Могут ли слова «я люблю тебя» во время ссоры с партнёром быть манипулятивными и вызывать чувство вины?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

Чисто теоретически манипулятивными могут быть любые слова – в том числе и «я тебя люблю» (особенно если за ними скрывается: «Я тебя так люблю! А ты…»). Однако важно определиться, что именно мы понимаем под манипуляцией. Манипуляция провоцирует человека на поведение, которое не соответствует его подлинным желаниям и намерениям, но удовлетворяет интересы другой стороны. Ее задача – подменить внутренней реальности человека. Манипуляция так или иначе преднамеренна. Предполагается, что человек может реконструировать и предвидеть реакции, желания, цели, мотивы другого человека — как бы воссоздать его модель сознания в своей голове. Концепт, который описывает эту способность, называют «theory of mind» — и обладают ей только взрослые люди.

Это важно иметь в виду, потому что чувства, которые мы испытываем, совершенно не обязательно являются продуктом манипуляции. Например, если маленький ребенок плачет – родителю может казаться, что он им «манипулирует», ведь ребенок хочет добиться своего и давит на эмоции. Однако ребенок просто выражает свои переживания как умеет — и давление с его стороны не злонамеренно, даже если родитель страдает, кажется себе жестоким или плохим.

Во взаимодействии взрослых людей может происходить что-то подобное. Если я чувствую, что мне некомфортно рядом с другим человеком из-за его действий или слов – например, я испытываю чувство вины – я делаю вывод, что другой хотел вызвать у меня вину: значит, он манипулятор. Но может быть, это просто человек, который в моменте попадает в эго-состояние Ребенка и пытается «назначить» вас на роль Родителя, чтобы вы услышали его, приняли и «взяли на ручки». Точно понять, что происходит, из вопроса невозможно – мы можем только фантазировать.

Вам не обязательно соответствовать желанию партнера: продуктивнее будет взять паузу, чтобы определить природу своей вины. Например, я могу любить другого и вместе с этим я могу на него обижаться или злиться, в чем-то не соглашаться, говорить о своих ожиданиях или неудовлетворенности – и это абсолютно нормально. Когда вы сосредотачиваетесь на способе и характере своей реакции, вы берете ответственность за нее на себя. Благодаря этому вы можете стать тем человеком, который способен решать конфликт из собственной взвешенной, Взрослой позиции, вне зависимости от того, пытается ли воздействовать на нее другой человек.

Что делать, если не можешь рассказать другим людям о своих проблемах, когда это очень нужно?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

На этот вопрос сложно ответить не зная контекста — но можно порассуждать. Вероятно, когда-то вы обращались за помощью, но в ответ получали осуждение, отвержение или равнодушие. Или, наоборот, внимание к вашим проблемам было слишком пристальным и при этом опасным: нацеленным не на то, чтобы поддержать, а поводом для выражения избыточной тревоги, критики или наказания. И тогда может быть страшно, что этот опыт повторится, и придется столкнуться с болью — и накопившейся, и непрожитой, и «новой», которая сделает страдание еще более невыносимым.

Еще одна причина – выработанная за годы позиция «я сильный, я тот, кто слушает и помогает». Тогда кажется, что идти за помощью самому совершенно бессмысленно: другой не выдержит и не справится, он просто не подходит для того, чтобы чем-то помочь. Это позиция служит защитой для уязвимости, при этом замыкая человека во внутреннем одиночестве и невозможности разделить с кем-то свой внутренний мир. Сила, которую человек находит в себе (и в которой отказывает окружающим) помогает ему чувствовать себя в родительской роли, более взрослым. Но эта сила хрупка и как бы замещает подлинную внутреннюю опору, основанную на признании в том числе и собственных ограничений. Человеку стыдно или страшно признать свою уязвимость перед другими, показать, что он в них нуждается. Другие кажутся более слабыми – их не получается признать равными себе. Они слабее – и за счет этого меньше пугают, но они же кажутся лишенными мудрости, понимания или человечности – всего того, чего на самом деле так не хватает тому, кто хочет обратиться за помощью. Ведь это разрушит иллюзию о собственном всемогуществе, которая защищает от боли.

Как же быть? Мы часто говорим о важной психотерапевтической максиме: проблемы, полученные в отношениях, решаются только и только в отношениях. В этом смысле как бы ни было страшно – предельно важен новый эмоциональный опыт рядом с другим человеком. И это значит, что в перспективе все равно важно пойти на риск: прислушаться и присмотреться к другому, прочувствовать, что рядом с ним может быть безопасно – и обратиться к нему со своей проблемой в надежде на непривычный, но ожидаемый отклик. Это риск, на который можно пойти в дружеских отношениях – и он может оказаться вполне оправданным! А также – именно эту возможность предлагает психотерапия. Это — особое пространство, где терапевт внимателен ко всем вашим чувствам, где можно проявить свою слабость, не боясь осуждения, и получить опыт принятия, которого так не хватало в детстве.

Что делать, если не чувствую во взаимоотношениях будущего, но не хочу их прерывать, так как боюсь одиночества?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

Имеет смысл сосредоточиться на том, какие функции эти отношения все-таки выполняют – а затем понять, как по-другому закрыть существующий дефицит.

За страхом одиночества может скрываться сепарационная тревога. Она возникает, когда мы боимся утратить значимые отношения или эмоциональную связь с другим человеком. Сама перспектива такой утраты может приводить к ужасу, отчаянию, ярости, выдержать которые достаточно трудно.

Сепарационная тревога родом из детства. Жизнь младенца целиком зависит от того, кто о нем заботится. Когда мать оставляет младенца (даже ненадолго отлучается), он испытывает ужас, ведь он не знает, когда она вернется и вернется ли вообще. Эта тревога нормальна, но она не должна длиться долго. По мере взросления ребенок учится понимать, что заботящийся взрослый всегда возвращается, и может выдерживать без него какое-то время. Когда позитивный опыт «ухода и возвращения» повторяется в раннем детстве, формируется надежная привязанность (кстати, именно поэтому важно, чтобы психотерапия была регулярной и сессии проходили с равными интервалами).

В норме сепарационная тревога помогает «прочувствовать» границы своего Я: она показывает, что Я и Другой – не одно и то же, мы отличаемся друг от друга. В здоровой ситуации эта тревога должна быть сбалансирована уверенностью в том, что другой достаточно надежен – и то, что он отдаляется, не означает прерывания эмоциональной связи между нами. Такой человек способен нормально переживать разрыв отношений: с утратой конкретного партнера он не теряет ни себя, ни весь мир.

Если значимый взрослый был ненадежен (мать внезапно оставила ребенка, ребенок надолго попал в больницу и тд), ребенок утрачивает ощущение безопасности. Слияние с родителем было резко разорвано, что-то пошло не так. Во взрослых отношениях такому человеку невыносимо сталкиваться с отделением от другого. У нашего Я не формируется четких границ — и тогда слияние становится потребностью и основой самоощущения. Если человек выходит из этого слияния, возникает ощущение затапливающего одиночества.

Как это связано с партнером, который вроде бы не очень значим? Человек, который находится рядом, скорее всего не воспринимается психикой как Другой — отличный от меня человек. Но, возможно, он служит объектом, который «защищает» от этой самой сепарационной тревоги. Расставание пугает не утратой конкретного человека, а разрывом слияния, напоминающего о слиянии с родительскими фигурами.

Для того, чтобы выйти из этой ситуации, чисто теоретически можно подумать над волевым, но в любом случае болезненным решением: от того, что вы остаетесь в отношениях, страдает ваше будущее. При этом единственный смысл этих отношений — в защите от тревоги. Избегание одиночества скорее всего не позволяет осознать, что рядом с нелюбимым человеком вы не менее одиноки.

Я бы рекомендовала все же начать терапию: именно в ней проживать страх одиночества и боль утраты, найти их источник – и связать с тем, что случилось в жизни когда-то; встретиться с переживаниями, которые скрываются под защитами. Когда получится осознать ситуацию и прожить чувства по ее поводу, это поможет отстроить границы Я и перестать нуждаться в отношениях, которые, судя по всему, забирают гораздо больше, чем дают — и обрести надежду на подлинную и глубокую связь с другим человеком.

Как бороться с обсессивно-компульсивным расстройством?

✔️ Отвечает Катерина Герман, главный редактор сервиса «Ясно»

Мы привыкли ассоциировать обсессивно-компульсивное расстройство с педантичностью, маниакальным стремлением к чистоте, перфекционизмом и странными ритуалами. Но все же следует провести грань между расстройством и обсессивно-компульсивной структурой характера. Если коротко, расстройство — это то, что ведет к дезадаптации и влияет на все сферы жизни. А структура личности — это наш характер, который сложился под влиянием определенных факторов. И чтобы понять причину ОКР, интересно проследить, как вообще получаются обсессивно-компульсивные личности.

Представьте родителей, которые задают не соразмерные возрасту стандарты поведения. Например, годовалого ребенка приучают есть, спать и ходить в туалет по расписанию. А двухлетку стыдят за неподобающие мысли и чувства: «Такой большой мальчик, а плачет!», «Я думал, что ты ответственный», «Такая добрая девочка не должна злиться на маму». Родители контролируют не только действия, но и чувства ребенка. Он хорош только тогда, когда соответствует их представлениям о добродетели, когда подчиняется требованиям.

Такой контроль не вызывает у ребенка ничего, кроме гнева и агрессивных фантазий в адрес родителей. Но проявлять это запрещено, а быть плохим стыдно. Гнев вытесняется, копится и со временем достигает такого масштаба, что психике надо что-то придумывать, чтобы не выпустить его наружу. Кажется, что за дурные мысли неминуемо должно прилететь наказание. Поэтому человек стремится контролировать гнев самыми разными способами: становится очень религиозным, показательно добродетельным, подозрительно чистоплотным, прилежным или болезненно обязательным.

Враждебные мысли настолько опасны, что кажутся равнозначными действиям — чтобы их сдержать, нужно придумать противодействие. Отсюда странные ритуалы, основная задача которых уравновесить вину за собственные мысли и снизить тревогу. Такая защита называется аннулированием (уничтожением сделанного). Фрейд описывал эту защиту как «негативную магию»: например, разложить книги и ручки на столе под определенным углом, чтобы «предотвратить» катастрофу.

Как быть? Так как первопричиной ОКР является вытесненный гнев, то и работать нужно с этой эмоцией. В психодинамических подходах много внимания уделяется тому, чтобы клиент научился признавать за собой негативные чувства, смог их выразить по адресу и заново открыл для себя мир чувств.

Также с ОКР хорошо работает когнитивно-поведенческая терапия. Вместе с терапевтом клиент составляет таблицу осознанности мыслей, работает с пугающими ситуациями и учится отпускать контроль. Задача — разорвать порочную связку «негативная мысль-тревога-действие».

Может ли абьюзер быть хорошим отцом?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

Мужчин, которые жестоко обращаются с женщиной, иногда действительно оправдывают тем, что они все-таки остаются «хорошими отцами», что важно для ребенка. Однако по-настоящему хороший отец не показывает детям примера жестокого обращения с их матерью. Насилие портит атмосферу в доме в целом и неминуемо влияет на каждого из членов семьи.

Часто жестокий мужчина не только подтачивает самооценку женщины, убеждая ее в том, как она ничтожна и не состоялась как человек, жена или мать, но и прививает тот же взгляд на нее детям. Он не скрывает своего плохого отношения к матери – и пытается «легализовать» его в глазах ребенка, сделав из него союзника. Иногда ребенок идентифицируется с поведением жестокого родителя и частично воспроизводит его, хотя он сам напуган и нуждается в помощи. Но, чувствуя свою слабость и незащищенность, он встает на сторону «сильного» и «обладающего привилегиями» жестокого родителя, хотя за эмоциональной поддержкой и теплом может приходить к тому, кто от такого обращения страдает.

Ребенок при этом столкнется с «конфликтом лояльностей», поскольку ему важно сохранять контакт и привязанность с обоими родителями, но ему невыносимо в системе двойных посланий (например, «я ненавижу твою мать, а ты часть и продолжение матери – но тебя я люблю»). А еще – его будут мучить противоречивые чувства к обоим родителям. К жестокому – например, «я от тебя завишу, ты сильный и уверенный, но я тебя боюсь». К страдающему – «я в тебе нуждаюсь, мне тебя жалко, но я презираю тебя за слабость, быть как ты опасно».

Жестокий родитель будет «поддерживать» ребенка в этих проявлениях – и в том числе через это атаковать женщину, для которой видеть, что ребенок ведет себя холодно и пренебрежительно, «атакует» ее по примеру отца – это еще один фактор эмоциональной дестабилизации. Если же ребенок скорее чувствует ненависть к отцу-тирану и думает над тем, как защитить мать – что ребенку не под силу по определению – он в любом случае окажется вовлечен в неблагополучную ситуацию, которая скажется на его дальнейшей жизни.

Поскольку насилие основано на идеях власти и контроля, желании подчинить себе другого – вполне закономерно, что жестокий мужчина будет так себя вести не только с партнершей, но и с детьми. Скорее всего, он будет достаточно деспотичным отцом, за которым остается последнее слово, который воспринимает ребенка как свою собственность в не меньшей степени, чем он воспринимает женщину. И так же, как и женщина, дети будут объектом, который можно использовать в своих интересах – например, против их матери.

Поэтому тесная связь между ребенком и отцом-тираном говорит не об их «близости», в которой на самом деле нуждаются дети, а скорее всего о сформированной межпоколенческой коалиции против матери, в которой ребенок через идентификацию с агрессором пытается сохранить безопасность. И это точно не то, что ребенку может дать хороший родитель – и хороший отец.

Вопросы для самоанализа

1) Перед вами гифка с вопросами — нажмите на паузу в любой момент.
2) Вопрос, который вы увидите, — ваш.
3) Поразмышляйте над ним сегодня.

Как правильно выстраивать диалог, чтобы человек вас комфортно воспринимал? Как начать диалог и как подобрать тему?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

Интересно, что побудило вас задать такой вопрос. Попробуем предположить. Похоже, что вам важно как-то заранее продумать ситуацию, оценить её контекст — и не получается сказать что-то спонтанно. Почему-то важнее ориентироваться на взгляд другого, чем просто присутствовать в диалоге.

С одной стороны, мы с детства учимся понимать, что уместно в разговоре с определенным человеком, а что — нет. И тогда тут важно сосредоточиться вот на чем: насколько вообще у вас получается ориентироваться в том, что социально приемлемо, улавливать групповую норму? Трудности с этим бывают у людей шизоидной организации, с аутистическими защитами.

С другой стороны, дело может быть в гипертревожности. Это может быть связано с желанием держать ситуацию под контролем: я как будто пытаюсь проникнуть в восприятие собеседника и хочу управлять его реакциями — при этом сам я зажат, напуган и как будто не признаю реальность и свободу другого.

В таком случае важно работать не напрямую, а смотреть в сторону того, какие страхи за этим стоят, кем видится другой в коммуникации. Оставляю ли я ему право меня вообще-то не принимать и не разделять мое мнение? Насколько получается проявлять себя естественно не только в диалоге, но и в жизни?

И если внимательно изучить эти тревоги, вполне возможно, что и диалог получится начинать совершенно естественно, заранее не продумывая возможные темы.

Считается, что травмы и проблемы, полученные в отношениях, исцеляются тоже в отношениях, и терапия – способ такого лечения. Но в терапии клиент платит за внимание, время и интерес к нему. Это вовсе не естественные отношения, а какой-то суррогат. Как это может быть терапевтичным? Не ведёт ли это в каких-то аспектах наоборот к ретравматизации?

✔️Отвечает Марина Волкова, психоаналитический терапевт, психолог сервиса «Ясно»

Действительно, терапевтические отношения — особые отношения, но в них есть подлинность и глубина.

Совсем недавно в посте, который набрал рекордное количество дизлайков, мы говорили о том, почему платить за терапию важно. Если коротко, речь идёт о восстановлении баланса. В дружеских отношениях, в личных, в близких отношениях люди так или иначе соблюдают баланс. Внимание, время и интерес распределяются как-то обоюдно: сегодня один человек поговорил о себе, завтра – другой человек поговорил о себе.

В терапевтических отношениях это невозможно, это неправильно. Время и внимание терапевта целиком принадлежит вам, и забота распределяется иначе: если терапевт заботится о клиенте эмоционально, то клиент, можно сказать, «заботится» о терапевте финансово.

Запрос на отношения, в которых кто-то что-то даёт мне, а я в ответ не даю ничего – это регресс к очень раннему младенческому состоянию. Ведь по сути только когда речь идёт об очень глубоком младенчестве, забота, внимание и любовь идут только в одну сторону: от матери к ребёнку. Младенец и правда ничего не должен, он просто есть — и его за это просто любят.

Желание пережить этот опыт в терапии — это часто желание вернуться к тому состоянию. И больно становится от того, что этого как будто не хватило, что меня не долюбили когда-то, и поэтому так, как тогда, меня должны долюбить сейчас.

Но в терапии мы имеем дело не с младенцем, и помимо детской, раненой части, с нами остаётся и часть взрослая. И в данном случае то, что я взрослый, поддерживается в том числе и через обязательства к другому человеку. И я способен эти обязательства, которые касаются договорённости, времени, места, оплаты, соблюдать.

Больше на эту тему — в статье «За что вы платите своему терапевту».

Всем привет! Сегодня — эфир о том, как устроены эмоции. Ответим на четыре ваших вопроса:

1. Что делать, если не можешь определить свои эмоции? Или понять чувствуешь ли ты вообще что-то относительно какого-то события или ситуации?

2. Почему я во время ссор или каких-то эмоционально неприятных моментов запоминаю сами ощущения и чувства, а пересказать саму ситуацию не могу?

3. Я злюсь когда меня хвалят. Почему так происходит? Разве я не должна радоваться этому?

4. Как правильно себя вести, когда твой ребёнок злится или проявляет недовольство тобой / ситуацией?

Друзья, тысяча извинений, нам придется перенести эфир, так как у нашего спикера пропал голос🙊 Скорее всего выйдем в эфир в субботу — следите за апдейтами.

Как злиться конструктивно?

Если коротко, злость нужна, чтобы отстаивать границы, проявлять свое Я, добиваться результатов, исследовать мир и вообще вставать утром с кровати. Важно помнить, что агрессивные импульсы не всегда равны насилию.

Не имея доступа к собственной агрессии, человек разучивается вступать в конфронтацию в принципе — не может адекватно оценивать свои достижения, строить карьеру, менять свою жизнь.

Злость – наш защитник и помощник. Она никогда не возникает сама по себе, любое ее проявление свидетельствует о чем-то важном для нас: либо наши границы нарушены, либо не удовлетворена какая-то важная потребность. Как злиться конструктивно — то есть так, чтобы агрессия помогала случаться каким-то полезным переменам? Составили небольшую инструкцию.

У меня есть дочь от первого брака, сейчас предстоит жить втроём — с дочкой и моим новым мужчиной. Как выстроить отношения между нами троими, что всем было комфортно? Мой партнёр и дочь уже познакомились, но вместе мы ещё не жили.

✔️Отвечает Полина Давидович, детский клинический психолог, системный семейный терапевт

Вы уже сделали важный первый шаг на этом пути — осознанно планируете перестройку сложившейся семейной системы. Это очень здорово.

Семья – это система, которая подчиняется двум основным законам: гомеостаза и развития. В соответствии с первым она стремится сохранить то положение, которое уже существует, даже если оно дисфункционально. А развитие — эта смена этапов в жизненном цикле семьи: рождение детей, вхождение в семью новых членов.

Ваша семья как раз находится на пути развития и ей предстоит перестроиться, преодолев силы гомеостаза, которые будут возвращать две диады (Вы и дочь + Вы и партнер) к привычным способам взаимодействия. Основная задача этого этапа – сформировать триаду, и здесь самое рискованное – возможная коалиция между родителем и ребенком.

Поэтому важно, чтобы опорой новой семьи стало взаимодействие между вами и партнером. Взаимные договоренности и перераспределение обязанностей на бытовом уровне, а также эмоциональная близость создадут безопасное пространство для развития новой семьи и вашей дочери внутри нее. Можно начать с налаживания быта, комфортного для всех, совместного досуга: от настольных игр до походов в парк. Постепенно между дочкой и партнером начнет выстраиваться их личное взаимодействие, где каждый сможет себя проявить. При этом последнее слово всегда будет за вами как за матерью.

Когда они начнут доверять друг другу, партнер сможет принимать более активное участие в воспитании. Но тут важно учесть два момента. Первый — чтобы он полностью не замещал собой биологического отца, для которого должно оставаться место в жизни ребенка. Второй — чтобы в новой семье осталось не только физическое, но и эмоциональное пространство только для вас и дочери, в котором она может получить материнское внимание, любовь и заботу.