Forwarded from Urssivar : Kaitag Studies
#ashes • Cost
Несколько раз слышал: "официальная статистика по кайтагам врёт". Лет 20 назад — безусловно, но сегодня эта цифра в 37 человек для меня адекватна.
Я интересовался у родственников: "почему вы свой язык называете другим именем, ведь это неправда?" Мне ответили: "знаем, но нам с детства так говорят, и сейчас мы не можем ничего поменять". Да, если на условном 5 десятке ты вдруг признаёшь себя кайтагом, значит всю жизнь ты жил в обмане, и сейчас надо что-то делать. Кайтагов дискриминировали десятилетиями, — не дай Аллагь кому-то ещё, — что нас просто не осталось. Но для меня в этом нет стыда; людей ломают, да, и не нас одних.
В Дагестане я порой чувствую себя как нелегал или вымерший зверь. На вопрос о "национальности" приходится 5 минут объяснять, что нет, вы не ослышались, и нет, мы не все исчезли. У нас здесь нет собственности, и своё право я отстаиваю каждый день: пробиваюсь через "мнение людей", инвестирую в язык, задаю видение. Эта идентичность стоит дорого; не каждый может себе позволить. Так что берите пример с сильных.
Несколько раз слышал: "официальная статистика по кайтагам врёт". Лет 20 назад — безусловно, но сегодня эта цифра в 37 человек для меня адекватна.
Я интересовался у родственников: "почему вы свой язык называете другим именем, ведь это неправда?" Мне ответили: "знаем, но нам с детства так говорят, и сейчас мы не можем ничего поменять". Да, если на условном 5 десятке ты вдруг признаёшь себя кайтагом, значит всю жизнь ты жил в обмане, и сейчас надо что-то делать. Кайтагов дискриминировали десятилетиями, — не дай Аллагь кому-то ещё, — что нас просто не осталось. Но для меня в этом нет стыда; людей ломают, да, и не нас одних.
В Дагестане я порой чувствую себя как нелегал или вымерший зверь. На вопрос о "национальности" приходится 5 минут объяснять, что нет, вы не ослышались, и нет, мы не все исчезли. У нас здесь нет собственности, и своё право я отстаиваю каждый день: пробиваюсь через "мнение людей", инвестирую в язык, задаю видение. Эта идентичность стоит дорого; не каждый может себе позволить. Так что берите пример с сильных.
Forwarded from Urssivar : Kaitag Studies
#ashes • Fortitude
Почти два года назад, готовя выпуск Avdan я навещал своего деда. В его преклонном возрасте ему всё труднее вспоминать, но услышав от меня "кайтагский язык" он быстро поднялся с постели и начал расспрашивать. Были видны сильные эмоции старика, однако тогда я не придал этому большого значения.
Через год моя мать рассказывает, как дед ей после того сказал: "я и так знал их сущность, они нам кайтагам не дадут разойтись" [дул гьетте ра баргьул де гьелттала гьигь, нисай Хайдакьантай дикӏар дикара алуккне]. Оказалось, старик помнил многолетнюю борьбу кайтагов за своё место в Дагестане: как нас лишили прав в 30-е, как мы в собирали подписи в 90-е, и чем это кончилось.
Помнил дед и депортацию. Его это миновало, но он рассказывал, как в опустевших домах соседних аулов они увидели "приготовленную пищу и разложенную утварь" [хуригалцци чӏиле катӏун] — людей вырывали прямо за трапезой.
И тогда до меня дошло: эмоции старика были не любопытством — то было чувство тревоги. Подобно нашим соседям, кайтагам пришлось усвоить простой императив:
1. Гьукумат карает. Жестоко.
2. Быть кайтагом — акт неповиновения.
3. Значит кайтагов больше нет. Никогда и не было.
Наши журналисты так описывали это сломанное поколение:
Старое поколение, смирившись со своим положением, даже детям не говорило, что они народ — кайтаги. Я в детстве о таких понятиях не имела представления.
П. Тазаева
…С тех пор прошли многие десятки лет. Многие кайтаги с этим позорным явлением как будто и смирились. Это и понятно, ведь наше старшее поколение почувствовало страшную силу власти.
А. Ибиев
Нам всем ещё предстоит осмыслить эту коллективную травму XX в. Теперь это часть дагестанского дискурса и глава нашей истории. Но эта история будет не про смерть кайтагов, а про их стойкость. И мы пишем её сейчас.
Почти два года назад, готовя выпуск Avdan я навещал своего деда. В его преклонном возрасте ему всё труднее вспоминать, но услышав от меня "кайтагский язык" он быстро поднялся с постели и начал расспрашивать. Были видны сильные эмоции старика, однако тогда я не придал этому большого значения.
Через год моя мать рассказывает, как дед ей после того сказал: "я и так знал их сущность, они нам кайтагам не дадут разойтись" [дул гьетте ра баргьул де гьелттала гьигь, нисай Хайдакьантай дикӏар дикара алуккне]. Оказалось, старик помнил многолетнюю борьбу кайтагов за своё место в Дагестане: как нас лишили прав в 30-е, как мы в собирали подписи в 90-е, и чем это кончилось.
Помнил дед и депортацию. Его это миновало, но он рассказывал, как в опустевших домах соседних аулов они увидели "приготовленную пищу и разложенную утварь" [хуригалцци чӏиле катӏун] — людей вырывали прямо за трапезой.
И тогда до меня дошло: эмоции старика были не любопытством — то было чувство тревоги. Подобно нашим соседям, кайтагам пришлось усвоить простой императив:
1. Гьукумат карает. Жестоко.
2. Быть кайтагом — акт неповиновения.
3. Значит кайтагов больше нет. Никогда и не было.
Наши журналисты так описывали это сломанное поколение:
Старое поколение, смирившись со своим положением, даже детям не говорило, что они народ — кайтаги. Я в детстве о таких понятиях не имела представления.
П. Тазаева
…С тех пор прошли многие десятки лет. Многие кайтаги с этим позорным явлением как будто и смирились. Это и понятно, ведь наше старшее поколение почувствовало страшную силу власти.
А. Ибиев
Нам всем ещё предстоит осмыслить эту коллективную травму XX в. Теперь это часть дагестанского дискурса и глава нашей истории. Но эта история будет не про смерть кайтагов, а про их стойкость. И мы пишем её сейчас.