Чиновник – животное не политическое
Аристотель определяет человека как политическое животное, неспособное жить вне общества. Гуманисты эпохи Возрождения применяют его теорию к своей реальности. Вот, например, французские гуманисты эпохи Монтеня:
«Расширяя свое видение различных типов гражданского гуманизма, мы ищем местные варианты фигуры «гражданина», ζῷον πολιτικόν, который правит и которым правят. Во французской правовой гуманистической и политической мысли времен религиозных войн он предстает чаще всего в облике нижестоящего магистрата (будь то seigneur или officier), управляющего и управляемого. В этом контексте мы задаемся вопросом, на который Боден дал в целом отрицательный ответ: может ли общество чиновников составлять πόλις или совокупность людей, участвующих в политической жизни?» (Покок, "Момент Макиавелли").
Аристотель определяет человека как политическое животное, неспособное жить вне общества. Гуманисты эпохи Возрождения применяют его теорию к своей реальности. Вот, например, французские гуманисты эпохи Монтеня:
«Расширяя свое видение различных типов гражданского гуманизма, мы ищем местные варианты фигуры «гражданина», ζῷον πολιτικόν, который правит и которым правят. Во французской правовой гуманистической и политической мысли времен религиозных войн он предстает чаще всего в облике нижестоящего магистрата (будь то seigneur или officier), управляющего и управляемого. В этом контексте мы задаемся вопросом, на который Боден дал в целом отрицательный ответ: может ли общество чиновников составлять πόλις или совокупность людей, участвующих в политической жизни?» (Покок, "Момент Макиавелли").
Достоевский, Ломброзо и криминальный тип
Журнал, который я уже года три читаю, когда он выходит, – «Достоевский и мировая культура». Там публиковали две мои статьи, я стала читать и другие, и теперь с большей частью каждого номера знакомлюсь по мере выхода: https://dostmirkult.ru/ru/. Я всегда нахожусь в суперпозиции двух состояний: «перечитываю Достоевского» или «недавно перечитывала Достоевского», и этот журнал помогает скоротать время перехода из второго в первое, там всегда есть что-то интересное.
Так, в номере 2 за 2024 год опубликована статья Геннадия Карпенко «”Так нас природа сотворила…”: преступление без наказания? (Ф.М. Достоевский и И.А. Бунин). Статья вторая: “При рождении, что ль, знаки такие есть?”». Здесь жутковатый вопрос Порфирия, как отличить сверхчеловеков, которым кровь по совести проливать можно, рассматривается в контексте существовавших в XIX веке теорий распознавания характера по внешности. Это знаменитая френология, краниология и прочие тогдашние (псевдо)научные школы вплоть до популярнейших теорий Ломброзо о классификации прирожденных преступников по антропологическим параметрам: размер и форма черепа, ушей, рук и так далее.
Карпенко замечает: «(и удивительно, и закономерно показательно), на создание теории о «прирожденном» преступнике» повлияли произведения Достоевского. Как указывает В. Д. Спасович, представители итальянской школы уголовной антропологии при разработке и обосновании своих идей о «прирожденном преступнике» обращались к «Запискам из Мертвого дома» Достоевского и из них тоже в качестве подтверждения своим наблюдениям выводили тип преступного человека: «В “Записках из Мертвого Дома”, воспроизводимых в главных чертах почти всеми итальянскими антропологами-криминалистами, Достоевский изобразил наблюденный им тип острожников сибирских. Вследствие скрещивания и смешения народа в громадных государствах расовые типы стушевываются, но зато тем сильнее обрисовываются профессиональные, в числе которых видное место занимает уголовный тип или в особенности тип закоренелого и неисправимого рецидивиста. Это и есть единственный тип преступный уловимый с внешней стороны» [Спасович, 1891, с. 454–455] (Карпенко, с. 171–172, https://dostmirkult.ru/images/2024-2/07_Karpenko_161-203.pdf).
И в этой теме нашлось русское влияние. Причем Достоевский, которого растащили на примеры итальянские антропологи-криминалисты, сам ни в какие знаки не верил, и все его романы показывают, как проявляется человеческая свобода несмотря на среду, биологию и антропологические типы.
Журнал, который я уже года три читаю, когда он выходит, – «Достоевский и мировая культура». Там публиковали две мои статьи, я стала читать и другие, и теперь с большей частью каждого номера знакомлюсь по мере выхода: https://dostmirkult.ru/ru/. Я всегда нахожусь в суперпозиции двух состояний: «перечитываю Достоевского» или «недавно перечитывала Достоевского», и этот журнал помогает скоротать время перехода из второго в первое, там всегда есть что-то интересное.
Так, в номере 2 за 2024 год опубликована статья Геннадия Карпенко «”Так нас природа сотворила…”: преступление без наказания? (Ф.М. Достоевский и И.А. Бунин). Статья вторая: “При рождении, что ль, знаки такие есть?”». Здесь жутковатый вопрос Порфирия, как отличить сверхчеловеков, которым кровь по совести проливать можно, рассматривается в контексте существовавших в XIX веке теорий распознавания характера по внешности. Это знаменитая френология, краниология и прочие тогдашние (псевдо)научные школы вплоть до популярнейших теорий Ломброзо о классификации прирожденных преступников по антропологическим параметрам: размер и форма черепа, ушей, рук и так далее.
Карпенко замечает: «(и удивительно, и закономерно показательно), на создание теории о «прирожденном» преступнике» повлияли произведения Достоевского. Как указывает В. Д. Спасович, представители итальянской школы уголовной антропологии при разработке и обосновании своих идей о «прирожденном преступнике» обращались к «Запискам из Мертвого дома» Достоевского и из них тоже в качестве подтверждения своим наблюдениям выводили тип преступного человека: «В “Записках из Мертвого Дома”, воспроизводимых в главных чертах почти всеми итальянскими антропологами-криминалистами, Достоевский изобразил наблюденный им тип острожников сибирских. Вследствие скрещивания и смешения народа в громадных государствах расовые типы стушевываются, но зато тем сильнее обрисовываются профессиональные, в числе которых видное место занимает уголовный тип или в особенности тип закоренелого и неисправимого рецидивиста. Это и есть единственный тип преступный уловимый с внешней стороны» [Спасович, 1891, с. 454–455] (Карпенко, с. 171–172, https://dostmirkult.ru/images/2024-2/07_Karpenko_161-203.pdf).
И в этой теме нашлось русское влияние. Причем Достоевский, которого растащили на примеры итальянские антропологи-криминалисты, сам ни в какие знаки не верил, и все его романы показывают, как проявляется человеческая свобода несмотря на среду, биологию и антропологические типы.
Старообрядчество и отказ от брака
В крестьянской России вплоть до XX века существовал принцип универсального брака: все взрослые крестьяне вступали в брак, оставались без семьи только люди больные и ущербные, которых были единицы. Это правило не подвергалось сомнению, пока современный американский исследователь Джон Бушнелл не обнаружил в архивах Ярославской области данные о трёх деревнях Ярославской губернии с середины XVIII до середины XIX столетия.
В деревнях Пешково, Алёшково и Случково по ревиским сказкам и исповедным книгам во всех поколениях существовал огромный отказ женщин от брака. От 80 до 100% женщин в этих поколениях никогда не были замужем и не заводили детей.
Это загадка, которую непонятно как решать. Согласно исповедным книгам те дворы, где наблюдался такой отказ от брака, были старообрядческими. Хотя священники не фиксировали, какие это были старообрядцы, по другим данным в этой области было распространено Спасово согласие. Это радикальные беспоповцы, которые считали, что благодать ушла из мира, и поэтому попы не могут совершать никаких таинств, включая брак.
Можно предположить что женщины, отказывающиеся от брака, были спасовками, но это не точно.
В то же время мужчины в этих дворах женились и рожали детей. Каким было учение, которое запрещает женщинам вступать в брак, но поощряет брак мужчин, мы не знаем. Давно ли это началось мы не знаем, потому что до середины XVIII века никаких документов нет. Отказ от брака прекратился внезапно в середине XIX века. За одно десятилетие процент женщин, не вступавших в брак упал от 80 до 20. Если их отказ от брака был вызван религиозными причинами, здесь тоже можно предположить религиозные причины, некое единок централизованное решение которое побудило женщин изменить своё поведение. Примерно в это время Спасово согласие раскололось, но подробности нам неизвестны. Возможно, новое течение иначе относилось к браку, и женщины стали выходить замуж.
В течение исследованных ста лет в этих трёх деревнях наряду с православными дворами существовали такие старообрядческие дворы, в которых на одного взрослого мужчину с семьёй приходилось несколько его незамужних тёток и сестёр. Эти дворы были очень неустойчивы в экономическом плане. Смерть мужчины-кормильца оставляла всех этих женщин в нищете. Такие дворы разорялись и исчезали. От переписи к переписи их становится всё меньше. Тенденция становится ясна в течение одного поколения. Почему люди продолжали это делать? Мы можем только догадываться, но некоторые предположения у Бушнелла есть.
По монографии Джона Бушнелла "Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII -XIX веках".
В крестьянской России вплоть до XX века существовал принцип универсального брака: все взрослые крестьяне вступали в брак, оставались без семьи только люди больные и ущербные, которых были единицы. Это правило не подвергалось сомнению, пока современный американский исследователь Джон Бушнелл не обнаружил в архивах Ярославской области данные о трёх деревнях Ярославской губернии с середины XVIII до середины XIX столетия.
В деревнях Пешково, Алёшково и Случково по ревиским сказкам и исповедным книгам во всех поколениях существовал огромный отказ женщин от брака. От 80 до 100% женщин в этих поколениях никогда не были замужем и не заводили детей.
Это загадка, которую непонятно как решать. Согласно исповедным книгам те дворы, где наблюдался такой отказ от брака, были старообрядческими. Хотя священники не фиксировали, какие это были старообрядцы, по другим данным в этой области было распространено Спасово согласие. Это радикальные беспоповцы, которые считали, что благодать ушла из мира, и поэтому попы не могут совершать никаких таинств, включая брак.
Можно предположить что женщины, отказывающиеся от брака, были спасовками, но это не точно.
В то же время мужчины в этих дворах женились и рожали детей. Каким было учение, которое запрещает женщинам вступать в брак, но поощряет брак мужчин, мы не знаем. Давно ли это началось мы не знаем, потому что до середины XVIII века никаких документов нет. Отказ от брака прекратился внезапно в середине XIX века. За одно десятилетие процент женщин, не вступавших в брак упал от 80 до 20. Если их отказ от брака был вызван религиозными причинами, здесь тоже можно предположить религиозные причины, некое единок централизованное решение которое побудило женщин изменить своё поведение. Примерно в это время Спасово согласие раскололось, но подробности нам неизвестны. Возможно, новое течение иначе относилось к браку, и женщины стали выходить замуж.
В течение исследованных ста лет в этих трёх деревнях наряду с православными дворами существовали такие старообрядческие дворы, в которых на одного взрослого мужчину с семьёй приходилось несколько его незамужних тёток и сестёр. Эти дворы были очень неустойчивы в экономическом плане. Смерть мужчины-кормильца оставляла всех этих женщин в нищете. Такие дворы разорялись и исчезали. От переписи к переписи их становится всё меньше. Тенденция становится ясна в течение одного поколения. Почему люди продолжали это делать? Мы можем только догадываться, но некоторые предположения у Бушнелла есть.
По монографии Джона Бушнелла "Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII -XIX веках".
Круговорот невест в деревне: жадные помещики и черные дыры
Универсальный брак в русской крестьянской среде в XVII – XIX вв. предполагает, что люди ищут себе супруга в других деревнях, а не только в своей. Православная церковь накладывает строгие ограничения на вступление в брак между родственниками, включая духовное родство. Это приводит к тому, что в маленьких деревнях через какое-то время люди уже не могут найти себе партнёра, поэтому в радиус поисков включаются соседние деревни.
Эмпирические исследования показывают, что вопреки распространённому клише во всё время существования крепостного права помещики давали женщинам вольную, для того чтобы они могли выйти замуж в чужую деревню. За вольную брали выводное. Сумма выводного составляла 15-20 копеек, и платила его семья жениха. При том, что общие расходы на свадьбу составляли 1-2 рубля, эта сумма была не совсем символическая, но в то же время вполне посильная.
Иногда в вольных записана сумма выводного, но в большинстве случаев не записано ничего. Скорее время, это означает что выводное не платили. В подавляющем большинстве случаев помещики не воспринимали выводное как цену крепостной крестьянки, понимая, что при универсальном браке они не теряют ничего, поскольку их мужики приведут жён из других деревень, за которых им тоже не нужно будет платить.
Иногда круговорот невест нарушали помещики, требующие огромные суммы выводного. Иногда это делали женщины, отказавшиеся от брака. Первые случаи широко известны, поскольку крестьяне начинали жаловаться, писать, требовать, отправлять челобитные и в конце концов добивались восстановления равновесия. Письменные следы в архивах приводят к искажению перспективы. Современные исследователи показывают, что такие случаи составляют исключение, а не правило.
Как реагировали крестьяне на существование старообрядческих дворов, в которых женщины отказывались от брака, а мужчины нет, сказать невозможно. Эти дворы нарушали неписанные правила обмена невестами. Они становились черными дырами, поглощая женщин без возврата. Для всех других мужчин в деревне это усложняло жизнь: им приходилось искать невест дальше, тратить на это больше сил и средств. Очень соблазнительно придумать, как православные относились к этим старообрядческим дворам, но всегда надо помнить, что никаких данных у нас нет.
Также мы не знаем, какова была иерархия внутри самих старообрядческих дворов. Как правило, в таком дворе жил мужчина со своей женой из другой деревни, возможно, православной, их дети и несколько его незамужних родственниц. Вероятно, незамужние женщины воспринимались как выполняющие свой религиозный долг, требующий уважения. В то же время только выросшие дети хозяина могли обеспечить выживание двора. Как строились отношения, что было важней, неизвестно совершенно.
По монографии Джона Бушнелла «Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII-XIX веках».
Универсальный брак в русской крестьянской среде в XVII – XIX вв. предполагает, что люди ищут себе супруга в других деревнях, а не только в своей. Православная церковь накладывает строгие ограничения на вступление в брак между родственниками, включая духовное родство. Это приводит к тому, что в маленьких деревнях через какое-то время люди уже не могут найти себе партнёра, поэтому в радиус поисков включаются соседние деревни.
Эмпирические исследования показывают, что вопреки распространённому клише во всё время существования крепостного права помещики давали женщинам вольную, для того чтобы они могли выйти замуж в чужую деревню. За вольную брали выводное. Сумма выводного составляла 15-20 копеек, и платила его семья жениха. При том, что общие расходы на свадьбу составляли 1-2 рубля, эта сумма была не совсем символическая, но в то же время вполне посильная.
Иногда в вольных записана сумма выводного, но в большинстве случаев не записано ничего. Скорее время, это означает что выводное не платили. В подавляющем большинстве случаев помещики не воспринимали выводное как цену крепостной крестьянки, понимая, что при универсальном браке они не теряют ничего, поскольку их мужики приведут жён из других деревень, за которых им тоже не нужно будет платить.
Иногда круговорот невест нарушали помещики, требующие огромные суммы выводного. Иногда это делали женщины, отказавшиеся от брака. Первые случаи широко известны, поскольку крестьяне начинали жаловаться, писать, требовать, отправлять челобитные и в конце концов добивались восстановления равновесия. Письменные следы в архивах приводят к искажению перспективы. Современные исследователи показывают, что такие случаи составляют исключение, а не правило.
Как реагировали крестьяне на существование старообрядческих дворов, в которых женщины отказывались от брака, а мужчины нет, сказать невозможно. Эти дворы нарушали неписанные правила обмена невестами. Они становились черными дырами, поглощая женщин без возврата. Для всех других мужчин в деревне это усложняло жизнь: им приходилось искать невест дальше, тратить на это больше сил и средств. Очень соблазнительно придумать, как православные относились к этим старообрядческим дворам, но всегда надо помнить, что никаких данных у нас нет.
Также мы не знаем, какова была иерархия внутри самих старообрядческих дворов. Как правило, в таком дворе жил мужчина со своей женой из другой деревни, возможно, православной, их дети и несколько его незамужних родственниц. Вероятно, незамужние женщины воспринимались как выполняющие свой религиозный долг, требующий уважения. В то же время только выросшие дети хозяина могли обеспечить выживание двора. Как строились отношения, что было важней, неизвестно совершенно.
По монографии Джона Бушнелла «Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII-XIX веках».
Демиург и София в мире "Стартрека": https://www.topos.ru/article/iskusstvo/demiurg-i-sofiya-v-mire-startreka-gnosticheskie-idei-v-filme-uss-kallister
www.topos.ru
Демиург и София в мире Стартрека: гностические идеи в фильме «USS Каллистер» | Нина Ищенко | Искусство | Топос - литературно-философский…
() «USS Каллистер». Первый фильм четвёртого сезона.
Жадный помещик и моральная экономика
Бушнелл в монографии «Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII-XIX веках» описывает такой случай:
«В 1706 г. Петр I пожаловал своего фельдмаршала Бориса Шереметева (1652–1719) дворцовым владением с центром в Вощажниково в Ростовском уезде, приблизительно в 200 километрах на север от Москвы. Будучи дворцовыми крестьянами, жители этого села платили подати, которые шли на содержание царя, его родни и правительства. В числе дополнительных сборов было выводное – 10 или 25 копеек – в случаях, когда дочери выходили замуж за мужиков, не подчинявшихся дворцовому управлению, – например, за владельческих или монастырских крестьян. Как правило, платить приходилось семье жениха.
Шереметев продолжал взимать выводное, по-видимому, примерно в том же размере, что и дворцовая администрация. В январе 1712 г. он, возможно впервые, послал в Вощажниково инструкцию вотчинному приказчику; в ней не было указаний относительно выводных денег или каких-либо других аспектов браков крепостных.
Вероятно, где-то в конце 1717 г. он объявил, однако, что отныне выводное будет в размере 5 рублей. Крестьяне взроптали – как против этой наценки, так и против увеличения оброка и других сборов. По поводу выводного, в частности, они утверждали, что соседские крестьяне отказываются столько платить, а у них самих нет таких денег, «и тех девок у нас сирот твоих за тем большим выводом умножилось не малое число и между собою в вотчине не изверстатса». Крестьяне просили установить выводное на том же уровне, как у местных вотчинников.
4 мая 1718 г. Шереметев ответил, что купил вотчину кровью своей, что жалован он был ею, чтобы пользоваться по собственному усмотрению, и крепостным его должно делать, что им велят, и чтобы челобитных больше не подавали. Тем не менее он согласился уменьшить размер выводного до обычного местного уровня, каким бы он там ни был».
Это пример моральной экономики, когда человек отказывается от экономически выгодных и юридически допустимых способов обогащения под влиянием моральных аргументов. В данном случае это аргумент о том, что при новых требованиях девушки не могут выйти замуж, и лишать их такой возможности аморально. Характерно, что помещик, который своей кровью за вотчину заплатил, всё-таки послушался. Так действуют скрепы, объединяющие разные социальные группы даже после начала петровской европеизации.
Бушнелл в монографии «Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII-XIX веках» описывает такой случай:
«В 1706 г. Петр I пожаловал своего фельдмаршала Бориса Шереметева (1652–1719) дворцовым владением с центром в Вощажниково в Ростовском уезде, приблизительно в 200 километрах на север от Москвы. Будучи дворцовыми крестьянами, жители этого села платили подати, которые шли на содержание царя, его родни и правительства. В числе дополнительных сборов было выводное – 10 или 25 копеек – в случаях, когда дочери выходили замуж за мужиков, не подчинявшихся дворцовому управлению, – например, за владельческих или монастырских крестьян. Как правило, платить приходилось семье жениха.
Шереметев продолжал взимать выводное, по-видимому, примерно в том же размере, что и дворцовая администрация. В январе 1712 г. он, возможно впервые, послал в Вощажниково инструкцию вотчинному приказчику; в ней не было указаний относительно выводных денег или каких-либо других аспектов браков крепостных.
Вероятно, где-то в конце 1717 г. он объявил, однако, что отныне выводное будет в размере 5 рублей. Крестьяне взроптали – как против этой наценки, так и против увеличения оброка и других сборов. По поводу выводного, в частности, они утверждали, что соседские крестьяне отказываются столько платить, а у них самих нет таких денег, «и тех девок у нас сирот твоих за тем большим выводом умножилось не малое число и между собою в вотчине не изверстатса». Крестьяне просили установить выводное на том же уровне, как у местных вотчинников.
4 мая 1718 г. Шереметев ответил, что купил вотчину кровью своей, что жалован он был ею, чтобы пользоваться по собственному усмотрению, и крепостным его должно делать, что им велят, и чтобы челобитных больше не подавали. Тем не менее он согласился уменьшить размер выводного до обычного местного уровня, каким бы он там ни был».
Это пример моральной экономики, когда человек отказывается от экономически выгодных и юридически допустимых способов обогащения под влиянием моральных аргументов. В данном случае это аргумент о том, что при новых требованиях девушки не могут выйти замуж, и лишать их такой возможности аморально. Характерно, что помещик, который своей кровью за вотчину заплатил, всё-таки послушался. Так действуют скрепы, объединяющие разные социальные группы даже после начала петровской европеизации.
Практическая теология: расколдованный мир старообрядцев
Исследуя отказ женщин-спасовок от брака, Бушнелл пытается понять их мотивы. Он приводит доступные ему данные о дворах, где женщины отказывались от брака, и показывает, как от переписи к переписи такие дворы приходили в упадок и разорялись, а их уцелевшие жительницы шли нищенствовать или прибивались к каким-то другим дворам. Если поначалу были какие-то сомнения, то через три поколения всем было очевидно, что, отказываясь от брака и деторождения, люди обрекают себя на нищету и вымирание. Даже наличие одной незамужней женщины во дворе повышало вероятность разорения в следующем поколении до 50%. Почему они это делали?
Для ответа на этот вопрос Бушнелл обращается к этнографическим данным о спасовцах-«живых покойниках», собранным во второй половине XIX века Владимиром Майновым:
«Около 1870 г. Майнов разыскал этих спасовцев на севере Олонецкой губернии в пяти днях пути (по его утверждению) через леса и болота от ближайшего жилья и без ведома официальных властей, потому что он слышал, что у них практиковалось самосожжение. Их старец Абросим рассказал Майнову, что хотя его люди почитают ранних старообрядцев самосожженцев, но он самоубийств не одобряет, потому что ничего этим не достигнешь. Как и другие традиционные спасовцы, он верил, что таинств больше нет и посему нет возможности заслужить Божью милость; по мнению Абросима, Бог так же безразличен к мученичеству, как и к молитве. Он сказал, однако, что если власти отыщут его общину, им ничего не останется, кроме как всем в огонь броситься и погореть. Назывались эти люди “живыми покойниками” – как объяснил проводник Майнова, имевший связи с общиной: “…потому-де живут в покое”. Это была явная ложь (хотя Майнову это, похоже, не было очевидно) – по всей видимости, членам группы было положено так говорить, когда кто-нибудь их спрашивал об их верованиях.
…Старец Абросим проповедовал манихейское понятие о добре и зле: все хорошее от Бога, все зло от равносильного Ему Сатаны. “Живые покойники” к тому же равнодушно относились ко многим запретам – которые другие спасовцы и почти все старообрядцы вводили, дабы отвести от себя мерзость и скверну, столь легко распространявшиеся в мире, которым правил антихрист, – поскольку запрещения эти, как и молитва, не имели смысла. По словам Абросима, “не грех, потому грешить тебе не перед кем”».
Старообрядцы-спасовцы этой секты живут в расколдованном мире, о котором пишет теоретик модерности Макс Вебер: они не признают ни магии, ни религии. Это экзистенциальная заброшенность в мир: люди оставлены Богом, все действия равноценны, никто не может ни согрешить, ни покаяться, потому что любое действие не имеет смысла. В то же время такое отношение к жизни нельзя назвать секулярным: манихейская вера живых покойников неотделима от их практики и регулирует все их поступки.
Исследуя отказ женщин-спасовок от брака, Бушнелл пытается понять их мотивы. Он приводит доступные ему данные о дворах, где женщины отказывались от брака, и показывает, как от переписи к переписи такие дворы приходили в упадок и разорялись, а их уцелевшие жительницы шли нищенствовать или прибивались к каким-то другим дворам. Если поначалу были какие-то сомнения, то через три поколения всем было очевидно, что, отказываясь от брака и деторождения, люди обрекают себя на нищету и вымирание. Даже наличие одной незамужней женщины во дворе повышало вероятность разорения в следующем поколении до 50%. Почему они это делали?
Для ответа на этот вопрос Бушнелл обращается к этнографическим данным о спасовцах-«живых покойниках», собранным во второй половине XIX века Владимиром Майновым:
«Около 1870 г. Майнов разыскал этих спасовцев на севере Олонецкой губернии в пяти днях пути (по его утверждению) через леса и болота от ближайшего жилья и без ведома официальных властей, потому что он слышал, что у них практиковалось самосожжение. Их старец Абросим рассказал Майнову, что хотя его люди почитают ранних старообрядцев самосожженцев, но он самоубийств не одобряет, потому что ничего этим не достигнешь. Как и другие традиционные спасовцы, он верил, что таинств больше нет и посему нет возможности заслужить Божью милость; по мнению Абросима, Бог так же безразличен к мученичеству, как и к молитве. Он сказал, однако, что если власти отыщут его общину, им ничего не останется, кроме как всем в огонь броситься и погореть. Назывались эти люди “живыми покойниками” – как объяснил проводник Майнова, имевший связи с общиной: “…потому-де живут в покое”. Это была явная ложь (хотя Майнову это, похоже, не было очевидно) – по всей видимости, членам группы было положено так говорить, когда кто-нибудь их спрашивал об их верованиях.
…Старец Абросим проповедовал манихейское понятие о добре и зле: все хорошее от Бога, все зло от равносильного Ему Сатаны. “Живые покойники” к тому же равнодушно относились ко многим запретам – которые другие спасовцы и почти все старообрядцы вводили, дабы отвести от себя мерзость и скверну, столь легко распространявшиеся в мире, которым правил антихрист, – поскольку запрещения эти, как и молитва, не имели смысла. По словам Абросима, “не грех, потому грешить тебе не перед кем”».
Старообрядцы-спасовцы этой секты живут в расколдованном мире, о котором пишет теоретик модерности Макс Вебер: они не признают ни магии, ни религии. Это экзистенциальная заброшенность в мир: люди оставлены Богом, все действия равноценны, никто не может ни согрешить, ни покаяться, потому что любое действие не имеет смысла. В то же время такое отношение к жизни нельзя назвать секулярным: манихейская вера живых покойников неотделима от их практики и регулирует все их поступки.
Манихейство, расколдованный мир и отказ от брака у спасовок
Бушнелл продолжает рассказ о живых покойниках:
«Уверенность в том, что они живут в мире всепроникающего, беспросветного зла, от которого можно спастись только через смерть, и без таинств, обеспечивающих путь к Богу, определяла отношение «живых покойников» к рождению и смерти. И, безусловно, к браку тоже, но Майнов не воспользовался ни одной ведущей к этой теме нитью.
Один из членов общины умер во время пребывания там Майнова, и он заметил, что похороны не сопровождались приличествующим такому событию оплакиванием, наоборот, присутствующие, казалось, радовались: смерть как желанное избавление – это явно было не просто формулой утешения, а убеждением настолько глубоким, что траурное стенание становилось совершенно неуместным.
Майнов насчитал в общине всего четверых детей (он не говорит нам, сколько там было взрослых и в скольких они проживали домах, но остается впечатление, что это было довольно крупное для тех мест поселение, так что оно могло состоять из 20 или более дворов) и спросил, отчего так. Его проводник сказал, что женщины глотают какой-то порошок, предотвращающий беременность. Абросим же утверждал, что это пустая болтовня, и приписывал неплодовитость женщин климату, тяжкому труду и скудной пище (Майнов между тем замечает, что село выглядит на редкость зажиточным). По словам старца, когда рождается ребенок, по всему поселку плач идет, потому что «жизнь-то для нас – горе горькое». Когда Майнов намекнул, что такая позиция со временем приведет к вымиранию человечества, реакция Абросима была фактически: «И что с того?» Судя по всему, «живые покойники» сознательно ограничивали рождаемость – либо путем полного отказа от брачной жизни, либо избежанием деторождения в супружестве. Абросим сам, по его утверждению, прожил с женой 38 лет и детей не имел».
Речь идет о секте, спасающейся в лесу. Делать выводы о спасовцах, живущих в миру, нужно осторожно, но поскольку больше у нас ничего нет, приходится основываться на этих сведениях. Вера в то, что Бог оставил мир, нет ни хороших, ни плохих поступков, и потому жизнь – это горе горькое, естественно приводят к мысли о том, что рожать детей – преступление и безответственность. Уверенность в том, что все ценностные нормы исчезли, а преступление и безответственность остались непоколебимы, была свойственна и более искушенным в философии экзистенциалистам ХХ-го века. Следующий логичный шаг – раз Бог равнодушен к любым поступкам, то любые поступки дозволены, в том числе и деторождение, и чадолюбие. Но нет, такого вывода манихеи не делают никогда. Видимо, дело не в логике: рассуждение служит для оправдания жизнеотрицающего мировоззрения, которое сопротивляется любой рациональной критике.
Бушнелл продолжает рассказ о живых покойниках:
«Уверенность в том, что они живут в мире всепроникающего, беспросветного зла, от которого можно спастись только через смерть, и без таинств, обеспечивающих путь к Богу, определяла отношение «живых покойников» к рождению и смерти. И, безусловно, к браку тоже, но Майнов не воспользовался ни одной ведущей к этой теме нитью.
Один из членов общины умер во время пребывания там Майнова, и он заметил, что похороны не сопровождались приличествующим такому событию оплакиванием, наоборот, присутствующие, казалось, радовались: смерть как желанное избавление – это явно было не просто формулой утешения, а убеждением настолько глубоким, что траурное стенание становилось совершенно неуместным.
Майнов насчитал в общине всего четверых детей (он не говорит нам, сколько там было взрослых и в скольких они проживали домах, но остается впечатление, что это было довольно крупное для тех мест поселение, так что оно могло состоять из 20 или более дворов) и спросил, отчего так. Его проводник сказал, что женщины глотают какой-то порошок, предотвращающий беременность. Абросим же утверждал, что это пустая болтовня, и приписывал неплодовитость женщин климату, тяжкому труду и скудной пище (Майнов между тем замечает, что село выглядит на редкость зажиточным). По словам старца, когда рождается ребенок, по всему поселку плач идет, потому что «жизнь-то для нас – горе горькое». Когда Майнов намекнул, что такая позиция со временем приведет к вымиранию человечества, реакция Абросима была фактически: «И что с того?» Судя по всему, «живые покойники» сознательно ограничивали рождаемость – либо путем полного отказа от брачной жизни, либо избежанием деторождения в супружестве. Абросим сам, по его утверждению, прожил с женой 38 лет и детей не имел».
Речь идет о секте, спасающейся в лесу. Делать выводы о спасовцах, живущих в миру, нужно осторожно, но поскольку больше у нас ничего нет, приходится основываться на этих сведениях. Вера в то, что Бог оставил мир, нет ни хороших, ни плохих поступков, и потому жизнь – это горе горькое, естественно приводят к мысли о том, что рожать детей – преступление и безответственность. Уверенность в том, что все ценностные нормы исчезли, а преступление и безответственность остались непоколебимы, была свойственна и более искушенным в философии экзистенциалистам ХХ-го века. Следующий логичный шаг – раз Бог равнодушен к любым поступкам, то любые поступки дозволены, в том числе и деторождение, и чадолюбие. Но нет, такого вывода манихеи не делают никогда. Видимо, дело не в логике: рассуждение служит для оправдания жизнеотрицающего мировоззрения, которое сопротивляется любой рациональной критике.
Ищенко_Н_С_Арденнский_лес_как_текст.pdf
2.3 MB
Арденнский лес как текст в автореферентной повести Елены Хаецкой «Летающая Тэкла»
В научном журнале «Вестник Омского педагогического университета. Гуманитарные исследования» опубликована моя статья об одном из моих любимых фэнтезийных текстов, повести «Летающая Тэкла». Нехитрый сюжет и странный мир повести долго не давали мне покоя, пока я не решила справиться с недоумением своим любимым способом: написать об этом. Таким путем можно разъяснить загадку для себя и загадать ее другим.
Статья посвящена структурно-семантическому и герменевтическому анализу образа леса в фэнтезийной повести современной русской писательницы Елены Хаецкой. Действие в повести происходит в Арденнском лесу, который выступает как пространство взаимодействия разных интерпретаций, что соответствует определению текста в философии культуры и эстетической коммуникации. Также в повести создается модель леса, в которой персонажи сюжета превращаются в автора и читателя текста, что отражает отношения в герменевтическом треугольнике. Таким образом, Арденнский лес служит моделью автореферентного текста, включающего как эстетические переживания событий, так и комментарий к ним в виде разных интерпретаций.
Ищенко, Н. С. Арденнский лес как текст в автореферентной повести Елены Хаецкой «Летающая Тэкла» / Н. С. Ищенко // Вестник Омского педагогического университета. Гуманитарные исследования. – № 2(43). – 2024. – С. 20–24.
В научном журнале «Вестник Омского педагогического университета. Гуманитарные исследования» опубликована моя статья об одном из моих любимых фэнтезийных текстов, повести «Летающая Тэкла». Нехитрый сюжет и странный мир повести долго не давали мне покоя, пока я не решила справиться с недоумением своим любимым способом: написать об этом. Таким путем можно разъяснить загадку для себя и загадать ее другим.
Статья посвящена структурно-семантическому и герменевтическому анализу образа леса в фэнтезийной повести современной русской писательницы Елены Хаецкой. Действие в повести происходит в Арденнском лесу, который выступает как пространство взаимодействия разных интерпретаций, что соответствует определению текста в философии культуры и эстетической коммуникации. Также в повести создается модель леса, в которой персонажи сюжета превращаются в автора и читателя текста, что отражает отношения в герменевтическом треугольнике. Таким образом, Арденнский лес служит моделью автореферентного текста, включающего как эстетические переживания событий, так и комментарий к ним в виде разных интерпретаций.
Ищенко, Н. С. Арденнский лес как текст в автореферентной повести Елены Хаецкой «Летающая Тэкла» / Н. С. Ищенко // Вестник Омского педагогического университета. Гуманитарные исследования. – № 2(43). – 2024. – С. 20–24.
Тамбовский Альманах 2024.pdf
301.5 KB
Новороссия и Тамбов
В издании Союза писателей России «Тамбовский альманах» опубликована моя рецензия на поэму Елены Заславской «Новороссия гроз. Новороссия грёз».
В рецензии анализируется, какими способами Елена Заславская создает в поэме сакральное пространство Донбасса: поэт описывает топосы донбасского пространства как места христианской жертвы и трудового подвига. В поэме показано и второе видение Донбасса как десакрализованной территории ада, мира мертвых. Так видят Донбасс украинские военные и добровольцы, революционеры и герои Майдана. В поэме и в жизни побеждает первая версия.
Полный текст альманаха по ссылке: http://spr-tambov.ru/almanah/tambovskij-almanah-27-2024
В издании Союза писателей России «Тамбовский альманах» опубликована моя рецензия на поэму Елены Заславской «Новороссия гроз. Новороссия грёз».
В рецензии анализируется, какими способами Елена Заславская создает в поэме сакральное пространство Донбасса: поэт описывает топосы донбасского пространства как места христианской жертвы и трудового подвига. В поэме показано и второе видение Донбасса как десакрализованной территории ада, мира мертвых. Так видят Донбасс украинские военные и добровольцы, революционеры и герои Майдана. В поэме и в жизни побеждает первая версия.
Полный текст альманаха по ссылке: http://spr-tambov.ru/almanah/tambovskij-almanah-27-2024
Не все препятствия стоит преодолевать
Книга Д. Е. Новокшонова «Римские невозвращенцы: утешение дырой» попала в поле моего зрения благодаря Ольге Бодрухиной, страшно сказать, в 2021 году. Сейчас, в долгожданном отпуске, дошли руки ее открыть.
Посвящена книга проблеме эмиграции в ходе гражданских войн в республиканском Риме в I в. до Р. Х. Труд позиционируется как научный, снабжен ссылками, а также благодарностями многим ученым этнографам, антропологам и лингвистам.
Чтение работы показывает, что у автора поразительная каша в голове. На первых двадцати страницах читатель находит
цитаты из Плутарха;
определение мышления из книги П. А. Бузук «Основные вопросы языкознания» за 1924 год;
информацию о происхождении звания император;
доказательство того, что девятилетний Гай Октавий имел прозвище Фуриец (только по упоминанию матери Гая Атии зритель сериала «Рим» догадывается, кто такой этот Гай; почему он упоминается именно в этом месте подраздела «Посев из сора» части первой «Укоренение», так и остается загадкой);
описание рациона римского легионера;
цитаты из Моммзена;
цитату из Сталина;
шутку о Патеркуле;
стихотворение Расула Гамзатова «Журавли» полностью;
описание разновидностей римским знамен;
цитату из Упанишад;
историю о том, как автор на охоте добил журавля-подранка и об эмоциях автора по этому поводу;
ссылка на Б. А. Рыбакова об этимологии названия «жар-птица» и о русальских игрищах в Древней Руси;
рассуждение о Семаргле в «Повести временных лет»;
верования древних египтян об ибисах и крокодилах;
указание на то, что плененные парфянами 10 000 легионеров Красса соответствуют дивизии по штатам Второй мировой войны, а в современной армии РФ это три полка или пара бригад;
высказывание автора об Овидии «Угрюмо ныл он в своих Tristia (жалоба)»;
этимологию слова «пол» как половина (в лучших традициях Задоронова; в данном контексте можно сказать, что в лучших традициях Плутарха)
и многое другое.
Все эти высказывания не связаны между собою явно, то есть автор нигде не прописывает, почему это важно и зачем это нужно на данном этапе его рассуждений. Если в книге и есть поразительное научное открытие, о котором смутно сообщается в предисловии, автор сделал всё, чтобы это открытие ушло в могилу вместе с ним, поскольку поставленные им препятствия на пути к его озарению непреодолимы.
Книга Д. Е. Новокшонова «Римские невозвращенцы: утешение дырой» попала в поле моего зрения благодаря Ольге Бодрухиной, страшно сказать, в 2021 году. Сейчас, в долгожданном отпуске, дошли руки ее открыть.
Посвящена книга проблеме эмиграции в ходе гражданских войн в республиканском Риме в I в. до Р. Х. Труд позиционируется как научный, снабжен ссылками, а также благодарностями многим ученым этнографам, антропологам и лингвистам.
Чтение работы показывает, что у автора поразительная каша в голове. На первых двадцати страницах читатель находит
цитаты из Плутарха;
определение мышления из книги П. А. Бузук «Основные вопросы языкознания» за 1924 год;
информацию о происхождении звания император;
доказательство того, что девятилетний Гай Октавий имел прозвище Фуриец (только по упоминанию матери Гая Атии зритель сериала «Рим» догадывается, кто такой этот Гай; почему он упоминается именно в этом месте подраздела «Посев из сора» части первой «Укоренение», так и остается загадкой);
описание рациона римского легионера;
цитаты из Моммзена;
цитату из Сталина;
шутку о Патеркуле;
стихотворение Расула Гамзатова «Журавли» полностью;
описание разновидностей римским знамен;
цитату из Упанишад;
историю о том, как автор на охоте добил журавля-подранка и об эмоциях автора по этому поводу;
ссылка на Б. А. Рыбакова об этимологии названия «жар-птица» и о русальских игрищах в Древней Руси;
рассуждение о Семаргле в «Повести временных лет»;
верования древних египтян об ибисах и крокодилах;
указание на то, что плененные парфянами 10 000 легионеров Красса соответствуют дивизии по штатам Второй мировой войны, а в современной армии РФ это три полка или пара бригад;
высказывание автора об Овидии «Угрюмо ныл он в своих Tristia (жалоба)»;
этимологию слова «пол» как половина (в лучших традициях Задоронова; в данном контексте можно сказать, что в лучших традициях Плутарха)
и многое другое.
Все эти высказывания не связаны между собою явно, то есть автор нигде не прописывает, почему это важно и зачем это нужно на данном этапе его рассуждений. Если в книге и есть поразительное научное открытие, о котором смутно сообщается в предисловии, автор сделал всё, чтобы это открытие ушло в могилу вместе с ним, поскольку поставленные им препятствия на пути к его озарению непреодолимы.
Forwarded from Ninaofterdingen
Фольклорные элементы в «Константине»
В фильме «Константин. Повелитель тьмы» (2005), Киану Ривз очень хорош, а спецэффекты отличные. Помимо этого, фильм имеет как достоинства, так и недостатки, связанные с идейным содержанием. Начну с достоинств.
В фильме очень хорошо раскрыта тема обмана дьявола. Это фольклорный сюжет, которому не одна тысяча лет, и в христианском культурном ареале он имеет свою интересную историю. Известно, что заключать сделку с дьяволом – смертельно опасная игра, в которой легко проиграть самое дорогое и даже душу. Существует множество сказок, в которых герой обещает чудищу лесному или водяному отдать то, что дома не знает, и вынужден отдать собственного ребенка, который родился, пока отца не было. Самым известным примером подобной неудачной сделки, где заключивший ее теряет душу, является история доктора Фауста, которого в народной книге в финале черти тащат в ад, а гётевский финал, в котором Фауста отмолила уничтоженная им Гретхен, мы вместе с Честертоном считаем фальшивым и неубедительным.
Константин не из этого ряда обманутых чёртом несчастных. Константину удается перехитрить дьявола, и он продолжает ряд хитрых крестьян и солдат, у которых получается обмануть черта. В нашей литературе близко к этому ряду подходит кузнец Вакула, который воспользовался колдовской силой и слетал в Петербург, однако одолел врага не хитростью.
Вторая важная тема христианской народной культуры, отраженная в фильме, это зависть ангелов. В Библии не говорится прямо, за что Люцифер был сброшен с неба, однако еще в ветхозаветные времена возникла идея, которую Церковь официально не опровергает, что это произошло из-за отказа Люцифера поклониться человеку. Человек создан из пыли земной, а Люцифер был сильнейшим ангелом света. Он считал унижением света кланяться человеку, несмотря на пожелание Господа, и со времен своего падения не жалеет сил, чтобы выставить человека перед Господом в самом неприглядном виде, снова и снова иметь возможность воскликнуть: «Вот кого Ты любишь! А я же говорил!». Сетевой автор Авраам Болеслав Покой, Честертон русского интернета, выражал эту идею в своих чудесных очерках, разоблачая странные ментальные вирусы, которыми заражают наших современников Внеземные цивилизации с целью «обидно поржать над человечеством». Это в принципе та же мысль, которую выражают авторы иудейских, христианских и мусульманских апокрифов, а также проговаривает Габриэль в фильме.
Из минусов. Архангел Гавриил в виде женщины – это печальная примета нашего времени, хотя Тильда Суинтон великолепна и создала яркий запоминающийся образ.
Идея о равновесии добра и зла – не христианская, хотя в фильме настойчиво внушается обратное. Это идея манихейская, а с манихейством христианство боролось и борется до сих пор. Христианская идея – война со злом, и германские племена, которые изображали Христа как воинского вождя, ведущего своих дружинников на битву, интуитивно почувствовали правду. Как пишет Аверинцев, вера и верность – однокоренные слова не только на русском, но и на греческом. Вера христиан понимается как верность, военная верность солдат своему полководцу. Ни о каком равновесии речи быть не может.
В этом фильме военная составляющая христианства показана очень магически – волшебные жидкости и амулеты, калькуляция грехов и никакого личного общения с Господом. Но это, видимо, неизбежно для протестантской культуры, которая порвала с католической церковью, но латынь по-прежнему считает сакральным языком для изгнания демонов.
Близость к народной культуре составляет сильную сторону фильма, а попытка экранизировать манихейскую идею о равновесии добра и зла – самую слабую его сторону.
В фильме «Константин. Повелитель тьмы» (2005), Киану Ривз очень хорош, а спецэффекты отличные. Помимо этого, фильм имеет как достоинства, так и недостатки, связанные с идейным содержанием. Начну с достоинств.
В фильме очень хорошо раскрыта тема обмана дьявола. Это фольклорный сюжет, которому не одна тысяча лет, и в христианском культурном ареале он имеет свою интересную историю. Известно, что заключать сделку с дьяволом – смертельно опасная игра, в которой легко проиграть самое дорогое и даже душу. Существует множество сказок, в которых герой обещает чудищу лесному или водяному отдать то, что дома не знает, и вынужден отдать собственного ребенка, который родился, пока отца не было. Самым известным примером подобной неудачной сделки, где заключивший ее теряет душу, является история доктора Фауста, которого в народной книге в финале черти тащат в ад, а гётевский финал, в котором Фауста отмолила уничтоженная им Гретхен, мы вместе с Честертоном считаем фальшивым и неубедительным.
Константин не из этого ряда обманутых чёртом несчастных. Константину удается перехитрить дьявола, и он продолжает ряд хитрых крестьян и солдат, у которых получается обмануть черта. В нашей литературе близко к этому ряду подходит кузнец Вакула, который воспользовался колдовской силой и слетал в Петербург, однако одолел врага не хитростью.
Вторая важная тема христианской народной культуры, отраженная в фильме, это зависть ангелов. В Библии не говорится прямо, за что Люцифер был сброшен с неба, однако еще в ветхозаветные времена возникла идея, которую Церковь официально не опровергает, что это произошло из-за отказа Люцифера поклониться человеку. Человек создан из пыли земной, а Люцифер был сильнейшим ангелом света. Он считал унижением света кланяться человеку, несмотря на пожелание Господа, и со времен своего падения не жалеет сил, чтобы выставить человека перед Господом в самом неприглядном виде, снова и снова иметь возможность воскликнуть: «Вот кого Ты любишь! А я же говорил!». Сетевой автор Авраам Болеслав Покой, Честертон русского интернета, выражал эту идею в своих чудесных очерках, разоблачая странные ментальные вирусы, которыми заражают наших современников Внеземные цивилизации с целью «обидно поржать над человечеством». Это в принципе та же мысль, которую выражают авторы иудейских, христианских и мусульманских апокрифов, а также проговаривает Габриэль в фильме.
Из минусов. Архангел Гавриил в виде женщины – это печальная примета нашего времени, хотя Тильда Суинтон великолепна и создала яркий запоминающийся образ.
Идея о равновесии добра и зла – не христианская, хотя в фильме настойчиво внушается обратное. Это идея манихейская, а с манихейством христианство боролось и борется до сих пор. Христианская идея – война со злом, и германские племена, которые изображали Христа как воинского вождя, ведущего своих дружинников на битву, интуитивно почувствовали правду. Как пишет Аверинцев, вера и верность – однокоренные слова не только на русском, но и на греческом. Вера христиан понимается как верность, военная верность солдат своему полководцу. Ни о каком равновесии речи быть не может.
В этом фильме военная составляющая христианства показана очень магически – волшебные жидкости и амулеты, калькуляция грехов и никакого личного общения с Господом. Но это, видимо, неизбежно для протестантской культуры, которая порвала с католической церковью, но латынь по-прежнему считает сакральным языком для изгнания демонов.
Близость к народной культуре составляет сильную сторону фильма, а попытка экранизировать манихейскую идею о равновесии добра и зла – самую слабую его сторону.
Ищенко_Н_С_Национальный_и_гностический_миф_НИК_2422024.pdf
482.3 KB
Национальный и гностический миф в историософском романе Елены Хаецкой «Падение Софии»
В Белгороде, в журнале «Наука. Искусство. Культура» опубликована моя статья о научно-фантастическом романе Елены Хаецкой. На эту тему я делала доклад на ФМО, а сейчас мои рассуждения о книге можно прочесть текстом на экране.
В статье анализируется русский национальный миф в историософском романе начала XXI века на примере романа «Падение Софии». На основе концепции нарративов, исследований культурной географии, понятия русского викторианства исследуется код истории и миф истории в данном романе. Особое внимание уделяется пушкинскому тексту, гностической мифологии и элементам волшебной сказки в произведении. Показано, что в романе отражено постэсхатологическое мировоззрение, включающее имперскую идею и усадебный миф русской культуры. Проанализирован мессианский, цивилизационный и культурный нарратив в романе. Показано, что общие идеи прогресса, империи и личного освоения пространства в романе реализуется в виде постэсхатологического мифа об истории как частной жизни, колониального мифа о включении диких народов в состав империи и культурного мифа дворянского гнезда.
Ищенко, Н. С. Национальный и гностический миф в историософском романе Елены Хаецкой «Падение Софии» / Н. С. Ищенко // Наука. Искусство. Культура. – № 2(42). – 2024. – С. 81–98.
В Белгороде, в журнале «Наука. Искусство. Культура» опубликована моя статья о научно-фантастическом романе Елены Хаецкой. На эту тему я делала доклад на ФМО, а сейчас мои рассуждения о книге можно прочесть текстом на экране.
В статье анализируется русский национальный миф в историософском романе начала XXI века на примере романа «Падение Софии». На основе концепции нарративов, исследований культурной географии, понятия русского викторианства исследуется код истории и миф истории в данном романе. Особое внимание уделяется пушкинскому тексту, гностической мифологии и элементам волшебной сказки в произведении. Показано, что в романе отражено постэсхатологическое мировоззрение, включающее имперскую идею и усадебный миф русской культуры. Проанализирован мессианский, цивилизационный и культурный нарратив в романе. Показано, что общие идеи прогресса, империи и личного освоения пространства в романе реализуется в виде постэсхатологического мифа об истории как частной жизни, колониального мифа о включении диких народов в состав империи и культурного мифа дворянского гнезда.
Ищенко, Н. С. Национальный и гностический миф в историософском романе Елены Хаецкой «Падение Софии» / Н. С. Ищенко // Наука. Искусство. Культура. – № 2(42). – 2024. – С. 81–98.
Forwarded from Поэтесса Zаславская (Elena Zaslavskaja)
В Луганске температурный рекорд: +38,5 и самое время поговорить о русской зиме ;) вернее о поэзии русской зимы.
Друзья, с 2014 года, с момента, когда одной из главных тем в моём творчества стала война, у меня не вышло ни одной поэтической книги в настоящем издательстве. Все книги, которые увидели свет были изданы небольшими тиражами за счёт пожертвований поклонников моего творчества, и являются самиздатом, хотя я и отправляла рукописи в разные издательства на протяжении этих десяти лет.
Зато мне везло на участие в коллективных проектах: «Час мужества», «Время Донбасса», «Воля Донбасса», «Выбор Донбасса», «Вектор Донбасса», «Великий блокпост», «Воскресшие на третьей мировой», «Поэзия русского лета» и другие.
В этом году готовится к печати сборник «Поэзия русской зимы». Я отправила туда подборку стихотворений, но их не приняли к публикации. Но со своими читателями я могу поделиться ими прямо здесь и сейчас. И, конечно, вы можете поддержать меня репостом, понравившихся стихотворений!
#не_вошло_в_поэзию_русской_зимы, #поэзия_русской_зимы, #поэизя_русского_лета, #стихи_Заславской, #эксмо, #ТВ_новости
Друзья, с 2014 года, с момента, когда одной из главных тем в моём творчества стала война, у меня не вышло ни одной поэтической книги в настоящем издательстве. Все книги, которые увидели свет были изданы небольшими тиражами за счёт пожертвований поклонников моего творчества, и являются самиздатом, хотя я и отправляла рукописи в разные издательства на протяжении этих десяти лет.
Зато мне везло на участие в коллективных проектах: «Час мужества», «Время Донбасса», «Воля Донбасса», «Выбор Донбасса», «Вектор Донбасса», «Великий блокпост», «Воскресшие на третьей мировой», «Поэзия русского лета» и другие.
В этом году готовится к печати сборник «Поэзия русской зимы». Я отправила туда подборку стихотворений, но их не приняли к публикации. Но со своими читателями я могу поделиться ими прямо здесь и сейчас. И, конечно, вы можете поддержать меня репостом, понравившихся стихотворений!
#не_вошло_в_поэзию_русской_зимы, #поэзия_русской_зимы, #поэизя_русского_лета, #стихи_Заславской, #эксмо, #ТВ_новости
Forwarded from Поэтесса Zаславская (Elena Zaslavskaja)
ПРОЩАНИЕ
И плыли в воздухе сыром
Слепые мотыльки метели …
Стояли двое у метро
И попрощаться не умели.
Суровым был его маршрут —
Бахмут и рота штурмовая…
И эти несколько минут
Стояли рук не размыкая.
Пусть этот миг, как оберег,
Его хранит в пылу сражений,
И русский Бог, и русский снег,
И губ её благословенье.
2023
#не_вошло_в_поэзию_русской_зимы, #поэзия_русской_зимы, #поэизя_русского_лета, #стихи_Заславской, #эксмо, #ТВ_новости
И плыли в воздухе сыром
Слепые мотыльки метели …
Стояли двое у метро
И попрощаться не умели.
Суровым был его маршрут —
Бахмут и рота штурмовая…
И эти несколько минут
Стояли рук не размыкая.
Пусть этот миг, как оберег,
Его хранит в пылу сражений,
И русский Бог, и русский снег,
И губ её благословенье.
2023
#не_вошло_в_поэзию_русской_зимы, #поэзия_русской_зимы, #поэизя_русского_лета, #стихи_Заславской, #эксмо, #ТВ_новости
Алиса проваливается в ад
В день рождения Алисы включила «Страну приливов» Терри Гильяма. Книжку об Алисе я прочитала уже взрослой, советский мультфильм хорош, но не из самых любимых, пластинка с Высоцким меня не коснулась, поскольку я уже следующее поколение, так что сюжет этот для меня периферийный. За датами я не слежу и о том, что сегодня день Алисы, узнала от Екатерины Ракитиной в сети, а о том, что фильм Гильяма про Алису, я не помнила совершенно. Фильм я видела лет пятнадцать назад, и он меня поразил до такой степени, что подробностей память не сохранила: остался в сознании целостный гештальт, без деталей, ударяющий по нервам как молния. Почему, спустя много лет, именно сегодня? Астральный шнур.
С первой минуты весь фильм насыщен отсылками к Алисе: Джелиза-Роза, восьмилетняя девочка, читает «Алису» вслух и рассматривает картинки, в сюжете есть кроличья нора, в которую кто-то проваливается, Черная, она же Красная, Королева, зеркало, головы, отделенные от плеч, и прочие чудища, которых я наверняка узнала бы, если бы любила эту книгу так сильно, как режиссер.
Страна приливов – это американская глубинка, которая символизирует Ютландию, землю болот, фьордов, викингов и мертвых королев, сжигаемых после смерти. Всё это происходит на глазах у новой Алисы. Только Страна чудес и Зазеркалье, куда она попадает на этот раз, – страна мертвых. В ней обитают призраки, мертвецы и странные люди, то ли призраки, то ли мертвецы. Алиса спускается в ад из ада, без Вергилия и без кролика, с волшебными помощниками нечеловеческой природы, и остается нормальной в ненормальном мире. Правда, мир от этого нормальным не становится.
Не для семейного просмотра, только для взрослых, на свой страх и риск.
В день рождения Алисы включила «Страну приливов» Терри Гильяма. Книжку об Алисе я прочитала уже взрослой, советский мультфильм хорош, но не из самых любимых, пластинка с Высоцким меня не коснулась, поскольку я уже следующее поколение, так что сюжет этот для меня периферийный. За датами я не слежу и о том, что сегодня день Алисы, узнала от Екатерины Ракитиной в сети, а о том, что фильм Гильяма про Алису, я не помнила совершенно. Фильм я видела лет пятнадцать назад, и он меня поразил до такой степени, что подробностей память не сохранила: остался в сознании целостный гештальт, без деталей, ударяющий по нервам как молния. Почему, спустя много лет, именно сегодня? Астральный шнур.
С первой минуты весь фильм насыщен отсылками к Алисе: Джелиза-Роза, восьмилетняя девочка, читает «Алису» вслух и рассматривает картинки, в сюжете есть кроличья нора, в которую кто-то проваливается, Черная, она же Красная, Королева, зеркало, головы, отделенные от плеч, и прочие чудища, которых я наверняка узнала бы, если бы любила эту книгу так сильно, как режиссер.
Страна приливов – это американская глубинка, которая символизирует Ютландию, землю болот, фьордов, викингов и мертвых королев, сжигаемых после смерти. Всё это происходит на глазах у новой Алисы. Только Страна чудес и Зазеркалье, куда она попадает на этот раз, – страна мертвых. В ней обитают призраки, мертвецы и странные люди, то ли призраки, то ли мертвецы. Алиса спускается в ад из ада, без Вергилия и без кролика, с волшебными помощниками нечеловеческой природы, и остается нормальной в ненормальном мире. Правда, мир от этого нормальным не становится.
Не для семейного просмотра, только для взрослых, на свой страх и риск.