Мания величия…
Я хочу видеть свое личико
На обложке журнала «Time».
Я хочу красоваться там.
Мне нравится, умирая,
Смотреть на того, кто ранен,
Но все же жив…
Пусть он там еще полежит.
За ним скоро придут спасатели.
Обязательно.
Культура отмены. Презумпция невиновности.
Лицо человека, который не видел новости,
Как раз подойдёт для обложки глянца.
Улыбайся! И можно не оголяться.
Я рву на клочки, на нежные незабудки
Все твои письма. Во всем виноваты буквы.
Все твои тексты для грамотных выступлений
Сыпятся белым
крошевом на колени.
Когда отцветут наши вишни, черемухи и сирени,
Когда отзвучат, отвоют в ночи сирены,
Я у войны отвоюю свое время
Потерянное.
Когда я придумаю, за что полюбить тебя,
Тогда и закончится эта битва.
А пока отпускай…
Как игла вонзает жало в винил скользящий,
Ни думай о прошлом, не помни о настоящем.
Когда найдут наш с тобой черный ящик
Удивятся, как мы вообще взлетели?!
Нас причислят к святым после Нюрнберга и Гааги.
Но никто не узнает, какие мы вне бумаги,
Цифровых отдушек, свидетельств и документов
Одни в тишине момента.
Как стоим мы под тополем
За мгновение до объятий.
И лицо твое в копоти
Молодое от рыжих пятен
Веснушек,
Будто вывернув смерть наружу
Стороной жизни.
Как бродили мы ночью по центру Москвы, Минска, Киева,
А теперь попробуй-ка отвлеки его -
Око на башне Саурона.
Занимательно, как приводят нас к единому знаменателю,
Будто не люди мы, просто числа.
Бродский верно писал: Отчизна
Равнодушна к твоим касаниям.
Но я все же касаюсь, я трогаю эти камни,
Эти сосны - янтарные великаны.
И слова дребезжат во мне тонкие, как стаканы
В поездах, уходящих по расписанию.
Ирина Глузгольд
22 сентября 2022
#глузгольд
Я хочу видеть свое личико
На обложке журнала «Time».
Я хочу красоваться там.
Мне нравится, умирая,
Смотреть на того, кто ранен,
Но все же жив…
Пусть он там еще полежит.
За ним скоро придут спасатели.
Обязательно.
Культура отмены. Презумпция невиновности.
Лицо человека, который не видел новости,
Как раз подойдёт для обложки глянца.
Улыбайся! И можно не оголяться.
Я рву на клочки, на нежные незабудки
Все твои письма. Во всем виноваты буквы.
Все твои тексты для грамотных выступлений
Сыпятся белым
крошевом на колени.
Когда отцветут наши вишни, черемухи и сирени,
Когда отзвучат, отвоют в ночи сирены,
Я у войны отвоюю свое время
Потерянное.
Когда я придумаю, за что полюбить тебя,
Тогда и закончится эта битва.
А пока отпускай…
Как игла вонзает жало в винил скользящий,
Ни думай о прошлом, не помни о настоящем.
Когда найдут наш с тобой черный ящик
Удивятся, как мы вообще взлетели?!
Нас причислят к святым после Нюрнберга и Гааги.
Но никто не узнает, какие мы вне бумаги,
Цифровых отдушек, свидетельств и документов
Одни в тишине момента.
Как стоим мы под тополем
За мгновение до объятий.
И лицо твое в копоти
Молодое от рыжих пятен
Веснушек,
Будто вывернув смерть наружу
Стороной жизни.
Как бродили мы ночью по центру Москвы, Минска, Киева,
А теперь попробуй-ка отвлеки его -
Око на башне Саурона.
Занимательно, как приводят нас к единому знаменателю,
Будто не люди мы, просто числа.
Бродский верно писал: Отчизна
Равнодушна к твоим касаниям.
Но я все же касаюсь, я трогаю эти камни,
Эти сосны - янтарные великаны.
И слова дребезжат во мне тонкие, как стаканы
В поездах, уходящих по расписанию.
Ирина Глузгольд
22 сентября 2022
#глузгольд
* * *
Санта повесил свой старый колпак
на один из ржавых гвоздей.
Кресло. Камин. За окном полумрак
И внутри, и наруже - везде.
В кружке какао давно остыл
И не согреет рук.
Сколько их было, носков пустых
Найденных поутру?
Сколько их было недетских слез,
Пролитых не детьми?
А на щеках полыхал мороз.
Вот тебе шарф. Возьми.
Вот тебе город, заснежен, как
С сахарной пудрой кекс.
Только и стоит скользнуть в рукав
Тонкой, как лед, руке.
Вот он декабрь, как дикобраз,
Иглы сосулек в ряд.
Сколько мгновений и сколько раз
Ты узнавал в дверях
Тень силуэта. Колпак. Мешок
Звонкое «хо-хо-хо»?
Полночь за полночью сна лишен,
Ждавший его приход.
Сажа и пепел каминных труб
В легких осели кашлем.
Это тяжелый и вредный труд.
Справится здесь не каждый.
Вечером Санта шагает в хлев,
Где под тряпичной грудой
Дремлет, простудою приболев,
Старенький милый Рудольф.
Санта подносит ему бульон,
Шерсть у рогов ерошит.
Каждую зиму вот так вдвоем
Ждут среди снежных крошек.
Отпуска что ли? Зарплаты рост
Или свалить вовсе?
Две с лишним тысячи лет в мороз
Старый дурак развозит
Детям подарки,
Но край земли только для льда пригоден.
Дети давно уже подросли
И позабыли, вроде,
Звон колокольный и снега хруст
Под сапогом скрипучим.
Ждут за порогом тоска и грусть,
Вечер тягуч и скучен.
Санта не сдался. Он оптимист.
Знает - сдаваться глупо.
Просто ты смотришь все время вниз,
Не на небесный купол.
Сани запряг, и рукой махнул
Эльфам - «вернусь под утро».
И, как рубеж, пересек луну
Вьюжным плащом укутан.
Север сияет. Не гаснет юг.
Рук не разнять разлукам.
Нас обнимает полярный круг,
А за полярным кругом
Вьются узорами паутин,
Краем резной снежинки
Самых обычных людей пути
В самой обычной жизни.
Ангелы дремлют в снегах седых,
Арфы обняв и лютни.
Санта запутал свои следы.
Санту не видят люди.
Ирина Глузгольд
25 декабря 2018
#глузгольд
Санта повесил свой старый колпак
на один из ржавых гвоздей.
Кресло. Камин. За окном полумрак
И внутри, и наруже - везде.
В кружке какао давно остыл
И не согреет рук.
Сколько их было, носков пустых
Найденных поутру?
Сколько их было недетских слез,
Пролитых не детьми?
А на щеках полыхал мороз.
Вот тебе шарф. Возьми.
Вот тебе город, заснежен, как
С сахарной пудрой кекс.
Только и стоит скользнуть в рукав
Тонкой, как лед, руке.
Вот он декабрь, как дикобраз,
Иглы сосулек в ряд.
Сколько мгновений и сколько раз
Ты узнавал в дверях
Тень силуэта. Колпак. Мешок
Звонкое «хо-хо-хо»?
Полночь за полночью сна лишен,
Ждавший его приход.
Сажа и пепел каминных труб
В легких осели кашлем.
Это тяжелый и вредный труд.
Справится здесь не каждый.
Вечером Санта шагает в хлев,
Где под тряпичной грудой
Дремлет, простудою приболев,
Старенький милый Рудольф.
Санта подносит ему бульон,
Шерсть у рогов ерошит.
Каждую зиму вот так вдвоем
Ждут среди снежных крошек.
Отпуска что ли? Зарплаты рост
Или свалить вовсе?
Две с лишним тысячи лет в мороз
Старый дурак развозит
Детям подарки,
Но край земли только для льда пригоден.
Дети давно уже подросли
И позабыли, вроде,
Звон колокольный и снега хруст
Под сапогом скрипучим.
Ждут за порогом тоска и грусть,
Вечер тягуч и скучен.
Санта не сдался. Он оптимист.
Знает - сдаваться глупо.
Просто ты смотришь все время вниз,
Не на небесный купол.
Сани запряг, и рукой махнул
Эльфам - «вернусь под утро».
И, как рубеж, пересек луну
Вьюжным плащом укутан.
Север сияет. Не гаснет юг.
Рук не разнять разлукам.
Нас обнимает полярный круг,
А за полярным кругом
Вьются узорами паутин,
Краем резной снежинки
Самых обычных людей пути
В самой обычной жизни.
Ангелы дремлют в снегах седых,
Арфы обняв и лютни.
Санта запутал свои следы.
Санту не видят люди.
Ирина Глузгольд
25 декабря 2018
#глузгольд
Bouillabaisse
Море соль - не дождёшься, моя Ассоль.
Море соль, но сладкое словно сон,
Как мороженое с карамелью.
Я уже ни во что не верю,
Что страшней - никого не жалею:
Ни кораблей его,
Ни моряков его,
Ни маяков его.
Пофигу.
Оно уносит волнами, так похожими
На облака над нами.
Я цунами. Реет мое знамя
Над тёмными валунами.
Приходи в гости вечером,
Приноси с собой мед и мяту.
Будем сидеть, как когда-то.
Тлеть, словно свечи -
Никто не вечен,
Кроме моря.
Голос его беспечен.
Имя свое нашёптываю ракушкам.
Пусть украдёт, придет по мою душу.
Выбросит утром на сушу,
Как несчастную Ариэль.
Я корабль - ты айсберг мой, моя мель.
Что ты мелишь? Остановись. Не надо.
Море пусть будет рядом, а я, чем дальше -
Тем лучше.
Кожа моя чешуйчатая
Вода в жабрах
Воздуха не хватает.
Глотай жадно.
Забудь, как ходил по суше, как был двуногим.
Счастье познать свободу дано не многим.
Наши материки разбросаны лоскутками.
Сердце земли - камень.
Кровь её магма.
И был бы я магом,
Я бы добрался до самого эпицентра.
Люди не верят в бога, но ходят в церковь,
Чтобы постоять чуть чуть в тишине алтарной
И прикоснуться к тайне.
Чтобы увидеть ангела на иконе
И умереть спокойно.
Не знаю, как на счет бога,
Но я до сих пор загадываю,
Сдувая с пальца ресничку,
Чтоб ты никогда не падала,
Чтоб острые, как у снитча,
Крылья, спасали тебя над обрывами.
Играя в молчанку с рыбами,
Я думаю: «чтобы она сказала?».
Дочитай до конца. Там в финале меня поймают
На острый крючок и подадут к обеду.
Дела хорошо, любимая. Обнимаю.
И нет, дорогая, все-таки не приеду.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Море соль - не дождёшься, моя Ассоль.
Море соль, но сладкое словно сон,
Как мороженое с карамелью.
Я уже ни во что не верю,
Что страшней - никого не жалею:
Ни кораблей его,
Ни моряков его,
Ни маяков его.
Пофигу.
Оно уносит волнами, так похожими
На облака над нами.
Я цунами. Реет мое знамя
Над тёмными валунами.
Приходи в гости вечером,
Приноси с собой мед и мяту.
Будем сидеть, как когда-то.
Тлеть, словно свечи -
Никто не вечен,
Кроме моря.
Голос его беспечен.
Имя свое нашёптываю ракушкам.
Пусть украдёт, придет по мою душу.
Выбросит утром на сушу,
Как несчастную Ариэль.
Я корабль - ты айсберг мой, моя мель.
Что ты мелишь? Остановись. Не надо.
Море пусть будет рядом, а я, чем дальше -
Тем лучше.
Кожа моя чешуйчатая
Вода в жабрах
Воздуха не хватает.
Глотай жадно.
Забудь, как ходил по суше, как был двуногим.
Счастье познать свободу дано не многим.
Наши материки разбросаны лоскутками.
Сердце земли - камень.
Кровь её магма.
И был бы я магом,
Я бы добрался до самого эпицентра.
Люди не верят в бога, но ходят в церковь,
Чтобы постоять чуть чуть в тишине алтарной
И прикоснуться к тайне.
Чтобы увидеть ангела на иконе
И умереть спокойно.
Не знаю, как на счет бога,
Но я до сих пор загадываю,
Сдувая с пальца ресничку,
Чтоб ты никогда не падала,
Чтоб острые, как у снитча,
Крылья, спасали тебя над обрывами.
Играя в молчанку с рыбами,
Я думаю: «чтобы она сказала?».
Дочитай до конца. Там в финале меня поймают
На острый крючок и подадут к обеду.
Дела хорошо, любимая. Обнимаю.
И нет, дорогая, все-таки не приеду.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
* * *
Да, он замерз... Смотри, как он замерз...
По кромкам лепестки чернеют роз.
Он так замерз. Так дай ему согреться.
Укутай в шаль, на иней подыши.
Впусти его, пришедшего с вершин.
Открой ворота в наше королевство.
Калитка скрипнет, жалуясь зиме,
Мол, мой сустав железный онемел.
Калитка скрипнет, розами объята.
И он войдет, так пахнущий травой
Июльской ,свежескошенной,живой.
И разобьет молчанье, как пиньяту.
В нем столько лета - мармеладный джем,
Медовый клевер, солнце на лопатках.
У нас зима, и только снегом пахнет.
И небо холодеет в витраже.
У нас зима, сводящая с ума.
А лето здесь не больше, чем легенда.
Пришел с востока белоснежный Гэндальф.
Он был когда-то серым, как туман.
Смотри, у этих статуй по щекам
Стекают белокаменные слезы...
И вниз на белокаменные розы,
Туда во тьму, где сон без ночника.
Где ты, как прежде, шепчешь
От
Те
Пель.
Где ты, как прежде, веришь
Вот
Теперь,
Теперь-то точно снег пойдет на убыль.
К ногам он бросит шкуру февраля-
Трофей охотника - и жертвенность и жертва.
Не остановит слез твоих скольжение
Ни скорость пуль,
Ни руку лесоруба.
Тебе не нужен жертвенный олень,
Венец терновый, храм в Иерусалиме,
Пусть зацветут в саду, как прежде, сливы.
И пастухи придут дремать в их тень.
Здесь нет цветов, помимо зимних
роз.
Здесь нет влюбленных, только те, кто врозь.
И все, что нам увидеть довелось,-
Мороз...
И он уйдет вот так же, как пришел.
И след его застелит зимний шелк.
Покинул Аслан Нарнию, родная.
Тех не согреть, кто счастлив замерзать.
В чьих вечно отражаются глазах
Снежинки звезд,
Кружащие над нами.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Да, он замерз... Смотри, как он замерз...
По кромкам лепестки чернеют роз.
Он так замерз. Так дай ему согреться.
Укутай в шаль, на иней подыши.
Впусти его, пришедшего с вершин.
Открой ворота в наше королевство.
Калитка скрипнет, жалуясь зиме,
Мол, мой сустав железный онемел.
Калитка скрипнет, розами объята.
И он войдет, так пахнущий травой
Июльской ,свежескошенной,живой.
И разобьет молчанье, как пиньяту.
В нем столько лета - мармеладный джем,
Медовый клевер, солнце на лопатках.
У нас зима, и только снегом пахнет.
И небо холодеет в витраже.
У нас зима, сводящая с ума.
А лето здесь не больше, чем легенда.
Пришел с востока белоснежный Гэндальф.
Он был когда-то серым, как туман.
Смотри, у этих статуй по щекам
Стекают белокаменные слезы...
И вниз на белокаменные розы,
Туда во тьму, где сон без ночника.
Где ты, как прежде, шепчешь
От
Те
Пель.
Где ты, как прежде, веришь
Вот
Теперь,
Теперь-то точно снег пойдет на убыль.
К ногам он бросит шкуру февраля-
Трофей охотника - и жертвенность и жертва.
Не остановит слез твоих скольжение
Ни скорость пуль,
Ни руку лесоруба.
Тебе не нужен жертвенный олень,
Венец терновый, храм в Иерусалиме,
Пусть зацветут в саду, как прежде, сливы.
И пастухи придут дремать в их тень.
Здесь нет цветов, помимо зимних
роз.
Здесь нет влюбленных, только те, кто врозь.
И все, что нам увидеть довелось,-
Мороз...
И он уйдет вот так же, как пришел.
И след его застелит зимний шелк.
Покинул Аслан Нарнию, родная.
Тех не согреть, кто счастлив замерзать.
В чьих вечно отражаются глазах
Снежинки звезд,
Кружащие над нами.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
* * *
Олена теряет на войне мужа.
Разве такое кто-то вообще заслуживает?
Дети всё ждут, каждый день ждут его к ужину.
Сказать бы уже им, потом будет хуже ведь.
Президент высылает медаль ей, а лучше бы выслал яд.
Олена плачет и говорит: «Господи, почему я?!»
Ира рождается с таким некрасивым носом,
Что у мужчин ну совсем не бывает спроса.
Ира не носит черный, не носит розовый.
Она задается одним, всегда лишь одним вопросом,
Пока хирурги в масках лицо ей кроят:
Господи: «ну какого хера, за что я?».
Мустафа видел как дом затрещал и рухнул.
Он и не знал, что земля, будто вся из пуха,
Может вот так разойтись под тобой, как шов
И обернуться пропастью там, где шел,
Там где сидел ты, стоял или может спал.
Все раскручено - стекла, бетон, металл.
У других под завалами родственники
У Мустафы собака с тремя щенками
Слезы давно не встречались с его щеками
Мужчины не плачут, ведь прока нет от нытья,
Но стоит и рыдает: «Аллах, почему я?!».
Врач цокает языком и вздыхает, на снимок глядя:
- Что же вы так здоровье-то запускаете, Надя.
Надя сидит на кушетке бледная, как вампир,
Бесшумно вздыхая, хоть внутри у нее вопит
Каждый орган, услышав врача вердикт.
Надя едет домой в метро и все про себя твердит,
Руками себя обхватив от внезапной дрожи:
«Ну почему я? Почему я, боже!».
«Почему я?» - слышат Аллах и Будда.
Слышат Иисус и Мария,
Но отвечать не будут.
У них нет ответов. Только лишь книга судеб.
Ведь человек по сути душа в сосуде.
Однажды сосуд, будь он из стекла или из стали,
Существовать просто-напросто перестанет.
А вот душа останется. Что с ней делать?
Маленький Будда подыщет другое тело.
Спроси же себя - не для чего страдаешь, а для чего счастлив.
Не почему умер, а для чего жил ты.
Этот листок был тоже когда-то частью
Дерева, гляди сквозь его прожилки.
Гляди же на свет - на желтый кусок солнца.
Иди же на свет. И тьма тебя не коснется.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Олена теряет на войне мужа.
Разве такое кто-то вообще заслуживает?
Дети всё ждут, каждый день ждут его к ужину.
Сказать бы уже им, потом будет хуже ведь.
Президент высылает медаль ей, а лучше бы выслал яд.
Олена плачет и говорит: «Господи, почему я?!»
Ира рождается с таким некрасивым носом,
Что у мужчин ну совсем не бывает спроса.
Ира не носит черный, не носит розовый.
Она задается одним, всегда лишь одним вопросом,
Пока хирурги в масках лицо ей кроят:
Господи: «ну какого хера, за что я?».
Мустафа видел как дом затрещал и рухнул.
Он и не знал, что земля, будто вся из пуха,
Может вот так разойтись под тобой, как шов
И обернуться пропастью там, где шел,
Там где сидел ты, стоял или может спал.
Все раскручено - стекла, бетон, металл.
У других под завалами родственники
У Мустафы собака с тремя щенками
Слезы давно не встречались с его щеками
Мужчины не плачут, ведь прока нет от нытья,
Но стоит и рыдает: «Аллах, почему я?!».
Врач цокает языком и вздыхает, на снимок глядя:
- Что же вы так здоровье-то запускаете, Надя.
Надя сидит на кушетке бледная, как вампир,
Бесшумно вздыхая, хоть внутри у нее вопит
Каждый орган, услышав врача вердикт.
Надя едет домой в метро и все про себя твердит,
Руками себя обхватив от внезапной дрожи:
«Ну почему я? Почему я, боже!».
«Почему я?» - слышат Аллах и Будда.
Слышат Иисус и Мария,
Но отвечать не будут.
У них нет ответов. Только лишь книга судеб.
Ведь человек по сути душа в сосуде.
Однажды сосуд, будь он из стекла или из стали,
Существовать просто-напросто перестанет.
А вот душа останется. Что с ней делать?
Маленький Будда подыщет другое тело.
Спроси же себя - не для чего страдаешь, а для чего счастлив.
Не почему умер, а для чего жил ты.
Этот листок был тоже когда-то частью
Дерева, гляди сквозь его прожилки.
Гляди же на свет - на желтый кусок солнца.
Иди же на свет. И тьма тебя не коснется.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Колыбельная для того, кто устал
Позволь себе просто лежать пластом.
Просто лежать пластом.
Оставь все дела, которые ждут, проблемы все на потом.
Как много работы, а ты один,
И сна ни в одном глазу.
Позволь себе сбиться опять с пути.
Как хрупкую стрекозу,
Себя отпусти в тишину травы,
В прохладу лугов клевера.
Попробуй вынуть его стрелу
Из подреберья левого.
Попробуй волосы расчесать
Гребнями леса колкого.
Проспи все будильники на часах
В своем шелкопрядном коконе.
И мир не станет новым, но ты
Как будто родишься заново.
Помолимся каждому из святых
И шторы закроем, как занавес.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Позволь себе просто лежать пластом.
Просто лежать пластом.
Оставь все дела, которые ждут, проблемы все на потом.
Как много работы, а ты один,
И сна ни в одном глазу.
Позволь себе сбиться опять с пути.
Как хрупкую стрекозу,
Себя отпусти в тишину травы,
В прохладу лугов клевера.
Попробуй вынуть его стрелу
Из подреберья левого.
Попробуй волосы расчесать
Гребнями леса колкого.
Проспи все будильники на часах
В своем шелкопрядном коконе.
И мир не станет новым, но ты
Как будто родишься заново.
Помолимся каждому из святых
И шторы закроем, как занавес.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Река жизни
«Отечество» от «отче» от «отца».
Спаси же, Боже, нас от пи***ца,
Растущего с неистовым прогрессом.
Всех рассади нас по удобным креслам,
Надень нам маски, кислород пусти.
За всё прости нас, Господи, прости.
Ты лучший из пилотов наших линий
И те молитвы, что не помогли нам,
Пускай звучат на память отголоском.
Как выжить детским душам в мире взрослых?
Как вырасти и оплести ограду
Как ядовитый плющ, как винограда
Лоза, как наши пряди, что на подушке
спутались с утра?
Я знаю, Господи, что от своих утрат
Я должен стать полнее и свободней.
Ты тоже был когда-то просто плотник.
Сейчас же всякий, восходя на трап,
Как на Голгофу, пялится в кабину
Пилота, силясь отыскать
Тот карий взгляд без страха и укора,
Твой нежный взгляд из-под фурашки. Скоро мы снова будем на земле святой.
Так, пролетая мили над Синаем,
Мы приземлимся в бархатный песок.
И я надеюсь, ты меня узнаешь.
И я надеюсь, я тебя запомню,
Пока никто не целится в висок,
Не смотрит свысока, не обвиняет,
Пока никто войну не объявляет.
У нас с тобой не больше двух часов.
Пока стыковка, кофе, пересадка.
И голос твой почти такой же сладкий,
Как эти штуки из турецкой лавки,
Всё время забываю как их там.
Все время расставляет по местам
И делает понятным и простым.
Ах, Господи, а это правда ты?
Тебе к лицу твой темно-синий китель.
«Отечество» как «отче», как «родитель».
Кому как не тебе кричать - «спасите!»
Кому как не тебе шептать - «спасибо».
Спасибо, Боже, что даёшь нам силы,
Не оставляешь нас лицом к лицу
С той тишиной, грядущей после взрыва.
Отечество, как «отче», по отцу…
Как по лицу определяют, жив ли?
Здесь реки слез - единственная жидкость,
Спасение от жажды и нужды.
И я готов преодолеть джетлаг,
На взлете панику, бегущие мурашки.
Чтоб ты вот так глядел из-под фуражки,
Ветра пронзая серебром крыла.
Веди же, Боже, наш крылатый лайнер,
Пока в салоне брют и виски с лаймом
Разносят стюардессы вдоль рядов.
Веди нас, Боже, я почти готов,
Вот только сделаю всего один глоток…
Ирина Глузгольд
#глузгольд
«Отечество» от «отче» от «отца».
Спаси же, Боже, нас от пи***ца,
Растущего с неистовым прогрессом.
Всех рассади нас по удобным креслам,
Надень нам маски, кислород пусти.
За всё прости нас, Господи, прости.
Ты лучший из пилотов наших линий
И те молитвы, что не помогли нам,
Пускай звучат на память отголоском.
Как выжить детским душам в мире взрослых?
Как вырасти и оплести ограду
Как ядовитый плющ, как винограда
Лоза, как наши пряди, что на подушке
спутались с утра?
Я знаю, Господи, что от своих утрат
Я должен стать полнее и свободней.
Ты тоже был когда-то просто плотник.
Сейчас же всякий, восходя на трап,
Как на Голгофу, пялится в кабину
Пилота, силясь отыскать
Тот карий взгляд без страха и укора,
Твой нежный взгляд из-под фурашки. Скоро мы снова будем на земле святой.
Так, пролетая мили над Синаем,
Мы приземлимся в бархатный песок.
И я надеюсь, ты меня узнаешь.
И я надеюсь, я тебя запомню,
Пока никто не целится в висок,
Не смотрит свысока, не обвиняет,
Пока никто войну не объявляет.
У нас с тобой не больше двух часов.
Пока стыковка, кофе, пересадка.
И голос твой почти такой же сладкий,
Как эти штуки из турецкой лавки,
Всё время забываю как их там.
Все время расставляет по местам
И делает понятным и простым.
Ах, Господи, а это правда ты?
Тебе к лицу твой темно-синий китель.
«Отечество» как «отче», как «родитель».
Кому как не тебе кричать - «спасите!»
Кому как не тебе шептать - «спасибо».
Спасибо, Боже, что даёшь нам силы,
Не оставляешь нас лицом к лицу
С той тишиной, грядущей после взрыва.
Отечество, как «отче», по отцу…
Как по лицу определяют, жив ли?
Здесь реки слез - единственная жидкость,
Спасение от жажды и нужды.
И я готов преодолеть джетлаг,
На взлете панику, бегущие мурашки.
Чтоб ты вот так глядел из-под фуражки,
Ветра пронзая серебром крыла.
Веди же, Боже, наш крылатый лайнер,
Пока в салоне брют и виски с лаймом
Разносят стюардессы вдоль рядов.
Веди нас, Боже, я почти готов,
Вот только сделаю всего один глоток…
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Неизвестный солдат
Мне снилось, что он вернулся с войны
Живым, невредимым и даже немного радостным.
Поставил на стол бутылку и бросил:
- Пей. А мне лучше не повышать градуса
- Расскажи про врагов мне...
- Да разве они враги?! Если ищешь врага - беги или не беги. Ты нигде не скроешься. Он внутри. Он глядит на тебя из огней витрин. Он твои чистит зубы, он носит твою одежду.
Он любовь твою греет, питает твою надежду...
- Все не будет как прежде?
- Посмотрим, как ляжет карта. От сердечных ключей не делают дубликата. Если ты о стране - она не была богата, ни алмазом, ни газом, ни черной, как темень, нефтью. Да она не была. Но ведь были в ней незабудки. И слова языка. Да те самые, помнишь, буквы. По которым собраны имена родных наших. Имена павших...
- Я поставлю им свечи трескучие, как кузнечики.
- Зажигай все что, есть. Если свет бережет от нечисти, это самое то. Ну, как крест с чесноком и колом.
- От молитв моих толку не было никакого.
- Посидим в тишине. Ни молитв, ни стихов, ни песен.
Если мир тесен, и на всех в нем не хватит кресел, багажных отсеков и кислородных масок.
Если мир, он сам по себе опасен. То давай держаться за руки неразрывно.
Даже если салют с утра обернется взрывом.
Покажи свои шрамы, а я покажу свои раны. Обменяемся ими, как номерами.
Слишком поздно. Или же слишком рано.
Я перебрала, кажется, дно стакана -
То самое дно, на котором все мы.
Ну такое себе веселье.
Он уйдет на рассвете. Будто не возвращался.
Он исчезнет медленно, не прощаясь.
Растворится в тумане белом, как молоко.
До победы, милый мой, далеко.
И нужна ли вообще победа?
Неизвестный солдат, что закрыл от пули своей грудью
Ребенка, мы тебя не забудем.
На твоей могиле ромашки, люпин и мята.
И земля как пух мягкая.
Ирина Глузгольд
20 февраля 2023
#глузгольд
Мне снилось, что он вернулся с войны
Живым, невредимым и даже немного радостным.
Поставил на стол бутылку и бросил:
- Пей. А мне лучше не повышать градуса
- Расскажи про врагов мне...
- Да разве они враги?! Если ищешь врага - беги или не беги. Ты нигде не скроешься. Он внутри. Он глядит на тебя из огней витрин. Он твои чистит зубы, он носит твою одежду.
Он любовь твою греет, питает твою надежду...
- Все не будет как прежде?
- Посмотрим, как ляжет карта. От сердечных ключей не делают дубликата. Если ты о стране - она не была богата, ни алмазом, ни газом, ни черной, как темень, нефтью. Да она не была. Но ведь были в ней незабудки. И слова языка. Да те самые, помнишь, буквы. По которым собраны имена родных наших. Имена павших...
- Я поставлю им свечи трескучие, как кузнечики.
- Зажигай все что, есть. Если свет бережет от нечисти, это самое то. Ну, как крест с чесноком и колом.
- От молитв моих толку не было никакого.
- Посидим в тишине. Ни молитв, ни стихов, ни песен.
Если мир тесен, и на всех в нем не хватит кресел, багажных отсеков и кислородных масок.
Если мир, он сам по себе опасен. То давай держаться за руки неразрывно.
Даже если салют с утра обернется взрывом.
Покажи свои шрамы, а я покажу свои раны. Обменяемся ими, как номерами.
Слишком поздно. Или же слишком рано.
Я перебрала, кажется, дно стакана -
То самое дно, на котором все мы.
Ну такое себе веселье.
Он уйдет на рассвете. Будто не возвращался.
Он исчезнет медленно, не прощаясь.
Растворится в тумане белом, как молоко.
До победы, милый мой, далеко.
И нужна ли вообще победа?
Неизвестный солдат, что закрыл от пули своей грудью
Ребенка, мы тебя не забудем.
На твоей могиле ромашки, люпин и мята.
И земля как пух мягкая.
Ирина Глузгольд
20 февраля 2023
#глузгольд
* * *
Бывают дни тяжелей гранита,
Почти убита. Почти убита.
Звучу тревогой от Курска и до Одессы.
Ты говоришь: Не волнуйся. Теплей оденься.
И мы идем как равные. Равноденствие.
И мне никуда не деться. Как будто в детстве.
Кто-то отдал всех кукол и всех медведей
Детям соседей. Вскоре мы переедем.
А город останется, вросший в Днепр или в Москву-Реку.
И ты оставайся, пожалуйста, человеком.
Ирина Глузгольд
2024
#глузгольд
Бывают дни тяжелей гранита,
Почти убита. Почти убита.
Звучу тревогой от Курска и до Одессы.
Ты говоришь: Не волнуйся. Теплей оденься.
И мы идем как равные. Равноденствие.
И мне никуда не деться. Как будто в детстве.
Кто-то отдал всех кукол и всех медведей
Детям соседей. Вскоре мы переедем.
А город останется, вросший в Днепр или в Москву-Реку.
И ты оставайся, пожалуйста, человеком.
Ирина Глузгольд
2024
#глузгольд
* * *
Иисус был еврей,
И Иуда ведь был еврей.
Неважно, выходит, каких ты там есть кровей,
А важно, каков ты.
И мне одинаково не забыть, пойми,
Как небо над башнями черным огнем дымит,
И как плачет бабушка, спасенная из Каховки.
У боли оттенков более миллиарда,
Любовь остается где-то всегда за кадром.
Ты прятал её, а теперь озарился, как бы вокруг не ослепли
От этой слепой любви.
Смотри, мы рожденные в облике водолея,
Мы все это выдержим, выжмем, преодолеем.
И будет сирень и фонарь в тишине аллеи,
И будем идти - я чуть сзади, ты впереди.
И будем болтать и щуриться и смеяться,
Поскольку любовь сильнее границ и наций.
Нам всем суждено с любви было начинаться
И, значит, уйти мы тоже должны в любви.
Ирина Глузгольд
#глузгольд
Иисус был еврей,
И Иуда ведь был еврей.
Неважно, выходит, каких ты там есть кровей,
А важно, каков ты.
И мне одинаково не забыть, пойми,
Как небо над башнями черным огнем дымит,
И как плачет бабушка, спасенная из Каховки.
У боли оттенков более миллиарда,
Любовь остается где-то всегда за кадром.
Ты прятал её, а теперь озарился, как бы вокруг не ослепли
От этой слепой любви.
Смотри, мы рожденные в облике водолея,
Мы все это выдержим, выжмем, преодолеем.
И будет сирень и фонарь в тишине аллеи,
И будем идти - я чуть сзади, ты впереди.
И будем болтать и щуриться и смеяться,
Поскольку любовь сильнее границ и наций.
Нам всем суждено с любви было начинаться
И, значит, уйти мы тоже должны в любви.
Ирина Глузгольд
#глузгольд