ПРОГЕНИТОР

В самой первой части видеоигры Fallout (1997) герой почти сразу же после начала сюжета имеет возможность спасти местную demoiselle en détresse, Танди, из опасной ситуации, однако в качестве награды за это не получает, как водится в жанре, буквально ничего (проблема, которая уже отдельно, к слову, исследовалась), и, того более, весьма грубо ею посылается, если намекнёт, что хотел бы теперь, так сказать, узнать девушку получше.

Это довольно современная ситуация смотрится очень странно в условиях возродившегося фронтира, ведь для него характерно совсем иное мышление и поведение, известное, скажем, из древних мифов — когда, к примеру, Тесей в похоже ситуации выручает девицу, она полагает только естественным отплатить ему, разделив с ним ложе.

Более того, дамы специально искали возможности таким образом контактировать с героями, жаждали оставить от них, скажем, Геракла, потомство, неизменно оказывавшееся крайне жизнеспособным и могучим. Так что налицо явная аберрация, алогичность поведения — но это вообще характерный случай для фэнтези и смежных жанров, когда они, а это бывает весьма часто, переносят нынешние установки на совершенно иначе устроенный мир.

Обо всём этом подробнее читайте в новом посте «Эллинистики»!

Виппер уверен, что эти числа тут неспроста, и «что цена золота действительно относилась к цене бронзы как 100 к 9»: итак, «гомеровские цены расчислены на количество голов рогатого скота», всё правильно; однако, отмечает он, «нечего и говорить, что быков и коров не надо считать реальными деньгами; это лишь мерка, единица расчета и уплаты, кредитный знак. Монеты у Гомера нет; упоминаются только золотые таланты, т.‑е. весовые куски драгоценного металла … Богатые люди хранят у себя большие запасы металла для крупных расчётов, выкупов и т.п.»

Важно заметить, что монеты греки Тёмных веков действительно не использовали, но дело тут отнюдь не в упадке, просто она ещё не была изобретена: по той причине её не ведали ни микенцы с минойцами, ни даже египтяне с вавилонянами, ни кто-либо ещё вплоть до кон. VII в., когда она впервые начинает чеканиться в Лидии, о чём, к слову, упоминает вскользь и «Арзамас».

До того в качестве денег использовались куски драгоценных металлов отмеряя их по весу, впрочем, и позднее в монете её покупательская способность соответствовала содержанию металла, а не объявленному номиналу: последнее появляется лишь к XIX в.


Ошибка №10: «Микенскую цивилизацию уничтожают дорийцы: тоже греки, но совершенно дикие … прежнее население либо укрывается в горах, либо бежит на восток» (4:34-4:47)

Как замечает проф. ист. Дж. Холл (2014 [2007]), единственное, что неоспоримо касаемо преддверия Тёмных веков — это «археологический факт … что большинство микенских дворцов было резко уничтожено к кон. LH IIIB», i.e. ок. 1200 до н.э. Всё прочее же — допущения, основанные исключительно на литературных источниках, причём толкуемых избирательно.

Так, Фукидид действительно говорит о «насильственных переселениях», в частности, том, как «на восьмидесятом году после падения Трои дорийцы вместе с Гераклидами захватили Пелопоннес», подтверждают это и более древние авторы. Однако нигде там нам не найти ни одного упоминания, даже смутного, о том, что это привело к гибели хотя бы одного города, при этом разрушения, согласно данным археологии, касались и мест, до куда дорийцы не дошли, в частности, о-ва Парос.

Кроме того, не совпадают и даты: так, в Лаконии, куда дорийцы должны были переселяться особенно активно, не только не наблюдается увеличения населения в нужный период XII-XI вв., но, напротив, раскопки тогда обнаруживают один лишь массовый исход и полное запустение, а Спарта, по видимости, основана не ранее вт.п. X в.

Выход здесь, уверен Холл, в том, чтобы «снять с дорийцев вину за разрушение дворцов, в то же время согласившись с убедительностью их миграции, положив, что племена прибыли веком позднее случившейся катастрофы» и покорили уже погибающую цивилизацию, которую сгубило междоусбие.

То, что под натиском дорийцев другие племена греков оказались переселены, является фактом, верно и что в основной массе они бежали за море в Малую Азию, как указывает карта «Арзамаса». Правда, ахейцы двинулись вовсе не на восток, а, напротив, к северо-западу от места, где прежде жили, населив область Ахайю, тогда как часть ионийцев ограничилась переездом в Аттику и Эвбею, чего «Арзамас» отнюдь не спешит показывать.

Наконец, часть тех самых микенцев и вовсе не сдвинулась с места, оставшись себе жить в самом центре Пелопоннеса: речь идёт об Аркадии, где, по Холлу, «диалект наиболее близок тому языку, на котором говорили микенцы», что знает и Карпюк, на лекциях учивший, что «ахейское население Греции … в некоторых областях (Аттика, Аркадия, Ахайя) … осталось».

И это всё при том, что жители этой области всю классическую эпоху имели у прочих греков устойчивую репутацию распоследних селюков, про них ходили анекдоты, очень напоминающие те, которые были у нас про чукч: Sic transit gloria mundi.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 11/18 ⤴️➡️

Ошибка №11: «Его [вино], кстати, разбавляли водой 1 к 3. И только варвары пили чистоганом» (6:33-6:36)

«Во всей Греции считается, что пить чистое вино — варварский обычай», подтверждает эту мысль крупнейший специалист в вопросе Ф. Лиссараг (2008 [1987]): так, у Геродота для спартанский царь Клеомен «слишком часто общался со скифами … [отчего] научился у них пить неразбавленное вино», что закончилось для него безумием и смертью; это впрочем, не помешало спартанцам и впоследствии себе «наливать по-скифски».

Само название чистого вина у греков называется через отрицание нормы: ἄκρατος, «несмешанное». В то же время хотя «пропорции смешения … могут варьироваться в пределах от 3 частей воды на 1 часть вина до 5 к 3 или 3 к 2, в зависимости от желаемой крепости». При этом «они никогда не будут случайными»: «для греческой морали, основанной вовсе не на идеалах фрустрации и аскезы, а на идее равновесия» перелить воды было не менее дурно, чем не долить.

Кроме того, согласно проф.-клас. Р. Ониансу (1999 [1935]), иногда вино прямо-таки полагалось пить неразбавленным: в случае, если это происходило за здравие живущих или, наоборот, упокой ушедших.


Ошибка №12: «Поэтому он [греческий тиран] ничего не реформирует» (7:58-7:59)

«Тираны не стремились к проведению социальных реформ», учит похожему на лекциях Карпюк, они «обычно не проводили каких-либо значительных социальных преобразований».

В действительности же при тиранах политические изменения зачастую были тотальны, а жизнь полиса изменялась кардинально и бесповоротно. Так, д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006) пишет, что «Афины до начала VI в. до н.э. навряд ли были чем-то большим, нежели „публичным местом“ жителей Аттики, где они собирались для принятия общезначимых решений … Эпоха [тирана] Писистрата и Писистратидов (сер.-тр. четв. VI в. до н.э.) стала одной из переломных эпох в развитии афинского полиса. Именно в это время Афины превратились в мощный городской центр.

Писистрат с самого начала делал ставку на создание мощной городской элиты в противовес локальным аттическим … на постепенное перетягивание основной культурной активности в городскую среду … Именно он начал строить в Афинах каменные храмы. Именно он заложил первые камни в основание будущей Афинской морской империи, которая со временем превратит … Афины — в первую настоящую „столицу“ античного мира».


Ошибка №13: «А недовольных [тираном] можно сварить в медном быке. Но всех не сваришь. Тиранов свергают», далее изображены Гармодий и Аристогитон (8:07-8:14)

Здесь внаглую исключение выдаётся за правило, ведь оный бык применялся одним только Фаларидом, тираном Акрагаса в Южной Италии, и более нигде. Кроме того, Лукиан передаёт даже речь-апологию тирана, в которой тот пытается объяснить, что был неверно понят, и только единожды применил по назначению устройство: чтобы погубить в нём самого же негодяя-изобратателя, хотя она и считается сомнительной.

Общая идея, которую здесь внушает публике «Арзамас», такова, что греческие тираны, мол, ничем полезным не занимались, но лишь самодурствовали, совершая расправы направо и налево, покуда разъярённый народ не сместил негодяев. Нет, однако, мнения, более далёкого от истины.

При этом далее видео вроде как даже сообщает, что «греческий тиран не обязательно терроризирует народ-демос, скорее наоборот»… впрочем, это явное преуменьшение: правильнее сказать, что практически никогда, но, напротив, активно на него опирается. Суть тирании в том, что это популистская власть, которая беспокоится в первую очередь нуждами простого народа, противостоя и оттесняя аристократию, которая потому-то и стремилась во все времена прикончить тиранов, самый известный пример их успеха — Юлий Цезарь.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 12/18 ⤴️➡️

Согласно Випперу, «легенду о жестоких правителях придумали враги тиранов, аристократы, которые также идеализировали тираноубийц и добились постановки им памятника», а также «привили народу убеждение, что тиранию сверг сам демос, который, наконец, перестал нуждаться в руководителях и опекунах», и теперь, наконец, будет править «сам» — а не деле, разумеется, его попросту некому будет защитить от своеволия аристократии.

Миф о том, что Гармодий и Аристогитон были тираноубийцами, был развенчан уже Фукидидом. Как он сообщает, «после того как Писистрат скончался … тиранию унаследовал не Гиппарх, как обычно думают, а старший сын Гиппий», Гиппарх же принялся оказывать знаки внимания юноше Гармодию, о чём последний пожаловался своему возлюбленному Аристогитону, «и тот, страстно влюбленный, весьма огорчился, опасаясь к тому же, что могущественный Гиппарх применит … насилие», чего тот, однако, вовсе не планировал, ведь это «не соответствовало характеру его власти, которая вовсе не была непопулярной или в тягость народу».

Кончилось это гибелью Гиппарха, чей «печальный конец … сделал его столь знаменитым, что впоследствии стали даже думать, что он-то и был тираном». Гиппий же правил себе дальше, пока его не сместила иноземная армия; характерно, пишет Фукидид, что «тиранов свергли не сами граждане и не Гармодий, а лакедемоняне … и возвратившиеся из изгнания Алкмеониды».

«Можно сказать, что прославление тираноубийства составляет изобретение аристократии», заключает Виппер; «в Афинах романтическое творчество врагов тирании имело большой успех: они сумели прочно водворить легенду о жестокости последних тиранов из дома Писистратидов и представить заговорщиков, убивших Гиппарха, частного человека … идеальными республиканцами, мучениками за освобождение порабощенного народа».


Ошибка №14: «К сер. VI в. самыми развитыми оказываются не Афины и Спарта, а полисы Ионии. Они раньше осваивают инновации восточных соседей», в числе которых названа математика (8:50-9:01)

Даже Лурье, на которого вроде как при создании этого видео ориентировались, замечает, что хотя «факт влияний на раннюю греческую геометрию надо признать несомненным», «существенного значения это не имело», а «логически отчетливая последовательная система доказательств — самостоятельная заслуга греческого гения».

Д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1994) добавляет, что «называя греческую геометрию и восточные вычисления одним и тем же словом „математика“, мы имеем в виду разные вещи»: только у греков «впервые появляются постановка проблем в общем виде и дедуктивное доказательство — качества, позволяющие отделить математическую науку от занятий числами вообще».

Уже греки, пишет он, «были склонны приписывать восточное происхождение многим областям своей культуры, в том числе и математике» (Ibid 166), новоевропейские же учёные долгие века просто не ставили эту мысль под сомнение.

В том, что касается истории науки, древним был присущ подход, называемый сейчас в антропологии «диффузионизмом», который отрицает самостоятельное появление схожих явлений, полагая, что в любом таком случае речь идёт о проникновении, заимствовании. Согласно Жмудю (2002: 24), «когда Геродот писал, что геометрия была открыта в Египте, а затем перенесена в Грецию, то основывался он не на каких-то исторических свидетельствах», а просто на «здравом смысле», как его понимал, оных же попросту не существует в природе.

В действительности наука и философия родились именно в Ионии вовсе не из-за её близости к Востоку, а потому, что в колониях процветало свободомыслие, была выше терпимость к вольнодумству. Продолжали они развиваться тоже на периферии, причём и в противоположной части греческого мира, в Южной Италии, где влиянием Востока уже не объяснить, и лишь много позднее были допущены на материк.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 13/18 ⤴️➡️

Ошибка №15: «Как им [грекам] удалось победить [персов]? Первая причина — военная инновация. В битве при Марафоне греки использовали фалангу» (9:38-9:45)

На момент битвы при Марафоне в 490 г. фалангу трудно назвать «военной инновацией». С 1909 г. принято так или иначе соглашаться с В. Хельбигом, что гоплитская пехота сформировалась в Греции после появления щита-асписа (ἀσπίς), неверно называемого часто гоплоном (ὅπλον), в период между ок. сер. VII и VI вв. Вот и в наши дни, пишет проф.-клас. и ист. П. Крентц, большинство историков «датируют появление фаланги п.чет. VII в.»

Проф.-клас., ист. В. Хансон (2000) сообщает, что «как минимум два столетия, с 700 по 500 гг., и, вероятно, большую часть ран. V в.» война в Греции была почти исключительно сражением гоплитов. Таким образом, ко времени сражения следует говорить уже о традиции длиной не менее двух веков, и скорее о начинающемся снижении значения фаланги, ни о каком новшестве не может идти и речи.

Если же тут смысл в том, что при Марафоне греки впервые применили фалангу против негреков, то и это неверно, ведь во время одного только Ионийского восстания древние пять раз успели сойтись в битве с персами, причём каждый раз потерпев сокрушительное поражение. Да и в этой битве превосходство греков в вооружении и защите не помешало персам рассеять афинян по центру, проиграв лишь на усиленных флангах.

Что же тогда позволило афинянам победить при Марафоне? Карпюк в ином ликбезе «Постнауки» уверен, что «когда греки узнали о том, что персы погрузили на суда конницу с целью произвести внезапный рейд на Афины, было решено не медлить», и перешли в наступление.

Как замечает Крентц (2010), специалист по этой битве, поскольку Геродот не упоминает на поле боя конных войск, из этого кое-кем делался вывод что «[персидский военачальник] Датис решил оставить часть войска исполнять роль прикрытия, а кавалерию и половину пехоты погрузить на корабли и отплыть в сторону Афин, которые надеялся захватить, полагая беззащитными», а Мильтиад, будто бы прознав про это, перешёл в атаку и осуществил то, что называется defeat in detail. Итак, здесь Карпюк причиной победы видит ошибку противника, ни слова не говоря о пресловутой «инновации».

Хотя, продолжает Крентц, эта теория основана исключительно на домысливании, на argumentum ex silentio, и никак не соотносится с источниками, это не мешает ей быть популярной: он признаётся, что встречал её в научпопе, который «демонстрировал погрузку конников на корабли как установленный факт», и то же мы видим здесь.

В то же время свидетельства обратного, присутствия кавалеристов на поле боя, как раз существуют, в основном это изображения битвы, скажем, на Расписной Стое, демонстрирующие в т.ч. гоплитов, бьющихся с конными войсками. В общем, совсем не мудрено, что серьёзными исследованиями «предполагаемое раздробление персами своих сил отвергается как … додумывание», а греки сражались с полным персидским войском.

Карпюк на «Постнауке» также упоминает, что когда «Мильтиад … повел афинян в атаку … последний отрезок пути греки бежали … с целью уменьшить потери от действий персидских лучников».

В действительности, согласно Крентцу, «лучники объяснили бы бег на одну стадию, примерно соответствующую дальнобойности персидского лука, не на восемь», однако же греки пробежали их все. «Лишь присутствие … кавалерии объясняет длинный забег», который гоплитам пришлось совершить, чтобы пересечь равнину «до того, как конница персов замедлит или остановит их наступление, сделав лёгкой мишенью для обстрела».

Эллины держали победу потому, что смогли эффективно реализовать свои сильные стороны, навязав ближний бой, в котором были много искушённее, противнику же не позволили реализовать его преимущества. Это была тактическая победа: Мильтиад, согласно Крентцу, не один день обозревал персидский лагерь, чтобы понять, когда же лучше атаковать, и сделал это ровно в тот момент, когда кавалерия персов была наиболее не готова, и потому по итогу почти не участвовала в бою.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 14/18 ⤴️➡️

Ошибка №16: «[После битвы при Марафоне был послан гонец], который бежал в Афины 42 километра, чтобы сообщить о победе, после чего немедленно умер», далее приписка о том, что «это миф», который «сочинил писатель Плутарх через пятьсот лет» (9:56-10:02)

Достаточно открыть Плутарха, чтобы убедиться, что он не выдумал его, а взял у другого автора, жившего, впрочем, тоже позднее битвы, 150 лет спустя: история эта у него начинается со слов «как рассказывает Гераклид Понтийский», который, к слову, не сообщает о гибели гонца: об этом, пишет Плутарх, «большинство говорят».

Смешнее всего, что здесь Плутарх, вовсе не являющийся писателем, но вполне себе историком, точнее, биографом, хотя и далеко не самым объективным из живших (что, впрочем, для жанра вообще характерно), с большой примесью, скажем так, философа-моралиста, рассуждает как раз на тему исторических выдумок, художественных преувеличений, и это — пример, который он приводит.

Здесь перед нами уже начинает вырисовываться общий принцип, который, по всей видимости, чаще всего принимала «консультация» Карпюка: не вникая в детали, выдать нечто вроде: «А, это вроде Плутарх сочинил. Ну, он не совсем историк, скорее писатель, много выдумок за ним», и на этой ремарке всё и оказалось выстроено.


Ошибка №17: «Вторая причина [победы греков над персами] … 300 спартанцев» (10:03-10:07)

Согласно Корецкой, «харизматичность светит воину прежде всего не тогда, когда он демонстрирует готовность умереть в ситуации неизбежности, а тогда, когда в этом даже нет очевидной необходимости», и ярким примером подобного, на её взгляд, является как раз «известная всем оборона Фермопил»: «предательство, роспуск основного войска по причине бессмысленности дальнейшей обороны и героическая смерть тем более возвышенная, чем менее в ней было стратегического и тактического смысла. Персы прошли Фермопилы и двинулись дальше … на фоне общей численности армии Ксеркса эти потери вряд ли были существенны».

Ergo, никакой причиной победы над персами подвиг «трёхсот» не является, что пишет и… сам «Арзамас» в другом месте, даже упоминая это самым первым, когда заводит речь о популярных «мифах об Античности». Ну да, зачем сводить своё мировоззрение хотя бы к подобию системы.


Ошибка №18: «Не зря уже они [спартанцы] пару веков уже даже в мирное время живут в казармах» (10:22-10:25)

И снова «Арзамас» о куда более сомнительных моментах рассуждает тем же уверенным тоном, с коим и о достоверных, отчего грань размывается. Касаемо источников, касающихся Спарты, есть более и менее скептические мнения; скажем, всё тот же Виппер высказывается довольно умеренно: «При анализе исторических известий о спартанской старине необходима крайняя осторожность в отношении романтической литературы, которая работала, начиная с IV в., и отчасти дошла до нас непосредственно в виде произведений Ксенофонта и Платона, отчасти собрана в биографии Ликурга, составленной Плутархом.

В этих сочинениях мы знакомимся не столько с различными описаниями лаконских порядков, сколько с чаяниями и программами, бродившими в публицистике эпохи упадка Греции. Литераторы смело переносят теории наилучшего общественного строя и проекты реформ в виде идеальных картин на глубокую древность», таким образом, изображая не Спарту, какой она была, но то, каким бы хотели видеть будущность, приписывали Спарте.

Согласно Михайлину, невозможно говорить о том, что лакедемоняне уже «пару веков» живут своим своеобразным образом, на деле же оный является новоделом: Спарта, пишет он, «судя по всему, в архаический период была вполне „нормальным“ полисом, не брезгующим ни роскошью, ни праздничными способами существования, и только на переходе к ранней классике претерпела своеобразную „архаизирующую“ революцию и превратилась в тот феномен, который веками и тысячелетиями грел душу авторам консервативных утопий».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 15/18 ⤴️➡️

Древний, ещё античный принцип μίμησις, требующий от искусства так или иначе подражать (мимикрировать под, если дословно: от μῖμος, «имитатор» или «актёр», также «мим») реальности, отражать её, имеет известную крайность, когда всякое произведение, как его называет народонаселение определённого склада, «оторванное от жизни», ими обдаётся в изобилии презрением, и в лучшем случае театрально игнорируется.

Речь идёт, понятное дело, в основном о довольно возрастных людях, сильно старшем поколении, которому такие повадки привили в Совдепии, где научили, что любить следует совсем другое, освещающее, к примеру, быт рабочих и крестьян, всяческие реалии трудящегося люда. Вот это — дело, это понятно, скажут такие, это — «про нас», «во, вот так мы жили», «вот так мы моргали в СССР», прочее же всё — несерьёзно и для детей: здесь явно подразумевается, что последние-де ещё могут витать в облаках, зрелость же означает приземленность.

Здесь хуже всего приходится, пожалуй, какому-нибудь фэнтези, сочиняющему зачастую совсем уж выдуманные миры, иной раз — откровенно параллельные реальности, где нет ничего из нашего, кроме разве что человеческой расы, а иной раз и её тоже. При всех недостатках жанра, о которых сейчас мы говорить не станем, нельзя не отметить, что эта его особенность позволяет читателю понимать, сопереживать и соотноситься с чем-то совершенно иным, нежели ему привычное, понимать глубоко чуждое: собственно, в этом-то и состоит претензия тех приземленных людей, о которых говорилось выше.

Но дело не столько в фэнтези и примкнувших жанрах: неприязнь, о которой идёт речь, куда шире, и в конечном итоге оказывается направлена на явление, известное как fiction, художественный вымысел, в целом. Претензия, которая здесь предъявляется, по правде говоря, довольно смешна: вменяется выдуманность, то, что оно-де, подумать только, обманывает, хотя, казалось бы, в том и состоит modus operandi искусства, что особенно легко заметить в случае живописи, которая нередко довольно схематична, лишь намечая некие черты, например, лица, которые затем наш мозг считывает как знакомые; тем обманывается механизм узнавания.

Выходит, что даже на мгновение разрешить своему воображению нарисовать, и тем допустить существование, некоего иного, так или иначе отличного от нашего мира, такие не могут и не хотят. Наилучшей аналогией здесь будет довольно неожиданная: это богоборчество в самом его радикальном проявлении, не допускающий возражений атеизм. Чем он отличен от того же агностицизма? Довольно фундаментально: последний сомневается, он осознаёт вероятность, возможность того, что постулаты одной или нескольких конфессий всё же могут быть верны, — но что вообще значит «допускать возможность», что есть «может быть» в конечном итоге?

В этом случае мы как бы представляем себе не один мир, но несколько отличных его вариаций, более или менее вероятных моделей, и точно есть такая, в которой найдётся место самому невероятному. «Именно фактов не существует, а только интерпретации», писал об этом Ницше; «мир познаваем, но он может быть истолковываем и на иной лад, он не имеет какого-нибудь одного смысла, но бесчисленные смыслы».

«Пролетарское чтиво», 1/4 ➡️

В этом, к слову, заключается суть научной деятельности, которая вовсе не пытается отобразить некий «реальный мир» раз и навсегда, но лишь старается создавать как можно менее оторванные от наших о нём представлений модели. Приземленные же люди, о которых идёт речь, от этого отказываются, они не хотят и не могут тратить усилия на подобное когнитивное жонглирования мирами, у них он всегда один, и разночтений не допускается.

Гераклиту принадлежит фраза: «Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный», однако верно и обратное — это у сонь, не желающих пробуждения, один мир, наблюдаемый непосредственно, пресловутая «наглядная очевидность», тогда как у тех, кто пробудился, в наличие немало иных миров. Собственно, не только каждая наука создаёт свой собственный, но и внутри одной часто нет согласия, самый известный пример — квантовая физика, посвящённая микромиру, строению атома, находится в великой вражде с астрофизикой, той, которая о макромире, или космосе. Попытка создания «единой науки всего», объединяющей научные представления в единую картину, в один мир, тоже оказалось совершенно бесперспективной затеей.

Для обывателя же «всё и так понятно», то, каким он мир видит, познаёт органами чувств, такой он, по его мнению, и есть — эта установка, собственно, присуща человеку по умолчанию, не следует ей удивляться, это то, что Ницше называл «инстинктивным каноном истины извечного народного сенсуализма».

Такой, понятно, воспримет в штыки самые же ранние философские рассуждения греков, уже тогда порывающие с подобным отношением и призывающим сомневаться в сообщаемой чувствами картине мира, он со снисходительной ухмылочкой отвергнет, к примеру, саму возможность рассуждать на тему декартовского скептицизма, скажем, в виде извечной концепции «мозг в колбе», самая популярная версия которой известна по кинофильму The Matrix (1999), тогда как философия в этом рассуждении поставила точку фразой Ницше «единственное, что достоверно — что мысль существует», тогда как насчёт остального существует известная доля сомнения.

Однако в действительности органами чувств мы зачастую наблюдаем глубоко ложную картину мира: к примеру, на первый взгляд мы существуем на вполне плоской поверхности, а вовсе не на шарообразной; иначе говоря, «очевидно», что Земля плоская, а для доказательства обратного необходимо очень определённое мышление, ряд наблюдений и затем их сопоставление, в результате чего получается альтернативная видимой непосредственно версия реальности, иная модель, чуждая сообщаемой чувственно.

Как пишет д.ф.н. А.И. Зайцев (2000), «греки вскоре [после начала своей научной деятельности] выяснили, что подтверждаются очень часто гипотезы, противоречащие наглядной очевидности и прочно укоренившимся мнениям»; «Анаксагору принадлежит … одобренный затем Демокритом общий руководящий принцип греческой науки … „явления — облик скрытых вещей“»: таким образом истина, — кто бы мог подумать! — лежит отнюдь не на поверхности. «Полагай несущественным явное в мире, ибо тайная сущность вещей не видна» писал об этом позднее некто Омар Хайям — перс, бо́льшую часть своей учёности почерпнувший из трудов тех, кого тогда и там называли румийцами.

⬅️ «Пролетарское чтиво», 2/4 ➡️

ЯВЛЕНИЕ CUCKOLD КАК АПОФЕОЗ ПЛАТОНИЗМА

Классически греки полагали, что далеко не каждое умение должно быть выделено в отдельную профессию, на которой одной и следует человеку специализироваться всю жизнь, но есть и такие — как-то: война, политика, — в которых должен быть искусен каждый гражданин, желающий зваться таковым.

Этот взгляд позднее подхватили и углубили софисты, возражал же им их извечный соперник Платон, который считал, что и такие занятия, которые традиционно принято осваивать каждому, следует выделить в отдельные ремёсла, и, того более, в своём идеальном государстве собирался сурово наказывать тех, кто пытается освоить что-то ещё за пределами своей узкой специализации. Всякая работа, утверждал он, должна выполняться сугубыми профессионалами, знатоками своего дела, и никак иначе.

Какой из этого следует вывод, учитывая, что в наши дни кое-кем выделяется такое понятие как sex work, догадаться нетрудно, подробнее же об этом можно прочитать в новом тексте «Эллинистики».

(Там же можно узнать, почему правы те «левые», которые полагают «объективизацией» использование негров в соответствующем жанре порнографии, а также то, какой тайный смысл содержится в мифе о необычайно большого размера фаллосов у чёрных, который, к слову, тоже идёт от греков, — а также многое другое).

Ошибка №19: «Демократическим голосованием их [деньги с серебряных рудников] было решено пустить на постойку двухсот триер» (10:35-10:39)

Здесь как будто бы речь идёт о прямом волеизъявлении народа без какого-либо влияния извне, однако было совсем не так: как пишет Виппер, «по старинному обычаю, чрезвычайный излишек получений подлежал раздаче между гражданами. Но Фемистокл склонил народ не раздроблять этой суммы, а употребить ее целиком на постройку военных кораблей». Вот и Карпюк на «Постнауке» сообщает, что «Фемистоклу удалось убедить народное собрание».


Ошибка №20: «Философ Анаксагор высказывает возмутительную идею: Солнце — это не бог Гелиос … а горячее тело» (12:20-12:28)

То, что научно-философские воззрения Анаксагора якобы вызвали консервативную реакцию у афинян, что привело в итоге к его осуждению и изгнананию, является устаревшим заблуждением, вызванным к жизни некритичным отношением прошлых веков к сомнительным и поздним свидетельствам. Эта ошибка, в отличие от остальных, почти даже простительна «Арзамасу», поскольку для её преодоления необходимы совсем уж особые умения в критике источников.

С другой стороны, как сообщает проф.-клас. Р. Уоллас (1996), недостоверность абсолютного большинства сообщений, касающихся афинских судов за «неверие», исследователи осознавали как минимум с п.тр. XIX в.: одно из немногих достоверных касается случая Сократа. Так, Аристотель, который, согласно Элиану, «в страхе перед судом бежав из Афин … [сказал, что] не желает, чтобы сограждане вторично совершили преступление перед философией, при этом «имел в виду смерть Сократа», ничего не зная про Анаксагора.

Сократ тоже у Платона на суде задаётся вопросом, почему его судят за то, чему спокойно учил Анаксагор: «Молодые же люди будто бы узнают от меня то, что можно иной раз узнать, заплатив за это не больше драхмы», тем приобретя книгу с «возмутительными» идеями.

Сократа и Аристотеля, в свою очередь, преследовали по политическим мотивам, их иные взгляды были лишь поводом, что, впрочем, уже разбиралось подробно.


Ошибка №21: «Его [Алкивиада] идея … давайте … поплывём [воевать] на Сицилию … Флот готов, но … накануне экспедиции происходит [надругательство над гермами] … [в чём] обвиняют Алкивиада … тот бежит в Спарту» (13:19-13:44)

Вообще-то, несмотря на обвинение, Алкивиад благополучно отплыл во главе флота и даже успел достичь в Италии кое-каких успехов, взял несколько городов и угрожал уже самим Сиракузам, однако, пишет Плутарх, «ничего более сделать не успел: афиняне прислали ему распоряжение немедленно явиться на суд». Только тогда, по пути назад, он бежал. Кроме того, подозревался Алкивиад не только в осквернении герм, но ещё и в высмеивании Элевсинских мистерий, но это были явно лишь поводы, скрывающие политическую борьбу: все до единого источники такого мнения.


Ошибка №22: «Победителей в Пелопоннесской войне нет, в упадок приходят все полисы Греции. Зато неожиданно хорошо дела идут у македонцев» (14:38-14:46)

Теперь «Арзамас» решил под шумок пропустить крупный кусок истории. Ведь Спарта вовсе не пришла в упадок по окончанию этой войны, напротив, достигнув тогда, напротив, пика своего влияния. Конец Лакедемона, каким мы его знаем, случился позже, и произошёл из-за потери кормовой базы, которая power base, заключавшейся в контроле над плодородной Мессенией и с её илотами и рядом других территорий, которые оказались отторгнуты от неё в ходе иного конфликта, называемого Беотийской войной (378-362 гг.)

Её вели против Пелопоннесского союза фиванцы во главе с Эпиминондом и Пелопидом: именно у первого учился воевать молодой ещё Филипп Македонский, который в то время жил заложником в Фивах, а знаменитый фиванский «Священный отряд», ставший тем первым, кто сумел разгромить спартанцев в ситуации, когда те превосходили противника численно, затем вдохновил македонцев на создание собственного типа фаланги, против которой он затем и стоял до последнего человека в битве при Херонее.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 16/18 ⤴️➡️

Ошибка №23: «Протокол обязывает всех по восточному обычаю падать ему [Александу Великому] в ноги» (16:00-16:03)

Очень трудно такое представить, учитывая, что слово «отвращение» даже не начинает описывать греческое отношение к коленопреклонению в любом его виде: для эллинов классической эпохи немыслимым было и просто опуститься на колени, даже перед богами они (но не, например, римляне) этого практически никогда не делали. Собственно, греки в некотором смысле даже не были в силах понять, как можно кланяться в ноги другому человеку, тогда как богу — это ещё было для них представимо, на основании чего и вообразили, что персы почитают своего царя богом, что, конечно, было не так.

Что касается Александра, то он решил ввести обычай проскинезы (προσκύνησις) после завоевания Персии и по образцу её, по Арриану, «потребовал, чтобы ему кланялись в землю». Это, однако, вызвало возмущение македонян и других греков; «заметив это, Александр послал сказать, чтобы о земных поклонах не было больше и речи».


Ошибка №24: «Пока последователи Александра — их называют эпигонами — воюют между собой» (16:27-16:32)

Непосредственных последователей Александра называли диадохами (διάδοχοι), а эпигонами (έπίγονοι) — их детей и всех прочих, которые были уже после. Собственно, уже знаменитый труд И. Дройзена (1833-46), отца понятия «эпоха эллинизма», разделён на такие тома: «История Александра Великого», «История диадохов», «История эпигонов».


Ошибка №25: «Можно только гадать, чем бы это закончилось: найдены греческие декреты, призывающие распространять буддизм, но Александр умирает молодым» (16:04-16:11)

Греко-буддистский синкретизм действительно имел место, и был крайне благотворен в первую очередь для местных: в частности, считается, что только в ту пору впервые появляются скульптурные и прочие изображения Будды, ранее же этому мешали типичные азиатские предубеждения.

Однако обо всём этом можно говорить только уже после смерти Александра, и нет никаких оснований считать, что он хоть сколько-нибудь активно стимулировал упомянутое распространение, тем более о том, что, мол, только его безвременная смерть помешала неким грандиозным на сей счёт планам осуществиться.

Также малопонятно, о каких «греческих декретах» здесь идёт речь, возможно, — об эдиктах индийского царя Ашоки, часть которых, согласно проф. ист. А.А. Вигасину (1997), действительно была написана в т.ч. и на греческом. Согласно одному из них, Ашока в какой-то момент заметил, что «нет такой земли, кроме греческой, где бы не встречались брахманы и аскеты», что решил немедленно исправить, разослав миссионеров повсюду от Селевкии до Эпира и Кирены. Перечисляются также имена правителей этих государств, в число которых входит и некий Александр, но то — совсем другой, сын Пирра.

В пользу этой версии говорит и инфографика «Арзамаса», сопровождающая эти слова, говорящая, что это индусы призывали «дорогих греков» распространять буддизм. Проблема её в том, что Ашока был первым правителем Маурьев, кто принял буддизм, а сделал он это, согласно эдикту, не ранее 261 г.: только «после того как [были] захвачены калингяне, у [него] … [появилась] сильная приверженность к дхарме». Александр же умер, напомню, в в 323 г.

По всему выходит, что пресловутая «консультация» Карпюка в ряде вопросов была очень отрывистой, ограничивалось чем-то вроде наспех брошенного «ну вот были надписи, некоторые даже на греческом, которые связаны с распространением буддизма», а остальное додумали уже другие люди. Но этим не объяснить всего получившегося бреда.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 17/18 ⤴️➡️

На этом завершается разбор ошибок этого видео, пора подводить итоги. Как нетрудно заметить, речь идёт не о каких-то мелких огрехах, но о заблуждениях столь серьёзных, что их совместными усилиями как бы происходит неисправимая порча полотна, на котором должна быть изображена классическая древность, тем создавая рисунок, ничем не напоминающий то, что нам предлагает актуальный академический взгляд.

Если кто-то, добравшись до сюда, всё ещё считает, что ничего страшного не случилось, полагает, что «Арзамас» можно, а то и следует, понять и простить, ведь он «старался», я предлагаю ему представить, например, научно-популярное видео на тему биологии, не знающее и половины органелл клетки, об эволюции в лучшем случае имеющее представления на уровне ламаркизма, а генетику или вовсе отрицающее, не ведя и бровью, либо продвигающее её в прочтении Лысенко. Не очень? Но ведь ролик состоит из абсолютно настолько же устарелых данных.

Пресловутые «популяризаторы науки» вообще-то подобное называют «мракобесием», также «лженаукой», полагая самым страшными преступлением, которое всячески осуждают и преследуют; учитывая, однако, что к таковым себя безусловно относит и «Арзамас», мы можем увидеть, что они не прочь иногда и сами породить яркий образчик явления. С чем боролись, как водится.

Нечто подобное уже доводилось видеть в случае другого видео, посвящённого античным гребцам. В тот раз распространением оного обскурантизма занимался некто к.б.н. С.В. Дробышевский, с пылом доказывавший, что в те времена гребля была уделом рабов, что является распространённым заблуждением вследствие диверсии франшизы «Бен-Гур», начиная с романа XIX в., тогда как академический взгляд по этому поводу иного мнения.

Однако в том случае дело было явно в катастрофическом недостатке квалификации лектора, не только не являющегося специалистом в культурной антропологии, но и по-советски отрицающим само это понятие, признавая это название только для её биологической ипостаси. Более того, не единожды на его счёт уже было замечено, сколь поверхностен он становится, пытаясь осветить хотя бы что-либо за пределами своей узкой сферы.

Тут же всё иначе, ведь формально «Арзамас» не мог найти в консультанты лучшего специалиста: С.Г. Карпюк мало того, что является д.и.н., так ещё и специализируется конкретно на классической Греции, в частности, политическом устройстве Афин: как мы, однако, видели, даже в случае последнего он выдаёт нечто невразумительное и глубоко сомнительное.

Всё это вызывает как минимум удивление.

Благодаря наличию лекций на «Постнауке», где С.Г. сам, лично проговаривает всё те же глупости, отпадает всякая возможность полагать, что он например, попросту несерьёзно отнёсся к своей роли редактора, ничего особенно не контролировал и лишь поставил свою подпись под кем-то ещё составленным набором глупостей.

В то же время, как мы помним, своих студентов он учил лишь части встреченных заблуждений: это всё значит, что остаётся лишь вариант диверсии знания, намеренной дезинформации народонаселения. Ему не случайно, но нарочно дают как можно более некритический, устаревший материал: исключая минойцев с микенцами, уровень повествования явственно отброшен века эдак два назад, к п.пол. XIX в., тому, какие представления и методология бытовали тогда.

Таков modus operandi антиковедения в СССР, где искусственно держались за воззрения тех времён, когда жили и творили Маркс и Энгельс, поскольку более новые неизбежно приводили к тому, что эти два пророка оказывались неправы, что в упомянутой стране было немыслимым. Эту версию подтверждает и обращение к откровенно абсурдой примитивизации, как у Лурье.

Итак, быть может, перед нами рецидив марксистского подхода, вновь набирающий силу, которой не имел в 1997 г., когда читал свои лекции Карпюк? Это бы отлично объяснило бы расхождения в его показаниях. Но возможны и другие объяснения, и понять, чем вызван подобный подход, ещё предстоит, на тему «зачем» нужно рассуждать дополнительно.

#arzamas
⬅️⬆️️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 18/18 ⤴️

В то же время Восток, который ещё не касался греческой мудрости, к таким же выводам приходить отнюдь не спешил, там тоже, как и позднее в Совдепии, предпочитали то, что «ближе к телу».

Астрономия как явление здесь может служить характерным примером. Для нас, чаще всего потребляющих научные данные уже в готовом виде, сразу же в виде моделей на основе выводов из наблюдений, минуя сами последние, иной раз может стать откровением, что всем известный облик Солнечной системы далеко не очевиден для наблюдателя, ведь для невооружённого взгляда планеты выглядят практически неотличимо от звёзд, это такие же светящиеся точки на ночном небе, различающиеся разве лишь в том, что первые довольно заметно перемещаются, в отличие от последних, по небосводу. Те и другие полагались звёздами — просто разного свойства, например, Венеру именовали Утренней звездой.

Собственно, на этом, древнейшем, буквально дедовском способе наблюдения за τά μετέωρα построена астрология, все эти «Юпитер в созвездии Близнецов»: ведь, если смотреть с Земли, мы действительно увидим, что будто бы одна из, так сказать, подвижных звёзд оказалась в окружении не знающих движения, она есть прямое детище некритичного, донаучного, обывательски-«всёитакпонятного» восприятия наблюдений.

Так было до греков, к примеру, в Вавилоне, где «главной целью … астрономии было правильное предсказание видимого положения небесных тел: Луны, Солнца и планет», пишет д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1997), при этом «вавилонские астрономы не проявляли никакого интереса к тому, каково же реальное, а не видимое движение тел по небосводу, и как они в действительности расположены друг по отношению к другу», тогда как «греческие астрономы, начиная с Анаксимандра, были в первую очередь озабочены созданием геометрической модели, которая бы отражала истинную структуру космоса», которая всё совершенствовалась вплоть до наших дней, приближаясь к «тому, как на самом деле», и в то же время постоянно удаляясь от наглядности, от «да просто же можно на небо посмотреть же можно, а вы напридумывали всякого разного непойми чего».

Иными словами, для того, чтобы столь далеко зашедшее развитие знание стало возможно, пришлось помимо «очевидного» из наблюдений допускать и другую модель, иной мир, сообщаемый через сложное рассуждение, противоречащее привычной картине. Понадобилось очень определённым образом устроенное мышление, настоящая революция оного, до которой дошли только греки, чтобы стало возможно такое путешествие по мирам.

Скажем, поэтому же простецкий люд, не способный к науке, отвергает того же Галковского, сразу же и целиком, без остатка: в силу понятной одиозности ряда его построений, которые для таких отравляют сразу же всё рассуждение целиком.

Они видят только два варианта — верить или отвергать, в первом случае полностью заменив своё видение мира на предложенное мэтром, не оставив альтернатив, тогда как на деле необходимо лишь допускать некий «галковсковерс», такую картину реальности, где он прав, а кроме него — промежуточные варианты между ним и академической: это и будет научным подходом. (Естественно, ничем не лучше и те, а таких немало, кто как раз производит упомянутую замену, сужая свой мир исключительно и окончательно до построений ДЕГа.)

⬅️ «Пролетарское чтиво», 3/4 ➡️

Но причём тут литература и fiction, с которых начался разговор? Всё очень просто: последний ведь тоже создаёт иные миры, в которые погружается читатель, тут явление схожего порядка. Кто не способен коллекционировать миры и путешествовать по ним в одном смысле, не сможет и в другом: где одно, там и другое.

Вот почему вообще не удивителен такой жанр, как science fiction, но, напротив, естественнен и глубоко органичен, и, того более, для многих был и остаётся способом и причиной довольно рано ощутить влечение науки и захотеть ею заниматься; можно практически говорить, что fiction тренирует эту способность.

Что же до литературы «за жизнь», которую глубоко советские люди предпочитают «баловству», то она как раз-таки к таковой не относится. В таком состоянии жанр пребывал, согласно д.ф.н. С.С. Аверинцеву (1981), до греков, и только они «спасли слово», «изъяв его из житейского и сакрального обихода, запечатав печатью „художественности“ и положив тем самым — впервые! — начало литературе. В этом смысле ближневосточная литература может быть названа „поэзией“, „писанием“, „словесностью“, только не „литературой“ в собственном, узком значении термина». Того же мнения Зайцев, убеждённый, что «жесткая ситуативная обусловленность лишает памятник права быть причисленным к литературе в высшем смысле».

Так, продолжает С.С., «в Греции … литература впервые осознала себя … самозаконной формой человеческой деятельности, явно … противостоящей всему, что не есть она сама … культу, обряду, быту и вообще „жизни“». Соответственно, сочинения про «поднятую целину» и прочие успехи стахановцев — это ни в коем случае не полноценное творчество, но откат его в Совдепии назад на уровень, характерный для восточных деспотий, что заставляет вновь вспомнить концепцию Urstaat, сочинённую Делёзом, согласно которой «азиатский метод производства», или, точнее, на языке оригинала, Le despotisme oriental, всегда будет стремиться осуществить «вечное возвращение», рецидив себя самое в лишь слегка иной форме, что и произошло в случае СССР.

На Востоке то, что мы называем fiction, отсутствовало как явление, сочинить нечто, совсем не бывавшее было там делом немыслимым, а также недопустимым — как же это так, врать читателю? Как можно! Со временем стало с этим хуже и у греков, собственно, соответствующие дегенеративные изменения хорошо прослеживаются по мере наступления эпохи эллинизма, времени активной реазиатизации и постепенной гибели античной уникальности.

Критика источников, разбирая, откуда возникло то или иное сомнительное представление (например, то, что якобы в Афинах очень широко практиковались суды за «неверие»), нередко выходит на некий учёный ум именно этой эпохи, который принял за чистую монету художественную литературу, вообразил историческим свидетельством откровенную выдумку более раннего времени.

Типичным примером является биография Еврипида, составитель которой, некто Сатир, вообразил, что события комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий» действительно имели место, то есть женщины города взаправду собирались, чтобы разобраться с великим драматургом за то, что он по их мнению дурно отзывается о них в своих произведениях, хотя, казалось бы, абсурдность возможности этого очевидна.

К тому времени понятие комедии, которая нарочито раздувает, донельзя гиперболизируя, а также выворачивает наизнанку некие ситуации и качества, стало уже недоступно для понимания современников, им казалось невероятным существование произведения, которое свой сюжет бы не основывало ни на чём из реальности — тот самый fiction.

Если обещанное Новое Средневековье действительно наступит, вполне возможно, что потомки и о нашей эпохе насочиняют множество глупостей, вычитанных из художки — просто потому, что забудут о том, что миров может быть множество.

⬅️ «Пролетарское чтиво», 4/4

ЭКЗОРЦИЗМ КУЛАКА: ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КРАСНОЙ ШАПОЧКИ

Даже в наше искушённое герменевтикой время для многих становится откровением мысль о том, что во всем известных сказочных сюжетах, оказывается, имелись скрытые смыслы, и что их можно не только «просто читать», но и извлекать из них глубинное содержание.

Особо в этом смысле исследователей всегда привлекало произведение «Красная Шапочка», которое как только ни пытались объяснить; по обыкновению своему, равно психоаналитики и феминистки видели там сексуальные мотивы, и, надо сказать, на этот раз не ошиблись, — впрочем, к такому прийти и немудрено, если читать оригинальную версию, а не стыдливо исправленную Ш. Перро.

Однако всегда есть версия древнее, и в данном случае это — некий пассаж из Павсания, на который в наши дни наконец обратили внимание, благодаря чему подтекст этой сказки можно реконструировать совсем уж окончательно, практически целиком восстановив первоначальный сюжет, подтвердив давно мучившее меня и других искушённых в компаративистике людей подозрение, что волк там означает вовсе не настоящего зверя, но представителя пресловутого *kóryos, юношеских инициационных союзов, считавших себя волками и одевавшихся в их шкуры.

Или почему вы думали героиня так запросто разговаривает с ним и ни капли не боится? Что, кстати, совершенно зря делает, учитывая некоторые печально известные наклонности этих волчьих юношей в отношении женщин… Какие именно — можете узнать, изучив свежее исследование «Эллинистики».

Какой он, настоящий герой? Как ранее уже было исследовано, в нынешних популярных сюжетов что-то очень уж распространено представления, что такого можно отличить по тому, что он, совершив подвиг, будет довольствоваться за это не более чем похлопыванием по плечу: подобное регулярно можно увидеть как в фэнтези, так и близким им видеоиграм жанра RPG.

Но ведь тот, кто и правда будет поступать так, явно должен остаться в итоге совсем без ничего, буквально лишиться «последних штанов», неправда ли? И действительно, ровно это происходит под конец, к примеру, с главным героем игры Fallout (1997), которая тоже, увы, несмотря на все достоинства, принадлежит к таким, где репутация поднимается ввысь только если активно обделять себя в угоду другим, практикуя альтруизм едва ли не суицидальный.

Впрочем, несмотря на незавидную свою судьбу изгнанника, самое главное, а именно κλέος ἀσπίνθιον, неувядающую славу, он всё же приобретает, и впоследствии за свои деяния высоко воспевается, о том ходят легенды, в его честь сооружена не одна статуя, а кое-где он и вовсе объект религиозного преклонения: он уже явно находится в вечности, а не это ли главное?

Не совсем: уже в древнейшие времена для героев добыча была не менее, а зачастую и более важна, чем весть об их подвигах, разлетевшаяся по свету, которая мало чего стоит, если живот в то же время сводит от голода, и важна становится уже после удовлетворения базовых, более физических аспектов бытия (вот и в наши дни иная психология, сочиняя иерархию потребностей, мыслит в чём-то схожим образом). Самой же по себе славы мало, более того, в одиночку она выглядит какой-то даже насмешкой над понятием престижной валюты (на этот счёт даже есть довольно ёмкая фраза «лучше маленький доллар, чем большое „спасибо“»). Здесь же налицо явная диспропорция, неадекватная ситуация.

Итак, герой сейчас на то и герой, что он «по факту обязан»; однако есть и исключения, разнообразные «ренегаты», которые одни и могут требовать награды в денежном эквиваленте: они, однако, неизменно характеризуются как плохие, отрицательные, не слишком правильные ипостаси героя, и крайне редко являются каноном, версией персонажа, которая входит в анналы.

Так или иначе подобное, хотя бы и тут же ведёт к известной порче репутации, герою всё же дозволено. Что что уж совсем немыслимо для его современной ипостаси, будучи, в то же время, всё такой же нормой для героя древнего, так это рассчитывать на то, что спасённая им demoiselle en détresse вознаградит его самым простым и незамысловатым способом из возможных, а именно разделив с ним ложе: сама подобная мысль, похоже, в наши дни возмутительна и даже отвратна, неправда ли?

Героя всё того же «Фоллаута», если он вздумает о чём-то таком заикнуться после того как выручит Танди, дочь градоправителя из первого же встреченного им селения, она отошьёт очень сурово, присоветовав для этого дела найти-де себе корову. Впрочем, в той ситуации в ответ вообще на любое требование награды начнут огрызаться, а если продолжить давить, то и вовсе нападают, не словом, но делом насадив тиранию альтруизма.

И это всё при том, что в среде поклонников франшизы выведено такое понятие, как «суть пустоши», лучше всего выражаемое плавтовским homo homini lupus est, и тем такое «волчье» отношение должно царить сильнее, чем недавнее наступил ядерный апокалипсис. В данном же случае речь идёт о буквально самом раннем периоде после него, самом начале возрождения цивилизации из пепла ядерного огня, i.e. никакого альтруизма не должно тут быть встречено и в помине, однако же…

Здесь мы видим возродившийся фронтир, местность, которая только обживается, отнюдь не зря эстетика «Фоллаута» вновь и вновь обращается к Дикому Западу, — потому и мышление следует наблюдать соответствующее. Мы, однако, видим сугубо современное, по которому, действительно, Танди бы скорее всего так и поступила, одёрнув поползновения героя на корню, изобразив оскорблённую невинность.

«Прогенитор», 1/3 ➡️

Уточню тут на всякий случай, что, разумеется, на всё это она имела полное право, которое автор этих строк и не думает оспаривать — действительно, каждый, вне зависимости от пола или иных характеристик, обладает и должен обладать сексуальной независимостью, возможность распоряжаться своим телом по усмотрению. Речь идёт отнюдь не о том, что она не должна была бы иметь тут выбора, но том, почему она совершила именно этот, не тот, который следовало бы ожидать, учитывая ситуацию, а также не слишком, пожалуй, и разумный.

Здесь стоит пару слов сказать вообще о том, как фэнтези и жанр RPG в целом не спешит пытаться воспроизвести то, как мыслили бы и и вели себя люди того времени и обстоятельств, но неизменно демонстрирует вместо этого реалии современные, соответствующие буквально году создания произведения, причём агрессивно навязывает пресловутую «повесточку», status quo, здорово подрывая погружение.

В этом смысле выделяется другое классическое фэнтези, серия Baldur's Gate: к примеру, если в аддоне ко второй части (2000) такое явление как феминизм подвергалось насмешкам, изображалось в виде безумного культа, побеждаемого игроком, то в третьей (2023) он — норма жизни, повседневен, даже убиквистичен, вписан в саму ткань реальности.

Ведь совсем иное поведение мы видим у женщин в древних мифах, описывающих действительное бытие в условиях того самого фронтира: там в подобной награде для героя не видели ничего предосудительного, скорее даже напротив.

Можно вспомнить, к примеру, один из самых известных античных сюжетов, который начался с того, что царь Минос обвинил афинян в смерти своего сына и принялся разорять Аттику, что поддержали и боги; тогда, чтобы загладить вину, по Плутарху, жители города «обя­за­лись каж­дые девять лет посы­лать на Крит дань — семе­рых не знаю­щих бра­ка юно­шей и столь­ко же деву­шек … Если верить пре­да­нию, наи­бо­лее любез­но­му тра­ги­кам, достав­лен­ных … губил в Лаби­рин­те Мино­тавр».

На третий такой случай среди обречённых оказался герой Тесей; вскоре после отплытия, сообщает Гигин, «Минос, плененный дивной пригожестью одной из дев по имени Эрибоя, замыслил сойтись с нею против ее воли», чему воспротивился Тесей, а в ответ на удивление Миноса, что ему посмели дерзить, возразивший, что он отнюдь не простой смертный, и тогда «спорили уже не о деве, но о происхождении Тезея — Нептунов ли он сын, или нет … Минос, рассказывают, снял золотое кольцо со своего пальца и кинул в море. Он повелел, чтобы Тезей вернул ему кольцо, если хочет убедить его в том, что он сын Нептуна … Тезей … бросился в море … принес назад кольцо».

Так он спас честь этой Эрибои, или же, у Павсания, Перибои, а у некоего Истра — Мелибеи. В благодарность девица позднее сошлась с героем: у Плутарха упоминается, что он «был женат на Пери­бее», а Истр, как передаёт Афиней, упоминает, что Тесей «законным браком сочетался с Мелибеей».

Слова «женат» и «брак» не должно тут обманывать, это сорт эвфемизма: авторы употребляют производные от γάμος, что означало в первую очередь просто-напросто сексуальную связь, другой же смысл мог быть весьма иносказателен, в том значении, в каком говорят, например, «вышла кошка за кота». Тут речь идёт именно об этом, ведь Эрибоя/Перибоя/Мелибея не упоминается в списке официальных супруг Тесея, более того, хорошо известно, что полноценное замужество её ждало потом совсем с другим, с героем Теламоном, от которого она родила могучего Аякса Большого, а с Тесеем, соответственно, имела лишь кратковременную связь.

Итак, девица, которую спас Тесей, не увидела ничего такого в том, чтобы воздать ему за подвиг, восславив совместно Афродиту. Почему же в более современных сюжетах расчёт на нечто подобное подлежит осуждению? Можно предположить, что теперь подобная, кхм-гм, транзакция воспримется чем-то вроде торговли собой, к которой в наши дни некоторые относят и самый обычный брачный союз, роль женщины в котором они обзывают «бытовой проституцией».

⬅️ «Прогенитор», 2/3 ➡️

Звучит логично, неправда ли? Так было бы, считайся всё ещё эта самая проституция такой же социальной смертью, какой она была в более древние времена, однако это уже совсем не так: следует вспомнить, что мы живём в мире, который последнее время как раз-таки всячески легитимизирует эту самую «древнейшую профессию», выставляя её как «такую же работу», как и любая другая, известный эвфемизм sex work относится как раз к этому.

Такой вот получается парадокс, ведь по всему выходит, что только логичнее в наше время «расплатиться» таким образом с героем за его свершения, естественнее, — однако же этого не наблюдается.

Кто-то бы тут, вероятно, заявил, что замеченное — часть общей для нашего времени проблемы, от которой страдает некоторая часть мужского народонаселения, обречённая, как это сейчас называют, блюсти involuntary celibacy, или же невольный целибат — такой, в основе которого лежит лишь то, что никакие их попытки обрести взаимность не венчаются успехом.

Почему так выходит, есть разные мнения, которые объединяет лишь наивная убеждённость в том, что такое положение дел наступило недавно и вдруг, тогда как на деле же так было всегда: как сообщает проф. биол. Дж. Уайлдер, наши предки не менее чем на две трети состояли из женщин, однако всего лишь на треть из мужчин, i.e. небольшое число мужчин оставляло потомство со многими женщинами, основная же масса мужского населения оставалась не у дел.

Таким образом типичный incel, похоже, стал таковым не по причине космической ошибки, великой несправедливости, но потому, что всё как раз правильно, а он и не должен размножаться: это тот самый пресловутый естественный отбор, который никуда исчезать и не собирался.

Однако, как мы уже заметили, что-то явно не так с этой логикой, взять хотя бы разбираемый нами случай: ведь герой, подобный таковому из «Фоллаута», который известен также как Выходец из убежища, во все времена был бы типичным представителем тех немногих счастливцев-производителей, тем, кому отдаться для прекрасных дам было не то что не было мучительным или неприятным мероприятием, но и таковым, которого они жаждали и страстно стремились.

В мифах такого можно встретить немало, типичным примером является Геракл, возможности оставить потомство с которым женщины буквально домогались, скажем, это была одна из основных причин приобретения его в рабство властной царицей Омфалой, затем в течении трёх лет учинявшей с сыном Зевса нечто вроде современных БДСМ-игрищ. Этот герой вообще активно сеял свой генетический материал всюду, где бы ни появлялся, и оный затем дал обильные всходы: потомки Геракла, согласно легендам, обрели власть над Пелопоннесом и Этрурией.

За счастье сочли возлечь со всём тем же Гераклом и его товарищами амазонки, когда герои прибыли туда, чтобы истребовать пояс царицы Ипполиты, в чём состоял десятый подвиг величайшего из смертных сыновей Зевса, а также лемниянки с аргонавтами, когда те по воле Афродиты к ним заплыли.

Вероятно, Выходцу стоило следовать примеру некоего Евфима, героя, победившего в своё время того самого серого волка из «Красной шапочки»: этот Евфим, прежде чем приступать к активным действиям, добился того, чтобы девица, которая была прообразом Шапочки, сперва «поклялась ему, что, если он спасет ее, она станет его женою», и так и случилось.

При этом семя, отвергнутое Танди, дало обильные всходы в другом месте: Выходец впоследствии, уже после окончания сюжета, всё же оставляет потомство, оказавшееся крайне жизнеспособным, его внук Избранный — это герой второй части, и он, в свою очередь, тоже может походя может произвести сына, которому уготовано великое будущее. И напротив, сын Танди получился ничего из себя не представляющем, и потому-то на ней кончилась династия выдающихся автократоров; так восторжествовала справедливость, а выводы, отсюда следующие, крайне просты.

⬅️ «Прогенитор», 3/3