Любовь к себе и страх, или лучше сказать, боль отвержения
Взгляд коллеги Владимира Снигура с интересными акцентами и метафорой – почему иногда даже выражение «любовь к себе» вызывает у некоторых людей раздражение, отторжение, и непонимание.
Источник: телеграм Клинический психоанализ с небольшими сокращениями.
«Когда мы встречаем своё внутреннее «детское Я», то очень часто обнаруживаем, что ему в то или иное время очень не хватило чувства, что его любят. В этом контексте «любовь к себе» очень легко представить (и действительно прочувствовать) как заботу об этой части себя – о своих уязвимых чувствах, о потребностях, о желаниях. Некоторые направления психотерапии строят свои стратегии во многом на основе того, чтобы так или иначе научить пациента давать себе это ощущение – принятия, любви, заботы и безопасности.
Однако, эта концепция имеет двойное дно. У многих клиентов, с которыми я работаю, есть определённые проблемы с тем, что они называют любовью к себе – с удовлетворением от жизни и самооценкой. Нарциссическая (и не только) патология обычно берёт начало в довербальном периоде, когда ребёнок ещё не имел слов для описания своего опыта и даже не имел ещё долгосрочной памяти, чтобы запомнить и в будущем переосмыслить свой болезненный опыт. На этом этапе память формируется пока в виде интенций и поведенческих паттернов. И вот с этими клиентами понятие «любви к себе» зачастую оказывается обманчивым. Можно видеть, с одной стороны, когнитивное представление о нехватке этого опыта, навыка, умения – любить себя и принимать себя. С другой стороны, на уровне эмоций и поведения явно заметно неумение и даже неприятие того, что фактически представляет собой проявления любви. В некоторых случаях даже выражение «любовь к себе» вызывает у них стойкое отторжение и непонимание. И вот тут, казалось бы, есть грань между двумя категориями клиентов – теми, кто стремится научиться любить себя, дать себе любовь, и теми, кто отвергает эту идею как бесполезную и наивную. Но порой получается так, что это лишь внешнее различие, которое прикрывает глубинный протест, отвержение и страх перед тем, чтобы получать, принимать любовь – как от себя, так и от других.
Любовь к себе – это, скорее, результат, эффект действия лекарства, если хотите, но не само лекарство.
Метафорически можно сказать, что это таблетка, которую можно проглотить, только если умеешь глотать таблетки. Младенец не умеет глотать таблетки, он может только пить и принимать мягкую, жидкую пищу. Младенец не может проглотить таблетку. Поэтому попытка «научить любить себя» порой превращается в попытку заставить младенца проглотить таблетку, которую он, возможно, хочет съесть, но проглотить никак не может. Он может с ней играть, брать в рот, сосать, грызть даже зачатками зубов, но легко может ей подавиться. «Любовь к себе» он может получить только в такой форме, в которой в состоянии принять и переварить его организм».
Продолжение ниже
#любовьксебе
Взгляд коллеги Владимира Снигура с интересными акцентами и метафорой – почему иногда даже выражение «любовь к себе» вызывает у некоторых людей раздражение, отторжение, и непонимание.
Источник: телеграм Клинический психоанализ с небольшими сокращениями.
«Когда мы встречаем своё внутреннее «детское Я», то очень часто обнаруживаем, что ему в то или иное время очень не хватило чувства, что его любят. В этом контексте «любовь к себе» очень легко представить (и действительно прочувствовать) как заботу об этой части себя – о своих уязвимых чувствах, о потребностях, о желаниях. Некоторые направления психотерапии строят свои стратегии во многом на основе того, чтобы так или иначе научить пациента давать себе это ощущение – принятия, любви, заботы и безопасности.
Однако, эта концепция имеет двойное дно. У многих клиентов, с которыми я работаю, есть определённые проблемы с тем, что они называют любовью к себе – с удовлетворением от жизни и самооценкой. Нарциссическая (и не только) патология обычно берёт начало в довербальном периоде, когда ребёнок ещё не имел слов для описания своего опыта и даже не имел ещё долгосрочной памяти, чтобы запомнить и в будущем переосмыслить свой болезненный опыт. На этом этапе память формируется пока в виде интенций и поведенческих паттернов. И вот с этими клиентами понятие «любви к себе» зачастую оказывается обманчивым. Можно видеть, с одной стороны, когнитивное представление о нехватке этого опыта, навыка, умения – любить себя и принимать себя. С другой стороны, на уровне эмоций и поведения явно заметно неумение и даже неприятие того, что фактически представляет собой проявления любви. В некоторых случаях даже выражение «любовь к себе» вызывает у них стойкое отторжение и непонимание. И вот тут, казалось бы, есть грань между двумя категориями клиентов – теми, кто стремится научиться любить себя, дать себе любовь, и теми, кто отвергает эту идею как бесполезную и наивную. Но порой получается так, что это лишь внешнее различие, которое прикрывает глубинный протест, отвержение и страх перед тем, чтобы получать, принимать любовь – как от себя, так и от других.
Любовь к себе – это, скорее, результат, эффект действия лекарства, если хотите, но не само лекарство.
Метафорически можно сказать, что это таблетка, которую можно проглотить, только если умеешь глотать таблетки. Младенец не умеет глотать таблетки, он может только пить и принимать мягкую, жидкую пищу. Младенец не может проглотить таблетку. Поэтому попытка «научить любить себя» порой превращается в попытку заставить младенца проглотить таблетку, которую он, возможно, хочет съесть, но проглотить никак не может. Он может с ней играть, брать в рот, сосать, грызть даже зачатками зубов, но легко может ей подавиться. «Любовь к себе» он может получить только в такой форме, в которой в состоянии принять и переварить его организм».
Продолжение ниже
#любовьксебе
Любовь к себе и страх отвержения продолжение, начало выше
«Глубинный протест против понятия «любовь к себе», который соседствует с бессознательным непринятием и бегством от реальных проявлений любви со стороны других, основан, по крайней мере, частично на протесте: глубинную, болезненную, неутолённую нужду в любви и заботе предлагается как бы научиться удовлетворять самостоятельно ВМЕСТО того, чтобы получить её удовлетворение оттуда, откуда оно и должно прийти – снаружи, от значимого Другого. Точно так же как ребёнок на определённом этапе протестует против того, чтобы самостоятельно завязать шнурки, такой человек на эмоциональном уровне протестует против того, чтобы по-настоящему принять, осознать и реализовать свои собственные потребности – протестует потому, что вместе с этими потребностями хранится боль отвержения и отчаянное желание, чтобы их заметил кто-то Другой и дал им тепло, безопасность, заботу и нежность, в которой они нуждаются.
Эта нужда и боль может быть настолько парализующей, что на пике своей остроты не оставляет человеку возможности думать и осознавать. Это ощущается и выглядит совсем не как потребность или желание, а как боль, безнадёжность и ужас, поэтому вызывает интуитивное и автоматическое защитное отстранение, отключение чувств и обращение к «псевдоздоровому Я», которое использует весь свой накопленный взрослый ресурс, чтобы справиться с этим. Но чаще всего интеллект, творчество, все сильные стороны здесь начинают использоваться на основе бессознательной мотивации избавиться от боли и гарантировать получение той самой любви, которая им нужна, без отвержения и боли. И концепция «любви к себе» отлично сюда укладывается. Мы начинаем использовать весь свой творческий потенциал, чтобы «научиться любить себя», но это автоматически превращается во всё, что угодно, кроме проживания и осмысления этой безнадёжности, боли и ужаса. Мы думаем, что можем просто дать себе всю эту любовь и заботу, научиться делать то, что хочется, принимать свои чувства, начинаем заботиться о других (дай другому то, что хочешь получить сам, – не так ли говорили мудрые?), но это приносит лишь временное облегчение и ощущение контроля над своей жизнью. Мы создаём прекрасные, осознанные, здоровые, зрелые и взрослые отношения, в которых делимся, проживаем, разделяем, процессим и обсуждаем словами через рот, чтобы только не дай бог не почувствовать, что нам, на самом деле, до ужаса страшно оказаться один на один с другим в этой своей боли, одиночестве и безнадёжности. Страшно подпустить кого-то к этому испуганному и онемевшему Я, которое отчаянно нуждается в любви и тепле и стремится буквально слиться, привязаться с тем, кто ненароком проявит к нему заботу. Нам страшно принять эту любовь потому, что мы знаем – эта любовь когда-нибудь прекратится. Может быть, человек уйдёт, может быть, он не ответит на нашу нужду вовремя, может быть – разозлится или обесценит или сделает ещё что-то, что нарушит эту хрупкую связь и всколыхнёт океан боли внутри. В момент чувство любви и тепла переключится на тот же ужас и безнадёжность и ненужность – вот, ещё одно подтверждение всем тем страхам и боли, что хранится там. Вот, я действительно никому не нужен и все мои чувства не нужны НИКОМУ – как они могут быть нужны мне?
Поэтому в таких случаях концепция «любви к себе» превращается в лукавство, в иллюзию, в ту таблетку, которую мы мусолим беззубым ртом, чтобы, говоря фрейдистскими, прости господи, оборотами, потом выплюнуть и потянуться к тёплой и родной груди – потянуться и не найти.
Только найдя в себе эту отчаянную жажду любви, найдя и прожив боль отвержения и ненужности, найдя и приняв потребность в том, чтобы принимать и чувствовать любовь в её двойственности – радости обладания и грусти потери – мы можем исцелить эту рану и действительно прийти к любви к себе. И тут она будет тем самым внутренним лекарством, которое наш организм научится вырабатывать самостоятельно. И вместе с ней приходит и способность принимать и ценить ту ограниченную, временную и несовершенную, но искреннюю любовь от Другого».
Владимир Снигур, с сокращениями.
#любовьксебе
«Глубинный протест против понятия «любовь к себе», который соседствует с бессознательным непринятием и бегством от реальных проявлений любви со стороны других, основан, по крайней мере, частично на протесте: глубинную, болезненную, неутолённую нужду в любви и заботе предлагается как бы научиться удовлетворять самостоятельно ВМЕСТО того, чтобы получить её удовлетворение оттуда, откуда оно и должно прийти – снаружи, от значимого Другого. Точно так же как ребёнок на определённом этапе протестует против того, чтобы самостоятельно завязать шнурки, такой человек на эмоциональном уровне протестует против того, чтобы по-настоящему принять, осознать и реализовать свои собственные потребности – протестует потому, что вместе с этими потребностями хранится боль отвержения и отчаянное желание, чтобы их заметил кто-то Другой и дал им тепло, безопасность, заботу и нежность, в которой они нуждаются.
Эта нужда и боль может быть настолько парализующей, что на пике своей остроты не оставляет человеку возможности думать и осознавать. Это ощущается и выглядит совсем не как потребность или желание, а как боль, безнадёжность и ужас, поэтому вызывает интуитивное и автоматическое защитное отстранение, отключение чувств и обращение к «псевдоздоровому Я», которое использует весь свой накопленный взрослый ресурс, чтобы справиться с этим. Но чаще всего интеллект, творчество, все сильные стороны здесь начинают использоваться на основе бессознательной мотивации избавиться от боли и гарантировать получение той самой любви, которая им нужна, без отвержения и боли. И концепция «любви к себе» отлично сюда укладывается. Мы начинаем использовать весь свой творческий потенциал, чтобы «научиться любить себя», но это автоматически превращается во всё, что угодно, кроме проживания и осмысления этой безнадёжности, боли и ужаса. Мы думаем, что можем просто дать себе всю эту любовь и заботу, научиться делать то, что хочется, принимать свои чувства, начинаем заботиться о других (дай другому то, что хочешь получить сам, – не так ли говорили мудрые?), но это приносит лишь временное облегчение и ощущение контроля над своей жизнью. Мы создаём прекрасные, осознанные, здоровые, зрелые и взрослые отношения, в которых делимся, проживаем, разделяем, процессим и обсуждаем словами через рот, чтобы только не дай бог не почувствовать, что нам, на самом деле, до ужаса страшно оказаться один на один с другим в этой своей боли, одиночестве и безнадёжности. Страшно подпустить кого-то к этому испуганному и онемевшему Я, которое отчаянно нуждается в любви и тепле и стремится буквально слиться, привязаться с тем, кто ненароком проявит к нему заботу. Нам страшно принять эту любовь потому, что мы знаем – эта любовь когда-нибудь прекратится. Может быть, человек уйдёт, может быть, он не ответит на нашу нужду вовремя, может быть – разозлится или обесценит или сделает ещё что-то, что нарушит эту хрупкую связь и всколыхнёт океан боли внутри. В момент чувство любви и тепла переключится на тот же ужас и безнадёжность и ненужность – вот, ещё одно подтверждение всем тем страхам и боли, что хранится там. Вот, я действительно никому не нужен и все мои чувства не нужны НИКОМУ – как они могут быть нужны мне?
Поэтому в таких случаях концепция «любви к себе» превращается в лукавство, в иллюзию, в ту таблетку, которую мы мусолим беззубым ртом, чтобы, говоря фрейдистскими, прости господи, оборотами, потом выплюнуть и потянуться к тёплой и родной груди – потянуться и не найти.
Только найдя в себе эту отчаянную жажду любви, найдя и прожив боль отвержения и ненужности, найдя и приняв потребность в том, чтобы принимать и чувствовать любовь в её двойственности – радости обладания и грусти потери – мы можем исцелить эту рану и действительно прийти к любви к себе. И тут она будет тем самым внутренним лекарством, которое наш организм научится вырабатывать самостоятельно. И вместе с ней приходит и способность принимать и ценить ту ограниченную, временную и несовершенную, но искреннюю любовь от Другого».
Владимир Снигур, с сокращениями.
#любовьксебе