В День защиты животных маленькая подборка стихотворений про животных
* * *
Дед всегда говорил маме:
не называй их нашими именами.
Как, — придёт время, — ты Кать и Алёш
пустишь под нож?
Какая Варька, какой Борька?
Называй Рябина, называй Зорька,
да хоть Ласточка, хоть Лебеда.
Но нашими — никогда.
Поэтому до четвёртого класса
я дружил с Кувшинкой, любил Водокраса,
носил в стойло Эльфу сахар и мел,
а с людьми дружить не хотел.
Александр Переверзин
#переверзин
#подборка
#подборкаоживотных
* * *
Дед всегда говорил маме:
не называй их нашими именами.
Как, — придёт время, — ты Кать и Алёш
пустишь под нож?
Какая Варька, какой Борька?
Называй Рябина, называй Зорька,
да хоть Ласточка, хоть Лебеда.
Но нашими — никогда.
Поэтому до четвёртого класса
я дружил с Кувшинкой, любил Водокраса,
носил в стойло Эльфу сахар и мел,
а с людьми дружить не хотел.
Александр Переверзин
#переверзин
#подборка
#подборкаоживотных
* * *
Проступает будущее из мрака.
Вот и я, оцифрованный экспонат,
пережил Мандельштама и Керуака,
а ещё одиннадцать лет назад,
в сентябре, когда ехали на турбазу,
завершая перекладной маршрут,
где я в море потом не вошёл ни разу,
мне казалось, что столько и не живут.
По камням карабкались осторожно,
выходя через кладбище на Казантип.
За отвесными скалами безнадёжно
обрывался береговой изгиб.
Выпускали на скользкой траве улитку,
наступали на тени бетонных ваз,
проходили ветреную калитку,
и она молчала, не выдав нас.
Открывали на двадцать девятой книгу,
Шварц, Гандлевский, Цветков?
Сохраню интригу,
в первой снизу узнали свою судьбу.
В Прагу съездить хотели, в Ригу,
у Змеиной бухты нашли тропу,
по которой расходятся поодиночке.
Я скажу сейчас, что тогда не смел:
все моё – твоё до последней строчки,
до слепого блеска смертоносных стрел.
Александр Переверзин
#переверзин
Проступает будущее из мрака.
Вот и я, оцифрованный экспонат,
пережил Мандельштама и Керуака,
а ещё одиннадцать лет назад,
в сентябре, когда ехали на турбазу,
завершая перекладной маршрут,
где я в море потом не вошёл ни разу,
мне казалось, что столько и не живут.
По камням карабкались осторожно,
выходя через кладбище на Казантип.
За отвесными скалами безнадёжно
обрывался береговой изгиб.
Выпускали на скользкой траве улитку,
наступали на тени бетонных ваз,
проходили ветреную калитку,
и она молчала, не выдав нас.
Открывали на двадцать девятой книгу,
Шварц, Гандлевский, Цветков?
Сохраню интригу,
в первой снизу узнали свою судьбу.
В Прагу съездить хотели, в Ригу,
у Змеиной бухты нашли тропу,
по которой расходятся поодиночке.
Я скажу сейчас, что тогда не смел:
все моё – твоё до последней строчки,
до слепого блеска смертоносных стрел.
Александр Переверзин
#переверзин
Чайник
Курили, мялись у сараев,
решали, как доставим груз,
я, Марк и Гена Николаев,
наш однокашник и не трус.
Был Гена третьим, внешним оком,
пока снимали втихаря
мы радиатор, ручки с окон
в цеху при свете фонаря.
Ходили трижды за окошко,
во тьму, где шорохи слышны.
Забрали чайник, вилки, ложки.
Кому теперь они нужны?
И хоронясь во мраке жарком,
соляркой провонявшем так,
что, если щёлкнуть зажигалкой,
спалишь к чертям весь этот мрак,
мы выгружались у забора.
Был Гена чайнику не рад:
«За ним вернуться могут скоро,
я отнесу его назад!»
За ним вернутся? Спятил, Гена!
Никто, никто и никогда
не возвратится в эти стены,
на это капище труда,
в пространство, сжатое на вдохе,
где — я же трижды там бывал! —
не то чтоб сходятся эпохи,
а просто времени провал.
Там труб дюралевые кости
нашарит в темноте фонарь,
и мнится: на чумном погосте
работал начерно грабарь.
А в отдалении, убоги,
из нашей тьмы во тьму веков
таращатся единороги
токарно-фрезерных станков...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
...Теперь, застрявший меж мирами,
я говорю с таких высот,
с которых видно, что же с нами
за десять лет произойдёт:
Марк, соскользнув в стройбате с крыши,
без ног покинет гарнизон,
Геннадий голоса услышит
и будет в желтую свезён,
я изучу закон Бернулли,
проинжинерю год в Клину.
А чайник мы тогда вернули,
не взяли на себя вину.
Александр Переверзин
#переверзин
Курили, мялись у сараев,
решали, как доставим груз,
я, Марк и Гена Николаев,
наш однокашник и не трус.
Был Гена третьим, внешним оком,
пока снимали втихаря
мы радиатор, ручки с окон
в цеху при свете фонаря.
Ходили трижды за окошко,
во тьму, где шорохи слышны.
Забрали чайник, вилки, ложки.
Кому теперь они нужны?
И хоронясь во мраке жарком,
соляркой провонявшем так,
что, если щёлкнуть зажигалкой,
спалишь к чертям весь этот мрак,
мы выгружались у забора.
Был Гена чайнику не рад:
«За ним вернуться могут скоро,
я отнесу его назад!»
За ним вернутся? Спятил, Гена!
Никто, никто и никогда
не возвратится в эти стены,
на это капище труда,
в пространство, сжатое на вдохе,
где — я же трижды там бывал! —
не то чтоб сходятся эпохи,
а просто времени провал.
Там труб дюралевые кости
нашарит в темноте фонарь,
и мнится: на чумном погосте
работал начерно грабарь.
А в отдалении, убоги,
из нашей тьмы во тьму веков
таращатся единороги
токарно-фрезерных станков...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
...Теперь, застрявший меж мирами,
я говорю с таких высот,
с которых видно, что же с нами
за десять лет произойдёт:
Марк, соскользнув в стройбате с крыши,
без ног покинет гарнизон,
Геннадий голоса услышит
и будет в желтую свезён,
я изучу закон Бернулли,
проинжинерю год в Клину.
А чайник мы тогда вернули,
не взяли на себя вину.
Александр Переверзин
#переверзин
* * *
Надо честно сказать: не борец
и тем более не заговорщик,
а незримой печали ловец
и холодного ветра притворщик.
Притворюсь пожелтевшей ольхой
и когда вы пройдёте по лесу,
растопыренной веткой сухой
поздороваться в душу пролезу.
Или ящерка в поле пустом.
Если галки устроят мне травлю,
промолчу рептилоидным ртом,
в клюве хвост, исчезая, оставлю.
Вижу тени, пою от тоски,
словно севернорусский Овидий.
Чем сильнее сжимают тиски,
тем бессмертней я, тем ядовитей.
Александр Переверзин
#переверзин
Надо честно сказать: не борец
и тем более не заговорщик,
а незримой печали ловец
и холодного ветра притворщик.
Притворюсь пожелтевшей ольхой
и когда вы пройдёте по лесу,
растопыренной веткой сухой
поздороваться в душу пролезу.
Или ящерка в поле пустом.
Если галки устроят мне травлю,
промолчу рептилоидным ртом,
в клюве хвост, исчезая, оставлю.
Вижу тени, пою от тоски,
словно севернорусский Овидий.
Чем сильнее сжимают тиски,
тем бессмертней я, тем ядовитей.
Александр Переверзин
#переверзин
* * *
М. Б.
Выходи туда, где свет недолог,
где на нить нанизана листва
и торчит пространство из-за ёлок, –
послеледниковые слова.
Пустота в моих часах песочных.
Каждый вечер я Эдем искал
в переводах стрелочных подстрочных,
в лабиринтах вешняковских скал,
в травах, заштрихованных графитом,
в безучастных аэропортах.
Мы пугали чаек внешним видом
и спасались на ж/д мостах.
Продвигаясь к озеру и полю,
не сломай высокие цветы.
Знаю, мы окажемся на воле,
на непроходящей воле. Ты
с рыбами пересекала воду,
шла по топким тропам со зверьми.
Вырвавшись однажды на свободу,
лёгкие часы переверни.
Александр Переверзин
#переверзин
М. Б.
Выходи туда, где свет недолог,
где на нить нанизана листва
и торчит пространство из-за ёлок, –
послеледниковые слова.
Пустота в моих часах песочных.
Каждый вечер я Эдем искал
в переводах стрелочных подстрочных,
в лабиринтах вешняковских скал,
в травах, заштрихованных графитом,
в безучастных аэропортах.
Мы пугали чаек внешним видом
и спасались на ж/д мостах.
Продвигаясь к озеру и полю,
не сломай высокие цветы.
Знаю, мы окажемся на воле,
на непроходящей воле. Ты
с рыбами пересекала воду,
шла по топким тропам со зверьми.
Вырвавшись однажды на свободу,
лёгкие часы переверни.
Александр Переверзин
#переверзин
* * *
В лесах, где жизнь и смерть соосны
и влажный воздух многоцветен,
вращаются прямые сосны
и вырабатывают ветер.
И он уходит до заката
из параллельного портала
за разноцветные ограды
в малоречивые кварталы,
через безлюдные волокна,
в тонированный спящий город,
в его откинутые окна
и вентиляционный короб,
чтоб здесь пронять тебя до дрожи,
когда, бессонен и рассеян,
ты вспомнишь вдруг, что будешь тоже
по ветру хвойному развеян.
Александр Переверзин
2022-2023
#переверзин
В лесах, где жизнь и смерть соосны
и влажный воздух многоцветен,
вращаются прямые сосны
и вырабатывают ветер.
И он уходит до заката
из параллельного портала
за разноцветные ограды
в малоречивые кварталы,
через безлюдные волокна,
в тонированный спящий город,
в его откинутые окна
и вентиляционный короб,
чтоб здесь пронять тебя до дрожи,
когда, бессонен и рассеян,
ты вспомнишь вдруг, что будешь тоже
по ветру хвойному развеян.
Александр Переверзин
2022-2023
#переверзин
* * *
Нахожусь в междуречье
беспокойства и злости,
где слова человечьи
превращаются в кости,
где качается Хронос
в сердцевине колодца.
До чего ни дотронусь —
упадёт, разобьётся.
В разговорах с глухими
в тишине тизерцина
отзывается имя
милосердного Сына.
Гутенберг на полставки,
андердог в высшей лиге.
У меня на прилавке
одноцветные книги.
И в одних — жизни строгость,
а в других — смерти кротость.
И всё шире и шире
ежедневная пропасть.
Александр Переверзин
#переверзин
Нахожусь в междуречье
беспокойства и злости,
где слова человечьи
превращаются в кости,
где качается Хронос
в сердцевине колодца.
До чего ни дотронусь —
упадёт, разобьётся.
В разговорах с глухими
в тишине тизерцина
отзывается имя
милосердного Сына.
Гутенберг на полставки,
андердог в высшей лиге.
У меня на прилавке
одноцветные книги.
И в одних — жизни строгость,
а в других — смерти кротость.
И всё шире и шире
ежедневная пропасть.
Александр Переверзин
#переверзин
Лесник
Из глубокой глуши подмосковной
жизнь меня выводила не раз:
не засыпало в штольне бездонной,
видно, Он приберёг про запас,
нагорбатился вволю на драге,
намывая казённый металл,
и от Волоколамска до Праги
подрывную машинку таскал.
А за то, что ни пуля, ни мина
не оставила в той стороне,
нам с женой — две медали, два сына,
два инфаркта — всё сталось вдвойне.
Ну, почти… Только самую малость —
на погосте второго креста —
из ненáжитого и осталось.
Так ещё ведь не вся прожита.
Да и долго ль кресту на просторе,
уходя каждый вечер во тьму,
одному рассыхаться под ветром,
намокать под дождём одному.
Александр Переверзин
2005
#переверзин
Из глубокой глуши подмосковной
жизнь меня выводила не раз:
не засыпало в штольне бездонной,
видно, Он приберёг про запас,
нагорбатился вволю на драге,
намывая казённый металл,
и от Волоколамска до Праги
подрывную машинку таскал.
А за то, что ни пуля, ни мина
не оставила в той стороне,
нам с женой — две медали, два сына,
два инфаркта — всё сталось вдвойне.
Ну, почти… Только самую малость —
на погосте второго креста —
из ненáжитого и осталось.
Так ещё ведь не вся прожита.
Да и долго ль кресту на просторе,
уходя каждый вечер во тьму,
одному рассыхаться под ветром,
намокать под дождём одному.
Александр Переверзин
2005
#переверзин
* * *
Отец, которого я помню,
мне показал каменоломню,
засохший дуб — жилище ос
и рощу, где шиповник рос.
Когда брели по грубой пашне
в ночи, ведомые Творцом,
темно мне было, но не страшно —
ведь я шёл за руку с отцом.
Отец, которого я знаю,
вороньего страшится грая,
воды боится и огня,
бубнит: «не трогайте меня».
И плачет и дрожит, покуда
не сядет смирно на кровать:
«В последний раз даю, Иуды,
отраву в горло мне пихать!»
Но тут же: «Уберите лапы!
В лицо не суйте пятерню …»
Тебя, мой самый лучший папа,
того и этого люблю.
Александр Переверзин
2008
#переверзин
#деньотца
Отец, которого я помню,
мне показал каменоломню,
засохший дуб — жилище ос
и рощу, где шиповник рос.
Когда брели по грубой пашне
в ночи, ведомые Творцом,
темно мне было, но не страшно —
ведь я шёл за руку с отцом.
Отец, которого я знаю,
вороньего страшится грая,
воды боится и огня,
бубнит: «не трогайте меня».
И плачет и дрожит, покуда
не сядет смирно на кровать:
«В последний раз даю, Иуды,
отраву в горло мне пихать!»
Но тут же: «Уберите лапы!
В лицо не суйте пятерню …»
Тебя, мой самый лучший папа,
того и этого люблю.
Александр Переверзин
2008
#переверзин
#деньотца