После зависшей каникулярной паузы молчание можно прервать только …«Психоаналитическим актом». «Новым» семинаром 1968 года Лакана, официально вышедшим в этом году в Париже в редакции Ж.А.Миллера на французском языке.

Торжественно представляем перевод введения Миллера, опубликованный на обложке и содержание семинара (оно как всегда впечатляет!).

От себя добавим, что, наконец, восстановлен в своих правах еще один ценный 🧩пазл из учения Лакана- тот, который восстанавливает переход от логики Аристотеля и его квадрата через квадрант Пирса к квадрату собственно психоаналитическому. Этот переход мы изучали на нашем ателье чтения курса «1,2,3,4» Миллера…

📢но к этому мы еще вернемся в новом учебном году, который уже не за горами!

А пока представление Ж.А. Миллера:

«Этот семинар знаменует собой поворот. Он рассматривает один и лишь один вопрос, на который Лакан до сих пор отвечал лишь окольным путем: “Что такое аналитик, un analyste?”
Ответ: “Это анализант”. (Этим словом Лакан заменяет слово анализируемый).
Тот, который довел аналитический опыт до своего завершения, terme.

Каково это идеальное завершение, terme? Чтобы об этом узнать, достаточно артикулировать логику психоаналитического пути.» читать дальше

Схема Пирса

🎆 "Логика синтома" Фабьена Хулака, несомненно, войдет  в хит- парад книг нового учебного сезона на "Клинике сингулярности".  Почему? Хотя бы потому, что "практическое применение логики синтома" - один из насущных клинических вопросов. Тем более, что прошлый учебный год был посвящен изучению курса  "Запчасти" Ж.А. Миллера и параллельно с ним семинара "Синтом" Лакана и случаю Джойса ( продолжение следует в новом учебном году).

Эта книга значительно расширяет практику «синтома» и возвращает нас к логике в том смысле, как ее понимают и применяют в психоанализе. Итак, представляем перевод обложки и  оглавления  и пара пунктуаций для начала :

Представление: 
"В этом исследовании изучаются случаи и произведения, относящиеся как к художественному авангарду, так и к безумию, где имеется функция заместительства в развязке субъективной структуры их авторов.

Невротический симптом происходит из того, что Фрейд назвал Эдиповым комплексом, Лакан извлек из него структуру, сведя ее к означающему Имени - Отца, которое он выдвигает в своем последнем учении как основополагающий принцип субъекта с борромеевским связыванием трех инстанций: Реального, Символического и Воображаемого. Он обобщит эту функцию связывания, заменив этот термин симптом термином синтом.

Практическое применение логики синтома основано на парадоксе с логической точки зрения самого логика, поскольку она не соотносима с формами аргументации, представленной в каждой из глав настоящей работы, но с диагональным отношением, которое их связывает. В нем мы узнаем памятную оппозицию между аналитическим и диалектическим разумным основанием.

Таким образом, в этом исследовании изучаются случаи и произведения, относящиеся как к художественному авангарду, так и к безумию, где выполняется функция заместительства в развязывании субъективной структуры их авторов. Поскольку синтом порождает творение, изобретение, он пересекает все поля знания. Это заставляет задуматься о всей важности вопроса, касающегося стыковки письма и тела, как у Лори, так и у Вольфсона, Вёльфли или Арто.

Если придерживаться клиники, возникает вопрос о том, какое место занимает аналитик в поддержке продвижения такого изобретения у пациента, находящегося в тупике своего субъективного связывания: «человек с анаморфозами» – случай, представленный в данном эссе.

Фабьен Хулак (Fabienne Hulak) – психоаналитик, член Школы Фрейдовой причины (E. C. F.) и Всемирной ассоциации психоанализа (A. M. P.), старший преподаватель кафедры психоанализа университета Париж 8 Венсен-Сен-Дени, член лаборатории “Клиническая секция” EA 4007 и консультант в E. P. S. Виль-Эвра.


ОГЛАВЛЕНИЕ

I СИМПТОМ ИЗОБРЕТЕНИЕ – 9
Шребер теоретик – 10
Филлип Шазлен / Philippe Chaslin и математика –12
Примо лакановский психоз – 13
Бессознательное пространство одностороннее –18
Безумная ересь в изобретении знания –19
Шизография, авангард симптома – 22
Любовь поэзии – 22
От матемы к поэме – 26
Тупик определения – 28
Вдохновенные писания: Марсель, Эмэ, Джойс – 31
Марсель C., Джойс и налагаемые речи – 36
Невольная поэзия: Эмэ – 38
Подход к новому знанию – 40
О языке и его использовании – 44
Абоненты бессознательного – 47
Бессознательное под открытым небом – 49
Шребер и бредовая метафора – 50
Иностранный язык: неразличимость языка для Шребера – 51
Отключенные от бессознательного абоненты – 47
Джойс трансязык – 54
Луи Вольфсон; интервал между двумя языками – 55
Отсутствующий язык – 60
К новой парадигме: от парафрении к ординарному психозу – 65
Нулевая степень парафрении – 66
Нормальность Бриджит Б. – 69
Менталитет – 73
К новой парадигме – 75

II ОТ НЕСОГЛАСОВАННОСТИ К СИМУЛЯЦИИ СИНТОМА - 83
Шазлен, клиника несогласованности и реального в математике – 84
Заново продумать основания клиники – 84
…..
👉🏿читать дальше  https://lacan-sinthome.ru/fabiennehulak

С первых строк книги улавливается отнюдь не новый вопрос о связи между теорией и практикой в психоанализе. Новым же здесь на наш взгляд является радикальный акцент на том, что такое  "знание" или даже теоретическое знание в психоанализе. Первая глава в книге называется «Шребер теоретик». Итак, кто же на самом деле первый и настоящий теоретик психоза? Фрейд? Лакан? Доктора психиатры?  Фабьен Хулак в своей книге "Логика синтома. Применение на практике» недвусмысленно заявляет следующее:

«Предоставляя теорию своего бреда, Президент Шребер становится одним из первых теоретиков психоза» (с.10, Логика синтома). Автор «Логики синтома»раскапывает письмо Фрейда к Юнгу, который, кстати, и обратил внимание Фрейда  на «Мемуары невропата» : «Шребер лучший, его нужно было бы сделать профессором психиатрии и директором больницы!»  В этом письме Фрейд пишет , что «констатирует «поразительную согласованность» с его собственной теорией и признается, "что смущен  и что у него нет ни малейшего резона умалчивать о случайном совпадении, о котором возможно могут подумать  его читатели". (с. 11 "Логика синтома")

«Шребер сделался теоретиком своего симптома, внося вклад в лечение себя и одновременно   продуцируя знания. К тому же он использует его, чтобы вступать в противоречие с Крепелиным, который мог бы в свою очередь  его почитать ". (с.11. "Логика синтома")

«Мы предлагаем в этом издании приблизить это знание присущее психозу (на условиях конверсии) к теоретическому знанию, которое вписано в кадр психоаналитического дискурса. Очевидно, что это понятие психоза относится к фиктивной сущности по Бентаму". (с.11. "Логика синтома")
Продолжение следует …

«Вот, был понятный симптом (symptôme), а теперь что – еще и синтом
(sinthome)? … К чему эти фокусы с разоблачением языка?Что стоит за этой языковой
игрой?» задается вопросами в своей заметке Анна Кондякова и напоминает нам о том, что «В каждом языке мы также можем обнаружить следы первоначальных
значений… и что
«С этимологией слов наиболее удачно обращаются маленькие дети,
которые легко превращают «нелепо» в «лепо», «молоток» в «колоток»,
«пружинку» в «кружинку», а «язык» в «лизык», потому что он может
лизать»… о лаланговым языкотворчестве через призму Корнея Чуковского и не только читайте дальше в нашем Лакан-блоге

Что ж, добавить на сайт КС эту книгу как рекомендованную к прочтению - особое удовольствие!

Ну, признаемся, что в любом языке есть свое «богатство». И переводя Лакана с французского, мы отталкиваемся от богатства экивоков прежде всего французского языка. Это, кстати, словосочетание Лакана «богатство языков».
Бог-адство языков?

Консистентность языка - это, несомненно, его грамматика, его Другой, Бог грамматики.
А наслаждение языком- это то его «адство», когда каждый ребенок говорит «своим телом».
Чуковский обратил внимание на детскую речь еще в 1928 году. Книга выдержала 12 изданий.
Объяснять наслаждение от лаланга, йазыка, т.е. "лизыка" - это все равно, что объяснять почему анекдот смешной. Эта книга, на наш взгляд, наглядно демонстрирует концепцию лаланга / лизыка Лакана на русском языке.
Помимо удовольствия от перечтения (вряд ли вы ее не читали!), эта книга - вход в логику экивоков говорящего тела на русском языке .

Итак, Корней Чуковский «от 2 до 5» впечатляющее содержание

Вдогонку к\за лалангом: "лизыковые" зарисовки от Чуковского (не без Миллера и Лакана)
из нашего Лакан-блога:

https://lacan-sinthome.ru/chukovsky

«Джойс не знал, что он делает синтом, я хочу сказать, что он его симулировал. В этом он был бессознательным. И поэтому он является искусным пиротехником, un pur artificier, 🎇, человеком ноу хау, savoir faire, что мы также называем артистом».

Жака Лакан , Семинар «Синтом»,с.118

Фабьен Хулак поясняет понятие «бессознательного» во фразе Лакана, приведенной выше: «Понятие бессознательного здесь - это омонимия, Джойс не конструировал бредовую метафору, но синтом, творческую деятельность, которую позволяла ему заместить недостачу, carence, воображаемого. Даже если он провел всю свою жизнь за письмом, он не мог действительно понять значение, la portée , того, что он делал. Эта недостача, carence, проявилась явным образом во время записи, при обращении к воспоминанию, которое теперь стало парадигматическим. Когда товарищи побили жестоко Стефана кочерыжками. Это приводит к провалу аффекта, откреплению от того, что переживается телом. Оболочка, enveloppe (образ) тела тогда соскальзывает как кожура, как кожура у зрелого фрукта. Эта отделяющаяся кожура есть тело, ставшее странным для субъекта, который сигнализирует об этом своей реакцией отвращения.
Эта сингулярность восприятие тела- индекс мерцания , vacillation спекулятивного образа , которому Лакан придавал огромную важность.

Небольшой клинический факт, который приводит к постижению идеи о модальности восстановления эго через синтом.

Синтом (симптом) - это толчок к творчеству, который иногда приводит к высоко интеллектуальным и сложным выработкам (искусство, наука и тд), которые имею функцию заместительства».

Фабьен Хулак , «Логика синтома», с. 17

А вот и знаменитая иллюстрация "кочерыжной" экзекуции (farewell, body) из романа Джойса "Портрет художника в юности":

Через несколько дней после этого публичного выговора, идя вечером по Драмкондра-роуд с письмом в руке, он услышал за собой окрик:
— Стой!
Обернувшись, он увидал, как в сумерках к нему приближаются трое из его одноклассников. Окрик исходил от Цапленда, который шагал между двумя спутниками, размахивая в такт шагам тонкой тростью. Боланд, его приятель, шагал рядом с ним, широко ухмыляясь, а Нэш, немного отставший и запыхавшийся от скорости, отдувался и мотал большой рыжей головой.
Мальчики свернули вместе на Клонлифф-роуд и начали говорить о книгах и о писателях, рассказывая, что они читают и сколько книг в шкафах их родителей. Стивен слушал их не без удивления: Боланд был в классе признанным тупицей, так же как Нэш — лентяем. И в самом деле, когда разговор пошел о любимых писателях, Нэш назвал капитана Мэрриэта, объявив, что он — самый великий писатель.
— Шутишь! — сказал Цапленд. — Спросим Дедала. Кто самый великий писатель, Дедал?
Стивен уловил тон насмешки в его вопросе и в свою очередь спросил:
— Из прозаиков, ты хочешь сказать?
— Да.
— Я думаю, Ньюмен.
— Это который кардинал? — спросил Боланд.
— Да, — отвечал Стивен.
С широкой ухмылкой, разлившейся по его веснушчатой физиономии, Нэш обернулся к Стивену и спросил:
— Ты что, любишь кардинала Ньюмена, Дедал?
— Ну, многие говорят, что у Ньюмена лучший прозаический стиль, — пояснил Цапленд своим спутникам. — Но он, разумеется, не поэт.
— Цапленд, а самый лучший поэт кто? — спросил Боланд.
— Лорд Теннисон, конечно, — ответил Цапленд.
— Да-да, Теннисон, — сказал Нэш. — У нас дома все его стихи в одном томе.
Здесь Стивен, не выдержав данного себе обета молчания, взорвался:
— И Теннисон — поэт? Да он же простой рифмач!
— Уж это ты брось! — сказал Цапленд. — Все знают, что Теннисон — величайший поэт.
— А кто ж по-твоему самый великий поэт? — спросил Боланд, толкнув соседа локтем.
— Конечно, Байрон, — заявил Стивен.
Сначала Цапленд, а затем и вся тройка презрительно расхохотались.
— Что вы смеетесь? — спросил их Стивен.
— Над тобой смеемся, — отвечал Цапленд. — Байрон — самый великий поэт! Да он для одних необразованных!
— Славный небось поэт! — сказал Боланд.
— А ты помалкивай лучше, — с задором повернулся к нему Стивен. — Ты о поэзии только знаешь, что сам накорябал на стене в сортире, тебя на порку за это послать хотели.
Про Боланда действительно говорили, что он написал на стене в сортире стишок про своего одноклассника, который уезжал из колледжа на каникулы верхом на пони:
Наш Тайсон при въезде в Иерусалим
Свалился с осла и зашиб носолим.
При этом выпаде оба приспешника замолкли, но Цапленд не прекратил атаки:
— Как бы там ни было, а Байрон — еретик и безнравственная личность.
— А мне дела нет, каким он был! — с жаром воскликнул Стивен.
— Значит, тебе нет дела, был ли он еретик? — спросил Нэш.
— Да ты-то что знаешь тут? — крикнул Стивен. — Что ты, что Боланд, вы в жизни строчки не прочитали, кроме тех, что списывали!
— Я знаю, что Байрон был плохой человек, — сказал Боланд.
— Держите-ка этого еретика! — скомандовал Цапленд.
В ту же минуту Стивен был схвачен.
— Тэйт уже однажды тебе задал трепку, — продолжал Цапленд, — у тебя в сочинении была ересь.
— Я ему завтра все скажу, — посулил Боланд.
— Да ну? — сказал Стивен. — Ты у нас рот боишься раскрыть!
— Я боюсь?
— Ага. Боишься за свою шкуру.
— Веди прилично себя! — крикнул Цапленд и ударил Стивена по ногам тростью.
Это было сигналом для атаки. Нэш держал его сзади за руки, а Боланд вооружился большой кочерыжкой, валявшейся в канаве. Хотя Стивен отбрыкивался и отбивался, но под ударами трости и узловатой кочерыжки он вскоре оказался прижат к изгороди из колючей проволоки.
— Покайся и скажи, что Байрон гроша не стоит.
— Нет.
— Покайся.

— Нет.
— Покайся.
— Нет. Нет.
В конце концов, после отчаянных усилий он как-то высвободился от них. Хохоча и осыпая его издевками, мучители удалились в сторону Джонсис-роуд, а он, весь багровый и задыхающийся, в порванной одежде, ковылял следом, ничего не видя от слез, сжимая в бешенстве кулаки и всхлипывая.
Сейчас же, пока он повторял «Confiteor» под благодушные смешки слушателей, а в уме его с острой отчетливостью мелькали сцены этого жестокого эпизода, его удивляло, отчего в нем совсем не осталось зла против его мучителей. Он ни на гран не позабыл ни их жестокости, ни их трусости, однако воспоминания об этом не возбуждали в нем гнева. Поэтому же все описания исступленной любви или ненависти, читанные им в книгах, казались ему неистинными. Даже в тот самый вечер, когда он ковылял домой по Джонсис-роуд, он уже чувствовал, словно какая-то сила совлекает с него скоропалительный его гнев, с такою же легкостью, как со спелого плода срывают мягкую кожуру.

1 сентября в День знаний вернемся к тому, что такое знание в психоанализе, и что лежит в основании его изобретения.«Безумная ересь в изобретении знания» , так называется отрывок из представленной ранее книги Фабьена Хулака «Логика синтома»:
«Напомним, что Лакан был «отлучен» от учреждения своего времени. Это был еретик. Он порвал с ортодоксией IPA, вернувшись к истоку: изобретению фрейдовского бессознательного.

В своем уроке от 13 апреля 1976 года, он заявляет:
«Именно в рамках того, что Фрейд действительно сделал открытие – предполагая, что это открытие истинно – можно сказать, что реальное есть мой симптоматический ответ.»
Лакан, Семинар 23, Синтом, с.132

И, далее, прежде, чем прийти к заключению:

 «что свести этот ответ к симптоматическому бытию, etre symptomatique , это также свести любое изобретение к синтому.»
Лакан, Семинар 23, Синтом, с.132.

Изобретение знания – это ересь в отношении ортодоксальности знания, установленного в рутине. Но что в этом есть от безумия, folie?

На встрече с преподавателям из Йельского Университета, 24 ноября 1975 года, Лакан заявляет:

«Психоз -это испытание на строгость, rigeure. В этом смысле я бы сказал, что я психотичен. Я психотичен по одной простой причине, потому что я всегда пытаюсь быть строгим.»
Ж. Лакан «Конференции и встречи в северо-американских университетах».

В ходе этого диалога он отвечает одному из своих собеседников:
«Логические конструкции, я говорил, что я их рассматриваю как психотические…»

Или, в «Etourdit» Лакан утверждает, что если он и работал над теорией множеств в своем 18 семинаре «О дискурсе, который бы не был бы кажимостью», то для того, «чтобы достичь этого предела логики - невозможного, о котором он говорит как о «первом  призыве к реальному.»
L’ Etourdit, c.452

Это означает, что  в этой попытке строгости нужно идти по ту сторону.
Лакан идет по ту сторону, извлекая из логики то, что он называет матемой. Другими словами, строгое измышление, доводящее цепь разумных причин до своего конца, т.е. достигающее своего тупика, либо невозможного, как того, что обрезает реальное, проделывает дыру в знании».

… В 20 семинаре , Еще, Лакан сводит математическую формализацию к узлу из трех единиц, une, к модели солидарности букв в формуле, если одной не хватает, ничто больше ее не удерживает.

… Наконец, он приходит к тому, что определяет омофонию как «истощенную матему, matheme exténué», «атом поэматических расчетов» (Мильнер).
Этот последний этап в теоретизации доступа к реальному стал проявленным после 23 Семинара Синтом, где он говорит , что Джойс произвел «аппарат, сущность, абстракцию симптома».

Таким образом, именно эпистемическая ценность джойсовского диспозитива привела к парадигме, и приглашает нас к выявлению в том или ином произведении конструкции подхода к реальному, знания, которое есть изобретение,сводимое к синтому».
Фабьен Хулак «Логика синтома», с. 20-21.

Шизгография, авангард симптома.
Продолжим еще вместе с Hulak, в этой книге обнаруживается потайная или, скорее, похищенная дверь в синтом, на стыке вопросов о связи между безумием, письмом, поэзией и психоанализом. Вот несколько ключей, которые, как мне кажется, намечают вход в синтом Лакана.
Итак, акцент на том, что Лакан всегда задавался вопросом об  искусстве и поэзии, во всех своих семинарах и письменных работах с самого начала. «Поэматическое» «занимает в них все более важное  и фундаментальное место, беря верх над матемой в его последнем учении, что является недостаточно раскрытым и развитым подходом». Логика синтома. с.26
Автор книги прочерчивает путь Лакана, начиная отсчет со статьи 1931 года  «Инспирированное» написанное: шизография» в соавторстве с Леви- Валенси и Миго, до «Литуратерры» (1971) и до «L’insu que sait de l’une-bévu s’aile à mourre (1976-1978), где Лакан утверждает, что «насколько интерпретация именно сжимает симптом, настолько истина определяется поэтическим». (Лакан, Семинар 24).
Хулак задается  вопросом, который стоит отметить, словно сорван с губ немых читателей Лакана: «Мы можем спросить себя, что означает этот интерес к поэзии, которую мы могли бы рассматривать как древнюю практику означающего и какова ее связь с психоанализом?
Как Лакан перешел от психотического симптома к разработке, имеющей ценность для лечения субъектов, называемых невротическими, в вопросах конца анализа и в том, что он назвал процедурой пасса? «Логика синтома», с.26
А дальше еще интереснее!  Потому что подход Хулака оживляет также вопрос о связи между безумием и творчеством, присутствующий, несомненно и в русской психиатрии, к чему мы обязательно еще вернемся. Хулак напоминает о том, что европейская психиатрическая традиция очертила психотический симптом письма начиная с конца 19 века, фокусируясь на феноменологическом описании проявлений, относящихся к патологии языка и письма. Хулак выводит  из забвения ряд работ французских авторов, явно незнакомых большинству русскоязычных читателей.
Это, прежде всего, важное исследование Андре Антома и Габриеля Дромара «Поэзия и безумие, Эссе критической психологии (1908), которая одна из первых была посвящена теме «Безумия и поэзии».  Хулак напоминает нам о контексте, в котором зачиналось учение Лакана, не оставив без внимание и фигуру Андре Бретона, отказавшегося от медицины и работы с душевнобольными в пользу поэзии, утверждая, однако, что безумные «гораздо больше поэты, чем он».

Вопрос о связи между безумием и творчеством витал в воздухе конца 19 века, и  отнюдь не Лакану принадлежит здесь звание первооткрывателя.  

И второе. В чем действительно заключается значение открытия Лакана, как это формулирует Хулак, так это в том  какое значение приобретает поэзия для психоаналитической интерпретации. Лакан утверждает: «Я это говорю: отныне весь аналитический язык должен быть поэтическим». (19 апреля 1977, L’insu que sait de l’une -bévue s’aille à mourre, in Ornicar? n17-18, Paris, Navarin,1979).
Что же такое поэзия? Хулак возвращается к вопросу об основании стиха не без обращения к«поэтической революции» Юлии Кристевой, где она выделяет некоторые особенности французского языка, на почве которого могло зародиться автоматическое письмо сюрреалистов.
«Поэзия- это практика сингулярного и энигматического  означающего, которая варьирует между закодированной и свободной от всякого кода практикой, включая то, что называют свободным стихом».
С одной стороны, как отмечает Хулак, автоматическое письмо становится местом, где встречается безумие, отчуждение и художественный авангард. С другой, Лакан обращается к структуре метафоры, образованиям бессознательного  и в особенности, остроумию,wits и отмечает «это не случайность, если Фрейд выбрал слово «фамиллионер», это … поэтическое изобретение».

Хулак напоминает об этой фразе Лакана из 5 семинара, что «никто никогда не приближался к тому, что такое поэзия на самом деле».
Лакан, Образования бессознательного,с.55

Та самая первая работа Лакана, написанная в соавторстве. 1931 год, «Инспирированное» письмо: шизография».

«… Я решил обратить внимание на некоторые песни последних лет. Они могут быть модальностью говорения о том, что занимает наши актуальные мысли, представляя это в гораздо более поэтичной манере, нежели чем банальная медиатизация, которая захватывает и огрубляет наши жизни.
Поэзия, не возвращается ли она в наши дни в виде коротких музыкальных рассказов, где создаются новые рельефы нашего мира?»

Как в песне Франсиса Кабреля:

«Между двумя пустыми перегородками и голой лампочкой, поэзия
Моя жизнь прошла бы мирно и без истории
Но всё было слишком правдиво и я предпочитал верить
В нарисованные фигуры , нарисованные на расплавленных свечах
Поэзия там, где ее никогда не было»


Entre deux cloisons vides et une ampoule nue, la poésie
Ma vie allait passer paisible et sans histoire
Mais tout était trop vrai et j'ai préféré croire
Aux formes dessinées dans les bougies fondues
La poésie où y'en a jamais eu


В психопатологии обыденной жизни Фрейд пишет: «Мы констатируем еще раз, что психоанализ не открывает ничего сверх того, что предчувствовали артисты с давних пор».

Деффье «Клиника настоящего»

https://youtu.be/D9odcNmIkfs?feature=shared

Подкаст выходного дня КС
«Раз-в-лечение по Фрейду»

"Вдоль обрыва, да над пропастью по самому по краю», «не прячь музыку, она опиум», «давай вечером, умрем весело», «плачь, плачь, танцуй, танцуй»,«меня полностью нет, абсолютно всерьез, ситуация хелп, ситуация sos», «она хотела даже повеситься, но институт, экзамены, сессия», «я отсидела свой срок в интернете», «за деньги-да»...
Не являются ли некоторые песни  тем,  что с одной стороны, в поэтической форме схватывает нечто, что  одолевает нас в нашей жизни, но с другой стороны, часто остается тем, что Брехт называл  искусством "без последствий"? Мысли -
словно «скованные одной цепью, связанные одной целью». Что это за цель? Развлечение? "Еще" развлечения? Когда развлечение обнажает влечение к смерти? Как связаны развлечение и потребление? Развлечение и наслаждение? Чем может быть влечение, если не влечением к смерти? Что привносит поэзия  в жизнь  поэта ? "Нечитаемая" литература в жизнь ее автора? Психоанализ  в жизнь анализанта? Лечит ли сублимация ?

«Я просто никогда не видел чистый путь …»
Скриптонит

Психоаналитики в формате радио-шоу обсуждают секреты  влечения и их судеб в современном мире. Не без песен, литературы, сериалов, кино ...

Психоанализ must go on!

Ведущие рубрики: Ирина Макарова, соведущие: Татьяна Медведева, Анна Кондякова, Алла Бибиксарова. Новости, афиша - Вита Никифорова.

https://music.yandex.ru/album/33094947?utm_medium=copy_link

И на https://podster.fm/podcasts/razvlechenie-po-freud

Афиша: Вита Никифорова

Вернемся к ранней работе Лакана, написанной в соавторстве, «Инспирированное письмо:  шизография». Как подчеркивает Фабьен Улак, уже здесь можно выделить   реперные точки будущей концепции замещения, suppleance и синтома.    Улак отмечает, что сам Лакан считал эту свою работу важной . В 1975 вместе с публикацией своей диссертации (в этот же год  идет семинар по Джойсу) он публикует ее в приложении вместе с двумя другими, написанными в момент встречи с сюрреалистами. Итак, это : «Проблема стиля и психиатрической концепции пароноидных форм опыта» (1933), «Мотив параноидного лпреступления: преступление сестер Папен»(1933) и «Инспирированное письмо: шизография» (1931).
«Эта последняя статья сфокусирована на рассмотрении фундаментальных точек, о которых Лакан не перестанет вопрошать до конца своего учения. Мы увидим как вопрошания последнего Лакана возвращаются к этому первому моменту».
 с. 32 (Фабьен Улак)

Что же такое шизография?
Во- первых, это калька с понятия Крепелина шизофазия.  В ней Лакан устанавливает  идею раскола, расщепления субъекта с его письмом, дисассоциацию, производящую новый язык , непонятный даже для самого субъекта.

Шизоафазия- это именование Крепелина для  обозначения шизофренического состояния, в котором расстройство языка является  симптомом предвестником (дисассоциация между функцией помутненного языка и другими психическими функциями сильно или нет измененными).
У другого автора, Гильема Тюлье шизоафазия - это патологический язык раннего слабоумия» , где «характеристики письменного языка совпадают с разговорным языком», но «несогласованность будет менее значительна в письменном языке, нежели в разговорном».

То, что оправдывает введение нового понятия шизографии- это тот факт, что в случае Марсель К. (случай, описанный в шизографии Лакана), несогласованность ранее проявилась на письме, а не в устной речи.

по мотивам «Логики синтома»Фабьен Улак , глава «Инспирированное письмо:Марсель К., Эмэ, Джойс».

«Именно это экстремально активное производство письма, которое по большей своей части полностью несогласованно, контрастирует с абсолютно нормальными характеристиками обычного устного языка и совокупностью интеллектуальных функций… Механизм этих  писаний  неизменен и воспроизводит сегмент параноидного механизма бреда: инспирирование и вторичную интерпретацию. Именно для этой диссоциации между устной речью и письмом, с выявлением четкого механизма, авторы зарезервировали понятие шизографии» .(Инспирированные писания: шизография» , Валенси Ж., Миго П., Ж. Лакан, с.407-408)

Лакан лишь снова воспроизводит это описание,когда он подходит к творчеству Джойса.

Был ли Джойс безумным?
В сеансе от 10 февраля 1976 года Лакан задается этим вопросом, и снова возвращается к  понятию бессознательного и отмечает, что он начал с того, что написал «Инспирированные писания»(1931): « Это факт, что я начал именно с этого, и именно поэтому я не очень удивлен, обнаружив себя на очной ставке с Джойсом. Именно по этой причине я осмелился поставить вопрос, был ли Джойс безумным, т.е. чем были инспирированы, inspiré его писания? Джойс оставил огромное количество записей, каракулей, Scribbledhobble» (Лакан «Синтом», 23 книга, с.78)
и далее,
«Эти  «Scribbledhobble» не разворачивают ли они дискурсивную бредовую продукцию, которая, как Лакан говорит в своем семинаре по психозам, «порой становится литературой, где под littéraires подразумеваются всего лишь исписанные листы бумаги». (Лакан, Психозы, с.103)

Чтобы ответить на этот вопрос «был ли Джойс безумным» Фабен Улак предлагает рассматривать случай Джойса вместе со случаем Марсель К. из его первой работа по шизографии 1931 года, поскольку в обоих случаях присутствует письменная выработка. Но не будем торопиться с ответом.

В случае Марсель К. есть бредовый параноидный  эпизод «полиморфного бреда, психический автоматизм, «элементарные феномены или высказывания из-вне» и богатейшая письменная выработка. Она «утверждает, что то, что она выражает было ей навязано, imposé, не то, чтобы непреодолимым образом или строгим, но в уже сформулированном виде. В строгом смысле понятия, inspiration, внушение », которое возникало, когда она оставалась одна». Она, в частности, утверждала «Я заставлю эволюционировать язык. Необходимо встряхнуть все его старые формы». 
по мотивам книги Фабьен Улак «Логика синтома»

продолжение следует  о связи между творчеством и безумием…