меня до сих пор на раз успокаивает щебет ласточек. воспоминание о детском универсуме, которое проявляется с приходом ранних рассветов и криков ласточек - вот единственный якорь. утром девятого мая мы приходили к школе в сумерках, брали плакаты, цветы и наверняка какие-то скудные подарки - и ходили по домам ветеранов. мы робели перед людьми, которые казались нам святыми - но не от того, что они спасли нас от фашизма, а потому что они прожили жизнь насквозь и уже стоят одной ногой в могиле. и на обратном пути я вдруг впервые в жизни осознала, что такое весна - что такое триумф всего сущего. это когда людей нет вокруг, все они спят по кроватям, дороги пусты, закрыты прилавки, ветер едва касается младенчески-свежих листьев акаций, а ласточки - кричат. кричат о том, что ни судьба, ни человечество еще пока не убили этот мир - и слава богу. и всё будет хорошо, и еще один год - живы будем.

музыкальный агрегатор предложил
послушать саундтрек Трента Резнора к мультфильму "Душа"
дожили
(это хокку)

автобус встряхивает нас, как градусники

в конце августа развелось много бабочек-адмиралов, они постоянно залетали в форточки и бились о стекла - громкий такой, драматичный шелест. сначала мы махали полотенцами без толку. но потом перестали бояться их хрупкости и брали бьющиеся цветки в руку с широко расставленными согнутыми пальцами, как у робота в автомате, достающем игрушки. так, не повреждая, мы выкидывали их в окно. я вспомнила, как горько заплакала когда-то в саду Hortus от этой бабочьей хрупкости, от их шелеста и от того, как короток их век. но теперь всё иначе.

детство в автобиографиях креаторов всегда (ладно, не всегда, есть дэвид линч) мрачно по единому образцу: полно стыда, уродства и боли. как им всем удается намазать такую последовательно мрачную краску? как можно так твердо для себя решить, что ты опишешь именно эти плохие дни? что именно они тебя определят - как того, кто выполз из душильни и расцвел. я потратила с десяток лет, выковыривая из памяти и расставляя по комодам всю ужасность детства - и всё равно оно до сих пор не сложилось в одну картину, на которую можно так вот уверенно нассать и сжечь. всё равно это какое-то разноцветное месиво. столько радости, музыки, свечения и запахов - несмотря на все хреновые дни, оглушительно непонятные поступки взрослых и просто пиздец. детство выгодно представить раем (мы все были в раю - в детстве, как говорит хамдамов) или лагерем для выживания, но правда в том, что оно безгранично и непостижимо, разнообразно и запретно для окончательного анализа - прямо как посмертие. в нем были черты тюрьмы - и всё-таки была свобода.

несколько дней очень ветрено - выходишь из тишины дома как из спальни на общую кухню - в какой-то непрекращающийся ожечточенный спор, в размотанные чувства. ветер теплый, так что и спор деятельный, за страсть. сухие прошлогодние травы полощет и вырывает, а в полисадниках подснежники. мальчики из колледжа ходят полубезумные. зашел один в маршрутку - и подарил надерганные подснежники элегантной седой женщине за 70. подсел к ней, стал громко флиртовать, говорит, что родился в 97-м. трезвый. сзади женщина по телефону рассказывает, как ходила пробоваться на работу сиделкой к интеллигентной инсультнице по имени Лола Михайловна.

стрёмное ощущение - когда тебя ОБЛЕГАЕТ аппарат МРТ. возможно, стоило всё-таки пойти в алкоголики, как папа (шутка, не стоило).

поэзия в заголовках:
Пользователи Reddit устроили переворот на американском фондовом рынке. Он уже обошелся Уолл-Стрит в миллиарды долларов.
Пользователи Reddit выдумали целый город. Его население - 83 тысячи человек, там свои традиции и законы, а мэр - лось!
Пользователь Reddit посчитал, сколько съедают на экране персонажи Брэда Питта. Оказалось, что в успешных фильмах актер ест больше!

поэзия в поисковых запросах

важность того, как мы выглядим в чужих глазах, проистекает из нашей собственной уверенности, что мы других людей видим верно, такими, какие они есть. раз мы верно считываем других людей - то и они верно считывают нас. поэтому для нас так разрушительно ощутить, что нас видят как-то не так. мы в глубине души верим этому постороннему суждению, пусть даже оно поверхностно и не учитывает всей нашей сложности, и мы испытываем ужасный стыд. как бы мы ни боролись с предубеждениями, мы верим в них, так как верим в собственную наблюдательность (иначе мир превратится в недоступную загадку, в страшный темный лес, коим он отчасти и является). но мы - ошибаемся. и другие люди - тоже. только поверив в это, можно пригасить стыд неожиданного "разоблачения" и посмеяться над ним (ведь если бы мы правда считали скороспелые мнения других о нас абсурдом, мы бы не злились и не страдали, мы бы смеялись). можно сменить стыд на страх. стыд клейма на страх непознаваемости. уж не знаю, что лучше - но можно.

когда-то шарики бумажных салфеток, скатанных русых волос и дешевые зажигалки, купленные на кассах в редких приступах курения, валялись тут и там, как цветные карандаши

поэзия запросов опять

"заметь печаль в моем смехе, заметь кровь в моем пиве, помоги мне сдержать слезы" - поет кантри-старик в фильме "Земля кочевников" - и жизнь как-то выправляется, становится гладкой, как пустыня, и ты идешь по ней с квакерским удовлетворением, и можно целый один день, бесконечный день, не волноваться о себе

самовыражение часто принимают за зло, а зло часто принимают за самовыражение

наш дом, трехэтажный, довоенный, стоит торец в торец с другим таким же домом, их разделяет небольшая тропинка. и балкон с двумя высокими стеклянными дверями в лепных откосах смотрит глаза в глаза другому такому же балкону напротив. за этими высокими дверями-окнами идет другая жизнь. и чертовски трудно к ней не приглядываться. особенно ночью, когда выходишь почитать с редкой философской сигаретой - а там горит свет. виден интерьер, стоят электрогитары, горит синяя гирлянда.
днем они часто курят. выходит девушка в пуховике и пижамных штанах, залипает в телефон. парень в больших наушниках и коротком синем халате. они стараются не пересекаться с нами и часто выходят на перекур сразу после того, как мы заканчиваем поливать цветы или красить окна к новому году (в качестве добрососедского жеста мы написали DАNCE! зеркально). неминуемо мы натыкаемся на наготу друг друга. даже если вечером задергивать шторы, днем, когда они открыты, чтобы пустить свет, сквозная планировка не дает скрыться (это прикол сталинской архитектуры?): неделе на третьей после переезда я увидела, как девушка с азартом что-то рассказывает, переодеваясь. тогда же я сама словила себя на том, что если заходить в сережин кабинет в неглиже, меня отлично видно. эта безумная близость - нас разделяет метров пять - и безумная проницаемость широких стеклянных дверей напоминает мне не времена советской прозрачности, а современность.
"мы все теперь живем в соседних окнах", - как-то сказал мне один сценарист. мы как никогда близко видим жизни друг друга, и трудно быть к этому равнодушными. отсюда весь ажиотаж и вся нервотрепка. от неравнодушия ко всему зримому.

сегодня буран, хлопья, агрессивный ветер с моря. захожу в подъезд большоного "респектабельного" новостроя, из тех докризисных, что с калитками на кодовых замках по всему периметру. отряхиваюсь от снега и натыкаюсь взглядом на скопление детских велосипедов под лестницей. их много, пара десятков, девчачьи розовые и зеленый неон для парней. и мне становится очень грустно - не понимаю почему. потому что остро ощутилось, что мечту спокойного продолжения рода и нормального родительства получают прицельно те, кто может позволить себе жить в самой дорогой недвижимости? (таких велосипедных свалок и других примет успешной многодетности двора не увидишь в панельках). может, стало не по себе от самого этого образа унифицированного "правильного" детства в розовом и неоне, словно отрезанного от реальности, природы и каких-то не торговых отношений со старшими? может стало страшно за всех этих детей, которым жить в завтра? в любом случае, не знала, что свалка велосипедов под лестницей может производить какое-то нелегкое впечатление. возможно, всё дело в метели. понимаешь, как далеко до лета. вот же была только что весна - а теперь умирает распустившийся раньше времени миндаль, охреневают птицы и кошки, стоят сиротливо велосипеды.

узнала тут, что перфекционизм это форма выражения враждебности. нежелание быть таким же спорным и полным трюизмов существом, как другие. желание их сразу перепрыгнуть - и поскольку старт без разбега на сотку практически невозможен, то далее следует отказ вообще что-либо делать.
когда мне было семь лет, я активно писала стихи, и в школе меня попросили сделать сборник. когда я показала маме материал на отбор, она оценила его так: "это не шекспир". такое нехилое мерило долгое время казалось мне правильным замахом - если не дотягиваешь до потолка, нефиг сотрясать воздух. от сборника я отказалась. и в дальнейшем от кучи всего отказалась. не могу сказать, что жалею. но теперь мне не нравится, что за всем этим стоит страх и враждебность - к другим и к себе. разрешено говорить только до конца, до самой сути - иначе нельзя говорить. но так невозможно найти свой голос. в конце концов нафига мне шекспир? коллективный автор елизаветинской эпохи, whaaat. а вуди аллена, которого ставит в пример отец, я вообще не перевариваю. вот такие бывают в семье сыновья маминой подруги - мейнстримные классики))
никто не запрещал мне идти в гуманитарии или заниматься творчеством. однако враждебность выразилась иначе - вот этим гамбургским судом, с горшка.
и враждебность теперь инкогнито живет во мне. кто знает, может именно она виновата - а не всеобщее тридцатилетие, злые козни эпохи соцмедиа или распугивающая пограничка, - в том, что всё туже затягиваются канальцы общения с последними теплыми людьми, замирающие огни где-то далеко, в ночной пустыне, hi how are you

есть такое настроение - "майкл каннингем". "гуляя по улицам, я начал задаваться вопросом, возможно ли, что той зимой впервые в жизни я до того ослаб, что смог различить пугающее твердокаменное роскошество мира, которое остается, когда отпадают идеализм и сентиментальность".

приснилось: за окном, на заснеженном подоконнике тусуют одичалые волнистые попугайчики. затем прилетают совсем уж экзотические ара и амадины. хохлятся, мерзнут, яркими пятнами покрывают голые ветки и белый снег. хочется их забрать в тепло, но каждый раз, когда я пытаюсь открыть створки окна и приманить - он пугаются и улетают.

люблю такое: пятеро крупных парней в пуховиках-маскхалатах, пока ждут газель, заходят в кафе, заполняют собой миниатюрное пространство, стульчики и столики, заказывают латте в высоких резных стаканах. или еще лучше: двадцать байкеров в косухах ночных волков мониторят площадь на предмет протестующих, и пока их нет, тоже заходят в кафе погреться, заказывают латте в пухлых розовых керамических чашечках. это не значит, что молочный кофейный напиток побеждает старорежимную маскулинность, но когда они сосуществуют - как-то это успокаивает.