В «Старой перечнице» неделя сексистского юмора. Крепитесь.
***
«Фармацевт: Какой ужасный микроб вынуждает вас терять волосы клочьями?
Пациент: Моя жена, мсьё».
#просточушь
***
«Фармацевт: Какой ужасный микроб вынуждает вас терять волосы клочьями?
Пациент: Моя жена, мсьё».
#просточушь
«Добросовестно вычихал себе дом» — еще пара слов о «последнем московском шуте».
***
У князя Хованского жил известный шут, или дурак, Иван Савельич, которого знала вся Москва. Этот Савельич на самом деле был преумный и иногда так умно шутил, что не всякому остроумному человеку удалось бы придумать подчас такие смешные и забавные шутки. Хованские очень любили и баловали его — для него была устроена особая одноколка и дана в его распоряжение лошадь; он в этом экипаже езжал на гулянья, которые бывали на Масленице и Святой. В летнее время он появлялся на гулянье под Новинским в своей одноколке: лошадь вся в бантах, в шорах, с перьями, а сам Савельич, во французском кафтане, в чулках и башмаках, напудренный, с пучком и с кошельком и в розовом венке, сидит в своем экипаже, разъезжает между рядами карет и во все горло поет: "Выйду ль я на реченьку" или "По улице мостовой шла девица за водой". Выезды Савельича очень забавляли и тешили тогдашнее общество. После Хованских Савельич в Москве жил в доме Е. С. Ивашкиной (урожденной Власовой, по первому мужу — Шереметева), супруги обер-полицеймейстера в первой четверти XIX столетия. Савельич в 1836 году был еще жив; под конец своей жизни он сделался комиссионером и нажил состояние. Однажды, обязавшись чихнуть на каждой из двадцати ступеней, он добросовестно вычихал себе дом у одного богатого причудливого московского вельможи.
***
Пыляев М. Старая Москва. Рассказы о былой жизни первопрестольной столицы. СПб., 1891.
#просточушь #духвремени
Старая перечница
***
У князя Хованского жил известный шут, или дурак, Иван Савельич, которого знала вся Москва. Этот Савельич на самом деле был преумный и иногда так умно шутил, что не всякому остроумному человеку удалось бы придумать подчас такие смешные и забавные шутки. Хованские очень любили и баловали его — для него была устроена особая одноколка и дана в его распоряжение лошадь; он в этом экипаже езжал на гулянья, которые бывали на Масленице и Святой. В летнее время он появлялся на гулянье под Новинским в своей одноколке: лошадь вся в бантах, в шорах, с перьями, а сам Савельич, во французском кафтане, в чулках и башмаках, напудренный, с пучком и с кошельком и в розовом венке, сидит в своем экипаже, разъезжает между рядами карет и во все горло поет: "Выйду ль я на реченьку" или "По улице мостовой шла девица за водой". Выезды Савельича очень забавляли и тешили тогдашнее общество. После Хованских Савельич в Москве жил в доме Е. С. Ивашкиной (урожденной Власовой, по первому мужу — Шереметева), супруги обер-полицеймейстера в первой четверти XIX столетия. Савельич в 1836 году был еще жив; под конец своей жизни он сделался комиссионером и нажил состояние. Однажды, обязавшись чихнуть на каждой из двадцати ступеней, он добросовестно вычихал себе дом у одного богатого причудливого московского вельможи.
***
Пыляев М. Старая Москва. Рассказы о былой жизни первопрестольной столицы. СПб., 1891.
#просточушь #духвремени
Старая перечница
Почитывала на досуге заметки на полях Алексея Петровича Бахрушина о собирателях-современниках. В частности, он описывает причуды знаменитого парфюмера Брокара (об этом ниже), как тот по своему произволу видоизменял предметы искусства и старины.
Знала и я одного такого коллекционера — он без конца «скрещивал» разные экземпляры книг: здесь автограф вклеит, там переплёт поменяет, тут иллюстрацию откуда-то вынет и добавит и так далее без конца. Всё это называлось словом «улучшить». Этих «франкенштейнов» до сих пор узнаю издалека.
Другой уважаемый библиофил как-то раз на моих глазах вырвал авантитул из первой книги Тютчева (Стихотворения. СПб., 1854), на котором расписались многие знаменитые литераторы своего времени. Что это было за наваждение, никто из присутствовавших в помещении так и не понял. То ли от сердца не смог оторвать автографы, то ли решил, что отдельно продать этот лист будет интереснее. Кто ж теперь разберёт!
Что-то вспомнилось.
***
«При всем моем уважении к Андрею Афанасьевичу (Брокару — прим.) как к человеку, никак не могу симпатично отозваться о нем, как о собирателе, и мало понимаю его. Несмотря на то, что он платит более, чем хорошо за покупаемые им вещи, — а покупает он их очень много и знает в них толк, кроме разве картин, которых он накупил массу и все за хороших мастеров, и которые после петербургской и парижской экспертиз чуть не все оказались копиями да подделками (…). Кроме того, у него две несчастные страсти — реставрировать картины, причем он слишком широко пользуется своею властью, как хозяина, — прибавляет и убавляет по своему усмотрению, поворачивает руку в другую сторону и т. д. Так, променяв раз картину Грибкова, изображающую кухарку за приготовлением кушанья, около которой на скамье сидел кот, я через полгода увидел ту же картину, но без кота; меня это удивило, и я спросил его об этом. Он мне ответил, что кот ему не нравился, и он его убрал, или попросту замазал! Поступить так с такой картиной Грибкова и то непростительно, лучше было ее не приобретать, а переделывать старые и порядочные картины, что он делает, совсем преступно. Реставратор один у него почти не выходит из дому, другой же работает на квартире; значит, работы у него этой много. Раз я застал у него реставратора, который у очень порядочной картины, по личному указанию Брокара, тут же стоявшего у картины, прибавлял груди у декольтированной женщины, показавшиеся ему, Брокару, малыми! (…)
Другая страсть стоит первой — он покупает старой бронзы подсвечники (у него их чуть не сотня) и разбирает их, чтобы собрать по своему вкусу: верхушку и розетку одного подсвечника привертывает к другому, к которому она, по его мнению, лучше идет, и наоборот; оттого такой безобразной, безвкусной бронзы, как у него, нельзя видеть, хотя в отдельности каждая деталь — хорошей работы».
***
Из записной книжки А.П. Бахрушина. [Кто что собирает]. М., 1916
#интересно #просточушь
Старая перечница
Знала и я одного такого коллекционера — он без конца «скрещивал» разные экземпляры книг: здесь автограф вклеит, там переплёт поменяет, тут иллюстрацию откуда-то вынет и добавит и так далее без конца. Всё это называлось словом «улучшить». Этих «франкенштейнов» до сих пор узнаю издалека.
Другой уважаемый библиофил как-то раз на моих глазах вырвал авантитул из первой книги Тютчева (Стихотворения. СПб., 1854), на котором расписались многие знаменитые литераторы своего времени. Что это было за наваждение, никто из присутствовавших в помещении так и не понял. То ли от сердца не смог оторвать автографы, то ли решил, что отдельно продать этот лист будет интереснее. Кто ж теперь разберёт!
Что-то вспомнилось.
***
«При всем моем уважении к Андрею Афанасьевичу (Брокару — прим.) как к человеку, никак не могу симпатично отозваться о нем, как о собирателе, и мало понимаю его. Несмотря на то, что он платит более, чем хорошо за покупаемые им вещи, — а покупает он их очень много и знает в них толк, кроме разве картин, которых он накупил массу и все за хороших мастеров, и которые после петербургской и парижской экспертиз чуть не все оказались копиями да подделками (…). Кроме того, у него две несчастные страсти — реставрировать картины, причем он слишком широко пользуется своею властью, как хозяина, — прибавляет и убавляет по своему усмотрению, поворачивает руку в другую сторону и т. д. Так, променяв раз картину Грибкова, изображающую кухарку за приготовлением кушанья, около которой на скамье сидел кот, я через полгода увидел ту же картину, но без кота; меня это удивило, и я спросил его об этом. Он мне ответил, что кот ему не нравился, и он его убрал, или попросту замазал! Поступить так с такой картиной Грибкова и то непростительно, лучше было ее не приобретать, а переделывать старые и порядочные картины, что он делает, совсем преступно. Реставратор один у него почти не выходит из дому, другой же работает на квартире; значит, работы у него этой много. Раз я застал у него реставратора, который у очень порядочной картины, по личному указанию Брокара, тут же стоявшего у картины, прибавлял груди у декольтированной женщины, показавшиеся ему, Брокару, малыми! (…)
Другая страсть стоит первой — он покупает старой бронзы подсвечники (у него их чуть не сотня) и разбирает их, чтобы собрать по своему вкусу: верхушку и розетку одного подсвечника привертывает к другому, к которому она, по его мнению, лучше идет, и наоборот; оттого такой безобразной, безвкусной бронзы, как у него, нельзя видеть, хотя в отдельности каждая деталь — хорошей работы».
***
Из записной книжки А.П. Бахрушина. [Кто что собирает]. М., 1916
#интересно #просточушь
Старая перечница
Рубрика «в их время такого не было» (моя любимая).
«Путешествие по Швейцарии.
1. Гид: О, господа, вода в этом ручье чистейшая, вы можете ее пить без опаски. А немного выше, у истока, она еще лучше!
2. То, что туристы обнаружили у истока».
#просточушь
Старая перечница
«Путешествие по Швейцарии.
1. Гид: О, господа, вода в этом ручье чистейшая, вы можете ее пить без опаски. А немного выше, у истока, она еще лучше!
2. То, что туристы обнаружили у истока».
#просточушь
Старая перечница
Forwarded from Старая перечница
Наши предки тоже, знаете ли, не были лишены чувства юмора и здоровой самокритики.
Фотография «известного любимца столичной публики Николая Солобцова» — «неподражаемого артиста, производившего колоссальный успех в Париже», помещенная на обложку сборника куплетов и современных песен «Брызги от лаптей» (Москва, 1903).
Что-то вспомнилось «Собачье сердце» Булгакова:
«Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз – условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия – игра на балалайке по трактирам.
Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти – удар ножом в сердце в пивной («стоп-сигнал», у Преображенской заставы)».
#просточушь
Старая перечница
Фотография «известного любимца столичной публики Николая Солобцова» — «неподражаемого артиста, производившего колоссальный успех в Париже», помещенная на обложку сборника куплетов и современных песен «Брызги от лаптей» (Москва, 1903).
Что-то вспомнилось «Собачье сердце» Булгакова:
«Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз – условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия – игра на балалайке по трактирам.
Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти – удар ножом в сердце в пивной («стоп-сигнал», у Преображенской заставы)».
#просточушь
Старая перечница
Нечто из детских воспоминаний чиновника и мемуариста Василия Антоновича Инсарского (1814-1882).
***
Мой отец вставал рано. Летом он тотчас отправлялся в сад, неутомимо и продолжительно там возился, так что вызвать его оттуда было чрезвычайно трудно. Зимой он вставал до света и тотчас начинал петь. Отец был неутомимым певцом и считал себя большим знатоком духовных песнопений, в чём, конечно, и не могло быть сомнений. Он знал все псалмы, ирмосы, всё, относящееся к тому или другому празднику. Его пение всегда предвещало тот или другой праздник, ибо задолго до наступления его он уже распевал вещи, сюда относящиеся. Смотря по тому, что он поёт, мы узнавали, что скоро наступит праздник Покрова, Рождества и т. п. Отец не ограничивался исполнением вещей обыкновенных, для каждого доступных, но возглашал эктении, читал апостола и евангелие и даже пел один целые концерты. Для этого он переходил из баса в тенора и даже в сопрано, когда по ходу дела это было нужно. (…)
Все эти вокальные упражнения на наш крепкий детский сон не производили никакого впечатления. Но на мать, женщину болезненную, они часто имели тревожное действие. Под влиянием этих приискиваний тона она часто говорила: "Господи! Да что ты всё мычишь как телёнок!" Но отец не обращал никакого внимания на это не совсем деликатное замечание и спокойно переходил тем же путём к приискиванию другого тона для другой пьесы, которую задумывал исполнить. Голос свой он считал басом. Но если против знаний его в деле духовных песнопений нельзя было протестовать, ибо они действительно были обширны и несомненны, то претензия его на бас подвергалась сильному сомнению. Действительно, приступая к чтению какого-нибудь евангелия или к исполнению басового соло, он страшно оттопыривал губы, что составляет отличительную черту басов, по крайней мере провинциальных, отчего его рот, а вместе с тем и всё лицо принимали какое-то угрожающее выражение...
***
Инсарский В. Половодье: Картины провинциальной жизни прежнего времени. СПб., 1875.
#просточушь
Старая перечница
***
Мой отец вставал рано. Летом он тотчас отправлялся в сад, неутомимо и продолжительно там возился, так что вызвать его оттуда было чрезвычайно трудно. Зимой он вставал до света и тотчас начинал петь. Отец был неутомимым певцом и считал себя большим знатоком духовных песнопений, в чём, конечно, и не могло быть сомнений. Он знал все псалмы, ирмосы, всё, относящееся к тому или другому празднику. Его пение всегда предвещало тот или другой праздник, ибо задолго до наступления его он уже распевал вещи, сюда относящиеся. Смотря по тому, что он поёт, мы узнавали, что скоро наступит праздник Покрова, Рождества и т. п. Отец не ограничивался исполнением вещей обыкновенных, для каждого доступных, но возглашал эктении, читал апостола и евангелие и даже пел один целые концерты. Для этого он переходил из баса в тенора и даже в сопрано, когда по ходу дела это было нужно. (…)
Все эти вокальные упражнения на наш крепкий детский сон не производили никакого впечатления. Но на мать, женщину болезненную, они часто имели тревожное действие. Под влиянием этих приискиваний тона она часто говорила: "Господи! Да что ты всё мычишь как телёнок!" Но отец не обращал никакого внимания на это не совсем деликатное замечание и спокойно переходил тем же путём к приискиванию другого тона для другой пьесы, которую задумывал исполнить. Голос свой он считал басом. Но если против знаний его в деле духовных песнопений нельзя было протестовать, ибо они действительно были обширны и несомненны, то претензия его на бас подвергалась сильному сомнению. Действительно, приступая к чтению какого-нибудь евангелия или к исполнению басового соло, он страшно оттопыривал губы, что составляет отличительную черту басов, по крайней мере провинциальных, отчего его рот, а вместе с тем и всё лицо принимали какое-то угрожающее выражение...
***
Инсарский В. Половодье: Картины провинциальной жизни прежнего времени. СПб., 1875.
#просточушь
Старая перечница
Forwarded from Старая перечница
Женская мода сезона весна-лето на страницах каталога ГУМа (1961 г.) и болгарского журнала «Божур» (1957 г.).
#просточушь
Старая перечница
#просточушь
Старая перечница
Не ритуальные куклы для вызывания сатаны, а народные игрушки.
***
Герцик Э. Народные игрушки. Прага: Артия, 1957.
#просточушь #интересно
Старая перечница
***
Герцик Э. Народные игрушки. Прага: Артия, 1957.
#просточушь #интересно
Старая перечница