Однажды, когда шел дождь, я стоял возле Пяти углов, разглядывая из определенной точки Владимирскую площадь и ее собор; солнечный луч вдруг резко пронизал ненастные облака, и я, не покинув своего места, внезапно приблизился к тому, на котором стоял собор, как бывает не только во сне, но в редкие минуты и наяву, взлетел над городом, оказавшись на страшной высоте, прямо над куполом собора.
Эта мгновенная благодать моей юности и теперь припоминается мне часто, — несбывшееся предчувствие счастья, обладание миром и городом, любовь, мыслимая только здесь, среди этих улиц, домов, облаков, окон и площадей, любимое лицо, приснившееся мне в детстве, возникшее в этих только местах и любимое от века, от начала начал.
Больше нигде не мог я родиться, и мне не надобны никакие другие города и языки, и вот я стою, пригвожденный к месту, навсегда оцепенелый и несчастный, а благодать улетучилась, ибо она мгновенна как сон...

Фрагмент книжки Бориса Тулинцева «Нестертые следы». 1980.

Музыка Каравайчука из лучшего (на мой взгляд) фильма Авербаха. Найдите минуту, послушайте (или переслушайте).
А если не видели фильм, непременно посмотрите.

В филармонии только евреи.
И театр относительно пуст.
В цирк стекаются
все ротозеи,
Потому он важней
всех искусств.

Открутили свое акробаты.
Чудо ловкости выдал жонглер.
И медведь отплясал.
Аты-баты,
Вот и я выхожу на ковер.

Громко пукну я, коли надо,
Или что-нибудь отмочу:
Мне доверена клоунада.
Разулыбить мне вас
по плечу.

Мне к лицу
мой лиловый носяра.
Мои щеки отменно ярки.
И ботинок огромная пара,
И штаны широки, коротки.

Я не повар, не конюх,
не плотник.
Прошу жаловать нас
и любить.
Я ответственный рыжий работник,
Мне доверено вас рассмешить.

Владлен Гаврильчик, 1986.

Прекрасные бабушки на снимке Андрея Усова.

«По своему характеру он был скорее пафосный, не очень склонный к юмору. За это его поддевали другие пишущие, Довлатов, например».

О ком же это?

Ну конечно же, Бродский.

Штерн - приятельница Бродского, Рейна и всех-всех. Большая почитательница Довлатова. Сам С.Д. за Штерн, разумеется, ухлестывал. И за внучкой Эйхенбаума, кстати, тоже. Внучка Бориса Эйхенбаума Елизавета в итоге выбрала не Довлатова, а Олега Даля. И стала его женой.

Просыпайся.
Ты слишком
глубоко уснул.
А проснулся
— почти оплешивел.
Кто-то снес на толкучку
прадедовский стул,
а любимую
к площади вывел.
Брюки жгут
ожиревшие
в лежке бока.
Восемь трещин
на высохшем мыле.
Руку к пачке — но там
уже нет табака.
К телефону
- его отключили.
Ты по лестнице,
всеми дверями гремя,
к людям,
кои у стеночки встали.
Спросишь их:
а вы здесь
не видали меня?
И ответят они:
не видали.

Евгений Вензель, 1977.

Ускользающая красота на картине Михнова-Войтенко.

Курехин: «Берешь какое-то явление и отбрасываешь от него либо половину, либо кусок. Я уже пробовал на некоторых концертах. Скажем, если это балет, то он идет без музыкального сопровождения. Знаешь, когда в тишине танцуют балерины, это как-то настолько дико».

Как тут не вспомнить планы Курехина и Драгомощенко по созданию балета с поющими артистами. А если все это дело соединить? Балет, где танцуют и поют а-капелла - это могло быть что-то.