Совсем небольшая книжка в мягкой обложке, которая случайно попалась мне на глаза и оказалась очень занимательной. Впервые она увидела свет на французском языке в 1990 году, что неудивительно: двухсотлетие революционных событий многих подтолкнуло к их переосмыслению.

Хоть тема вовсе не нова, исследование выглядит очень любопытным. Шартье на страницах книги часто вступает в полемику с работой Даниэля Морне «Интеллектуальные истоки Французской революции» (1933) и предлагает взглянуть на классическую тему с иного ракурса.

Морне в своё время писал о довольно понятных вещах: «Французскую революцию во многом предопределили идеи». То есть, Просвещение породило Революцию. И этот тезис, утверждающий наличие прямой и понятной взаимосвязи между Просвещением и Революцией, многими воспринимался и воспринимается как аксиома.

Шартье заходит с другой стороны: «Не путает ли классическая традиция причины и следствия, когда утверждает, что просвещение породило Революцию? Не вероятнее ли другое: что Революция придумала Просвещение, желая доказать своё законное происхождение и ища свои корни в основополагающих текстах философов, для чего примирила их авторов, несмотря на бросающиеся в глаза различия, и сплотила их задним числом, представив инициаторами разрыва со старым миром? Учредив, хотя и не без споров, пантеон предков, куда вошли Вольтер и Руссо, Мабли и Бюффон, Гельвеций и Рейналь, приписав если не всем философам, то самой философии Просвещения резкую критику существовавших порядков, деятели Французской революции создали теорию преемственности, которая является прежде всего попыткой оправдать себя и переложить ответственность на своих прародителей».

Нет, автор не настолько эксцентричен, чтобы утверждать, что вся просвещенческая традиция была «изобретена» позже. Речь о другом: на его взгляд, и Просвещение, и Революция – составляющие иного более длительного процесса, корни которого уходят ещё в прежний «старый порядок». И, например, не «философические книги» (к которым, как пишет автор, помимо трудов просветителей, относили памфлеты, сатиру и даже порнографию) расшатали французские умонастроения, подорвали авторитет монархии и разломали все духовные скрепы, какие могли. Напротив, их популярность стала возможна благодаря тому, что скрепы упорно расшатывались уже на протяжении всего XVIII века. Секуляризация общественного сознания, десакрализация власти и личности короля, - всё это, как показывает Роже Шартье в своём исследовании, не с потолка берётся. Пишет он и о «перепроизводстве интеллектуалов», всяческих юристов и прочих обладателей высшего образования, которые не могут найти себе должное применение во французском обществе того времени, озлобляются и винят проклятый режим…

Словом, книга достойна внимательного прочтения, желательно с карандашом в руках. Особый прикол ещё и в том, что книга Роже Шартье появилась как раз тогда, когда на 1/6 части суши вовсю шла перестройка и многие происходящие в СССР процессы (десакрализация власти, насмешки над генсеками, недовольство интеллектуалов) подозрительно напоминали то, о чём пишет уважаемый исследователь. А то, как в предисловии к русскому изданию автор призывает «не отождествлять конец XVIII века с концом ХХ века» лишь ещё больше обращает наше внимание на эти забавные совпадения.

Книжки о рок-музыке идут вне очереди, сами понимаете)

Этот юзер очень ленив и очень мало пишет для канала, но зато продолжает читать книжки и, кажется, делает это почти всегда и постоянно. Во время последнего похода в книжный обзавёлся двумя новинками о русском роке. Это глянцевая и хорошо распиаренная (в хорошем смысле) книга А. Кушнира «Аквариум. Геометрия хаоса», о которой я потом тоже обязательно напишу, и небольшого формата книжечка экс-ударника «Зоопарка» Валерия Кирилова «Жизнь в Зоопарке», изданная тиражом всего 500 экземпляров.

Книга написана лёгким языком и представляет собой этакое собранье пёстрых глав и офигительных историй не только о «Зоопарке» и Майке Науменко, но и о других музыкантах, на её страницах появляются Игорь Доценко (ДДТ), Андрей Отряскин (Джунгли), Евгений Губерман (Аквариум) и многие другие легенды рок-клуба. И в итоге перед нами очень смешная и одновременно очень трагичная история пьющей, раздолбайской и всё же если не великой, то очень важной для всего отечественного рока группы. Судьба жестоко обошлась с её участниками: басист Илья Куликов умер, отравившись алкоголем, Майк… ну вы сами знаете, Валерий Кирилов, автор книги, в 1998 году угодил в тюрьму по обвинению в убийстве, провёл за решёткой 10 лет, окончательно подорвал здоровье и сейчас, как я понимаю, почти не ходит… Недавно умер гитарист Александр Храбунов. И вот это, по определению Майка, «бытовое пьянство» выглядит едва ли не мрачнее и трагичнее многих других историй о «тёмной стороне рок-музыки», какими бы смешными (на первый взгляд) не были рассказы о похождениях музыкантов и выпиваемых ими во время этих похождений литрах пива/водки/вина/иных интересных напитков.

Из хорошего в книге – люди. Воспоминания Кирилова написаны с большой любовью ко всем участникам бурной зоопарковой жизни. Майк тут блистает. Совершенно особое чувство юмора, произносимые с абсолютно серьёзным выражением лица саркастические шутки, какие-то специфические майковские словечки (в книге есть небольшой список, я кое-что оттуда почерпнул!)… Конечно, не обошлось без разговоров о том, что погубило Майка – алкоголь или что-то иное. Кириллов считает, что алкоголь не виноват, но, знаете, депрессия на фоне капитально подорванного здоровья зачастую малосовместима с жизнью.

Каких-то глубоких мыслей о месте и роли «Зоопарка» и лично Майка Науменко в советском роке в книге нет, да и не для этого её писали (и читали). Зато очень много ярких бытовых зарисовок: гастроли, репетиции, концерты. Многое не рассказано, но показано: повседневное зоопарковое раздолбайство и полубезумные описания выматывающих концертных «чёсов» в компании каких-то советских эстрадных артистов, фокусников, чечёточников и прочего балагана навевают на вполне определённые мысли. Если вы задумывались о том, почему «Зоопарк» не смог в конце 1980-х вписаться в мощную рок-волну и достичь вершин популярности, как это сделали ДДТ, Алиса, Кино, тот же Аквариум, то вот напрашивающийся ответ: группа угодила не в ту струю, выдохлась, а волевых усилий, чтобы встряхнуть музыкантов, перестать бухать и заняться, собственно, музыкой, Майку не хватило. Увы.

А книжка, при всём вышесказанном, получилась не мрачная, а, напротив, светлая и добрая. Жизнь в «Зоопарке», как она есть.

Минутка ворчания.

Не очень люблю, когда в научных работах, даже если это биографии, авторы перебарщивают с творческим подходом и используют какие-то хитропридуманные названия глав. Например, используют для этого цитаты, как тут.

Всегда держу в уме, что научную работу необязательно буду читать от корки до корки - некоторые книги нужны мне ради определённой инфы, и поэтому всегда хочется понимать, где именно стоит её искать.

Кстати, это книга О. И. Киянской "Люди двадцатых годов. Декабрист Сергей Муравьёв-Апостол". Читаю с большим интересом!

Единственный плюс от того, что хандрю, болею и почти не выхожу из дома, - смог книжку дочитать нормально ☝️☝️☝️

Известный журналист и продюсер Александр Кушнир был и остаётся одним из самых плодотворных авторов книг о многострадальном русском роке. В последнее время он сфокусировался на написании биографических трудов, каждый из которых становится событием. Но если герои прошлых книг: Кормильцев, Курёхин и Майк Науменко, - уже ушли в мир иной, то группа «Аквариум» по-прежнему живее всех живых, хоть и не на 100% - некоторых её участников с нами уже нет.

Об Аквариуме написано много всякого разного, начиная с «Правдивой истории Аквариума», которую в далёком 1981 году зафиксировал сам Борис Гребенщиков, лидер группы (а с некоторых пор ещё и иноагент). Александр Исаакович Кушнир писал об «Аквариуме» неоднократно: несколько текстов для легендарного труда «100 магнитоальбомов советского рока», глава о БГ в книге «Хедлайнеры», совместный с Алексеем Рыбиным труд «Аквариум. Сны о чём-то большем», в котором, по словам Кушнира, после обильной редактуры от его труда мало что осталось… И это лишь то, что я смог вспомнить! Как бы то ни было, «Аквариум: геометрия хаоса» всеми воспринята как этакий mangum opus, объединяющий и подытоживающий всё, что Кушнир мог и хотел сказать о великой русской группе.

Что тут есть. Кушниру удалось показать очень важную и ценную вещь. История «Аквариума» выглядит как бесконечный поиск новых звуков, форм, слов и иных способов самовыражения, как кипящий и бурлящий поток, как бушующий хаос. И в центре всего этого – ощущение свободы. Мол, мы делаем что-то не для того, чтобы вам понравиться, а потому что можем и хотим (ну или БГ хочет), в то время как разные внешние факторы если и влияют на группу, то очень опосредованно. «Аквариум» в 1980-х не пошёл по пути легализации и компромиссов с властью, но не стал и «протестной» группой с песнями-лозунгами, а оставался на своей волне. Более того, сам «Аквариум», как вода, переменчив, - сегодня на сцене одни музыканты, завтра совсем другие, сегодня группа играет акустические мелодии, завтра – панк (или около того), послезавтра – джазовые импровизации. Всё это очень здорово передано в книге. Такая история будоражит и вдохновляет.

Теперь о том, чего в книге нет. А нет многого. Понятно, что если писать обо всех аспектах жизни группы, то на выходе получится «Война и мир», и автор сосредоточился на том, что считал особенно важным. Но есть много «но». Во-первых, хронологически «Геометрия хаоса» заканчивается 1997 годом, распадом т. н. «Аквариума 2.0». И это печально. Понятно, что всё самое интересное осталось в далёких 1970-80-х, но про то время полубогов и героев и так много всего написано, а про современную историю группы – почти ничего. В «Хедлайнерах» Кушнир успел коснуться сытых «нулевых», но по каким-то своим соображениям решил этот трюк не повторять. Скажу лишь, что там было довольно много критики, навеянной разными рабочими моментами. Возможно, Александр Исаакович решил, что в красивой и нарядной биографии группы личным обидам не место. К тому же, как было уже замечено в некоторых других рецензиях, БГ в XXI веке – фигура непростая. То он дружит с Сурковым и награды получает, то эмигрирует и становится иноагентом. Поди разберись, как об этом рассказывать.

Вообще связь «Аквариума» с внешним миром в книге раскрыта недостаточно системно. Другими словами, не хватает погружения в контекст. Есть отдельные яркие эпизоды столкновений с суровой советской реальностью: легендарный скандал на фестивале в Тбилиси или, например, история с запретом московского концерта в 1983 году, которую более подробно рассказал в своих книгах Илья Смирнов, непосредственный участник этих событий. Есть истории взаимоотношений с другими музыкантами: Курёхин, Майк Науменко, Цой (легендарный и, по мнению некоторых других авторов, мифический эпизод знакомства БГ с песнями Цоя в электричке Кушниром никак не комментируется и будто бы не ставится под сомнение)… Толком не раскрыта тема рок-клуба. Для понимания того, как развивался рок в Ленинграде, это архиважно. Всё, что касается этой организации, в книге происходит как бы между делом. Вот рок-клуб открылся, вот сказано, что он мало что мог дать группам, вот БГ вспоминает, как рок-клуб «в очередной раз» запретил «Аквариум»… А между тем в истории взаимоотношений «Аквариума» с клубными инстанциями есть немало противоречий. В последнее время БГ в интервью поругивал рок-клуб, рассказывал, как эта организация всячески зажимала «Аквариум» и другие хорошие группы… Была и такая история, я о ней уже рассказывал.

Но было и другое: во второй половине 1980-х разговоры в рок-клубе ходили совсем иные: что, мол, рок-клуб всюду проталкивает один только «Аквариум» и не даёт развернуться новым группам. С подачи Михаила Борзыкина шли разговоры об «аквариумной мафии» в рок-клубе. Как такое совместить или хотя бы объяснить? В книге Александра Кушнира эта тема толком не поднимается. В «аквариумной» историографии есть и обратные примеры. В книге Ильи Смирнова «Прекрасный дилетант. Борис Гребенщиков в новейшей истории России» вышло наоборот – там общественно-политический контекст подавил собой всё остальное. Хочется выдержать некий баланс между «внутренней кухней» и внешними условиями, но не всегда получается это сделать.

В итоге, как мне кажется, несведущий читатель, прочитав этот капитальный труд, много узнает о группе «Аквариум», в очередной раз услышит пересказываемые на разные лады легенды, давно ставшие непременной частью «аквариумной» мифологии… Но примет ли бушующий внутри группы хаос какие-то внятные очертания в сознании читателя – этот вопрос пока открыт.

P. S. Совсем забыл сказать, что книга потрясающе издана, свёрстана и проиллюстрирована. Держать её в руках – одно удовольствие!

P. P. S. Не стал писать про объёмные копипасты из кушнировских же книг про Курёхина, Майка и вышеупомянутых "Хедлайнеров". Хозяин — барин, имеет право.

Изящный натюрморт под названием "50-процентный кэшбэк на книги"

Сначала эту книгу долго ждали все интересующиеся нашим отечественным XIX веком и историей освободительного движения, а потом она долго лежала у меня на полке и ждала своего часа. В итоге все дождались.

Во-первых, минутка ворчания. Сугубо формальные моменты, которые меня расстроили – сразу их проговорю, чтобы потом к ним не возвращаться. Первое: разнообразные опечатки, их довольно много. А непривычно крупный шрифт создан как будто для того, чтобы лучше их разглядеть. Второе: оформление ссылок, использованное в этом издании (не в самом низу страницы и не в конце книги, а в скобках внутри основного текста), к. м. к., больше подходит для статей, чем для больших монографий. Библиографический список тоже оформлен довольно странно – источники и историография даны вперемешку. И последний формальный момент, к которому придерусь – оглавление. Понятно, что названия глав в виде цитат, чей контекст становится понятен по мере чтения, выглядят куда интереснее и креативное, чем занудные оглавления большинства российских научных работ. Но всё-таки не все в этом мире такие душнилы, как автор этого канала, и читают научные монографии от корки до корки. Иногда нужно найти конкретную информацию, буквально две-три страницы, и очень хочется, открыв оглавление, сразу понять, где её искать, а не пролистывать всю книгу трясущимися руками. Так, ворчать закончил, выдохнул.

Концептуально – перед нами биография Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола, человека и декабриста. Но не только: уже из заглавия видно, что задача автора не только проследить жизненный путь героя «от и до», но и показать судьбу поколения «людей двадцатых годов с их прыгающей походкой», говоря словами Юрия Тынянова. Эти люди пережили небывалый патриотический подъём 1812 года, победу над, возможно, величайшим полководцем всех времён, мечты о свободе и крушение идеалов. И как закономерный итог – восстание на Сенатской площади и бунт Черниговского полка. Немало места в книге уделено и другим участникам декабристского движения: Матвею Муравьёву-Апостолу (брату Сергея), Михаилу Бестужеву-Рюмину, Пестелю, Трубецкому. Оксане Ивановне Киянской важно было показать, как история объединила столь непохожих друг на друга людей и привела их к печальному финалу, как семейное воспитание, опыт военной службы, пресловутый дух времени, вера в идеалы и жестокое столкновение с реальностью влияли на их поступки. Кое-о ком уже доводилось читать в предыдущих книгах Киянской, которые встречали в историческом сообществе не только одобрение, но и критику. Особенно всех возмущал приводимый ей факт о том, что Пестель использовал средства из полковой казны на нужды тайного общества – и тут даже трудно сказать, что больше возмущало других исследователей: то, что этот факт, по их мнению, недостаточно доказан, или же сама мысль о том, что Пестель мог пойти на такой сомнительный с т. з. морали поступок. От такой чехарды героев книга иногда страдает композиционно: читаешь себе спокойно про Муравьёва-Апостола и тут на тебе – вдруг внезапно целая глава про Пестеля…

Поскольку за время учёбы в университете мне не доводилось всерьёз заниматься историей декабристов, эту книгу я читал не как историк, а скорее как интересующийся дилетант. И обращал внимание на всякие далёкие от сухой науки детали. Вот, например, у меня совершенно не складывается в голове целостный образ главного героя книги, Сергея Муравьёва-Апостола. То он блестящий военный, то, простите, тюфяк какой-то, да ещё и религиозно экзальтированный. А под конец и вовсе теряет контроль над взбунтовавшимся полком, пустившимся во все тяжкие. Даже его старший брат Матвей в своём депрессивно-мятущемся непостоянстве на страницах книги выглядит более цельно. И вообще, если вспомнить ещё и про младшего Ипполита, то складывается впечатление, что у всего «муравейника» какая-то общая детская травма, и каждый из братьев по-своему её переживал. Впрочем, о детстве братьев Киянская пишет довольно много, очень уж контрастно выглядят умеренно вольнодумствующий папаша, сибарит и пофигист, который ещё и держал детишек в финансовой зависимости от себя, и поистине героическая матушка. Иногда кажется, что XIX век, особенно его первая половина, это целая галерея примеров того, как буквально всё: травмы, комплексы, страхи и стремления, - начинается с семьи.

Первое русскоязычное издание этой книги вышло в далёком 1989 году, и уже с тех пор советские (а потом и российские) историки её поругивали. Мне стало интересно, почему они это делали, и вот я приступил к чтению.

На самом деле это не единственная причина. Описываемое время Феннел называет «кризисом средневековой Руси», и нетрудно догадаться, какой смысл он вкладывает в эти слова – ослабление русских земель в результате раздробленности и междоусобиц и их порабощение Золотой Ордой. Если про монгольское нашествие написано море разнообразной литературы, то предшествующие ему несколько десятилетий описаны куда хуже и зачастую лишь по касательной, как фон для более значимых сюжетов. А ведь много интересного тогда происходило! Чего стоит, например, междоусобица сыновей Всеволода Большое Гнездо с эпичным финалом в виде Липицкой битвы 1216 г.? Юрий и Ярослав Всеволодовичи буквально служат примером того, как не надо делать: ещё перед битвой они, уверенные в своём успехе, заранее поделили между собой земли, но потом что-то пошло не так.

Интересна оценка монгольского нашествия 1237-1241 гг. По мнению Феннела, его разрушительные последствия сильно преувеличены: летописи содержат очень мало данных о конкретных разрушениях, в том числе в городах Южной и Юго-Западной Руси. Северо-Восточная Русь, как считает автор книги, и вовсе довольно быстро оправилась от последствий набега, во всяком случае, образ жизни во Владимиро-Суздальской, Новгородской и иных землях, по его мнению, слабо изменился после нашествия. Реальные изменения стали происходить позже, по мере установления, собственно, «ига» - обложения русских земель различными поборами и всё усиливающегося контроля со стороны монголов.

И тут начинается самая мякотка: отдельная глава посвящена политике ключевой политической фигуры этого времени – Александра Невского, между прочим, победителя конкурса «Имя России». Феннел считает его роль ОЧЕНЬ СИЛЬНО переоценённой: и на непреклонного «защитника веры» он не тянет, т. к. Александр и после своих знаменитых побед продолжал вести переговоры с папой римским и с западными державами, да и пресловутый «коллективный Запад» на деле не был таким уж «коллективным»… И политику князя по отношению к Орде исследователь оценивает как сервильную и предательскую по отношению к другим русским землям и князьям, в частности к брату Андрею. По мнению Феннела, политика Александра лишь помогла навесить на русские земли ордынское ярмо, ещё больше расколоть их и ослабить.Такого наша патриотическая общественность стерпеть, конечно, не могла.

Помимо самой монографии, я прочитал ещё и критическую статью Хорошкевич и Плигузова, которая в своё время сопровождала первое издание книги. Любопытно, что авторы рецензии критикуют работу Феннела не только и не столько за вышесказанное. Больше всего ему досталось за то, что историк в своей работе опирается почти исключительно на данные летописей, игнорирует актовые материалы и сильно недооценивает данные археологии. Зато не раз по ходу книги принимает на веру так называемые «татищевские известия» - сведения, которые В. Н. Татищев почерпнул из не дошедших до нас источников, а по мнению некоторых историков – и вовсе выдумал. Ещё один важный упрёк – что работе не хватает… концептуальности, внятного объяснения, что это за «кризис» такой, как он проявляется, как он сказывается на эволюции властных отношений и т. д., и т. п. Мол, Феннел просто излагает некий нарратив подобно нашим великим классикам вроде С. М. Соловьёва, а наука-то дальше ушла! Забавно, что гораздо чаще зарубежных историков ругают за буквально противоположное: мол, вместо того, чтобы вводить в оборот новые источники, работать с архивами и т. д., они переливают из пустого в порожнее генерируют новые «концепции», «методы», «подходы» и подгоняют под них уже известные данные. А тут наоборот – олдскул. Вот такой парадокс.

В рамках социального эксперимента в чате наконец-то открыты комментарии!