Среди книг, написанных ленинградскими рокерами (извините), очень мало тех, что можно отнести к настоящей литературе. (Впрочем, что такое настоящая литература, каждый понимает по-своему, поэтому мои оценки субъективны). Рекшановский «Кайф», «Аквариум как способ ухода за теннисным кортом» Гаккеля, «Так начинался «Аквариум» Гуницкого - вот, собственно, и все. Причем книжка Гуницкого находится в выигрышном положении относительно двух других: в ней нет нерва амбиций (как в «Кайфе») и обид (как в тексте Гаккеля). Обиды и амбиции - для литературы не так и плохо, это хорошее топливо, разгоняющее текст до нужной скорости. Правда, чрезмерная вовлеченность автора может привести к эмоциональному перегреву. У Гуницкого этого нет; он как бы над схваткой, в стороне от «Аквариума». И даже о себе пишет в третьем лице. Получается классно. Не без банальностей и длиннот, но классно. Вот что значит вовремя уйти из группы.
Ниже - фрагмент, посвященный директору школы.
…Невозможно проигнорировать тот факт, что потом Джордж, много лет спустя, встретил Арона Давыдовича.
Это произошло осенью 1982-года. Когда он работал монтировщиком в Оперной студии Консерватории. Или зимой 1983-го. Когда уже перестал работать в оперной студии и уныло трудился художественным руководителем в кошмарном ДК «Кировец».
И вот, однажды, в позднее зимнее время суток, Джордж шёл по Невскому. В поисках тепла. Захотелось ему приобрести некоторую дозу в меру горячительного напитка, чтобы потом без маяты и душевного уныния провести здоровенный кусок ночи в лёгком алкогольном трансе.
За приобретением горячительного Джордж направился в гостиницу «Балтийская», был прежде такой суперотель на Невском. Джордж открыл дверь, к нему подошёл швейцар. Джордж заявил, что не прочь купить портвейна. Швейцар привычно кивнул, назвал цену, исчез, появился, и тут же в его ловких, но совсем не в натруженных руках уже нарисовалась заветная бутылочка. Которая вскоре, после совершения бесхитростного акта купли-продажи переместилась в руки Джорджа.
Ничего удивительного в этом не было, ведь в те блаженные совдеповские времена разве что только ленивый не умел доставать – находить – приобретать – покупать спиртное поздно вечером, ночью или даже рано утром.
Через некоторое время – неделя, месяц, полтора – два месяца, а то и три – Джордж вновь решил ночью приобрести очередную бутылку вина в той же «Балтийской». Решил – и приобрёл. Самое удивительное, что швейцаром в гостинице «Балтийская», у которого Джордж ночью покупал выпивку, был бывший директор 429-ой школы Арон Давыдович. Он постарел, усох, уменьшился, и всё-таки ещё немного походил на себя прежнего.
Нет, Арон Давыдович не узнал Джорджа.
Быть может, только сделал вид, что не узнал?
Наверное, в году 1965-ом или в 1968-ом, – подумал однажды Джордж, – дальнейшие жизненные перспективы представлялись Арону Давыдовичу несколько в другом свете, нежели позже, в бездонной пучине середины восьмидесятых, когда пришлось ему на пороге гостиничном, во времена закономерного распада Совдепии, не в костюме и без галстука, приторговывать всякой бормотушной дрянью.
Ниже - фрагмент, посвященный директору школы.
…Невозможно проигнорировать тот факт, что потом Джордж, много лет спустя, встретил Арона Давыдовича.
Это произошло осенью 1982-года. Когда он работал монтировщиком в Оперной студии Консерватории. Или зимой 1983-го. Когда уже перестал работать в оперной студии и уныло трудился художественным руководителем в кошмарном ДК «Кировец».
И вот, однажды, в позднее зимнее время суток, Джордж шёл по Невскому. В поисках тепла. Захотелось ему приобрести некоторую дозу в меру горячительного напитка, чтобы потом без маяты и душевного уныния провести здоровенный кусок ночи в лёгком алкогольном трансе.
За приобретением горячительного Джордж направился в гостиницу «Балтийская», был прежде такой суперотель на Невском. Джордж открыл дверь, к нему подошёл швейцар. Джордж заявил, что не прочь купить портвейна. Швейцар привычно кивнул, назвал цену, исчез, появился, и тут же в его ловких, но совсем не в натруженных руках уже нарисовалась заветная бутылочка. Которая вскоре, после совершения бесхитростного акта купли-продажи переместилась в руки Джорджа.
Ничего удивительного в этом не было, ведь в те блаженные совдеповские времена разве что только ленивый не умел доставать – находить – приобретать – покупать спиртное поздно вечером, ночью или даже рано утром.
Через некоторое время – неделя, месяц, полтора – два месяца, а то и три – Джордж вновь решил ночью приобрести очередную бутылку вина в той же «Балтийской». Решил – и приобрёл. Самое удивительное, что швейцаром в гостинице «Балтийская», у которого Джордж ночью покупал выпивку, был бывший директор 429-ой школы Арон Давыдович. Он постарел, усох, уменьшился, и всё-таки ещё немного походил на себя прежнего.
Нет, Арон Давыдович не узнал Джорджа.
Быть может, только сделал вид, что не узнал?
Наверное, в году 1965-ом или в 1968-ом, – подумал однажды Джордж, – дальнейшие жизненные перспективы представлялись Арону Давыдовичу несколько в другом свете, нежели позже, в бездонной пучине середины восьмидесятых, когда пришлось ему на пороге гостиничном, во времена закономерного распада Совдепии, не в костюме и без галстука, приторговывать всякой бормотушной дрянью.
Иллюстрации Ковенчука к книжке Вольфа "Мне на плечо сегодня села стрекоза". 1983. Очень мило.
Мы племя людоедов.
У нас обычай есть
Кусаться за обедом,
Стремясь друг друга съесть.
А если кто соседа
Не может съесть живьём,
Тот будет без обеда.
Вот так мы и живём.
Я сам рыдал и плакал,
Когда друзей съедал.
Но между тем, однако,
Обычай соблюдал.
Отца и мать, я помню,
Съел в юные года.
Поэтому я полный
И круглый сирота.
На ветках пальм огромных
Плодов растёт не счесть.
А мы должны знакомых,
Родных и близких есть.
Одной и той же пищей
Питаться наш удел.
О варварский обычай!
Ты всем нам надоел!
Владимир Уфлянд, 1974.
У нас обычай есть
Кусаться за обедом,
Стремясь друг друга съесть.
А если кто соседа
Не может съесть живьём,
Тот будет без обеда.
Вот так мы и живём.
Я сам рыдал и плакал,
Когда друзей съедал.
Но между тем, однако,
Обычай соблюдал.
Отца и мать, я помню,
Съел в юные года.
Поэтому я полный
И круглый сирота.
На ветках пальм огромных
Плодов растёт не счесть.
А мы должны знакомых,
Родных и близких есть.
Одной и той же пищей
Питаться наш удел.
О варварский обычай!
Ты всем нам надоел!
Владимир Уфлянд, 1974.
Шварц об атмосфере в детской редакции Госиздата (журналы «Еж» и «Чиж»).
…Соседняя дверь распахнулась, и оттуда на четвереньках с криком “Я верблюд!” выскочил молодой кудрявый человек и, не заметив зрителей, скрылся обратно.
“Это и есть Олейников”, – сказал редактор научного отдела, никак не выражая чувств…
На общем снимке Олейников крайний слева, Шварц - второй справа.
…Соседняя дверь распахнулась, и оттуда на четвереньках с криком “Я верблюд!” выскочил молодой кудрявый человек и, не заметив зрителей, скрылся обратно.
“Это и есть Олейников”, – сказал редактор научного отдела, никак не выражая чувств…
На общем снимке Олейников крайний слева, Шварц - второй справа.
Первый аудиофайл - это фрагмент из песенки Курехина с его «Детского альбома». Файл номер два - кусок шлягера от дуэта «Чай вдвоем». Как говорится, найдите отличия. Это будет сложно, фрагменты и вправду похожи.
Причина известна (хотя, возможно, кто-то не знает): Курехин был, так сказать, продюсером дуэта в самом начале их карьеры. Он, например, дал парням $2500 (приличная сумма для 1994 года). В кредитах дебютного альбома «Чай вдвоем», вышедшего уже после смерти Курехина, его имя в списке тех, кого благодарят музыканты за помощь.
Откуда такое расположение к поп-дуэту? Сергей Анатольевич хорошо знал и был дружен с джазовым саксофонистом Михаилом Костюшкиным, отцом Стаса Костюшкина. Костюшкин-старший, собственно, принимал активное участие в «Поп-механике».
Такие дела.
Причина известна (хотя, возможно, кто-то не знает): Курехин был, так сказать, продюсером дуэта в самом начале их карьеры. Он, например, дал парням $2500 (приличная сумма для 1994 года). В кредитах дебютного альбома «Чай вдвоем», вышедшего уже после смерти Курехина, его имя в списке тех, кого благодарят музыканты за помощь.
Откуда такое расположение к поп-дуэту? Сергей Анатольевич хорошо знал и был дружен с джазовым саксофонистом Михаилом Костюшкиным, отцом Стаса Костюшкина. Костюшкин-старший, собственно, принимал активное участие в «Поп-механике».
Такие дела.