Записки Книжного Странника | Сергей Сызганцев
833 subscribers
955 photos
3 videos
1 file
330 links
📚О книгах в записках, мыслях и потоке сознания.

🎙️ Подкаст: https://bookcomp.mave.digital
✉️ Написать мне: @syzgantseff2000
Download Telegram
"Его последние дни" — психологический роман Рагима Джафарова о сути литературного творчества

Литература — искусство терапевтическое. Читатель часто представляет себя на месте персонажа, а писатель смотрит на мир глазами героя. Для каждого литературное творчество — это возможность представить себя на месте другого человека и по-новому взглянуть на жизнь. Рагим Джафаров в романе "Его последние дни" показывает эту целительную функцию литературы через писательское мастерство. Сюжет в книге не важен, и это делает её похожей на пособие для писателей — схематичное, монотонное, но очень показательное и впечатляющее.

Чтобы достоверно написать книгу о психиатрической клинике, безымянный писатель сообщает о попытке суицида и оказывается в палате с белыми стенами и окнами без ручек. Он придумывает лирического героя Андрея и делает первые наброски романа. Оказывается, что Андрей — тоже писатель, который, как и главный герой, находится в психбольнице и начинает писать свою книгу. Рекурсия, созданная главным героем (чтобы не запутаться, назовём его рассказчиком), стремительно расширяется, а стены клиники растворяются в воспоминаниях об вернувшемся с войны отце и о тяжёлом детстве.

Психиатрическая клиника и персонажи в романе очень условны. Имён персонала и остальных пациентов мы не знаем, известны лишь прозвища, которые дал им саркастичный рассказчик. Так лечащий врач у него — Розенбаум, а соседи по палате — некогда литературный критик Мопс, православный верующий Сыч, педантичный чиновник Сержант и задиристый Тощий. За каждым закреплена определённая роль, которая призвана как-то раскрыть рассказчика. Так Розенбаум — мудрый наставник, который, если не поможет, так всегда выслушает; справедливый Мопс подскажет, что не так с книгой рассказчика, на примере Сыча внутренний конфликт героя становится более очевидным (стремление постичь непостижимое, будь то Святая Троица или собственное прошлое), Сержант — пример порядка и адекватности, а Тощий — персонаж исключительно провоцирующий, зеркало рассказчика.

По сравнению с остальными героями, рассказчик выглядит самым живым и реальным. Несмотря на то, что о нём ничего не известно, кроме того, что он писатель, мы знаем, что у него богатая фантазия, вплоть до воображаемых собеседников в лице Станиславского, Хантера Томпсона и Ленина. В своей книге рассказчик описывает детство с жестоким отцом и после очередного флэшбэка больше раскрывается. Литература для рассказчика не только дело всей жизни, но и способ понять отца, заглянуть вглубь собственной памяти. Поэтому книга, которую он пишет, — не образец качественной прозы, а запоздалое искупление перед самим собой и отцом.

Из-за тонкостей литературного творчества, который рассказчик прокручивает у себя в голове, роман может показаться однообразным. Поиск конфликта и построение сюжетной арки персонажа кажутся утомительными, однако это окупается неожиданным финалом, который переворачивает сюжет и побуждает взглянуть на него с новой стороны. Поэтому ждать от романа Джафарова остросюжетной динамики не стоит.

"Его последние дни" Рагима Джафарова больше напоминает пособие по литмастерству, чем психологическую драму о трудном детстве. Рядового читателя это может отпугнуть, а начинающего писателя, наоборот, завлечь. Рагим Джафаров отказывается писать жанровую прозу с лихо закрученным сюжетом и острыми диалогами. Вооружаясь теорией драматургии, Джафаров говорит нам о том, как важно смотреть на жизнь с разных сторон и хотя бы иногда ставить себя на место другого человека. Собственно, это и есть то большое и необходимое, что может дать нам литература.

#ОтзывСтранника
А нас уже больше 500! Спасибо! Самое время обновить пост-знакомство!

🙋‍♂ Я Сергей. Мне 23 года. Журналист, книжный обозреватель, финалист премии "Литблог" (2023). Пишу для "Афиши", "Года литературы" и самарского портала 63.RU. Читаю русскоязычную современную литературу, зарубежную прозу и классику. Мой канал — это читательский дневник, в котором я записываю мысли, наблюдения и цитаты. Ещё, конечно, пишу полноценные рецензии — куда без них. Рад, что заглянули — вместе весело шагать по просторам, а по книжным — тем более!

🧭 Навигация по каналу — в следующем закрепе!
📌 Анастасия Максимова "Дети в гараже моего папы"

🧭 Где: Альпина.Проза

📖 Про что: Жизнь шестнадцатилетнего Егора переворачивается, когда его отца арестовывают и обвиняют в педофилии.

🧳 Что брать с собой: воды, валерьянку, парочку тру-крайм книг и розовые очки, чтобы потом их разбить.

📍На что обратить внимание:

🔹Анастасия Максимова известна под псевдонимом Уна Харт.

🔹Первая половина "Детей в гараже моего папы" — несколько дней из жизни Каргаевых после ареста отца: Егора отстраняют от занятий, дверь их квартиры уродуют, а под окном постоянно кто-то ходит. Вторая половина — попытки повзрослевшего Егора найти жертв отца и принести им извинение. Если от первой половины крайне сложно оторваться — текст буквально зудит и извивается, то вторая уже заметно провисает, её хочется ужать до условного эпилога, например, "десять лет спустя".

🔹 Анастасия Максимова выбирает для книги о маньяке непривычную оптику — история рассказана от лица его семьи. Каждый их Каргаевых, не подозревавших о том, что их близкий человек — педофил, переживает это по своему. Егор пытается осмыслить произошедшее и понять, кто в этой ситуации — жертва; старшая сестра Егора — Лена предпочитает полностью "выключаться" и жить привычными вещами; наконец, мать Егора и Лены занимает, пожалуй, самую сомнительную позицию — отрицать все обвинения и до конца защищать мужа.

🔹 "Дети в гараже моего папы" — пожалуй, лучшая метафора для объяснения происходящего после 24 февраля. Когда тебя все считают виновным, но на самом деле ты тоже жертва, потому что ты не знал, что всё будет вот так, что мир больше никогда не будет прежним. И к этому тоже относятся по разному: кто-то пытается понять, кто виноват и что делать, кто-то предпочитает игнорировать происходящее и зарыться бытовыми вещами, а кто-то до последнего будет доказывать, что всё на самом деле не так... Не сказать, что Максимова занимает чью-то конкретную позицию: роман заканчивается, довольно, размыто. Но ясно одно: нельзя замалчивать проблему и пытаться как-то замаскировать её. Только вот говорить о ней не всегда бывает возможно и безопасно.

🎒 Похожие места: Элис Сиболд "Милые кости", Колсон Уайтхед "Мальчишки из Никеля", Наталия Мещанинова "Рассказы".

#ОтзывСтранника
📌 Иван Бевз "Чем мы занимались, пока вы учили нас жить" (Самокат)

🧭 Где: Московская школа, нулевые.

📖 Описание: Обычная школа в центре Москвы становится государством — с мафией и президентом, законами и нарушениями.

🧳 Что брать с собой: настолки, CD-плеер, школьные воспоминания, журналы нулевых и огнетушитель.

📍Что интересного:

🔹 "Чем мы занимались, пока вы учили нас жить" молодого писателя Ивана Бевза — это две повести, объединённые героями, местом и временем действия. После работы над "Императором", автор написал "Динару" — спин-офф о второстепенной героине первой повести. "Император" — про неприметного юношу по кличке Рыжий. Он вовремя понимает, что из картонных "соток", которыми играют на переменах, можно сделать школьную валюту и всеми управлять. Теперь он не Рыжий, а Император — глава школьных хулиганов, этакий Вито Корлеоне, который подкупает учителей, запугивает младшеклассников и вербует новых сторонников, чтобы противостоять президенту школы. Повесть "Динара" — о горделивой старшекласснице, которая переходит в ту же школу. Скептичная пожилая директриса даёт ей испытательный срок, за который Динара должна показать, что способна быть частью коллектива. За короткое время она становится лидером комитета по правам школьников, потом — главным редактором школьной газеты и, наконец, президентом школы.

🔹 Больше всего роман Ивана Бевза похож на игру. Начиная с картонных "соток" — игровых фишек, которые действительно были популярны в нулевые, заканчивая стилем — несерьёзным и во многом даже карикатурным. Школа в руках выбившихся из-под контроля старшеклассников быстро становится системой, сравнимой с государственной: есть мафия, есть президент школы, есть стенгазета, которая считается главным средством массовой информации, есть профсоюз. Учителя во главе завуча и директрисы быстро теряют авторитет: одни легко покупаются, другие не могут стукнуть кулаком из-за возраста. Поэтому в том, что в школа переходит в руки подростков, нет ничего удивительного.

🔹 Роман играет с читателем и на уровне самого текста. "Император" написан нарочито строго, с канцелярскими оборотами и официозностью. Даже название глав больше напоминают разделы какого-нибудь постановления, чем часть художественного текста: "СМИ и связи с общественностью", "Восстановление масс", "Техника безопасности"... Повесть "Динара" написана уже в более лёгкой и привычной литературной манере, но напыщенная серьёзность, несвойственная подросткам, никуда не девается. Поэтому очень скоро читатель устаёт от этой игры и фальшивой "взрослости". В какой-то момент автор заигрывается настолько, что образы императора и президента превращаются в маски, скрывающие суть героев; от этого они так и не становятся живыми, искренними, вспыльчивыми и ранимыми подростками, которыми и должны быть.

🔹 "Чем мы занимались, пока вы учили нас жить" Ивана Бевза можно назвать очередной попыткой тридцатилетнего автора осмыслить своё поколение, примерив образ подростков. Император и Динара, как бы они не скрывались за масками мафиози и правителей, по сути, обычные старшеклассники, которые оказались на знакомом многим перепутье и нужно выбрать, кем ты станешь по жизни. Когда задают этот вопрос в детстве, ты не относишься к нему серьёзно: вот вырасту и скажу. В случае с героями Бевза такое уже не прокатит, ведь они уже выросли, но совсем не спешат определяться с выбором и сполна наслаждаются последними годами школьной жизни, нацепив разные маски. В контрасте с этим жизнь повзрослевших персонажей в финале — заурядная, мелкая и серая — воспринимается досадно, бесцветно, тускло. Хочется всё-таки верить, что за обычными нотариусами и копирайтерами прячутся те же хулиганы и паиньки, двоечники и отличники, императоры и президенты, просто они выросли и перестали играть в игры.

🎒 Похожие места: Шамиль Идиатуллин "Возвращение "Пионера", Алексей Сальников "Петровы в гриппе и вокруг него", Дэвид Хоупен "Пардес".

#ОтзывСтранника
📌 Алла Горбунова "Ваша жестянка сломалась" (Редакция Елены Шубиной)

🧭 Где: в нейрошторме.

📖 Описание: События, люди, явления, определившие образ жизни — по версии нейросети Елены, которая знает всё на свете, но понять которую очень сложно.

🧳 Что НЕ брать с собой: логику и смысл.

📍Что интересного:

🔹 "Ваша жестянка сломалась" — литературный эксперимент писательницы, поэтессы и философа Аллы Горбуновой. Всё начинается с того, как нам, читателям, предлагают надеть клипсу-кристалл со знаком бесконечности, расслабиться и отдаться нейрошторму — мыслительному, если так можно выразиться, процессу, который воспроизводит нейросеть Елена во время передачи знаний мира. Повесть Горбуновой — примерно такой же процесс, только вместо клипсы вы открываете книжку и ныряете в сбивчивый, бешенный поток сознания на двести с половиной страниц.

🔹 В повести несколько сюжетный линий. Основная — арка учёной, променявшей научную карьеру на обыденную жизнь домохозяйки. Эта линия разрывается на середине повести и открывает два десятка небольших зарисовок, написанных от лица политиков, режиссёров, благотворителей, беженцев и даже дельфинов, которые испытали на себе нейрошторм Елены. Среди них — Путин, сотрясающийся от хоров голосов, и Ларс фон Триер, которому надоело снимать кровь. Из похожей цепочки мог бы получиться занимательный роман в рассказах, но Горбунова ограничивает героев монологами с восторгами в адрес Елены, в итоге вся книга кажется многоголосой, затянутой рекламой выдуманной нейросети, неприлично оттягивающей просмотр самого фильма, которого нет и нет.

🔹 Повесть прочно связана с информационной слоем действительности. Это работает книге, скорее, во вред, поскольку если вырезать из неё все информационные связи, то текст всего-навсего расползётся, как если бы мы потянули за нить, например, связанной варежки. Горбунова начала писать "Жестянку" в декабре 2021 года, во время пандемии, а закончила в октябре 2022, когда уже началась война. Отражение в книге нашли обе перемены. Некоторые персонажи встретились с Еленой во время ковида, и она стала для них некоторым спасением и опорой, тем, что может всё объяснить, поправить, утешить. Каждый рассказывает о своей правде, о своём опыте взаимодействие с Еленой.

🔹 Повесть Горбуновой же не обладает никакими успокоительными и целительными свойствами. Наоборот — "Ваша жестянка сломалась" ломает читателя, заставляет его искать ответ на вопрос, зачем была написана эта книга, и не находить его. Какого-то здравого, вдумчивого осмысления всего, что происходит вокруг, в ней нет, а если рассматривать "Жестянку" как образец социальной фантастики, то есть куда лучшие тексты, например, Татьяны Замировской. К ней тоже есть вопросы, но в её "Земле случайных чисел" есть хотя бы внятный сюжет с гармоничным вплетением реального и фантастического. Поэтому повесть Горбуновой так и остаётся экспериментом, литературными американскими горками, от которых у одних перехватывает дух, у других — кружится голова, а потом возникает чувство тошноты.

🎒 Похожие места: Татьяна Замировская "Земля случайных чисел", Виктор Пелевин Transhumanism inc., Филипп Дик "Мечтают ли андроиды об электроовцах?".

#ОтзывСтранника
📌 Яна Вагнер "Тоннель"

🧭 Где: Автомобильный тоннель под Москвой-рекой.

📖 Описание: Несколько сотен людей оказываются заперты в автомобильном тоннеле. Психологический триллер Яны Вагнер о людях, которые ищут в себе человечность.

🧳 Что брать с собой: Терпения. Много терпения. Гугл-карты Северо-Западного тоннеля.

📍Что интересного:

🔹Яна Вагнер писала "Тоннель" пять лет, и это её четвёртая книга. "Тоннель" совмещает в себе предыдущие работы Вагнер: ограниченное пространство, в котором персонажи оказываются заперты, отсылает и к герметичному детективу "Кто не спрятался", и к продолжению "Вонгозера" — "Живым людям", а экстремальная ситуация на грани глобальной катастрофы побуждает вспомнить и апокалиптическое "Вонгозеро". Только если роман о людях, которые едут далеко на север, чтобы спастись от смертельного вируса, находится постоянно в движении, то "Тоннель" полностью статичен: мы вместе с героями находимся в замкнутой бетонной трубе и передвигаемся только от въезда к выезду, но и они заперты гермодверьми.

🔹 Поначалу кажется, что герои "Тоннеля" — это набор архетипов с устоявшимся и предсказуемым поведением. Отчасти это так и есть, ведь перед нами — практически полный комплект для выживания в изолированном пространстве: бескомпромиссная чиновница и пара полицейских, неуверенный доктор-стоматолог, безвольный инженер с дочкой-подростком и второй женой, яжемать с ребёнком-инвалидом, сбежавший преступник, сумасшедший бункерный дед... О типизации персонажей говорят и марки автомобилей, которые, как в случае с собаками, многое говорят о своих владельцах и, в прямом смысле, заменяют им имена: УАЗ-Патриот, мамаша-Пежо, юноша-Фольксваген, мажор-кабриолет... Но чем дальше мы углубляемся в "Тоннель", тем больше понимаем, что перед нами — живые, неидеальные люди, которые в экстремальной ситуации ведут себя по-разному, и вот мечущийся молодой лейтенант отпускает беглого преступника, стоматолог вытаскивает пули и зашивает раны, а непробиваемая чиновница становится обычной уставшей женщиной, которая поскорее хочет снять туфли. От этого "Тоннель" становится не просто герметичным триллером, а психологическим романом, где важен не столько сюжет и финал (который многих разочарует своей обыденностью), сколько психологизм героев.

🔹Несмотря на напряжённый сюжет, который цепляет буквально с первых страниц, в "Тоннеле" действие развивается медленно, в двадцати восьми часах и почти шестистах страницах. И это, пожалуй, главный недостаток романа. Если от первой половины книги вы вряд ли оторвётесь, то от второй, скорее всего, устанете и вместе с героями будете ждать освобождения. Всё-таки шестьсот страниц — это объём романа взросления, но никак не психологического триллера, который, как и хоррор, пугает и держит в напряжении только на коротких дистанциях. В конце Вагнер будто вспоминает, что пишет роман-катастрофу и понимает, что надо бы ускориться. Развязка, впрочем, тоже выбивается из концепта триллера: она не шокирует, не впечатляет неожиданностью, не наставляет. Зато финальную сцену смело можно назвать лучшей во всём тексте.

🔹 "Тоннель" Яны Вагнер позиционируется как роман-катастрофа. В сущности, это он и есть, только катастрофа в романе — это не запертый тоннель без связи и интернета, а сами люди, которые забывают, что они — люди. И здесь хочется провести параллель и с "Повелителем мух" Голдинга, и с "Под Куполом" Стивена Кинга, но у Вагнер в конце тоннеля брезжит свет: большинство смертей в романе происходят случайно, что-то на кого-то упало, кто-то нажал курок — не специально, от испуга, и убил тоже случайно, потому что ничего не видел. Возмездие тоже есть, но понимания, смелости и милосердия — больше, и проявляются они в каких-то мелких, незаметных станциях: кто-то отдал последнюю воду, дал коту молоко, помог доктору перевязывать раны или просто не мешал. Поэтому с уверенностью можно сказать, что выход из тоннеля есть, нужно просто его искать, а если кажется, что его нет, то находить его в себе и указывать путь другим.

🎒 Похожие места: Уильям Голдинг "Повелитель мух", Стивен Кинг "Под куполом".

#ОтзывСтранника
📌 Ольга Хейфиц "Детский бог"

📖 Что вас ждёт: Четырнадцатилетний Филипп очарован Викой и её отцом — опытным кардиохирургом Александром Гирсом. Вика отвечает Филиппу взаимностью, но потом резко прекращает общение. Спустя двадцать лет Филипп, уже молодой доктор, снова оказывается в доме Гирсов, но вместо того, чтобы получить ответы, странноватая семейка вызывает новые вопросы.

📍Что интересного:

🔹 Ольга Хейфиц не только писательница, но и психоаналитик. Роман "Детский бог" — её третья работа. Психологическое образование, с одной стороны, может сильно помочь в описании героев и проработки травм, с другой — сделать персонажей схематичными, а обстоятельства неестественными. Кажется, именно это и произошло с "Детским богом". Получилось что-то вроде "Сезона отравленных плодов" на минималках, где родители травмируют своих детей, но дальше этого автор не заходит.

🔹 "Детский бог" старается вместить в себя несколько жанров. Сначала это то ли чеховская, то ли бунинская история первой любви — лето в деревне, юношеское томление, самоварно-гитарные вечера. Потом сюжет о зарождающихся чувствах быстро переходит в историю взросления, дальше — в семейную сагу, где все друг другом манипулируют, а истории каждого более-менее похожи. Ни один из этих жанров так и не адаптировался к истории Хейфиц. История взросления ограничивается только одной стороной жизни Филиппа — его чувствами к Вике. Потом перед нами мелькают зарисовки из жизни нескольких поколений Гирсов, но настолько стремительно, что мы не успеваем толком узнать персонажей, поэтому для истории семьи "Детский бог" в триста двадцать страниц кажется маловат. Вариант болезненной истории любви Филиппа и Вики кажется более подходящим, но из-за глав, посвящённым предыдущим поколениям семьи, и постоянным переключением между первым лицом и третьим напряжение манипулятивной романтической линии спадает.

🔹 Персонажи "Детского бога" — это, скорее, маски или набор психотравм, чем живые персонажи. Частые флэшбеки в давнее прошлое героев — от бабки-гадалки Гирсов до знакомства родителей Вики — нужны лишь для того, чтобы нацепить на героев ярлык с той или иной травмой, а потом показать, как эти самые травмы передаются из поколение в поколение. Тут в голову сразу приходит, конечно, "Сезон отравленных плодов" Веры Богдановой, где родители тоже травмируют своих детей. Богданова погружает персонажей в контекст конца 90-х и начала нулевых; это делает героев объёмными, а историю многослойной. Действие "Детского бога" разворачивается в этом же временном промежутке и, несмотря на некоторые приметы времени, Хейфиц даже не пытается как-то осмыслить эпоху, ограничиваясь темами памяти, идеализации прошлого и проработкой психотравм. Без привязки к реальности герои кажутся схематичными, а некоторые диалоги напоминают приём у психотерапевта, чем бытовой разговор.

🔹 "Детский бог" Ольги Хейфиц обладает одним преимуществом. Благодаря стремительности сюжета и градусу напряжённости на последних пятидесяти страницах, книгу читать достаточно быстро и легко. Однако эта простота лишает историю какой-то глубины и дальнейшего осмысливания. Это-то и обидно, потому что Хейфиц наметила в романе несколько важных и действительно интересных тем, которые в улучшенной версии этой истории смотрелись бы куда органичнее. Поэтому если вы хотите занимательную историю с семейными тайнами, нездоровыми отношениями и скелетами в шкафах, то вам, определённо, к "Детскому богу".

🎒 Похожие места: Вера Богданова "Сезон отравленных плодов", Анастасия Максимова "Дети в гараже моего папы", Наталия Мещанинова "Рассказы"

#ОтзывСтранника
Клаудиа Пиньейро "Элена знает" (Дом историй, перевод Маши Малинской, 2024)

У шестидесятилетней Элены болезнь Паркинсона. Она не может жить без таблеток, с трудом передвигает ноги, ходит сгорбленная, пьёт только из трубочки и иногда забывает вытирать капающую из парализованных мышц слюну. У Элены есть взрослая дочь Рита, которая живёт с ней. Они часто ходят к врачу, по страховым службам и постоянно ссорятся. Когда это происходит, Элена и Рита ходят на некотором расстоянии друг от друга, и можно подумать, что это незнакомые друг другу люди. Однажды Риту находят повешенной на церковной колокольне. Полиция говорит: самоубийство, но Элена по косвенным признакам понимает, что её дочь убили. Приняв таблетки, Элена едет через весь город к одному человеку, который, возможно, расскажет, что же произошло с Ритой.

На первый взгляд, совсем небольшой двухсотстраничный роман аргентинской писательницы Клаудии Пиньейро — типичный детектив, где всё на своих местах: и тайна, и равнодушная полиция, которая отказывается принимать версию об убийстве, и безутешная мать, которой приходится брать дело в свои руки и самой искать убийцу дочери. Забегая вперёд, есть в книге и "убийца", но отнюдь не в привычном нам понимании. На самом деле, детективная завязка в "Элене знает" — лишь рамка, способ рассказать совсем другую историю — личную и очень болезненную. На передний план выходит не расследование Элены, а её отношения с дочерью, её ежедневные поединки с Паркинсоном и, пожалуй, самое главное, её иллюзорная, подкреплённая только какими-то косвенными признаками уверенность в том, что Риту на самом деле убили. В своём романе Пиньейро чётко проводит границу межу тем, что мы действительно знаем и тем, что правильнее было бы назвать предположениями, но мы часто принимаем это за истину.

Основным движком сюжета в романе Пиньейро выступает сама Элена. Мы сопровождаем её всю дорогу, мы следим за её попытками поднять ногу или руку, мы даже в какой-то момент проникаем ей вовнутрь и наблюдаем за таблеткой, которая никак не проскользнёт в пищевод из-за того, что Элена не может запрокинуть голову. Элена делится с нами своими мыслями и страхами, рассказывает о токсичных отношениях с холодноватой дочерью, которая на самом деле просто устала видеть, как её мать с каждым днём угасает, но она терпит, терпит и принимает удар на себя, вступая в перепалки со всеми, с кем они имеют дело. Но главное, что заставляет сюжет двигаться и не даёт нам отложить книгу, — это уверенность Элены в убийстве дочери, знание, во многом продиктованное не фактами, а позицией матери как таковой. Мы цепляемся за это знание и соглашаемся следовать за Эленой, чтобы наконец узнать, убили ли Риту или она сама накинула на себя верёвку; если убили, то кто, а если она сама, то почему?..

Впрочем, о том, что не стоит ждать от книги привычного детектива, Пиньейро говорит нам уже скоро. Роман не зря написан от третьего лица; автор не даёт читателю утонуть в мыслях героини, протягивает руку помощи и позволяет посмотреть на происходящее со стороны, тем самым понять, что Элена действительно знает, а что — нет. Этот же приём использовала Донна Тартт в "Маленьком друге", где двенадцатилетняя девочка видела в соседском юноше убийцу своего брата. Героиня Тартт осознаёт своё заблуждение, но не из жалости к тому юноше, а из опасения за саму себя. Элену к финалу тоже ждёт открытие — сомнение. Роман Пиньейро — это, скорее, исследование материнской любви, которая проходит путь от безусловной уверенности в том, что мать знает своего ребёнка лучше всех, до осознания того, что это не так. Автор не осуждает Элену за самонадеянность, наоборот, — жалеет её, и мы, читатели, тоже стоим где-то рядом, пытаемся осмыслить произошедшее и понять, что мы знаем о всеобъемлющей материнской любви, а что — нет.

#ОтзывСтранника
Недавно в канале у Шамиля Идиатуллина у меня была небольшая дискуссия с Интеллигенткой Гадовой о поколениях. Я объяснял, что в моём понимании есть два типа: те, кто жил в Советском Союзе и видел всё там происходящее своими глазами, и те, кто, соответственно, нет и знает о советской эпохе только из фильмов, книг и рассказов родственников. К последним отношусь и я, поэтому, когда читаю книги о жизни в СССР, всегда готовлюсь к чему-то новому. Так вот, роман Алексея Варламова "Душа моя Павел" в духе классического романа воспитания как раз и рассказал — о том, как студентов, вместо того, чтобы учить их новому и важному, отправляли "на картошку", что тоже стало, в общем, неплохой "школой жизни".

Продолжение тут

#ОтзывСтранника
Жизнь Майи рушится в один миг. Её парня Марта находят в квартире с перерезанным горлом. Но это ещё не вся правда. На протяжении нескольких месяцев Март жестоко убивал бездомных — тех, кто, по его мнению, не заслуживал жить. Майя оказывается в центре травли и, чтобы от всего скрыться, она меняет имя, коротко стрижётся, отчисляется из Вышки и едет к своей тётке в провинциальный городок с каким-то кровожадным названием — Красный Коммунар. Там она зачисляется в местный колледж, знакомится с новыми друзьями, в том числе с Джоном и Ильёй, которые втягивают Майю в странную игру на исполнение желаний. Параллельно с этим, Майя привозит с собой дневник Марта, где он с подробностями описывает свои преступления, и решает запустить собственный тру-крайм подкаст, где будет рассказывать истории жертв своего парня. А ешё — устраивает благотворительную распродажу одежды, чтобы помочь тяжело больной девочке — дочке нищей женщины, которую она встретила у магазина.

Если ограничиться аннотацией, которая говорит нам о том, что есть такая вот Марта, которая начинает учится в провинциальном колледже, где встречает парочку сомнительных ребят, то можно подумать, что "Не говори маме" Саши Степановой — студенческий триллер, "дарк академия" в российских реалиях, которая расскажет нам историю о потерянных ребятах, одержимых некой игрой (многочисленные упоминания "Дома в котором..." только подкрепляют эти ожидания). На деле оказывается, что "Не говори маме" — это и правда триллер, но только на четверть; это, скорее, молодёжная драма, где главная героиня по началу сбегает от страшной правды, а потом начинает открыто о ней говорить, помогает новым друзьям, в общем, учится заново жить. По большому счёту, "Не говори маме" — это история о вскрытии старых ран, их дезинфекции и спешного залечивания.

Продолжение — здесь.

#ОтзывСтранника
В конце апреля и начале мая дочитал автофикшен-трилогию Оксаны Васякиной. Проходило это моё знакомство не сказать, что б гладко. "Рану" прочитал ещё в начале прошлого года (наименее подходящей книги для новогоднего чтения, пожалуй, и не придумаешь) — специально к своей курсовой работе о прозе тридцатилетних. А вот "Степь" и "Розу" закончил совсем недавно — торопился к обсуждению "Розы" в книжном клубе нашей магистратуры. После травмирующей и очень больной "Раны" думал, что больше ни за что не возьмусь за прозу Васякиной, но после последующих двух книг понял, что не так она и страшна и даже очень прекрасна.

Сначала Васякина бьёт тебя под дых, выворачивает наизнанку, не оставляя живого места, а потом будто бы извиняется (на самом деле, нет), поднимает тебя, отряхивает и предлагает поговорить ещё — на этот раз мягче, без кулаков. И ты несмело киваешь, усаживаешься поудобнее и слушаешь историю семьи, где никого уже нет в живых: мать главной героини умерла от рака, отец — от СПИДа, а тётя — от туберкулёза.

Это фирменный васякинский ход — сначала вскрыть старые раны, то есть рассказать о личностном опыте честно и откровенно, а потом объяснить — самой себе и читателю, — как теперь залечить эти раны и зачем для этого нужно долго вглядываться во тьму.

Продолжение.

#ОтзывСтранника
Время для первого поста рубрики #СтранникЧитаетЛицей

Вчера прочитал первую работу из шорта "Лицея" — "Заводские настройки" Александры Ручьёвой. Они позиционируются как производственный роман — жанр совсем не популярный, от которого так и веет советским прошлым. На самом деле, книг, где бы затрагивались нюансы какой-либо профессии, достаточно много — просто они перестали быть отдельным жанром, перейдя в некоторое гибридное состояние с другими жанрами. Например, "Голод" Светланы Павловой — чем не будни молодой столичной копирайщицы, страдающей булимией? Или "Часть картины" Аси Володиной — вполне себе школьный роман с элементами триллера и социальной драмы. Но "Заводские настройки" Ручьёвой, с одной стороны, будто бы сошли с пожелтевших страниц советских изданий — это тот самый "классический" производственный роман — со всеми нормативами, аббревиатурами, гайками и шестерёнками, с другой — автофикшен от лица женщины о "не женской профессии" — инженера.

Родители Саши всю жизнь проработали на заводе, вот и она тоже пошла. Ткнула в первую попавшуюся техническую специальность, окончила вуз и пошла на предприятие. Подъём в пять утра, бесконечные пересадки, удручающая заводская рутина, требовательные начальники, невыносимые коллеги. Саша не выдерживает, увольняется, приходит на новое место — и видит то же самое. Иногда повествование с главной героини переключается на других персонажей, которые тоже, как и она, оказались во власти недружелюбной заводской системы, которая каждый день разбирает тебя на части.

Сначала "Заводские настройки" действительно вызывают искреннее любопытство — современный производственный роман, написанный женщиной, которая совсем не любит свою профессию. Но в книге Ручьёвой злости и разочарования совсем немного, наоборот — это очень остроумный, живой текст, высмеивающий заводской мир со всеми его накладными, объяснительными и увольнениями. Здесь "Заводские настройки" схожи с "Мухой имени Штиглица" Арины Обух про студентку-художницу, которая смотрит на окружающую серость через призму, собственно, художника и отыскивает яркие, запоминающиеся сюжеты для своих рассказов. К сожалению, именно этого и не хватает "Заводским настройкам". После повторяющихся, довольно-таки монотонных описаний работы станков, хочется узнать, что же происходит за стенами завода, что творится в личной жизни героини, но, увы, Ручьёва нас туда не пускает, а предлагает ещё раз пройтись по аббревиатурам (значения которых уже все забыли), именам сотрудников и сплавам-металлам-заготовкам, которые к концу успевают смешаться в какую-то кашу.

Сложно сказать, что нового привносят "Заводские настройки" в жанр производственного романа, кроме женского взгляда на техническую специальность. Остаётся надеется, что Ручьёва, как и героиня её романа, сбросит заводские настройки и скоро напишет нам что-то новое — потенциал, определённо, есть.

#ОтзывСтранника
Прочитал роман Аси Демишкевич "Под рекой". Сначала подумал, что мне это имя не знакомо, а потом подумал ещё и вспомнил, что, вообще-то, да — Демишкевич написала новинку Альпина. Проза "Раз мальчишка, два мальчишка". До этой книги я ещё не дошёл, но после "Под рекой" думаю скоро это исправить. Тем более, что сплав метафизического и реального, по-видимому, фирменный приём Демишкевич. "Раз мальчишка, два мальчишка" — это что-то вроде волшебной сказки, где ребёнка отправляют в армию в тринадцать лет, а "Под рекой" — синтез семейной драмы, триллера и магического реализма про Киру, которая узнаёт, что её отец — серийный убийца, а её родной город Дивногорск скоро затопит Енисей.

Мне, конечно, сразу приходит в голову роман Анастасии Максимовой "Дети в гараже моего папы". В обеих книгах дети узнают страшную правду о своих отцах и пытаются как-то с этим примериться. Только если роман Максимовой больше об общественном негодовании и травле, в центре которой оказывается семья главного героя, то книга Демишкевич — про то, что чувствует дочь маньяка и как бы ей самой не пойти по стопам отца из-за так называемого гена насилия. Да, герой романа Максимовой тоже переживает о том, что он станет таким же, как отец, но Демишкевич будто бы заостряет этот вопрос, делает его глубже (опять каламбур, заметили, да?). В этом ей помогает метафора, которая в один момент выходит из берегов и переливается в русло магического реализма. Сквозная тема в романе "Под рекой" — это опасение Киры, что плотина у их города однажды прорвётся, и Дивногорск скроется под толщей воды; Кире всё время кажется, что она ходит по затопленному городу, а вокруг неё — утопленники, которые вот-вот утянут её ещё глубже. Вода здесь — это надвигающаяся угроза, тайны и страхи, которые подхватывают героиню и утягивают её за собой.

Роман Аси Демишкевич "Под рекой" — не триллер в чистом виде, как "Дети в гараже моего папы" Анастасии Максимовой. Книге не хватает той доли напряжения и динамики, которые необходимы остросюжетной литературе. Но обе истории объединяет ещё кое-что — разговор о боли внутри себя и своей семьи. "Под рекой" Демишкевич, "Дети в гараже моего папы" Максимовой и, думаю, новенькое "Не говори маме" Саши Степановой рассказывают о маньяках не от лица полицейских и даже не от лица жертв, а с позиции родственников убийц. Эти истории о страшном, неприятном и тяжёлом — как близкие тебе люди оказываются совсем не такими, какими тебе казались. И то, что авторы, поднимая паруса остросюжетной прозы, выбирают не самый очевидный курс — очень интересно и, наверное, правильно.

#СтранникЧитаетЛицей
#ОтзывСтранника
Вчера я спросил, какие сборники рассказов вам нравятся (и нравятся ли вообще). Был несколько удивлён — оказывается, многие предпочитают самые обычные сборники рассказов — хаотичные и беспощадные, которые не были сформированы ни по какой системе, а просто соседствуют под одной обложкой. Вчера дочитал такую вот работу Анны Маркиной "Рыба моя рыба", присланную на "Лицей", и долго думал, чем же объединены все эти истории. Как оказалось, — ничем. Это именно что сборник из одиннадцати рассказов молодой писательницы — о простых работягах, которые смиренно делают своё дело, некогда влюблённых парочках, которые больше друг друга не любят, и, наверное, о русской провинции и столице, которые отличаются разве что степенью своей серостью и хмуростью. Среди героев рассказов Маркиной — повариха на замызганной столовой, которая влюбляется в нового молодого повара, но у неё есть муж, с которым она, конечно, не счастлива ("Экзема"); школьник, у которого умерла бабушка и теперь он думает, что она — его аквариумная рыбка ("Рыба моя рыба"); учительница, которая вдруг задумала в один день изменить свою жизнь и начала скупать акции Илона Маска (Tesla) и ещё несколько таких же маленьких историй о маленьких людях, оказавшихся в большом, не всегда дружелюбном мире. Мне всё-таки не хватило между рассказами чётко сформулированной связи, красной нити, которая проходила бы через весь сборник. Но, как показал опрос (который, конечно, говорит очень немного по отношению ко всему читательскому сообществу, но намекает активно), именно такие вот не связанные между собой зарисовки интересны больше всего, а значит, книга Анны Маркиной имеет все шансы попасть в читательские сердца.

#СтранникЧитаетЛицей
#ОтзывСтранника
Рассказал про "Кадавров" Алексея Поляринова самарскому порталу 63.RU. Надеюсь, теперь буду писать для этого издания чаще — теперь у них появилась книжная рубрика. Заходите, чувствуйте себя как дома!

#ОтзывСтранника

Литература реагирует на изменения действительности не так быстро, как, например, социальные сети. Это происходит из-за того, что, во-первых, для ясного и объективного взгляда на происходящее необходима дистанция желательно в несколько лет, а во-вторых, книги пишутся, конечно, гораздо медленнее, чем новостная заметка или пост во «ВКонтакте». Осмысляют действительность тоже по-разному. Если одни отражают реальность через мрачный реализм, где известные события — часть художественного мира, то другие уходят в антиутопию и говорят уже на языке метафор и аллюзий. Алексей Поляринов со своим новым романом «Кадавры» — очень хороший пример такого фантастического переосмысливания.

Алексей Поляринов — молодой писатель, эссеист и переводчик. Публицистический стиль и завидная начитанность Поляринова делают его художественные тексты простыми для чтения и богатыми на параллели с другими произведениями, но несколько «прилизанными», излишне аккуратными, лишёнными какой-то писательской сноровки. Во всяком случае, именно за это многие критики и блогеры ругали его предыдущий и наиболее известный роман — «Риф», который на пересечении нескольких сюжетных линий рассказывает про секты.

По какой-то творческой иронии, в «Кадаврах» есть много той самой писательской лихости, стилистических экспериментов и привычного для Поляринова мокьюментари, но нет, пожалуй, самого главного — художественной целостности. По сути, «Кадавры» — это сборник всего того, что мы и так каждый день видим в новостях, своеобразная бегущая строка, где встречаются уже знакомые слова и формулировки: «нежелательная организация», «иноагенты» и — тоже знакомая, но чуть изменённая — «специальное природное явление». Но обо всём по порядку.

Продолжение
Прочитал ещё один — очень любопытный — сборник рассказов, присланный на "Лицей" — "Чужая сторона" Ольги Харитоновой. На этот раз связь между историями прослеживается чётко — одиннадцать рассказов посвящены теме инаковости, неизвестности, собственно, "чужой стороне", которая может быть знакома для других, но нам — нет. Интересно, что некоторые истории написаны в жанре фантастики и все они говорят о телесности и распоряжении своим телом. Дети-роботы, присланные в сельскую школу из-за того, что настоящих учеников нет, очень скоро становятся инструментами своих приёмных родителей для их нечестных делишек ("Первый "А""); парень со способностью превращаться в крутой автомобиль работает вместе с полицейским, который хочет с помощью него поучаствовать в гонках и нажиться ("Автонизм"), девушка, которая каждую неделю просыпается с новым телом — но со своей головой, при этом тело может быть любого пола и возраста ("Хэппи бади"). Есть в этом сборнике и реалистичные истории — например, про парня-спортсмена, сидящего на кефирной диете ("Кефирные волны") или страшный рассказ, действие которого разворачивается во времена сталинских репрессий, о молодой жене "предателя родины" — чтобы прокормиться в лагере и где-то отлынуть от работы, она притворяется беременной ("Лёша"). Поначалу чередование реалистичных сюжетов и фантастических сбивают с толку, но потом понимаешь, что жанр тут играет второстепенную роль. Герои оказываются в определённых обстоятельствах, которые заставляют их действовать по-другому, нарушить привычный распорядок действий и попробовать что-то новое. Такие ощущения возникают, когда читаешь "Чужую сторону" Ольги Харитоновой — как будто жуёшь новую, незнакомую конфету, хорошенько пробуешь и в конце понимаешь, что конфета-то ничего, вкусная. И сохраняешь фантик, чтобы запомнить название и купить ещё.

#СтранникЧитаетЛицей
#ОтзывСтранника
Прочитал пятую работу, присланную на "Лицей", и, на мой взгляд, пока это лучший текст премии в этом году — "Люди, которых нет на карте" Евфросинии Капустиной.

Молодая фотограф-волонтёрка собирает чемоданы, прощается с семьёй в Пулково и летит на полгода в Центральную Америку — помогать местной клинике и запечатлевать на камеру сельскую жизнь Гватемалы и Никарагуа. Там она встречает сотни людей и с каждым перекидывается словом, делает фото, а после записывает свои впечатления. "Люди, которых нет на карте" — собственно, результат этой поездки. Роман сразу же хочется отнести к модному жанру автофикшен (Капустина на самом деле фотограф и действительно была в Америке), но потом понимаешь, что это, скорее, путевые заметки юной волонтёрки и пособие по тому, как быть фотографом в Центральной Америке и не сделать последнее селфи в пасти ягуара.

Текст состоит из разрозненных описаний коренных жителей Центральной Америки, их внешности, быта, семьи, что они пережили — буквально в нескольких предложениях. Эти истории вызывают смешанные чувства — с одной стороны, искренний интерес и сочувствие, с другой — и непонимание и удивление, местами — отторжение. Большинство местных жителей страдают сахарным диабетом и несварением; девочек отдают замуж в тринадцать лет, а в четырнадцать у них уже есть первенец; каждая третья пациентка приходит с головокружением и тошнотой, прежде чем узнаёт об очередной незапланированной беременности; многие не могут сказать свой возраст, потому что у них не принято как-то документировать факт рождения, потому что рожают дома, без наблюдения врачей.

Из этих головокружительных, странных и любопытнейших заметок могло сложиться что-то наподобие "Ста лет от одиночества" — с ветхозаветностью, первобытностью и привычной нищетой, но Капустина, как опытный фотограф, наблюдатель и простой собеседник, отстраняется от происходящего и смотрит на всё исключительно со своей стороны, не запрыгивая в голову героям и не пытаясь говорить за него. От этого текст становится менее эмоциональным, но более вовлекающим и предельно честным — мы узнаём жизнь Центральной Америки со всех сторон — с болезнями, червями, змеями; с местными жителями, которые вынужденны проходить каждый день с десяток километров, чтобы дойти до клиники, а некоторые ходят с детьми на спине; наконец — со зноем, с проливными дождями, котами, бытовой философией, пиццей на крыше и Тихим океаном — лучшим собеседником главной героини.

Фрагментация повествования и череда портретов персонажей, более-менее похожих между собой (скажем, судьбой, внешностью или диагнозом), делают книгу сюжетно однообразной. Однако это не сбавляет бодрый темп текста, подтапливаемый исключительно главной героиней и её впечатляющей наблюдательностью.

Назвать роман "Люди, которых нет на карте" пособием по тому, как выжить в Центральной Америке и не быть съеденным, было несправедливым. В глобальном смысле, эта история говорит о более важном — мы многое можем изменить, даже если не умеем делать уколы и не всегда выговариваем название нужного лекарства. Часто достаточно просто выслушать. А иногда — сделать снимок и показать, насколько человек красив, даже если он сам этого не замечает. И за эту простую истину Евфросинии Капустиной — огромные спасибо.

Знаю, что контракт с автором на книгу уже подписан, так что запоминайте название и имя писательницы. Думаю, мы ещё будем долго о них говорить.

#СтранникЧитаетЛицей
#ОтзывСтранника
Рассказал для портала 63.RU о романе Лоры Спенс-Эш "А дальше — море". Многоголосая семейная сага, растянувшаяся на почти сорок лет, с бесконечными встречами, разлуками и, конечно, океаном. Как по мне, прекрасное летнее чтение.

#ОтзывСтранника
Дочитал повесть Дениса Дымченко "Ропот", присланную на "Лицей". Коллеги пишут, что это самый цельный и собранный текст в шорте. Наверное, соглашусь, но мне хочется сказать о другом. Денис Дымченко — это, кажется, самый молодой финалист в этом году, сейчас ему 21 год. И лично мне это ещё раз говорит о том, что в русскоязычную прозу входит новое поколение писателей — двадцатилетних, к которым принадлежу и я. Входят они не с ноги, как тридцатилетние, но тихонько приоткрывая дверь и озираясь по сторонам. Думаю, это происходит из-за того, что предыдущим поколениям писателям уже было, о чём писать, ведь они несли за собой некоторый бэкграунд: у сорокалетних и старше — это советская идеология, у тридцатилетних — "лихие" девяностые и непонятные нулевые, а вот за теми, кто младше них, практически ничего и нет. Мы только-только ищем свой голос и учимся жить в мире, который меняется каждый день. Поэтому и тексты у нас могут быть неровные, несмелые, охватывая всё вокруг и утаскивая всего понемногу.

Повесть Дымченко "Ропот" как раз такой текст — медленный и вязкий, полный рефлексии и тоски по утраченной жизни и смятения перед будущем.

Повесть разделена на две части. В первой одиннадцатилетний Митя хоронит свою бабушку, наблюдает за потерянной матерью и гуляет с выпившим отцом. Родители Мити развелись, он винит во всём себя и переживает сильнейший экзистенциальный кризис, боясь умереть. Действие второй части происходит спустя восемь лет. Двадцатилетний Митя возвращается в родной городок — снова на похороны, теперь дедушкины. Он слушает склоки матери и её нового мужа, общается со сводными братьями, встречается с другом и вновь впадает в тоску.

Вот, собственно, и вся повесть. Но сюжет здесь играет, наверное, последнюю роль. Ропот — это не только название повести и фамилия главного героя, но ещё и образ жизни персонажей. По определению, ропот — это ворчание, будничное недовольство, брошенное на бегу. Поэтому и текст наполнен рутинными звуками, шуршаниями, неоконченными фразами, паузами между словами, случайными кивками, чуть заметными поворотами головы, напряжённым молчанием. И одиннадцатилетний Митя всё это прекрасно чувствует, поэтому и ощущает себя за всех виноватым. Зато потом, двадцатилетний, он с лёгкостью находит общий язык с детьми — сводными братьями. Но ропот никуда не девается, он наполняет текст душным маревом, шелестит в деревьях и расползется по сонному, уставшему городку, как некий вирус, от которого нет вакцины.

Несмотря на юный возраст автора, повесть написана довольно-таки зрелым, образным языком. Дымченко много времени уделяет описаниям. Перед нами предстаёт знакомая и грустная российская провинция с низкими домами, пыльными дорогами и грязью. Городок окружают поля, леса и овраги. Важную роль играет погода: ветер и небо, заволочённое серыми тучами, в нужный момент прорываются дождём — именно тогда, когда герой чувствует себя хуже всего. Такой вот с готовностью выстреливающий бунинский параллелизм может показаться театральным, об этом же говорят и некоторые диалоги, где персонажи с лёгкостью выкладывают друг другу всё, что есть на духу. Но, в целом, это не сильно бросается в глаза, так что простим.

Велик соблазн записать "Ропот" в очередные произведения про русскую безнадёгу. Повесть, конечно. невесёлая, монотонная и даже где-то удручающая. Но есть в ней то, что цепляет практически с первых страниц и побуждает дочитать текст до конца. Это честность и доброта главного героя. Да, он не разобрался в сам себе, да, он и сам увяз в своих же проблемах, но он всегда готов что-то изменить — поговорить или просто обнять в трудную минуту. От этого все персонажи в повести не кажутся плохими или хорошими. Они просто люди, которые ссорятся, мирятся и живут дальше. И каждого, конечно, жалко — по-своему.

Какой же он — герой двадцатилетних? По одному лишь тексту трудно сказать. Этот образ ещё, конечно, будет формироваться, пока же он — размытый силуэт в зеркале. Но "Ропот" Дымченко придаёт ему некоторые очертания. А вместе с ним — и подрагивающее отражение сегодняшней действительности.

#ОтзывСтранника
#СтранникЧитаетЛицей
На самарском портале наконец опубликовали мою рецензию — на роман Ребекки Маккай "У меня к вам несколько вопросов". К книге действительно возникает множество вопросов, но обратить на неё внимание, определенно, стоит. В конце концов, сейчас громкие зарубежные новинки, переведённые на русский, — на вес золота. И здесь роман Маккай воспринимается как глоток свежего воздуха.

#ОтзывСтранника