​​Однажды, идя по улице, Демонакт нашел золотой перстень и вывесил на рынке записку, в которой предлагал владельцу потерянного перстня, кто бы он ни был, явиться к нему, назвать вес кольца, камень и вырезанную на нем печать и получить вещь. И вот пришел какой-то хорошенький мальчишка, заявляя, что это он потерял. Но, когда ничего толкового он не мог сказать, Демонакт ответил: «Ступай, мальчик, да береги от чужого пальца свое колечко, а это — не твоя потеря!»

(c) Лукиан из Самосаты — "Демонакт"

​​«Стоицизм — это фашизм» (с) Мэри Бирд

❗️Дисклеймер: конечно, громкие фразы про фашизм никто не любит, да и мы тоже. Если вырезать этот кусочек, то в остальном вполне трустори. Но будем честными, какой античный стоик в 1930-е годы не одобрил бы консервативную эстетику реакционеров? Связка очевидна, но не таким образом, как её пытается показать Мэри. Собственно, сам нашумевший фрагмент:

— Не знаю, в курсе ли вы, но в последние годы произошел настоящий всплеск интереса к стоической философии… почему вы только что закатили глаза?

— Прекрасно, когда люди интересуются античностью, но для меня всегда будет оставаться загадкой, что интересного в селф-хелповых клише из философии, которая, если вы ознакомитесь с ней внимательно, была отталкивающей, фаталистической и граничила с фашизмом. <…> В особенности много клишированных мыслей у Марка Аврелия: никогда не принимайте серьезных решений, если вы обеспокоены. Кто угодно согласится с подобными клише. Но все они идут с печатью великой античности, потому что были написаны императором - императором, который был примерно таким же жестоким, убивая врагов, как Юлий Цезарь.

The New York Times Magazine, 31 мая 2021 года
Основа поста взята у PhilosophyToday

​​Глава XVIII и заключительная часть из книги марксистского автора из Швейцарии по имени Андре Боннар — «Греческая цивилизация» (1959 год).
Читать здесь.

Дисклеймер: Книга обладает всеми недостатками типичного марксистского произведения, с обязательными отсылками на исторический контекст, анализом "упадка эллинистического общества" и набором штампов; как например о том, что античная демократия была основана на рабстве, а рабство это плохо (спасибо за напоминание, отче). Попытки идеализировать любого "своего" материалистического философа, а Эпикура тем более, ненароком переходит в гротеск и часто совершенно случайным образом рисует Эпикура в худшем свете, чем тот заслуживал. Его всеми силами пытаются делать более достойным получения партбилета КПСС. И тем не менее, глава написана более-менее сносно, если закрыть глаза на эти формальные вещи, которые не столь многочисленны. И в целом, к прочтению рекомендуется.

​​Величайшее из благ есть разумение; оно дороже даже самой философии, и от него произошли все остальные добродетели. Это оно учит, что нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и праведно, и нельзя жить разумно, хорошо и праведно, не живя сладко: ведь все добродетели сродни сладкой жизни и сладкая жизнь неотделима от них. Кто, по-твоему, выше человека, который и о богах мыслит благочестиво, и от страха перед смертью совершенно свободен, который размышлением постиг конечную цель природы, понял, что высшее благо легко исполнимо и достижимо, а высшее зло или недолго, или нетяжко, который смеется над судьбою, кем-то именуемой владычицею всего, и вместо этого утверждает, что иное происходит по неизбежности, иное по случаю, а иное зависит от нас, – ибо ясно, что неизбежность безответственна, случай неверен, а зависящее от нас ничему иному не подвластно и поэтому подлежит как порицанию, так и похвале.

В самом деле, лучше уж верить басням о богах, чем покоряться судьбе, выдуманной физиками, басни дают надежду умилостивить богов почитанием, в судьбе же заключена неумолимая неизбежность. Точно так же и случай для него и не бог, как для толпы, потому что действия бога не бывают беспорядочны; и не безосновательная причина, потому что он не считает, будто случай дает человеку добро и зло, определяющие его блаженную жизнь, а считает, что случай выводит за собой лишь начала больших благ или зол.

Поэтому и полагает мудрец, что лучше с разумом быть несчастным, чем без разума быть счастливым: всегда ведь лучше, чтобы хорошо задуманное дело не было обязано успехом случаю. Обдумывай же эти и подобные советы днем и ночью, сам с собою и с тем, кто похож на тебя, и тебя не постигнет смятение ни наяву, ни во сне, а будешь ты жить, как бог среди людей.

(c) Эпикур из Самоса - "Письмо к Менекею".

​​Менипп. Я слышал, Хирон, что ты, будучи богом, хотел умереть.

Хирон. Правильно ты слышал, Менипп: как видишь, вот я и умер, хотя мог быть бессмертным.

Менипп. Отчего ты вдруг запылал любовью к смерти: она ведь для большинства совсем непривлекательна?

Хирон. Я тебе объясню это: ты человек неглупый. Мне бессмертие не доставляло больше никакого удовольствия.

Менипп. Никакого удовольствия — жить и глядеть на свет?

Хирон. Да, Менипп. Я думаю, приятно то, что разнообразно и не отличается простотой. А я, живя на свете, имел всегда одно и то же: солнце, свет, еду. Времена года были всегда те же самые, все вместе с ними следовало друг за другом постоянно в одинаковом порядке, никогда не нарушая взаимной своей связи. Я пресытился этим. Не в том, чтобы находиться всегда в одном и том же положении, но в том, чтобы ощутить и что-то иное, — вот в чем счастье.

Менипп. Ты прав, Хирон. Ну, а как тебе нравится в преисподней с тех пор, как ты пришел сюда по собственному выбору?

Хирон. Мне здесь приятно, Менипп: здесь царит действительно всенародное равенство, и, оказывается, свет нисколько не лучше мрака. А кроме того, здесь никто не чувствует ни жажды, ни голода, как это было на земле, и мы в их утолении здесь не нуждаемся.

Менипп. Смотри, Хирон, как бы тебе не впасть в противоречие с самим собой; не вернулись бы твои рассуждения опять туда же, откуда вышли.

Хирон. Каким образом?

Менипп. В жизни тебе надоело однообразие и постоянное повторение одного и того же; но ведь и здесь все однообразно и может тебе тоже надоесть, — тогда тебе придется искать перехода отсюда в другую жизнь, а это, я думаю, невозможно.

Хирон. Что же поделать, Менипп?

Менипп. Говорят, кто умен, тот довольствуется настоящим, рад тому, что у него есть, и ничто не кажется ему невыносимым.

(с) Лукиан из Самосаты — "Менипп и Хирон" (цикл "Разговоры в царстве мёртвых")

​​Эак. Что ты делаешь, Протесилай? Бросился на Елену и стал ее душить.

Протесилай. Из-за нее, Эак, я умер, не успев достроить дом и оставив вдовой молодую жену!

Эак. Так обвиняй в этом Менелая: он ведь повел вас под Трою из-за такой женщины.

Протесилай. Ты прав: его я должен обвинять.

Менелай. Не меня, дорогой мой, а Париса; это будет справедливее. Он, будучи моим гостем, похитил и увез мою жену, переступив все законы; он заслужил, чтобы не ты один, а все эллины и варвары душили его за то, что он был причиной смерти такого множества воинов.

Протесилай. Да, так будет лучше. Тебя, Горе-Парис, я уж не выпущу из рук!

Парис. Несправедливо это, Протесилай! И притом ведь мы с тобой товарищи: я тоже был влюблен и находился во власти того же бога. Ты сам знаешь, что это дело подневольное, что какая-то высшая сила ведет нас, куда хочет, и нельзя ей сопротивляться.

Протесилай. Ты прав. Ах, если б я мог достать Эрота!

Эак. Я тебе отвечу за Эрота в его защиту. Он сказал бы тебе, что, может быть, он и виноват в том, что Парис влюбился в Елену, но в твоей смерти виноват только ты сам, Протесилай: ты забыл о своей молодой жене и, когда вы приблизились к берегу Троады, выскочил на берег раньше других, так безрассудно подвергая себя опасности из одной только жажды славы; из-за нее ты и погиб первым при высадке.

Протесилай. Теперь моя очередь защищаться, Эак. Не я в этом виноват, а Судьба, предназначившая мне такую участь с самого начала.

Эак. Правильно; отчего же ты нападаешь на этих людей?

(c) Лукиан из Самосаты — Эак, Протесилай, Менелай и Парис (цикл "Разговоры в царстве мёртвых")

​​Минос. Этого разбойника Сострата бросить в Пирифлегетон, вот того за святотатство пусть растерзает Химера, а тирана, Гермес, растянуть рядом с Титием, пусть коршуны и у него терзают печень. А вы, праведники, отправляйтесь скорее на Елисейские поля и на Острова Блаженных за то, что добродетельно прожили свою жизнь.

Сострат. Выслушай меня, Минос: может быть, тебе покажется справедливым, что я скажу.

Минос. Опять тебя выслушивать? Разве еще недостаточно выяснилось, Сострат, что ты преступник, что ты убил столько народу?

Сострат. Да, это правда; но стоит еще подумать, справедливо ли я буду наказан.

Минос. Конечно, если вообще справедливо терпеть наказания за преступления.

Сострат. Все-таки ответь мне, Минос. Я тебе задам всего несколько вопросов.

Минос. Говори, только недолго: мне нужно еще других судить.

Сострат. Все, что я делал в жизни, делал ли я по собственной воле или это было мне предназначено Судьбой?

Минос. Конечно, Судьбой.

Сострат. Значит, все мы — и праведные, и считающиеся преступными — делали все, исполняя ее волю?

Минос. Да, вы исполнили волю Клото, которая каждому при рождении назначила, что ему делать в жизни.

Сострат. Скажи мне: если кто, принужденный кем-либо, убьет человека, не будучи в состоянии сопротивляться тому, кто его принуждает, как, например, палач или телохранитель: один, повинуясь судье, другой — тирану, кого ты сделаешь ответственным за убийство?

Минос. Конечно, судью и тирана; ведь не меч виноват: он служит только орудием злобы того, кто первый был причиной убийства.

Сострат. Благодарю тебя, Минос, за лишний пример в мою пользу. А если кто-нибудь, посланный своим господином, принесет золото или серебро, — кого нужно благодарить, кого провозгласить благодетелем?

Минос. Того, кто послал: принесший был ведь только слугой.

Сострат. Видишь ли теперь, как ты несправедливо поступаешь, наказывая нас, послушно исполняющих приказания Клото, и награждая тех, которые, делая добро, повинуются лишь чужой воле? Никто ведь не вздумает утверждать, что можно восставать против того, что предопределено с полной необходимостью.

Минос. Если ты, Сострат, станешь все точно взвешивать, то увидишь, что еще много других вещей происходит не по требованиям разума. Своими вопросами ты добился того, что я теперь считаю тебя не только разбойником, но и софистом. Гермес, освободи его: наказание с него снимается. Только, смотри, не учи других мертвых задавать такие вопросы.

(c) Лукиан из Самосаты — "Минос и Сострат" (цикл "Разговоры в царстве мёртвых")

Однажды Демонакту задали вопрос: кто из философов ему наиболее любезен?
«Все они достойны уважения, — ответил Демонакт, — но я благоговею перед Сократом, восхищаюсь Диогеном и люблю Аристиппа».

(с) Лукиан из Самосаты — "Демонакт"

​​Норман ДеВитт – «Эпикур и его философия» (фрагмент из книги).

Если бы Эпикуру пришлось назвать свои главные добродетели, то, без сомнения, на первом месте стояла бы честность или верность себе. Не может быть сомнений и в том, что второе место было бы отведено благодарности. Ни одна другая добродетель, кроме честности, не обладала для него такой большой широтой применения. В первую очередь обозначая правильное отношение к прошлому, она применялась также к настоящему и имела всё возрастающее значение в течение всей жизни, достигая своего пика в старости. Ни одна другая добродетель, кроме честности, не представляла в философии эпикурейцев столь много граней. Это было так благодаря учителям, Природе, друзьям и покровителям. Её превозносили как хранителя молодости, как исцеляющее средство в горе и как профилактику порока.

В традиционной этике греков не было недостатка в акценте на благодарности, но в учении Эпикура она обретала определенную свежесть по мере того, как интегрировалась в новую структуру этики. По отношению к счастью, - цели жизни, - она выступала главным фактором, так же как неблагодарность была главной причиной несчастья. Что касается свободы воли, то она представляла собой правильное отношение к прошлому, хотя и активное в настоящем. Культивирование его предполагало возможность тотального контроля над опытом, включая саму мысль: "Более того, в наших силах похоронить, так сказать, прошлое горе в вечном забвении и взывать к сладким и приятным воспоминаниям". Напротив, невежда будет сожалеть о прошлом, мучая себя воспоминаниями об ошибках и несчастьях.

Как и положено моралисту, Эпикур был способен к великому презрению и не был впечатлен традицией, как бы она ни была прославлена. Мнимая мудрость Солона внушала ему не больше благоговения, чем богатство Креза. Солон отказывался считать человека счастливым, пока смерть не поставит его вне досягаемости несчастья. Эпикур говорил: "Пословица, которая гласит, ‘Смотри в конец долгой жизни’, говорит об отсутствии благодарности за прошлые благословения". Он также был готов бросить вызов народным верованиям, прежде всего отрицая всякую благодарность богам. Не колеблясь, он выступил против растущего культа Фортуны, предупредив своих учеников, чтобы они смотрели на её благосклонность с недоверием.

Не менее радикальным было его расставание с Платоном, чья приверженность созерцательной жизни наряду с верой в бессмертие неизбежно должна была привести к истолкованию жизни как подготовки к смерти. Эпикур, отрицая бессмертие, в равной степени был обязан рассматривать жизнь как ограниченный отрезок между рождением и смертью и, следовательно, интерпретировать её как подготовку к счастливой и триумфальной старости. Для этой победы над могилой и смертью он нашел основания в благодарности за прошлые случавшиеся с ним прекрасные моменты. Счастливая жизнь была благодарной жизнью, закончившейся, наконец, в полноте удовольствий - в глубокой старости.

​​Диоген. Не Геракл ли это? Да это он, клянусь Гераклом! Лук, палица, львиная шкура, рост — Геракл с ног до головы! Значит, ты умер, будучи сыном Зевса? Послушай, победоносный, ты мертв? Я тебе на земле приносил жертвы как богу.

Геракл. И хорошо делал: сам Геракл живет на небе вместе с богами «близ супруги Гебы цветущей», а я только его призрак.

Диоген. Как же это? Призрак бога? Можно ли быть наполовину богом, а наполовину мертвецом?

Геракл. Да, ибо умер не он, а я, его образ.

Диоген. Понимаю: он тебя отдал Плутону в качестве своего заместителя, и ты теперь мертвец вместо него.

Геракл. Что-то в этом роде.

Диоген. Отчего же Эак, который всегда так точен, не узнал, что ты не настоящий, и принял подмененного Геракла?

Геракл. Оттого, что я в точности на него похож.

Диоген. Это правда: сходство такое, что ты действительно и есть он сам. Как ты думаешь, не вышло ли наоборот, не ты ли сам Геракл, а призрак живет с богами и женился на Гебе?

Геракл. Ты дерзок и болтлив. Если ты не перестанешь издеваться надо мной, я тебе сейчас покажу, какого бога я призрак!

Диоген. Ну вот! Вытащил лук и готов стрелять! Я уже раз умер, так что мне нечего бояться тебя. Но скажи мне, ради твоего Геракла, как было при его жизни? Ты уже тогда был призраком и жил вместе с ним? Или, может быть, при жизни вы были одним существом и только после смерти разделились: он улетел к богам, а ты, его призрак, как и следовало ожидать, сошел в преисподнюю?

Геракл. За твои насмешки тебе совсем не следовало бы отвечать; но я все-таки и это скажу тебе. Что было в Геракле от Амфитриона, то и умерло, и это именно — я, а что было от Зевса, то живет на небе с богами.

Диоген. Теперь я все отлично понимаю: Алкмена, говоришь ты, родила одновременно двух Гераклов — одного от Амфитриона, другого от Зевса, и вы были близнецами от разных отцов, только никто не знал об этом.

Геракл. Да нет же, ничего ты не понимаешь: мы оба — один и тот же.

Диоген. Не так легко понять, что два Геракла были соединены в одно, разве только представить себе тебя чем-то вроде кентавра, человеком и богом, сросшимися вместе.

Геракл. Да разве ты не знаешь, что все люди таким же образом составлены из двух частей — души и тела? Отчего же невозможно, чтобы душа, происходящая от Зевса, пребывала на небе, а я, смертная часть, находился в царстве мертвых?

Диоген. Но, почтенный сын Амфитриона, все это было бы прекрасно, если бы ты был телом, а ты ведь бестелесный призрак. Таким образом выходит уже тройной Геракл.

Геракл. Отчего же тройной?

Диоген. А вот рассуди сам: настоящий Геракл живет на небе, ты, его призрак, — у нас, а тело его уже обратилось в прах на Эте, — всего, значит, три. Тебе надо теперь придумать третьего отца для тела.

Геракл. Ты дерзок и настоящий софист. Кто ты такой?

Диоген. Диогена Синопского призрак, а сам он, клянусь Зевсом, не «с богами на светлом Олимпе», но живет вместе с лучшими среди мертвых и смеется над Гомером и таким вот прохладным разговором.

(с) Лукиан из Самосаты — "Диоген и Геракл" (цикл "Разговоры в царстве мёртвых")

​​Потом, когда меня примут берега Пирейского порта,
я буду подниматься по длинной Тезеевой дороге.
Здесь я займусь исправлением своей души — либо на Платоновом
ристалище, либо в твоих садах, учёный Эпикур,
либо продолжу изучение языка — оружия Демосфена,
либо стану читать твои остроумные книги, изящный Менандр.

(c) Секст Проперций - "Элегии в четырех книгах".

​​Что вы, наморщивши лоб, на меня глядите, Катоны?
Не по душе вам пришлась книга моей простоты?
В чистых наших речах веселая прелесть смеется.
Нравы народа поет мой беспорочный язык.
Кто же не знает любви и не знает восторгов Венеры?
Кто воспретит согревать в теплой постели тела?
Правды отец, Эпикур, и сам повелел нам, премудрый,
Вечно любить, говоря: цель этой жизни — любовь…

Нет ничего нелепее глупых человеческих предрассудков и пошлее лицемерной строгости…

(с) Петроний Арбитр - "Сатирикон".

​​Патрик Джерард Уолш - «Был ли Петроний моралистом?» (перевод с английского первоисточника, читать здесь).

#статьи #матчасть #исследования #Петроний #стоики #Эпикур

Статья Уолша рассматривает популярную в последнее время точку зрения о том, что Петроний Арбитр написал свой "Сатирикон" в качестве критического произведения, призванного высмеять пороки и косвенным образом направить человека на путь добродетели. В некоторых случаях подобные трактовки доходят даже до того, что Петроний объявляется философом-стоиком, поэтому Уолш предпринимает попытку оспорить эту набирающую популярность точку зрения.

Хотя Уолш и отрицает возможность #эпикурейской самоидентификации Петрония, мы всё же считаем более чем вероятной его эпикурейскую принадлежность; как минимум из-за количества прямых ссылок и косвенных отсылок на эпикурейское учение. Как максимум - по причине общего духа произведения. Уолш и прочие комментаторы, отрицающие эпикуреизм Петрония - делают это из-за "моралистического" оправдания Эпикура. Дескать он не был развратником, выступал за аскетизм и умеренность, тогда как Петронию принадлежит знаменитая фраза: «Ограничивайте себя во всех вещах, даже в ограничении».

Но эпикуреизм не является монолитным течением, и в его рамках допускаются вариации, "вульгарные эпикурейцы" - тоже могут быть эпикурейцами, ведь и в вульгарности есть разные степени. Можно согласится с Уолшом, что в самом "Сатириконе" нет никакой моральной проповеди. Но даже если так, что тогда мешает автору книги-развлечения для богатых придворных - быть при этом любителем эпикурейской философии (даже не собственно философом)? Не мешает этому ничего. А отсылок на эпикуреизм здесь больше, чем на прочие философские системы, и это уже далеко не простые формальные совпадения, которые позволили бы сделать "эпикурейцем" - любого поэта любви.

"Неостоики и телеология" - это статья нашего друга-марксиста, посвященная на удивление никудышней статье уже знакомого всем автора группы "Стоицизм и стоики". Я ограничился только заочной беглой критикой статьи нашего стоика в групповом чате, решив, что она совершенно не стоит внимания (ведь никто из критиков телеологии не доходит до отрицания причинности, кроме уникумов вроде Юма, являющихся исключением). Но раз товарищ постарался написать что-то более развернутое — почему бы не поддержать его публикацией? Вот мы и поддерживаем.

❗️Дисклеймер: позиция автора может в деталях отличаться от позиции администрации группы, которая находится в несколько ином отношении к Гегелю и Марксу, спасибо.

​​Лих: …Сегодня ночью явился мне во сне Приап и сказал: «Да будет тебе известно, что я привел на твой корабль Энколпия, которого ты ищешь».

Трифена вздрогнула и проговорила:
— Подумать только! Мы с тобой точно одним сном спали. Ведь и мне приснилось, будто явилась ко мне статуя Нептуна, которую я видела в Байях, в галерее, и сказала: «Гитона ты найдешь на корабле у Лиха».

— А знаешь, - заметил на это Эвмолп, - божественный Эпикур осуждает эту чепуху в остроумнейших речах!".

(с) Петроний Арбитр - "Сатирикон"

​​Патрик Крагелунд - "Эпикур, Приап и сновидения у Петрония" (попытка перевода с английского, читать здесь).

#статьи #матчасть #исследования #Петроний #стоики #Эпикур

В отличии от статьи Уолша, в этой работе влияние Эпикура рассматривается со всей возможной серьезностью. Конечно, при таком скудном материале невозможно утверждать об этом влиянии со строгим академическим пафосом, приходится делать множество оговорок и т.д. В каком-то смысле эту работу можно назвать исследованием эпикурейской теории сновидений, и только потом уже анализом сочинения Петрония.

Один из римских сенаторов, будучи в Афинах, представил Демонакту своего сына, очень красивого, но женоподобного и изнеженного, проговорив: «Приветствует тебя, Демонакт, мой сын, которого ты видишь перед собой!»

«Какой красивый! — сказал Демонакт. — И тебя достоин, и на матушку похож».

(с) Лукиан из Самосаты — "Демонакт"

​​В это время принесли старательно запечатанные гипсом стеклянные амфоры, на горлышках которых имелись ярлыки с надписью:

ОПИМИАНСКИЙ ФАЛЕРН. СТОЛЕТНИЙ.

Когда надпись была прочтена, Трималхион всплеснул руками и воскликнул:

— Увы, увы нам! Так, значит, вино живет дольше, чем людишки! Посему давайте пить, ибо в вине жизнь. Я вас угощаю настоящим опимианским; вчера я не такое хорошее выставил, а обедали люди почище вас.

Мы пили и удивлялись столь изысканной роскоши. В это время раб притащил серебряный скелет, так устроенный, что его сгибы и позвонки свободно двигались во все стороны. Когда его несколько раз бросили на стол и он, благодаря подвижному сцеплению, принимал разнообразные позы, Трималхион воскликнул:

Горе, нам, беднякам! О, сколь человечишко жалок!
Станем мы все таковы, едва только Орк нас похитит.
Будем же жить хорошо, други, покуда живем.

(с) Петроний Арбитр - "Сатирикон"

​​Подобным же образом явился Демонакт к человеку, который оплакивал смерть сына, запершись в совершенно темной комнате. Демонакт назвался магом и сказал, что может вызвать призрак сына, если только отец назовет ему трех людей, которым никогда никого не приходилось оплакивать. Тот долго раздумывал и явно был в затруднении, — очевидно, не в состоянии будучи назвать никого. «Что же, — сказал Демонакт, — смешной ты человек, неужели ты думаешь, что один лишь ты страдаешь невыносимо, когда сам видишь, что нет человека, непричастного к скорби».

(с) Лукиан из Самосаты — "Демонакт"

​​Cлова из латинской молитвы 17 века, которую молодые иезуиты должны были ежедневно повторять, чтобы не поддаться соблазнам и изгнать наваждение атомизма.

Ничто не возникает из атомов,
Все существующие тела и формы прекрасны сами по себе,
Без них весь мир превратился бы в хаос.
Изначально всё создано Господом,
Чтобы одно порождало другое.
Всё ничто, если ничего не порождает.
О Демокрит, из атомов ничего не возникает.
Атомы ничего не создают; поэтому они — ничто.

#философия #демокрит #атомистика #религия #наука #смехуечки

(с) Pietro Redondi, Galileo Heretic , trans. Raymond Rosenthal (Princeton: Princeton University Press, 1987; итальянское издание 1983 года), «Documents», p. 340 – «Exercitatio de formis substantialibus et de qualitatibus physicis, anonymous».

​​Чем нам поможет закон, если правят в суде только деньги,
Если бедняк никого не одолеет вовек?
Даже и те мудрецы, что котомку киников носят,
Тоже за деньги порой истине учат своей.
Приговор судей — товар, и может купить его каждый.
Всадник присяжный в суде платный выносит ответ.

(с) Петроний Арбитр - "Сатирикон"