Эллиниcтика
5.72K subscribers
4 photos
312 links
Неизвестные страницы классической древности.
Автор: Павел Боборыкин.

Бусти: https://boosty.to/hellenistics
Download Telegram
Д.ф. Э. Халлагер (2010) описывает последствия извержения как довольно умеренные: как он пишет, критяне без особого труда оправились от случившегося, и к концу LM IB, i.e. ок. 1470 г., «остров снова был богат и процветающ». «Таким образом», подытоживает Антонопулос, «оно не могло стать причиной гибели минойской цивилизации».

Если не оно, то что? Уже Эванс предполагал, что то могло быть междоусобие, также весьма распространена версия с вторжением микенцев с материка; так или иначе, многое говорит в пользу человеческого фактора: согласно Халлагеру, характер повреждений, которым подвергались постройки, отчётливо демонстрирует, что уничтожались они далеко не бездумно, но следуя некоему принципу, замыслу.

Опять-таки, все эти сведения просто игнорируются Карпюком, который и на «Постнауке» тоже заявляет, что «в 1450 году происходит извержение вулкана на острове Фера к северу от Крита. Это оказывает отрицательное влияние на развитие критской цивилизации». И это при том, что они вовсе не секрет для него, поскольку студентов своих он учил совсем иному: «Раньше считалось, что … извержение послужило главной причиной заката критской цивилизации. Однако результаты последних раскопок не подтверждают это предположение».

Вот же, сам всё знает, так зачем, спрашивается… Поневоле приходит в голову мысль, это какая-то, быть может, диверсия «популяризации», намеренно осуществлённая Карпюком — ведь, как можно увидеть, в случае массовой аудитории сообщается нечто нарочито противоположное, нежели в иной ситуации…


Ошибка №6: «[Под влиянием извержения] часть Феры уходит под воду …видимо, так родился миф про Атлантиду» (1:41-1:45)

Нет никаких оснований полагать, что этот миф существовал до Платона, а его несильно интересовали реальные события прошлого, но только гипотетические построения. Поглощение Атлантиды водой — это божья кара, которая, по Платону, грозит морским державам, явлению, которое философ глубоко презирал в силу ряда причин, которые ещё будут исследованы отдельно.

На эту тему сказал буквально всё Видаль-Накэ, которого, по иронии… советуют к чтению на том же «Арзамасе». Мда, не помешало бы ознакомиться всё-таки со своими же рекомендациями. Что же до С.Г. Карпюка, то он и вовсе является редактором упоминаемой книги.

Согласно Видалю-Накэ, «среди современных искателей платоновского континента особенно популярна гипотеза о связи гибели Атлантиды с катастрофой, произошедшей в середине II тысячелетия до н. э. на острове Санторин. Столь же абсурдная, как и все предыдущие гипотезы, она обязана своим появлением патриотизму греческого археолога С. Маринатоса и его учеников».

Нюанс заключается в том, пишет он в другой книге (2012 [2005]), что по мнению Маринатоса «легенда об Атлантиде была подсказана взрывом на Санторине, случившимся уже после того, как Платон вернулся из Египта», а философ жил, напомню, в V-IV вв., а вовсе не в XV, XVI или XVII, которые полагают датами извержения. Абсурд — это ещё мягко сказано.

Там же он пишет исчерпывающее: «В 1841 г. в своих знаменитых „Исследованиях о «Тимее» Платона“ … Тома-Анри Мартен … разобрал все гипотезы, выдвинутые разными учеными и полуучеными по поводу местонахождения исчезнувшего острова … он выражается предельно ясно: „По моему мнению, Атлантида не имеет отношения ни к истории событий, ни к реальной географии … она принадлежит к другому миру, располагающемуся не в пространстве, а исключительно в мыслях“. Нельзя сказать вернее! И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“».

Действительно, только плохо понимая Платона и его идею умопостигаемого, можно воображать, что его обязательно должен был вдохновить предмет из реальности, которую он определял исключительно как лживый, кажущийся чувственный мир.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 8/18 ➡️
Вообще же такого рода попытки найти в мифе рациональное довольно бесплодны, хотя ими и занимались уже сами древние. Скажем, Дионисий критиковал легенду о Ромуле и Реме, полагая, что это «неосве­дом­лен­ные писа­те­ли сочи­ни­ли миф о вол­чи­це», а на самом деле то была человеческая женщина очень определённой профессии, ведь, как пишет Плутарх, «волчица (lu­pa) на латы­ни и сам­ка вол­ка, и жен­щи­на, зани­маю­ща­я­ся ремеслом блуд­ни­цы». В действительности же версия с волчицей куда более древняя и несёт глубокие смыслы, совсем почти забытые во времена этих авторов.

В общем и целом направление рассуждения повторяет за исследователями XIX-нач. XX вв., преимущественно английскими, которые мифы считали некоей сохранившейся устной традицией, чем-то по типу примитивной исторической памяти.

Так считал, например, отец концепции первобытного матриархата Бахофен, а также его последователи: по их мнению, сообщает иссл. С. Георгуди (1992), «мифологическая традиция в целом добросовестно отражает реалии прошлого», это — «наиболее прямая и подлинная передача реалий первобытного времени», что, естественно, бесконечно далеко от истины.


Ошибка №7: «Одиссей царь только потому, что у него больше коз и свиней … его дворец — деревянный сарай за частоколом с кучей навоза у входа … Его отец спит на земле в куче золы вместе с рабами» (4:13-4:24)

На этот раз Карпюк оказывается последователен, тому же он учил и на лекциях (1997): «Повседневная жизнь гомеровской знати мало отличалась от жизни простонародья: Гомер описывает басилеев, обедающих вместе со своими рабами, царская дочь Навсикая стирает одежду своего отца».

Перед нами взгляды безумно устаревшие, они старше открытий самого Шлимана (кон. XIX в.) До того, пишет дорев. ист. В.Ю. Виппер (1916:), в глазах учёных «Гомер был … наивным поэтом очень ранней эпохи народного быта. Историки и филологи в течение почти всего XIX в. сходились более или менее на том, что культура, отраженная в песнях Гомера, весьма близка к примитивной. Гомеровское общество считали долго классическим примером первобытного патриархального состояния человечества. Признаков утонченности жизни, развития богатства, художественного ремесла, торговли, придворной жизни, неравенства имуществ и т. д., во множестве рассеянных в поэмах, как бы не замечали.

Напротив, преувеличивали черты грубости понятий и привычек, искали во что бы то ни стало указаний на первобытные формы … усиленно разыскивали у Гомера первоначальную общину … Такой взгляд на Гомера находил поддержку в общих исторических воззрениях, господствовавших приблизительно до 70-х и 80-х годов XIX в.», в остальном мире, но весь XX в. — в СССР и прочих марксистских странах, где искусственно поддерживался устаревший взгляд на вопрос, необходимый для того, чтобы система формаций держалась.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 9/18 ➡️
«Прежде, та сцена в Одиссее, где царевна Навзикая моет со служанками бельё, считалась за наивное изображение патриархальных порядков старины», пишет Виппер, и тут же уточняет, что в действительности «здесь надо видеть вовсе не реальную картинку быта, а сантиментальную пастораль на манер изображаемых в повестях XVII в. принцесс, пасущих овечек».

Что же до Лаэрта, то у Гомера мы читаем следующее: «Жив благородный Лаэрт, но всечасно Зевеса он молит дома, чтоб душу его он исторгнул из дряхлого тела; горько он плачет о долгоотсутственном сыне, лишившись доброй … супруги, которой смерть преждевременно в дряхлость его погрузила». Иначе говоря, живёт он так из-за глубокой скорби и тоски, депрессии, говоря на современный лад, а не потому, что таков образ его жизни был всегда.

Другие же описания жизни басилеев и их семьи ни в чём не позволит заподозрить, что-де она «мало отличалась от жизни простонародья», напротив, эти реалии поданы как весьма пышные. Скажем, не имеет под собой почвы утверждение, что Одиссей-де царь «из-за того, что у него больше коз и свиней»: согласно Випперу, «без конца любит Гомер перечислять богатства, которыми блещут „лучшие“. О сокровищах и запасах подробно упоминается … Тут всегда на первом месте металлы, золото, серебро, медь и железо в виде оружия, утвари и просто в весовых массах, затем искусные в работе рабы», и только в конце идут, «наконец, стада и земля».

Всё с точностью до наоборот: это богаты цари из-за того, что властвуют, делают же они это по праву сильного и наследственному, а также народному принятию: всё тут устроено в точности так, как и в европейские Тёмные века; Виппер прямым текстом отмечает, что у Гомера «многое в быту и понятиях напоминает раннее европейское Средневековье», заимствуя эту мысль у именитого Эдуарда Мейера, взгляды которого в последние полтора десятилетия только подтверждались.


Ошибка №8: «Вместо денег [в греческие Тёмные века] — быки» (4:26-4:27)

Эту мысль «Арзамас» черпает уже не в лекциях Карпюка, но у д.и. и ф.н. С.Я. Лурье (1993 [1930-40?]), также указанного в списке литературы. О том, какие его лекциям были присущи изъяны, сразу же в предисловии предупреждает д.и.н. Э.Д. Фролов, упоминающий, в частности, «неубедительность или даже неверность некоторых идей, высказанных С.Я. Лурье … под влиянием модных научных или распространенных политических представлений (в т.ч., разумеется, и марксистских)».

К такого рода идеям он относит «убеждение в преимущественно натуральном характере античной экономики, укоренившееся в советской литературе … [во многом] с оглядкою на … высказывания К. Маркса в прямом противоречии с действительным достаточно широким развитием товарно-денежных отношений в классической древности (в Греции во всяком случае со времен Гесиода)». Перед нами идеологическое «убеждение … продиктованное установкой, примитивизирующей Античность», и им же самым, сиречь «марксистским шаблоном[инспирировано] и категорическое отрицание существования в гомеровское время каких-либо денежных единиц».

От всех этих заблуждений он считает себя обязанным «предостеречь тех, кто будет теперь знакомиться с книгой Лурье», защитив их «от некритического восприятия взглядов, не защитимых с позиций современной науки». Увы, у него не вышло прикрыть этим щитом ни сам «Арзамас», ни, как следствие, его аудиторию.

Мнение о том, что в эпоху Гомера у греков были «вместо денег быки» явно основано на некоторых моментах из Илиады, например, том, где Диомед и Главк обмениваются оружием, при этом Главк получает в дар щит куда худший, нежели Диомед, бронзовый против золотого, что Гомером характеризуется словами «даёт сто быков за девять».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 10/18 ➡️
ПРОГЕНИТОР

В самой первой части видеоигры Fallout (1997) герой почти сразу же после начала сюжета имеет возможность спасти местную demoiselle en détresse, Танди, из опасной ситуации, однако в качестве награды за это не получает, как водится в жанре, буквально ничего (проблема, которая уже отдельно, к слову, исследовалась), и, того более, весьма грубо ею посылается, если намекнёт, что хотел бы теперь, так сказать, узнать девушку получше.

Это довольно современная ситуация смотрится очень странно в условиях возродившегося фронтира, ведь для него характерно совсем иное мышление и поведение, известное, скажем, из древних мифов — когда, к примеру, Тесей в похоже ситуации выручает девицу, она полагает только естественным отплатить ему, разделив с ним ложе.

Более того, дамы специально искали возможности таким образом контактировать с героями, жаждали оставить от них, скажем, Геракла, потомство, неизменно оказывавшееся крайне жизнеспособным и могучим. Так что налицо явная аберрация, алогичность поведения — но это вообще характерный случай для фэнтези и смежных жанров, когда они, а это бывает весьма часто, переносят нынешние установки на совершенно иначе устроенный мир.

Обо всём этом подробнее читайте в новом посте «Эллинистики»!
Виппер уверен, что эти числа тут неспроста, и «что цена золота действительно относилась к цене бронзы как 100 к 9»: итак, «гомеровские цены расчислены на количество голов рогатого скота», всё правильно; однако, отмечает он, «нечего и говорить, что быков и коров не надо считать реальными деньгами; это лишь мерка, единица расчета и уплаты, кредитный знак. Монеты у Гомера нет; упоминаются только золотые таланты, т.‑е. весовые куски драгоценного металла … Богатые люди хранят у себя большие запасы металла для крупных расчётов, выкупов и т.п.».

Таким образом, монеты греки Тёмных веков действительно не использовали, однако важно понимать, что дело тут отнюдь не в упадке — просто она ещё не была изобретена: по этой причине не ведали её и микенцы с минойцами, как и кто-либо ещё до кон. VII в., когда она впервые появилась в Лидии. До того момента все эти народы использовали в качестве денег драгоценные металлы, как пишет и Виппер, отмеряя их по весу — впрочем, и позднее в монете её покупательская способность соответствовала содержанию в ней металла, весу его, а не объявленному номиналу — подобное появляется лишь к XIX в.


Ошибка №9: «Микенскую цивилизацию уничтожают дорийцы: тоже греки, но совсем дикие … спустившись с гор на севере Балкан» (4:34-4:40)

Тезис о том, что это полномасштабное вторжение дикого народа привело к крушению или хотя бы упадку цивилизации, глубоко близок новоевропейцу, хорошо знаком ему хотя бы на примере тех же гуннов или монголов, и также причиной т.н. «катастрофы бронзового века» принято видеть неких «народов моря». Тут только логично продолжить этот ряд: почему микенцам быть исключением?

Считается, что первым обвинил в гибели микенской цивилизации нашествие дорийцев К.О. Мюллер (1824), однако в действительности он ничего подобного не утверждал, тут всё дело в ошибке перевода: он рассуждал лишь о «переселении» (einwanderung), на английском превратившемся во «вторжение» (invasion). Изначальный же его тезис остаётся актуален и поныне: так, ист. М. Вуд (1985) полагает, что дорийцы заселили уже оставленные микенцами территории, цивилизация же последних погибла вследствие внутренних конфликтов.

Для понимания ситуации он предлагает обратиться к мифологии; конечно, как уже отмечалось, реконструкция на её основе — это всегда дело глубоко сомнительно, но в данном случае получившаяся картина, уверяет Вудс, подтверждается и археологией. Итак, из мифов хорошо известно о постоянных конфликтах между царственными родами, в частности, потомков Пелопса: Атрея и Фиеста, Агамемнона и Эгисфа. Туда же он относит сказания об Семерых против Фив, а также их эпигонах, таки добившихся успеха в деле захвата города, и, в особенности, Гераклидах, заявивших и реализовавших права на Пелопоннесс: все эти легенды, по его мнению, отражают, хотя и очень примерно, действительные реалии того времени, а «состояние внутреннего конфликта — это норма для таких обществ», крайне подобных новоевропейским Тёмным векам.

Вот и Фукидид сообщает похожее: «Запоздалое возвращение эллинов из-под Илиона вызвало в городах много перемен и междоусобных распрей, вследствие чего изгнанники основывали новые города … на восьмидесятом году после падения Трои дорийцы вместе с Гераклидами захватили Пелопоннес. Лишь постепенно на протяжении долгого времени установилось прочное спокойствие, так как насильственные переселения прекратились».


Ошибка №10: «Лишь спустя сотню лет их [греков Тёмных веков] керамика начинает покрываться простейшими узорами» (4:54-4:58)

Согласно Фролову во всё той же книге Лурье, «отсюда же (т.е. от односторонней оценки послемикенского времени как периода сугубо регрессивного) характеристика геометрического стиля как явления примитивного и убогого, между тем как современные исследователи справедливо усматривают в этой геометрике первые проблески нового рационалистического духа».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 11/18 ➡️
Ошибка №11: «Его [вино], кстати, разбавляли водой 1 к 3. И только варвары пили чистоганом» (6:33-6:36)

Не только. У Геродота спартанский царь «Клео­мен … слиш­ком часто общал­ся со ски­фа­ми … [отчего и] научил­ся у них пить нераз­бав­лен­ное вино … С тех пор спар­тан­цы, когда хотят выпить хмель­но­го вина, гово­рят: „Нали­вай по-скиф­ски“». Это лишь более характерное для варваров поведение, однако не чуждое иной раз, как легко заметить, и грекам.


Ошибка №12: «Поэтому он [греческий тиран] ничего не реформирует» (7:58-7:59)


«Тираны не стремились к проведению социальных реформ», сообщает похожее в своих лекциях Карпюк, они «обычно не проводили каких-либо значительных социальных преобразований».

На самом же деле при тиранах политика становилась совершенно иной, менялось вообще всё. Об этом д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006) пишет следующее: «Афины до начала VI в. до н.э. навряд ли были чем-то большим, нежели „публичным местом“ жителей Аттики, где они собирались для принятия общезначимых решений … Эпоха [тирана] Писистрата и Писистратидов (сер.-тр. четв. VI в. до н.э.) стала одной из переломных эпох в развитии афинского полиса. Именно в это время Афины превратились в мощный городской центр. Писистрат с самого начала делал ставку на создание мощной городской элиты в противовес локальным аттическим элитам … на постепенное перетягивание основной культурной активности в городскую среду … Именно он начал строить в Афинах каменные храмы. Именно он заложил первые камни в основание будущей Афинской морской империи, которая со временем превратит … Афины — в первую настоящую „столицу“ античного мира».


Ошибка №13: «А недовольных [тираном] можно сварить в медном быке» (8:07-8:09)

Бык применялся одним только Фаларидом, тираном Акрагаса (он же Агригент) в Южной Италии, к Афинам и иным полисам эта практика не имеет отношения. Иначе говоря совершенно позорным образом исключение, бытовавшее только на периферии, выдаётся за правило. Кроме того, существует речь-апология тирана, переданная Лукианом, в которой тот пытается объяснить, что был неверно понят, и только единожды применил по назначению устройство: чтобы погубить в нём самого же негодяя-изобратателя, хотя она и считается сомнительной.


Ошибка №14: «Но всех не сваришь. Тиранов свергают», далее изображены Гармодий и Аристогитон (8:11-8-14)

Миф о том, что Гармодий и Аристогитон были тираноубийцами, был развенчан уже Фукидидом. Как сообщает древний историк, «после того как Писистрат скончался … тиранию унаследовал не Гиппарх, как обычно думают, а старший сын Гиппий», Гиппарх же принялся оказывать знаки внимания юноше Гармодию, о чём последний пожаловался своему возлюбленному Аристогитону, «и тот, страстно влюбленный, весьма огорчился, опасаясь к тому же, что могущественный Гиппарх применит … насилие», чего тот, однако, вовсе не планировал, ведь это «не соответствовало характеру его власти, которая вовсе не была непопулярной или в тягость народу».

Они, однако, не смогли добраться до Гиппия, и убили его брата; «печальный конец Гиппарха … сделал его столь знаменитым, что впоследствии стали даже думать, что он-то и был тираном». Гиппий же правил себе дальше, пока его не сместила иноземная армия; характерно, пишет Фукидид, что «тиранов свергли не сами граждане и не Гармодий, а лакедемоняне … и возвратившиеся из изгнания Алкмеониды».

Кроме того, упомянуто, что «греческий тиран не обязательно терроризирует народ-демос, скорее наоборот»; если точнее, то он почти наверняка его не терроризирует, но, напротив, опирается на него. В этом суть тирании: это популистская власть, беспокоящаяся в первую очередь нуждами простого народа, а не аристократии, которая потому-то и стремилась всячески истреблять тиранов; самым известным примером тут является, пожалуй, Юлий Цезарь.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 12/18 ➡️
Согласно Випперу, «легенду о жестоких правителях придумали враги тиранов, аристократы, которые также идеализировали тираноубийц и добились постановки им памятника», а затем «привили народу убеждение, что тиранию сверг сам демос, который, наконец, перестал нуждаться в руководителях и опекунах», и теперь, наконец, будет править «сам» — а не деле, разумеется, его попросту некому будет защитить от своеволия аристократии.

«Можно сказать, что прославление тираноубийства составляет изобретение аристократии», продолжает он; «в Афинах романтическое творчество врагов тирании имело большой успех: они сумели прочно водворить легенду о жестокости последних тиранов из дома Писистратидов и представить заговорщиков, убивших Гиппарха, частного человека … идеальными республиканцами, мучениками за освобождение порабощённого народа».


Ошибка №15: «[После свержения тиранов] ослабленная аристократия пытается договориться с народом. Так рождается греческая демократия» (8:14-8:20)

На самом деле ничего особенно не изменилось: и ранее тираны, практиковавшие популизм, были выходцами из аристократии, и теперь часть аристократов следовала той же политике. Так, пишет Виппер, «в Афинах, после изгнания [спартанцами] тирана Гиппия … Клисфен только тем и одолел своего соперника Исагора, что привлек народ на свою сторону и постарался затмить демократическую политику низвергнутых тиранов своей собственной».

«Спартанский царь Клеомен оставил власть в руках своего ближайшего друга Исагора», продолжает он, который затем проиграл политическую борьбу Клисфену, после чего добился его изгнания при помощи всё тех же спартанцев, однако «масса афинян оказалась на стороне Клисфена: Клеомен и Исагор были осаждены в акрополе и капитулировали на условиях свободного пропуска. Клисфен вновь возвратился в Афины» и провёл свои знаменитые реформы.


Ошибка №16: «К сер. VI в. самыми развитыми оказываются не Афины и Спарта, а полисы Ионии. Они раньше осваивают инновации восточных соседей», в числе которых названа математика (8:50-9:01)

Даже Лурье, на которого вроде как при создании этого видео ориентировались, замечает, что хотя «факт влияний на раннюю греческую геометрию надо признать несомненным», «существенного значения это не имело», а «логически отчетливая последовательная система доказательств — самостоятельная заслуга греческого гения», а д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1994) добавляет, что «называя греческую геометрию и восточные вычисления одним и тем же словом „математика“, мы имеем в виду разные вещи», которые развивались независимо.

Виновниками этого застарелого заблуждения являются… сами же греки, которые «были склонны приписывать восточное происхождение многим областям своей культуры, в том числе и математике», однако основывались при этом не на каких-то свидетельствах, но на своих допущениях, рассуждая «чисто на здравом смысле».

Современные исследования целиком опровергают эту их версию, показывая, что хотя наука и философия, действительно, родились в Ионии, однако вовсе не из-за её близости к Востоку, но потому, что в колониях процветало свободомыслие, там была выше терпимость к вольнодумству. Продолжали они развиваться также на периферии, причём и в противоположной части греческого мира, в Южной Италии, где влиянием Востока уже не объяснить, — и лишь много позднее были допущены на материк.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 13/18 ➡️
Ошибка №17: «Как им [грекам] удалось победить [персов]? Первая причина — военная инновация. В битве при Марафоне греки использовали фалангу» (9:38-9:45)

Не ясно, на чём основано мнение о том, что фаланга на момент битвы при Марафоне в 490 г. была «военной инновацией». С 1909 г. принято так или иначе соглашаться с В. Хельбигом, что гоплитская пехота сформировалась в Греции после появления щита-асписа (ἀσπίς), неверно называемого часто гоплоном (ὅπλον), в период между ок. сер. VII и VI вв. Вот и в наши дни, пишет проф.-клас. П Крентц, большинство историков «датируют появление фаланги п.чет. VII в.».

Проф.-клас. В. Хансон (2000) сообщает, что «как минимум два столетия, с 700 по 500 гг., и, вероятно, большую часть ран. V в.» война в Греции была почти исключительно сражением гоплитов. Таким образом, на момент 490 г. следует говорить уже о традиции длиной не менее двух веков, и скорее о начинающемся снижении значения фаланги, ни о какой «инновации» не может идти и речи. Если тут смысл в том, что при Марафоне греки впервые применили фалангу против негреков, то и это неверно, ведь во время ионийского восстания древние пять раз успели сойтись в битве с персами, впрочем, каждый раз потерпев сокрушительное поражение. Да и в этой битве, напоминает Крентц (2010), превосходство греков в вооружении и защите не помешало персам рассеять афинян по центру, проиграв лишь на усиленных флангах.

Так что же тогда позволило афинянам победить при Марафоне? Карпюк в иной лекции рассказывает: «Мильтиад … повел афинян в атаку, причем последний отрезок пути греки бежали … с целью уменьшить потери от действий персидских лучников».

В действительности, согласно Крентцу, тяжёлая броня гоплита была практически непробиваемой для персидских и скифских стрел, исключая разве что стрельбу совсем с близкого расстояния, в пользу чего говорит и сообщение Геродота о столь низких потерях греков по сравнению с противником.

Кроме того, продолжает Крентц, «лучники объяснили бы бег на одну стадию, примерно соответствующую дальнобойности персидского лука, не на восемь», греки же пробежали их все; «лишь присутствие — или опасность присутствия — кавалерии объясняет длинный забег», который гоплитам пришлось совершить, чтобы пересечь равнину «до того, как конница персов замедлит или остановит их наступление, сделав лёгкой мишенью для обстрела».

Карпюк иного мнения, он уверен, что никакой конницы на поле боя вовсе не было: «Когда греки узнали о том, что персы погрузили на суда конницу с целью произвести внезапный рейд на Афины, было решено не медлить. Мильтиад усилил фланги и повел афинян в атаку».

Геродот, согласно Крентцу, действительно «не упоминает конные войска, когда описывает сражение», из чего, говорит историк, существует старый вывод о том, что «это потому, что их там уже не было. Согласно этой точке зрения, [персидский командующий] Датис решил оставить часть войска исполнять роль прикрытия, а кавалерию и половину пехоты погрузить на корабли и отплыть в сторону Афин, которые надеялся захватить, полагая беззащитными», а Мильтиад, будто бы прознав про это, перешёл в атаку и осуществил то, что называется defeat in detail. Так что же, именно это и стало причиной победы?

Хотя эта теория основана исключительно на домысливании, на argumentum ex silentio, и никак не соотновится с источниками, это не мешает ей быть донельзя популярной: Крентц признаётся, что встречал её в научпопе, который «демонстрировал погрузку конников на корабли как установленный факт», и то же мы видим и у Карпюка. В то же время свидетельства обратного, присутствия кавалеристов на поле боя, как раз существуют, в основном изображения битвы, демонстрирующие в т.ч. гоплитов, бьющихся с конными войсками. В общем, пишет Крентц, немудрено, что «предполагаемое раздробление персами своих сил отвергается как современная надумка», а греки сражались с полным персидским войском.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 14/18 ➡️
Одержали победу древние потому, что смогли эффективно реализовать свои сильные стороны, навязав ближний бой, в котором были много искушённее, противнику же не позволили реализовать его преимущества. Это была тактическая победа: Мильтиад, согласно Крентцу, не один день обозревал персидский лагерь, чтобы понять, когда же лучше атаковать, и сделал это ровно в тот момент, когда кавалерия персов была наиболее не готова, и потому по итогу почти не участвовала в бою.

Что касается самого бега, следует упомянуть, что его долгое время считали попросту невероятным, в частности, так полагал широко известный скептик Ганс Дельбрюк (1887), называвший забег в броне на такое расстояние «физической невозможностью». С тех пор одни сомневающиеся полагали, что Геродот преувеличил скорость, и это не был бег, или же длину. Карпюк, в свою очередь, упоминает лишь, что способность греков бежать «в тяжелом вооружении … свидетельствует об их отличной физической подготовке».

Однако же всё несколько проще: старые оценки веса обмундирования гоплита в ок. 30 кг давно отвергнуты в пользу ок. 12-16 кг. В наши дни солдатам рекомендуется, чтобы их обвес не превышал трети собственного веса, греки же при Марафоне были одеты и того легче, вплоть до 1/5 и 1/6 веса, кроме того, в современном войске считается нормой пробежать со скоростью, уже практически считающейся бегом, в 12 раз более длинное расстояние, значит, могли и греки с лишь слегка большей — куда как меньшее.


Ошибка №18: «[После битвы при Марафоне был послан гонец], который бежал в Афины 42 километра, чтобы сообщить о победе, после чего немедленно умер», далее приписка о том, что «это миф», который «сочинил писатель Плутарх через пятьсот лет» (9:56-10:02)

Достаточно открыть Плутарха, чтобы убедиться, что он не выдумал его, а взял у другого автора, жившего, впрочем, тоже позднее битвы, 150 лет спустя: история эта у него начинается со слов «как рассказывает Гераклид Понтийский», который, к слову, не сообщает о гибели гонца: об этом, пишет Плутарх, «большинство говорят». Смешнее всего, что здесь Плутарх, вовсе не являющийся писателем, но вполне себе историком, хотя и далеко не самым объективным из живших, с большой примесью, скажем так, философа-моралиста, рассуждает как раз на тему исторических выдумок, художественных преувеличений, и это — пример, который он приводит.


Ошибка №19: «Вторая причина [победы греков над персами] … 300 спартанцев» (10:03-10:07)

Согласно Корецкой, «харизматичность светит воину прежде всего не тогда, когда он демонстрирует готовность умереть в ситуации неизбежности, а тогда, когда в этом даже нет очевидной необходимости», и ярким примером подобного, на её взгляд, является как раз «известная всем оборона Фермопил»: «предательство, роспуск основного войска по причине бессмысленности дальнейшей обороны и героическая смерть тем более возвышенная, чем менее в ней было стратегического и тактического смысла. Персы прошли Фермопилы и двинулись дальше … на фоне общей численности армии Ксеркса эти потери вряд ли были существенны. Таким образом, никакой причиной победы над персами подвиг «трёхсот» не является.


Ошибка №20: «Не зря уже они [спартанцы] пару веков уже даже в мирное время живут в казармах» (10:22-10:25)

Здесь опять же проблема в том, что о куда более сомнительных моментах рассуждают с тем же уверенным тоном, с каким о достоверных, и грань размывается. О Спарте достоверно мы знаем немногое, на этот счёт есть более и менее скептические мнения; скажем, всё тот же Виппер высказывается довольно умеренно: «При анализе исторических известий о спартанской старине необходима крайняя осторожность в отношении романтической литературы, которая работала, начиная с IV в., и отчасти дошла до нас непосредственно в виде произведений Ксенофонта (434-359) и Платона (428-347), отчасти собрана в биографии Ликурга, составленной Плутархом (45-127 н.э.)

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 15/18 ➡️
Древний, ещё античный принцип μίμησις, требующий от искусства так или иначе подражать (мимикрировать под, если дословно: от μῖμος, «имитатор» или «актёр», также «мим») реальности, отражать её, имеет известную крайность, когда всякое произведение, как его называет народонаселение определённого склада, «оторванное от жизни», ими обдаётся в изобилии презрением, и в лучшем случае театрально игнорируется.

Речь идёт, понятное дело, в основном о довольно возрастных людях, сильно старшем поколении, которому такие повадки привили в Совдепии, где научили, что любить следует совсем другое, освещающее, к примеру, быт рабочих и крестьян, всяческие реалии трудящегося люда. Вот это — дело, это понятно, скажут такие, это — «про нас», «во, вот так мы жили», «вот так мы моргали в СССР», прочее же всё — несерьёзно и для детей: здесь явно подразумевается, что последние-де ещё могут витать в облаках, зрелость же означает приземленность.

Здесь хуже всего приходится, пожалуй, какому-нибудь фэнтези, сочиняющему зачастую совсем уж выдуманные миры, иной раз — откровенно параллельные реальности, где нет ничего из нашего, кроме разве что человеческой расы, а иной раз и её тоже. При всех недостатках жанра, о которых сейчас мы говорить не станем, нельзя не отметить, что эта его особенность позволяет читателю понимать, сопереживать и соотноситься с чем-то совершенно иным, нежели ему привычное, понимать глубоко чуждое: собственно, в этом-то и состоит претензия тех приземленных людей, о которых говорилось выше.

Но дело не столько в фэнтези и примкнувших жанрах: неприязнь, о которой идёт речь, куда шире, и в конечном итоге оказывается направлена на явление, известное как fiction, художественный вымысел, в целом. Претензия, которая здесь предъявляется, по правде говоря, довольно смешна: вменяется выдуманность, то, что оно-де, подумать только, обманывает, хотя, казалось бы, в том и состоит modus operandi искусства, что особенно легко заметить в случае живописи, которая нередко довольно схематична, лишь намечая некие черты, например, лица, которые затем наш мозг считывает как знакомые; тем обманывается механизм узнавания.

Выходит, что даже на мгновение разрешить своему воображению нарисовать, и тем допустить существование, некоего иного, так или иначе отличного от нашего мира, такие не могут и не хотят. Наилучшей аналогией здесь будет довольно неожиданная: это богоборчество в самом его радикальном проявлении, не допускающий возражений атеизм. Чем он отличен от того же агностицизма? Довольно фундаментально: последний сомневается, он осознаёт вероятность, возможность того, что постулаты одной или нескольких конфессий всё же могут быть верны, — но что вообще значит «допускать возможность», что есть «может быть» в конечном итоге?

В этом случае мы как бы представляем себе не один мир, но несколько отличных его вариаций, более или менее вероятных моделей, и точно есть такая, в которой найдётся место самому невероятному. «Именно фактов не существует, а только интерпретации», писал об этом Ницше; «мир познаваем, но он может быть истолковываем и на иной лад, он не имеет какого-нибудь одного смысла, но бесчисленные смыслы».

«Пролетарское чтиво», 1/4 ➡️
В этом, к слову, заключается суть научной деятельности, которая вовсе не пытается отобразить некий «реальный мир» раз и навсегда, но лишь старается создавать как можно менее оторванные от наших о нём представлений модели. Приземленные же люди, о которых идёт речь, от этого отказываются, они не хотят и не могут тратить усилия на подобное когнитивное жонглирования мирами, у них он всегда один, и разночтений не допускается.

Гераклиту принадлежит фраза: «Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный», однако верно и обратное — это у сонь, не желающих пробуждения, один мир, наблюдаемый непосредственно, пресловутая «наглядная очевидность», тогда как у тех, кто пробудился, в наличие немало иных миров. Собственно, не только каждая наука создаёт свой собственный, но и внутри одной часто нет согласия, самый известный пример — квантовая физика, посвящённая микромиру, строению атома, находится в великой вражде с астрофизикой, той, которая о макромире, или космосе. Попытка создания «единой науки всего», объединяющей научные представления в единую картину, в один мир, тоже оказалось совершенно бесперспективной затеей.

Для обывателя же «всё и так понятно», то, каким он мир видит, познаёт органами чувств, такой он, по его мнению, и есть — эта установка, собственно, присуща человеку по умолчанию, не следует ей удивляться, это то, что Ницше называл «инстинктивным каноном истины извечного народного сенсуализма».

Такой, понятно, воспримет в штыки самые же ранние философские рассуждения греков, уже тогда порывающие с подобным отношением и призывающим сомневаться в сообщаемой чувствами картине мира, он со снисходительной ухмылочкой отвергнет, к примеру, саму возможность рассуждать на тему декартовского скептицизма, скажем, в виде извечной концепции «мозг в колбе», самая популярная версия которой известна по кинофильму The Matrix (1999), тогда как философия в этом рассуждении поставила точку фразой Ницше «единственное, что достоверно — что мысль существует», тогда как насчёт остального существует известная доля сомнения.

Однако в действительности органами чувств мы зачастую наблюдаем глубоко ложную картину мира: к примеру, на первый взгляд мы существуем на вполне плоской поверхности, а вовсе не на шарообразной; иначе говоря, «очевидно», что Земля плоская, а для доказательства обратного необходимо очень определённое мышление, ряд наблюдений и затем их сопоставление, в результате чего получается альтернативная видимой непосредственно версия реальности, иная модель, чуждая сообщаемой чувственно.

Как пишет д.ф.н. А.И. Зайцев (2000), «греки вскоре [после начала своей научной деятельности] выяснили, что подтверждаются очень часто гипотезы, противоречащие наглядной очевидности и прочно укоренившимся мнениям»; «Анаксагору принадлежит … одобренный затем Демокритом общий руководящий принцип греческой науки … „явления — облик скрытых вещей“»: таким образом истина, — кто бы мог подумать! — лежит отнюдь не на поверхности. «Полагай несущественным явное в мире, ибо тайная сущность вещей не видна» писал об этом позднее некто Омар Хайям — перс, бо́льшую часть своей учёности почерпнувший из трудов тех, кого тогда и там называли румийцами.

⬅️ «Пролетарское чтиво», 2/4 ➡️
ЯВЛЕНИЕ CUCKOLD КАК АПОФЕОЗ ПЛАТОНИЗМА

Классически греки полагали, что далеко не каждое умение должно быть выделено в отдельную профессию, на которой одной и следует человеку специализироваться всю жизнь, но есть и такие — как-то: война, политика, — в которых должен быть искусен каждый гражданин, желающий зваться таковым.

Этот взгляд позднее подхватили и углубили софисты, возражал же им их извечный соперник Платон, который считал, что и такие занятия, которые традиционно принято осваивать каждому, следует выделить в отдельные ремёсла, и, того более, в своём идеальном государстве собирался сурово наказывать тех, кто пытается освоить что-то ещё за пределами своей узкой специализации. Всякая работа, утверждал он, должна выполняться сугубыми профессионалами, знатоками своего дела, и никак иначе.

Какой из этого следует вывод, учитывая, что в наши дни кое-кем выделяется такое понятие как sex work, догадаться нетрудно, подробнее же об этом можно прочитать в новом тексте «Эллинистики».

(Там же можно узнать, почему правы те «левые», которые полагают «объективизацией» использование негров в соответствующем жанре порнографии, а также то, какой тайный смысл содержится в мифе о необычайно большого размера фаллосов у чёрных, который, к слову, тоже идёт от греков, — а также многое другое).
«В этих сочинениях мы знакомимся не столько с различными описаниями лаконских порядков, сколько с чаяниями и программами, бродившими в публицистике эпохи упадка Греции. Литераторы смело переносят теории наилучшаго общественнаго строя и проекты реформ в виде идеальных картин на глубокую древность», таким образом, изображая не Спарту, какой она была, но то, каким бы хотели видеть будущность, приписывали Спарте. «Историк поступит всего осторожнее, если будет исходить от известий V в., имеющихся у Геродота и Фукидида», заключает Виппер.

Согласно Михайлину, невозможно говорить о том, что лакедемоняне уже «пару веков» живут своим своеобразным образом, на деле же оный является новоделом: Спарта, пишет он, «судя по всему, в архаический период была вполне „нормальным“ полисом, не брезгующим ни роскошью, ни праздничными способами существования, и только на переходе к ранней классике претерпела своеобразную „архаизирующую“ революцию и превратилась в тот феномен, который веками и тысячелетиями грел душу авторам консервативных утопий».


Ошибка №21: «Демократическим голосованием их [деньги с серебряных рудников] было решено пустить на постойку двухсот триер» (10:35-10:39)

Звучит так, как будто речь идёт о прямом волеизъявлении народа без какого-либо влияния извне, однако это совсем не так: как пишет Виппер, «по старинному обычаю, чрезвычайный излишек получений подлежал раздаче между гражданами. Но Фемистокл склонил народ не раздроблять этой суммы, а употребить ее целиком на постройку военных кораблей». Знает это и Карпюк: «Фемистоклу удалось убедить народное собрание использовать эти деньги на постройку 200 триер».


Ошибка №22: «Философ Анаксагор высказывает возмутительную идею: Солнце — это не бог Гелиос … а горячее тело» (12:20-12:28)

На самом деле идеи Анаксагора никого не смутили, и он вовсе не был осуждён и изгнан за то, что их высказывал: мнение это, до сих пор популярное, в действительности основано на поздних подтасовках и очень сомнительных допущениях. Эта ошибка, в отличие от многих тут прочих, почти даже простительна, поскольку требует большого искусства в непростой дисциплине критике источников для избежания.

С другой стороны, как сообщает проф.-клас. Р. Уоллас (1996), сомнительность абсолютного большинства т.н. свидетельств, касающихся афинских судов за неверие исследователи осознавали как минимум с п.тр. XIX в. Один из немногих достоверных случаев — это случившееся с Сократом, при этом последний же, собственно, и задаётся вопросом, почему его обвиняют в высказывании идей, подобных тем, что говорил ещё недавно Анаксагор, книги которого свободно продаются вокруг: «Молодые же люди будто бы узнают от меня то, что можно иной раз узнать, заплатив за это не больше драхмы». I.e., «возмутительные идеи» Анаксагора никак не были пресечены, свободно распространялись, не знает Сократ и о том, что Анаксагора якобы подвергли преследованиям.

В свою очередь, Сократа обвиняли в этом лишь потому, что в связи с амнистией не могли привлечь по политическому обвинению, которое и было основной причиной процесса, поэтому пришлось найти вот такой повод. Всё это, впрочем, уже разбиралось подробно.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 16/18 ➡️
Ошибка №23: «Победителей в Пелопоннесской войне нет, в упадок приходят все полисы Греции. Зато неожиданно хорошо дела идут у македонцев» (14:38-14:46)

Спарта пришла в упадок совсем по другой причине, которой стала потеря кормовой базы, заключавшейся в контроле над плодородной Мессенией с её илотами и прочими зависимыми территориями, которые оказались отторгнуты от неё в ходе иной войны, называемой Беотийской (378-362 гг.), которую вели против Пелопоннесского союза фиванцы во главе с Эпиминондом и Пелопидом. Именно у Эпаминонда учился воевать молодой ещё Филипп Македонский, который в то время жил заложником в Фивах, а знаменитый фиванский «Священный отряд», ставший тем первым, кто сумел разгромить спартанцев в ситуации, когда те превосходили противника численно, затем оказал серьёзное сопротивление македонцам в битве при Херонее. Попросту неразумно пропускать это важное событие.


Ошибка №24: «Протокол обязывает всех по восточному обычаю падать ему [Александу Великому] в ноги» (16:00-16:03)

Отнюдь не всех, и дело тут попросту в том, что слово «отвращение» даже не начинает описывать греческое отношение к коленопреклонению в любом его виде, для эллинов было немыслимо встать на колени перед смертным, и даже перед богами они (но не, например, римляне) этого практически никогда не делали. Собственно, они в некотором смысле даже были не в силах понять, как можно кланяться в ноги другому человеку, тогда как богу — это ещё было для них представимо, на основании чего и вообразили, что персы почитают своего царя богом, что, конечно, было не так.

Что касается Александра, то он решил ввести подобный обычай (προσκύνησις) после завоевания Персии и по образцу её, по Арриану, «потребовал, чтобы ему кланялись в землю», что вызвало возмущение македонян и других греков; «заметив это, Александр послал сказать, чтобы о земных поклонах не было больше и речи».


Ошибка №25: «Пока последователи Александра — их называют эпигонами — воюют между собой» (16:27-16:32)

Непосредственных последователей Александра называли диадохами (διάδοχος), а эпигонами (έπίγονοι) — их детей и всех прочих, которые были уже после. Собственно, уже знаменитый труд И. Дройзена, отца понятия «эпоха эллинизма», разделён на такие тома: «История Александра Великого», «История диадохов», «История эпигонов». Как можно ошибаться даже насчёт такой ерунды — отличный вопрос.



На том завершается разбор ошибок этого видео, пора подводить итоги. Замечу, что это далеко не все огрехи, которые там можно найти, лишь самые, на мой взгляд, одиозные и характерные, каждая из которых либо как бы вносит свой вклад в порчу полотна, на котором должна быть изображена классическая древность, совместными усилиями создавая рисунок, совсем непохожий на то, какой нам предлагает актуальный академический взгляд, — или же это просто совсем вопиющие ошибки, вызывающие желание разобраться, кто и при каких обстоятельствах допустил у консультанта появление диплома о высшем историческом.

Неспособность оного к важнейшей с первого же курса дисциплине критике источников, неизменно демонстрируемое полнейшее отсутствие искушенности, осознанности в этом вопросе, тоже заставляет как минимум задаваться вопросами. В конечном итоге получившееся качество скорее можно было бы ожидать от обывателя, кого-то, кто знаком с предметом исключительно в рамках первой страницы нагугленного в поисковике.

«Популяризаторы» вообще-то подобное этому видео называют «обскурантизмом» или «мракобесием», также «лженаукой», полагая самым страшным преступлением из возможных, которое всячески осуждают и преследуют. Однако и сами, как мы видим, не прочь иногда породить яркий образчик явления. С чем боролись, как водится.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 17/18 ➡️
Нечто подобное уже доводилось видеть в случае другого видео, посвящённого античным гребцам, в тот раз распространением заблуждений занимался некто к.б.н. С.В. Дробышевский, с пылом доказывавший, что в те времена гребля была уделом рабов, — что является распространённым убеждение среди масс вследствие диверсии франшизы «Бен-Гур», начиная с романа XIX в., нарисовавшей яркий образ римских рабов, прикованнык к галерам — явления, о котором академическая наука слыхом не слыхивала: никогда это не было исторической теорией, не являлось разделяемым хотя бы кем-либо из учёных, — если мы, конечно, не считаем советских марксистов.

Однако в том случае дело было явно в катастрофическом недостатке квалификации лектора, не только не являющегося специалистом в культурной антропологии, но и по-советски отрицающим само это понятие, признавая антропологией только её биологическую ипостась: в его случае не единожды замечали, сколь поверхностен он становится, пытаясь осветить хотя бы что-либо за пределами своей узкой сферы.

В данном же случае всё совсем иначе, ведь формально «Арзамас» не мог найти в консультанты лучшего специалиста: С.Г. Карпюк мало того, что является д.и.н., так ещё и специализируется конкретно на классической Греции, в частности, политическом устройстве Афин: как мы, однако, видели, даже в случае последнего из ролика доносится лишь нечто невразумительное и глубоко сомнительное. Всё это вызывает как минимум удивление.

Благодаря наличию лекций на «Постнауке», где С.Г. сам, лично проговаривает всё те же глупости, отпадает всякая возможность полагать, что он например, попросту несерьёзно отнёсся к своей роли редактора, ничего особенно не контролировал и лишь поставил свою подпись под чужими заблуждениями. В то же время, как мы помним, своих студентов он учил лишь части встреченных глупостей, посему нам тут остаётся лишь один вариант: диверсия знания, намеренная дезинформация, желание сформировать у народонаселения глубоко деструктивный образ Античности, видеть её, primo, смутно и неясно, secundo — много хуже, чем она была на самом деле.

Речь, напоминаю, идёт об эпохе, на которую новоевропейцы извечно равнялись, мечтая хотя бы отчасти достигнуть прежнего величия, ведь, как замечал уже Ницше, «всё завоеванное нами сегодня … ценой несказанного самообуздания … всё это было, все это уже было более двух тысяч лет назад! … Мгновение, и от всего осталось одно воспоминание! … вдруг засыпано, разрушено», и вновь в нашем обладании лишь как следствие затянувшегося Возрождения.

С этим классическим взглядом на вещи последние полтора-два века кое-кем ведётся активная борьба, которая выставляет его максималистским «заблуждением эпохи Просвещения», особенно в ней преуспели марксисты, по-настоящему рьяно очернявшие древних. У нас их влияние ослабевало только в 90-ые, когда читал свои лекции в университете Карпюк, но сейчас их голоса снова громки, и с тем, возможно, и связаны изменения между тем, чему учил С.Г. раньше, и тем, что мы можем наблюдать в лекциях «Постнауки» и «Арзамаса».

Можно найти и множество иных объяснений подобным ухищрениям, — для нас важен сам факт их осуществления, который неоспорим, тогда как на тему «зачем» нужно рассуждать дополнительно.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 18/18
Критика необходимости заниматься т.н. «трудом», «ходить на работу» не то, что не популярна в наши дни, а попросту мало вообще кому приходит в голову, оставаясь в основном уделом законченных маргиналов навроде завсегдатаев имиджборд. Совсем напротив, принято рассуждать о «праве на труд», и возможность им заниматься, таким образом, подаётся едва ли не как достижение.

В особенности это касается постсоветского пространства, наиболее тщательно обработанного марксизмом, учившим, что наилучшей долей из возможных является ударный труд на износ, жестоко боровшееся с попытками уклониться от этого, и даже сделавшее слово «пролетарий» из последнего оскорбления, каким оно было в Риме, наилучшим из возможных комплиментов.

Глубоко отравлена идеями Маркса долгое время была и новофранцузская философия; тем не менее, а может, и как раз потому именно там в 1968 г. ситуационисты преодолели основную идею марксизма, высказав противоположную, а именно: «К чёрту работу, к чёрту скуку!» Отцом движения стал Ги Дебор, автор «Общества спектакля» (1972), книги, многие лозунги из которой затем перекочевали на стены Парижа, в частности: «Никогда не работай, живи без потерянного времени».

С тех пор критика труда перестала быть такой экзотикой, к ней регулярно прибегают анархисты. Так, Боб Блек (1986) в открытую заявляет, что «труд — источник чуть ли не всех человеческих несчастий … любое почти зло … происходит … из-за того, что наш мир построен вокруг труда. Чтобы перестать страдать, надо перестать работать».

Уже Ф. Лафарг (2012 [1848]), зять Маркса, полагал, что «трудесть наихудший бич, когда-либо поражавший человечество», и утверждал «Право на лень», — да, собственно, и сам Маркс был этого же мнения: как отмечает Х. Арендт (2000 [1958]), «революция по Марксу имеет задачу не эмансипации рабочего класса, а освобождения человечества от труда»; как он пишет в «Капитале», «царство свободы начинаетсявпервые там, где прекращается труд».

Как пишет Блек, «работа представляет собой насмешку над свободой … В офисе и на фабрике царит дисциплина и иерархия того же сорта, что в тюрьме», тем более что «фабрики и тюрьмы появились примерно одновременно … [и] сознательно заимствовали друг у друга методы управления», что подробно исследовал в своё время Фуко. Работник немногим отличается от узника, и у него тоже имеется надзиратель: он «говорит вам, когда явиться, до какого времени не уходить, и что делать в промежутке», таким образом трудящиеся аналогично «расчерчены по линеечке всю свою жизнь»; «всякий, кто называет этих людей „свободными“ — или дурак, или врет».

Недаром образ жизни трудящихся называют «зарплатным» или же «наёмным рабством» (wage slavery, фр. esclavage salarié); концепция эта была сочинена журн. С. Ленге в 1763 г., и его соответствующая статья произвела впечатление даже на Маркса, который без изменений перепечатал её к себе в «Капитал». Мысль эта, однако, куда древнее XVIII в.: уже древние греки, сообщает Блек, «знали, что из себя на самом деле представляет работа», и всякая деятельность, которую мы могли бы обозначить фразой «работать на дядю», ими была бы характеризована как недостойная свободного, в той или иной мере вариацией рабства. Согласно Сенеке, «раб, как то нравится [утвер­ждать] Хри­сиппу, есть навсегда нанятый», и не более того.

Как замечает Ницше, «греческий философ проходил через жизнь с тайным чувством, что рабов гораздо больше, чем кажется, — именно, что каждый человек есть раб, если он не философ». Согласно Батаю, в мире труда «человек порабощен … независимо от того, является он или нет [собственностью другого]».

По Аристотелю, «ремесленник находится в состоянии некоего ограниченного рабства», он также, как и раб, не существует по истине, но есть лишь «говорящее орудие» того, кого обслуживает: так, «хлебопашец — не человек, он плуг того, кто ест хлеб», — мог бы написать Аристотель, но пишет Батай.

Как объясняет д.ф. Ж.-П. Вернан (2006), «чтобы действие считалось полноценным, его конечная цель должна завершаться в нём же самом, а совершающий 💳читать далее…
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
В то же время Восток, который ещё не касался греческой мудрости, к таким же выводам приходить отнюдь не спешил, там тоже, как и позднее в Совдепии, предпочитали то, что «ближе к телу».

Астрономия как явление здесь может служить характерным примером. Для нас, чаще всего потребляющих научные данные уже в готовом виде, сразу же в виде моделей на основе выводов из наблюдений, минуя сами последние, иной раз может стать откровением, что всем известный облик Солнечной системы далеко не очевиден для наблюдателя, ведь для невооружённого взгляда планеты выглядят практически неотличимо от звёзд, это такие же, светящиеся точки на ночном небе, различающиеся разве лишь в том, что первые довольно заметно перемещаются, в отличие от последних, по небосводу. Те и другие полагались звёздами — просто разного свойства, например, Венеру именовали Утренней звёздой.

Собственно, на этом, древнейшем, буквально дедовском способе наблюдения за τά μετέωρα построена астрология, все эти «Юпитер в созвездии Близнецов»: ведь, если смотреть с Земли, мы действительно увидим, что будто бы одна из, так сказать, подвижных звёзд оказалась в окружении не знающих движения, она есть прямое детище некритичного, донаучного, обывательски-«всёитакпонятного» восприятия наблюдений.

Так было до греков, к примеру, в Вавилоне, где «главной целью … астрономии было правильное предсказание видимого положения небесных тел: Луны, Солнца и планет», пишет д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1997), при этом «вавилонские астрономы не проявляли никакого интереса к тому, каково же реальное, а не видимое движение тел по небосводу, и как они в действительности расположены друг по отношению к другу», тогда как «греческие астрономы, начиная с Анаксимандра, были в первую очередь озабочены созданием геометрической модели, которая бы отражала истинную структуру космоса», которая всё совершенствовалась вплоть до наших дней, приближаясь к «тому, как на самом деле», и в то же время постоянно удаляясь от наглядности, от «да просто же можно на небо посмотреть же можно, а вы напридумывали всякого разного непойми чего».

Иными словами, для того, чтобы столь далеко зашедшее развитие знание стало возможно, пришлось помимо «очевидного» из наблюдений допускать и другую модель, иной мир, сообщаемый через сложное рассуждение, противоречащее привычной картине. Понадобилось очень определённым образом устроенное мышление, настоящая революция оного, до которой дошли только греки, чтобы стало возможно такое путешествие по мирам.

Скажем, поэтому же простецкий люд, не способный к науке, отвергает того же Галковского, сразу же и целиком, без остатка: в силу понятной одиозности ряда его построений, которые для таких отравляют сразу же всё рассуждение целиком.

Они видят только два варианта — верить или отвергать, в первом случае полностью заменив своё видение мира на предложенное мэтром, не оставив альтернатив, тогда как на деле необходимо лишь допускать некий «галковсковерс», такую картину реальности, где он прав, а кроме него — промежуточные варианты между ним и академической: это и будет научным подходом. (Естественно, ничем не лучше и те, а таких немало, кто как раз производит упомянутую замену, сужая свой мир исключительно и окончательно до построений ДЕГа.)

⬅️ «Пролетарское чтиво», 3/4 ➡️
Но причём тут литература и fiction, с которых начался разговор? Всё очень просто: последний ведь тоже создаёт иные миры, в которые погружается читатель, тут явление схожего порядка. Кто не способен коллекционировать миры и путешествовать по ним в одном смысле, не сможет и в другом: где одно, там и другое.

Вот почему вообще не удивителен такой жанр, как science fiction, но, напротив, естественнен и глубоко органичен, и, того более, для многих был и остаётся способом и причиной довольно рано ощутить влечение науки и захотеть ею заниматься; можно практически говорить, что fiction тренирует эту способность.

Что же до литературы «за жизнь», которую глубоко советские люди предпочитают «баловству», то она как раз-таки к таковой не относится. В таком состоянии жанр пребывал, согласно д.ф.н. С.С. Аверинцеву (1981), до греков, и только они «спасли слово», «изъяв его из житейского и сакрального обихода, запечатав печатью „художественности“ и положив тем самым — впервые! — начало литературе. В этом смысле ближневосточная литература может быть названа „поэзией“, „писанием“, „словесностью“, только не „литературой“ в собственном, узком значении термина». Того же мнения Зайцев, убеждённый, что «жесткая ситуативная обусловленность лишает памятник права быть причисленным к литературе в высшем смысле».

Так, продолжает С.С., «в Греции … литература впервые осознала себя … самозаконной формой человеческой деятельности, явно … противостоящей всему, что не есть она сама … культу, обряду, быту и вообще „жизни“». Соответственно, сочинения про «поднятую целину» и прочие успехи стахановцев — это ни в коем случае не полноценное творчество, но откат его в Совдепии назад на уровень, характерный для восточных деспотий, что заставляет вновь вспомнить концепцию Urstaat, сочинённую Делёзом, согласно которой «азиатский метод производства», или, точнее, на языке оригинала, Le despotisme oriental, всегда будет стремиться осуществить «вечное возвращение», рецидив себя самое в лишь слегка иной форме, что и произошло в случае СССР.

На Востоке то, что мы называем fiction, отсутствовало как явление, сочинить нечто, совсем не бывавшее было там делом немыслимым, а также недопустимым — как же это так, врать читателю? Как можно! Со временем стало с этим хуже и у греков, собственно, соответствующие дегенеративные изменения хорошо прослеживаются по мере наступления эпохи эллинизма, времени активной реазиатизации и постепенной гибели античной уникальности.

Критика источников, разбирая, откуда возникло то или иное сомнительное представление (например, то, что якобы в Афинах очень широко практиковались суды за «неверие»), нередко выходит на некий учёный ум именно этой эпохи, который принял за чистую монету художественную литературу, вообразил историческим свидетельством откровенную выдумку более раннего времени.

Типичным примером является биография Еврипида, составитель которой, некто Сатир, вообразил, что события комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий» действительно имели место, то есть женщины города взаправду собирались, чтобы разобраться с великим драматургом за то, что он по их мнению дурно отзывается о них в своих произведениях, хотя, казалось бы, абсурдность возможности этого очевидна.

К тому времени понятие комедии, которая нарочито раздувает, донельзя гиперболизируя, а также выворачивает наизнанку некие ситуации и качества, стало уже недоступно для понимания современников, им казалось невероятным существование произведения, которое свой сюжет бы не основывало ни на чём из реальности — тот самый fiction.

Если обещанное Новое Средневековье действительно наступит, вполне возможно, что потомки и о нашей эпохе насочиняют множество глупостей, вычитанных из художки — просто потому, что забудут о том, что миров может быть множество.

⬅️ «Пролетарское чтиво», 4/4
«УЛУЧШАТОРАМ» МИФА

Где бы ни заходила речь о античных мифах, будь то паблики, каналы или даже видео на Ютубе, в комментарии всегда могут заявиться те, кто, видите ли, считает, что можно было сделать и лучше: что-то там, по их мнению, не додумали древние. Почему так, на этот счёт есть разные мнения, начинающиеся с наивности греков, которым, мол, в этом плане было до нас далеко.

Не всегда это считается чем-то плохим — доводилось там наблюдать даже сожаления насчёт того, «как всё с тех пор испортилось» с той славной поры, когда-де миром правили честь и достоинство. Мысль эта зародилась в голове у комментатора к отрывку из эпопеи Troy (2004), в котором Гектор выходит за городские ворота сразиться с подъехавшим Ахиллом один на один, в то время как весь прочий Илион просто наблюдает со стен, даже не задумываясь о том, чтобы помочь своему чемпиону, например, нашпиговав его противника стрелами.

Другие, напротив, возмущены этой явной художественностью, грешащей против реализма, и направляют свой гнев на Гомера, заявляя, что, мол, они бы такого явно не допустили, — тем самым они желают как бы улучшить миф. В действительности же достаточно открыть самого великого слепца, чтобы понять, что исправлять тут просто нечего, у него в соответствующей сцене всё логично.

Ещё больше это касается тех, которые пеняют матери Ахиллеса на то, что, мол, могла бы Фетида закалить героя полностью, а не оставлять ему уязвимой его знаменитую пяту. Сразу скажу, что и здесь тоже древние всё продумали донельзя тщательно, а внутренняя логика повествования не оставляет «улучшаторам» никакого пространства для их деятельности, — однако в этом случае убедиться в том будет много сложнее, ведь для того нужно изучить целый ряд разбросанных по эпохам и авторам версий.

К счастью, автор этого канала всё это уже проделал, и с результатами своих трудов приглашает вас ознакомиться 💳по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
ЭКЗОРЦИЗМ КУЛАКА: ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КРАСНОЙ ШАПОЧКИ

Даже в наше искушённое герменевтикой время для многих становится откровением мысль о том, что во всем известных сказочных сюжетах, оказывается, имелись скрытые смыслы, и что их можно не только «просто читать», но и извлекать из них глубинное содержание.

Особо в этом смысле исследователей всегда привлекало произведение «Красная Шапочка», которое как только ни пытались объяснить; по обыкновению своему, равно психоаналитики и феминистки видели там сексуальные мотивы, и, надо сказать, на этот раз не ошиблись, — впрочем, к такому прийти и немудрено, если читать оригинальную версию, а не стыдливо исправленную Ш. Перро.

Однако всегда есть версия древнее, и в данном случае это — некий пассаж из Павсания, на который в наши дни наконец обратили внимание, благодаря чему подтекст этой сказки можно реконструировать совсем уж окончательно, практически целиком восстановив первоначальный сюжет, подтвердив давно мучившее меня и других искушённых в компаративистике людей подозрение, что волк там означает вовсе не настоящего зверя, но представителя пресловутого *kóryos, юношеских инициационных союзов, считавших себя волками и одевавшихся в их шкуры.

Или почему вы думали героиня так запросто разговаривает с ним и ни капли не боится? Что, кстати, совершенно зря делает, учитывая некоторые печально известные наклонности этих волчьих юношей в отношении женщин… Какие именно — можете узнать, изучив свежее исследование «Эллинистики».