* * *
Амбарный свет ветшающей зимы,
что так длинна, и продолжает длиться.
Мы в ней живём, до слова сочтены,
до влажной ускользающей ресницы.
Ведомые сияющей рукой,
пока горим…
Но в сумрачном раздрае
ещё фунт лиха пополам с тоской -
и мы совсем погаснем и растаем.
Ещё немного ледяной беды,
безглазой тьмы, ломящейся в оконце,
беззвучной глины, неживой воды,
которая не светится, не льётся,
и мы затихнем…
Но порой и нам,
казалось бы, над бездною, на грани
даруется такое по утрам
прозрачное и лёгкое дыханье!
Сергей Пагын
#пагын
Амбарный свет ветшающей зимы,
что так длинна, и продолжает длиться.
Мы в ней живём, до слова сочтены,
до влажной ускользающей ресницы.
Ведомые сияющей рукой,
пока горим…
Но в сумрачном раздрае
ещё фунт лиха пополам с тоской -
и мы совсем погаснем и растаем.
Ещё немного ледяной беды,
безглазой тьмы, ломящейся в оконце,
беззвучной глины, неживой воды,
которая не светится, не льётся,
и мы затихнем…
Но порой и нам,
казалось бы, над бездною, на грани
даруется такое по утрам
прозрачное и лёгкое дыханье!
Сергей Пагын
#пагын
* * *
Я передам любовь по проводам,
Которые протянутся из века,
Где я живу. Я счастье передам
И свет от человека – к человеку.
Как эстафету вечности, вперёд
Пошлю привет горячий и нетленный,
Замкнув на сердце жизненные клеммы,
И голос мой с поющею вселенной
Без фальши пусть в тональность попадёт
Эре Тиа
#тиа
Я передам любовь по проводам,
Которые протянутся из века,
Где я живу. Я счастье передам
И свет от человека – к человеку.
Как эстафету вечности, вперёд
Пошлю привет горячий и нетленный,
Замкнув на сердце жизненные клеммы,
И голос мой с поющею вселенной
Без фальши пусть в тональность попадёт
Эре Тиа
#тиа
* * *
Память слоиста — одно на другое
Лепятся воспоминанья,
Словно бы город растёт над рекою —
Новые, старые зданья…
Многоступенчатый-многоэтажный
Космос внутри и снаружи.
Помнишь, в колючей промзоне гаражной:
«Ну, поцелуй меня, ну же!»?
Игры на стройке там, в детстве жестоком:
Взяли на понт — и повис он
На проводах оголённых под током…
Безумцам закон не писан!
Ни год не вспомню, ни собственно день я
(И было ль со мной всё это?),
А сами редко всплывают виденья
В подвалах памяти где-то…
Григорий Князев
#князев
Память слоиста — одно на другое
Лепятся воспоминанья,
Словно бы город растёт над рекою —
Новые, старые зданья…
Многоступенчатый-многоэтажный
Космос внутри и снаружи.
Помнишь, в колючей промзоне гаражной:
«Ну, поцелуй меня, ну же!»?
Игры на стройке там, в детстве жестоком:
Взяли на понт — и повис он
На проводах оголённых под током…
Безумцам закон не писан!
Ни год не вспомню, ни собственно день я
(И было ль со мной всё это?),
А сами редко всплывают виденья
В подвалах памяти где-то…
Григорий Князев
#князев
* * *
Когда вступаешь в круг,
Где ты себя сейчас покажешь,
То никому уже не важно,
Что было до того.
Что ты в тени стоял, немея,
Что тремор ты не мог унять,
И прочее, что накануне,
Что годом раньше, что тремя.
Теперь ты будешь настоящий
Тебя запомнят вот таким —
Вступившим в круг,
Сказавшим слово,
Пусть выдавая свой испуг.
Ксения Савина
#савина
Когда вступаешь в круг,
Где ты себя сейчас покажешь,
То никому уже не важно,
Что было до того.
Что ты в тени стоял, немея,
Что тремор ты не мог унять,
И прочее, что накануне,
Что годом раньше, что тремя.
Теперь ты будешь настоящий
Тебя запомнят вот таким —
Вступившим в круг,
Сказавшим слово,
Пусть выдавая свой испуг.
Ксения Савина
#савина
* * *
Бессонница.
Без глаз и лица.
Чёртова лестница —
падаешь ниже, ниже, ниже, ниже, все ниже — вспять.
Такое пригрезится,
что ненавидишь кровать.
Демоны пляшут и просятся погулять.
Выпустишь — будешь спать?
Княжна Марья устало смотрит на снег.
От него светлее. Иногда ей мешают свечи.
Одними губами — чтобы никто не услышал —
молится за всех на свете
(тише, пожалуйста, тише):
княжна различает на снегу Силуэт,
Который не оставляет следов.
Он движется плавно,
как это принято у богов.
Марья закрывает глаза: исправник
торопится с докладом к старому князю.
Покорно повинуясь приказу,
княжна скоро отправится за ним вслед,
мысленно давая обет
бросить все, убежать наконец богомолкой —
проще будет в сене сыскать иголку,
чем ее воротить.
Да что толку?
Никуда никогда не уйти
от отца, от себя, от брата —
от долгов от своих проклятых,
сострадание в провожатых
не отпустит ее далеко.
…А могла бы шагать пешком
рядом с Ним, ангелицы легче.
вольно-вольно расправив плечи,
крылья тихо стянув узлом
(«на потом»),
мир любя, обнимая встречных…
Она мнится мне каждый вечер.
Как смиренно княжна принимает жребий.
Как тоскует о лете, но не боится снега.
Как умеет усмирять бурю и ветер,
не прося ничего взамен.
Третий век никаких перемен:
не вставая с колен,
умолять за тех, кто дорог,
кто вернётся (вернётся?) нескоро,
благо, все же просторы
длиннее и шире заборов…
Либо ночь до утра —
та-ра-ра, в голове дыра,
ненависть — не игра,
не елочная мишура —
наручники, кандалы, цепи.
На свету, на снегу, наяву — мы ими звеним и слепнем.
Янина Солдаткина
11-12 декабря 2022
P.S. Все совпадения — не совпадения (с)
#солдаткина
Бессонница.
Без глаз и лица.
Чёртова лестница —
падаешь ниже, ниже, ниже, ниже, все ниже — вспять.
Такое пригрезится,
что ненавидишь кровать.
Демоны пляшут и просятся погулять.
Выпустишь — будешь спать?
Княжна Марья устало смотрит на снег.
От него светлее. Иногда ей мешают свечи.
Одними губами — чтобы никто не услышал —
молится за всех на свете
(тише, пожалуйста, тише):
княжна различает на снегу Силуэт,
Который не оставляет следов.
Он движется плавно,
как это принято у богов.
Марья закрывает глаза: исправник
торопится с докладом к старому князю.
Покорно повинуясь приказу,
княжна скоро отправится за ним вслед,
мысленно давая обет
бросить все, убежать наконец богомолкой —
проще будет в сене сыскать иголку,
чем ее воротить.
Да что толку?
Никуда никогда не уйти
от отца, от себя, от брата —
от долгов от своих проклятых,
сострадание в провожатых
не отпустит ее далеко.
…А могла бы шагать пешком
рядом с Ним, ангелицы легче.
вольно-вольно расправив плечи,
крылья тихо стянув узлом
(«на потом»),
мир любя, обнимая встречных…
Она мнится мне каждый вечер.
Как смиренно княжна принимает жребий.
Как тоскует о лете, но не боится снега.
Как умеет усмирять бурю и ветер,
не прося ничего взамен.
Третий век никаких перемен:
не вставая с колен,
умолять за тех, кто дорог,
кто вернётся (вернётся?) нескоро,
благо, все же просторы
длиннее и шире заборов…
Либо ночь до утра —
та-ра-ра, в голове дыра,
ненависть — не игра,
не елочная мишура —
наручники, кандалы, цепи.
На свету, на снегу, наяву — мы ими звеним и слепнем.
Янина Солдаткина
11-12 декабря 2022
P.S. Все совпадения — не совпадения (с)
#солдаткина
* * *
Надежда умирает не последней.
Любовь и в коме дергает крылом,
копытом или вот еще намедни
пошевелила сломанным стеблем.
А первым рейсом отлетела вера
и долго пустота держалась на плаву
пока цветной платок ее не выцвел в серый.
Над пропастью во ржи, под насыпью во рву,
на черствой, перекошенной лужайке
последний одуванчик рву,
и точка, удаляясь в стайке
всех запятых, что были до нее,
не оставляет хвостика, схватиться
мне не за что. Ни морга, ни больницы,
ни дна, чтоб лечь на дно.
Неужели я больше тебя никогда не увижу,
никогда не узнаю, здоров ли ты, даже жив ли?
От отметки привычной спускаюсь всё ниже, ниже,
ниже некуда, кажется, но бесконечны цифры.
Так и плачу в уютном своем, но пустынном доме,
ежевечерне вдовея, венчаясь снова.
У меня никого не осталось на свете кроме.
Я соврала, чтоб в дурной бесконечности вставить слово.
Неужели больше и голоса не услышу,
в рай не войду, в нирвану, лишь в супермаркет,
шляпку держа как съехавшую крышу,
с орангутаном кокетничая в зоопарке,
всё же надеясь на то, что однажды факсик
выплюнет мне утешительную депешу?
Я заплатила по самой высокой таксе,
жизнью, как здесь сказали бы нынче: кэшем.
Татьяна Щербина
#щербина
Надежда умирает не последней.
Любовь и в коме дергает крылом,
копытом или вот еще намедни
пошевелила сломанным стеблем.
А первым рейсом отлетела вера
и долго пустота держалась на плаву
пока цветной платок ее не выцвел в серый.
Над пропастью во ржи, под насыпью во рву,
на черствой, перекошенной лужайке
последний одуванчик рву,
и точка, удаляясь в стайке
всех запятых, что были до нее,
не оставляет хвостика, схватиться
мне не за что. Ни морга, ни больницы,
ни дна, чтоб лечь на дно.
Неужели я больше тебя никогда не увижу,
никогда не узнаю, здоров ли ты, даже жив ли?
От отметки привычной спускаюсь всё ниже, ниже,
ниже некуда, кажется, но бесконечны цифры.
Так и плачу в уютном своем, но пустынном доме,
ежевечерне вдовея, венчаясь снова.
У меня никого не осталось на свете кроме.
Я соврала, чтоб в дурной бесконечности вставить слово.
Неужели больше и голоса не услышу,
в рай не войду, в нирвану, лишь в супермаркет,
шляпку держа как съехавшую крышу,
с орангутаном кокетничая в зоопарке,
всё же надеясь на то, что однажды факсик
выплюнет мне утешительную депешу?
Я заплатила по самой высокой таксе,
жизнью, как здесь сказали бы нынче: кэшем.
Татьяна Щербина
#щербина
Зима
Каждый год наступает зима.
Двадцать раз я ее белизною
был окутан. А этой зимою
я схожу потихоньку с ума,
милый друг. Никого, ничего.
Стих родившись, уже умирает,
стиснув зубы. Но кто-то рыдает,
слышишь, жалобно так, за него.
...А когда загорится звезда –
отключив электричество в доме,
согреваю дыханьем ладони
и шепчу: «Не беда, не беда.»
И гляжу, умирая, в окно
на поля безупречного снега.
Хоть бы чьи-то следы – человека
или зверя, не все ли одно.
Борис Рыжий
#рыжий
Каждый год наступает зима.
Двадцать раз я ее белизною
был окутан. А этой зимою
я схожу потихоньку с ума,
милый друг. Никого, ничего.
Стих родившись, уже умирает,
стиснув зубы. Но кто-то рыдает,
слышишь, жалобно так, за него.
...А когда загорится звезда –
отключив электричество в доме,
согреваю дыханьем ладони
и шепчу: «Не беда, не беда.»
И гляжу, умирая, в окно
на поля безупречного снега.
Хоть бы чьи-то следы – человека
или зверя, не все ли одно.
Борис Рыжий
#рыжий
* * *
Если мир взорвется и после рассыпется на куски,
Сбереги меня от самой больной тоски,
От самой большой тоски. Ни по дому, ни по каким-то людям,
От тоски по собственной, честной сути.
От тоски не потому куда в этой жизни деться,
А от той, что не помнит чего ей хотелось сердцем.
Сбереги меня от забвения, не того, когда мне не пишут и не звонят,
А от того, когда я не чувствую как мурашки под кожей моей зудят.
Очень долго можно придумывать себе жизнь, рисовать в фейстюне,
Но в итоге страшнее погибнуть ни от летящей пули
И страшнее всего не сгореть, а просто потухнуть.
Если мир это божьи руки, то я в них готова рухнуть.
Как прыжок этой самой веры. И мы знаем, что сплетниками лишь были
Те, кого по-настоящему не любили.
Те, кто лучше нас, им по-честному не до нас и нашей возни.
Те, кого любят, говорят не «отдай», а кричат «возьми».
Так что если мир взорвется и после рассыпется на осколки,
Сбереги меня от пытки, не от той, что под ногти сует иголки,
А от пыток чужого мнения и от жизни просто УДОБНОЙ,
Замечательной как узкие туфли: красивой и несвободной.
Сбереги меня от чужих языков, что кусаются как рапира,
постоянно напоминай, что мир для меня, а я для мира.
Не берись никого судить и чужие суждения на себя не мерь,
И, пожалуйста, верь в себя. Непременно верь.
Все о чем говорят в твою сторону, совершенно не про тебя.
Зеркало отражает лишь то, что глядит туда.
И поэтому сбереги меня, мудрый источник,
Ни от кого-то, ни от суждений, ни от заточек,
А от дороги чужой, от равнодушия и погасших глаз.
Лучше сгореть, чем сгнить. Лучше сгореть сто раз.
Лучше из злых языков скрутить длинное полотно,
Закинуть его в окно
И подняться на последний этаж, а оттуда на самую крышу,
Там, где я себя честно слышу.
Если мир взорвется и после рассыпется как с цепочки бусы,
Сохрани Бога внутри меня, так говорят индусы.
Не привет, а «Бог во мне приветствует Бога внутри тебя».
Если мир взорвется, а после рассыпется,
хочется думать, что всё не зря.
Яна Мкр
(Яна Мкртчева)
#мкр
Если мир взорвется и после рассыпется на куски,
Сбереги меня от самой больной тоски,
От самой большой тоски. Ни по дому, ни по каким-то людям,
От тоски по собственной, честной сути.
От тоски не потому куда в этой жизни деться,
А от той, что не помнит чего ей хотелось сердцем.
Сбереги меня от забвения, не того, когда мне не пишут и не звонят,
А от того, когда я не чувствую как мурашки под кожей моей зудят.
Очень долго можно придумывать себе жизнь, рисовать в фейстюне,
Но в итоге страшнее погибнуть ни от летящей пули
И страшнее всего не сгореть, а просто потухнуть.
Если мир это божьи руки, то я в них готова рухнуть.
Как прыжок этой самой веры. И мы знаем, что сплетниками лишь были
Те, кого по-настоящему не любили.
Те, кто лучше нас, им по-честному не до нас и нашей возни.
Те, кого любят, говорят не «отдай», а кричат «возьми».
Так что если мир взорвется и после рассыпется на осколки,
Сбереги меня от пытки, не от той, что под ногти сует иголки,
А от пыток чужого мнения и от жизни просто УДОБНОЙ,
Замечательной как узкие туфли: красивой и несвободной.
Сбереги меня от чужих языков, что кусаются как рапира,
постоянно напоминай, что мир для меня, а я для мира.
Не берись никого судить и чужие суждения на себя не мерь,
И, пожалуйста, верь в себя. Непременно верь.
Все о чем говорят в твою сторону, совершенно не про тебя.
Зеркало отражает лишь то, что глядит туда.
И поэтому сбереги меня, мудрый источник,
Ни от кого-то, ни от суждений, ни от заточек,
А от дороги чужой, от равнодушия и погасших глаз.
Лучше сгореть, чем сгнить. Лучше сгореть сто раз.
Лучше из злых языков скрутить длинное полотно,
Закинуть его в окно
И подняться на последний этаж, а оттуда на самую крышу,
Там, где я себя честно слышу.
Если мир взорвется и после рассыпется как с цепочки бусы,
Сохрани Бога внутри меня, так говорят индусы.
Не привет, а «Бог во мне приветствует Бога внутри тебя».
Если мир взорвется, а после рассыпется,
хочется думать, что всё не зря.
Яна Мкр
(Яна Мкртчева)
#мкр
* * *
Санта повесил свой старый колпак
на один из ржавых гвоздей.
Кресло. Камин. За окном полумрак
И внутри, и наруже - везде.
В кружке какао давно остыл
И не согреет рук.
Сколько их было, носков пустых
Найденных поутру?
Сколько их было недетских слез,
Пролитых не детьми?
А на щеках полыхал мороз.
Вот тебе шарф. Возьми.
Вот тебе город, заснежен, как
С сахарной пудрой кекс.
Только и стоит скользнуть в рукав
Тонкой, как лед, руке.
Вот он декабрь, как дикобраз,
Иглы сосулек в ряд.
Сколько мгновений и сколько раз
Ты узнавал в дверях
Тень силуэта. Колпак. Мешок
Звонкое «хо-хо-хо»?
Полночь за полночью сна лишен,
Ждавший его приход.
Сажа и пепел каминных труб
В легких осели кашлем.
Это тяжелый и вредный труд.
Справится здесь не каждый.
Вечером Санта шагает в хлев,
Где под тряпичной грудой
Дремлет, простудою приболев,
Старенький милый Рудольф.
Санта подносит ему бульон,
Шерсть у рогов ерошит.
Каждую зиму вот так вдвоем
Ждут среди снежных крошек.
Отпуска что ли? Зарплаты рост
Или свалить вовсе?
Две с лишним тысячи лет в мороз
Старый дурак развозит
Детям подарки,
Но край земли только для льда пригоден.
Дети давно уже подросли
И позабыли, вроде,
Звон колокольный и снега хруст
Под сапогом скрипучим.
Ждут за порогом тоска и грусть,
Вечер тягуч и скучен.
Санта не сдался. Он оптимист.
Знает - сдаваться глупо.
Просто ты смотришь все время вниз,
Не на небесный купол.
Сани запряг, и рукой махнул
Эльфам - «вернусь под утро».
И, как рубеж, пересек луну
Вьюжным плащом укутан.
Север сияет. Не гаснет юг.
Рук не разнять разлукам.
Нас обнимает полярный круг,
А за полярным кругом
Вьются узорами паутин,
Краем резной снежинки
Самых обычных людей пути
В самой обычной жизни.
Ангелы дремлют в снегах седых,
Арфы обняв и лютни.
Санта запутал свои следы.
Санту не видят люди.
Ирина Глузгольд
25 декабря 2018
#глузгольд
Санта повесил свой старый колпак
на один из ржавых гвоздей.
Кресло. Камин. За окном полумрак
И внутри, и наруже - везде.
В кружке какао давно остыл
И не согреет рук.
Сколько их было, носков пустых
Найденных поутру?
Сколько их было недетских слез,
Пролитых не детьми?
А на щеках полыхал мороз.
Вот тебе шарф. Возьми.
Вот тебе город, заснежен, как
С сахарной пудрой кекс.
Только и стоит скользнуть в рукав
Тонкой, как лед, руке.
Вот он декабрь, как дикобраз,
Иглы сосулек в ряд.
Сколько мгновений и сколько раз
Ты узнавал в дверях
Тень силуэта. Колпак. Мешок
Звонкое «хо-хо-хо»?
Полночь за полночью сна лишен,
Ждавший его приход.
Сажа и пепел каминных труб
В легких осели кашлем.
Это тяжелый и вредный труд.
Справится здесь не каждый.
Вечером Санта шагает в хлев,
Где под тряпичной грудой
Дремлет, простудою приболев,
Старенький милый Рудольф.
Санта подносит ему бульон,
Шерсть у рогов ерошит.
Каждую зиму вот так вдвоем
Ждут среди снежных крошек.
Отпуска что ли? Зарплаты рост
Или свалить вовсе?
Две с лишним тысячи лет в мороз
Старый дурак развозит
Детям подарки,
Но край земли только для льда пригоден.
Дети давно уже подросли
И позабыли, вроде,
Звон колокольный и снега хруст
Под сапогом скрипучим.
Ждут за порогом тоска и грусть,
Вечер тягуч и скучен.
Санта не сдался. Он оптимист.
Знает - сдаваться глупо.
Просто ты смотришь все время вниз,
Не на небесный купол.
Сани запряг, и рукой махнул
Эльфам - «вернусь под утро».
И, как рубеж, пересек луну
Вьюжным плащом укутан.
Север сияет. Не гаснет юг.
Рук не разнять разлукам.
Нас обнимает полярный круг,
А за полярным кругом
Вьются узорами паутин,
Краем резной снежинки
Самых обычных людей пути
В самой обычной жизни.
Ангелы дремлют в снегах седых,
Арфы обняв и лютни.
Санта запутал свои следы.
Санту не видят люди.
Ирина Глузгольд
25 декабря 2018
#глузгольд
* * *
Греби внимая
Глубочайшему теченью,
Оно могучее ведёт по дну реки,
Но по верхам такие резкие порывы,
Всё в сторону от нужной стороны.
И лодку сотрясают столкновенья
И частые рывки —
Перехвати весло
И правильно,
И крепко!
Родная деревянная душа
Тебя послушает
И, воспаря над волнами
И над водой,
На верный выйдет курс.
Я не боюсь,
Я собираюсь с духом.
Ксения Савина
#савина
Греби внимая
Глубочайшему теченью,
Оно могучее ведёт по дну реки,
Но по верхам такие резкие порывы,
Всё в сторону от нужной стороны.
И лодку сотрясают столкновенья
И частые рывки —
Перехвати весло
И правильно,
И крепко!
Родная деревянная душа
Тебя послушает
И, воспаря над волнами
И над водой,
На верный выйдет курс.
Я не боюсь,
Я собираюсь с духом.
Ксения Савина
#савина
* * *
Ослепну на миг, сделав шаг за порог, —
И, странное дело, двора не узнаю.
У заиндевелых домов и дорог
Иная душа и природа иная.
Дракон или демон вдруг глянет из тьмы.
В чудовищах зимних так много коварства!
Как будто попал я не в царство зимы,
А в сказочный терем загробного царства.
Мой город-кроссворд, весь исхоженный мной
По горизонтали и по вертикали,
Ещё не разгадан твой образ чудной
У сна, у немого кино в зазеркальи.
Столбы и деревья — в сплошном столбняке.
Квартал заколдован печатей на десять.
А дымка морозная в снежном венке,
Клубясь над рекой, продолжает кудесить…
Григорий Князев
#князев
Ослепну на миг, сделав шаг за порог, —
И, странное дело, двора не узнаю.
У заиндевелых домов и дорог
Иная душа и природа иная.
Дракон или демон вдруг глянет из тьмы.
В чудовищах зимних так много коварства!
Как будто попал я не в царство зимы,
А в сказочный терем загробного царства.
Мой город-кроссворд, весь исхоженный мной
По горизонтали и по вертикали,
Ещё не разгадан твой образ чудной
У сна, у немого кино в зазеркальи.
Столбы и деревья — в сплошном столбняке.
Квартал заколдован печатей на десять.
А дымка морозная в снежном венке,
Клубясь над рекой, продолжает кудесить…
Григорий Князев
#князев
Елена окончила Воронежский мединститут и Воронежский университет (по лингвистической специальности), шесть лет работала врачом, преподавала на факультете журналистики.
В настоящее время журналист, корреспондент Радио "Свобода" с 1995 г.
Лауреат Премии Андрея Белого (1999), первый лауреат премии "Московский счет" (2003).
Вышедшая в США книга Фанайловой «The Russian Version» (2009) в переводе Стефани Сандлер и Евгении Туровской получила премию как лучшая переводная книга года. Стипендиат фонда Бродского — 2013.
По стихам Елены Фанайловой режиссёром Эдуардом Бояковым были поставлены спектакли в театре «Практика» (Москва).
По словам одного из критиков «поэзия Елены Фанайловой с самого начала отличалась исключительной жёсткостью взгляда и резкостью высказывания. Однако на рубеже 1990—2000-х гг. она стала заметным явлением новейшей российской литературной действительности благодаря фокусировке внимания на гражданской теме, на проблеме личной исторической памяти и самоощущения личности в историческом контексте».
«…каждое отдельное стихотворение Елены Фанайловой, будучи помещенным в другой контекст (сборника нескольких авторов, журнала, антологии), немедленно шагнет вперед из общего ряда, окажется в числе хитов, а кроме того, достаточно полно и честно расскажет о своем авторе, как осколок голограммы - о целой картинке», - Леонид Костюков.
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ЕЛЕНЫ ФАНАЙЛОВОЙ
«Мне кажется, я работаю довольно традиционно. Что до дела, то это скушная и старая история, потому что пишу стихи тридцать пять лет (ужас). Меня никто не направлял, кроме матери, но она рано умерла. Была учительницей литературы. В провинции не у кого учиться. Мои две или три попытки поговорить с местными литераторами (18 лет, 25 лет, 29 лет) заканчивались приступом тошноты и ужасом оттого, что я могу быть на них хоть немного похожа.
В тринадцать лет я поклялась деревьям за школьным двором, что стану новым Пушкиным. Я брала все, что плохо лежит, как сорока, и делала своим. Русская поэзия мною основательно обокрадена. Полагаю, кое-что мне удалось вне зависимости от моей вполне банальной любви к Апухтину и Некрасову, Мандельштаму и Гумилеву, Кузмину и Хармсу, список бесконечен. Его хронологически замыкает пара вполне здравствующих товарищей. Как действующую литературную фигуру меня легитимизировал в начале девяностых редактор рижского журнала «Родник», прозаик Андрей Левкин. Справедливости ради следует сказать, что он же какое-то время влиял и на манеру составлять звуки.»
#фанайлова
#интервью
В настоящее время журналист, корреспондент Радио "Свобода" с 1995 г.
Лауреат Премии Андрея Белого (1999), первый лауреат премии "Московский счет" (2003).
Вышедшая в США книга Фанайловой «The Russian Version» (2009) в переводе Стефани Сандлер и Евгении Туровской получила премию как лучшая переводная книга года. Стипендиат фонда Бродского — 2013.
По стихам Елены Фанайловой режиссёром Эдуардом Бояковым были поставлены спектакли в театре «Практика» (Москва).
По словам одного из критиков «поэзия Елены Фанайловой с самого начала отличалась исключительной жёсткостью взгляда и резкостью высказывания. Однако на рубеже 1990—2000-х гг. она стала заметным явлением новейшей российской литературной действительности благодаря фокусировке внимания на гражданской теме, на проблеме личной исторической памяти и самоощущения личности в историческом контексте».
«…каждое отдельное стихотворение Елены Фанайловой, будучи помещенным в другой контекст (сборника нескольких авторов, журнала, антологии), немедленно шагнет вперед из общего ряда, окажется в числе хитов, а кроме того, достаточно полно и честно расскажет о своем авторе, как осколок голограммы - о целой картинке», - Леонид Костюков.
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ЕЛЕНЫ ФАНАЙЛОВОЙ
«Мне кажется, я работаю довольно традиционно. Что до дела, то это скушная и старая история, потому что пишу стихи тридцать пять лет (ужас). Меня никто не направлял, кроме матери, но она рано умерла. Была учительницей литературы. В провинции не у кого учиться. Мои две или три попытки поговорить с местными литераторами (18 лет, 25 лет, 29 лет) заканчивались приступом тошноты и ужасом оттого, что я могу быть на них хоть немного похожа.
В тринадцать лет я поклялась деревьям за школьным двором, что стану новым Пушкиным. Я брала все, что плохо лежит, как сорока, и делала своим. Русская поэзия мною основательно обокрадена. Полагаю, кое-что мне удалось вне зависимости от моей вполне банальной любви к Апухтину и Некрасову, Мандельштаму и Гумилеву, Кузмину и Хармсу, список бесконечен. Его хронологически замыкает пара вполне здравствующих товарищей. Как действующую литературную фигуру меня легитимизировал в начале девяностых редактор рижского журнала «Родник», прозаик Андрей Левкин. Справедливости ради следует сказать, что он же какое-то время влиял и на манеру составлять звуки.»
#фанайлова
#интервью
* * *
Они приходят домой,
Они ложатся вдвоем.
Им наплевать на других
И на себя заодно.
Им вообще все равно.
Они ложатся на дно.
Они садятся вокруг,
Они ложатся на снег,
Как будто Север, и Юг,
Друг ко другу головой,
Как по воде меловой,
Как на войне мировой.
Они ложатся, молчат,
Они целуют в глаза,
Они не помнят причин,
Не оставляют следов.
Ничто не держит их здесь:
Ни долг, ни доблесть, ни честь.
Для них пусты города,
Обращены к небесам.
Для их полуночных крыл
Объятья воздух отдал.
У них, вообще, нету сил,
Никакой такой правоты,
Ничего, кроме воды,
Что унесет их черты.
Елена Фанайлова
#фанайлова
Они приходят домой,
Они ложатся вдвоем.
Им наплевать на других
И на себя заодно.
Им вообще все равно.
Они ложатся на дно.
Они садятся вокруг,
Они ложатся на снег,
Как будто Север, и Юг,
Друг ко другу головой,
Как по воде меловой,
Как на войне мировой.
Они ложатся, молчат,
Они целуют в глаза,
Они не помнят причин,
Не оставляют следов.
Ничто не держит их здесь:
Ни долг, ни доблесть, ни честь.
Для них пусты города,
Обращены к небесам.
Для их полуночных крыл
Объятья воздух отдал.
У них, вообще, нету сил,
Никакой такой правоты,
Ничего, кроме воды,
Что унесет их черты.
Елена Фанайлова
#фанайлова
* * *
Стала ли ты хороша,
Саламандра, не помнящая огня,
Дитя, не знающее родства,
Ни добра, ни зла,
Ни белой ночи, ни черного дня,
Чудовищная душа?
Совершив волшебства,
Ты оглядываешься, дрожа:
Там Гомер собирает сухие войска,
Там трепещут, сгорают, возносятся
Оболочки стрекоз и доспехов, шурша,
Плачут, на небо просятся.
Елена Фанайлова
#фанайлова
Стала ли ты хороша,
Саламандра, не помнящая огня,
Дитя, не знающее родства,
Ни добра, ни зла,
Ни белой ночи, ни черного дня,
Чудовищная душа?
Совершив волшебства,
Ты оглядываешься, дрожа:
Там Гомер собирает сухие войска,
Там трепещут, сгорают, возносятся
Оболочки стрекоз и доспехов, шурша,
Плачут, на небо просятся.
Елена Фанайлова
#фанайлова
* * *
Что ты мне скажешь теперь посреди смородины,
То есть сырых опилок и прочих родных осин,
Посреди животворящей родины?
Господин, ты себе и спичка, и воздух, и керосин.
Елена Фанайлова
#фанайлова
Что ты мне скажешь теперь посреди смородины,
То есть сырых опилок и прочих родных осин,
Посреди животворящей родины?
Господин, ты себе и спичка, и воздух, и керосин.
Елена Фанайлова
#фанайлова
* * *
Будущее — вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне —
значит делать черным каждый день.
Игорь Губерман
#губерман
Будущее — вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне —
значит делать черным каждый день.
Игорь Губерман
#губерман
* * *
мои соотечественники,
где теперь отыскать их?
яблоней в краю ином станет катя,
алою зарёй станет пётр.
звёзды до краёв наполняют вёдра,
что наташа несёт от дуная.
и когда она во сне вспоминает
как шуршало платье в метро московском,
как ладони пачкались в церкви воском,
каково это - быть снегом,
под татарским нещадным игом,
под мечом острым-острым шведским,
под ладонью турецкой красным маком
гореть что значит -
плакать хочет,
но нет - не плачет
и пока мы в комнатах танцевали
- нас на улице долго ждали,
чтоб шевроны выкроить из пуантов,
чтобы превратить нас всех в «музыкантов»,
в беспокойный летящий атом.
- рядом, рядом, а ну-ка в ряд вон,
левой, правой, левой, правой!
аве, аве - нет любви вам,
только битва,
только битва.
Наташа Денисова
декабрь 2022
#денисова
мои соотечественники,
где теперь отыскать их?
яблоней в краю ином станет катя,
алою зарёй станет пётр.
звёзды до краёв наполняют вёдра,
что наташа несёт от дуная.
и когда она во сне вспоминает
как шуршало платье в метро московском,
как ладони пачкались в церкви воском,
каково это - быть снегом,
под татарским нещадным игом,
под мечом острым-острым шведским,
под ладонью турецкой красным маком
гореть что значит -
плакать хочет,
но нет - не плачет
и пока мы в комнатах танцевали
- нас на улице долго ждали,
чтоб шевроны выкроить из пуантов,
чтобы превратить нас всех в «музыкантов»,
в беспокойный летящий атом.
- рядом, рядом, а ну-ка в ряд вон,
левой, правой, левой, правой!
аве, аве - нет любви вам,
только битва,
только битва.
Наташа Денисова
декабрь 2022
#денисова
* * *
Мы на подступах дальних и к свету, и к лету.
Я люблю процедуру волшебную эту.
Счёт идёт на минуты. Минута одна
Отделилась от мрака и стала видна:
И веснушки её, и кормушки. И, Боже,
Она сделала нас на минуту моложе.
Лариса Миллер
#миллер
Мы на подступах дальних и к свету, и к лету.
Я люблю процедуру волшебную эту.
Счёт идёт на минуты. Минута одна
Отделилась от мрака и стала видна:
И веснушки её, и кормушки. И, Боже,
Она сделала нас на минуту моложе.
Лариса Миллер
#миллер
* * *
Нам по вере воздастся.
Что назначено мне?
Водомерочьи танцы
на грязной воде
в захолустном, заштатном,
зарайском углу,
где на мостике шатком
дуть с тоски мне в дуду.
Слишком нежно меня Ты
вел по хрусткой траве,
по суглинку, по мяте,
по замерзшей листве.
В спину светлой ладонью
слишком мягко толкал.
Может, звал – я не помню,
чтоб меня Ты позвал.
И примет не узнал я
Твоего бытия.
Ах, душа – золотая
белошвейка моя!
Как же мы пропустили
отсвет Твой на стерне,
на проселочной пыли,
на кирпичной стене.
На воде и на прахе,
и на пепле сыром
заповедные знаки
выводил Ты перстом.
И над пропастью вьюжной
нес меня Ты, любя…
Что еще было нужно,
чтоб поверить в Тебя?!
Сергей Пагын
#пагын
Нам по вере воздастся.
Что назначено мне?
Водомерочьи танцы
на грязной воде
в захолустном, заштатном,
зарайском углу,
где на мостике шатком
дуть с тоски мне в дуду.
Слишком нежно меня Ты
вел по хрусткой траве,
по суглинку, по мяте,
по замерзшей листве.
В спину светлой ладонью
слишком мягко толкал.
Может, звал – я не помню,
чтоб меня Ты позвал.
И примет не узнал я
Твоего бытия.
Ах, душа – золотая
белошвейка моя!
Как же мы пропустили
отсвет Твой на стерне,
на проселочной пыли,
на кирпичной стене.
На воде и на прахе,
и на пепле сыром
заповедные знаки
выводил Ты перстом.
И над пропастью вьюжной
нес меня Ты, любя…
Что еще было нужно,
чтоб поверить в Тебя?!
Сергей Пагын
#пагын