Гиллеспи. Вообще-то, часовое видео, документирующее шоу одного из самых важных биг-бэндов в истории, да ещё и на пике своих возможностей, должно вызывать исключительно восторг, но оно вызывает разве что недоумение.

Во-первых, совершенно в рамках менестрельной традиции каждый номер здесь предваряет шутливая сценка или диалог Диззи и некоего конферансье. Ну как, “шутливая”? Скажем так, Евгений Ваганович и Регина Игоревна обыграны на своём поле, причём обыграны в одну калитку. Во-вторых, половину номеров сопровождают разного рода танцовщики, выступающие совершенно не в кассу, а порой и просто нелепо. Бёрдовскую Ornithology (37:50) сопровождает чечётка, а Night in Tunisia (23:22) – полуэротический балет на восточную тему. На всю эту самодеятельность можно было бы закрыть глаза, если бы и сам оркестр не валял дурака, но к сожалению, почти каждое исполнение здесь на порядок уступает студийным версиям или живым выступлениям, записанным в Карнеги или Спотлайте. Исключение – отличный One Bass Hit Рэя Брауна (29:11).

#Y1947 #jazzmovie #dizzygillespie #raybrown #miltjackson #johnlewis #joeharris #jamesmoody #kennyhagood #helenhumes

Вдоволь наворчавшись по поводу внешних атрибутов славы Диззи Гиллеспи, возвращаюсь непосредственно к музыке. А тут вот уже придраться не к чему – его оркестр в 1947 находился в топ-форме и на записях звучал просто потрясающе. Вот 3 примера, которые заодно помогут лучше понять, как распределялись роли внутри коллектива.

1️⃣ Пианиста Джона Льюиса, сменившего в оркестре Монка, с Диззи познакомил Кенни Кларк – они с Льюисом вместе служили в Нормандии. Льюис стал для Гиллеспи идеальным противовесом. Броский, искрящийся стиль лидера и многих музыкантов оркестра Льюис уравновешивал интеллигентной, спокойной игрой. Вдобавок он был отличным аранжировщиком и композитором, чьи идеи идеально вписывались в репертуар бэнда. Но самое главное, в молодом и сумасшедшем бэнде скромный и уравновешенный Льюис стал голосом разума, пытавшимся (хоть и не всегда успешно) растолковывать теоретические основы бопа для остальных музыкантов. Слушаем написанную им пьесу Emanon (инверсия от No name) – удивительно спокойную и расслабленную по меркам оркестра запись.

2️⃣ Ещё один участник звёздной ритм-секции басист Рэй Браун, очевидно, неплохо умел обращаться с басом и женщинами, а эти умения, как мы знаем, редко сочетаются в одном человеке. Первое умение подтверждается тем, что в 1947 он выиграл звание лучшего басиста в опросе Esquire. Второе – его романом и последующим браком с Эллой Фицджеральд. Как раз этот роман и привёл к его разладу с остальными музыкантами, и в сентябре 1947 Диззи по явно немузыкальным причинам уволил Брауна из оркестра. Ещё до своего увольнения Браун, ранее не писавший музыки, неожиданно открыл в себе талант композитора. Ray’s Idea – самая яркая, но далеко не единственная запись, выросшая из его идей.

3️⃣ Магнетизм Гиллеспи, способного без устали генерировать сложные и продолжительные соло, а также слаженность ритм-секции, в 1947 уже выступавшей в качестве самостоятельного ансамбля и в будущем породившей The Modern Jazz Quartet, оставляли не так много пространства для солистов. Одним из немногих, кому удалось себя показать, стал тенор Джеймс Муди. Муди присоединился к Гиллеспи, едва достигнув совершеннолетия – на саксофоне он к тому времени играл всего 4 года. При этом уже на первой своей студийной сессии он удостоился чести записать "именной" номер – Moody Speaks. Эта техничная боп-скороговорка мгновенно повысила его статус в оркестре, и время для его соло находилось почти на всех последующих записях того периода.

#Y1947 #dizzygillespie #johnlewis #raybrown #jamesmoody #hankjohnson #joeharris #miltjackson #kennyclarke #sonnystitt #leoparker #kennydorham

Когда Бёрд, вернувшись в Нью-Йорк, позвал к себе в бэнд Майлза Дэвиса, среди многих критиков и ценителей джаза это вызвало определённое недоумение, потому что на вопрос "кто если не Диззи?" уже существовал почти что общепринятый ответ, и звали его Фэтс Наварро.

Наварро по прозвищу Fat Girl был одним из самых ярких представителей когорты музыкантов, прошедших школу оркестра Билли Экстайна, и сформировавших звучание конца 40-х. Его собственный стиль, особенно на ранних записях, отличал в первую очередь лиризм. Наварро не стремился к броскости, редко бомбардировал слушателей трелями из высоких нот, да и ритмически звучал более консервативно. Его первый релиз в роли лидера, так и названный Fat Girl, хорошо демонстрирует отличия его стиля от стиля того же Гиллеспи. После оригинального интро и сыгранной в унисон с Лео Паркером темы, труба Наварро возвращается лишь ближе к концу записи. Его соло, пару раз отсылающее слушателей к творчеству другого Фэтса – Уоллера, по меркам бопа звучит удивительно мелодично и расслабленно. Интересно и то, что Наварро, даром что толстяк, оставляет много пространства для остальных участников сессии. Паркер на первых записях пол руководством Наварро солирует чуть ли не больше самого Фэтса.

#Y1947 #fatsnavarro #leoparker #tadddameron #denzilbest #generamey

В начале 40-х в джазе неожиданно образовался дефицит тенор-саксофонистов. Усилиями Хокинса, Янга и Уэбстера тенор отобрал у трубы статус основного солирующего инструмента, но новых голосов почти не появлялось (на ум приходят разве что Иллинойс Жаке и Дон Байас). Дошло до того, что когда Эрл Хайнс в 1942 собирал свой экспериментальный оркестр, то роль тенор-саксофониста досталась Чарли Паркеру, прежде никогда на инструменте не игравшему. Зато во второй половине десятилетия новые талантливые тенор-саксофонисты стали появляться один за одним. Их стили разнились, но одно их объединяло – почти все они были выходцами из оркестра Экстайна. Сегодня о некоторых из них:

1️⃣ Лаки Томпсон был, кажется, самым востребованным музыкантом Голливуда. Его можно было услышать на экспериментальных записях Бёрнса и Рэйбёрна, современных номерах Мармарозы и Макги и даже ностальгических сессиях Армстронга. В 1947 Esquire выбрал его среди своих “новых звёзд”, но как-то охарактеризовать его стиль получается с трудом. Томпсон – хамелеон, ловко подстраивающийся под окружающих его музыкантов. О его собственных предпочтениях судить можно разве что по Just One More Chance – единственной записи, на которой такое окружение фактически отсутствует, и Томпсону не нужно ни на кого оглядываться. Будучи предоставлен сам себе, Лаки выдаёт явно вдохновлённое Хокинсом выступление, в котором глубина тона сочетается с лёгкостью фраз, то в два, то в четыре раза обгоняющих ритм.

2️⃣ Джаз со своими знаменитыми династиями давно опроверг тезис об отдыхе природы на детях гениев, и Джин Эммонс, сын знаменитого буги-вуги пианиста Алберта Эммонса, был одним из первых тому доказательств. Джаг, как называли Эммонса, после распада бэнда Экстайна вернулся в родной Чикаго – город, вроде бы давно утративший статус джазового места силы. Там, вдали от новых течений, Джаг играл понятный всем вневременной блюз. В какой-то момент его популярность в Чикаго приобрела такие масштабы, что ему приходилось работать в 4 клубах за ночь. Его главный хит того времени – блюз Red Top, но мне даже больше нравится его мелодичные соло в Idaho.

3️⃣ Главный артефакт эпохи, без которого не может обойтись рассказ о тенор-саксофонах, это The Chase – эпичный баттл двух друзей, бопера Декстера Гордона и последователя Преза Уорделла Грея. В течение шести с половиной минут Гордон и Грей перестреливаются симметричными, но очень разными соло. Сначала Грей догоняет Гордона, во второй же части они меняются местами. Кто вышел из битвы победителем – дело вкуса (как по мне, так Уорделл, конечно), но сколь бы увлекательными эти соло ни были, место им кажется в клубах, а не в студиях.

#Y1947 #luckythompson #geneammons #dextergordon #wardellgray

​​”Джаз не является формой популярной музыки. Джаз – не развлечение, а искусство, существующее лишь ради себя самого. Его популярность или непопулярность случайны. Музыкант, играющий, для того чтобы развлекать, в меньшей степени заслуживает порицания, чем музыкант, играющий, чтобы развлекать, и утверждающий при этом, что играет джаз.” Эти выдержки из опубликованной в 1947 году статьи для своего времени смотрятся пусть и весьма радикально, но не уникально. В конце концов риторика поколения бибопа была во многом им созвучна. Что являлось по-настоящему уникальным, так это то, что автор этой статьи – пианист Ленни Тристано – в действительности придерживался этих принципов в своём творчестве. Придерживался с религиозной фанатичностью, которая в какой-то момент сыграла против него.

Как и Арта Тэйтума – другого слепого пианиста, во многом опередившего своё время, – Тристано трудно приписать к какой-то из ветвей джазовой эволюции. Оба они самородки, состоящие из твёрдой породы, будто бы не поддающейся никакому внешнему влиянию. Правда, сама эта порода у них очень разная. Это хорошо видно на примере подхода к трио. Для Тэйтума трио это он и ещё два музыканта, которым в лучшем случае уготована роль подмастерьев, подчеркивающих его виртуозность. Для Тристано – это живой организм, в котором сам он одновременно и мозг, задающий направление, и кровеносная система, незаметно снабжающая органы кислородом.

Тристано-мозг это отказ от предсказуемости, симметрии и повторов. Гитарист трио Билли Бауэр вспоминал, что первым делом Ленни запретил ему играть мелодию и ритм. А что же мне тогда играть, недоумевал Бауэр поначалу. И лишь оторвавшись от мелодии и обретя полную свободу, он наконец понял, что с кровеносной системой этого организма играть он может в принципе что угодно. Куда бы не заводила его фантазия, всюду на помощь приходили спасительные ноты фортепиано Тристано, контрапунктом придающие гармонический смысл его фразам, и одновременно увлекающие их в совершенно новом направлении. Именно в возвращении к коллективной, а не последовательной импровизации, проявилось новаторство Тристано. Я написал “в возвращении”, но с групповым экстазом оригинального новоорлеанского контрапункта, у подхода Тристано общего было мало. Классический новоорлеанский подход во многом базировался на знании определённых штампов и умении ловко их применять. Для Тристано же такая стандартизация была неприемлема. Естественно, его собственный, допускающий куда больше свободы подход требовал и более широкого арсенала допустимых развязок, потому Тристано нередко обнаруживал себя по ту сторону привычной тональности, чего ничуть не страшился.

Проблема в том, что многие современники считали, что в этом совершенном организме трио не хватает сердца. Музыку Тристано с самого начала клеймили бесчувственной заумью, хотя сам он своей миссией видел избавление от тирании разума, а своё фортепиано называл не иначе как усилителем для чувств. Существовала и объективная причина неприятия его музыки – на фоне ритмических решений бопа она казалась непростительно одеревенелой.

Джаз – не развлечение, а искусство, и искусство Тристано – это удовольствие не для всех. Подобно Набокову, ориентирующемуся в своих книгах на несуществующего, идеального читателя, и вообще не интересующегося восприятием читателя типичного, Тристано игнорировал запросы среднего современника и двигал джаз в новом направлении. Ну а популярность или непопулярность – понятия незначительные и случайные.

Lennie Tristano Trio – S/T (Keynote, USA, 1947)

Discogs | Стриминги



#Y1947 #lennietristano #billybauer #clydelombardi #bobleininger

Ровно 120 лет назад, 4 августа 1901, на свет появился Луис Армстронг. Сам он, как известно, выдумал для себя иную дату рождения – 4 июля 1900. Сатчмо без пиетета относился к бесцветной беспристрастности фактов, и превратиться в ровесника века и соименниника Америки ему ничего не стоило. Преувеличение, приукрашивание, пропуск неудобных деталей – к этим приёмам он одинаково часто прибегал в рассказах о собственном прошлом и в своих искромётных соло.

Это приукрашивание, правда, дорого обошлось джазу. Пытаясь отмотать назад цепочку событий, приведшую к “расколу” середины 40-х, я наткнулся на любопытную деталь – цепочку эту невольно начал как раз сам Армстронг, из лучших побуждений приписавший прозябающему в бедности и забвении трубачу Банку Джонсону какие-то невероятные заслуги в изобретении джаза. После россказней Армстронга добрые музыкальные энтузиасты привезли старика Джонсона в Нью-Йорк, одели его, обули, одарили комплектом вставных зубов и превратили в идола джазовых староверов, призванного стать во главе реакции. Основным итогом всех этих революций и контрреволюций стало то, что джаз навсегда лишился статуса популярной музыки, уйдя в культурное подполье, из которого ему уже никогда не суждено было выбраться. Я не пытаюсь тут задаться вопросом о положительном или отрицательном характере этой перемены – хотя, полагаю, многим из вас легче солидаризироваться с приведённой постом выше точкой зрения Тристано, мол настоящий джаз и поп-культура несовместимы, – я всего лишь отмечаю забавную симметрию: Армстронг сначала сыграл решающую роль в обретении джазом статуса популярной музыки, а затем, пусть и невольно, но приложил руку к тому, что джаз этот статус растерял.

Самого Сатчмо в буре джазовых войн прибило к берегу традиционалистов, чему он поначалу сопротивлялся. Он даже публично осуждал ревайвал, но после нескольких нападок из лагеря модернистов сдался и стал активнее обращаться к собственному прошлому. Он по инерции ещё держал свой биг-бэнд на плаву, но всё чаще играл с малыми составами, напоминавшими о днях былой славы. Репутацию человека из прошлого закрепил выпуск фильма New Orleans, задумывавшегося как фильм об истории джаза, но превратившегося в неудачную мелодраму, использующую джаз в качестве декорации. Музыкальные номера из фильма вышли при этом не такими уж и плохими – посмотрите, как Билли Холидей ностальгирует по Новому Орлеану, в котором она никогда не жила, а коренные луизианцы Луис Армстронг, Барни Бигард и Кид Ори ей в этом помогают.

#Y1947 #jazzmovie #armstrong #billieholiday #kidory #barneybigard #zuttysingleton #redcallender #budscott #charliebeal

Житие Луиса Армстронга – максимально краткое содержание.

1️⃣ Период становления это новоорлеанские бэнды, переезд в Чикаго, первые записи с Кингом Оливером и участие в оркестре Флетчера Хендерсона. Кульминацией этого отрезка стали совместные сессии с Сидни Беше – признанным мастером того времени. Вот оно – настоящее откровение: мы впервые сталкиваемся с проблесками будущих великих деяний Сатчмо, а главное – сам он, кажется, наконец осознаёт таящуюся внутри мощь.

2️⃣ Период служения это проповедование нового музыкального языка через записи Hot Five; обретение верной и готовой распространять учение паствы в Нью-Йорке, Калифорнии и Европе; испытания проблемами с женщинами, деньгами и здоровьем; ну и гонения – куда же без них – со стороны полицейских и мафии. И в конце – преображение в Париже, вдали от глаз последователей и хулителей.

3️⃣ Следующий период это триумфальный вход Луиса в Нью-Йорк, изгнание гангстеров из джаза и последовавшее широкое признание. Закончилось оно, правда, жестоким и несправедливым судом, устроенным ему критиками нового поколения, насмехавшимися над его промахами. Ещё более болезненным для Луиса стало публичное отречение многих молодых музыкантов – от Гиллеспи до Мингуса. Армстронг-художник, выбранный провидением в качестве проводника новых идей, окончательно умер, очистив место для новых пророков и новых заповедей.

➖➖вы находитесь здесь ➖➖

4️⃣ Каким же вышло воскрешение Армстронга? Ответ не только известен, но и задокументирован в более-менее приличном качестве. 17 мая 1947 на сцену нью-йоркского Таун Холла впервые вышли его All Stars. Под этой незамысловатой вывеской Сатчмо ещё долгие годы будет выступать с малыми ансамблями. Но это всё впереди, а пока для Луиса это во многом спонтанное выступление – всего лишь единоразовое шоу, своеобразный капустник. И вот тут, кажется, впервые за всю свою карьеру он неожиданно оказывается в ситуации, когда ему ничего никому не нужно доказывать: он уже не молод, он выпал из гонки, сошёл с дистанции и осознал, что дальше джаз вперёд поведут другие. Вокруг него на сцене его друзья – многие в том же положении, что и он сам – так почему бы просто не сделать то, что он любит больше всего на свете – доставить людям радость? Вот это примирение с собой, освобождение от ожиданий слышно здесь в каждой ноте его трубы, в каждой шутке. Репертуар не привязан к какой-либо эпохе, Армстронг играет не джазовый концерт, Армстронг играет Армстронга – он развлекает зрителей и веселится сам. Видео этого шоу не существует, но оно по-моему и не требуется – тут в каждый момент времени отчётливо видишь перед собой, какая гримаса украшает сейчас лицо Сатчмо, и как высоко задран раструб его трубы. И кажется, свет, исходящий от этой трубы, тоже видишь.

Spotify | Стриминги

#Y1947 #armstrong #jackteagarden #bobbyhackett #sidcatlett #dickcary #georgewettling #bobbyhaggart

Ну и в завершение дня Луиса Армстронга позволю себе немного поразмышлять над тем, как мы с расстояния в один век воспринимаем его феномен и его персону.

Начну с личного. Есть такое понятие – Comfort Food, то есть еда, обычно знакомая с детства, со вкусом которой к нам возвращаются ощущения защищённости и уюта, и к которой мы часто прибегаем в самые тёмные минуты своих жизней. Так вот, Армстронг наравне ещё с 2-3 артистами составляет для меня Comfort Music. Если мне тяжело, если всё валится из рук и раздражает, если не получается ни на чём сосредоточиться – я включаю в наушниках Сатчмо, и это неизменно помогает мне вновь обрести себя. Это история даже не столько про духоподъёмность этой музыки, сколько про возникающие с ней личные отношения.

Но вот что я заметил – почти ни у кого больше таких отношений с Армстронгом нет, потому что его сейчас по-настоящему никто уже и не слушает. Да, прошли те времена, когда фанаты джаза относились к нему с открытым пренебрежением, такое поведение нынче – зашквар. Но вслушаться и понять что-то дальше “исторически значимых” записей Hot Five терпения хватает лишь у немногих. При этом, если посмотреть на то, как люди воспринимают другого важного гения раннего джаза – Бёрда, то тут, условно говоря, у каждого второго будет мнение по поводу того, в какой попытке Chasing the Bird Бёрд звучит уверенне в апреле 1947. Рискну предположить, что разница в современном восприятии Паркера и Армстронга связана не столько со стилистическими различиями в их музыке, сколько с их личностями. Трагический Бёрд, надменный интроверт с социопатическими наклонностями, плюющий на условности и ни во что не ставящий мнение толпы, – вот он герой, к которому приучил нас современный мир. Борьба, бескомпромиссность, жертва. Бесконфликтный Армстронг со своей вечной улыбкой и гримасничаньем, готовый угождать всем и каждому, сглаживающий углы, подстраивающийся под обстоятельства, жизнелюбивый и человеколюбивый, всегда готовый прощать – про таких людей сейчас не снимают фильмы. Вслух этого никто никогда не произнесёт, но если бы Армстронга застрелили в середине 30-х (а он в это время не раз оказывался на волосок от смерти), то сейчас бы мы уже потеряли счёт его байопикам. Но он, к счастью, прожил долгую и счастливую жизнь, и прошёл путь, который мне лично намного ближе и понятнее. Кстати во многом благодаря ему я и открыл для себя эту ловушку восприятия, когда аскеты, борцы и жертвы непременно превращаются в нашем сознании в героев, а людям, просто принимающим мир таким, какой он есть, мы часто приписываем отсутствие глубины. Да, мой герой был улыбающимся стариком, по-простецки игравшим в Квинсе с соседскими мальчишками, но разве это преуменьшает его гений?

Послушать же предлагаю перезаписанный в 1947 Jack-Armstrong Blues с верным другом Джеком Тигарденом на тромбоне и шикарными соло трубы Луиса.

#Y1947 #armstrong #jackteagarden