Адренохром – 1
В этом году как раз в конце апреля отмечается 72-летие одной из самых интересных и пленяющих своей творческой свободой теорий заговора. Она покоится на твердом основании шизофрении и мескалиновых трипов, на которые были так богаты американские 1950-е. Как и всю прочую мировую эзотерику (что бы это ни значило), ее породили два социальных слоя – врачи и священники, в роли которых в США в ХХ веке выступали, соответственно, нейробиологи и некоронованные жрецы культуры нью-эйдж.
Речь идет об адренохроме – таинственном веществе, которое добывается из крови невинных младенцев путем причинения им несказанных мучений, чтобы вызвать обогащение их крови адреналином. После завершения технологического процесса этот эликсир обретает свойства продления жизни на неограниченный срок и сохранения вечной молодости тех, кому его ввели. Конечно, это представители мировой элиты, создавшие в мире несколько фабрик адренохрома – сетей похищения младенцев, пытательных комбинатов, лабораторий и ритуальных залов впрыскивания. Литературой на эту тему во многом вдохновлялся Пелевин при описании технической стороны вампирского быта в своей трилогии.
Но началось всё настолько скучно, насколько только могло в Америке Тимоти Лири, Берроуза, Берджеса и Олдоса Хаксли.
В конце апреля 1952 года вышел выпуск «Журнала ментальной науки», где была опубликована статья Хамфри Осмонда и Джона Смитиса, а в январе 1954 года там же вышла ее вторая часть уже в соавторстве с Абрамом Хоффером. В статье излагалась новая теория генезиса шизофрении – да, слегка неожиданный поворот после такого начала.
Времена стояли суровые. Психоделическая революция не только перелопатила мировую литературу, раскрывая в ней новые жанры, но и совершила переворот в психиатрии – когда былые успехи психоанализа и дружеской беседы на время были совершенно забыты, и все труды психотерапевтов пошли прахом, потому что снова, как в 1890-е годы, настало время религиозной веры в химию, веры в чудесные микстуры и всеисцеляющие коктейли, только теперь уже на сугубо научной основе молекулярных исследований.
В этом ключе и трудились на ниве психофармакологии ничем особенно не примечательные канадские врачи Абрам Хоффер и Хамфри Осмонд, регулярно принимавшие вместе со своими женами дозы мескалина и ЛСД и публиковавшие результаты в журнале своего захолустного саскатчеванского университета, но желавшие мировой славы, как всякий нормальный человек. Фактически тем же занимался в Кембридже доктор Джон Смитис. Все они состояли в переписке с Олдосом Хаксли.
Олдос Хаксли выполнял в англоязычном мире функцию Жана Кокто в мире франкоязычном. Он был в курсе всего, знаком со всеми, вхож во все дома и ежедневно переносил новости и знакомства из дома в дом. Сети Кокто и Хаксли пересекались во многих местах, и только эти два имени встречаются в каждой статье, посвященной любому явлению или деятелю культуры, науки или духовности 1930-1960-х гг.
Именно дружеским усилиям Хаксли доктора Смитис, Осмонд и Хоффер обязаны своей коллаборацией в проекте, который принес им всем столь сомнительную славу.
В двух статьях, опубликованных научным трио, содержалась новая концепция лечения шизофрении на основании побочных продуктов реакций мескалина.
#конспирология #США #20век #адренохром #история #литература
В этом году как раз в конце апреля отмечается 72-летие одной из самых интересных и пленяющих своей творческой свободой теорий заговора. Она покоится на твердом основании шизофрении и мескалиновых трипов, на которые были так богаты американские 1950-е. Как и всю прочую мировую эзотерику (что бы это ни значило), ее породили два социальных слоя – врачи и священники, в роли которых в США в ХХ веке выступали, соответственно, нейробиологи и некоронованные жрецы культуры нью-эйдж.
Речь идет об адренохроме – таинственном веществе, которое добывается из крови невинных младенцев путем причинения им несказанных мучений, чтобы вызвать обогащение их крови адреналином. После завершения технологического процесса этот эликсир обретает свойства продления жизни на неограниченный срок и сохранения вечной молодости тех, кому его ввели. Конечно, это представители мировой элиты, создавшие в мире несколько фабрик адренохрома – сетей похищения младенцев, пытательных комбинатов, лабораторий и ритуальных залов впрыскивания. Литературой на эту тему во многом вдохновлялся Пелевин при описании технической стороны вампирского быта в своей трилогии.
Но началось всё настолько скучно, насколько только могло в Америке Тимоти Лири, Берроуза, Берджеса и Олдоса Хаксли.
В конце апреля 1952 года вышел выпуск «Журнала ментальной науки», где была опубликована статья Хамфри Осмонда и Джона Смитиса, а в январе 1954 года там же вышла ее вторая часть уже в соавторстве с Абрамом Хоффером. В статье излагалась новая теория генезиса шизофрении – да, слегка неожиданный поворот после такого начала.
Времена стояли суровые. Психоделическая революция не только перелопатила мировую литературу, раскрывая в ней новые жанры, но и совершила переворот в психиатрии – когда былые успехи психоанализа и дружеской беседы на время были совершенно забыты, и все труды психотерапевтов пошли прахом, потому что снова, как в 1890-е годы, настало время религиозной веры в химию, веры в чудесные микстуры и всеисцеляющие коктейли, только теперь уже на сугубо научной основе молекулярных исследований.
В этом ключе и трудились на ниве психофармакологии ничем особенно не примечательные канадские врачи Абрам Хоффер и Хамфри Осмонд, регулярно принимавшие вместе со своими женами дозы мескалина и ЛСД и публиковавшие результаты в журнале своего захолустного саскатчеванского университета, но желавшие мировой славы, как всякий нормальный человек. Фактически тем же занимался в Кембридже доктор Джон Смитис. Все они состояли в переписке с Олдосом Хаксли.
Олдос Хаксли выполнял в англоязычном мире функцию Жана Кокто в мире франкоязычном. Он был в курсе всего, знаком со всеми, вхож во все дома и ежедневно переносил новости и знакомства из дома в дом. Сети Кокто и Хаксли пересекались во многих местах, и только эти два имени встречаются в каждой статье, посвященной любому явлению или деятелю культуры, науки или духовности 1930-1960-х гг.
Именно дружеским усилиям Хаксли доктора Смитис, Осмонд и Хоффер обязаны своей коллаборацией в проекте, который принес им всем столь сомнительную славу.
В двух статьях, опубликованных научным трио, содержалась новая концепция лечения шизофрении на основании побочных продуктов реакций мескалина.
#конспирология #США #20век #адренохром #история #литература
В записных книжках Ильфа есть типа искрометное наблюдение: «Однообразная биография турецких госдеятелей: «Повешен в Смирне в 1926 г.». Не то чтобы это было ах как смешно или ой как редко в мировой истории. «Нет, всё понятно, но что конкретно...»
14 июня 1926 года диктатор Турции Мустафа Кемаль-паша — Ататюрк должен был приехать в Измир (Смирну), выполнявшую в пост-имперской стране функцию Ленинграда, с официальным визитом. На перекрестке у рынка Кемеральти его машина должна была притормозить, и, воспользовавшись этим, группа парламентариев и их соратников из ближнего и дальнего враждебного зарубежья (грузин и греки) должна была начать стрелять в президента из окна нависавшей над перекрестком гостиницы «Гаффар-заде» и бросать бомбы из дверей парикмахерской на первом этаже. А потом все сбежали бы на Хиос. Благо, о заговоре стало известно губернатору города Казим-бею, который телеграммой информировал Мустафу Кемаля. Один из заговорщиков сообщил губернатору имена всех участников.
В течение следующих трех месяцев были осуждены специальным трибуналом (двое — в отсутствие) и повешены в Смирне 15 человек, потом еще 4, потом нашли и повесили тех двоих. Еще двое сели в тюрьму, шестеро были приговорены к изгнанию из страны.
...а точнее — так всё это было изложено в версии прокурора на специальном трибунале. По итогам подавления заговора Ататюрк просто как будто напалмом зачистил Национальное собрание от «первой волны» революционеров, которые привели его к власти. Одновременно с теми же процессами в Италии Муссолини, Венгрии Хорти и с восстановлением авторитарной монархии в Греции, за 10 лет до аналогичных «больших процессов» в сталинской России и гитлеровской Германии. Только Франко в Испании и Антонеску в Румынии еще грезят военной карьерой и вполне системны и лояльны старой власти, их шанс выстрелит только при Гитлере. В СССР в 1921-1929 гг. как раз шли партийные чистки, выполнявшие абсолютно те же задачи и отстраняя от роли «хороших парней» старых большевиков, в лучшем случае получавших статус пенсионеров с пожеланием сидеть тихо. Главная чистка 1929-1930 гг. была еще впереди, а за ней — уже сталинский напалм публичных процессов над членами Политбюро.
Ильф пишет это примерно в 1928-1929 году. В общем-то он опять говорит о веревке в доме повешенного. Как в случае с Лоханкиным.
#Россия #20век #история #литература #Турция
14 июня 1926 года диктатор Турции Мустафа Кемаль-паша — Ататюрк должен был приехать в Измир (Смирну), выполнявшую в пост-имперской стране функцию Ленинграда, с официальным визитом. На перекрестке у рынка Кемеральти его машина должна была притормозить, и, воспользовавшись этим, группа парламентариев и их соратников из ближнего и дальнего враждебного зарубежья (грузин и греки) должна была начать стрелять в президента из окна нависавшей над перекрестком гостиницы «Гаффар-заде» и бросать бомбы из дверей парикмахерской на первом этаже. А потом все сбежали бы на Хиос. Благо, о заговоре стало известно губернатору города Казим-бею, который телеграммой информировал Мустафу Кемаля. Один из заговорщиков сообщил губернатору имена всех участников.
В течение следующих трех месяцев были осуждены специальным трибуналом (двое — в отсутствие) и повешены в Смирне 15 человек, потом еще 4, потом нашли и повесили тех двоих. Еще двое сели в тюрьму, шестеро были приговорены к изгнанию из страны.
...а точнее — так всё это было изложено в версии прокурора на специальном трибунале. По итогам подавления заговора Ататюрк просто как будто напалмом зачистил Национальное собрание от «первой волны» революционеров, которые привели его к власти. Одновременно с теми же процессами в Италии Муссолини, Венгрии Хорти и с восстановлением авторитарной монархии в Греции, за 10 лет до аналогичных «больших процессов» в сталинской России и гитлеровской Германии. Только Франко в Испании и Антонеску в Румынии еще грезят военной карьерой и вполне системны и лояльны старой власти, их шанс выстрелит только при Гитлере. В СССР в 1921-1929 гг. как раз шли партийные чистки, выполнявшие абсолютно те же задачи и отстраняя от роли «хороших парней» старых большевиков, в лучшем случае получавших статус пенсионеров с пожеланием сидеть тихо. Главная чистка 1929-1930 гг. была еще впереди, а за ней — уже сталинский напалм публичных процессов над членами Политбюро.
Ильф пишет это примерно в 1928-1929 году. В общем-то он опять говорит о веревке в доме повешенного. Как в случае с Лоханкиным.
#Россия #20век #история #литература #Турция
В ходе христианской обедни особое значение уделяется исполнению молитвенного призывания «Господи, помилуй» на греческом без перевода: в быстром темпе три, двенадцать или больше раз пропевается «Кирие элейсон». Рекреационная бурсацкая мысль былых времен подарила нам из-за этого выражение «нести околесицу».
Точно такой же околесицей – следствием блуждания в смыслах слов при отказе от буквального перевода – является обиходный масонский словесный оборот, используемый в ритуале закрытия собрания в любой степени и связанный с благотворительными взносами.
По окончании собрания ложу обходит особый офицер – Дародатель – с мешком или стилизованной пивной кружкой – Кружкой вдовы. Это стандарт жизни любой церковной общины, и даже мешки (иногда на длинной палке) и кружки, и само название должности позаимствованы масонством из католического и протестантского обихода. Все присутствующие кладут к «кружку» посильный взнос, и все они хранятся и расходуются отдельно от прочих взносов и только на благотворительные нужды.
По окончании сбора Дародатель сдает собранное Мастеру, Казначею или Секретарю ложи, и тот провозглашает (если на русском), что «Кружка вдовы принесла плоский камень весом столько-то килограммов», называя итоговую денежную сумму.
Эти несчастные «килограммы», как и ряд других курьезных элементов, в русское масонство попали волею неуемного патриотизма новых российских масонов первой волны (1991-2001). При этом килограмм для России – явление советское, в то время как исконным мерилом символического веса логично было бы считать фунт (слово «пуд», конечно, звучало бы горькой иронией относительно обычных размеров благотворительных сборов). Этот же фунт и фигурирует в оригиналах всех ритуалов на английском, немецком и французском языках (pound, Pfund, livre).
Неотъемлемое свойство масонства в России – в том, что это с XVIII века было для россиян окно в Европу, трансляция не только каких-то особых идей, но и чисто бытовых реалий, которые русским (а советским, давно забывшим общинную жизнь – вдвойне) всегда приходилось учить как роль для спектакля, в то время как на родине масонства это был просто быт: сбор милостыни по кругу, коллективное пение за столом не «Кто-то с горочки спустился», а духовных од, фунт вместо килограмма и т.д. Формат собраний добровольной группы по изучению Писания в советском сознании был многие поколения назад заменен форматом месткома и профсоюзного собрания, - что наложило неизгладимый отпечаток на общую атмосферу российского масонства 1990-х гг. Тогда и родились эти «килограммы» в ритуале.
#масонство #тайныеобщества #лингвистика #история #литература
Точно такой же околесицей – следствием блуждания в смыслах слов при отказе от буквального перевода – является обиходный масонский словесный оборот, используемый в ритуале закрытия собрания в любой степени и связанный с благотворительными взносами.
По окончании собрания ложу обходит особый офицер – Дародатель – с мешком или стилизованной пивной кружкой – Кружкой вдовы. Это стандарт жизни любой церковной общины, и даже мешки (иногда на длинной палке) и кружки, и само название должности позаимствованы масонством из католического и протестантского обихода. Все присутствующие кладут к «кружку» посильный взнос, и все они хранятся и расходуются отдельно от прочих взносов и только на благотворительные нужды.
По окончании сбора Дародатель сдает собранное Мастеру, Казначею или Секретарю ложи, и тот провозглашает (если на русском), что «Кружка вдовы принесла плоский камень весом столько-то килограммов», называя итоговую денежную сумму.
Эти несчастные «килограммы», как и ряд других курьезных элементов, в русское масонство попали волею неуемного патриотизма новых российских масонов первой волны (1991-2001). При этом килограмм для России – явление советское, в то время как исконным мерилом символического веса логично было бы считать фунт (слово «пуд», конечно, звучало бы горькой иронией относительно обычных размеров благотворительных сборов). Этот же фунт и фигурирует в оригиналах всех ритуалов на английском, немецком и французском языках (pound, Pfund, livre).
Неотъемлемое свойство масонства в России – в том, что это с XVIII века было для россиян окно в Европу, трансляция не только каких-то особых идей, но и чисто бытовых реалий, которые русским (а советским, давно забывшим общинную жизнь – вдвойне) всегда приходилось учить как роль для спектакля, в то время как на родине масонства это был просто быт: сбор милостыни по кругу, коллективное пение за столом не «Кто-то с горочки спустился», а духовных од, фунт вместо килограмма и т.д. Формат собраний добровольной группы по изучению Писания в советском сознании был многие поколения назад заменен форматом месткома и профсоюзного собрания, - что наложило неизгладимый отпечаток на общую атмосферу российского масонства 1990-х гг. Тогда и родились эти «килограммы» в ритуале.
#масонство #тайныеобщества #лингвистика #история #литература
Про Ильфа и Лоханкина
Не то чтобы это ежедневно было в газетах, но всем более-менее известно, что Васисуалий Лоханкин в «Золотом теленке» — это религиозный философ Василий Розанов, умерший от голода в феврале 1919 года в Сергиевом Посаде. Жена его Вера — это Варвара Бутягина, жена философа.
Общая напевность многих сочинений Розанова, его пафос и витиеватый, вычурный язык, конечно, спровоцировали пятистопный ямб Лоханкина и его выбор слов.
Типичная цитата из розановского исследования религиозной подоплеки взаимоотношений между полами - «Люди лунного света (метафизика христианства)» (1911) — выглядит так:
«Наибольшая напряженность в смысле возможности удовлетворить и в смысле постоянной жажды удовлетворения указывает на наибольшую степень самочности — самца в противолежании его самке и самки в противолежании ее самцу. Наибольший самец есть наичаще, наиохотнее и наимогущественнее овладевающий самкой; и наибольшая самка есть та, которая томительнее, нежнее и кротче других подпадает самцу».
Розанов не пишет про волчиц отдельно, но к месту и не к месту в ряде своих сочинений поминает библейский стих из Бытия про «волчцы и тернии».
Диалоги Лоханкина с Верой о роли русской интеллигенции — это суть публицистики Розанова. Уходила от Розанова не Бутягина, а его первая жена — роковая Аполлинария Суслова, любовница Достоевского, на 16 лет старше Розанова, бросавшая его дважды и потом возглавившая крымских черносотенцев. Но каждый раз расставалась бурно, скандально и не давая философу официального развода.
Откровенно говоря, уровень цинизма и какого-то инопланетного сарказма Ильфа и Петрова зашкаливает, даже принимая во внимание эпоху, их биографии и все привходящие обстоятельства.
Если почитать последние заметки Розанова, «Апокалипсис нашего времени» (1918), там, конечно, многое посвящено этой теме осмысленно или бессознательно:
«Что же такое «воскресение», как не «молодой картофель в моем желудке»? Да «еда», всякая еда есть таинственнее и мистериальнее всякого «воскресения», как бы мы его ни представили и какими бы чудесами ни сопроводили...
И вот я ем пять маленьких свежих картофелек, принесенных мне «в год голода» (война, 1917 г., июль) старою чухонкою. Я ей приветливо сказал два слова, она меня порадовала молодым картофелем к утреннему чаю. Я жадно ел, намазав коровьим маслом, и мой желудок все это облил «соответствующим желудочным соком» и превратил, «переварил» в человеческую утробу, тук, мясо. Где ты, человек? Где ты, корова? И мать земля, Деметра, вырастившая картофель...
Устал. Не могу. 2-3 горсти муки, 2-3 горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Что-то золотое брезжится мне в будущей России...»
И теоретически понимаешь ведь, что здесь действительно есть, за что зацепиться молодым и упругим до хруста советским фельетонистам со связями в партийных кругах и чека, полным жизни и нэповско-ресторанного снобизма. Но что-то мешает всё это с терпимостью и эмпатией принять.
#Россия #20век #история #литература
Не то чтобы это ежедневно было в газетах, но всем более-менее известно, что Васисуалий Лоханкин в «Золотом теленке» — это религиозный философ Василий Розанов, умерший от голода в феврале 1919 года в Сергиевом Посаде. Жена его Вера — это Варвара Бутягина, жена философа.
Общая напевность многих сочинений Розанова, его пафос и витиеватый, вычурный язык, конечно, спровоцировали пятистопный ямб Лоханкина и его выбор слов.
Типичная цитата из розановского исследования религиозной подоплеки взаимоотношений между полами - «Люди лунного света (метафизика христианства)» (1911) — выглядит так:
«Наибольшая напряженность в смысле возможности удовлетворить и в смысле постоянной жажды удовлетворения указывает на наибольшую степень самочности — самца в противолежании его самке и самки в противолежании ее самцу. Наибольший самец есть наичаще, наиохотнее и наимогущественнее овладевающий самкой; и наибольшая самка есть та, которая томительнее, нежнее и кротче других подпадает самцу».
Розанов не пишет про волчиц отдельно, но к месту и не к месту в ряде своих сочинений поминает библейский стих из Бытия про «волчцы и тернии».
Диалоги Лоханкина с Верой о роли русской интеллигенции — это суть публицистики Розанова. Уходила от Розанова не Бутягина, а его первая жена — роковая Аполлинария Суслова, любовница Достоевского, на 16 лет старше Розанова, бросавшая его дважды и потом возглавившая крымских черносотенцев. Но каждый раз расставалась бурно, скандально и не давая философу официального развода.
Откровенно говоря, уровень цинизма и какого-то инопланетного сарказма Ильфа и Петрова зашкаливает, даже принимая во внимание эпоху, их биографии и все привходящие обстоятельства.
Если почитать последние заметки Розанова, «Апокалипсис нашего времени» (1918), там, конечно, многое посвящено этой теме осмысленно или бессознательно:
«Что же такое «воскресение», как не «молодой картофель в моем желудке»? Да «еда», всякая еда есть таинственнее и мистериальнее всякого «воскресения», как бы мы его ни представили и какими бы чудесами ни сопроводили...
И вот я ем пять маленьких свежих картофелек, принесенных мне «в год голода» (война, 1917 г., июль) старою чухонкою. Я ей приветливо сказал два слова, она меня порадовала молодым картофелем к утреннему чаю. Я жадно ел, намазав коровьим маслом, и мой желудок все это облил «соответствующим желудочным соком» и превратил, «переварил» в человеческую утробу, тук, мясо. Где ты, человек? Где ты, корова? И мать земля, Деметра, вырастившая картофель...
Устал. Не могу. 2-3 горсти муки, 2-3 горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Что-то золотое брезжится мне в будущей России...»
И теоретически понимаешь ведь, что здесь действительно есть, за что зацепиться молодым и упругим до хруста советским фельетонистам со связями в партийных кругах и чека, полным жизни и нэповско-ресторанного снобизма. Но что-то мешает всё это с терпимостью и эмпатией принять.
#Россия #20век #история #литература
Илиада капитана Блада
...а применительно к капитану Томасу Бладу слово «творчество» используется здесь точно так, как используют его учительницы, сдвигая очки на кончик носа: «Ну что, Сидоров, у директора будем твое творчество обсуждать?».
Томас Блад (1618-1680) был сыном зажиточного ирландского кузнеца и получил неплохое образование в Ирландии и Англии: учился, как водится, на врача и юриста, ни одного факультета не закончил. Отчасти — из-за буйного нрава и постоянных драк с преподавателями и студентами, отчасти — потому что началась война Парламента с королем Карлом I Стюартом, и в 24 года Блад поднял оружие во славу короля. В 25 лет он уже тряс оружием во славу Парламента. К 34 годам уже капитан Томас Блад успел повоевать за обе стороны по два раза, но в итоге оказался солидным кромвелевским чиновником в Ирландии. После Реставрации в 1660 году он потерял все нажитое и скрылся из виду.
Ирландия числилась королевством-сателлитом Англии, как и Шотландия, и управлялась из Дублинского замка вице-королем, то есть «лордом-лейтенантом» Джеймсом Фиц-Томасом Батлером, герцогом Ормондом. Беспокойный дух Блада приказал ему вернуть своей стране достоинство. В апреле 1663 года группа его соратников должна была захватить замок под покровом ночи, потребовать выкуп за Ормонда, поднять над фортами ирландский флаг и провозгласить независимость страны от Карла II. В Ирландии планировалось водворить пресвитерианство в качестве государственной религии, и в этом она должна была получить поддержку Шотландии. А свободная Ирландия в ответ поддержала бы кельтских коллег в обретении политической независимости. Но англичане отбили атаку, и Бладу с парой сторонников удалось бежать. Остальных повесили.
Блад оказался в Нидерландах, на службе у адмирала де Рюйтера во время Первой англо-голландской войны. Но старые военные дружеские связи постоянно мешали ему как-то определиться с местом работы и перестать скакать из-под одного флага под другой. Например, не давали ему нормально строить флотскую карьеру английские шпионы, которых в Голландии было больше, чем сыра. А шпионы очень любят наглых нищих авантюристов.
В 1664 году юрист Джон Лайл, член кромвелевского Парламента и затем — правительства, официальный цареубийца, подписант приговора Карлу I, находился в Швейцарии, куда бежал после Реставрации Стюартов, и продолжал там активную политическую деятельность, направленную против династии. В какой-то момент к нему присоединились двое английских офицеров, тоже политэмигрантов, шотландец Томас Макдоннел и ирландец Томас Мортон. С ними вместе он отправился в ночь на 11 августа на какую-то тайную встречу на кладбище, а утром там обнаружили его труп, а на борту отплывающего в Англию парома в рассветных сумерках обозначились два мрачных силуэта — королевского полковника Джеймса Фиц-Эдмонда Коттера, профессионального охотника за кромвелевскими головами по всей Европе, и его спутника капитана Томаса Блада.
На берег капитан Томас Блад сошел скромным хирургом Томасом Эйлоффом, который полтора года накладывал повязки и отпиливал конечности в окраинных госпиталях Лондона, стараясь вести себя тише воды. Не получилось.
#Англия #17век #история #литература
...а применительно к капитану Томасу Бладу слово «творчество» используется здесь точно так, как используют его учительницы, сдвигая очки на кончик носа: «Ну что, Сидоров, у директора будем твое творчество обсуждать?».
Томас Блад (1618-1680) был сыном зажиточного ирландского кузнеца и получил неплохое образование в Ирландии и Англии: учился, как водится, на врача и юриста, ни одного факультета не закончил. Отчасти — из-за буйного нрава и постоянных драк с преподавателями и студентами, отчасти — потому что началась война Парламента с королем Карлом I Стюартом, и в 24 года Блад поднял оружие во славу короля. В 25 лет он уже тряс оружием во славу Парламента. К 34 годам уже капитан Томас Блад успел повоевать за обе стороны по два раза, но в итоге оказался солидным кромвелевским чиновником в Ирландии. После Реставрации в 1660 году он потерял все нажитое и скрылся из виду.
Ирландия числилась королевством-сателлитом Англии, как и Шотландия, и управлялась из Дублинского замка вице-королем, то есть «лордом-лейтенантом» Джеймсом Фиц-Томасом Батлером, герцогом Ормондом. Беспокойный дух Блада приказал ему вернуть своей стране достоинство. В апреле 1663 года группа его соратников должна была захватить замок под покровом ночи, потребовать выкуп за Ормонда, поднять над фортами ирландский флаг и провозгласить независимость страны от Карла II. В Ирландии планировалось водворить пресвитерианство в качестве государственной религии, и в этом она должна была получить поддержку Шотландии. А свободная Ирландия в ответ поддержала бы кельтских коллег в обретении политической независимости. Но англичане отбили атаку, и Бладу с парой сторонников удалось бежать. Остальных повесили.
Блад оказался в Нидерландах, на службе у адмирала де Рюйтера во время Первой англо-голландской войны. Но старые военные дружеские связи постоянно мешали ему как-то определиться с местом работы и перестать скакать из-под одного флага под другой. Например, не давали ему нормально строить флотскую карьеру английские шпионы, которых в Голландии было больше, чем сыра. А шпионы очень любят наглых нищих авантюристов.
В 1664 году юрист Джон Лайл, член кромвелевского Парламента и затем — правительства, официальный цареубийца, подписант приговора Карлу I, находился в Швейцарии, куда бежал после Реставрации Стюартов, и продолжал там активную политическую деятельность, направленную против династии. В какой-то момент к нему присоединились двое английских офицеров, тоже политэмигрантов, шотландец Томас Макдоннел и ирландец Томас Мортон. С ними вместе он отправился в ночь на 11 августа на какую-то тайную встречу на кладбище, а утром там обнаружили его труп, а на борту отплывающего в Англию парома в рассветных сумерках обозначились два мрачных силуэта — королевского полковника Джеймса Фиц-Эдмонда Коттера, профессионального охотника за кромвелевскими головами по всей Европе, и его спутника капитана Томаса Блада.
На берег капитан Томас Блад сошел скромным хирургом Томасом Эйлоффом, который полтора года накладывал повязки и отпиливал конечности в окраинных госпиталях Лондона, стараясь вести себя тише воды. Не получилось.
#Англия #17век #история #литература
Одиссея капитана Блада
Королевские регалии Англии — короны, держава, скипетр, посохи, шпоры, обручья и прочее — были при Кромвеле переплавлены на монеты или проданы, драгоценные камни ободраны и тоже проданы в Голландию. После восшествия на престол Карл II повелел камни — выкупить, регалии — отлить заново, следуя старинным образцам. Хранились они в Тауэре.
В начале мая 1671 года обычный день 77-летнего смотрителя сокровищницы Тауэра Тэлбота Эдвардса не предвещал ничего нового. Просто к нему пришел священник Томас Блад, в сутане и с женой, договориться о выкупе арестанта. Договорились, потом пообедали, всё чинно-благородно. Но у жены священника страшно прихватило живот, и паре пришлось переночевать у Эдвардсов, в их квартире над сокровищницей. Живот у жены прошел, но дружба не прошла, и Блад стал наведываться к Эдвардсам мило побеседовать. Смотритель пару раз показывал Бладу королевские регалии, хранившиеся в подвале за чугунной решеткой и накрытые плотной материей. С той же целью Блад пришел к нему и 9 мая вечером. Не знал Эдвардс только про эскорт Блада на этот раз — про компанию его опасных друзей с пистолетами, шпагами и бомбами. Друзья рассредоточились по двору и лестницам Тауэра, встав как «часовые» в ключевых точках.
Блад попросил Эдвардса еще раз показать ему регалии. Старик повел его в сокровищницу, и там ему дали молотком по голове, вытащили ключи, отперли решетку, замотали Эдвардсу голову материей, сорванной с регалий, а сам Блад, подхватив то, на что хватило рук — коронационную корону, скипетр и державу, - бросился к выходу. Кто-то из приятелей, утихомиривая крайне бодрого и активного в сопротивлении старика, несколько раз пнул его под ребра, сломав пару, и пырнул кинжалом. Но Эдвардс выжил.
К радости, наверное, его сына, только что вернувшегося с голландской войны и пришедшего навестить отца. При входе в Тауэр ветерана остановил какой-то «часовой» без формы и попытался с ним сразиться. Ветеран прошел сквозь часового и пошел наверх. Часовой, так уж вышло, от этого скоропостижно заболел и умер. А ветеран услышал сверху крик отца: «Измена! Убивают!». И тут же был сбит с ног несущейся вниз по лестнице компанией, которая устремилась к лошадям, припаркованным во дворе.
Сбежавшиеся на крики четверо стражников и молодой Эдвардс отрезали похитителей от лошадей, единственного успевшего вскочить в седло — свалили вместе с конем ударом алебарды и быстро повязали всех. Блада схватили последним: он остановился, присел и ударами подвернувшегося под руку камня плющил корону и державу, чтобы их было сподручней нести под одеждой. Скипетр он выронил на бегу: его нашли утром.
Потом Бладу и его сподвижникам сильно, долго и профессионально били морды. Потом посадили в камеру, благо, всё было рядом.
#Англия #17век #история #литература
Королевские регалии Англии — короны, держава, скипетр, посохи, шпоры, обручья и прочее — были при Кромвеле переплавлены на монеты или проданы, драгоценные камни ободраны и тоже проданы в Голландию. После восшествия на престол Карл II повелел камни — выкупить, регалии — отлить заново, следуя старинным образцам. Хранились они в Тауэре.
В начале мая 1671 года обычный день 77-летнего смотрителя сокровищницы Тауэра Тэлбота Эдвардса не предвещал ничего нового. Просто к нему пришел священник Томас Блад, в сутане и с женой, договориться о выкупе арестанта. Договорились, потом пообедали, всё чинно-благородно. Но у жены священника страшно прихватило живот, и паре пришлось переночевать у Эдвардсов, в их квартире над сокровищницей. Живот у жены прошел, но дружба не прошла, и Блад стал наведываться к Эдвардсам мило побеседовать. Смотритель пару раз показывал Бладу королевские регалии, хранившиеся в подвале за чугунной решеткой и накрытые плотной материей. С той же целью Блад пришел к нему и 9 мая вечером. Не знал Эдвардс только про эскорт Блада на этот раз — про компанию его опасных друзей с пистолетами, шпагами и бомбами. Друзья рассредоточились по двору и лестницам Тауэра, встав как «часовые» в ключевых точках.
Блад попросил Эдвардса еще раз показать ему регалии. Старик повел его в сокровищницу, и там ему дали молотком по голове, вытащили ключи, отперли решетку, замотали Эдвардсу голову материей, сорванной с регалий, а сам Блад, подхватив то, на что хватило рук — коронационную корону, скипетр и державу, - бросился к выходу. Кто-то из приятелей, утихомиривая крайне бодрого и активного в сопротивлении старика, несколько раз пнул его под ребра, сломав пару, и пырнул кинжалом. Но Эдвардс выжил.
К радости, наверное, его сына, только что вернувшегося с голландской войны и пришедшего навестить отца. При входе в Тауэр ветерана остановил какой-то «часовой» без формы и попытался с ним сразиться. Ветеран прошел сквозь часового и пошел наверх. Часовой, так уж вышло, от этого скоропостижно заболел и умер. А ветеран услышал сверху крик отца: «Измена! Убивают!». И тут же был сбит с ног несущейся вниз по лестнице компанией, которая устремилась к лошадям, припаркованным во дворе.
Сбежавшиеся на крики четверо стражников и молодой Эдвардс отрезали похитителей от лошадей, единственного успевшего вскочить в седло — свалили вместе с конем ударом алебарды и быстро повязали всех. Блада схватили последним: он остановился, присел и ударами подвернувшегося под руку камня плющил корону и державу, чтобы их было сподручней нести под одеждой. Скипетр он выронил на бегу: его нашли утром.
Потом Бладу и его сподвижникам сильно, долго и профессионально били морды. Потом посадили в камеру, благо, всё было рядом.
#Англия #17век #история #литература
В старину на одном вопросно-ответном сайте один очередной чорный сверхчеловек лет пятнадцати вывесил вопрос-декларацию о том, что презрительно рассматривает всех людей как мясо и спросил совета, что с этим делать. Ну и девичьих ахов, наверное. Не стал советовать ему прочесть «Ледяную трилогию», а просто информировал, что с мясом не разговаривают и не просят у мяса совета, как жить. Ну в смысле бывают исключения, но они специфические.
Удар со стороны классика настиг только сейчас. Замечательный мэнский философ и психоаналитик Дэвид Ливингстон Смит, оказывается, жизнь посвятил этой теме. На русском языке он известен как автор «Расчеловечивания», но его следующая книга полнее и богаче примерами - «Менее, чем человек: почему мы унижаем, порабощаем и уничтожаем других».
Смит развенчивает там самую, наверное, вредную иллюзию прекраснодушных светлых человечков. Абсолютно в духе Просветителей они укладывают концепцию расчеловечивания в прокрустово ложе былого учения о том, что все люди, внутренне и по природе своей, устремлены ко благу, но шоры ложных учений («суеверий и заблуждений») мешают им Видеть, и стоит, следовательно, просветить их Истинным Светом Премудрости — и все обожатся и сольются в агапическом экстазе. То есть субъективно расчеловечивая другого человека и тем самым «позволяя» себе обращаться с ним как с не-человеком, люди просто не видят в этом не-человеке такого же человека, как они сами. Это туман-дурман, застилающий им взор.
Нет, говорит Смит. На множестве примеров он показывает, что с мясом, а также с тараканами, камнями и ветром, не разговаривают. И не имеют к ним «отношения». Равно как и «отношений» с ними. Всё это возможно только с равными, с людьми. И следовательно, расчеловечивание является не «невидением» в не-человеке человека, а напротив, видением и осознанием в другом человеке человека, но при этом — желанием, чтобы он таковым не был, аннигилировался как человек. На уровне слов это школьное "давайте все называть Дроздова Петухом" или государственническое "либерасты", "пиндосы" и пр., потому что искажение имени - это лишение идентичности, лица, статуса человека или явления, если физическое уничтожение желательно, но невозможно. Это wishful thinking, практически во всем аналогичное кантианской религиозной вере, которая состоит не в вере как доверии книгам или очевидцам, а в вере как в желании, чтобы «там что-то было». Это представление о том, «как должно быть», которое насильно присваивается другому человеку. Так что реальность, по Смиту, жестче ожидаемого: люди не слепы, люди просто сволочи.
Хорошие новости в том, что индикатор «свой-чужой» для человека первичен и не зависит от идеологических и культурных наслоений. Простыми словами, никто и никогда не мог и не сможет никому внушить подлинное отношение к какой-либо группе людей как к не-людям, это будет во всех случаях отторгнуто мозгом как чужеродная идея. Плохие новости — всё остальное — в области гонений и унижений по признакам расы, пола, гендера, народности, физических характеристик и т.п. Книга реально изобилует примерами. Очень хорошо и резко написана.
#современность #литература #философия #психология #конспирология
Удар со стороны классика настиг только сейчас. Замечательный мэнский философ и психоаналитик Дэвид Ливингстон Смит, оказывается, жизнь посвятил этой теме. На русском языке он известен как автор «Расчеловечивания», но его следующая книга полнее и богаче примерами - «Менее, чем человек: почему мы унижаем, порабощаем и уничтожаем других».
Смит развенчивает там самую, наверное, вредную иллюзию прекраснодушных светлых человечков. Абсолютно в духе Просветителей они укладывают концепцию расчеловечивания в прокрустово ложе былого учения о том, что все люди, внутренне и по природе своей, устремлены ко благу, но шоры ложных учений («суеверий и заблуждений») мешают им Видеть, и стоит, следовательно, просветить их Истинным Светом Премудрости — и все обожатся и сольются в агапическом экстазе. То есть субъективно расчеловечивая другого человека и тем самым «позволяя» себе обращаться с ним как с не-человеком, люди просто не видят в этом не-человеке такого же человека, как они сами. Это туман-дурман, застилающий им взор.
Нет, говорит Смит. На множестве примеров он показывает, что с мясом, а также с тараканами, камнями и ветром, не разговаривают. И не имеют к ним «отношения». Равно как и «отношений» с ними. Всё это возможно только с равными, с людьми. И следовательно, расчеловечивание является не «невидением» в не-человеке человека, а напротив, видением и осознанием в другом человеке человека, но при этом — желанием, чтобы он таковым не был, аннигилировался как человек. На уровне слов это школьное "давайте все называть Дроздова Петухом" или государственническое "либерасты", "пиндосы" и пр., потому что искажение имени - это лишение идентичности, лица, статуса человека или явления, если физическое уничтожение желательно, но невозможно. Это wishful thinking, практически во всем аналогичное кантианской религиозной вере, которая состоит не в вере как доверии книгам или очевидцам, а в вере как в желании, чтобы «там что-то было». Это представление о том, «как должно быть», которое насильно присваивается другому человеку. Так что реальность, по Смиту, жестче ожидаемого: люди не слепы, люди просто сволочи.
Хорошие новости в том, что индикатор «свой-чужой» для человека первичен и не зависит от идеологических и культурных наслоений. Простыми словами, никто и никогда не мог и не сможет никому внушить подлинное отношение к какой-либо группе людей как к не-людям, это будет во всех случаях отторгнуто мозгом как чужеродная идея. Плохие новости — всё остальное — в области гонений и унижений по признакам расы, пола, гендера, народности, физических характеристик и т.п. Книга реально изобилует примерами. Очень хорошо и резко написана.
#современность #литература #философия #психология #конспирология
Сегодня исполняется 156 лет автору концепции «демократия – это тирания», романов «Синагога сатаны» и «Дети сатаны» (оба 1897), структурологу еврейско-масонского заговора против всего хорошего, каскадному кровосмесителю, декаденту-символисту, прозаику и мастеру эстетики отвратительного Станиславу-Феликсу Пшибышевскому.
(много картинок)
#Польша #Германия #19век #20век #история #литература #конспирология
(много картинок)
#Польша #Германия #19век #20век #история #литература #конспирология
Telegraph
Как живали сатанисты в старину
Российская интеллектуальная конспирология еврейско-масонской направленности – абсолютно инородное тело в русской культуре. Это вставная челюсть. Вся ее образность, все сюжеты и персонажи являются переносом на российскую литературную почву католической агитационной…
Адренохром — 2
Буквально не успели остыть оттиски статей Хоффера, Осмонда и Смитиса, а мировая научная общественность — загореться новой теорией (чтобы потом стыдливо ее слить), пытливый и энергичный Олдос Хаксли выпустил в том же 1954 году книгу «Двери восприятия», где обобщил свой опыт исследований расширения сознания и не мог, конечно, обойти вниманием адренохром.
«Позже было открыто, что адренохром – продукт распада адреналина – может вызывать многие симптомы, наблюдаемые при отравлении мескалином. Только адренохром, вероятно, возникает в человеческом теле спонтанно. Другими словами, каждый из нас способен производить химическое вещество, микроскопические дозы которого, как стало известно, приводят к глубоким изменениям в сознании. Некоторые из таких изменений сходны с теми, что имеют место при самом характерном заболевании двадцатого века, подлинной чуме – шизофрении. Умственное расстройство происходит вследствие расстройства химического? А химическое, в свою очередь, – вследствие психологических расстройств, влияющих на надпочечники? Не слишком ли необдуманно и преждевременно такое утверждать? Мы можем сказать лишь, что этот случай был выделен из прочих за отсутствием доказательств в пользу обратного. Тем временем по этим наметкам продолжаются систематические работы, а изыскатели – биохимики, психиатры, физиологи – идут по следу».
Здесь это просто восторженный отклик сведущего неспециалиста о том, что каждый человек, оказывается, может внутри себя вырабатывать столько вштырки, сколько надо. В благоприятной среде мескалиново-лизергиновой революции в США 1950-1960-х годов эта идея распространилась и взросла. Посреди «Ангелов Ада», «Веселых проказников» Кена Кизи, битников и хиппи, Лири и Уорхола, Хендрикса и Рама Даса, посреди развития и хаотического наполнения контентом нью-эйджа концепции расширения сознания играли роль, постепенно ставшую к концу ХХ века главной. И конечно, сами вещества обрастали собственной мифологией. Закономерным было и формирование вокруг абзаца из Хаксли мифа о супер-наркотике.
Энтони Берджес «Заводной апельсин»
«Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было pitt его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozg проскакивают искры и фейерверки».
В таком виде адренохром пошел кочевать по хипповской прессе и самиздатовской литературе. И в первую очередь, укоренился в устной культуре потребителей веществ, которая также была средой ученых, деятелей литературы и искусства и провозвестников духовности.
#конспирология #литература #история #США #20век #адренохром
Буквально не успели остыть оттиски статей Хоффера, Осмонда и Смитиса, а мировая научная общественность — загореться новой теорией (чтобы потом стыдливо ее слить), пытливый и энергичный Олдос Хаксли выпустил в том же 1954 году книгу «Двери восприятия», где обобщил свой опыт исследований расширения сознания и не мог, конечно, обойти вниманием адренохром.
«Позже было открыто, что адренохром – продукт распада адреналина – может вызывать многие симптомы, наблюдаемые при отравлении мескалином. Только адренохром, вероятно, возникает в человеческом теле спонтанно. Другими словами, каждый из нас способен производить химическое вещество, микроскопические дозы которого, как стало известно, приводят к глубоким изменениям в сознании. Некоторые из таких изменений сходны с теми, что имеют место при самом характерном заболевании двадцатого века, подлинной чуме – шизофрении. Умственное расстройство происходит вследствие расстройства химического? А химическое, в свою очередь, – вследствие психологических расстройств, влияющих на надпочечники? Не слишком ли необдуманно и преждевременно такое утверждать? Мы можем сказать лишь, что этот случай был выделен из прочих за отсутствием доказательств в пользу обратного. Тем временем по этим наметкам продолжаются систематические работы, а изыскатели – биохимики, психиатры, физиологи – идут по следу».
Здесь это просто восторженный отклик сведущего неспециалиста о том, что каждый человек, оказывается, может внутри себя вырабатывать столько вштырки, сколько надо. В благоприятной среде мескалиново-лизергиновой революции в США 1950-1960-х годов эта идея распространилась и взросла. Посреди «Ангелов Ада», «Веселых проказников» Кена Кизи, битников и хиппи, Лири и Уорхола, Хендрикса и Рама Даса, посреди развития и хаотического наполнения контентом нью-эйджа концепции расширения сознания играли роль, постепенно ставшую к концу ХХ века главной. И конечно, сами вещества обрастали собственной мифологией. Закономерным было и формирование вокруг абзаца из Хаксли мифа о супер-наркотике.
Энтони Берджес «Заводной апельсин»
«Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было pitt его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozg проскакивают искры и фейерверки».
В таком виде адренохром пошел кочевать по хипповской прессе и самиздатовской литературе. И в первую очередь, укоренился в устной культуре потребителей веществ, которая также была средой ученых, деятелей литературы и искусства и провозвестников духовности.
#конспирология #литература #история #США #20век #адренохром