* * *
И лёд на полыхающем виске,
и пламень за картонною стеною…
И если всё висит на волоске –
не мучь меня, но сжалься надо мною.
И камень, что летит наискосок,
и пламень, обрывающий молитву…
И Тот, Кто держит тонкий волосок,
другой рукой уже заносит бритву.
Игорь Меламед
1999
#меламед
И лёд на полыхающем виске,
и пламень за картонною стеною…
И если всё висит на волоске –
не мучь меня, но сжалься надо мною.
И камень, что летит наискосок,
и пламень, обрывающий молитву…
И Тот, Кто держит тонкий волосок,
другой рукой уже заносит бритву.
Игорь Меламед
1999
#меламед
Ариадна
…И сердцу в лад по стёклам дождь стучит
бессмысленно и скучно – вероятно,
его, как нить напрасную, сучит
возлюбленная мною Ариадна.
И нить прядётся, но спасенья нет.
Чернеет небо, дождь холодный сея.
Тебе уже не вывести на свет
навеки изнемогшего Тесея.
– Приди! Приди! – шепчу тебе во мглу, –
над прялкою бессонною усердствуй!
Слепую нить проталкивай в иглу,
настойчиво нацеленную в сердце.
– Из лабиринта нет пути, родной!
– Из лабиринта нет пути, родная!
Молись и плачь, над пряжей изнывая.
Все кончено. Лишь слабый голос мой
хрипит во тьме, себя не узнавая…
Игорь Меламед
1984
#меламед
…И сердцу в лад по стёклам дождь стучит
бессмысленно и скучно – вероятно,
его, как нить напрасную, сучит
возлюбленная мною Ариадна.
И нить прядётся, но спасенья нет.
Чернеет небо, дождь холодный сея.
Тебе уже не вывести на свет
навеки изнемогшего Тесея.
– Приди! Приди! – шепчу тебе во мглу, –
над прялкою бессонною усердствуй!
Слепую нить проталкивай в иглу,
настойчиво нацеленную в сердце.
– Из лабиринта нет пути, родной!
– Из лабиринта нет пути, родная!
Молись и плачь, над пряжей изнывая.
Все кончено. Лишь слабый голос мой
хрипит во тьме, себя не узнавая…
Игорь Меламед
1984
#меламед
* * *
И печка железная в классе продлённого дня.
И пчёлка на клумбе мне в палец впивается, жаля.
И, кажется, нет человека несчастней меня —
за парту к другому отсажена девочка Валя.
Но все ещё живы. И шумная наша родня
ещё не прощается с нами на чёрном вокзале.
Кто в землю уедет чужую, кого-то родной
засыплют, сверкая на солнце проворной лопатой.
Пока же соседи справляют в саду выходной
и пробует водку весёлый Валера горбатый.
Чрез четверть столетья он выпьет ещё по одной
с дружками в беседке и свежею станет утратой.
Бессмысленно всё. И ничто не вернётся назад —
ни старый еврей, ни соседские пьяные песни.
И новым хозяином вырублен маленький сад.
Зачем же душа моя плачет и молит: воскресни?
Что делать мне с жизнью моей, превращённою в ад?
Покончить с собою? Ложиться в больницу на Пресне?
О Господи Боже, зачем эта гибель и мрак?
И горькая водка, и сладкая музыка эта?
Рукою ужаленной шарит несчастный дурак,
меся пустоту в беспорядочных поисках света.
Зачем он родился? Что в жизни он сделал не так?
Кто даст мне ответ? И к чему домогаться ответа?
Игорь Меламед
2000
#меламед
И печка железная в классе продлённого дня.
И пчёлка на клумбе мне в палец впивается, жаля.
И, кажется, нет человека несчастней меня —
за парту к другому отсажена девочка Валя.
Но все ещё живы. И шумная наша родня
ещё не прощается с нами на чёрном вокзале.
Кто в землю уедет чужую, кого-то родной
засыплют, сверкая на солнце проворной лопатой.
Пока же соседи справляют в саду выходной
и пробует водку весёлый Валера горбатый.
Чрез четверть столетья он выпьет ещё по одной
с дружками в беседке и свежею станет утратой.
Бессмысленно всё. И ничто не вернётся назад —
ни старый еврей, ни соседские пьяные песни.
И новым хозяином вырублен маленький сад.
Зачем же душа моя плачет и молит: воскресни?
Что делать мне с жизнью моей, превращённою в ад?
Покончить с собою? Ложиться в больницу на Пресне?
О Господи Боже, зачем эта гибель и мрак?
И горькая водка, и сладкая музыка эта?
Рукою ужаленной шарит несчастный дурак,
меся пустоту в беспорядочных поисках света.
Зачем он родился? Что в жизни он сделал не так?
Кто даст мне ответ? И к чему домогаться ответа?
Игорь Меламед
2000
#меламед
Сегодня день рождения Игоря Меламеда, поэта, переводчика, эссеиста (14 июля 1961, Львов - 16 апреля 2014, Москва)
«Вся настоящая поэзия – это разговор с Богом», - Игорь Меламед
Стихи Игоря Меламеда, причем еще довольно ранние, оценили такие великие мастера поэзии, как Арсений Тарковский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко. И даже непримиримый к другим поэтам Юрий Кузнецов принял его стихи. И еще он был переводчиком английских поэтов конца XVIII - первой половины XIX века Сэмюэля Кольриджа и Уильяма Вордсворта, и эти переводы высоко ценил один из самых авторитетных переводчиков английской поэзии Григорий Кружков.
#деньрождения
#меламед
«Вся настоящая поэзия – это разговор с Богом», - Игорь Меламед
Стихи Игоря Меламеда, причем еще довольно ранние, оценили такие великие мастера поэзии, как Арсений Тарковский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко. И даже непримиримый к другим поэтам Юрий Кузнецов принял его стихи. И еще он был переводчиком английских поэтов конца XVIII - первой половины XIX века Сэмюэля Кольриджа и Уильяма Вордсворта, и эти переводы высоко ценил один из самых авторитетных переводчиков английской поэзии Григорий Кружков.
#деньрождения
#меламед
Игорь Сунерович Меламед родился 14 июля 1961 года во Львове в рабочей еврейской семье. Отец был типографским наборщиком.
В 1978—1981 гг. учился в Черновицком университете на филологическом факультете, но бросил его и поступил в Литературный институт имени Горького в семинар поэзии Евгения Винокурова.
Жил в одной комнате с Павлом Басинским в общежитии на улице Добролюбова. В своей статье о Меламеде Павел Басинский писал, что «гордится тем, что первым читал стихи Игоря, написанные в Литинституте».
Первая стихотворная публикация была в журнале «Литературная учёба» (1981), в дальнейшем активно печатался.
Автор книг: «Бессонница» (1994), «В чёрном раю» (стихотворения, переводы и статьи о русской поэзии, 1998) и «Воздаяние» (2010).
За книгу стихов «Воздаяние» Меламед стал лауреатом Горьковской литературной премии, так же эта книга отмечена Почетным дипломом премии «Московский счет» и специальной премией Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии).
С 1988 по 1990 годы работал редактором отдела критики журнала «Юность», а с 1990 по 1997 годы — научным сотрудником в музее Бориса Пастернака в Переделкино.
В декабре 1999 года поэт получил тяжелую травму позвоночника (тогда же и крестился прям в больничной палате), он тяжело болел.
Тогда, в 1999 году, проведать Игоря в больницу приехал старый друг – не только поэт, но и священник Константин Кравцов. Отец Константин твердо настоял на том, чтобы Игорь крестился прямо там, в больничной палате, и на следующий же день.
Позднее в одном из редких интервью Меламед скажет: «Крестившись, я, наверное, попросту «официально оформил» то, к чему шел давно. Я считал, что я недостоин креститься. Это был типичный интеллигентский комплекс, как я потом понял. А кто достоин? Недостоин никто. Апостолы — и те не были достойны».
После травмы утратил возможность самостоятельного передвижения. Его возможности были крайне ограничены, из-за множества болезней он практически не выходил из дома, покидая свою квартиру только в экстренных случаях: чтобы выбраться в больницу или в церковь.
Нестерпимая боль была постоянным его спутником с момента травмы, но тема физического и душевного страдания возникает в его творчестве задолго до этого, она была даже в его юношеских стихах.
Павел Басинский: «Свои самые сильные стихи Игорь написал, когда получил тяжелую травму позвоночника и был сначала прикован к больничной постели, а потом жизнь его была ограничена четырьмя стенами городской квартиры. Цикл его больничных стихотворений - это высочайший пример русской поэзии, где стерты границы между поэзий и прозой, между стихами и жизнью».
Умер в 2014 году.
Посмертно издана книга эссе и статей «О поэзии и поэтах».
По мнению Александра Карпенко,
«Статьи о русской поэзии» Игоря Меламеда носят выдающийся характер и могут быть поставлены в один ряд с лучшими критическими обзорами русской литературы.
Павел Басинский: «Он никогда не писал стихи просто для того, чтобы писать стихи, а так работают большинство стихотворцев. В каждом стихотворении Игоря так или иначе отражалась, преломлялась жизнь, мироздание. Думаю, поэтому они и останутся навсегда».
#меламед
#деньрождения
В 1978—1981 гг. учился в Черновицком университете на филологическом факультете, но бросил его и поступил в Литературный институт имени Горького в семинар поэзии Евгения Винокурова.
Жил в одной комнате с Павлом Басинским в общежитии на улице Добролюбова. В своей статье о Меламеде Павел Басинский писал, что «гордится тем, что первым читал стихи Игоря, написанные в Литинституте».
Первая стихотворная публикация была в журнале «Литературная учёба» (1981), в дальнейшем активно печатался.
Автор книг: «Бессонница» (1994), «В чёрном раю» (стихотворения, переводы и статьи о русской поэзии, 1998) и «Воздаяние» (2010).
За книгу стихов «Воздаяние» Меламед стал лауреатом Горьковской литературной премии, так же эта книга отмечена Почетным дипломом премии «Московский счет» и специальной премией Союза российских писателей «За сохранение традиций русской поэзии» (в рамках Международной Волошинской премии).
С 1988 по 1990 годы работал редактором отдела критики журнала «Юность», а с 1990 по 1997 годы — научным сотрудником в музее Бориса Пастернака в Переделкино.
В декабре 1999 года поэт получил тяжелую травму позвоночника (тогда же и крестился прям в больничной палате), он тяжело болел.
Тогда, в 1999 году, проведать Игоря в больницу приехал старый друг – не только поэт, но и священник Константин Кравцов. Отец Константин твердо настоял на том, чтобы Игорь крестился прямо там, в больничной палате, и на следующий же день.
Позднее в одном из редких интервью Меламед скажет: «Крестившись, я, наверное, попросту «официально оформил» то, к чему шел давно. Я считал, что я недостоин креститься. Это был типичный интеллигентский комплекс, как я потом понял. А кто достоин? Недостоин никто. Апостолы — и те не были достойны».
После травмы утратил возможность самостоятельного передвижения. Его возможности были крайне ограничены, из-за множества болезней он практически не выходил из дома, покидая свою квартиру только в экстренных случаях: чтобы выбраться в больницу или в церковь.
Нестерпимая боль была постоянным его спутником с момента травмы, но тема физического и душевного страдания возникает в его творчестве задолго до этого, она была даже в его юношеских стихах.
Павел Басинский: «Свои самые сильные стихи Игорь написал, когда получил тяжелую травму позвоночника и был сначала прикован к больничной постели, а потом жизнь его была ограничена четырьмя стенами городской квартиры. Цикл его больничных стихотворений - это высочайший пример русской поэзии, где стерты границы между поэзий и прозой, между стихами и жизнью».
Умер в 2014 году.
Посмертно издана книга эссе и статей «О поэзии и поэтах».
По мнению Александра Карпенко,
«Статьи о русской поэзии» Игоря Меламеда носят выдающийся характер и могут быть поставлены в один ряд с лучшими критическими обзорами русской литературы.
Павел Басинский: «Он никогда не писал стихи просто для того, чтобы писать стихи, а так работают большинство стихотворцев. В каждом стихотворении Игоря так или иначе отражалась, преломлялась жизнь, мироздание. Думаю, поэтому они и останутся навсегда».
#меламед
#деньрождения
— Но творческий дар — это же Божий дар.
— Да, дар. Но в пределах вот этого, земного существования.
— То есть Вы считаете, что искусство — оно всё-таки иной природы по отношению к вере, скажем так.
— Оно той же природы, это Божий дар, только дар избирательный. Не каждому это дано.
И, может быть даже, что на Страшном Суде с человека, наделенного творческим даром, в этом смысле больше спросится — например, почему он не использовал данный ему дар в полной мере.
— Юрий Кублановский в одном интервью заметил, что большие поэты атеистами не бывают. Они могут быть язычниками, пантеистами, богоборцами, но атеистами — никогда. Вы согласны с этим утверждением?
— Ну, это не только Кублановский говорил.
— У Цветаевой есть сходное суждение, в статье «Искусство при свете совести».
— У Цветаевой, кстати, суждения на эту тему мне не кажутся привлекательными, потому что она вообще там говорит вещи довольно странные. Например, что всякий талант — талант, даже если он не от Бога. А от кого же тогда? У нее всё там путано очень.
Кублановский, конечно, в другом смысле об этом говорит. Но по сути — верно, большие поэты не бывают атеистами в примитивном смысле оголтелого «научного» атеизма, не рубят иконы на перформансах, не устраивают выставок «Осторожно, религия».
Не бывают поэты такими. Разве что какой-нибудь Иван Бездомный, и то он, как мы знаем, впоследствии переродился.
Но тут возникает другая сложность. Ведь есть большие писатели, поэты, которые считали себя атеистами. Например, Фет, Чехов.
Но с другой стороны, искусство Чехова, искусство Фета может в определенной степени способствовать формированию человека верующего. Это такое искусство, которое, вопреки всем авторским утверждениям, существует как искусство, данное от Бога.
— На презентации Вашего сборника «Воздаяние» Павел Крючков сказал, что главное содержание этой книги — разговор с Богом. И главные стихи здесь — «Глядишь с икон, со снежных смотришь туч…» и другие стихи той же тематики. Вы согласны с этим?
— Ну, может, так оно и есть. Но мне кажется, Крючков просто выделил определенный мотив.
Понимаете, вся поэзия — это разговор с Богом, по большому счету. Или о Боге. О бессмертии души. Даже если мы возьмем любовную или пейзажную лирику настоящего поэта — и она тоже всегда преломляется через такую призму.
#меламед
#интервью
— Да, дар. Но в пределах вот этого, земного существования.
— То есть Вы считаете, что искусство — оно всё-таки иной природы по отношению к вере, скажем так.
— Оно той же природы, это Божий дар, только дар избирательный. Не каждому это дано.
И, может быть даже, что на Страшном Суде с человека, наделенного творческим даром, в этом смысле больше спросится — например, почему он не использовал данный ему дар в полной мере.
— Юрий Кублановский в одном интервью заметил, что большие поэты атеистами не бывают. Они могут быть язычниками, пантеистами, богоборцами, но атеистами — никогда. Вы согласны с этим утверждением?
— Ну, это не только Кублановский говорил.
— У Цветаевой есть сходное суждение, в статье «Искусство при свете совести».
— У Цветаевой, кстати, суждения на эту тему мне не кажутся привлекательными, потому что она вообще там говорит вещи довольно странные. Например, что всякий талант — талант, даже если он не от Бога. А от кого же тогда? У нее всё там путано очень.
Кублановский, конечно, в другом смысле об этом говорит. Но по сути — верно, большие поэты не бывают атеистами в примитивном смысле оголтелого «научного» атеизма, не рубят иконы на перформансах, не устраивают выставок «Осторожно, религия».
Не бывают поэты такими. Разве что какой-нибудь Иван Бездомный, и то он, как мы знаем, впоследствии переродился.
Но тут возникает другая сложность. Ведь есть большие писатели, поэты, которые считали себя атеистами. Например, Фет, Чехов.
Но с другой стороны, искусство Чехова, искусство Фета может в определенной степени способствовать формированию человека верующего. Это такое искусство, которое, вопреки всем авторским утверждениям, существует как искусство, данное от Бога.
— На презентации Вашего сборника «Воздаяние» Павел Крючков сказал, что главное содержание этой книги — разговор с Богом. И главные стихи здесь — «Глядишь с икон, со снежных смотришь туч…» и другие стихи той же тематики. Вы согласны с этим?
— Ну, может, так оно и есть. Но мне кажется, Крючков просто выделил определенный мотив.
Понимаете, вся поэзия — это разговор с Богом, по большому счету. Или о Боге. О бессмертии души. Даже если мы возьмем любовную или пейзажную лирику настоящего поэта — и она тоже всегда преломляется через такую призму.
#меламед
#интервью
* * *
Полутемная больница.
Медсестер пустые лица.
Санитаров пьяный бред.
Инвалидам сладко спится:
никому из них не снится
переломанный хребет.
Кружит девушка в коляске.
Ей, мужской не знавшей ласки,
хоть собой и хороша,
всё бы, глупой, строить глазки,
выпавшей, как в страшной сказке,
со второго этажа.
Слёз не пролитые реки
здесь взорвать должны бы веки
бедных юношей. Но вот
странный, жуткий смех калеки,
затвердившего навеки
непристойный анекдот.
Нет надежды ниоткуда.
Тем в колясках и не худо,
этот сдался без борьбы,
этот верует покуда,
что его поднимет чудо
прежде ангельской трубы.
Боже праведный и славный,
если только разум здрав мой,
просьбу выполни мою:
всем разбитым смертной травмой
дай удел посмертный равный –
посели в Своем раю.
Исцеляющим составом
проведи по их суставам.
Не подвергни их суду.
Всем им, правым и неправым,
босиком по вечным травам
дай гулять в Твоем саду.
Игорь Меламед
2000
#меламед
Полутемная больница.
Медсестер пустые лица.
Санитаров пьяный бред.
Инвалидам сладко спится:
никому из них не снится
переломанный хребет.
Кружит девушка в коляске.
Ей, мужской не знавшей ласки,
хоть собой и хороша,
всё бы, глупой, строить глазки,
выпавшей, как в страшной сказке,
со второго этажа.
Слёз не пролитые реки
здесь взорвать должны бы веки
бедных юношей. Но вот
странный, жуткий смех калеки,
затвердившего навеки
непристойный анекдот.
Нет надежды ниоткуда.
Тем в колясках и не худо,
этот сдался без борьбы,
этот верует покуда,
что его поднимет чудо
прежде ангельской трубы.
Боже праведный и славный,
если только разум здрав мой,
просьбу выполни мою:
всем разбитым смертной травмой
дай удел посмертный равный –
посели в Своем раю.
Исцеляющим составом
проведи по их суставам.
Не подвергни их суду.
Всем им, правым и неправым,
босиком по вечным травам
дай гулять в Твоем саду.
Игорь Меламед
2000
#меламед
* * *
Глядишь с икон, со снежных смотришь туч,
даруя жизнь, над смертью торжествуя.
Но вновь и вновь – оставь меня, не мучь! –
Тебе в ночном отчаянье шепчу я.
Прости за то, что я на эту роль
не подхожу, что не готов терпеть я, –
Ты Сам страдал и что такое боль
не позабыл за два тысячелетья.
Прости за то, что в сердце пустота,
за то, что я, как малодушный воин,
хочу бежать от своего креста,
Твоей пречистой жертвы недостоин.
Игорь Меламед
2002
#меламед
Глядишь с икон, со снежных смотришь туч,
даруя жизнь, над смертью торжествуя.
Но вновь и вновь – оставь меня, не мучь! –
Тебе в ночном отчаянье шепчу я.
Прости за то, что я на эту роль
не подхожу, что не готов терпеть я, –
Ты Сам страдал и что такое боль
не позабыл за два тысячелетья.
Прости за то, что в сердце пустота,
за то, что я, как малодушный воин,
хочу бежать от своего креста,
Твоей пречистой жертвы недостоин.
Игорь Меламед
2002
#меламед
* * *
Вот и всё. Не мучь себя виною.
Оставайся слабою, земною.
Забывайся Моцартом и сном.
Жалобно свернувшись на кровати,
ты едва ли ветра виноватей,
холода и мрака за окном.
Как ты там? Легко ль тебе, светло ли?
Больше никогда не будет боли.
Всё уже искуплено с лихвой.
Никому не надобно возмездья,
если слышен Моцарт и созвездья
заживо горят над головой.
Я уже смиреннее и тише
снега, устилающего крыши.
Страшная такая тишина…
Будь любима, Господом хранима,
и не помни, как неумолимо,
непреодолимо прощена.
Игорь Меламед
#меламед
Вот и всё. Не мучь себя виною.
Оставайся слабою, земною.
Забывайся Моцартом и сном.
Жалобно свернувшись на кровати,
ты едва ли ветра виноватей,
холода и мрака за окном.
Как ты там? Легко ль тебе, светло ли?
Больше никогда не будет боли.
Всё уже искуплено с лихвой.
Никому не надобно возмездья,
если слышен Моцарт и созвездья
заживо горят над головой.
Я уже смиреннее и тише
снега, устилающего крыши.
Страшная такая тишина…
Будь любима, Господом хранима,
и не помни, как неумолимо,
непреодолимо прощена.
Игорь Меламед
#меламед
* * *
Наступает мутный вечер,
а за ним — ночная тьма.
Ад, наверное, не вечен.
Лишь бы не сойти с ума.
Ибо в это время суток
боль струится через край.
Боже, попадут ли в рай
потерявшие рассудок?..
Игорь Меламед
#меламед
Наступает мутный вечер,
а за ним — ночная тьма.
Ад, наверное, не вечен.
Лишь бы не сойти с ума.
Ибо в это время суток
боль струится через край.
Боже, попадут ли в рай
потерявшие рассудок?..
Игорь Меламед
#меламед