Екатерина Шульман предложила в своё время оригинальную концепцию обратного карго-культа. В общем виде это означает, что западный грузовой самолёт на самом деле не летает и никаких товаров в его трюме нет, – просто у западных шаманов более сильные заклинания, которые и позволяют им на весь остальной мир наводить коллективную галлюцинацию. В политологическом виде обратный карго-культ в России выражается, скажем, в утверждении сервильных, фейковых или просто плохих политологов (политических комментаторов) в том, что никакой демократии на этом Западе нет и никогда не было, а есть просто пиар-технологии, которые отлично работают для оболванивания собственной и иностранной аудитории. Сами пиарщики подчиняются глобальным элитам и всяческим рептилоидам, естественно.

В качестве некоего технического дополнения к концепции Шульман я бы обратил внимание на такую практику, которую назвал византийским подмигиванием. Это ситуация, когда вы оба знаете, что говорите неправду, но при этом считаете необходимым и политически корректным – применительно к данному этапу нашей истории – всё равно проговаривать эту неправду, даже если никто третий её не слышит. «У нас конкурентность выборов побольше, чем у некоторых», – говорят они с гордостью и подмигивают друг другу. «У нас демократии-то побольше, чем у англосаксов», – и подмигивают. «Нас там нет, оно само», – и подмигивают эдак заговорщически. При этом человек ведь – существо адаптивное. От многократного проговаривания слова «халва» во рту вполне может стать сладко. Более того, если человек смог убедить себя в существовании бога, да ещё и во всеблагости оного, то почему бы не предположить, что, действительно, лохматость у нас повысилась? Ну, в смысле, что демократии у нас – о-го-го!

Даже те, кто наверху, могут совершать ошибки. Эта простейшая, как силлогизм о смертности Сократа, идея вызывает у многих какое-то экзистенциальное отторжение. Хотя казалось бы, вся история человечества, не говоря уже о современности, нас учит, натурально, вот именно этому. Посмеивались как-то над низкопоклонством перед Западом, а вот веру в то, что сверху видно всё, берегут как зеницу ока. Если те, что наверху, могут просчитаться, то и вера наша тщетна. Впрочем, вера в руководство сама по себе архаична. Не читали старика Вебера про бюрократию и модерные варианты легитимизации власти. Всё царя или харизматика ищут, который помещает на небе звёзды и вызывает дождь или, к примеру, вертолётные деньги.

Одна из причин такого заблуждения относительно власти таится в неправомерном выводе из справедливого утверждения: чем выше ваш пост, тем выше цена вашей ошибки. Из этого выводят уже неверное: осознавая, что цена вашей ошибки настолько высока, вы её не совершите. И уже из этого ложного вывода переходят к тому, что всё, что вы делаете, находясь наверху, по умолчанию правильно, адекватно и планомерно. А если такого впечатления нет, то это просто значит, что мы не так высоко сидим и нам не под силу увидеть всю картину. Такая же цепь ложных рассуждений применяется – уже с обратным знаком – и к «чужим» политикам и странам. Только все их шаги, разумеется, направлены на то, чтобы сделать «нам» какую-нибудь пакость. Даже если это гуманитарная помощь в виде «ножек Буша». Это они нашу бдительность – и желудок – усыпляли и геном портили!

В национал-патриотической среде и приравненных к оной сообществах есть убеждение, что творчество братьев Стругацких по своей сути русофобское. Действительно, в их книгах существуют всяческие людены, которые принципиально умнее обычных людей, при этом, зная на собственном горьком опыте, что общество не сможет или, правильнее сказать, не захочет принять их экспертизу, они стараются максимально отгородиться от социума – вплоть до коллективной иммиграции на другую планету. Казалось бы, что в этой идее такого? Люди ведь на самом деле разные, а во многих знаниях многие печали. Трудно быть богом, но ведь и просто идти против течения сложно – а выдающиеся люди, тем более в чувствительных общественных сферах, так или иначе должны идти против сложившегося консенсуса. К таким людям двойственное отношение, причём в обоих случаях негативное: их либо подозревают в том, что они что-то знают, но из-за презрения к социуму отказываются делиться, либо же считают, что те решения, которые они всё-таки предлагают простому народу, – это какая-то уловка, трюк, желание одурачить, а то и поработить; то бишь людены действительно обладают скрытыми знаниями, но то, чем они готовы поделиться, на самом деле не то.

Думал я, думал – и в какой-то момент я понял, где собака зарыта. Я как-то всю дорогу воспринимал творчество Стругацких безотносительно к самим братьям, а самих братьев – безотносительно к тому, что они Стругацкие. Но национал-патриоты не таковы. Вот были бы братья Ивановы, тогда другое дело. А тут нехорошие параллели обнаруживаются: меньшинство, закрытые сообщества, секреты, желание коллективно иммигрировать…

Гуглил картинку, а наткнулся на лот в "Алиэкспрессе". Куда смотрит КПК?!

Чем безопасность схожа со здоровьем или, к примеру, деньгами? Безопасности никогда не бывает слишком много. Точнее говоря, при желании вы всегда найдёте уязвимый элемент в своей безопасности, который нужно как-то залатать – а то мало ли что… Денег тоже много не бывает: даже если вся сумма вам сейчас не нужна – инвестируйте куда-нибудь, пусть оно там спокойно растёт. Здоровье – тоже бездонный колодец, ведь даже самый здоровый человек стареет и вообще смертен, а этого хочется как-то избежать или, во всяком случае, оттянуть. Это не говоря уже о всяческих ипохондриках.

К безопасности государства эта история относится в той же мере, как и к безопасности отдельного человека. При отсутствии внутренних ограничений в виде, например, общественного мнения или парламентской оппозиции можно (не)прилично дел-то нагородить под эгидой укрепления безопасности. Хорошее же дело – безопасность, кто спорить будет? Только враги, а также придурки на пару с провокаторами, ясное дело. В политической науке для этого обстоятельства даже термин есть – секьюритизация, то есть волевое решение государства те или иные вещи поднять над обычными проблемами, которые решаются на своём уровне в установленном порядке, до наивысшего уровня – уровня безопасности.

Секьюритизация происходит произвольным образом и фиксируется в государственных документах. Появившись в документе, любая вещь – от ценностей и идеологий до военно-политических блоков – переходит их категории «можем обсудить» в раздел «есть два мнения: моё и запрещённое». Из этого расклада вовсе не следует, что секьюритизированные объекты «на самом деле» безопасны или, наоборот, объективно опасны. Нет, на этот вопрос сама по себе секьюритизация ответа не даёт, она лишь показывает процесс. Здесь подходит параллель с богословскими диспутами: мы можем проследить их историю, сравнить точки зрения разных людей, но не можем ответить на вопрос о том, чем в действительности является божественное.

На днях был приглашён одним арабским каналом на запись передачи о политической истории и трансформациях России при Путине. Другим спикером был известный всем политолог-лоялист. В разговоре я был традиционно сдержан и изрядно пессимистичен, он же – традиционно экспрессивен. Нас вынудили, но это даже хорошо – наконец-то мы этим американцам покажем кузькину мать! После записи все продюсеры и иже с ними не могли остановиться, выражая коллективное восхищение моему коллеге, который всё правильно сказал.

Уже вернувшись домой, я понял, иллюстрацию чего я тогда увидел. В недавнем интервью Юрию Дудю Александр @baunovhaus сурово, но справедливо высказался по внешнеполитическому положению страны: у России нет союзников, но есть болельщики. В лице арабских телевизионщиков, хваливших российского политолога, я увидел именно их.

Одна из тем, которые мы обсуждали со студентами в рамках семинаров по теориям международных отношений, – это мера ответственности граждан демократий и не-демократий за внешнюю политику собственной страны. Общим местом является базовая независимость (даже, не побоюсь этого слова, суверенитет) внешнеполитических решений от внутреннего состояния общества, однако возможность открытой полемики в демократиях даёт в перспективе возможность изменения внешней политики через, например, избрание партии или политика, который обещает скорректировать подход государства к взаимодействию с ближними и дальними.

И всё же: ответственны граждане или нет? Ключевой работой по данной проблематике считается книга «Справедливые и несправедливые войны» Майкла Уольцера, впервые вышедшая в 1977 г. Книга, выдержавшая уже пять изданий, до сих пор не переведена на русский, так что учите английский. Anyways, центральный вывод Уольцера по интересующему нас вопросу довольно печален: во время войны люди должны страдать. И здесь слово «должны» употребляется не в этическом смысле, а в описательном – как во фразе «каждый брошенный вверх камень должен упасть вниз». Для того, чтобы страданий не было, необходимо устранение их причины. И здесь здравый смысл идёт рука об руку с буддизмом.

Снова идут упорные разговоры о необходимости ввести в России государственную идеологию. У других, мол, она есть (нет), а у нас – нету, отсюда все наши беды, отсюда идёт наша внутренняя слабость, которой может воспользоваться враг (воображаемый) и сократить наше население до десяти миллионов, предназначенных для обслуживания Трубы. Люди доброй воли возмущаются самой возможности введения эксплицитной госидеологии, предполагая недоброе. Но почему обязательно недоброе? Кто знает, быть может, предполагается что-то хорошее – идеология просвещения и гуманизма, например…

Тут я уже собирался заплакать, рефлексируя собственную наивность (пусть и наигранную), но меня остановило вот какое соображение. В общем тренде тех, кто считает, что отказ от идеологии в своё время был ошибкой, есть и сторонники опоры актуальные ценности общества. Иными словами, они предлагают не выстраивать какие-то «измы», но исходить из того, чем само общество – эмпирически – живёт и дышит. И здесь есть некоторое окно возможностей (ладно, малюсенькое такое окошечко) для людей доброй воли вроде нас с вами, которые всякий раз будут напоминать: говоря об обществе, следует основываться на разбитой на когорты социологии, а не на соображения иных почвенников (и кровников) относительно того, что «наш народ» на самом деле хочет и какие у него настоящие ценности.

Читаем специалистов: Флориду, Инглхарта, Пинкера и нашего соотечественника Радаева (книга «Миллениалы»). И с удивлением (или нет) узнаём, что ценности нашей когорты – это, натурально, просвещение и гуманизм и есть. А не вот это вот всё.

Если стоять на точке зрения, что политология – это не наука, а так, болтология и продажная девка элит и воображаемого глубинного государства, причём иностранного, тогда Дугин прав. Действительно, можно ввести в оборот и «катехон», и «антикейменос», и много чего другого. Правда, несколько удивительно от доктора политических наук слышать, что «тоталитарный либерализм» – это привычный в политической науке термин. Нет, естественно. Нет такого термина. Это публицистическая фигура речи вместе с «либеральным фашизмом», «цифровым гулагом», «золотым миллиардом» и, если брать совсем уж помоечного уровня риторику, «либерастами».

А у нас в районе Братеевского каскадного парка на набережной Москвы-реки сегодня и завтра проходит международный фестиваль фейерверков «Ростех», уже седьмой. Такие фестивали и в мирное-то время представляют собой шумелку на любителя. А уж сейчас – откровенно неуместны. Это вообще одна из тем моих психолого-экономических рефлексий: почему люди с деньгами не мыслят таких простых вещей? и почему им никто из подчинённых не подскажет? Впрочем, есть вещи и пострашнее – и тоже подсказать некому. Вот беда.

О нашумевшем докладе Amnesty International скажу вот что. Начиная со Средневековья, умные люди разрабатывали концепцию справедливой войны. Справедливость или несправедливость изначально рассматривалась в двух измерениях – jus ad bellum и jus in bello, т.е. говорилось о целях войны и о средствах их достижения. Естественно, справедливые цели вовсе не обязательно достигаются приемлемыми средствами, а несправедливые цели – не обязательно запрещёнными методами. Например, обороняясь, вы можете в каких-то случаях использовать гражданских как живой щит или практиковать пытки и убийства пленных. И наоборот, наступая, вы можете (точнее, обязаны) попытаться обеспечить приемлемую жизнь беженцам и жителям тех населённых пунктов, которые оказываются под вашим контролем.

Поскольку мы говорим об эмоционально максимально заряженных обстоятельствах, всегда есть тенденция всё, что делает обороняющаяся (или «ваша») сторона, назвать добром, не подлежащим критическому рассмотрению, а всё, что делает нападающая, – злом, которое нельзя не только оправдывать, но даже просто объяснить. Для того, чтобы не впадать в аффект, как раз и существуют эксперты, чья должностная обязанность – рассматривать каждый конкретный эпизод в отдельности, скрупулёзно, отстранённо, вынося за скобки любые обобщения про борьбу добра со злом. В эмоционально заряженных обстоятельствах объективность может трактоваться как отсутствие эмпатии или даже, если у вас паранойя, подыгрывание одной из сторон. Мы ведь это не только в отношении Amnesty International встречаем, не так ли?

По нынешним временам оправдание «да я не специально!» приобретает дополнительные оттенки.

Олег @kashinguru в своей свежей колонке пишет: «Война расколола общество на экзальтированных и деморализованных, истеричных и апатичных». По совпадению, несколько дней назад в одном важном приватном разговоре я, традиционно психологизируя, говорил о том, что вижу у наших соотечественников две базовые реакции на происходящее: (условно) маниакальную и депрессивную. Первая – это про да мы сейчас их всех разнесём, конец проклятому гегемону, держите меня семеро, Россия граничит с кем пожелает и т.п. Вторая – ну вот, все планы под откос, а ведь только-только нормально жить начали, конфликт на пустом месте, трагедия за трагедией, нет хорошего исхода, изоляция и пр.

С позиции клинической психологии, депрессивная реакция прогностически более благоприятна, чем маниакальная. Депрессивная реакция предполагает рефлексию, желание разобраться в причинах случившегося и изменить текущее положение дел, которое не представляется нормальным. Никому не нравится находиться в депрессии, не так ли? (Понятно, Болдинская осень, сплин, но не все из нас Пушкины.) С манией же всё иначе: вы не хотите выходить из этого состояния. Если вы уже живёте в мире, где всё идёт, нет – всё летит в том направлении, которое вам нравится, а вы сами движетесь со скоростью мира, то зачем что-то менять? Это же здорово, что вы можете «всех разнести» и пр. К чему это вшивое интеллигентское самокопание? Никакой рефлексии – только экшн!

Следует добавить, что в клинике известно такое состояние – маскированная депрессия. Это когда вы, вроде как, в маниакальном состоянии, но под ним чувствуется глубочайшая депрессия. Здесь мания – защитная реакция. Может плохо кончиться.

Есть сериалы, которые не нравятся. Есть те, которые нравятся, их существенно меньше. А есть сериалы, в которые, натурально, влюбляешься. Их у меня совсем мало – «Звёздный крейсер Галактика», «Игра престолов», а в 2015 г. появился третий и в общем-то самый главный – «Лучше звоните Солу». Что любопытно, так это то, что мне не особенно понравился сериал «Во все тяжкие» (чьим сиквелом, приквелом и спиноффом одновременно и является «Сол»). Мне не был симпатичен главный герой, его семейка и сообщники, женские персонажи вообще, по-моему, писались женоненавистниками. А вот всяческие бандиты и полубандиты как раз вызывали большой интерес. Плюс к этому, конечно, сама картинка: Альбукерке, штат Нью-Мексико, одноэтажная Америка, вечное лето, уходящее вдаль голубое небо, кактусы – всё это снималось с огромной любовью и вниманием к деталям. Сериал, вроде, даже получил какой-то престижный приз за операторскую работу.

Очевидно, не одному мне в «Во все тяжкие» понравились именно второстепенные персонажи, в том числе criminal lawyer Сол Гудман, а также представители картеля. Собственно, если в изначальном сериале главные герои не вызывали никаких симпатий, я за них не болел, то в «Соле» другая проблема – ты болеешь практически за всех одновременно, а Ким Векслер – это прямая противоположности жены Уолтера Уайта, как там её звали. (Кстати, под конец «Игры престолов» я тоже болел практически за всех, включая Короля Ночи.) И да, конечно, те же пейзажи Альбукерке.

Сага о Соле Гудмане закончилась не так, как я предполагал. Но признаю, что финал получился сильным – не таким постмодернистским, как в «Звёздном крейсере Галактика», и точно не таким пустоватым, как в «Игре престолов». Не нарушайте, граждане!

Попытка вести политику под лозунгом «если американцам можно, то почему нам нельзя?» плоха примерно всем, но прежде всего – каким-то избирательным применением наиболее плохих практик. Тех практик, которые американцы уже переосмыслили и назвали неудачными. Некоторые – многие десятилетия назад, другие – относительно недавно. Но до советских бэби-бумеров эта информация ещё, видимо, не дошла. Отсюда и игры в маккартизм, и – сами понимаете. Кстати, идея о том, что в случае победы коммунистов во Вьетнаме случится эффект домино по всей Азии, которая станет красной, тоже не оправдалась. Если вдруг кто не заметил.

Обратный карго-культ – это, как известно, наше всё. Кроме того, наше всё – это Егор Летов. В этом я убедился вчера, слушая концерт «Гражданской обороны». Казалось бы, что нового я уловлю в тех песнях, которые слушаны-переслушаны уже бессчётное количество раз? Ан-нет, всякий раз проявляются какие-то новые смыслы. К примеру, в знаменитой композиции «Всё идёт по плану», я, натурально, расслышал гимн обратного карго-культа. Просто вчитайтесь в эти строчки:

Я купил журнал «Корея» – там тоже хорошо,
Там товарищ Ким Ир Сен, там то же, что у нас;
Я уверен, что у них то же самое
И всё идёт по плану.

Критически отношусь к национальной мифологии о братских народах и/или едином народе. Вместе с тем те упорность, склонность к повышению ставок и нежелание идти на уступки, что демонстрируют стороны конфликта, могли бы и поколебать мой скепсис. (Но нет. )

Краткая эпопея ГКЧП - один из лучших, пожалуй, примеров unintended consequences. Действия Комитета, исходившего из желания предотвратить распад СССР, внезапно привели к обратному - к форсированию центробежных тенденций. Сторонники теории заговора не понимают этой центровой концепции англосакса Адама Смита. И кстати, дилемма безопасности - она ведь о том же.

Трудно, конечно, придумать какую-то более унылую историю to rally around, чем всемирная борьба за многополярность. Но они сумели! Международный антифашистский конгресс.

Трагедии последних шести месяцев, личные и общие, переживаются по-разному. Кто-то утверждается в своём взгляде на мир, кто-то переосмысливает, а кто-то ощущает внутреннюю пустоту, которую не получается ничем наполнить. В любом случае важно понять, чем настоящая жизнь отличается от фантомной. Настоящая жизнь – это улыбка, радость или печаль, голос, эмоции и чувства, другие люди, понимание и спор, дыхание и летний ветер, запах гари на юге Москвы, музыка и сериал «Лучше звоните Солу». Фантомная жизнь – это идеология, историческая справедливость, битва за многополярность, крах гегемонии доллара, геополитика и возвращение традиционных ценностей. Фантомы интересны в качестве объектов для исследования – как всякие жучки-паучки или поверхность Марса. За фантомами не нужно следовать. Фантомы, которые заслоняют собой настоящую жизнь, опасны. Фантомы чреваты трагедиями, личными и общими. Живите настоящей жизнью.

В рамках коллективной психотерапии, которую проводила Екатерина Шульман со впавшими в уныние по известной причине согражданами, политолог говорила о кейсе Стефана Цвейга. Будучи в депрессии и считая, что победа зла неизбежна, Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством 22 февраля 1942 г. Хоть дело было в солнечном Рио-де-Жанейро, это не изменило пессимистический настрой бежавшей из Германии и Европы пары. А вот помешкали бы они годик, говорит Шульман, там бы уже и узнали о Сталинграде, о высадке Союзников на Сицилии, ну и далее по списку.

Я бы продолжил психотерапевтическую линию Шульман с более зловещей стороны. 1 мая 1945 г., сидя в окружённом бункере, министр пропаганды и преемник Гитлера Йозеф Геббельс и его жена Магда решили, что единственным верным решением в сложившейся ситуации будет убить пятерых своих малолетних детей и затем покончить с собой. Что и было исполнено. Последняя опубликованная статья Геббельса вышла 22 апреля в газете Das Reich и называлась «Сопротивление любой ценой». Существует, однако, апокриф, что перед самым самоубийством Геббельс надиктовал заключительную статью «Наш конец будет концом Вселенной», текст которой был утерян или уничтожен курьером во избежание.

Мораль сей басни такова: не будьте как Цвейг и как Геббельс – когда и так всё плохо, не драматизируйте дополнительно.