Летние хуторяне
Август - хорошее время, если
сад обихожен, жильё прохладно.
Можно качаться в плетёном кресле
с чашечкой чёрного школада,
и, размышляя о жарком лете,
верить, что осень вот-вот нагрянет...
Что винограда густые плети
станут темнее, листы - багряней.
В это же время внутри квартиры
станет прохладнее и скучнее -
осень стирает ориентиры,
кто не притрётся - окоченеет.
Но не от холода - это рано,
от безысходности, безнадёги.
Так вытекает вода из крана -
капля за каплей... Куда ни дёргай,
ты не укроешься, друг мой гордый,
август истёк, а сентябрь не шутит.
Он подбирает свои аккорды
и на тебя нагоняет жути.
Глупо, конечно... Ещё кузнечик
лето пронзает мажорной трелью.
Всё хорошо, не пугайся, неча,
травы под солнцем не прогорели.
Это дымок сигареты едкий
и шоколадный густой напиток,
креслом-качалкой в твоей беседке
давишь унылое бремя быта.
Глянь, виноград зеленеет рьяно...
Дикий, а всё же густой и крепкий.
Дачники - летние хуторяне -
топчут привычно цветы сурепки.
Им бы на время, а после - вещи
прячут залётные подхалимы.
И улыбается августейший
август. Как цезарь неумолимый.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Август - хорошее время, если
сад обихожен, жильё прохладно.
Можно качаться в плетёном кресле
с чашечкой чёрного школада,
и, размышляя о жарком лете,
верить, что осень вот-вот нагрянет...
Что винограда густые плети
станут темнее, листы - багряней.
В это же время внутри квартиры
станет прохладнее и скучнее -
осень стирает ориентиры,
кто не притрётся - окоченеет.
Но не от холода - это рано,
от безысходности, безнадёги.
Так вытекает вода из крана -
капля за каплей... Куда ни дёргай,
ты не укроешься, друг мой гордый,
август истёк, а сентябрь не шутит.
Он подбирает свои аккорды
и на тебя нагоняет жути.
Глупо, конечно... Ещё кузнечик
лето пронзает мажорной трелью.
Всё хорошо, не пугайся, неча,
травы под солнцем не прогорели.
Это дымок сигареты едкий
и шоколадный густой напиток,
креслом-качалкой в твоей беседке
давишь унылое бремя быта.
Глянь, виноград зеленеет рьяно...
Дикий, а всё же густой и крепкий.
Дачники - летние хуторяне -
топчут привычно цветы сурепки.
Им бы на время, а после - вещи
прячут залётные подхалимы.
И улыбается августейший
август. Как цезарь неумолимый.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
выпускной
Ангел мой синий с отливом июлевым,
осень уже, почему не уходишь-то...
Может, мы оба уроки прогуливаем,
летний святоша, осенний нашкодивший.
Школа закончена, что, мой индиговый,
перерождаемся мы после выпуска.
Я заиграю, а ты мне подыгрывай –
в небе счастливой пичужкой попискивай.
Станем осенними, скучно, неряшливо –
жёлтая кожа, глазницы запавшие...
Как я играю? Не надо, не спрашивай.
Что я играю? Не надо, не спрашивай.
Ангел мой, птичка на веточке тоненькой,
скоро зима, нам на юг или – ну его?
Люди не видят цветов, как дальтоники,
видимо, это уже неминуемо.
Бал выпускной, листопадное кружево,
мы не святые, мы грешники те ещё...
Ангел мой, осень уже, обнаруживай
в синем отметины пятен желтеющих.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Ангел мой синий с отливом июлевым,
осень уже, почему не уходишь-то...
Может, мы оба уроки прогуливаем,
летний святоша, осенний нашкодивший.
Школа закончена, что, мой индиговый,
перерождаемся мы после выпуска.
Я заиграю, а ты мне подыгрывай –
в небе счастливой пичужкой попискивай.
Станем осенними, скучно, неряшливо –
жёлтая кожа, глазницы запавшие...
Как я играю? Не надо, не спрашивай.
Что я играю? Не надо, не спрашивай.
Ангел мой, птичка на веточке тоненькой,
скоро зима, нам на юг или – ну его?
Люди не видят цветов, как дальтоники,
видимо, это уже неминуемо.
Бал выпускной, листопадное кружево,
мы не святые, мы грешники те ещё...
Ангел мой, осень уже, обнаруживай
в синем отметины пятен желтеющих.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
* * *
Истончается кожа, тетради и календари,
докурил сигарету – и солнце склонилось
к закату.
Быстро время летит, а со временем,
брат, не дури,
не обманешь его... Да, к тому же, не
хочется как-то.
Мне затяжка до фильтра, а там уж – и
ночь на дворе.
Только пепел собью – и написаны чёрным
пейзажи.
А уснёшь, и приснится, что кто-то стоит
у дверей
и колотится крепкой рукой, перемазанной
в саже.
Говорит: открывай, потолкуем о наших
делах,
о забытых друзьях и о женщинах,
брошенных нами...
Ну, чего ты упёрся, зачем закусил
удила,
для гризайлей голландская сажа нужна
временами.
Это графика, друг мой, тончайшая
тянется нить,
и неважно – пером или кистью. На
скромной палитре –
только белый и чёрный... Так хочется
повременить,
если этот пейзаж неудачен, подумай и
вытри,
удали из тетради и вымарай в календаре,
а знакомцу давнишнему дай поворот от
порога...
Всё давно истончилось, пора быть
немного мудрей,
не бояться с нуля начинать и не быть
недотрогой,
не беречь свой остаток – затяжку
последнего дня
на закате использовать можно и не для
гризайли...
Истончается живопись, если глаза не
поднял –
не увидишь того, что ладони твои
осязали.
Не узнаешь на вкус, не познаешь какой
аромат
кожи тонкой на шее любовницы, линии
строгой
безупречного профиля... Брови, ресницы
– сурьма,
ну, а киноварь, друг мой, пожалуйста,
даже не трогай.
Пусть лежит на деревьях закатная
краска, пускай
будет город в пейзаже моём не
графически точен...
Я пишу не гризайль... Хоть белила
коснулись виска,
но линейный рисунок по памяти нравится
очень.
Ну, а там – живописная летопись
прожитых чувств,
календарь и тетради мои или запись, в
которой
о последней любви... Время выйдет – и я
истончусь,
будто света полоска, до времени скрытая
шторой.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Истончается кожа, тетради и календари,
докурил сигарету – и солнце склонилось
к закату.
Быстро время летит, а со временем,
брат, не дури,
не обманешь его... Да, к тому же, не
хочется как-то.
Мне затяжка до фильтра, а там уж – и
ночь на дворе.
Только пепел собью – и написаны чёрным
пейзажи.
А уснёшь, и приснится, что кто-то стоит
у дверей
и колотится крепкой рукой, перемазанной
в саже.
Говорит: открывай, потолкуем о наших
делах,
о забытых друзьях и о женщинах,
брошенных нами...
Ну, чего ты упёрся, зачем закусил
удила,
для гризайлей голландская сажа нужна
временами.
Это графика, друг мой, тончайшая
тянется нить,
и неважно – пером или кистью. На
скромной палитре –
только белый и чёрный... Так хочется
повременить,
если этот пейзаж неудачен, подумай и
вытри,
удали из тетради и вымарай в календаре,
а знакомцу давнишнему дай поворот от
порога...
Всё давно истончилось, пора быть
немного мудрей,
не бояться с нуля начинать и не быть
недотрогой,
не беречь свой остаток – затяжку
последнего дня
на закате использовать можно и не для
гризайли...
Истончается живопись, если глаза не
поднял –
не увидишь того, что ладони твои
осязали.
Не узнаешь на вкус, не познаешь какой
аромат
кожи тонкой на шее любовницы, линии
строгой
безупречного профиля... Брови, ресницы
– сурьма,
ну, а киноварь, друг мой, пожалуйста,
даже не трогай.
Пусть лежит на деревьях закатная
краска, пускай
будет город в пейзаже моём не
графически точен...
Я пишу не гризайль... Хоть белила
коснулись виска,
но линейный рисунок по памяти нравится
очень.
Ну, а там – живописная летопись
прожитых чувств,
календарь и тетради мои или запись, в
которой
о последней любви... Время выйдет – и я
истончусь,
будто света полоска, до времени скрытая
шторой.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
зимниe яблоки
Осень – время, в котором не подают
и в котором излишнего не хотят.
Вру, конечно же, надо – тепло, уют,
запах кофе – так пахнет осенний яд.
Нe смертельный он, Господи, упаси,
просто допинг, чтоб это преодолеть,
чтобы весь мир крутился вокруг оси,
ты прости меня, Господи – это лесть.
Это просто авансом за листопад,
это просто вперёд, ведь помру потом,
за ступени, которые не скрипят
и за листья в саду, что лежат пластом.
Бог мой, как хорошо мне в Твоей горсти
с чашкой кофе, забористым табаком.
Боженька, Ты по осени не грусти,
с грустью этакой я хорошо знаком.
Льщу и верю, что осень и ты со мной
в этой кухоньке, в садике за окном.
Стынет кофе, но я ли тому виной,
пей холодный и время не экономь.
Есть – и ладушки, много ли надо нам,
я курю, ты не морщись – мне дым что мёд.
Я скучаю, Всевышний, по временам,
кроме осени кто же меня поймёт.
Двор мой, сад мой и домик с кривой трубой,
всё имеется – время течёт с ленцой.
Вот я, Господи, что нам делить с Тобой,
отчего же Ты прячешь Своё лицо.
Выйду с чашкой, а в ней-то всего глоток,
дым уходит колечками изо рта...
И на ветках, покуда не вышел срок,
зимних яблок невиданные сорта.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Осень – время, в котором не подают
и в котором излишнего не хотят.
Вру, конечно же, надо – тепло, уют,
запах кофе – так пахнет осенний яд.
Нe смертельный он, Господи, упаси,
просто допинг, чтоб это преодолеть,
чтобы весь мир крутился вокруг оси,
ты прости меня, Господи – это лесть.
Это просто авансом за листопад,
это просто вперёд, ведь помру потом,
за ступени, которые не скрипят
и за листья в саду, что лежат пластом.
Бог мой, как хорошо мне в Твоей горсти
с чашкой кофе, забористым табаком.
Боженька, Ты по осени не грусти,
с грустью этакой я хорошо знаком.
Льщу и верю, что осень и ты со мной
в этой кухоньке, в садике за окном.
Стынет кофе, но я ли тому виной,
пей холодный и время не экономь.
Есть – и ладушки, много ли надо нам,
я курю, ты не морщись – мне дым что мёд.
Я скучаю, Всевышний, по временам,
кроме осени кто же меня поймёт.
Двор мой, сад мой и домик с кривой трубой,
всё имеется – время течёт с ленцой.
Вот я, Господи, что нам делить с Тобой,
отчего же Ты прячешь Своё лицо.
Выйду с чашкой, а в ней-то всего глоток,
дым уходит колечками изо рта...
И на ветках, покуда не вышел срок,
зимних яблок невиданные сорта.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Миг
И, дверь не закрывая за собой,
оставить дом зиме. Hа миг в проёме
застыть и оглянуться – кто же кроме
взлетевших штор почует лёгкий сбой
в порядке, установленном давно –
качнётся люстра, скиснет простокваша.
А женщина когдатошняя ваша
махнёт рукой – теперь уж всё равно.
И в комнатах завесит зеркала,
заплачет, пересматривая фото.
Упущенное время отчего-то
глядит из безразличного стекла –
последнего, настольного – оно
всё помнит – ведь она в нём отражалась.
В нём было всё – весёлость, гнев и жалость,
и то, что было вам не суждено.
Зима. Что взять в слепую пустоту,
где каждый мимо каждого на ощупь,
где тени даже ветер не полощет,
где всякий тот уже не встретит ту,
которая... Ни манны, ни хлебов,
никто не ждёт на сумрачном вокзале.
Лишь то, что вы забыли и не взяли,
и та любовь, что больше, чем любовь.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
И, дверь не закрывая за собой,
оставить дом зиме. Hа миг в проёме
застыть и оглянуться – кто же кроме
взлетевших штор почует лёгкий сбой
в порядке, установленном давно –
качнётся люстра, скиснет простокваша.
А женщина когдатошняя ваша
махнёт рукой – теперь уж всё равно.
И в комнатах завесит зеркала,
заплачет, пересматривая фото.
Упущенное время отчего-то
глядит из безразличного стекла –
последнего, настольного – оно
всё помнит – ведь она в нём отражалась.
В нём было всё – весёлость, гнев и жалость,
и то, что было вам не суждено.
Зима. Что взять в слепую пустоту,
где каждый мимо каждого на ощупь,
где тени даже ветер не полощет,
где всякий тот уже не встретит ту,
которая... Ни манны, ни хлебов,
никто не ждёт на сумрачном вокзале.
Лишь то, что вы забыли и не взяли,
и та любовь, что больше, чем любовь.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Тайнопись
Возможно, я когда-то расплету
секретный шифр ладонного узора
твоей руки. Поймаю на лету
ахматовское – «из какого сора»,
и повторю по-своему, но ты
меня прервёшь, узнав чужое слово.
Как будто поглядит из темноты
мой нежный ангел, мой светлоголовый.
И вновь исчезнет, мигом растеряв
то, что приобретал в боях и спорах –
цветаевскую страсть и пылкий нрав,
густую кровь, горевший ярко порох.
Лей горький кофе в треснувший фаянс
старинной чашки, тихо ложкой звякай.
Твоя ладонь, играя и резвясь,
подмешивает афродизиаки
в напиток – лишь глоток – и допьяна.
Фантазии – одна другой бездонней,
как ночь твоя, не знающая сна,
как тайнопись из линий на ладони.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев
Возможно, я когда-то расплету
секретный шифр ладонного узора
твоей руки. Поймаю на лету
ахматовское – «из какого сора»,
и повторю по-своему, но ты
меня прервёшь, узнав чужое слово.
Как будто поглядит из темноты
мой нежный ангел, мой светлоголовый.
И вновь исчезнет, мигом растеряв
то, что приобретал в боях и спорах –
цветаевскую страсть и пылкий нрав,
густую кровь, горевший ярко порох.
Лей горький кофе в треснувший фаянс
старинной чашки, тихо ложкой звякай.
Твоя ладонь, играя и резвясь,
подмешивает афродизиаки
в напиток – лишь глоток – и допьяна.
Фантазии – одна другой бездонней,
как ночь твоя, не знающая сна,
как тайнопись из линий на ладони.
Лев Либолев
(Лев Борщер)
#либолев