pavle
2.64K subscribers
47 photos
3 videos
374 links
пишу здесь о кино, сериалах и прочих культурных выкидышах.

нежно читайте. грубо распространяйте. сладко подписывайтесь.

писать сюда - @pavle0
Download Telegram
pavle pinned «Карта русского хоррора Ру-хоррор был одним из самых свободных и бурно развивающихся жанров на территории России до 24 февраля. Он был лишен категорического стремления к изоляционизму, до него не доходили миазмы мелодий псевдопатриотических маршей. Русский…»
«Дорогая, я не могу взять тебя прямо сейчас, там в интернете кого-то ебут»

Есть слово «куколд», которое за последние годы обрело беспрецедентную популярность в рунете. Оно является своеобразной «ультой», способом как бы моментально обозначить положение участников дискуссии на понятийной карте «правильного» и «неправильного», «сильного» и «слабого». В тот момент, когда тебя называют «куколдом», твои скиллы убедительности, интеллекта и харизмы сиюминутно падают, оставляя тебя один на один с жутким монстром «куколдизма», что растворяет тебя в моче, сперме и унижениях, пока ты не ливнешь из дискуссии, где остались по-настоящему уверенные и сильные личности.

Если бы у этого оскорбления были амбассадоры, то Стас Васильев, более известный под псевдонимом «Стас Ай Как Просто», был бы главным его лицом. Ни один человек в русскоязычном пространстве, кажется, не сделал большего вклада в популяризацию и распространение «куколда», чем сделал он. И меня искренне умиляет (с определенной долей ужаса) вся противоречивая внутренность такой зацикленности на спорных аспектах возможной сексуальной жизни каждого противника отстаиваемых позиций.

Между двух противоположных полярностей – самозабвенной кровожадности и травоядной протестности – Стас Васильев нашел способ в существовании «между», обретя популярность и последователей в амплуа «лоялиста с фигой в кармане». Где с одной стороны вполне спокойно можно проталкивать ложнопонятые коммунистические идеи, квази-критиковать государство и сетовать на то, что причина войны – это «мировой капитализм», а с другой – продолжать эту войну поддерживать, не чувствуя угрызений совести, ведь таким образом происходит борьба против пресловутого капитализма и борьба за российскую «самость» в светлом будущем. Очень сложно и путано, знаю. Но такой подход находит отклик в сотнях тысячах сердец по всей России (и, думаю, миру), благодаря чему Стас может получать награды в очень странных номинациях, пересказывая со сцены шутку Джимми Карра про ожоговое отделение, кажется, надеясь, что никто больше этого не видел. Пару лет назад прибивая горе-комика Поперечного за похожую невзаимную любовь к Луи Си Кею.

То есть, в противовес униженным политическим «куколдам», Стас Васильев гордо принял ношу политического скопофила – нарцисса-наблюдателя, оголтело стремящегося подчинить окружающий мир (за которым он наблюдает) своим фантазиям и представлениям о нем. Если «куколд» все-таки соотносится непосредственно с действием – активным и участливым – то скопофилия не требует пассионарности и деятельности, ограничиваясь вполне приземленным наблюдением без особых претензий. Стас Васильев предлагает способ существования, не требующего вмешательства в настоящее – и он по-животному витален в своем безумном стремлении наблюдать. Нарциссически замкнутое на самом себе стремление перерабатывать наблюдаемое; яростное, слюнявое желание подмять реальность под себя, которое терпит крах, что только раззадоривает.

И его подход идеально вписывается в эскаписткую систему современной России, которая ведет войну с Украиной. Видения внешнего как этакой абстракции, восприятия окружающего через толстую мембрану концептуализации и отрицания. Война идет где-то там, украинец дегуманизирован и сведен до носителя искусственных качеств (людоедство, любовь вешать на столбах младенцев и совокупляться с Сатаной), западный мир артикулируется как клоака греховности и алчности, где каждый новый день грозит новым моральным падением, а эстетика несуществующего «советского» продолжает ласкать субтильную душу латентных капиталистов, как бы стоящих на страже моральности.

«Скопофильное» восприятие окружающего, что зиждется на чувстве вины вперемешку со слабостью и отсутствием влияния, создает воистину трагичный сюжет: неловкие подглядывальщики, злые и неповоротливые, глядят через дырки в шторах на куколдов, трахающихся на капиталистических диванах.

И это как бы «еще не начали».

https://youtu.be/BD8xYJ2dMU0
Тед Лассо и терапия

Закончился сериал «Тед Лассо» (а закончился ли?), рассказывавший об американском тренере, который волею судьбы оказался тренером английского клуба Премьер-Лиги. Едва-едва появились финальные титры – в сеть хлынуло большое количество материалов, провожающих в закат отличный проект, попутно вещая о терапевтических и умиротворяющих свойствах сериала, что в мрачные времена (ковид, война) упорно тащил зрителя на свет. Из этой категории могу посоветовать замечательный текст Романа Абрамова и довольно личную рецензию товарища Николя Кубракиньо.

Не хочу, чтобы мой текст выглядел как намеренное противопоставление или желание уколоть вышеназванных авторов, потому что это совершенно точно не так. Просто я того, что увидели они – не заметил.

В конце концов, для кого-то терапией может выступить чистка фисташек, а для кого-то – ложка с жидкостью над газовой конфоркой.

***

Стерильная картинка, ухоженные и педантично выстроенные интерьеры, персонажи, что взирают друг на друга глазами, в которых не читается ничего, кроме добрых намерений – очень гипнотический и мажущий набор почти бронебойных инструментов, способных создать иллюзию спокойствия, защищенности и эмбриональной беззаботности. «Тед Лассо» намеренно ретуширует реальность на протяжении всех трех сезонов, выгибая острые углы и закрашивая ужасное. Взамен привнося философию главного героя в исполнении Джейсона Судейкиса, который, по-хорошему, играет типичного для себя персонажа «блаженного дурачка», но с появившейся глубиной – чего недоставало (или не было необходимости) во многих других его работах.

«Тед Лассо» по мере развития истории все больше и больше уходит в эскапизм – сказочную реальность, в которой команда с подвала АПЛ может выигрывать по 15 матчей подряд, владельцы клубов оказываются попросту потерянными маленькими детьми, вмиг забывшими о собственном богатстве и влиянии, а взаимодействие персонажей обращается перекидыванием гиперссылками и патетичными изречениями. Сам по себе «человек» в сериале с каждым новым сезоном сводится до уровня переносчика гипербол и необходимых воззрений, лишь изредка отсвечивая на солнце бликами реального. Из-за чего заигрывания сериала с элементами настоящего – тренерами, реальными командами, беженцами, повесткой, комментаторами и т.д. – попросту вышибают почву понятного под ногами, потому что становится трудно понять, где начинается и заканчивается настоящее, а где нужно просто отдаться течению фантазии.

«Тед Лассо» отрицает жизнь в ее витальности, «настоящести», он боится ее. Зло в сериале – это пара искорок в погибающей зажигалке. Тем печальнее и неповоротливее выглядят ситуативные попытки вхождения на территорию «бытовой грязи». Расисты приходят в ресторан одного из футболистов, разносят столы, стулья, изрисовывают стены, а после просто исчезают – сам персонаж улыбается, прощает и никакого продолжения история не обретает. Беженцы одиноко плавают на лодке рядом с границей Британии, политики не пускают их, футболист чуть поругался с ними в твиттере, расстроился и забыл. А, собственно, единственного по-настоящему «злого» персонажа – владельца одного из клубов и бывшего мужа героини – в финале безжалостно изничтожают и изгоняют (очень некомфортная сцена в контексте сериала) из зыбкого фантазма тотальной стерильности. Смерть, измены, предательство – все это в «Тед Лассо» становится элементом игры, всё это как бы понарошку. Недопустимо, чтобы кто-то был действительно «собой».

Сериал вычленяет из себя неугодных, предает их забвению, прячется от них. Посему сложно говорить о терапии, когда основным решением становятся прятки за ладошками, что приложили к собственным глазам. «Оп! и я есть, оп! и я снова пропал». «Тед Лассо» порой взваливает на себя ношу миссионера, однако за порогом церкви его проповеди терпят сокрушительный провал и разоблачаются в полной несостоятельности.

(в реальной жизни был Сергей Симонов, чья философия «добра и позитива» как раз не выдержала проверку реальностью).
Настрочил на спортсе небольшую заметку о Николе Йокиче, который буквально только-только выиграл перстень. Вспомнил «Патерсона», дал мальца морализаторства и порассуждал о роли «обычного» в наших необычных жизнях.

Тем, кому интересно (а вдруг!) – вот ссылка:

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/pavle21/3169025.html
​​Только сейчас руки дошли до просмотра «Тембота» – дебютной полнометражки Тины Мастафовой, выпускницы мастерской Сокурова. Сходу стоит сказать, что фильм вынуждает осуществить четкое разграничение между миром «чувственного» и миром «объективного» – потому что существование в этих двух мирах одновременно грозит беспощадным разрывом и отсутствием внятного понимания, что ты конкретно увидел.

Дело в том, что «Тембот», «объективно», – весьма нескладное и спотыкающееся кино. Оно довольно дешевое, монтажно напоминает, скорее, документалку, а главные роли исполнили непрофессиональные актеры – студенты различных гуманитарных факультетов. Поверхностно фильм Тины Мастафовой штука очень простая, местами даже слишком. Наивная, неровная, порой корявая, создает стойкое ощущение, что ничем не хуже справиться мог и ты сам – вот настолько приземленная в своей незамысловатой непритязательности.

Но есть обратная сторона пресловутой «простоты» – ВАЙБ. ВАЙБ компенсирует практически все недостатки картины, превращая шероховатость в чуть ли не художественный стиль – именно за счет очень простых приемов и решений Тине Мастафовой удается погрузить в незатейливый мир кавказского парня, который страдает от холодной матери, невозможности достучаться до отца и преследующего его кредитора. Именно ВАЙБ делает так, что «Тембот», обладая всеми вводными для жесткой «чернухи» или тяжеловесного триллера, оказывается категорически теплым и обволакивающим скромным роуд-муви про дружбу, взаимовыручку и светлые стороны кавказских понятий о мужественности.

Внешняя дешевизна и непрофессиональность оказывается щитом, мутным бронированным стеклом, защищающим внутреннюю нежность и хрупкость картины – такое смелое в своей уязвимости признание в любви к родному. Как за довольно типичной внешностью героя Марата Таумурзаева скрывается открытый миру маленький мальчик, так и за «простотой» «Тембота» прячется огромный и почти осязаемый мир ощущений, мечтаний, лиминально-приятных пространств узнаваемого и знакомого, где ты никогда не был, но обязательно захочешь вернуться.
​​Любовь к березкам как отказ от реальности

Этот текст я написал вечером 23 июня – за несколько часов до начала восстания Вагнера. Долго думал, стоит ли его выкладывать, учитывая, как странно он выглядит в текущей ситуации. Но подумал, что пусть он тут лежит – будет своеобразным артефактом ебанутых времен, которые предваряли времена еще более ебанутые.

Недавно прошла церемония вручения премии от «ИРИ» (Института развития интернета), номинально автономной организации, которая за последние два года стала практически основным способом для многих людей очень воспитанно уносить солидные котлеты c различных проектов.

На сцене спокойно сосуществуют Старовойтов, Егоян и Стоянов, к микрофону подходили министр финансов Силуанов, фигуристка Алина Загитова, товарищи Мединский, Кириенко, Киселев, разбавляли поток чиновничьих лиц разнородные блогеры и певцы – и все они занимались тем, что вручали награды за различные достижения в интернете. Их получили очень разные люди и проекты – сериал «Нулевой пациент», «Донбасский дневник», блогерка Татарка ФМ, канал «Ридовка», Шаман за «Я Русский» (в категории «соц.интернет-триггер), разбавили это наградой неизвестному каналу со слепым путешественником «Куда глаза не глядят» и выдали еще с десяток самых разных наград в номинациях разной степени безумия и абсурда.

Несмотря на очевидную политическую ангажированность происходящего на церемонии, генерально «ИРИ» завладел таким большим влиянием среди российских как бы креативных умов как раз-таки противоположным – своей внутренней «прокси-повесткой». Совсем необязательно оголтело топить за войну, вставлять в названия латинские «Z», «V», каламбурить по типу «СВОи» или заниматься прочим непотребством, чтобы получать деньги – вполне хватит скромного признания в как бы любви к России во всей ее привлекательной «глубинности». Возникает очень интересный и оторванный от реальности образ России «глубинной», наивной и немножечко глуповатой. Но зато беспредельно искренней. И безбожно вогнанной в конкретику. Примеров всяких корявых и не очень документалок, готовящихся художественный проектов, всяких веб-проектов и внезапно возникших на ютубе каналов, уйма.

И внешне это выглядит по-своему хорошо и тепло. Внезапно в России начали обращать внимание на «маленького» человека, фиксировать взгляд не только на косорукости слесаря-алкоголика, но и на его личностных болячках и несбывшихся душевных чаяниях – из тупоголового алконавта мужик Володя превращается в разбитого жизнью романтика. В окнах междугородних электричек вдруг стала проглядываться не только беспредельная хтонь (во многом надуманная и ограниченная), но и незначительные радости природы, проплывающих мимо уютных деревень, селений и засеянных полей.

Проблема возникает тогда, когда за всей этой внезапной любовью к «глубинному», вскрывается вполне рациональный и бронебойный политический нарратив отказа от желания смотреть на мир чуть более глобально, яростно концентрируясь на сковывающей кругозор конкретике. Намеренно исключая из формулы любые намеки на современное и настоящее, чтобы лишний раз не обжечься и, тем более, не напороться на противотанковые ежи.

Поэт-кладовщик, математик-машинист, история про русского врача времен Первой мировой или светлая деревня радости и покоя способны существовать в своей «первозданной наивной глубинности» ровно столько, сколько они могут плавать в банке с жидкостью искусственной реальности, находясь вне социальных и политических контекстов, которыми те детерминированы. То есть, большинство таких проектов игнорирует настоящее во всей ее обширности, предлагая взамен оторванное и герметичное пространство отсутствия практически любых смыслов – только обволакивающее теплое чувство непринадлежности и ненадобности любых притязаний.

Такие «экзистенциальные потемкинские деревни», за которыми не кроется ничего. Совсем.
Недавно Netflix выкупили права на экранизацию статьи Дэвида Гови Герберта, написанную для Esquire. Звучит это немного странно: зачем выкупать права на экранизацию статьи?

Однако в момент чтения все вопросы отпадают. Дэвид написал шикарный и глубокий текст, который, пусть и берет за основу нишевые американские бейсбольные разборки (этот спорт еще более непонятный, чем гандбол!), но разворачивает их таким образом, что они начинают подсвечивать серьезные общественные проблемы

Внутри умудряются одновременно сосуществовать последствия наплевательского родительского воспитания, взрослая неудовлетворенность жизнью, коррупция и произвол в правоохранительных органах, сталкеринг, замыленная моральность, судебные разбирательства, оскорбления в соц.сетях, – и куча всего еще. Текст сознательно качает на эмоциональных волнах, то выбрасывая в состояние абсолютной прострации от абсурдности происходящего, то вдавливая свинцовой тяжестью осознания мрачного быта героев статьи и общества в целом.

Короче я перевел этот текст, закинул его в телетайп, красиво оформил, – и теперь скидываю его вам сюда. 

Читайте, радуйтесь, грустите и испытывайте любые другие из существующего спектра эмоции.

з.ы помогала с редактурой сего безобразия – @whatsthepointbrah
​​Вышедший два месяца назад сериал «Укрытие» для меня был «котом в мешке» – честно говоря, не понимаю, почему вообще его начал смотреть. Я ничего не слышал про сериал и книгу, не особо котировал актеров, что там задействованы, вдобавок я нормальный пацан, который уважает свою маму, посему я искренне убежден, что в концепции «подземных тоталитарных жилищ» никогда не будет ничего лучше «Города Эмбер», потому что я, повторюсь, нормальный пацан, который уважает свою маму. В любом случае, сериал я просмотрел, книжку прочитал и, уподобившись ненормальным пацанам, стыдящимся отца своего, скажу: книга лучше.

Действие «Укрытия» происходит внутри глубокого и технологичного бункера. Люди там живут уже довольно долгое время, однако никто конкретно не знает, почему они там оказались, что снаружи (власти бункера говорят, что ужас и отравленный воздух), как люди жили «до» и когда появится минимальный шанс на выход. Сам бункер очень хорошо обустроен, есть вертикаль власти, люди проходят обучение и работают, рождение детей определяется специальной «лотереей», есть отделы «айти», «юридические», сады, фермы и так далее. Но не всем в этой «идиллии» живется хорошо, потому что некоторым хочется найти ответы на множество вопросов, как, почему и зачем – а за это власти жестоко карают. Любые рассуждения о прошлом, истоках появления бункера, что снаружи и как мы вообще до жизни такой докатились – запрещены. Почему? А хуй его.

Самым страшным наказанием считается «очистка» – отправка людей «в наружу». Так вышло, что за последнее время сначала жена шерифа, а потом и он сам вышли на «очистку». После при загадочных обстоятельствах умирают любимый всеми мэр и помощник шерифа, которые, однако, успели назначить на место нового шерифа – Джульетту Николс, чьего любовника тоже убили. Все вышеописанные люди объединены тем, что задавали слишком много вопросов. И последняя выжившая из них – Джульетта – используя свои полномочия будет пытаться выяснить «что у вас здесь происходет!».

«Укрытие» можно поделить на три части: 1) интерес и увлеченность (это серии две-три) 2) уныние и апатия (с третьей по седьмую, наверное) 3) начало каких-то аркадно-казуальных приключений героини в рамках очень мягкотелой и ванильной тоталитарной системы (седьмая-десятая). Сериал изначально задает довольно мрачный и тяжелый тон, весь пропитывается «загадками» и ощущением обмана, лжи и подавления – идет бодро и весело, пока не начинает очень долго и монотонно вариться в собственном соку. Серии откровенно растягиваются – и там, где в книге идет обезумевшая динамика и бесперебойное движение, в сериале происходит застой и стагнация. Огромное количество ненужных сцен и подробностей, возникновение непонятных и ненужных сюжетных линий, лупящих по динамике и темпу.

Сама же «тоталитарная» сущность бункера разваливается именно в период «застоя», в последних сериях становясь уже жалкой пародией на «потенциальное». «Укрытие» задает огромное количество вопросов поначалу, однако не стремится на них отвечать с той же серьезностью, с которой они были заданы, зачастую, скатываясь в совсем уж глупости: некоторые злодействуют ну просто, чтобы злодейстовать, бункер так работает, потому что…ну вот так. Сама же система, которая должна пугать, напрягать своей вездесущестью и беспощадностью, не создает ощущения хотя бы мало мальской опасности, потому что отрицательные или пограничные персонажи прописаны в очень тусклых цветах бессмысленности. Их не хочется бояться, им не хочется сопереживать, они не вызывают напряжения – ты просто смотришь сквозь них в ожидании, когда произойдет полная аннигиляция смысла, а взамен придет диктатор-тиктокер, который утопит всех в крови под «девочку уэнсдэй».

«Укрытие» сложно назвать разочарованием. Потому что я ничего от него не ждал. Но точно можно сказать, что сериал, обладая огромным потенциалом для высказывания, прямого или косвенного, создания сочной и захватывающей истории, плеядами возможностей, – совершенно не справился. И это немного грустно.
как вы относитесь к Юрию Быкову? нравятся ли вам его фильмы?
Новое видео!

https://youtu.be/2doHUxg_Jsg

Юрий Быков – знаковый для меня режиссер. Первый свой публичный текст о кино я написал именно о нем. Первый российский «серьезный» фильм для меня – это «Жить» Юрия.

С момента публикации простыни крайне раздосадованного подростка (мне было 15, а возмущен я был «уходом» режиссера из кино) прошло уже больше шести лет. С тех пор очень многое изменилось, кроме моих стабильно-нестабильных заочных взаимоотношений с Юрием Быковым: одно время я его просто не переносил, какое-то время искренне в него верил, но точно никогда не был к нему безразличен.

Почему?

Наверное потому, что Юрий – один из самых живых и противоречивых режиссеров современной России, который, вдобавок, беспрецедентно открытый. Если большинство «творцов» умело избегают лишнего внимания, огибают острые углы и вопросы, то Быков из раза в раз достигает новых вершин в собственной публичной искренности, вынося в наружу вообще всё – начиная с возмущений маленькими сборами, заканчивая переживаниями, что он «всех подвел» и недостоин больше даже приближаться к кинокамере.

Пресловутая противоречивая искренность находит отражение и в его фильмах. Они, в общем-то, такие же, как и сам Юрий – прямолинейные, искренние, печальные и немного деревянные. Они так же бешено качаются на волнах эмоций, так же спотыкаются и стесняются, так же стараются окончательно не развалиться под напором внутренних буйствующих ветров безрассудства и легкого безумия.

Собственно, про Юрия Быкова мой новый видос. Отрываю от сердечка.

Ставьте лайки (это, кстати, очень неплохо помогает в продвижении), пишите комментарии, делитесь этим видео с друзьями и на своих каналах, раздавайте флешки с этим роликом бабулям на автобусных остановках – и делайте еще много чего другого!

Приятного просмотра!

https://youtu.be/2doHUxg_Jsg
Второй сезона «Медведя», кстати, замечательный, хоть я в него и не верил совсем. Сочный, драйвовый, забавный и интерсный.

Писать про него смысла большого не вижу – вы и без меня всё прекрасно знаете.

Если вдруг не видели – рекомендую. Тем более, серии там не идут скотские час-полтора.
ЧБУ и ебанутые шизотеории

ЧБУ выпустил ответку маленькому каналу, который 9 месяцев назад выпустил на него «разоблачение». В нем он очень много ругается, бомбит, плюётся очень смешными обзывалками по типу «инфантил, открывший для себя интернет», «овощ без критического мышления», говорит, что кто-то «скулит, как мелкая сучка», обвиняет в зависти и подростковой необходимости реализоваться через оскорбление крутого контента, закидывает очень манипулятивные тейки про отличие западной и ру-аудитории (там типа всё априори будет собирать больше, ведь потенциальных зрителей больше, лол), после противоречиво предоставляя странные сравнения просмотров у своих роликов и каналов с десятикратно меньшим кол-вом подписчиков, аргументируя свои большие сборы качеством.

Не то что бы мне были интересны подобные видики, да и зрителем ЧБУ я не являюсь, однако меня очень удивили апломб и ярость, с которой автор большого канала убеждал меня на протяжении сорока минут в том, что я ни за что не плачу, паразитирую и веду не очень хорошую жизнь. А я ведь матушке регулярно звоню!

В целом, эта возня интересна тем, насколько в своеобразно-оторванном мире живет русскоязычный сегмент киноютуба, раз подобного рода переводчики тредов реддита доходят до состояния безумия, начиная нести тяжеловесную ахинею про оригинальность контента, вспоминать Тарантино (ну как же без него) и рассуждать о том, что "ничто не ново под Луной".

А еще отличный повод поговорить про популярный феномен ебанутых шизотеорий.

Ебанутые шизотеории – это основной импортный товар русскоязычного киноютуба. Они отлично собирают вокруг себя разношерстную аудиторию и не требуют серьезного и глубокого вовлечения, ставя на поток вполне заурядное качалово на как бы интеллектуально-эмоциональных качелях, едва втискивая многогранное кино в узкую коробку требуемых умозаключений. Самым большим спросом пользуются неожиданные СМЫСЛЫ, которые за счет нескольких манипуляций с фактами начинают казаться реальными. Типа как Шьямалан порой снимает свое кино в целях выдать под конец жидкого плот-твиста, так и ебанутые шизотеории стремятся обуздать алчущий невероятного человеческий мозг.

С как таковой кинокритикой, да и с самим по себе кино, ебанутые шизотеории не имеют практически ничего общего, – разве что они используют всякие популярные фильмы в качестве своеобразной затравки для удивительных манипуляций. Дальнейшие действия авторов (или, в случае ЧБУ, – ретрансляторов) ничем не ограничены в их стремлении к словесному вырисовыванию опиоидного бреда. Можно выпалить что-то эдакое, сказав, например, что Чигур никого не убивал, а можно таранить банальное в обертке внезапного ОЗАРЕНИЯ, что мол Тайлера Дёрдена никогда не существовало, а "Волк с Уолл Стрит" – история про потерю себя.

И если в западном интернете такого рода развлечения – это прерогатива в основном небольшого пласта гиков, которые довольно редко получают возможность стать по-настоящему популярными. То вот русскоязычный интернет буквально ломится от разнородных ебанутых шизотеорий, а их авторам неизбежно прилетают сотни одинаковых комментариев, что он просто пиздец, как глубоко копнул.

Мне кажется, что такая любовь к ебанутым шизотеориям у русскоговорящего человека связана с еще не до конца ушедшим социалистическо-утилитарным восприятием кино, как штуки, которую можно ухватить, подержать и, при желании, сломать, чтобы собрать так, как нужно.

Тем паче, что кино это – западное

Так как русскоязычный человек своеобразно относится к западным продуктам, воспринимая их не непосредственно, а, скорее, перфомативно, давая полную свободу фантазии. Западные штуки видятся не как вещь в себе, а как нечто внешнее, что требуется одомашнить. И ебанутые шизотеории оказываются отличным способом подмять под собственный разум кино, заставив киноленты показывать то, что нужно, а не то что им хочется. Получается двойной удар: преломление кино самого по себе, а вдобавок ещё и создаются новые смыслы западного продукта.

Ну красота же.
​​Нормализация войны

Мне не нравятся большинство военных фильмов, ввиду того, что они (не) осознанно эту войну как бы нормализуют, начиная заниматься поиском различных приземленных и узнаваемых сюжетов о добре и зле, предательстве и трусости – и так далее. Банальные, но верные истины о недопустимости войны, трюизмы по типу «абсурдной мясорубки во имя политических амбиций» растворяются в оправдывающих или шагающих в ногу с концентрированным насилием историях про дружбу, любовь и победоносный героизм. Таким образом, ВОВ в отечественном кинематографе превратилась в набор штампов пропаганды без вкраплений даже мало-мальски живого ужаса военного времени, Первая мировая опошлилась европейскими режиссерами, а про американские операции в Ираке, Иране и других государствах и говорить нечего, учитывая великое множество фильмов разной степени корявости про бравого солдата из Штатов, умело истребляющего безликих бородатых нпс.

После «По соображениям совести» не создается впечатления, будто война – это что-то плохое. А вот после «Иди и смотри» создается. В этом и есть ключевая разница.

В сербском кинематографе имеется очень мощная и крайне важная для Сербии (и мира) картина под названием «Красивые деревни красиво горят», которая находится в дефицитной категории негероических фильмов «о войне». Срджан Драгоевич снял очень тяжеловесную, но при этом парадоксально смешную штуку, где главную роль исполнило «поражение». Не поражение в войне даже, а скорее «поражение» в построении некоего «человеческого проекта», которым некоторое время была Югославия. Развал государства, вместившего внутри разные народы, конфессии и нации, сопровождался яростными и кровавыми войнами, которые до сих пор костью в горле стоят для многих жителей ныне обособленных и независимых стран. Экзистенциальный раздрай, разрушенные города и сожженные села, санкции, бомбардировки, длительная внутренняя неопределенность и коллективные травмы – вот лишь небольшой перечень последствий случившегося слома югославского государства.

«Красивые деревни красиво горят» – это очень разноплановая, глубокая и мощная работа, очень скрупулезно работающая со множеством контекстов и смыслов, которые сопутствовали югославским войнам. Посему уместить все мои мысли, чувства и наблюдения в один ограниченный по символам пост в телеге я попросту не смогу, да и не хочу даже пытаться. Так что сейчас вас ждет серия из нескольких постов, в которых я постараюсь, ограничиваясь рамками собственной экспертизы и видением, разобрать и рассказать о том, почему Срджан Драгоевич снял по-настоящему большое и важное кино, очень оригинально и иронично изничтожившее саму идею войны как таковую.

(плюсом мне очень не нравится как югославское и сербское кино зачастую очень однобоко рассматривается как бы «конвенциональным» киноведческим сообществом)
​​О чем фильм?

«Красивые деревни красиво горят» начинаются с жизнеописания двух друзей – Милана-серба и Халила-мусульманина. Они вместе выросли, ходили в одну школу, а став взрослыми, предавались размаривающим попойкам, шуткам над соседями и созерцанию обволакивающего спокойствия деревенской жизни югославского захолустья. Их поселение находилось рядом с туннелем, построенным еще при Тито. Мальчиков он одновременно притягивал и пугал. Они считали, что там живет «дрекавац» – известный монстр из детских страшилок южнославянских народов (что-то по типу «бабайки»).

С наступлением войны они оказались по разные стороны конфликта. Халил воевал за боснийцев, а Милан – за сербов. И по иронии судьбы отряд Милана оказался зажат в том самом туннеле группой Халила, которая принялась методично кошмарить застрявших там сербов, что постепенно сходили с ума, находясь в полнейшей изоляции без еды и воды. Сербы вспоминали свое детство, рассуждали о личности Тито в истории Югославии, ожесточенно спорили, смеялись, иногда умудрялись переговорить с боснийцами, что коммуницировали с ними по рации (те, зачастую, оказывались их родственниками или давними друзьями) – короче проживали целую палитру самых разных эмоций и ощущений.

Срджан Драгоевич снял до отказа контрастный и безумный фильм, который одновременно вышибает всякую почву из-под ног своей жестокостью, но при этом позволяет себе беззаботно над этой жестокостью и ужасом иронизировать, а порой и вовсе в голос угарать. Нелинейность повествования – герои то в больнице, то в туннеле, то в детстве, то на полях войны – только укрепляет ощущение сюрности происходящего. Однако юмор не ретуширует пиздец, а обрамляет его, довольно либеральным и уважительным способом показывая зрителю, каким бессмысленным и в корне безумным занятием является война.

Существует термин «самобалканизация» – определенный способ саморепрезентации у югославских режиссеров 90-х, которые не пытались убежать от стереотипов о Балканах, а, наоборот, делали различные устойчивые представления (жители Балкан громкие, вспыльчивые, авантюрные, эмоциональные) основой своих фильмов. Собственно, герои «Красивых деревень» по сути своей – набор стереотипов. Есть преданный до талого генерал (который прошел 350 км на похороны Тито), есть вор-нигилист, имеется наркоман, есть этакий «сербский ватник», который совсем сходит с ума после смерти кума – все они живут сугубо в своей стереотипной герметичной вселенной, замкнутой, не допускающей даже мимолетных мыслей о возможности изменений.

И эти стереотипные и типа «неглубокие» персонажи создают, как ни парадоксально, глубину фильму. Неповоротливость и чрезмерная предметность как бы «стереотипных» героев, которые оказались в очень жестких обстоятельствах, обрамляет и указывает на беспредельную ужасность общей картины происходящего. Срджан Драгоевич все равно оставляет минимальные пространства для маневра громоздких персонажей – тут кто-то обронит интересную фразу, а здесь с помощью монтажа и некоторых дополнительных пояснений один из героев обрастет новыми подробностями – за счет которых зрительское восприятие не рассеивается по темной комнате бесконечных ироничных отступлений, а все глубже уходит в очень неприятное (и при этом гипнотизирующее) пространство смерти, безумия и разжиженной морали.
Одна из моих любимых сцен «Красивых деревень» – кадры сожжения одной из многочисленных деревень, сопровождаемых зверствами и безумствами сербских военных, под песню «Igra rokenrol cela Jugoslavija» в исполнении группы «Električni Orgazam». Создается бронебойный диссонанс между жизнеутверждающей песней, празднующей единство и хипарское наслаждение моментом, и кадрами увлеченного разрушения небольшого деревенского поселения – сербы разрушают боснийскую деревню, а на фоне лупит песня, что была хитом в Югославии.

Вообще рок-музыка в Югославии была довольно популярна. Причем, порой, это были не беззубые и нежные группы с песенками о мире, любви и радости, а довольно хардкорные и грязные коллективы, что шарашили тяжелую музыку про секс, наркотики и прочие непотребства. Не то что бы в Югославии не было конформистких или мега-лояльных групп, были конечно и в огромном количестве. Но наличие далеко не подвальных, а вполне себе популярных, котируемых анти-социальных и мало чем ограниченных коллективов в любом случае удивляет.

Električni Orgazam – это одна из основных югославских рок-команд, которая довольно быстро набрала популярность, вышедшую далеко за пределы страны. Они коллабились с поляками, турили по Европе, всячески взаимодействовали с окружающим европейским и американскими контекстами. Проблемой были постоянные конфликты и следовавшие за ними распады – группа разваливалась несколько раз и собиралась в обновленных составах, а количество людей, участвовавших в каком бы то ни было качестве в группе переваливает за двадцатку. Но, в любом случае, на югославском и пост-югославском пространстве товарищи обладали бешеной популярностью.

Есть, например, забавная история про то, как Срджана Гойковича (фронтмен) задержали в Загребе и нашли у того 0.20 грамм героина. Мужчина просидел за решеткой ночь, а на утро вышел, попутно сфотографировавшись с полицейскими, получив за это 250 марок.

Симптоматично, что два главных режиссера югославских/сербских режиссера 90-х (и современности), которые ныне занимают совершенно противоположные политические позиции, рубились в рок-группах. Срджан Драгоевич играл в «TV Moroni» (ТВ Дебилы), Эмир Кустурица участвовал в группе «Zabranjeno Pušenje» (Курение запрещено), которая спустя время превратилась в «The No Smoking Orchestra». Рок для того поколения был жанром, что умудрялся под одной крышей объединять совершенно разных людей по своим взглядам и убеждениям. Они находили в жанре возможность оставаться недовольными во что бы то ни стало – а это очень важно для сербского человека: оставаться недовольным.

https://youtu.be/YDxUzrepLSM
Ciciban / Шалтай-Болтай

Есть очень популярный момент из «Красивые деревни красиво горят», когда герой Милана (серб) после того, как сожгли автосервис, где он проводил много времени со своим другом Халилом (мусульманин), начинает постоянно говорить «сiciban». Это слово он будет произносить и в больничной палате, произносит он его и на войне.

В итоге «ciciban» стал своеобразным мемом и одновременно загадкой, потому что никто толком вербально объяснить, почему Милан неоднократно говорит это слово – не может.

Не берусь утверждать, будто я точно всё понял. Просто предположу.

Во времена Югославии была книга Отона Жупанчича под названием «Ciciban», которая была обязательной к прочтению всем детям и преподавалась в школе. Это набор небольших стихов, в которых рассказывалось о птице «ciciban» – такое небольшое существо, размером с нашу синицу (наверное). Каждый югославский ребенок знал эту птицу и учил в школе написанные там стихи.

(на русский в фильме перевели как «Шалтай-Болтай»)

Персонаж Милана начинает говорить «ciciban» в тот момент, когда один из основных «мест силы» его детства и юности предали огню – автосервиса больше нет. Как акт бессмысленной ностальгии по ушедшему и сгоревшему, с помощью отсылки на персонажа, которого на подсознательном уровне знает каждый, кто жил и учился в Югославии.

Главное это в себе поймать. Тогда «ciciban» перестанет быть загадкой.

https://youtu.be/y5ehodCNJPM
​​Американская журналистка

Важную роль в фильме играет персонаж американской журналистки, которая (не) случайно оказалась вместе с сербским отрядом, зажатым в туннеле. Учитывая, что фильм вышел в 1996 году, когда ни о каких бомбардировках еще не было речи, то и героиня-американка здесь изображена в несколько ином, далеко не негативном ключе.

Американка-журналистка, будучи, как и все остальные персонажи, вогнана в карикатурные рамки, поначалу выступает своеобразным моральным камертоном – она осуждает военных, возмущается их бессердечностью и недопустимостью насилия, думает, что сербские военные – это обезумевшие людоеды и ублюдки. Однако, пропорционально количеству времени ее нахождения в темном туннеле безумия, растет и ее жестокость, а казавшиеся незыблемыми моральные ориентиры и этические нормы растворяются в чане необходимости выжить и выбраться. Уже где-то в середине она становится неотличима от прожженных войной сербских военных, где-то их даже превосходя в масштабах кровожадности и отсутствия внутренних стопперов.

Для сербских персонажей американская-журналистка – это символ того мира, который они парадоксально любят и ненавидят. Выдуманной «америки», которая, словно рябь на поверхности лесного озера, отражает искаженную версию тебя самого внутри контекста непроверенных представлений о «забугорной» жизни. Сербы ерничают, издеваются, шутят, злятся, однако впускают к себе американку – но ровно настолько, насколько позволяет их внутренняя «слащавость». Потому что посреди выжженного пространства войны без смысла и глобальных идей, американский мир, который являет собой журналистка, резко опошляет и приземляет, добавляя всем с пеленок знакомые сюжеты о героизме, преодолении и любви на фоне беспредела. Показательно, что финальные сцены в туннеле уничтожают эту слащавость намеренной издевкой «реального» – на войне таким фантазмам и капиталистическим выдумкам места, увы, не нашлось.

(Срджан Драгоевич вообще весь фильм фрагментарно иронизирует над американскими контекстами и представлениями о войне в Югославии, то припечатывая так называемых «миротворцев», требующих дать миру шанс, то размазывая этаких «хипарей», оказавшихся совсем не там, где им полагалось быть)
Кто такие четники?

Боснийцы постоянно называют сербских военных «четниками», иронизируя и издеваясь. Чуть ли не сплевывая это слово. «Четники». Думаю, многим, кто вне контекста, будет сложно понять, кто это такие «четники» и почему боснийцы (и не только) так их не любили.

«Четники» – это противоречивое и крупное военное формирование националистического и анти-либерального толка, которые на протяжении всех более-менее крупных войн в истории Югославии занимались тем, что партизанили, вели подрывную деятельность, во времена Второй Мировой умудрялись одновременно защищать Югославию, но и всячески мешать другим партизанским отрядам (в том числе, красному отряду Тито), сотрудничая с немцами, итальянцами и другими. А в промежутках между войнами (первой и второй) «четники» выполняли функции, несколько схожие с армией Кадырова / Росгвардией, – разгоняли митинги, боролись за власть, поддерживая нравившихся им политиков и партии, следили за как бы безопасностью внутри страны и были по просьбе различных представителей государства прийти на помощь в ситуациях, где требовалось насилие и «жесткий» подход.

В 90-е же годы «четниками» называли всех представителей националистических (и не только) отрядов, кто воевал за Республику Сербскую на территории Боснии и Хорватии. Общего с настоящими «четниками» они практически ничего, кроме названия, не имели – эти формирования организовали политики Шешель и Драшкович и др. в целях обеспечения «безопасности» и сохранения единой Югославии. В Боснии и Хорватии пропаганда «четниками» называла вообще всех сербских военных, в целях дискредитации и использования существующих в обществе негативных коннотаций, связанных с этим названием. А сербская пропаганда в свою очередь всячески продвигала «четников», подчеркивая, что они борются за правое дело.

Лучше всего обрисовал место термина «четники» в нынешней пост-Югославской реальности сам Срджан Драгоевич в интро к фильму «Парад» 2011 года:

«Четники» (ругательство) – так серба называют хорваты, боснийцы и косовские албанцы.

«Усташа» (ругательство) – так хорвата называют сербы, боснийцы и косовские албанцы.

«Балия» (ругательство) – так боснийца называют сербы, хорваты и косовские албанцы.

«Шиптар» (ругательство) – так косовского албанца называют хорваты, сербы и боснийцы.

«Пидор» (ругательство) — так гомосексуалиста называют ВСЕ.

https://youtu.be/hHMz37gHq-w
Не представляю, как можно на серьезке слушать, а тем более – воспринимать Трэвиса Скотта, как некую отдельную от времени, бюджетов и раблезианской повестки единицу. Когда я впервые увидел видео, где Трэвис просто разговаривает – категорически охуел с того, насколько умело капиталистическая голограмма черного преуспевающего парня умудряется имитировать повадки и речь настоящего человека. Настолько это выхолощенное от всякой жизни, энтропии и человеческого витализма существо, что становится реально не по себе. Словно с тобой разговаривает замогильно-аутичное техногенное нечто, вытесненное в середине прошлого века, но обреченное вернуться в несколько раз выдроченный мир бесконечных инфоцыганских прогревов, выгребных ям вместо душевных чаяний, изнывающих от дофаминовых отходосов тик-ток пользователей, и профицита секса без самого, собственно, секса.

https://variety.com/2023/music/news/travis-scott-film-circus-maximus-directors-gasper-noe-1235679754/
​​Страна радости / JoyLand

Будучи воспитанным в некотором «ориенталистическом» ключе, мое подсознательное представление о странах по типу Пакистана было возвышенно-пренебрежительным – так господин смотрит на холопов-недотеп, которым невдомек, что они существенно отстают в развитии, за счет чего и приобретают уникальное обаяние. Пакистан, как и весь Восток, долгое время мной представлялся грязноватой и по-своему бессмысленной страной, существующей сугубо для спорадического появления в сводках новостей «В Пакистане двое мусульман забили до смерти женщину, потому что она выглядела как свинья», или «Пакистанского мужчину выгнали из страны из-за его красоты» или «Индия выпустила три ракеты в сторону Пакистана в ответ на пренебрежительные высказывания о коровах». Такая абстрактная страна с абстрактными жителями, мое восприятие которых целиком и полностью сформировано непроверенными и искаженными толкованиями личных впечатлений старых мужиков позапрошлого столетия. Которые обслуживали повестку империалистических государств.

Как я недавно узнал, в Пакистане несколько лет существовал закон о трансгендерах, который, по сути, узаконивал представителей «третьего пола», разместившихся на ландшафте мусульманского государства. Собственно, ввиду противоречия с исламской религией сейчас и происходит пересмотр/отмена закона. А в 2022 году вышел фильм «Страна радости» Саима Садика, частично запрещенный в Пакистане, в котором как раз рассказывается о трансгендерных людях Пакистана, семейном кризисе, и каким образом внутри довольно патриархального и замкнутого общества уживаются люди совершенно разных взглядов, мнений и представлений о половой дифференциации.

Главный герой по имени Хайдер хлопочет по дому, нянчится с детьми своего брата и, в целом, выполняет вполне очевидную «роль» домохозяина. Его жена Мумтаз же каждый день ходит на работу, что ее вполне устраивает – ей хочется идти дальше вверх по карьерной лестнице, да и роль «женщины дома» ее совсем не устраивает. В принципе, всем всё кайф, если бы не отец Хайдера и «глава» семьи по совместительству, крайне ортодоксальный приверженец традиций, которого совсем не устраивает, что мужчина сидит дома и выполняет обязанности ему не соответствующие. В итоге Хайдер находит работу, а его жену с помощью давления всей семьи усаживают дома, чтобы та выполняла более женские дела.

Прикол в том, что Хайдер нашел работу танцовщиком в труппе под руководством трансгендерной начальницы по имени Биба, в которую тот влюбляется. Его начинает распирать чувство вины за то, что он плохой муж, плохой сын, плохой мужик, пока его жена не менее беспросветно грустит из-за того, что она взаперти дома, когда ей хочется работать и жить совсем другую жизнь.

Внутри этого противоречия «Страна радости» и начинает работать, постепенно как бы разоблачая внешнюю идиллию традиционного уклада жизни. Важно, что Саим Садик обходится одинаково нежно и с трепетом, как с Хайдером и Мумтаз, так и с отцом Хайдера, не пытаясь разбрасываться ярлыками и гасить неугодных персонажей, делая из них очевидных антагонистов. Единственный отрицательный персонаж «Страны радости» – это общество целиком, задроченное и разобщенное, вынужденное и не очень, находиться внутри лицемерного и неповоротливого загона из (не)гласных правил и предписаний. И из-за как бы отсутствия номинального антагониста, но при этом существующего понимания, что «злодей» ровным слоем размазан по всему, что происходит на экране (он везде) – создается удивительное и такое же непонятное чувство, будто начал есть сладкую вату в парке развлечений, которая, однако, после каждого съеденного кусочка оставляет металлический привкус.

Вроде всё в порядке, пока не задаешь вопросы.