Людмила Штерн - о своей маме:
Однажды, когда ей было лет четырнадцать, она увидела идущую навстречу Ахматову, высокую, красивую, в длинном черном пальто нараспашку. Мама задохнулась от волнения, перебежала на другую сторону, вернулась и снова пошла ей навстречу. И так четыре раза. Наконец Анна Андреевна остановилась:
– Девочка, если у меня не галлюцинация, ты попадаешься мне навстречу пятый раз.
Мама вспыхнула и извинилась.
– Ты, наверно, тоже пишешь стихи? – спросила Ахматова.
От этого «тоже» у мамы, по ее словам, остановилось сердце.
– Если ты не очень спешишь, проводи меня, – сказала Ахматова, – и прочти какое-нибудь свое стихотворение.
Мама от счастья не могла вымолвить ни слова, но проводила Анну Андреевну, а будучи взрослой, много раз встречалась с Ахматовой у общих друзей.
Мама Людмилы Штерн Надежда Фридланд-Крамова - актриса, поэт. Училась у Гумилева, дружила с Маяковским. На первом фото - с режиссерами Юткевичем и Эйзенштейном. Третий снимок пояснять, наверное, не требуется.
Однажды, когда ей было лет четырнадцать, она увидела идущую навстречу Ахматову, высокую, красивую, в длинном черном пальто нараспашку. Мама задохнулась от волнения, перебежала на другую сторону, вернулась и снова пошла ей навстречу. И так четыре раза. Наконец Анна Андреевна остановилась:
– Девочка, если у меня не галлюцинация, ты попадаешься мне навстречу пятый раз.
Мама вспыхнула и извинилась.
– Ты, наверно, тоже пишешь стихи? – спросила Ахматова.
От этого «тоже» у мамы, по ее словам, остановилось сердце.
– Если ты не очень спешишь, проводи меня, – сказала Ахматова, – и прочти какое-нибудь свое стихотворение.
Мама от счастья не могла вымолвить ни слова, но проводила Анну Андреевну, а будучи взрослой, много раз встречалась с Ахматовой у общих друзей.
Мама Людмилы Штерн Надежда Фридланд-Крамова - актриса, поэт. Училась у Гумилева, дружила с Маяковским. На первом фото - с режиссерами Юткевичем и Эйзенштейном. Третий снимок пояснять, наверное, не требуется.
Двор. Весна. Жую печенье.
– Дай кусманчик!
– Нет, не дам...
Тотчас – первое крещенье
Получаю по зубам.
Удивляюсь. Вытираю
Покрасневшую слюну.
Замечаю тетю Раю,
Подбежавшую к окну.
Знаю – дома ждет расправа.
Восклицаю громко:
– Раз!..
И стоящему направо
Попадаю в левый глаз.
Это помню.
Дальше – туже.
Из деталей – ни одной.
Впрочем, нет:
печенье – в луже,
Тетя Рая надо мной...
Летом – ссоры.
Летом – игры.
Летом – воздух голубей.
Кошки прыгают как тигры
На пугливых голубей.
Разве есть на свете средство
От простуды в январе?!..
Начиналось наше детство
На асфальтовом дворе.
Рыжей крышей пламенело
И в осенний дождь грибной
Лопухами зеленело
Возле ямы выгребной.
Владимир Лившиц.
– Дай кусманчик!
– Нет, не дам...
Тотчас – первое крещенье
Получаю по зубам.
Удивляюсь. Вытираю
Покрасневшую слюну.
Замечаю тетю Раю,
Подбежавшую к окну.
Знаю – дома ждет расправа.
Восклицаю громко:
– Раз!..
И стоящему направо
Попадаю в левый глаз.
Это помню.
Дальше – туже.
Из деталей – ни одной.
Впрочем, нет:
печенье – в луже,
Тетя Рая надо мной...
Летом – ссоры.
Летом – игры.
Летом – воздух голубей.
Кошки прыгают как тигры
На пугливых голубей.
Разве есть на свете средство
От простуды в январе?!..
Начиналось наше детство
На асфальтовом дворе.
Рыжей крышей пламенело
И в осенний дождь грибной
Лопухами зеленело
Возле ямы выгребной.
Владимир Лившиц.
На фото - Алексей Сорокин, друг Хвостенко, поэта Мандельштама (который Роальд, а не Осип) и художника Арефьева.
Сорокин, прекрасно знавший современную поэзию (стихи своего друга Мандельштама читал по памяти метрами), предпочитал жить прошлым.
Носил шляпу, крылатку, трость; речь его была максимально оторвана от текущих реалий.
Комната Сорокина в коммуналке была забита антиквариатом, найденным на помойках и отреставрированным.
В комнате на стене висели рапиры. Когда за ним приехали - забрать в психушку, Алексей Георгиевич схватил одну из рапир и храбро пустился в бой.
Странно, что Сорокин не попался на глаза Довлатову - определенно его персонаж. Эдакий петербургский Буш.
Сорокин, прекрасно знавший современную поэзию (стихи своего друга Мандельштама читал по памяти метрами), предпочитал жить прошлым.
Носил шляпу, крылатку, трость; речь его была максимально оторвана от текущих реалий.
Комната Сорокина в коммуналке была забита антиквариатом, найденным на помойках и отреставрированным.
В комнате на стене висели рапиры. Когда за ним приехали - забрать в психушку, Алексей Георгиевич схватил одну из рапир и храбро пустился в бой.
Странно, что Сорокин не попался на глаза Довлатову - определенно его персонаж. Эдакий петербургский Буш.
Есть версия, что песня Майка «Мы живем в зоопарке» вдохновлена стихотворением Сологуба «Мы плененные звери».
«Стихотворение Сологуба могло привлечь Науменко центральным образом мир (жизнь) — зоопарк», - рассуждает филолог Марина Капрусова в статье «Майк Науменко в литературном пространстве Петербурга XX века».
Вот начало стишка Сологуба.
Мы — пленённые звери,
Голосим, как умеем.
Глухо заперты двери,
Мы открыть их не смеем.
А вот Майк:
Смотри - повсюду
клетки квартир
Угpюмый служитель
так грозно глядит
из под арки
Hо я не в обиде, ведь он не знает, что мы,
Что мы все живем в зоопарке.
Образность схожа.
Но мне кажется, все проще. Филолог Капрусова, вероятно, не знала про T. Rex (любимейшую группу Майка) и песню Spaceball Ricochet. Рефрен песенки - We just live in a Zoo («Мы просто живем в зоопарке»).
Майк сочинил свою вещь в 1975-м, это одна из первых его заметных песен. Тирексовский альбом Slider со Spaceball Ricochet вышел тремя годами раньше.
Так что «Звери» Сологуба тут наверняка не причем.
«Стихотворение Сологуба могло привлечь Науменко центральным образом мир (жизнь) — зоопарк», - рассуждает филолог Марина Капрусова в статье «Майк Науменко в литературном пространстве Петербурга XX века».
Вот начало стишка Сологуба.
Мы — пленённые звери,
Голосим, как умеем.
Глухо заперты двери,
Мы открыть их не смеем.
А вот Майк:
Смотри - повсюду
клетки квартир
Угpюмый служитель
так грозно глядит
из под арки
Hо я не в обиде, ведь он не знает, что мы,
Что мы все живем в зоопарке.
Образность схожа.
Но мне кажется, все проще. Филолог Капрусова, вероятно, не знала про T. Rex (любимейшую группу Майка) и песню Spaceball Ricochet. Рефрен песенки - We just live in a Zoo («Мы просто живем в зоопарке»).
Майк сочинил свою вещь в 1975-м, это одна из первых его заметных песен. Тирексовский альбом Slider со Spaceball Ricochet вышел тремя годами раньше.
Так что «Звери» Сологуба тут наверняка не причем.