Леонид Львович Аронзон родился 24 марта 1939 года в Ленинграде. Отец – инженер, мать – врач.
В июле 1941 году с отцом эвакуировался из города, мать осталась в блокадном Ленинграде.
В 1963 году закончил Ленинградский педагогический институт имени Герцена, сначала учился на биолого-почвенном факультете, затем перевёлся на филологический факультет, диплом написал по поэзии Заболоцкого.
В 1958 году женился на своей однокурснице Рите Пуришинской, ставшей главным адресатом его любовной лирики, и, по мнению многих, оказавшей влияние на его формирование как поэта.
В 1960 году провёл семь месяцев в больнице в связи с остеомиелитом ноги, после чего остался инвалидом.
В последующие годы Аронзон работал учителем русского языка и литературы в вечерней школе, затем с 1966 года писал сценарии научно-популярных фильмов (что приносило достаточный заработок и позволило отказаться от службы).
В 60-е годы Аронзона связывала дружба с Иосифом Бродским (Бродский в 1960 году помог Аронзону устроиться в геолого-разведочную экспедицию) и поэтами его круга, настолько, что он был упомянут в печально известной статье «Окололитературный трутень» в качестве человека, перепечатывающего на машинке и распространяющего стихи Бродского.
Ранняя поэтика двух поэтов не так далека друг от друга. Оба они открывают для себя традиции Серебряного века и связанные с ними возможности лиризма, испытывают влияние Мандельштама, Пастернака, Заболоцкого. Но их отношение к пространству, времени и собственному «я» различно.
Как поэт Леонид Аронзон все больше удалялся от эстетики, главенствовавшей в ту эпоху (как в официальной поэзии, так и в андеграунде). Ближайшее окружение его (наряду с поэтом Александром Альтшуллером, художником Евгением Михновым-Войтенко) составляли представители более молодого поколения – в частности, поэты Владимир Эрль и Александр Миронов.
В 1960—1970 годах Леонид Аронзон страдал тяжёлой депрессией.
Он погиб при трагических и не до конца проясненных обстоятельствах во время путешествия в Узбекистан. По официальной версии, застрелился из охотничьего ружья. Однако характер ранения свидетельствует о несчастном случае при неосторожном обращении с ружьём. Скончался в госпитале в Газалкенте.
При жизни ему не удалось напечатать ни одного стихотворения, не считая нескольких детских.
После его гибели его поэзия стала для молодых ленинградских поэтов альтернативой пути Бродского.
Первая книга Аронзона была составлена Еленой Шварц и «вышла» в машинописном виде как приложение к самиздатскому журналу «Часы». В 1985 году эта книга вышла типографским способом в Иерусалиме, а в 1994 (в сильно расширенном виде) в Петербурге. Другой вариант «Избранного» Аронзона – составленная Эрлем книга, вышедшая в 1993.
Наконец, в 2006 году в Издательстве Ивана Лимбаха вышло подробно откомментированое двухтомное собрание стихотворений Аронзона – плод трудов Эрля, Казарновского и Кукуя. С этого момента Аронзон прочно вошел в число классиков отечественной поэзии.
#аронзон
#биография
В июле 1941 году с отцом эвакуировался из города, мать осталась в блокадном Ленинграде.
В 1963 году закончил Ленинградский педагогический институт имени Герцена, сначала учился на биолого-почвенном факультете, затем перевёлся на филологический факультет, диплом написал по поэзии Заболоцкого.
В 1958 году женился на своей однокурснице Рите Пуришинской, ставшей главным адресатом его любовной лирики, и, по мнению многих, оказавшей влияние на его формирование как поэта.
В 1960 году провёл семь месяцев в больнице в связи с остеомиелитом ноги, после чего остался инвалидом.
В последующие годы Аронзон работал учителем русского языка и литературы в вечерней школе, затем с 1966 года писал сценарии научно-популярных фильмов (что приносило достаточный заработок и позволило отказаться от службы).
В 60-е годы Аронзона связывала дружба с Иосифом Бродским (Бродский в 1960 году помог Аронзону устроиться в геолого-разведочную экспедицию) и поэтами его круга, настолько, что он был упомянут в печально известной статье «Окололитературный трутень» в качестве человека, перепечатывающего на машинке и распространяющего стихи Бродского.
Ранняя поэтика двух поэтов не так далека друг от друга. Оба они открывают для себя традиции Серебряного века и связанные с ними возможности лиризма, испытывают влияние Мандельштама, Пастернака, Заболоцкого. Но их отношение к пространству, времени и собственному «я» различно.
Как поэт Леонид Аронзон все больше удалялся от эстетики, главенствовавшей в ту эпоху (как в официальной поэзии, так и в андеграунде). Ближайшее окружение его (наряду с поэтом Александром Альтшуллером, художником Евгением Михновым-Войтенко) составляли представители более молодого поколения – в частности, поэты Владимир Эрль и Александр Миронов.
В 1960—1970 годах Леонид Аронзон страдал тяжёлой депрессией.
Он погиб при трагических и не до конца проясненных обстоятельствах во время путешествия в Узбекистан. По официальной версии, застрелился из охотничьего ружья. Однако характер ранения свидетельствует о несчастном случае при неосторожном обращении с ружьём. Скончался в госпитале в Газалкенте.
При жизни ему не удалось напечатать ни одного стихотворения, не считая нескольких детских.
После его гибели его поэзия стала для молодых ленинградских поэтов альтернативой пути Бродского.
Первая книга Аронзона была составлена Еленой Шварц и «вышла» в машинописном виде как приложение к самиздатскому журналу «Часы». В 1985 году эта книга вышла типографским способом в Иерусалиме, а в 1994 (в сильно расширенном виде) в Петербурге. Другой вариант «Избранного» Аронзона – составленная Эрлем книга, вышедшая в 1993.
Наконец, в 2006 году в Издательстве Ивана Лимбаха вышло подробно откомментированое двухтомное собрание стихотворений Аронзона – плод трудов Эрля, Казарновского и Кукуя. С этого момента Аронзон прочно вошел в число классиков отечественной поэзии.
#аронзон
#биография
Утро
Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма.
Как и легок и мал он, венчая вершину лесного холма!
Чей там взмах, чья душа или это молитва сама?
Нас в детей обращает вершина лесного холма!
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
и вершину холма украшает нагое дитя!
Если это дитя, кто вознес его так высоко?
Детской кровью испачканы стебли песчаных осок.
Собирая цветы, называй их: вот мальва! вот мак!
Это память о рае венчает вершину холма!
Не младенец, но ангел венчает вершину холма,
то не кровь на осоке, а в травах разросшийся мак!
Кто бы ни был, дитя или ангел, холмов этих пленник,
нас вершина холма заставляет упасть на колени,
на вершине холма опускаешься вдруг на колени!
Не дитя там — душа, заключенная в детскую плоть,
не младенец, но знак, знак о том, что здесь рядом Господь.
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
посмотри на вершины: на каждой играет дитя!
Собирая цветы, называй их, вот мальва! вот мак!
Это память о Боге венчает вершину холма!
Леонид Аронзон
1966
#аронзон
Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма.
Как и легок и мал он, венчая вершину лесного холма!
Чей там взмах, чья душа или это молитва сама?
Нас в детей обращает вершина лесного холма!
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
и вершину холма украшает нагое дитя!
Если это дитя, кто вознес его так высоко?
Детской кровью испачканы стебли песчаных осок.
Собирая цветы, называй их: вот мальва! вот мак!
Это память о рае венчает вершину холма!
Не младенец, но ангел венчает вершину холма,
то не кровь на осоке, а в травах разросшийся мак!
Кто бы ни был, дитя или ангел, холмов этих пленник,
нас вершина холма заставляет упасть на колени,
на вершине холма опускаешься вдруг на колени!
Не дитя там — душа, заключенная в детскую плоть,
не младенец, но знак, знак о том, что здесь рядом Господь.
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
посмотри на вершины: на каждой играет дитя!
Собирая цветы, называй их, вот мальва! вот мак!
Это память о Боге венчает вершину холма!
Леонид Аронзон
1966
#аронзон
* * *
Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами. И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами, - Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в тумане! Запомни путь слетевшего листа и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа и мысль о том, что мы идем за нами. Кто наградил нас, друг, такими снами? Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами? Или себя мы наградили сами? Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта: ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана. Видит Бог, чтоб застрелиться тут не надо ничего.
Леонид Аронзон
сентябрь 1970
#аронзон
Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами. И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами.
И дождь идет, и мокнет красота старинной рощи, поднятой холмами, - Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в тумане!
Мы тут одни, нам люди не чета. О, что за благо выпивать в тумане! Запомни путь слетевшего листа и мысль о том, что мы идем за нами.
Запомни путь слетевшего листа и мысль о том, что мы идем за нами. Кто наградил нас, друг, такими снами? Или себя мы наградили сами?
Кто наградил нас, друг, такими снами? Или себя мы наградили сами? Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта: ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.
Ни самого нагана. Видит Бог, чтоб застрелиться тут не надо ничего.
Леонид Аронзон
сентябрь 1970
#аронзон
В 2018 году московским театром МастерскаЯЮ был поставлен спектакль «Кто взошел на вершину холма». Это первая театральная постановка по творчеству Леонида Аронзона.
Ссылка на запись спектакля
⬇️⬇️⬇️
https://youtu.be/lNA0Z2R1dT0
#аронзон
#театральныерекомендации
Ссылка на запись спектакля
⬇️⬇️⬇️
https://youtu.be/lNA0Z2R1dT0
#аронзон
#театральныерекомендации
YouTube
КТО ВЗОШЕЛ НА ВЕРШИНУ ХОЛМА
МастерскаЯЮ: сезон 2017/18
попытка приближения к Раю через произведения Леонида Аронзона
#стихи #музыка #аронзон
попытка приближения к Раю через произведения Леонида Аронзона
#стихи #музыка #аронзон
* * *
На небе молодые небеса,
и небом полон пруд, и куст склонился к небу,
как счастливо опять спуститься в сад,
доселе никогда в котором не был.
Напротив звезд, лицом к небытию,
обняв себя, я медленно стою.
Леонид Аронзон
1967
#аронзон
На небе молодые небеса,
и небом полон пруд, и куст склонился к небу,
как счастливо опять спуститься в сад,
доселе никогда в котором не был.
Напротив звезд, лицом к небытию,
обняв себя, я медленно стою.
Леонид Аронзон
1967
#аронзон
* * *
Уже сумерки, как дожди.
Мокрый Павловск, осенний Павловск,
облетает, слетает, дрожит,
как свеча, оплывает.
О август,
схоронишь ли меня, как трава
сохраняет опавшие листья,
или мягкая лисья тропа
приведет меня снова в столицу?
В этой осени желчь фонарей,
и плывут, окунаясь, плафоны,
так явись, моя смерть, в октябре
на размытых, как лица, платформах,
а не здесь, где деревья - цари,
где царит умирание прели,
где последняя птица парит
и сползает, как лист, по ступеням
и ложится полуночный свет
там, где дуб, как неузнанный сверстник,
каждой веткою бьется вослед,
оставаясь, как прежде, в бессмертье.
Здесь я царствую, здесь я один,
посему - разыгравшийся в лицах -
распускаю себя, как дожди,
и к земле прижимаюсь, как листья,
и дворцовая ночь среди гнезд
расточает медлительный август
бесконечный падением звезд
на открытый и сумрачный Павловск.
Леонид Аронзон
1961
#аронзон
Уже сумерки, как дожди.
Мокрый Павловск, осенний Павловск,
облетает, слетает, дрожит,
как свеча, оплывает.
О август,
схоронишь ли меня, как трава
сохраняет опавшие листья,
или мягкая лисья тропа
приведет меня снова в столицу?
В этой осени желчь фонарей,
и плывут, окунаясь, плафоны,
так явись, моя смерть, в октябре
на размытых, как лица, платформах,
а не здесь, где деревья - цари,
где царит умирание прели,
где последняя птица парит
и сползает, как лист, по ступеням
и ложится полуночный свет
там, где дуб, как неузнанный сверстник,
каждой веткою бьется вослед,
оставаясь, как прежде, в бессмертье.
Здесь я царствую, здесь я один,
посему - разыгравшийся в лицах -
распускаю себя, как дожди,
и к земле прижимаюсь, как листья,
и дворцовая ночь среди гнезд
расточает медлительный август
бесконечный падением звезд
на открытый и сумрачный Павловск.
Леонид Аронзон
1961
#аронзон
Сонет
Еще зима. Припомнить, так меня
в поэты посвящали не потери:
ночных теней неслышная возня,
от улицы протянутая к двери.
Полно теней. Так бело за окном,
как обморок от самоисступленья,
твои шаги, прибитые к ступеням,
твою печаль отпразднуем вином.
Так душен снег. Уходят облака
одно в другом, за дикие ограды.
О эта ночь сплошного снегопада!
Так оторвись от тихого стекла!
Троллейбусы уходят дребезжа.
Вот комната, а вдруг она — душа?
Леонид Аронзон
1960
#аронзон
Еще зима. Припомнить, так меня
в поэты посвящали не потери:
ночных теней неслышная возня,
от улицы протянутая к двери.
Полно теней. Так бело за окном,
как обморок от самоисступленья,
твои шаги, прибитые к ступеням,
твою печаль отпразднуем вином.
Так душен снег. Уходят облака
одно в другом, за дикие ограды.
О эта ночь сплошного снегопада!
Так оторвись от тихого стекла!
Троллейбусы уходят дребезжа.
Вот комната, а вдруг она — душа?
Леонид Аронзон
1960
#аронзон
* * *
Троллейбусы уходят в темноту,
дрожат дворцы, опущенные в воду,
и прирастают крыльями ко льду
по-птичьему раскинутые своды.
Опять ты здесь, безумец и летун,
опять за ночь ты платишь чистоганом,
и, словно мышь, накрытая стаканом,
ты мечешься на каменном мосту.
Всё – лже-любовь: мгновенности реки,
твои глаза, закрытые ладонью,
и всплеск твоей опущенной руки.
Нас всё равно когда-нибудь догонят.
Нас приведут и спросят в темноту:
зачем в ту ночь стояли на мосту?
Леонид Аронзон
1959
#аронзон
Троллейбусы уходят в темноту,
дрожат дворцы, опущенные в воду,
и прирастают крыльями ко льду
по-птичьему раскинутые своды.
Опять ты здесь, безумец и летун,
опять за ночь ты платишь чистоганом,
и, словно мышь, накрытая стаканом,
ты мечешься на каменном мосту.
Всё – лже-любовь: мгновенности реки,
твои глаза, закрытые ладонью,
и всплеск твоей опущенной руки.
Нас всё равно когда-нибудь догонят.
Нас приведут и спросят в темноту:
зачем в ту ночь стояли на мосту?
Леонид Аронзон
1959
#аронзон
* * *
Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо — где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
«Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?»
Леонид Аронзон
#аронзон
#питер
Несчастно как-то в Петербурге.
Посмотришь в небо — где оно?
Лишь лета нежилой каркас
гостит в пустом моем лорнете.
Полулежу. Полулечу.
Кто там полулетит навстречу?
Друг другу в приоткрытый рот,
кивком раскланявшись, влетаем.
Нет, даже ангела пером
нельзя писать в такую пору:
«Деревья заперты на ключ,
но листьев, листьев шум откуда?»
Леонид Аронзон
#аронзон
#питер
* * *
О Господи, помилуй мя
на переулках безымянных,
где ливни глухо семенят
по тротуарам деревянным,
где по булыжным мостовым,
по их мозаике, по лужам,
моей касаясь головы,
стремительные тени кружат.
И в отраженьях бытия
потусторонняя реальность,
и этой ночи театральность
превыше, Господи, меня.
Леонид Аронзон
#аронзон
#бог
О Господи, помилуй мя
на переулках безымянных,
где ливни глухо семенят
по тротуарам деревянным,
где по булыжным мостовым,
по их мозаике, по лужам,
моей касаясь головы,
стремительные тени кружат.
И в отраженьях бытия
потусторонняя реальность,
и этой ночи театральность
превыше, Господи, меня.
Леонид Аронзон
#аронзон
#бог
* * *
Боже мой, как все красиво!
Всякий раз как никогда.
Нет в прекрасном перерыва,
отвернуться б, но куда?
Оттого, что он речной,
ветер трепетный прохладен.
Никакого мира сзади —
все, что есть — передо мной.
Леонид Аронзон
#аронзон
Боже мой, как все красиво!
Всякий раз как никогда.
Нет в прекрасном перерыва,
отвернуться б, но куда?
Оттого, что он речной,
ветер трепетный прохладен.
Никакого мира сзади —
все, что есть — передо мной.
Леонид Аронзон
#аронзон
* * *
Когда наступает утро, тогда наступает утро.
Дерево – это дерево.
И я в состоянии сада в саду.
Ветер Моцарта (или: вот ветер Моцарта стаю ангелов вспугнул!)
Тебе тихо?
Вот улицы с морями на конце.
Вот боль распускающегося бутона.
Вот я – навсегда я,
я навсегда устал,
мне – тихо.
Я вернулся из рая в рай.
Вернулся задумчиво танцевать,
задумчиво пить,
задумчиво целовать,
задумчиво верить,
я вернулся задумчиво.
В двух шагах от двух шагов
увидел я двойника Бога –
это был мой тройник:
бык – девочка,
бык – бабочка,
и мы пригубили друг друга.
Мы пригубляли друг друга,
мы танцевали друг друга,
мы пили друг друга,
пока я говорил:
– Господи,
Ты светишь таким светом,
что я не вижу Тебя.
Леонид Аронзон
#аронзон
Когда наступает утро, тогда наступает утро.
Дерево – это дерево.
И я в состоянии сада в саду.
Ветер Моцарта (или: вот ветер Моцарта стаю ангелов вспугнул!)
Тебе тихо?
Вот улицы с морями на конце.
Вот боль распускающегося бутона.
Вот я – навсегда я,
я навсегда устал,
мне – тихо.
Я вернулся из рая в рай.
Вернулся задумчиво танцевать,
задумчиво пить,
задумчиво целовать,
задумчиво верить,
я вернулся задумчиво.
В двух шагах от двух шагов
увидел я двойника Бога –
это был мой тройник:
бык – девочка,
бык – бабочка,
и мы пригубили друг друга.
Мы пригубляли друг друга,
мы танцевали друг друга,
мы пили друг друга,
пока я говорил:
– Господи,
Ты светишь таким светом,
что я не вижу Тебя.
Леонид Аронзон
#аронзон