Эмоциональная эвристика доступности

Эвристика доступности – это такое когнитивное искажение, когда мы подменяем вопрос о распространённости какого-то феномена, частоте его встречаемости, нормальности или какой-то ещё вопрос тем, насколько нам доступно в воспоминание об этом феномене.

Например, если только вчера ограбили вашего ближайшего друга, то у вас воспоминания свежи в голове, легко доступны, и ваше представление о том как часто происходят грабежи будет искажено в сторону значительного преувеличения их частоты. Это происходит потому, что вам очень доступны эти воспоминания. При этом, если вас спросить, сколько людей в вашем городе занимается настройкой фортепиано, то, если только вы сами не из музыкальной среды, скорее всего, вы значительно занизите эту цифру. Потому что у вас нет подходящих доступных воспоминаний: когда вы последний раз сталкивались вживую с настройщиком пианино?

Это известное когнитивное искажение, однако оно же работает и для эмоций, и работает довольно коварным образом. Представьте себе, что Фёкла сходила на свидание с Васей, который пригласил её в хороший ресторан. Она впервые сходила в хороший ресторан, Вася ей понравился, но у них не сложилось, так как Вася не захотел с ней продолжать общение. Но вот теперь Фёкла сохнет по нему, рисует его портреты, описывает в своём дневнике, делится с подругами тем, какой Вася был прекрасный, фантазирует о нём при мастурбации, вся её жизнь крутится вокруг его образа. Внимание вопрос: означает ли это, что она очень влюбилась в Васю?

Наверное, вы уже догадались, что правильный ответ: нет, не означает. Но как же так? Если она в него не влюбилась, если он не является для неё очень значимым человеком, почему он так навязчиво занимает её внимание и сознание? Почему он поселился её в голове, сердечке и всяких других органах, если это не любовь? Дело в том, что Вася – это эталонный (потому что другого нет) пример удовлетворения каких-то потребностей. Она бы с удовольствием и с той же радостью фантазировала и встречалась бы и с Петей, и с Димой, и, может быть, даже с Евдотьей, но единственный человек, чей образ легко доступен, в контексте удовлетворения актуальных фрустрированных потребностей, – это Вася.

Особенно часто так происходит, если очень сильно фрустрированы, и если удовлетворены именно этим человеком очень витальные потребности типа секса. Даже если до самого секса так и не дошло, но уже были основания раскатать губу или другие опять же части тела, этот образ может своей доступностью оказаться настолько синонимичным с удовлетворением фрустрированных потребностей, что и сама Фёкла, и всё её окружение, и при некотором недосмотре, даже её психолог, будут считать, что это большая, светлая, но неразделённая любовь. Хотя, на самом деле, встреться она с ним или с кем-то другим ещё пару раз, там ничего даже близко бы не было. Просто так работает эмоциональная эвристика доступности, что это – человек, который является доступным образом удовлетворения актуальных фрустрированных потребностей.

Амбиции и высокомерие

Понятия «амбиции» и «высокомерие» в нашей культуре настолько контекстуально связаны, что мы часто используем одно слово как эвфемизм для другого. Например, люди, которые хотят обвинить другого человека в высокомерии, но при этом сделать это интеллигентно, саркастично говорят, что он амбициозный. И, наоборот, когда хотят указать на то, что у кого-то высокие амбиции, часто говорят, что высокомерно с его стороны хотеть чего-то амбициозного. Вы знаете, как я не люблю подобную путаницу, и люблю разбираться в значении слов и разделять их по употреблению, поэтому давайте разберёмся и с этими.

Высокомерие – это способ относиться определённым образом к окружающим. Это отношение к другим свысока, как к людям, которые ниже, хуже, менее полноценные, ресурсные и более убогие. Высокомерие может быть злокачественным, если основано на завышенной самооценке и токсичном нарциссизме. А также оно может быть и здоровым. Например, когда человек в рамках присвоения своего успеха осознаёт, если этот успех достаточный, чтобы обосновать своё такое отношение, что окружающие действительно хуже и ниже его успеха.

Амбиции – это отношение к себе как к человеку, который может претендовать на большее. Обратите внимание, что претендовать ≠ заслуживать. Я имею в виду основания попробовать, получить больше, жить лучше, добиться за большего, увеличить объём своего ресурса, полноценности и успешности. Уже из этого описания следует, что амбиции и высокомерие – вещи друг другу ортогональные. То, как я отношусь к окружающим и то, как я отношусь к себе, – разные процессы, но при этом они взаимосвязаны, а в каких-то ситуациях могут быть сонаправлены. Вполне может быть так, что амбициозный человек в попытках устроить себе эмоциональную накачку для достижения своих высоких амбиций начинает относиться к окружающим высокомерно, как в типичных американских спортивных драмах. Верно и обратное: добившись высокого, человек может переборщить с высокомерием и уйти в злокачественную его форму.

Но гораздо интереснее обратить ваше внимание на то, что высокомерие и амбиции нередко оказываются друг другу противоречащими. Если мы определяем амбиции как отношение к себе как к человеку, который может на что-то претендовать, то предположение, что он с текущим уровнем ресурсности может добиться большей успешности, а также процессу оценки своей ресурсности, может помешать представление о том, что у него ресурсов больше, чем есть.

Так, Вася долгое время мог пользоваться высокомерием как способом пассивной агрессии, или быть поклонником Невзорова, торгующего презрением по отношению к окружающим. Фёкла могла использовать высокомерие как мастурбационный материал, как анестезию и способ сброса напряжения. В этих случаях обратить внимание на то, какой у них реальный уровень ресурсности, и выстроить амбиции может быть очень больно. Если человек увлёкся презрением к чужим слабостям, ничтожеству, ошибкам, незнанию, то как он может после этого всерьёз задаться вопросом «а что я вообще могу?», а, тем более, после этого пойти и чем-то рискнуть? Если Вася и Фёкла всерьёз зададутся этим вопросом, и не дай бог окажется, что они не могут претендовать на Нобелевскую премию, звание «Человек Года», или, не дай бог, у них будут проблемы на пути, то они окажутся среди тех людей, которых презирали.

Когда вы сидели месяцами, годами на каком-нибудь токсичном имиджборде, увлекались презрением к лохам, неудачникам, много о себе возомнившим мудакам, у которых ничего не получилось, то после этого очень страшно оказаться в этой точке экстремума. После этого крайне сложно позволить себе строить амбиции и уж тем более идти к ним, потому что вы рискуете оказаться среди тех, кого так долго и с удовольствием презирали.

Поэтому, я не рекомендую использовать презрение как основную форму мастурбационной активности. Это не самое экологичное времяпрепровождение. А также обращайте внимание на то, что, хотя высокомерие и амбиции – это связанные между собой процессы, одно не всегда дополняет другое и вполне может помешать.

Апология унижения

Унижение – это сложное чувство. Также это поступок и событие, которые происходят с человеком. Все они связаны с тем, что статус человека снижается, почему, собственно, это и называют унижением. При этом, у унижения плохая репутация. Перед тем, как писать этот текст, я даже зашёл в Википедию, и там открытым текстом написано, что унижение – это вид психологического насилия, который имеет общее с оскорблением и обидой. Люблю такое.

Хочу заметить, что некоторые слова даже в словарях имеют двойное определение, как, например, хвастовство, которое некоторое время назад обсуждалось в чате. Унижению даётся содержательное определение, то есть лишение достоинства, осуждение окружающими, падение чувства собственного достоинства у унижаемого. Это, собственно, объективное описание того, что происходит. Дальше к этому добавляется какая-то оценка. В случае унижения, как мы видим в Википедии, добавляется оценка, как насилия. В случае хвастовства в тех определениях, которые обсуждались в чатике, добавлялось, что хвастовство, – это всегда избыточное рассказывание о своих успехах.

Я же предлагаю не покупаться на такое двойное послание и отделять зёрна от плевел. Двойное послание – это вообще техника манипуляций. Предлагаю разделять содержание феномена и его оценку. Не позволяйте словарям или энциклопедиям за вас решать, как вам оценивать тот или иной феномен, они нужны не для этого, а для того, чтобы понимать, в чём феномен состоит. Так вот из этой затянувшейся прелюдии уже видно, что у унижения плохая репутация. В нашем обществе унижение считается чем-то однозначно плохим, и забавно, что сам факт подвержения унижению – унизителен. Если сказать, что я унизился, то я унижаюсь, когда признаю, что меня что-то унизило. Единственная условно положительная коннотация, в которой общество в целом готово слышать об унижении – это БДСМ игры, но даже там у этого есть некоторый морализаторский оттенок.

Тем временем, спешу обратить внимание Капитана Очевидность на то, что снижение статуса, снижение самооценки, снижение представления о самом себе – такой же нейтральный поступок, как и повышение всего выше перечисленного. Это, как лесть, которая может быть формой насилия, приносить ущерб и завышать человеку ожидания, делать его зависимым от источника лести, в то время как комплименты и признание заслуг – это приятно.

Унижение точно так же бывает доброкачественным и злокачественным. Я хочу обратить внимание на первую часть, потому что за злокачественным унижением и унижением в форме насилия все и так более или менее знакомы. Оскорбить другого, рассказать про него какие-нибудь гадости публично, назвать его сыном таракана – это не сложно. Но я хочу обратить внимание на то, что, кроме этого, есть ещё и доброкачественное унижение. А именно, банальное возвращение человека в контакт с реальностью. Когда человек зазнался, когда у него завышенная самооценка, когда он ушёл в злокачественный эгоцентризм, нарциссизм и пытается окружающими манипулировать, и ему дают обратную связь, что, во-первых, это плохо. Во-вторых, у него не выйдет. Это всё человека унижает.

Мои клиенты на консультациях постоянно испытывают унижение. И это не потому, что я превращаю консультации в БДСМ-сессии, а потому, что они отказываются от своих иллюзий, а отказ от огромного количества иллюзий – унизителен. Я-то думал, что я Лев Толстой, а оказывается, как всегда. И это унизительно. Я-то думал, что я не зарабатываю деньги, не знакомлюсь, не сепарируюсь, не отказываю людям, не хожу в спортзал, но у меня огромный потенциал. Как я сейчас, пойду, и на меня сразу посыпятся миллионы, фотомодели, мускулатура и прочие прелести. А оказывается, что нет. Оказывается, мало преодолеть внутренние проблемы: потом ещё пахать снаружи от головы надо. Это унизительно. Я-то думал, что я героический сын, заботящийся о любящих его родителях, а я, оказывается, созависимый невротик, подчинявшийся манипуляциям. Унизительно, но что поделать? Такова жизнь. И это не всегда плохо. Иногда унижение очень даже целебно.

Эмоциональный и когнитивный самоконтроль

Довольно любопытно, что контроль собственных мыслей и контроль собственных эмоций (хотя часто они находятся где-то рядом и ещё объединяются вместе с контролем своего поведения в самоконтроль) – совершенно разные процессы, которые происходят совершенно по-разному. Я предполагаю, что это вызовет некоторые методические расхождения с когнитивистами, но психодинамика предлагает именно такую интерпретацию.

Суть этого различия состоит в том, что мысли, в отличие от эмоций, вы можете создавать из ничего. Вы можете подумать мысль, которой у вас в голове не было. Вы можете придумать её самостоятельно. Вы можете прочитать её где-то. Вас кто-то может навести на неё чередой вопросов. Вам кто-то может внушить её целенаправленно. Словом, у вас не было какой-то мысли, но вы можете сгенерировать или найти её источник, а также переставать думать свои мысли. Это может показаться контртуитивно. Казалось бы, все знают пример про «не думай про белую обезьяну», но, на самом деле, переставать о чём-то думать – это навык, который вполне можно развить. Нужно просто прервать когнитивный поток. А начинается он с того, чтобы развить навык переключения внимания, и, чтобы вместо той мысли, которая есть, начать думать какую-то другую.

Помню прикольную иллюстрацию в каком-то фильме ужасов про детей-инопланетян, обладавших телепатическими способностями. Там главный герой фильма защищался от их телепатии тем, что представлял себе то прибой на океаническом пляже, то кирпичную стену. Это визуализация того, как дети с телепатическими способностями пытаются пробиться через эту стену, но герой так сфокусирован на этом образе, что внушаемые ему мысли даже не попадают в его голову.

Контроль эмоций же не подразумевает, что у вас есть возможность начать испытывать эмоцию, которой у вас нет, и не подразумевает, что вы можете перестать испытывать эмоцию, которая у вас есть. И это ключевое отличие. Вы можете выбрать, какую эмоцию приоритизировать, вы можете выбрать, в какой форме эмоцию выражать, или не выражать вовсе, и подавить её. Или вы можете изменить ситуацию и в другой ситуации испытать другие эмоции. Но, покуда вы оста§тесь в той же самой ситуации, у вас будут ровно те эмоции, которые она вызывает. Вы не можете создать новое, вы не можете перестать испытывать имеющееся, вы можете только менять приоритизацию и форму выражения эмоций. Всё.

Путаницы придаёт тот факт, что ситуация может измениться не только снаружи (не обязательно менять внешнюю реальность), но она может измениться и изнутри. Например, вы опаздываете на автобус, расстраиваетесь, потом прямо там же, стоя на остановке, принимаете решение построить свои планы иначе и испытываете совсем другую эмоцию. Может, даже радуетесь, и думаете, что и пофиг на эту поездку, лучше пойдёте и займётесь чем-то более приятным. Теперь вы испытываете совсем другую эмоцию, но это не потому, что вы отключили грусть и сожаление, и включили радость. Это потому, что ситуация изменилась. Вы её изменили внутри, но это оказалась другая, новая ситуация. Это перестала быть ситуация, в которой вы опоздали по пути туда, куда вы ехали, и стала та, в которой вы избавились от причин куда-то ехать, и нашли повод туда не ехать и делать что-то другое. В другой ситуации вы можете испытывать, очевидно, другие эмоции, но пока она та же самая (а не все ситуации так легко меняются), никакой возможности испытать ту эмоцию, которая вам совершенно не близка в этот момент, вы не имеете.

Всё, что вам доступно, – это подобрать подходящие формы для реализации тех эмоций, которые у вас есть, и посмотреть, в какую сторону вы бы хотели ситуацию менять, если у вас текущие эмоции не устраивают.

Поддержка через неприсоединение

Обычно, когда мы говорим о поддержке и принятии, то эти слова идут через запятую. Поддержка, принятие, присоединение, побыть рядом, побыть в контакте, просто побыть с человеком. Даже есть слово «соприсутствие» как один из феноменов, часто ассоциированный с поддержкой. В итоге из всего этого ассоциативного ряда может сложиться впечатление, что поддержка всегда направлена на поддержание контакта с человеком, и что она выражается в поддержке контакта, или, по крайней мере, требует его. То есть не может быть такого, что контакт портится, ухудшается, человек выходит из контакта, но при этом позволяет себе думать, что он поддерживает своего партнёра по отношениям.

Я предлагаю идею, что это не так. Я часто говорю о том, что поддержка – это удовлетворение актуальной потребности человека. Не всегда, но иногда так бывает, что у человека есть потребность в том, чтобы в той херне, которую он устроил, отказались участвовать. Например, когда Вася горюет и пытается сбежать от своего горя и зовёт Петю в клуб, а тот отказывается. Это тоже может быть поддержкой. Петя может сказать: «Нет, я не пойду. Я отказываюсь тебя поддерживать в походе в клуб. А буду поддерживать тебя в твоей подлинной, актуальной потребности. Твоя актуальная потребность – побыть в контакте с горем, а не анестезировать. Хочешь – иди в клуб без меня, но я не буду в этом участвовать».

И таких примеров много, когда человек может выйти из контакта, порвать его, поставить его под угрозу или предъявить ультиматум, чтобы не присоединяться к анестезии, самосаботажу и истерике. При этом он всё ещё обоснованно может считать, что это форма поддержки, потому что в отношениях всегда есть потенциальный компонент, какая-то виртуальная часть, ожидание и вероятность, которая фактически ещё не присутствует. Человек может выбрать приоритизировать эту вероятность и этот виртуальный компонент над тем реальным, который есть. Он может сказать Васе, что у него есть выбор, и что он перед собой сейчас видит человека, который сбегает от проблемы в истерику, который занимается самосаботажем, самобичеванием, скатыванием в депрессию, самоуничтожением, но он верит, что Вася – это больше, чем его состояние. Он может сказать Вася: «Я верю, что за этим есть другая версия тебя, лучшая версия тебя, более ресурсная, более осознанная, более зрелая, и я буду строить отношения с этой версией тебя и поддерживать её». Если он это правильно сделает, то это может сработать как поддержка. А наоборот, если присоединиться к истерике, самосаботажу и прочему, хотя это и будет поддержанием контакта, но и не будет поддержкой, потому что подлинная потребность человека в этот момент могла быть в чём-то другом.

Важная сноска здесь состоит в том, что с такого разгона можно очень легко отказать в поддержке человеку, который реально нуждается в том, чтобы сейчас ему не давили на больное, а помогли отдохнуть, сбросить напряжение, отвлечься. Такие потребности тоже есть. В комментариях к каналу есть привычка ругаться на то, что я предлагаю инструменты, у которых есть ограничения применимости. Когда я говорю, что на горящего человека надо плескать воду, обязательно приходят умники, которые говорят, что, если человек тонет в этот момент, вы его этим утопите.

Так вот, заблаговременно обращаю внимание на то, что у этого инструмента очень большие ограничения применимости. Это очень сложный, потенциально опасный инструмент, как для отношений, так и вплоть до суицидальных каких-то эпизодов. Но это не значит, что этого инструмента не существует, что у него нет ниши для применения, и что, если вы хотите совершенствоваться в искусстве выстраивания отношений, оказания поддержки, а особенно если вы психолог, что вам не надо им пользоваться. Просто надо пользоваться им аккуратно и внимательно, следя за тем, какого эффекта вы добиваетесь, и к какому результату ваши действия приводят.

Родители – Доктор Зло

Когда человек занимается процессом сепарации и обращает внимание на то, сколько ущербов ему нанесли родители, или читает про чужие истории «Похороните меня за плинтусом», «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей», и осознаёт масштаб ущерба, который ему нанесли, у него может возникнуть идея (и она может стать источником сопротивления), что не может же быть такого, что психически здоровые люди, в культуре, в которой принято хотя бы заявлять, что детей положено любить, могут так плохо поступать с детьми. Они совсем что ли? Что за гибриды Калигулы с Ганнибалом Лектером?

И тут я предлагаю идею, что тезис – «родители ужасно относятся к своим детям» – часто верен, но надо правильно понимать, в каком контексте он верен. Если вы немножко расслабитесь и расфокусируете взгляд, то вы заметите, что в среднем люди друг к другу постоянно так относятся. Если вы обратите внимание и позволите окружающему миру это сделать, то в течение считанных часов, максимум дней, вам нанесут колоссальный объём ущерба. Сосед, друг, начальник, коллега, пропагандист в телевизоре, водитель маршрутки, – кто угодно расскажет вам, что именно вы во всём виноваты, что вы ужасный человек, который принёс этому миру колоссальные страдания, что вы не цените правильные ценности, не дорожите дорогими вещами, оскорбляете чувства всех подряд, что именно вы должны нести ответственность бог знает за что. Именно вы должны потратить свои ресурсы на то, на что другой человек вам показал и сказал «фас». Именно ваша жизнь слишком хороша для ваших заслуг, и именно вы должны страдать и стыдиться этого. А лучше – пойти пожертвовать собой в пользу кого-нибудь.

Это постоянно льётся из разных мест, мы живём в этой атмосфере, в океане всего этого и не замечаем, потому что мы взрослые люди. Потому что взрослый человек может прийти на Почту России и выслушать, как ему очередная хабалка с пеной у рта проорёт, что «вас здесь много, а я одна», и поэтому она не будет делать работу, за которую получает зарплату. Взрослый человек может уйти оттуда и больше не вспоминать об этой хабалке. Или если уж совсем его проняло, пожаловаться друзьям. Или если совсем-совсем проняло – написать на неё жалобу. У взрослого человека есть варианты. Взрослый человек имеет внутреннюю ёмкость для того, чтобы контейнировать эти эмоции. У него есть деньги. У него есть социальные связи. У него есть ресурсы. У него есть юридическая независимость. Взрослый человек мало от кого так сильно зависит, как ребёнок от родителя, а в пределе – вообще ни от кого не зависит. Если только он не заключённый тюрьмы и не инвалид первой группы, он всегда может просто встать и уйти от любых людей и начать жить заново в другом месте, оторвавшись полностью от предыдущей системы отношений. Ребёнок и по объективным биологическим, и психологическим причинам так не может. В том числе и социально мы ему не позволяем и заставляем, вплоть до юридического принуждения, подчиняться родителям. Даже когда он уже может быть 17-летним бородатым двухметровым лбом.

Именно в этом суть специфики детско-родительского насилия. Не в том, что как только люди становятся родителями они резко превращаются в психопатов и маньяков. Хотя некоторые были психопатами и маньяками ещё до того, как стали родителями, но тут уж детям не повезло, ничего не скажешь. А большинство просто продолжает относиться к детям так же плохо, как люди в среднем относятся друг к другу. Специфика этого насилия не в родителях, а в детях. И не в том, что родители как-то особенно плохо себя ведут, а в том, что дети особенно уязвимы к этому насилию.

Непринятие себя

Когда психологи или люди, погружённые в психологический контекст, говорят о непринятии себя, то обычно это делают в контексте ситуации, когда человек столкнулся с чем-то табуированным в себе. Например, с тем, что он хуже, чем он ожидал, с тем, что он травмированнее, чем он ожидал, или с тем, что он менее любим, чем ожидал. Почти всегда такой человек не хочет видеть себя таким, какой он есть, и ему сложно согласиться быть той личностью, жить в том теле, жить ту жизнь, которая у него есть. Обычно это продаётся всё достаточно драматично. Правда, у этого есть здоровая нота трагедии, так как это сопряжено с тяжёлыми переживаниями – часто с горем, с обидой, иногда с унижением. Это очень неприятные переживания.

Однако, сторона процесса, на которую недостаточно, по моему мнению, обращают внимание – несколько трагикомичная на мой субъективный вкус – состоит в том, что по своей сути это не только истерическое явление, но ещё и элемент магического мышления. Каждый, кто имел дело с какими-нибудь подрядчиками или просто B2B-взаимодействиями, знает, что есть такая вещь как акт сдачи-приёмки выполненных работ. Это когда вы принимаете чужие работы или товары или результат услуги. Подписав его, вы снимаете с другой стороны ответственность за то, чтобы что-то доделывать, переделывать и тому подобное. Всё. Вы приняли результат чужой работы. Не принять результат – означает вернуть другому человеку ответственность. Если застройщик объект не принял, то это означает, что подрядчику надо пойти и доделать, построить, перестроить или же пойти судиться.

Непринятие себя может принимать самые разные формы. Фёкла смотрит в зеркало или на весы и видит там на 30 килограмм больше, чем привыкла видеть, и отказывается принимать эту информацию к сведению. Ей кажется, что она такая же молодая и стройная, это глюк какой-то, который просто надо проигнорировать, и всё само пройдёт. То же самое происходит, когда Вася сталкивается с тем, что он не настолько умён, чтобы заниматься работой мечты. Или когда Петя сталкивается с тем, что он не настолько привлекателен, чтобы девушка его мечты обратила на него внимание. То есть человек сталкивается с чем-то, что ему в себе неприятно, не нравится, с дефицитом чего-то, что он бы хотел, или с наличием чего-то, что он в себе не хочет иметь. Будь то болезнь, черта характера, эпизод биографии. Тут он может сказать: «Нет, ребят, знаете что? Я это не принимаю, акт сдачи-приёмки подписать отказываюсь, идите и переделайте». Собственно говоря, это превращается в истерический и магический запрос. Человек обращается к внешнему миру, как будто бы мир ему принёс такую жизнь, такую личность, такое тело. И человек такой: «Я это подписывать не буду, переделывайте».

Надо ли говорить, что успех такая стратегия не имеет? Но для того, чтобы выйти из неё, полезно обратить внимание именно на комедийную часть ситуации, потому что можно сколько угодно вместе обниматься и плакать над тем, как тяжела жизнь моя, твоя, клиента, кого угодно, но понимание нелепости происходящего значительно упрощает эту ситуацию. То есть ну хорошо, Васе не нравится, что в его жизни был эпизод насилия или болезнь, или что человек, которому он доверился, его предал, и Вася отказывается принимать такую жизнь. Окей, ну пусть он покричит на улице об этом, сходит в лес поорать в дупло какое-нибудь, может, оно волшебным окажется. Да пусть он хоть пойдёт золотую рыбку поймает и ей сообщит об этом. Но дальше что делать-то будем? Кому Вася это всё сообщает? Этот отказ на кого направлен? Кому он возвращает ответственность? Судьбе, фатуму, универсу? Что должно произойти после того, как Вася отказался? Кто будет работу переделывать, если акт сдачи-приёмки не подписан?

И вот когда человек сталкивается с тем, что никто переделывать не будет, что подрядчик уже ушёл, к боженьке с претензией не обратишься, то через неприятное опять же осознание того, что никакого другого пути улучшить жизнь, кроме как принять то, что есть и играть имеющиеся карты, человек из этого непринятия себя выйти.

Дисциплина и гедонизм

В сознании многих людей дисциплина и гедонизм – это строго противоположные вещи. Гедонист обычно представляется максимально не дисциплинированным, ленивым, спонтанным и капризным человеком, который сидит в хамаме, ест клубнику, курит кальян и залипает в тик-ток, потому что он устроил свою жизнь таким образом, чтобы получать от неё только удовольствие и наслаждение. Есть и такой же классический образ человека дисциплинированного. Это условный спартанский солдат, который спит на доске, укрывшись силой воли, и пашет 16 часов в сутки ради достижения своих целей. Понятно, откуда эти образы берутся, и почему одно противопоставляется другому.

На что я хочу обратить внимание, и я здесь не оригинален, эта мысль многими уже высказывалась не стоит её приписывать мне. Так вот, при достаточно глубоком рассмотрении оказывается, что никакой противоположности между дисциплиной и гедонизмом не только нет, но и быть не могло, потому что любое поведение, по определению, – это способ удовлетворения потребностей. Если человек как-то себя ведёт, то он это делает для того, чтобы какую-то свою потребность удовлетворить. Поэтому совсем строго говоря, не гедонистического поведения быть не может. Любое поведение направлено на то, чтобы себя любимого порадовать.

Разница между дисциплиной и гедонизмом только в таймфрейме. Бытовой гедонизм, тот, который мы обычно себе представляем, когда говорим об этом слове или читаем байки про одноименный резорт в Центральной Америке, – это гедонизм с очень коротким таймфреймом. Этот гедонизм направлен на то, чтобы получить удовольствие от жизни прямо сейчас или в ближайшие минуты. В этом плане дисциплина – это тоже гедонизм, но гедонизм дальновидный. Это способ получить удовольствие от жизни, как минимум, завтра, а то и через неделю, через год, а может, и через 10 лет. Но всё равно всё упирается в то, чтобы сделать себе хорошо. Не надо здесь себе врать ни в ту, ни в другую сторону.

Люди, которые ищут дисциплину, и думают, что путь к ней лежит в самоотречении, аскезе и монашестве, ожидаемо проваливаются, если у них нет достаточно серьёзных психиатрических или неврологических нарушений. Потому что это так не работает. Для того, чтобы стать дисциплинированным, они точно не должны научиться ничего не хотеть или не делать того, что они хотят. А единственный способ прийти к реальному долгосрочному гедонизму – это сфокусироваться на желании хорошо жить через какое-то время. А именно, пойти заняться делами вместо того, чтобы залипнуть в тик-ток; пойти в спортзал вместо кондитерской; или начать выяснять отношения с близким человеком, вместо того чтобы забить на ситуацию и её замять.

Нужно сфокусироваться на сочувствии к себе будущему, сопереживании себе через какое-то время, а не за счёт агрессии в адрес своих сиюминутных желаний. Так как в конечном счёте, в основе любого поведения всё равно лежит желание, поэтому попытка построить поведение на отказе от желаний – на берегу обречена на провал.

Устойчивость и регион-бета парадокс

Я уже писал про парадокс бета-регион, суть которого состоит в том, что некоторые проблемы легче решить, если они ухудшаются. То есть, если проблема зависает на той стадии, где она достаточно некомфортна, чтобы считаться проблемой, но недостаточно, чтобы выделить на неё отдельные ресурсы, то в этом промежуточном состоянии человек может очень долго её сохранять. Зато если она усугубится, то она поднимется по шкале приоритизации и получит свою порцию внимания, тогда её вполне уже можно будет решить.

Сегодня я хочу обратить ваше внимание на то, что именно этим объясняется кажущийся парадоксальным иногда факт, состоящий в том, что многие социально и психологически успешные люди достаточно вспыльчивы. А иногда спонтанно агрессивны и даже склонны к самосаботажу. Порой, смотришь на человека и думаешь: «Блин, ты добился таких вершин. Что ж ты такой нетерпеливый и такой вспыльчивый? Как ты дошёл-то вообще до своих нынешних успехов, если такой неупорядоченный?». А потом замечаешь, что именно благодаря этой вспыльчивости он и дошёл до своих успехов.

Если у Васи капает кран, но капает чуть-чуть, не настолько, чтобы бежать и его чинить, то он так и будет капать до бесконечности. Но если Вася вспыльчив, то в один прекрасный день, услышав очередное капание со стороны крана, он схватит табуретку и сломает его, вывернув его из стены. Это будет, конечно, не оптимальным решением. Вполне возможно, что он повредит трубу, при этом зальёт полкухни и ремонтировать придётся уже не только кран. Но в результате всего этого процесса кран, что характерно, будет починен. И то же самое произойдет со всем остальным. Телефон, который у него подтормаживает, в какой-то момент окажется разбит об пол, и у него появится новый. Приятель, который достал опаздывать, в один прекрасный день получит отповедь, в результате которой он перестанет быть приятелем, либо, возможно, перестанет опаздывать.

Эта стратегия и подход к жизни с таким хаотичным самосаботажем с целью перевода проблемы в более приоритетную фазу, усугубления проблемы для преодоления парадокса регион-бета – крайне затратная. Так можно потратить очень много ресурсов и влипнуть в большое количество неприятностей. Однако, ирония судьбы в том, что экономия энергии, которую такой человек получает за счёт того, что перестаёт тратить силы на проблемы, которые решаются, благодаря тому что он их усугубил, – вполне может окупить эту поверхностную вспыльчивость. Вполне может оказаться, что Вася, который на третий день капания крана выворачивает его из стены ударом табуреткой, в итоге тратит на ремонт и вообще на проблемы в своей жизни гораздо меньше сил, чем Петя, который терпеливо ждёт когда же у него дойдут руки капающий кран починить. Просто за счёт того, что в квартире у Пети не только кран капает, а и половицы скрипят, жена завтраки не готовит, кот к лотку не приучен, телефон тормозит и рубашка села, а новая не куплена, и до всего как-то руки не доходят. А Вася все эти проблемы уже давно усугубил, и какие-то из них привели к тому, что каких-то отношений и вещей в его жизни больше нет, потому что новые создать и купить не получилось. Зато те, которые есть, – хорошие, новенькие, работают как надо.

Означает ли это, что я призываю вас быть спонтанно-импульсивно-агрессивными и заниматься хаотичным самосаботажем? Да, но нет. Разумеется, как и многие инструменты, про которые я говорил, у этого инструмента очень узкая сфера применимости и много оговорок, которые можно было бы внести, если бы длина текстов в телеграме позволяла. Но если рассмотреть это не как стратегию, а как инструмент, которым можно пользоваться разово, для мотивации себя – решать им какие-то проблемы вполне можно и попробовать. Если у вас есть какая-то проблема, которую вы никак не можете заставить себя решать, может быть, не обязательно ждать, когда у вас появятся силы сделать лучше. Может быть, иногда можно сделать хуже, чтобы силы появились быстрее.

Жизнь как право

Во многих конституциях и в международных правах человека сказано, что человек имеет право на жизнь. При этом культура, как правило, всё равно заставляет жизнь воспринимать не как право, а как обязанность. И это важное различие. Мысль, которую я сейчас хочу рассказать, несёт некоторый суицидальный риск для читателя, так что надо быть с ней аккуратной, но это важный элемент общего философского мировоззрения всей эпистемологии, на которой строится остальная картина мира.

Я присоединяюсь к формулировке, и я здесь не одинок, что жизнь – это право. И точно так же как у человека есть право, например, на свободу перемещения, он вовсе не обязан им пользоваться. Нельзя сказать, что человек не имеет права отказаться от свободы перемещения и всю жизнь просидеть в комнате в коммуналке. Также нельзя сказать, что человек не имеет права отказаться от права жить и перестать это делать. Означает ли это, что я призываю к суициду? Нет. Не призываю, мягко говоря.

Однако, к чему я призываю, так это к тому, чтобы осознать, что реальность состоит в том, что жить никто не заставляет. Очень много тревоги, очень много ощущения вынужденности, очень много нейротизма произрастает из переживания своей жизни как вынужденности: того, к чему принудили. Мол, вот меня родили без моего спроса, и теперь я, значит, мыкаюсь, и не знаю, что с этим делать.

Эзотерики и, как ни странно, буддисты, здесь иногда предлагают осмыслить факт своего рождения как проявление своей воли. До такого я бы не опускался. Но факт продолжения жизни я считаю неизбежным понимать как проявление своей воли. Я живу, потому что выбираю жить. Каждый из вас живёт, потому что выбирает. Важно помнить о том, что это выбор. Важно помнить о том, что человек имеет право ответить на этот выбор отказом, потому что, если мы лишаем его этого права, то в отсутствие возможности отказаться – согласие ничего не стоит.

Согласие жить и восприятие жизни как права может появиться тогда и только тогда, когда мы позволим себе подразумевать, что человек этим правом может отказаться пользоваться. И если таким образом на жизнь посмотреть, если согласиться с тем, что вы можете и не жить, а если и живёте, то только потому, что соглашаетесь, – это универсальный способ вернуть себе ощущение агентности. Это хороший способ вернуть себе чувство права на жизнь, чувство власти над жизнью и снять с себя огромный объём тревоги, ощущение подчинения, ощущение зависимости и всех прочих невротических фантазий, которые люди генерируют, забывая о том, что жить они выбирают сами.

Культ неуспешного неуспеха

Как заповедовал старик Ньютон, у каждого действия есть равное по силе и обратное по направлению противодействие. В связи с чем культ успешного успеха не мог не породить своего злого брата-близнеца. Хотя не то чтобы сам культ успешного успеха был добрым, но тем не менее.

Успешный успех обоснованно ругают за близорукость, меркантильность, эгоцентризм и опошление таких полезных инструментов как создание личного бренда, таск-менеджмент, хвастовство, публичные декларации, всевозможные вишлисты и бакетлисты и так далее. Многие инструменты, которыми люди действительно злоупотребляют, и которые часто приводят к тому, что метрика подменяет цель, и вместо того, чтобы стремиться к высочайшему качеству жизни, люди стремятся к атрибутам высочайшего качества жизни, выкидывая с водой ребёнка.

Однако, обоснованность критики успешного успеха не означает, что его полная противоположность – это хорошее начинание. Точно так же как адепты успешного успеха с необоснованным презрением относятся к людям, позволяющим себе работать в найме за небольшие деньги, если их работа им нравится или их устраивает их жизненная ситуация, адепты культа неуспешного неуспеха с не менее необоснованным презрением относятся к людям, которые хвастаются новыми машинами, миллионами подписчиков или просто миллионами денег. Надо ли говорить о том, для скольких людей культ неуспешного неуспеха, основанный на голом отрицании культа успешного успеха, вылился просто в поток рационализации собственной лени, бездействия, самосаботажа, неготовности принять на себя ответственность, неготовности присвоить свои амбиции, поднять себе самооценку и вообще на что-то претендовать в жизни?

Истина, как всегда, посередине. Безусловно, рваться за одними только деньгами или статусом – не самая оптимальная по жизни стратегия, но огульно хаять стремление к деньгам и статусу, на мой субъективный вкус, – ещё более тупая стратегия, потому что, добившись успеха в первой стратегии и заработав деньги и статус, вполне можно потом опомниться, задаться вопросом: «А зачем я всё это сделал?», и на имеющиеся деньги пойти на психотерапию и превратить достигнутые результаты в материал для по-настоящему хорошей жизни. А вот повернуться на 180 градусов и переосмыслить результаты своего дауншифтинга и бессребничества во что-то продуктивное и полезное – гораздо сложнее.

Близость и границы

Есть крайне распространённая и, как часто водится среди распространённых идей, крайне вредная фантазия, что близкие отношения – это такие отношения, в которых де-факто нет границ. Понимая близкие отношения, как отношения с очень хорошим контактом, можно понять, откуда растут уши у таких иллюзий.

В близких отношениях, то есть с хорошим контактом, у людей действительно много общего. В частности, у них общие мысли, общее восприятие ситуации, общие эмоции и, можно даже сказать, что чем больше этого общего, тем ближе эти отношения. Чем легче мы друг друга понимаем, чем ближе мы к тому, чтобы заканчивать друг за друга фразы или даже не нуждаться в том, чтобы их произносить вслух, потому что и так понятно, что нас понимают по одному только вздоху или даже в нём не нуждаются, а предсказывают с точностью нашу реакцию, даже не глядя на нас, тем ближе ощущаются отношения. Однако ошибкой является гиперобобщение этой общности до вообще всего содержания нашей жизни. В том числе до перехода к общности материальных вещей, территорий, информации из разных сфер жизни и любых ресурсов.

Кажется, что если я отказываю человеку в том, чтобы он имел право просто взять и залезть в мой холодильник и съесть то, что ему там понравилось, то как будто бы я нас отдаляю, мы от этого становимся менее близкими. Кажется, что если я отказываю человеку в том, чтобы ответить на его вопрос, и говорю, что это не его дело, то я его отдаляю, и это делает нас менее близкими. Кажется, что появление границ между нами, указание другому на то, что есть какие-то аспекты моей жизни, категории моих ресурсов, сферы моего ума, в которые я закрываю ему доступ, делает отношения хуже или отдаляет их, и поэтому человек, подверженный таким иллюзиям, избегает подобного рода выставления границ.

Но это неверная постановка вопроса, потому что отношения требуют – что характерно – существования участников этих отношений. Для того, чтобы между двумя людьми были отношения, нужно, чтобы было два человека. Если же никаких границ не выставляется, если всё у нас общее – и мысли, и слова, и действия, и дружба, и табачок – то тогда мы не два человека, а один человек-сиамский близнец, сросшийся психическим аппаратом. Это, собственно, и называется созависимыми отношениями. Когда мы перестаём быть двумя отдельными людьми, то вопрос близости уже не стоит, потому что близость подразумевает маленькое расстояние между двумя отдельными объектами. Тут уже встаёт вопрос о слиянии воедино, каковое для взрослых, непаразитических форм жизни никогда не является полезным.

Поэтому, как ни парадоксальным кажется считать выставление границ фундаментом для близости, и практика, и даже внимательное рассмотрение теории указывают на то, что по-настоящему близкие отношения не просто допускают, а нуждаются в чётком понимании границ друг друга. И они разрушаются, если эти границы не ставить.

Субъектность истерика

При разговорах об истерике и вторичных выгодах невротичных симптомов очень часто возникает дискуссия о том, что как же так получается, что человек сам себе вредит, ведь это же нарушает все постулаты оперантного обучения. Если вам в колено выстрелить, вы не будете рады, тогда как можно себе представить, что истерик может сам себе стрелять в него? Если человека лишить каких-то возможностей, сделать его неполноценным (а истерика – это преувеличение своей неполноценности), он этому никогда не будет рад. Это правда. Упускается в этом то, что истерика – это процесс подвластный. То есть это процесс лишения себя субъектности субъектом.

Следите за руками. Есть хорошая серия «Доктора Хауса», в которой это разъясняется. Там есть пациентка с синдромом Мюнхгаузена – психиатрическим нарушением, при котором человек изображает клинические патологии для того, чтоб получить внимание со стороны медперсонала. Такая крайне истеричная по фабуле болезнь. Однако, когда выясняется, что пациентка действительно больна настоящей физической болезнью, то вместо того, чтобы сохранить свою болезнь и всю оставшуюся жизнь получать на этот раз уже обоснованное внимание со стороны медперсонала она внезапно становится комплаентной и кооперирует в лечении для того, чтобы от своей подлинной болезни избавиться. А потом уже в конце серии она снова продолжает ходить по госпиталям и имитировать ту болезнь, от которой только что вылечилась. Это хорошая иллюстрация того, что происходит при истерике, и чем истерика отличается от подлинной неполноценности.

Очень комфортно отказываться от своей полноценности и играть в неполноценного до тех пор, пока где-то там на глубине есть осознание того, что это игра. Что, на самом деле, я могу больше, просто не пользуюсь этой возможностью. Очень приятно разыгрывать неполноценного, очень убедительно, очень искренне, с верой в свою роль, но всё-таки разыгрывать. Жаловаться на жизнь, плакаться, страдать, пока ты знаешь, что весь этот процесс и драма в твоих руках.

Бывает даже так, что настоящие болезни люди пытаются предъявить как истерический симптом как раз для того, чтобы создать у себя иллюзию этого контроля. Бывает так, что люди, насмотревшиеся всякого говна, типа фильма «Секрет» или начитавшиеся каких-то абсолютных шарлатанов от психосоматики, приходят с настоящими болезнями к психологам и пытаются «вылечить» серьёзные заболевания, вплоть до онкологии, путём психологической работы над собой. То есть они пытаются свою настоящую проблему предъявить как истерический симптом именно потому, что налёт истеричности придаёт ему ощущение подвластности. А когда человек сталкивается с тем, что его проблемы неподвластны, когда с ним происходит что-то вне его власти, это совершенно по-другому ощущается, вызывает совершенно другую реакцию и, соответственно, другое отношение у человека.

Поэтому сравнивать то, как себя ощущает истерик, который разыгрывает из себя неполноценного, и как себя ощущает человек с подлинным уровнем неполноценности, соответствующей той игре, которую мы только что увидели, вообще бессмысленно. Это совершенно разные изнутри картины мира и эмоциональные профили.

Отношение к заголовку и феномену

Была забавная история про двух мусульман, которые на самолёте выбрали в качестве еды бекон, а потом подали в суд на авиакомпанию за то, что им в самолёте не объяснили, что бекон – это производное от свинины. Уж не знаю, правдива ли эта история, и выиграли ли они суд, но это хорошая иллюстрация того, что люди достаточно часто по-разному относятся к некоторому феномену и заголовку, которым этот феномен обозначен. То есть очень плохо относиться к свинине и хряпать за обе щёки бекон – это не какое-то исключение для человека. Так часто бывает, к счастью, или, к сожалению.

Есть люди, которые считают, что им, например, не нравятся эгоисты, но при этом все люди, которые им нравятся, или, по крайней мере, многие из них, при ближайшем рассмотрении крайне эгоистичны. Есть люди, которые ни за что в жизни не скажут, что они хотят быть агрессивнее, но при этом, если внимательно посмотреть на то, как они хотят себя вести, и какое поведение считают желательным, то это именно агрессия.

Верно и обратное. Есть люди, которые терпеть не могут, например, дисциплину, но при этом им очень нравятся заголовки о ней. Они говорят о том, как им нравятся дисциплинированные люди и как они сами хотят быть такими. При этом если их действительно поместить в атмосферу, полную дисциплины, и потребовать от них дисциплинированного поведения, то они взвоют волком и полезут на стену. Ничего неожиданного и удивительного в этом для внимательного наблюдателя быть не должно. Потому что вторая сигнальная система, потому и вторая, что оторвана от первой. То есть то, как мы непосредственно воспринимаем мир и то, как мы его интерпретируем через свою символическую систему, далеко не всегда синхронизированные процессы.

Чтобы избавляться от подобного рода неконгруэнтностей, полезно делать следующее – идти снизу вверх. Очень частая ошибка, особенно высокоинтеллектуальных людей, – это попытки идти сверху вниз. От общих понятий – к конкретике. Сначала они говорят, что им нравятся ответственные, честные, дисциплинированные люди, а потом, при попытке конкретизировать, они натягивают сову на глобус и пытаются как-то подогнать реальность так, чтобы она как-то встроилась в уже заявленные заголовки.

Чтобы этого не происходило, надо идти в обратном порядке: снизу вверх. Надо начинать с того, что вы непосредственно на практике наблюдаете в материальном мире, любите и не любите, хотите и не хотите, к чему стремитесь, от чего отталкиваетесь, что вам заходит, а что – нет. Искать конкретные случаи, рассуждать на примерах конкретных людей. Что они делают? Какой конкретный поступок совершают? А потом уже в той реальности, которую вы описали, и тем конкретным феноменам, которые вы окрасили в положительный или отрицательный цвета, давать названия, задаваться вопросом того, как вообще называется, когда человек так себя ведёт. Как этот феномен можно было бы назвать со стороны? Если бы вы хотели кому-то объяснить, что это такое, какое слово вы бы назвали? Если бы вы давали инструкцию другому человеку – воссоздать эту ситуацию – как бы вы ему сказали, как ему надо себя вести? Какого персонажа из себя отыгрывать? Какими словами это называется? Какие характеристики описывают это поведение? Как называется человек, которому свойственно так себя вести?

При этом важно подходить к этому в режиме такого немножко брейншторма. Без критики или с минимальной критикой, чтобы не удивляться тому, что в итоге окажется, что то, что вам нравится и то, к чему вы стремитесь, – это совсем не то, что вы думали о себе до начала этого исследования.

Как большинство из вас не знает, я написал книгу, и сейчас заканчиваются всякие редакторские штуки типа вычитки и корректировки. Она посвящена теме психогигиены, написана в жанре селф-хелп, оглавление вот прикладываю скрином. Изначально задумывалось что она так и будет называться "психогигиена", потом было рабочее название "психоэкономика", а в последнее время издательство немножко понесло и появились различные.. смелые варианты. Предлагаю вам, дорогой аудитории, поучаствовать в выборе названия:

Полярная самооценка и самосаботаж

Я периодически говорю о полярной самооценке. Суть её состоит в том, что у человека очень низкая внутренняя самооценка, он подозревает, переживает, боится, что он полное ничтожество, абсолютно хуже всех на свете, вообще ничего не заслуживает, ни на что не может претендовать. Поскольку с такой самооценкой жить нельзя, так как это прямая дорога в депрессию и суицид, то он компенсирует её поверхностной, сверхзавышенной, когда «я абсолютное чмо, но лучше всех», «я самый тупой, но лучше всех знаю» и так далее. Как правило, чтобы не впасть совсем уж в шизофрению, эти самооценки разносятся во времени. То есть завышенная самооценка – она такая вообще, в принципе, по жизни. Из разряда: «Вообще-то, я великий, могучий и талантливый, и вот когда будет время, я соберу себя в руки, всем вам это покажу, но прямо сейчас, вот именно сегодня, день не задался, я встал не с той ноги, живот прихватило, поэтому так получилось, что я чмо». Но рассказать я хотел не об этом. Этот феномен я уже несколько раз описывал.

Рассказать я хотел об интересном последствии такого раздвоения по вертикали, заключающемся в том, что такой человек никак не может подобрать подходящие ему отношения. Он оказывается в ситуации джентльмена, который не хочет быть участником ни одного клуба, который настолько плох, чтобы принять его в свои члены. Такой Вася может думать, что он настолько плох, что любой человек, который в нём заинтересован, по умолчанию его не достоин. Раз он такой плохой, то тот, кто в нём заинтересован, тоже плохой и ничтожный, раз он на него такого плохого повёлся, а раз он тоже ничтожный, то зачем ему другой ничтожный человек, ведь Вася со всякими там ничтожными ёшкаться-то не собирается.

В итоге Вася оказывается в постоянной гонке за кем-то, потому что ему подходят только те, кто его отвергает. Ведь раз они его, отвратительного, отвергают, значит, они хороши, и за ними есть смысл гнаться. А как только он добивается их внимания, они сразу обесцениваются, потому что они пали в его глазах, раз уж они согласились на него, убогого, обратить внимание. Это может продолжаться достаточно долго, потому что процесс истирания чужого терпения не мгновенный, он занимает какое-то время, и человек может тратить изрядные периоды своей жизни, добиваясь чужого внимания, будучи вовлечённым и азартным только для того, чтобы разочароваться. Как только он этого добьется, он найдёт себе следующую мишень и жертву. Эта вся чехарда может распространяться на работу, личные, дружеские, даже на родственные отношения. Хотя, конечно, родственников обычно ограниченное число, поэтому тут история быстрее заканчивается.

Самое забавное в этом то, что один и тот же человек может оказываться в поле зрения такой охоты и выпадать из неё неограниченное количество раз. То есть Вася с такой полярной самооценкой бегает за Фёклой, берет её измором, она на него обращает внимание, а он перестаёт ей интересоваться, потому что она стала обращать на него внимание. Она обижается на него за то, что он перестал обращать на неё внимание, снова его игнорирует – и он снова начинает за ней бегать. Так может по кругу длиться неопределённое количество раз до тех пор, пока кто-нибудь из них не придёт к психологу, и психолог не поднимет бровь и не спросит «а не хуйнёй ли вы занимаетесь, ребята?».

Хвастовство как моветон

В феврале я писал о том, что хвастовство может быть унижением, и основная моя мысль состояла в том, что если человек заявил уже о себе небывалые успехи, то хвастаться после этого своими реальными достижениями, которые могут быть ниже заявленных, может переживаться как унижение. Тогда я отметил, что этот механизм стоит отделять от ситуации, когда человек сам акт хвастовства воспринимает как унижение по определению. Кто-то меня в чате попросил отдельно пояснить за таких людей: за тех, для кого хвастовство это унижение само по себе, безотносительно соотнесения заявленных и достигнутых успехов. Пришло время ответить на этот запрос.

Итак, кто эти люди, которые считают, что хвастовство – это моветон само по себе. Это люди из так называемой интеллигенции, которую по советской традиции принято считать вшивой. Хотя, как верно шутил Задорнов, до чего же надо довести интеллигента, чтобы он был вшивым. Такое представление у интеллигенции позаимствовано у аристократии. Позаимствовано небезосновательно, потому что суть интеллигентного сословия состоит в том, что интеллигенты совершают интеллектуальный труд, а интеллектуальный труд тем и хорош, что он доступен многим, и критерием его качества часто является та самая доступность. Если ты успешный ученый, то твои статьи читают. Если ты успешный композитор, твою музыку слушают. Если ты успешный инженер, твоими устройствами пользовались все. Если ты успешный руководитель, твоя компания занимает крупную позицию на рынке. Словом, для интеллигента, как ранее для аристократии, успехом были события сами по себе достаточно заметные, чтобы не приходилось ими хвастаться. Люди узнавали о твоём успехе независимо от того, сообщил ты им об этом или нет. Ведь если ты крутой аристократ (а аристократия до совсем недавнего времени вся была военная), то твои успехи – это военные завоевания и выигранные битвы. О них все знают, безотносительно того, ходишь ты по балам и рассказываешь о себе или нет. Ходить по балам и рассказывать себе надо, если ты плохой аристократ, или, впоследствии, плохой интеллигент. Если о твоей работе никто не слышал, и тебе приходится рассказывать о ней самому, хвастаясь, то это само по себе говорит о том, что успехи твои неважнецкие и само по себе унижает тебя, безотносительно того, успел ты до того наврать про завышенные успехи или нет.

Соответственно, в этих кругах сам факт хвастовства считается моветоном, потому что если тебе приходится хвастаться, то хвастаться тебе нечем. В чем недостаток этого подхода? В том, что если трактовать интеллигенцию как людей интеллектуального труда, то процент интеллигенции у нас неумолимо растёт. Если 50 лет назад на одного интеллигента приходилось в сто раз, в тысячу, а ранее – десятки тысяч крестьян, то теперь, как бы не оказалось, что белых воротничков больше половины населения. Речь сейчас про людей, которые выполняют свою работу, не вставая из-за рабочего стола, пользуясь чистым интеллектом, пусть даже не делая сверхинтеллектуальные задачи, но не выполняя физического труда. Поэтому ориентироваться на критерии успеха, разработанные для ситуации, когда твоя социальная ниша была, по определению, верхним процентилем населения, в ситуации, когда она расширилась до верхней половины, несколько безумно.

Так что на сегодняшний день, безусловно, если ты Нобелевский лауреат или основатель OpenAI, или крутой режиссер, снимающий оскароносные фильмы, конечно, тебе не приходится хвастаться. Но этот критерий перестал быть актуальным для всей интеллигенции и сохранился лишь для того же процента населения, которым была вся интеллигенция, когда этот критерий формировался. А для всех остальных, нас, простых смертных, для тех, кто не становится первым человеком на Луне, не создаёт искусственный интеллект общего назначения и не запускает ракеты в космос, хвастаться успехами остаётся более чем рациональным, здоровым и психогигиеничным инструментом.

Особенности психотерапии мусульман

Когда-то я писал текст об особенностях психологического консультирования айтишников. Вот уж не думал, что когда-нибудь мне доведётся написать об особенностях психологического консультирования мусульман. У меня накопилось некоторое количество материала на эту тему, и вот чем я имею с вами поделиться.

Прежде всего, первое правило, касающееся работы с любыми верующими, – это то, что, если вы психолог, и к вам пришёл представитель какой-то определённой конфессии, то этот человек неверующий. Он может позиционировать себя так, может считать себя верующим, но, если бы он был настоящим верующим, он бы был не у вас, а у имама, священника, раввина, ламы – в общем, где-нибудь по другому адресу. Если он пришёл к вам, это значит, что именно религиозной веры в нём, как минимум, мало, а скорее, её нет. С религией он себя соотносит больше в культурном смысле, чем в мистическом.

Второе: то, что человек является лишь культурным последователем данной конфессии, совершенно не значит, что её надо списывать со счетов. Любой религиозный фундамент оставляет глубокие следы на личности. Мусульманство здесь не исключение, и отличие мусульманства от христианства, что культура в нём гораздо сильнее различается по полам. Общие черты для мужчин и женщин в исламе – это гораздо большая связь с семьёй, даже если этот человек не живёт непосредственно с родственниками, даже если он в другом городе, в другой стране. Мусульманские общины и диаспоры гораздо плотнее связаны, чем христианские, и влияние и значение родственников гораздо выше, чем принято в секулярном обществе.

Приведу такой пример. Такую вещь как страх публичного мнения для здорового атеиста или христианина можно смело записывать целиком в невроз. То есть «а что люди скажут?» для среднего петербуржца христианско-атеистических кровей – чистой воды невротическая установка, от которой можно просто избавляться на корню и записывать в психотерапевтические мишени, не задумываясь. Для мусульманина это не обязательно так. Для него «что люди скажут» – гораздо более культурно релевантный феномен, который просто так со счетов не спишешь, и чисто как невротическую установку не обойдёшь.

Однако, мусульмане не перестают быть людьми, и с ними работает вся та же методология, будь вы психодинамист, когнитивист, психодраматист. У всех психика одна и та же, но расстановка весов, дистанция к индивидуалистическому счастью гораздо дальше. Для человека из мусульманской культуры, даже если он не религиозный мусульманин, идея сепарироваться от тех, кто мешает жить счастливо, может быть фундаментально чужда. И это не потому, что он гораздо глубже в созависимых отношениях, а потому что культура, в которой он вырос, настолько фундаментально отличается, что собственное атомизированное индивидуалистическое счастье в отрыве от всего социального контекста практически немыслимо, особенно когда речь заходит о личной жизни. Для женщин это особенно актуально, так как у мужчины есть возможность уйти от темы личной жизни в работу и зарабатывание статуса, а для девушки из мусульманской среды отбрехаться от навязывания ей личной жизни сложно.

Там, где с людьми из других культур можно действовать провокативнее и втупую повышать напряжение, пока отношения с навязчивыми родственниками не взорвутся и туды их в качель, с людьми из мусульманской культуры гораздо больше приходится искать баланс, быть более осторожным и действовать с большей долей гуманизма и принятия. Это может быть чуждым вам, если вы сами не из этой культуры, в которой с этими, кажущими секулярному психологу невротическими, установками приходится искать компромисс и договариваться.

Результат такой работы отличается от того, что мы привыкли видеть в классической модели работы с не индоктринированными в мусульманскую культуру людьми, но главного результата – субъективного повышения качества жизни – можно достичь и при такой работе.

Мета-ожидания

У многих из нас есть какие-то ожидания: мы ждём дня рождения, Нового года, пятницы, конца рабочего дня, успехов психотерапии и других различных вещей. Однако, как и многие психические процессы, ожидание бывает коварным. А именно: к ожиданию прикладывается дополнительный слой мета-ожиданий – ожидание от процесса ожидания. Ожидаем ли мы, что наши ожидания будут исполняться? Связаны ли с нашими ожиданиями представления о том, что реальность должна каким-то образом к ним приближаться? Это может показаться самоочевидным: ведь если я чего-то жду, значит, я жду, что что-то исполнится. Но вообще-то при ближайшем рассмотрении, оказывается, что нет.

Огромное количество людей живёт в ожидании каких-то событий, которые сами по себе никаким образом не исполнятся, и для реализации которых они не совершают никаких действий. Это то, что называется «ждать у моря погоды». Люди ждут, когда они у них появится время, не делая ничего для того, чтобы оно появилось. Ждут, когда их партнёр заметит какую-то их потребность, ничего не делая, чтобы он её заметил. Более того, активно пряча от него эту потребность. Ждут, когда жизнь наладится, когда появятся деньги, когда закончатся проблемы, когда перестанет болеть живот – да всё, что угодно. Ничего не делая и не наблюдая никакой процесс, который независимо от их действий привёл бы к свершению их ожиданий.

Существование подобного рода ожиданий объясняет эффективность таких краткосрочных методов помощи как телефоны доверия, ОРКТ – ориентированная на решение краткосрочная терапия – или, например, solution talk. Это не динамической процесс, даже не особенно когнитивный (хотя, строго говоря, можно сказать, что это когнитивная реструктуризация), когда с человеком проводят инвентаризацию его ожиданий и, подобно тому, как опытный игрок в данетке, задаёт вопрос по поводу каждой детали задачи – «важная ли это деталь?», опытный психолог по поводу каждого ожидания человека задаёт вопрос – а ожидает ли он, что это ожидание исполнится? с каким механизмом он связывает представление о том, что реальность придёт в соответствии с этим ожиданием? Вполне возможно, что за одну сессию, более того, за 15-минутный разговор, человек натыкается на то, что какие-то вещи, которых он ждёт, он ждёт уже какое-то время и нагружает это ожидание большой эмоциональной значимостью, но при этом ждёт абсолютно тщетно. Дело даже не в том, что он ничего не сделал для того, чтобы это ожидание исполнилось, а в том, что у него даже нет мета-ожидания. Нет в психике процесса, предназначенного для того, чтобы отслеживать скорость приближения ожидаемых реалий или искать способы ускорения этого приближения.

Это ожидание – совершенно вещь в себе. Оно просто существует в его голове как мечта, как надежда, как пророчество, никак не влияя ни на его поведение, ни на мысли, ни даже на его чувства за пределами самого фантазирования. Тогда, заметив подобную неконгруэнтность, человек вполне может броситься её исправлять. Это может даже принести ему большую пользу после очень короткой интервенции.

Можно, разумеется, это делать и самому с собой. Вы можете сесть и написать всё, чего вы ждёте от жизни. Вы можете разбить по нескольким временным периодам всё, чего вы ждёте в обозримом будущем, в среднесрочной, в долгосрочной перспективе. Скажем, до конца недели, до конца года, до конца жизни. А потом про все эти вещи задаться вопросом «про какие из этих ожиданий я жду, что они исполнятся?». И если про какие-то всё-таки ждёте, то есть какие-то ожидания сопровождаются мета-ожиданием, что они исполнятся, то как они должны исполниться? Какие процессы, независимые от меня, или мои действия должны к ним привести? А если вы обнаружите какие-то ожидания, не сопровождающиеся мета-ожиданием, то тогда зачем они вам нужны?