​Когда заходит речь о средневековых венецианских дожах, наверное, первым на ум приходит знаменитый Энрико Дандоло (1107 - 1205). Слепой старик, сумевший использовать крестоносное войско в своих целях для установления господства Венеции в Средиземноморье и Константинополе, определенно достоин восхищения. Однако основы могущества Светлейшей республики были заложена за два века до него другим, не менее предприимчивым дожем Пьетро II Орсеоло (961 - 1009).

Венеция X века была отнюдь не такой сильной, как в последующую эпоху. Однако уже тогда торговые коммуникации с Востоком, частью которых были адриатические морские маршруты, были важнейшей основой жизнедеятельности Республики. Главную опасность здесь для нее представляли славянские пираты из Неретвлянского княжества — прибрежной области в бассейне реки Неретвы. Они атаковали торговые суда и брали в плен людей, в числе которых однажды оказался сын дожа Орсо II Партечипацио (911 - 932) по имени Пьетро. А с 80-х гг. X века венецианцы выплачивали ежегодные денежные «подарки» славянам, именуемые census. Ситуация, мягко говоря, не из приятных. Но к концу века Венеция делает значительный шаг в сторону установления своего господства на Адриатике.

Весной 1000 года Пьетро II организовал морскую экспедицию, целью которой была «демонстрация мощи» Венеции. Многие города Далмации и Истрии (Сплит, Задар и др.) признали политическое господство Светлейшей, но некоторых пришлось усмирять силой оружия. В их числе были и набившие оскомину неретвлянские пираты. В ходе экспедиции были разорены пиратские базы в устье Неретвы и захвачено несколько десятков знатных славянских купцов. Они были отпущены на свободу в обмен на отказ от взимания дани с венецианских торговых кораблей. Экспедиции сопутствовала успешная дипломатическая работа, в результате которой немецкий император Оттон III признал за дожем титул «герцога Далматинского», а император Византии отреагировал на это молчанием, которое было воспринято как согласие с новым порядком вещей.

Не стоит думать, что Венеция в результате похода установила прочное господство в Адриатике. По сути, это было пробой сил перед дальнейшими действиями. Однако и преуменьшать значение похода было бы ошибкой. Благодаря ему был заложен первый камень в основание будущей «Венецианской империи». На современников поход Пьетро Орсеоло произвел огромное впечатление. В честь его успеха была учреждена торжественная церемония «Обручения с морем», которая проводилась ежегодно в праздник Вознесения вплоть до упразднения Республики в 1798 году.

На фото — дож Пьетро II со своим сыном Оттоном.

#history #longread #Italy

Те из вас, кто пристально следит за новостями из сферы гуманитарного знания, уже наверняка слышали о находке старейшего в истории некартографического изображения Венеции, обнаруженного в рукописи XIV века (подобнее здесь). Автором рисунка считается итальянский монах-францисканец Никколо да Поджибонси, который в 1345-1350 гг. совершил паломничество на Восток. Этот рисунок, как и многие другие, является частью Libro d’Oltramare, «Книги о заморских странах», написанной монахом по возвращении из паломничества. При написании Никколо использовал свои записи, сделанные им во время путешествия на гипсовых табличках. Его «Книга» имеет несколько особенностей, которые выделяют ее в ряду средневековых описаний святых мест. Во-первых, Никколо описывает не только святыни и достопримечательности Иерусалима, Дамаска и Каира, но и всяческие диковинные вещи через призму собственного опыта и своего «Я». Для жанра традиционных паломнических «хожений», ориентированных на воспроизведение и повторение определенных литературных топосов, т.е. образцов, такой метод описания довольно необычен. Другой особенностью «Книги» является ее язык. Никколо написал ее не на традиционной для данного жанра латыни, а на его родном тосканском диалекте, который впоследствии лег в основу современного итальянского языка. Наконец, в эпоху Ренессанса его «Книга» легла в основу анонимного паломнического «хожения» «Viaggio da Venetia al Sancto Sepolchro et al Monte Sinai» («Путешествие из Венеции к Гробу Господню и к горе Синай»), опубликованного в Венеции в 1518 году. Этот текст стал самым популярным в своем жанре в ренессансной Италии, выдержав около шестидесяти печатных изданий. Однако к тому моменту имя автора благополучно забыли.

#history #Italy

​Один из выдающихся дореволюционных медиевистов Петр Бицилли считал, что символизм и иерархизм составляют формулу средневековой культуры и мировоззрения. И эта формула проявлялась во всех сферах бытия.

Взять хотя бы представление о символизме и иерархии материалов на примере дерева, камня и металла. Для средневековья древесина — живой материал, в отличие от двух других. Она освящена образом Святого Креста. Дерево живет и умирает, болеет и имеет изъяны, практически как человек. Неудивительно, что древесину сравнивали с человеческой плотью и приписывали ей наличие вен, «крови» и «гуморов». Кроме того, во множестве историй о говорящих, плачущих, кровоточащих и движущихся статуях, вал которых накрыл Европу на рубеже двух тысячелетий, фигурируют именно деревянные статуи. А изготовление каменной статуи взамен деревянной было также способом «наказать» того святого, которого она изображала за неисполнение своих обязанностей или невыполнение части договора.

Металл среди этой тройки занимает низшую позицию. Извлеченный из глубин земли и обработанный огнем (сразу намек на преисподнюю), он представлялся чуть ли не плодом колдовской операции. Кузнец, несмотря на его практическую важность и востребованность в средневековом социуме, был фигурой противоречивой — как раз потому что работал с «грязной» материей и возможно имел дело с потусторонними силами. Ему противостояла фигура плотника, более скромного в плане статуса, но зато более «чистого» и благородного благодаря работе с «живой» материей.

Не потому ли средневековая Европа так упорно представляла Христа как сына плотника Иосифа, хотя в самом Священном Писании об этом нет четких сведений?

#culture

​Мой город – тот, где ради Иоанна
Забыт былой заступник, потому
Его искусство мстит нам неустанно

(Ад, XIII, 143-145)

Эти строки дантовской «Комедии» относятся к родному городу поэта, Флоренции. Одной из ее главных достопримечательностей считается стоящий напротив Дуомо баптистерий Сан-Джованни. В Средневековье среди флорентийцев была распространена легенда, что баптистерий якобы стоит на месте древнего языческого храма, посвященного богу войны Марсу. А рядом с Понте-Веккьо находился обломок конной статуи: ее флорентийцы отождествляли со статуей Марса. Она стояла в центре храма, но во время его перестройки в баптистерий ее оттуда вынесли. Непонятно зачем, но жители решили ее оставить. Наверное, «на память»: все-таки почти пять веков со времен Юлия Цезаря Флоренция находилась под сенью Марса в лице расквартированных ветеранов.

Сама статуя – точнее, ее обломок – стала свидетельницей одного события, имевшего грандиозные последствия для последующей истории Флоренции. До 1215 года Флоренция неизменно оставалась в стороне от многочисленных конфликтов между императорами и папами, коих к тому моменту набралось приличное количество. Но в роковой 1216 год разразилась вражда между сильнейшими семьями города – Буондельмонти и Уберти, к которым примыкали соответственно семейства Донати и Амидеи. На одном из банкетов сынок Буондельмонти по имени Буондельмонте (фантазия 10 из 10) подрался с представителем семьи, родственной Амидеи, и ранил его. Дабы загладить вину, юноша дал обещание жениться на его племяннице из этой семьи. Однако довольно скоро Буондельмонте влюбился в девушку из семьи Донати и, нарушив обещание, обручился с ней. Разрыв помолвки, да еще и в такой грубой форме, по тем временам считался оскорблением для всего рода. Такой позор смывается лишь кровью. Члены семей Амидеи, Уберти и других родственных им собрались вместе, дабы решить, как поступить. По преданию, они пребывали в нерешительности и долго обсуждали последствия своего поступка. В итоге один из них, Моска деи Ламберти, сказал фразу, ставшую легендарной: «Cosa fatto capo ha» (букв. «что сделано, то с головой», т.е. сделанного не воротишь), и таким образом убедил родичей свершить возмездие. В пасхальный день 11 апреля 1216 года, когда Буондельмонте ехал на запланированную свадьбу на своем белом коне, четверо вооруженных людей напали на него из засады у «статуи Марса», избили и зарезали. Так началась вражда Буондельмонти и Уберти, которая ввиду могущества родов переросла в гражданское противостояние. А когда император Фридрих II открыто поддержал Уберти и их союзников, Буондельмонти ничего не оставалось, кроме как искать поддержки у его противника – папы римского. Так Флоренция разделилась на гибеллинов и гвельфов и надолго погрузилась в пучину убийств и изгнаний. Сия горькая чаша не миновала и прославленного Данте.

Ниже – картина итальянского художника XIX века Франческо Альтамура «Похороны Буондельмонте».

#history #Italy

​О время, ты в стремительном полете
Доверчивым приносишь столько зла!
О быстрые — быстрее, чем стрела, —
Я знаю, дни, как вы жестоко лжете!

Но я не вас виню в конечном счете:
Природа вам расправила крыла,
А мне глаза, несчастному, дала,
И мой позор и мука — в их просчете.

Надежный берег есть — к нему привлечь
Давно пора вниманье их, тем боле
Что вечных бед иначе не пресечь.

Амур, не ига твоего, но боли
Душа моя бежит: о том и речь,
Что добродетель — это сила воли.

Франческо Петрарка, сонет 355