1️⃣9️⃣3️⃣8️⃣ Начинаем, как и положено, с самого заметного события года – легендарного концерта Бенни Гудмана в нью-йоркском Карнеги-Холле. Значимость этого выступления для джаза такова, что про него даже написано несколько книг. Много ли вы знаете книг, целиком посвящённых одному, даже не фестивалю, а концерту? Сегодня попробую рассказать, в чём же его важность, сосредоточившись на контексте, а непосредственно музыку опишу в следующем посте.

Итак, давайте разбираться. Холодный январь 1938. Бедствующая в разгар Депрессии рекорд-индустрия готова к решительному скачку, свинг почти официально имеет статус наиболее актуальной музыки, а Гудман почти официально коронован этого самого свинга королём. Но в среде консервативной критики ещё находятся те, кто по-прежнему рассматривает джаз как пустяк, дань моде или затянувшееся невинное увлечение. Гудман, прекрасно осознающий, что свинг находится в одном шаге от обретения статуса ”высокого” искусства, готов нанести решающий удар по сомнениям высоколобых снобов. Не хуже он понимает и то, что в историю войдёт лишь тот, кто сделает последний шаг, а предыдущие тысячи шагов так и останутся в лучшем случае в памяти горстки ценителей вроде нас с вами, а то и вовсе забудутся.

Поэтому сам этот шаг продуман Гудманом с предельной тщательностью. Для начала выбрана не просто главная, а самая ”намоленная” в Нью-Йорке концертная площадка – Карнеги это вам не танцевальные залы или ночные клубы, в которых бог весть что творится. Не зря перед выходом на сцену Карнеги Гарри Джеймс признавался, что чувствует себя, как ”шлюха в церкви”. Время тоже подобрано идеально – Гудман на пике своей популярности, его радио-шоу Camel Caravan транслируют на всю страну, а пластинки регулярно возглавляют чарты. Его публичный образ также трансформируется в соответствии со статусом мероприятия: теперь он уже не виртуоз-весельчак, зажигающий любую вечеринку, а ”преподающий в школе свинга профессор Гудман”. Даже пропагандируемый его командой образ любителя джаза кардинально меняется. Если раньше слушатель Гудмана это неспособный усидеть на месте студент, в диких движениях извивающийся в проходе театра, то теперь это эстетствующий интеллектуал, сосредоточенный исключительно на музыке. Ну и конечно же, исключительный концерт должен иметь столь же исключительную программу, и поверьте – в этой программе нашлось место не только боевикам вроде Sing Sing Sing(подробнее в следующем посте). Короче, созданный Гудманом контекст достоин того, чтобы стать кейсом в каком-нибудь учебнике по маркетингу. Иногда трудно поверить, что всё это провернули простые (ну ладно, не такие уж и простые) музыканты, а не продвинутое современное пиар-агентство. Не зря завистники Гудмана не без язвительности говорили, что будь он продавцом обуви или строителем дорог, он наверняка был бы не менее успешен.

Единственное, о чём Гудман тогда не позаботился, так это запись концерта. В то время ни о каких лайв-альбомах речь ещё, конечно же, не шла, и особенного смысла в осуществлении записи не было. На наше счастье нашлись желающие задокументировать концерт, и только лишь благодаря этим энтузиастам у нас есть возможность услышать, что же звучало в морозный январский вечер 1938 под сводами Карнеги.

Продолжение в следующем посте.

#Y1938 #bennygoodman

Возвращаемся к легендарному концерту Бенни Гудмана в Карнеги-холле. В прошлый раз я немного рассказал о контексте, сегодня же сосредоточимся на музыке.

Для такого важного события Гудман естественно подготовил особенную программу. Началось всё, впрочем, вполне буднично. На Don’t Be That Way оркестр Гудмана поначалу звучит вяло и даже неуверенно, соло самого Бенни и Гарри Джеймса не высекают искр, и лишь Джин Крупа своими бодрыми брейками заводит публику. Оцените, как реагируют слушатели на каждый его выпад: в этих аплодисментах, значительно более громких, чем те, что сопровождали соло Гудмана, кроется непоследняя причина их скорого расставания. В целом, вся первая секция, состоящая из трёх номеров, смотрится эдаким скромным аперитивом перед ассорти основных блюд.

А вот следующее отделение – 20 Years of Jazz – уже недвусмысленно намекает на особый статус концерта. Это не только краткий экскурс в историю джаза, но и реверанс в сторону знаменитого выступления Пола Уайтмана в том же Карнеги-Холле. Гудман, как и Уайтман в 1924, начинает с одной из первых композиций Original Dixieland Jass Band. Но если Уайтман к этим номерам относился с определённым снисхождением, используя их в основном для контраста со своим ”высоким” искусством, то Гудман явно питает к ним неподдельное уважение. Тщательно снятые с записей аранжировки обеспечивают историческую достоверность, а музыканты максимально точно воспроизводят стиль своих кумиров. Первый эмоциональный пик выступления как раз и случается, когда приходит очередь вспомнить Бикса, и специально приглашённый корнетист Бобби Хэкетт исполняет его знаменитое соло из I’m Coming, Virginia. Даже сейчас, 80 лет спустя, у меня от этого исполнения мурашки бегут по коже, что же испытывали зрители, находящиеся в тот день в зале? После не самого удачного оммажа Армстронгу, приходит черёд воздать должное звучанию Эллингтона. Тут-то и открывается первый из заготовленных Гудманом сюрпризов: на сцене появляются музыканты Дюка – Кути Уильямс, Гарри Карни и Джонни Ходжес, чьё соло на сопрано становится настоящим украшением ”исторической” секции. Blue Reverie в их исполнении ещё раз показывает, насколько велико значение солистов для фирменного стиля Дюка, – с ними оркестр Гудман действительно звучит ”по эллингтоновски”.

Следующей неожиданностью становится джем на тему Honeysuckle Rose в исполнении настоящей свинговой дримтим: к музыкантам оркестра Гудмана присоединяются Каунт Бэйси, Лестер Янг, Уолтер Пэйдж, Фредди Грин, Бак Клэйтон и уже выступавшие ранее Гарри Карни и Джонни Ходжес. Лучшие музыканты лучших биг-бэндов своего времени на одной сцене – можно ли мечтать о большем? Но не всё так просто. Многим, да и самому Гудману, этот эксперимент показался неудачным. И действительно, ближе к середине начавшийся с фантастического соло Янга джем немного провисает и заканчивается как-то скомкано и неловко. К тому же не вполне ясно, насколько велика была доля по-настоящему сымпровизированного материала: музыканты знали, что играть предстоит Honeysuckle Rose, а потому свои выступления подготовили заранее.

Следом настал черёд продемонстрировать возможности камерных ансамблей. Присоединившиеся к Гудману и Крупе Тэдди Уилсон и Лайонел Хэмптон последовательно образовали трио и квартет, сыграв четыре композиции, среди которых я бы особо хрупкую выделил балладу The Man I Love. Самое удивительное, что весь этот калейдоскоп лиц и событий уместился в первую половину концерта!

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #harryjames #bobbyhackett #johnnyhodges #cootiewilliams #harrycarney #countbasie #lesteryoung #walterpage #buckclayton #freddiegreen #teddywilson #lionelhampton #marthatilton #jessstacey

После антракта сюрпризов было уже не так много. В основном зрителям предложили то, за чем они и пришли в Карнеги в тот вечер – биг-бэнд саунд Гудмана.

Среди всех сыгранных им хитов немудрено пропустить настоящую жемчужину этой секции – Swingtime in the Rockies – двухминутную перестрелку риффами, заканчивающуюся каким-то совершенно безумным соло трубы. А больше всего публике в тот вечер пришлось по душе выступление Марты Тилтон. После исполненной ей традиционной шотландской песни Loch Lomond зрители так активно требовали её возвращения, что Гудману даже пришлось специально объявить, что выступления на бис с ней не заготовлено.

В следующий раз Карнеги по-настоящему закипел, когда вернувшееся на сцену трио в бешеном темпе исполнило China Boy с убойным соло Крупы. Джин в тот вечер вообще играл будто бы в последний раз – безудержно и безустально. На записи то и дело слышны его призывающие не останавливаться вскрики ”one more, Ben!”

Ну а кульминацией всего концерта стало, конечно же, знаменитое 12-минутное исполнение Sing Sing Sing. Великолепно исполненная ансамблем драматичная тема согласно сценарию переросла в последовательность индивидуальных выступлений, которую должен был завершать сам Гудман. И вот, когда Гудман на грани изнеможения подбирается к логическому концу, а Крупа готовится финальным брейком положить конец основной части концерта, Бенни делает лёгкий кивок в сторону редко играющего соло пианиста Джесса Стэйси. Тот, естественно, ошарашен, но промедлив лишь пару мгновений, под смех зала начинает своё волшебное путешествие: немного страйда, кивок Биксу, реверанс в сторону Равеля, эхо основной темы и наконец совершенно интровертный, немного робкий и мечтательный набросок, погружающий ошеломлённый зал в полную тишину. Даже Крупе потребовалось добрых десять секунд, чтобы прийти в себя после соло Стэйси, и вновь дать разгореться погасшему было ритму.

Фух, выдохнули. Теперь-то вы понимаете, почему об этом концерте написаны целые книги! Как видно, причин называть его легендарным, как музыкальных, так и около-музыкальных, было предостаточно. Неудивительно, что многие считают этот вечер в Карнеги-Холле одним из самых важных в истории джаза, и вы, смею надеяться, тоже найдёте для себя причину его полюбить.

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #harryjames #bobbyhackett #johnnyhodges #cootiewilliams #harrycarney #countbasie #lesteryoung #walterpage #buckclayton #freddiegreen #teddywilson #lionelhampton #marthatilton #jessstacey

Джаз и евреи. До создания этого канала я даже и не представлял, насколько важную роль в становлении и распространении джаза сыграли даже не просто евреи, а конкретно еврейские иммигранты в первом или втором поколении, переехавшие в Америку из западных территорий Российской империи. И речь тут не столько о благодетелях и покровителях (вроде семьи Карновских, заботившихся о юном Армстронге и подаривших ему его первый корнет), сколько о непосредственно музыкантах и продюсерах. В какой-то момент ради шутки я начал здесь приводить их ”домашние” ещё не американизированные имена, (например, Ирвин Миллс – Изя Минский и тд), но повторив шутку в десятый или пятнадцатый раз, понял, что неплохо было бы этот факт как-то отдельно зафиксировать.

Дойдя до 1938, наконец нашёлся повод. Квартет Бенни Гудмана, родители которого перебрались в Чикаго из тогда ещё принадлежавшего Российской империи Царства Польского, выпустил Bei Mir Bist Du Schoen – адаптацию известной песни из иммигрантского мюзикла на идише. Песня быстро стала хитом, при чём популярность её вскоре выплеснулась за пределы Америки. Самое смешное, что больше всего её полюбили не где-нибудь, а в нацистской Германии. Немцы, клеймившие джаз ”дегенеративной музыкой евреев и негров”, не сразу разобрались в запутанной родословной композиции, ну а когда разобрались, то в прессе разгорелся нешуточный скандал. Песня удивительно быстро достигла и Советского Союза, где ещё в конце 30-х была записана Яковом Скоморовским под названием Моя Красавица.

Так вот, возвращаясь к феномену столь большой доли евреев среди белых деятелей раннего джаза, объяснение ему находится довольно быстро. Восточноевропейские евреи, приехав в Америку, часто селились в самых бедных районах Чикаго и Нью-Йорка, в непосредственной близости от чёрных кварталов. Соответственно джаз они начали впитывать задолго до того, как он зазвучал на радио. В отличие от остальных белых американцев иммигранты по очевидным причинам непредвзято относились к чёрной культуре и не пытались оградить своих детей от ”тлетворного влияния музыки дьявола”. Даже удивительно, что до 1938 никто из музыкантов еврейского происхождения не попытался как-то связать джаз со своими национальными культурными традициями. Видимо, память о причинах, по которым им пришлось искать счастья за океаном, вкупе с новостями, приходившими из Европы, подсказывали им, что время открыто говорить о своём происхождении ещё не пришло. Этим, наверное, объясняется и повальная американизация имён и фамилий.

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #teddywilson #lionelhampton #marthatilton

Понятно, что когда слушаешь гору старых записей, то велик становится соблазн навесить на кого-нибудь из авторов этих записей ярлык ”непризнанного гения”. Ведь ничто не заставляет наши меломанские мозги так активно вырабатывать дофамин, как ощущение собственноручно ”разрытого” малоизвестного или позабытого шедевра. Помня об этом соблазне, я стараюсь по возможности громких слов избегать, но порой соотношение значения музыканта и его известности столь несправедливо, что без заезженных штампов не обойтись. Поэтому сегодня об Эдди Дёрхэме – непризнанном гении раннего джаза.

Справедливости ради Дёрхэм, конечно же, деятель не совсем безвестный. Но для пионера свинг-звучания, который наравне с Флетчером Хендерсоном ещё в начале 30-х предопределил биг-бэнд саунд, его имя звучит слишком редко. Отчасти это связано с темпераментом самого Эдди – будучи отличным тромбонистом и первоклассным гитаристом, он предпочитал роль аранжировщика. Оставаясь в тени Мотена, Лансфорда и Бэйси, он всё своё внимание сосредоточивал на экспериментах со звуком. Любимым предметом его опытов была гитара, которую он впервые попытался модифицировать ещё в конце 20-х. О выполненной им записи с электрическим усилением я уже писал, а к 1938 пришла пора продемонстрировать возможности полноценной электрической гитары.

Исторические сессии снова не обошлись без Джона Хаммонда. Будучи большим поклонником бэнда Бэйси, он предложил избранным музыкантам оркестра записаться в камерном формате. Так появилась на свет Kansas City Five. За ритм в ней были ответственны Фредди Грин, Джо Джонс и Уолтер Пэйдж, солировали же в основном Бак Клэйтон на трубе и Эдди на электрогитаре. В отличие от предыдущих попыток, на Laughing At Life эксперименты Дёрхэма звучат уместно и оригинально, и не услышать разницу в звучании по сравнению с акустической гитарой здесь уже невозможно. Формально это не первые записи ещё экзотичной по меркам времени электрогитары, но именно на них закладывается богатая традиция электричества в джазе.

#Y1938 #eddiedurham #buckclayton #walterpage #freddiegreen #jojones

Ближе к концу года присоединившийся к бэнду Лестер Янг превратил Kansas City Five в Kansas City Six. Не то чтобы он не получал достаточно свободы, играя у Каунта Бэйси или на сессиях с Тэдди Уилсоном и Билли Холидей, но почему-то кажется, что именно на записях ”шестёрки” он звучит наиболее раскованно.

През попеременно солирует на тенор-саксофоне и кларнете, исполняет замысловатые дуэты с засурдиненной трубой Бака Клэйтона и в целом явно находится в правильном для импровизации настроении. Вообще-то отличить на записи вдохновенную импровизацию от тщательно-прописанной имитации порой достаточно сложно. К счастью, в данном случае архивы сохранили alternate takes, то есть записанные в тот же день, но не попавшие в итоге на пластинку версии тех же композиций. Просто сравнив две записанные подряд попытки, можно услышать, что Янг импровизировал минимум 90% времени. Послушайте его версию классической Way Down Yonder In New Orleans – През тут явно на своей волне и будто бы не помнит о существовании оригинальной темы. Любопытно и то, что как только он берётся за кларнет, характерные для его тенора лёгкость и невесомость куда-то пропадают – его стиль становится отрывистым и резким. Это особенно заметно на Them There Eyes, на которой Янг солирует на обоих инструментах. Вскоре после этих сессий кларнет у Янга украли, и он то ли из веры в знаки судьбы, то ли следуя джазовой моде, не играл на нём почти 20 лет.

Хочется отдельно отметить и Клэйтона, который звучит на этих записях не менее эффектно, чем Янг. Послушайте его выдающуюся игру на I Want a Little Girl – с сурдиной и без он звучит, как два разных человека.

#Y1938 #lesteryoung #buckclayton #eddiedurham #freddiegreen #walterpage #jojones

Если все синглы, выпущенные оркестром Каунта Бэйси на Decca в 1938, объединить в один релиз, мог бы получиться шикарный альбом – с характерным узнаваемым звучанием и почти без проходного материала. На нём нашлось бы место и зубодробительным сгусткам энергии с чередой яростных соло вроде Jumpin’ At The Woodside, и дурашливым песенкам с задорным вокалом харизматичного толстяка Джимми Рашинга вроде Mulberry Bush, и даже редким, но оттого только более ценным балладам. Самая знаменитая из них – Blue and Sentimental с чувственным соло Хершела Эванса, для которого оно стало кульминацией карьеры, а то и всей неожиданно оборвавшейся в начале следующего года жизни. Со временем Бэйси ещё, конечно же, запишет свои альбомы, и многие из них станут для джаза ключевыми, но как же обидно, что этот вот первый бэнд с колдующим над аранжировками Дёрхэмом и вечной гонкой двух великих теноров – Янга и Эванса – так и не получил шанс записать что-то масштабнее трёхминутных сторон синглов.

#Y1938 #countbasie #hershelevans #eddiedurham #lesteryoung #buckclayton #walterpage #freddiegreen #jojones #jimmyrushing

В это же время к оркестру Бэйси почти на целый год присоединилась Билли Холидей. К сожалению, не то из-за контрактных ограничений, не то из-за взаимного недовольства двух гениев, совместных записей это сотрудничество так и не породило. Каунт, у которого в бэнде и без того хватало людей с ярким характером, не имел особого желания тратить время и силы на то, чтобы подобрать ключи к крутому нраву Леди. Она, в свою очередь, быстро устала от беспощадного графика оркестра, да и в целом не желала оставаться на вторых ролях. Билли отказывалась исполнять песни, не подходящие её образу, чем, надо думать, вызывала раздражение других музыкантов. Ну что ж тут поделать – дива имеет право вести себя, как дива!

Горевать о несостоявшихся студийных сессиях не будем. В конце концов, почти все заметные участники бэнда Бэйси в конце 30-х так или иначе пересеклись с Холидей в студии. Вот вам парочка отличных примеров таких пересечений: The Very Thought of You и I Can’t Get Started с Лестером Янгом, Баком Клэйтоном и ритм-секцией Бэйси.

Впрочем, лучшая, как мне кажется, её запись этого периода – You Go To My Head – обошлась без звёздных солистов. Я вообще не до конца понимаю, чем же она так цепляет: простая вроде бы мелодия, незамысловатый хрупкий кларнет Бастера Бэйли за голосом Билли, и достаточно стандартные, хоть и не без изыска, фразы тенора Бэйба Рассина. Похоже, это просто случай стопроцентного попадания в образ – все эти метафоры с игристыми винами настолько органично вписываются в персону Билли, что невольно представляешь её, поющую и разглядывающую танец пузырьков в очередном бокале...

#Y1938 #billieholiday #lesteryoung #buckclayton #jojones #freddiegreen #walterpage #busterbailey #baberussin

Сразу после своего приключения в оркестре Бэйси Билли Холидей присоединилась к другому биг-бэнду. Арти Шоу (для своих Артурик Аршавский) уже давно мечтал о приглашении Билли и в 1938 наконец сумел её уговорить. Леди и здесь продержалась недолго – с Шоу, в отличие от Бэйси, она ладила прекрасно, но постоянные унижения, которые она вынуждена была терпеть во время турне, сделали её жизнь невыносимой. Шоу и Холидей, по всей видимости, недооценили масштаб ненависти, которую вызывала в южных штатах сама идея расово-интегрированной группы. В итоге вместе они успели выпустить лишь одну запись – Any Old Time. Назвать её выдающейся, язык не поворачивается. Всё же вокал Билли по-настоящему раскрывается в более уютном камерном формате. Здесь же, с большим оркестром, она звучит, как просто очередная вокалистка. Может осознание этого факта и послужило причиной её привередливости во время работы с Бэйси?

Самого же Шоу в 1938 ждал настоящий прорыв. После того как на Brunswick отказались продлевать с ним контракт, Арти начал сотрудничество с Bluebird, младшим подразделением RCA, выпускавшим в основном ”бюджетные” записи. Шоу уговорил менеджеров лейбла позволить оркестру записать их собственную версию странноватой композиции с затянутой мелодией и отсылками к карибским мотивам. На Bluebird согласились выпустить её разве что в качестве бисайда, но большего Шоу и не нужно было. В итоге эта композиция – Begin the Beguine – мгновенно снискала популярность в Америке, превратив Шоу в звезду национального масштаба. Ну а для лейбла этот неожиданный успех стал настолько значительным, что Шоу немедленно было предложено записать альбом – честь, которая в то время оказывалась редким джаз-бэндам.

#Y1938 #billieholiday #artieshaw

Братья и сестры, сегодняшнюю проповедь для вас проведёт преподобный Сатчмо. Тема проповеди – When The Saints Go Marching In – знакома каждой божьей твари от Нового Орлеана до самых отдалённых уголков планеты. Для кого-то это мелодия, которая сразу звучит в голове, когда разговор заходит о раннем джазе. Для кого-то – детский мотивчик, набивший оскомину со времён начальной школы. Кто-то вообще в первую очередь вспомнит популярную лет 10 назад футбольную кричалку с оскорбительным текстом (фамилия оскорбляемого, естественно, непостоянна и зависит от цветов вашей любимой команды). Короче, содержимое сегодняшней проповеди, подобно универсальным законам мироздания, уже сидит в нашей голове – нам нужно лишь небольшое напоминание.

Стоп! Стоп! Стоп! Какие ещё проповеди? Мы же, вроде, оставили Армстронга переживающим его второй роман с эстрадной музыкой. Так-то оно так, но среди череды поп-хитов спорного содержания нашлось место и старому госпелу, который Сатчмо слышал, а может и играл, ещё будучи ребёнком. Столкнулся он с ним скорее всего на похоронах, которые по новоорлеанской традиции сопровождались парадами. Оркестры на этих парадах часто начинали с исполняемых в траурно-мелодраматичных тонах госпелов и спиричуэлов, и взяв за основу их мотивы, постепенно переходили к более жизнеутверждающим звукам регтайма и джаза. Жизнь-то она, как известно, продолжается несмотря ни на что. Эту идею и решил перенести на пластинку Армстронг, попросивший неизменного Луиса Расселла переосмыслить в свинговом ключе богоугодную народную композицию.

Уже с первых нот, когда Сатчмо начинает валять дурака в роли проповедника (внимательные слушатели вспомнят о том, что это не первая ”проповедь” в джазе), благостная радость переполняет наши сердца. Ну уж а когда брат Хиггинботам дует в свой тромбон так, будто на дворе 1923, то тут и калека встанет со скамьи и вскинет руки в восторженном умилении. Хор, резковато вторящий одухотворённому вокалу Сатчмо, это, конечно же, настоящие голоса новоорлеанских святых, проведших свои земные жизни в борделях Сторивилля, а теперь с небес взирающих на победный марш своих гимнов по всему земному шару. Ну а через соло Армстронга (мне одному тут на 2:22 слышится автоцитата из Struttin’ With Some Barbecue?) высшая сила, как обычно, напоминает нам – жизнь прекрасна, и в конце всё будет хорошо.

#Y1938 #armstrong #luisrussell #jchigginbotham