Время течёт непрерывным потоком, но наши воспоминания разделены на отдельные эпизоды, фрагменты, каждый из которых становится частью нашего личного повествования (эпизодические воспоминания).
У людей с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) припоминание травматических воспоминаний часто проявляется как грубое вторжение (т.н. феномен флешбэка), которое сильно отличается от «обычного» негативного эпизодического автобиографического воспоминания.
У людей с ПТСР, такое событие, как праздничный салют или фейерверк, может вызвать вспышку переживания ужаса бомбежки, перестрелки, ранения.
Анализ мозговой активности у людей с ПТСР показал, что травматические воспоминания (например, боевые действия, сексуальное насилие, насилие в семье), представлены в мозгу совершенно иначе, чем иной значимый, автобиографический, печальный, но не травмирующий опыт (например, смерть домашнего животного).
Скорее всего, такой опыт является альтернативной когнитивной единицей и даже более того, похоже, что наш мозг, вообще не воспринимает травматические воспоминания как «воспоминания» как таковые.
Источник: https://www.nature.com/articles/s41593-023-01483-5
#память
#травма
У людей с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) припоминание травматических воспоминаний часто проявляется как грубое вторжение (т.н. феномен флешбэка), которое сильно отличается от «обычного» негативного эпизодического автобиографического воспоминания.
У людей с ПТСР, такое событие, как праздничный салют или фейерверк, может вызвать вспышку переживания ужаса бомбежки, перестрелки, ранения.
Анализ мозговой активности у людей с ПТСР показал, что травматические воспоминания (например, боевые действия, сексуальное насилие, насилие в семье), представлены в мозгу совершенно иначе, чем иной значимый, автобиографический, печальный, но не травмирующий опыт (например, смерть домашнего животного).
Скорее всего, такой опыт является альтернативной когнитивной единицей и даже более того, похоже, что наш мозг, вообще не воспринимает травматические воспоминания как «воспоминания» как таковые.
Источник: https://www.nature.com/articles/s41593-023-01483-5
#память
#травма
Nature
Neural patterns differentiate traumatic from sad autobiographical memories in PTSD
Nature Neuroscience - Perl et al. show that in PTSD, hippocampal representations of autobiographical memories are similar across people with similar semantic content only for sad but not traumatic...
Вероятно, наиболее убедительной трактовкой работы скорби у Фрейда является часть книги «По ту сторону принципа наслаждения», посвященная рассмотрению игры fort/da («там/тут»), которую Фрейд наблюдал в поведении своего полуторагодовалого внука.
В этой игре ребенок справляется с горем разлуки с матерью при помощи разыгрывания своего собственного исчезновения и возвращения. При этом используются вспомогательные средства, которые Д.В. Винникотт позже назовет переходными объектами.
Чувство потери, вызванное отсутствием матери и дополненное растущим осознанием того, что разрыв, обозначившийся между ним самим и матерью, открывает целый ряд непредсказуемых и потенциально опасных возможностей, приводит ребенка к попытке воспроизвести возникновение этого бездонного промежутка в контролируемом пространстве примитивного ритуала.
Ребенок переводит, так сказать, свой фрагментированный нарциссизм (который в противном случае мог бы привести к психотическому срыву, к психологической дезинтеграции) в формализованные ритмы символического поведения. Благодаря этой процедуре он оказался в состоянии контролировать дозы отсутствия, ставшего причиной его горя.
Способность дозировать и представлять отсутствие с помощью замещающих фигур, находящихся лишь в шаге от того, что можно было бы назвать их «трансцендентным означающим», позволяет ребенку избежать психического срыва и превратить чувство утраченного всемогущества в сдерживающую форму контроля.
Работа скорби, совершаемая в игре fort/da, стала объектом пристального внимания в недавних работах исследователей теории литературы и критики именно потому, что она с особой четкостью демонстрирует тот путь, с помощью которого человеческая личность создает себя из обломков собственного нарциссизма.
Источник: Эрик Сантнер. История по ту сторону принципа наслаждения: Размышления о репрезентации травмы
#травма
#психоанализ
#фрейд
В этой игре ребенок справляется с горем разлуки с матерью при помощи разыгрывания своего собственного исчезновения и возвращения. При этом используются вспомогательные средства, которые Д.В. Винникотт позже назовет переходными объектами.
Чувство потери, вызванное отсутствием матери и дополненное растущим осознанием того, что разрыв, обозначившийся между ним самим и матерью, открывает целый ряд непредсказуемых и потенциально опасных возможностей, приводит ребенка к попытке воспроизвести возникновение этого бездонного промежутка в контролируемом пространстве примитивного ритуала.
Ребенок переводит, так сказать, свой фрагментированный нарциссизм (который в противном случае мог бы привести к психотическому срыву, к психологической дезинтеграции) в формализованные ритмы символического поведения. Благодаря этой процедуре он оказался в состоянии контролировать дозы отсутствия, ставшего причиной его горя.
Способность дозировать и представлять отсутствие с помощью замещающих фигур, находящихся лишь в шаге от того, что можно было бы назвать их «трансцендентным означающим», позволяет ребенку избежать психического срыва и превратить чувство утраченного всемогущества в сдерживающую форму контроля.
Работа скорби, совершаемая в игре fort/da, стала объектом пристального внимания в недавних работах исследователей теории литературы и критики именно потому, что она с особой четкостью демонстрирует тот путь, с помощью которого человеческая личность создает себя из обломков собственного нарциссизма.
Источник: Эрик Сантнер. История по ту сторону принципа наслаждения: Размышления о репрезентации травмы
#травма
#психоанализ
#фрейд
Процесс горевания во время терапии - весьма непростой процесс. Там есть и гнев, там есть и слёзы, там есть и беспомощность. Этот процесс требует много сил, смелости и выносливости.
На этом пути человека непременно будут поджидать 3 фантазии, которые Джудит Херман ("Trauma and Recovery") называет "сопротивлением гореванию". Эти фантазии дают ложную надежду, что с их помощью процесса горевания можно избежать. А если не избежать, то хотя бы значительно укоротить.
Вот эти 3 фантазии:
1) фантазия о мести
2) фантазия о прощении
3) фантазия о компенсации
В чём опасность первой фантазии?
Тут важно разделять яростное желание кровавой мести от праведного гнева. Яростная мстительность имеет свойство затапливать человека и ухудшать его состояние. Есть риск, что из-за своего желания мести человек ещё сильнее психически свяжется со своим насильником и не сможет от него морально отделиться.
Праведный же гнев - это гораздо более "рациональное" и "холодное" чувство. Оно обычно появляется тогда, когда человек нарастил внутренних опор и не боится дать насильнику отпор. Желание мести связывает с насильником, праведный гнев - защищает и ставит границу.
Из желания мстить можно попасть и в другую крайность - в фантазию о прощении. Человеку может казаться, что, если просто закрыть глаза на свою ярость и боль и "просто простить насильника", то травма и её последствия исчезнут. К сожалению, это не так. В большинстве случаев такой вид "прощения" лишь усугубляет расщепление и никак не помогает исцелиться.
Тут, возможно, стоит помнить, что все мы обыкновенные люди с обыкновенными чувствами. Никто из нас не обязан быть святым и всех прощать. К тому же, как напоминает Джудит Херман в своей книге, даже в религиозных доктринах прощение не является чем-то безусловным, чем-то, что даётся "задаром". Прощать имеет смысл тех людей, которые признали свою ошибку, раскаялись и постарались возместить урон. Если такого не происходит, то и прощать, в принципе, некого.
Самый коварный вызов, который будет удерживать человека от горевания и "отпускания ситуации" - это фантазия о компенсации. Кажется, если ещё немножко подождать, то точно все потери возместятся. Кто-то прийдёт и компенсирует мне всё, что было утрачено вследствие травмы.
Фантазия о компенсации в этом случае - это будет такая попытка внутренне "победить насильника" и избавиться от нанесённых им ран. Парадоксальным образом "победить насильника" удаётся только тогда, когда человек отказывается от надежды на компенсацию, потому что понимает, что её не будет.
ПС. Нужно сказать, что все здесь описываемые процессы - внутренние, акцент тут делается именно на них. В своей книге Джудит Херман неоднократно подчёркивает необходимость бороться с насильниками всеми легальными методами и активно защищать свои права.
Горевание не равно пассивность. Просто суды, протесты, итд. - это внешние процессы, а тут говорится про внутренние.
Текст Janina Breidaka
#психология
#травма
#психотерапия
На этом пути человека непременно будут поджидать 3 фантазии, которые Джудит Херман ("Trauma and Recovery") называет "сопротивлением гореванию". Эти фантазии дают ложную надежду, что с их помощью процесса горевания можно избежать. А если не избежать, то хотя бы значительно укоротить.
Вот эти 3 фантазии:
1) фантазия о мести
2) фантазия о прощении
3) фантазия о компенсации
В чём опасность первой фантазии?
Тут важно разделять яростное желание кровавой мести от праведного гнева. Яростная мстительность имеет свойство затапливать человека и ухудшать его состояние. Есть риск, что из-за своего желания мести человек ещё сильнее психически свяжется со своим насильником и не сможет от него морально отделиться.
Праведный же гнев - это гораздо более "рациональное" и "холодное" чувство. Оно обычно появляется тогда, когда человек нарастил внутренних опор и не боится дать насильнику отпор. Желание мести связывает с насильником, праведный гнев - защищает и ставит границу.
Из желания мстить можно попасть и в другую крайность - в фантазию о прощении. Человеку может казаться, что, если просто закрыть глаза на свою ярость и боль и "просто простить насильника", то травма и её последствия исчезнут. К сожалению, это не так. В большинстве случаев такой вид "прощения" лишь усугубляет расщепление и никак не помогает исцелиться.
Тут, возможно, стоит помнить, что все мы обыкновенные люди с обыкновенными чувствами. Никто из нас не обязан быть святым и всех прощать. К тому же, как напоминает Джудит Херман в своей книге, даже в религиозных доктринах прощение не является чем-то безусловным, чем-то, что даётся "задаром". Прощать имеет смысл тех людей, которые признали свою ошибку, раскаялись и постарались возместить урон. Если такого не происходит, то и прощать, в принципе, некого.
Самый коварный вызов, который будет удерживать человека от горевания и "отпускания ситуации" - это фантазия о компенсации. Кажется, если ещё немножко подождать, то точно все потери возместятся. Кто-то прийдёт и компенсирует мне всё, что было утрачено вследствие травмы.
Фантазия о компенсации в этом случае - это будет такая попытка внутренне "победить насильника" и избавиться от нанесённых им ран. Парадоксальным образом "победить насильника" удаётся только тогда, когда человек отказывается от надежды на компенсацию, потому что понимает, что её не будет.
ПС. Нужно сказать, что все здесь описываемые процессы - внутренние, акцент тут делается именно на них. В своей книге Джудит Херман неоднократно подчёркивает необходимость бороться с насильниками всеми легальными методами и активно защищать свои права.
Горевание не равно пассивность. Просто суды, протесты, итд. - это внешние процессы, а тут говорится про внутренние.
Текст Janina Breidaka
#психология
#травма
#психотерапия
Мои личные размышления на тему особенностей функционирования нашей памяти и травмы на английском языке («Tracing Trauma: The Complex Nature of Memory»). Кому интересно почитайте.
The traditional understanding of memory is that it functions as a storage for information, but this is not entirely accurate. Memory is, in fact, a complex process that involves encoding, retrieving and re-using information.
Encoding refers to the “memory consolidation” process, which transforms initial sensory information into a format that can be stored in the brain. Interestingly, the stored information may differ from its initial version. Storing encompasses both short-term and long-term memory.
Short-term memory is a cognitive process responsible for temporarily storing and using limited amount of information for a few seconds. This information can be retrieved in the same sequence in which it was stored...
Read in English: https://q-medical.ca/657-2/
#размышления
#память
#травма
The traditional understanding of memory is that it functions as a storage for information, but this is not entirely accurate. Memory is, in fact, a complex process that involves encoding, retrieving and re-using information.
Encoding refers to the “memory consolidation” process, which transforms initial sensory information into a format that can be stored in the brain. Interestingly, the stored information may differ from its initial version. Storing encompasses both short-term and long-term memory.
Short-term memory is a cognitive process responsible for temporarily storing and using limited amount of information for a few seconds. This information can be retrieved in the same sequence in which it was stored...
Read in English: https://q-medical.ca/657-2/
#размышления
#память
#травма
...Терапевт также эмпатически разделяет с пациенткой ее опыт беспомощности. Это может привести к тому, что терапевт начинает недооценивать свои знания и навыки или забывает сильных сторонах и ресурсах пациентки.
Под влиянием беспомощности в контрпереносе терапевт может утратить веру в силу терапевтических отношений. Опытные терапевты нередко внезапно чувствуют себя некомпетентными и беспомощными, столкнувшись с травмированным пациентом.
Патнэм описывает, что опытные терапевты чувствуют угрозу и «утрату навыков» при столкновении с пациентом со множественным расстройством личности.
Похожие чувства также возникают у тех, кто работает с уцелевшими жертвами политического насилия и репрессий. Случай Ирены, жертвы сексуального терроризма, иллюстрирует временный терапевтический тупик, вызванный потерей уверенности терапевтом:
Ирена, женщина 25 лет, пришла в терапию в связи с жалобами на посттравматический синдром: значительное гипервозбуждение, симптомы вторжения и сильное сжатие. Прежде общительная, она отстранилась от большинства видов социальной активности и оказалась практически узницей собственного дома.
За год до этого ей удалось отбиться от попытки изнасилования на свидании, и с тех пор насильник преследовал ее непристойными угрожающими звонками в ночное время. Он также преследовал ее, вел наблюдение за ее домом, и она подозревала, что он убил ее кота. Она обратилась в полицию, но почувствовала их незаинтересованность в ее проблеме, потому что в «ничего по-настоящему не произошло».
Терапевт идентифицировался с фрустрацией и беспомощностью Ирэн. Он сомневался, что психотерапия может что-либо ей предложить, и обнаружил, что вместо этого дает ей практические советы. Ирэн с безнадежностью отвергла все его предложения – точно так же, как она отвергла предложения друзей, членов семьи и полицейских. Она была уверена, что насильник в пух и прах разобьёт все, что она может предпринять. Терапия тоже ей не помогала, ее симптоматика ухудшалась, и она начала сообщать о суицидальных мыслях.
Представив этот случай на супервизию, терапевт осознал, что он, как и Ирэн, был переполнен чрезмерным чувством беспомощности. Следовательно, он утратил уверенность в пользе слушания, его основного навыка. На следующей сессии он спросил Ирэн, рассказывала ли она кому-нибудь полную историю приключившегося с ней от начала до конца.
Ирэн сказала, что никто не хотел об этом слушать, люди просто хотели, чтобы она быстрее пришла в форму и снова стала нормальной. Терапевт отметил, что Ирэн, должно быть, чувствует себя очень одинокой, и поинтересовался, не чувствует ли она, что она не может также поведать историю и ему. Ирэн разрыдалась. Она и в самом деле чувствовала, что терапевт не хочет слушать ее.
На последующих сессиях по мере того, как Ирэн рассказывала свою историю, ее симптомы постепенно исчезали. Она начала активнее действовать, чтобы защитить себя, мобилизовала друзей и членов семьи, и нашла более эффективные способы получить помощь от полиции. Несмотря на то, что она обсуждала новые стратегии с терапевтом, она разрабатывала их в первую очередь собственными силами.
Защищаясь от непереносимого чувства беспомощности, терапевт может попробовать взять на себя роль спасителя. Терапевт может все больше и больше брать на себя роль ментора пациентки. Таким образом, она подразумевает, что пациентка неспособна действовать самостоятельно. Чем больше терапевт соглашается с идеей, что пациентка беспомощна, тем больше она увековечивает травматический перенос и лишает пациентку власти.
Текст: Джудит Херман
#психотерапия
#травма
Под влиянием беспомощности в контрпереносе терапевт может утратить веру в силу терапевтических отношений. Опытные терапевты нередко внезапно чувствуют себя некомпетентными и беспомощными, столкнувшись с травмированным пациентом.
Патнэм описывает, что опытные терапевты чувствуют угрозу и «утрату навыков» при столкновении с пациентом со множественным расстройством личности.
Похожие чувства также возникают у тех, кто работает с уцелевшими жертвами политического насилия и репрессий. Случай Ирены, жертвы сексуального терроризма, иллюстрирует временный терапевтический тупик, вызванный потерей уверенности терапевтом:
Ирена, женщина 25 лет, пришла в терапию в связи с жалобами на посттравматический синдром: значительное гипервозбуждение, симптомы вторжения и сильное сжатие. Прежде общительная, она отстранилась от большинства видов социальной активности и оказалась практически узницей собственного дома.
За год до этого ей удалось отбиться от попытки изнасилования на свидании, и с тех пор насильник преследовал ее непристойными угрожающими звонками в ночное время. Он также преследовал ее, вел наблюдение за ее домом, и она подозревала, что он убил ее кота. Она обратилась в полицию, но почувствовала их незаинтересованность в ее проблеме, потому что в «ничего по-настоящему не произошло».
Терапевт идентифицировался с фрустрацией и беспомощностью Ирэн. Он сомневался, что психотерапия может что-либо ей предложить, и обнаружил, что вместо этого дает ей практические советы. Ирэн с безнадежностью отвергла все его предложения – точно так же, как она отвергла предложения друзей, членов семьи и полицейских. Она была уверена, что насильник в пух и прах разобьёт все, что она может предпринять. Терапия тоже ей не помогала, ее симптоматика ухудшалась, и она начала сообщать о суицидальных мыслях.
Представив этот случай на супервизию, терапевт осознал, что он, как и Ирэн, был переполнен чрезмерным чувством беспомощности. Следовательно, он утратил уверенность в пользе слушания, его основного навыка. На следующей сессии он спросил Ирэн, рассказывала ли она кому-нибудь полную историю приключившегося с ней от начала до конца.
Ирэн сказала, что никто не хотел об этом слушать, люди просто хотели, чтобы она быстрее пришла в форму и снова стала нормальной. Терапевт отметил, что Ирэн, должно быть, чувствует себя очень одинокой, и поинтересовался, не чувствует ли она, что она не может также поведать историю и ему. Ирэн разрыдалась. Она и в самом деле чувствовала, что терапевт не хочет слушать ее.
На последующих сессиях по мере того, как Ирэн рассказывала свою историю, ее симптомы постепенно исчезали. Она начала активнее действовать, чтобы защитить себя, мобилизовала друзей и членов семьи, и нашла более эффективные способы получить помощь от полиции. Несмотря на то, что она обсуждала новые стратегии с терапевтом, она разрабатывала их в первую очередь собственными силами.
Защищаясь от непереносимого чувства беспомощности, терапевт может попробовать взять на себя роль спасителя. Терапевт может все больше и больше брать на себя роль ментора пациентки. Таким образом, она подразумевает, что пациентка неспособна действовать самостоятельно. Чем больше терапевт соглашается с идеей, что пациентка беспомощна, тем больше она увековечивает травматический перенос и лишает пациентку власти.
Текст: Джудит Херман
#психотерапия
#травма
[Будущий] психоаналитик [Уилфред Бион] родился 8 сентября 1897 года в городе Матхура на северо-западе Индии. Его мать была индианкой, отец — англичанином.
Сам Бион в своей автобиографии пишет, что члены его семьи были «совершенно чокнутыми». У него были довольно сложные отношения с матерью.
В той же автобиографии психоаналитик представляет ее холодной женщиной, пугающей и напоминающей ему о холодных сквозняках английских часовен. Отношения с матерью для ученого были настолько мучительными, что позже в своих воспоминаниях он напишет, что предпочел бы снова оказаться на войне, лишь бы быть вдали от нее...
Биону было всего восемь лет, когда его отправили учиться в Англию. Родители навещали сына довольно редко. Мальчик страдал от одиночества, сырого климата, тосковал по солнечной Индии, родным и особенно по любимой кормилице, воспитавшей его.
1916-й год — Уилфред Бион отправился добровольцем на фронт в 19 лет. После короткого обучения его зачислили в Королевский танковый полк, будущий ученый командовал танковым взводом.
Его боевое крещение произошло в 1917-м, во время битвы при Камбре.... За свою храбрость Уилфреда Биона представили к Кресту Виктории, но он отказался от награды, сказав, что не достоин ее. Кроме того, Бион считал, что заслуги его экипажа были ничуть не меньше его собственных (позже его наградили орденом «За особые заслуги»).
В рассказе «Этот долгий уик-энд» Бион описывает несколько страшных эпизодов, произошедших в 1918 году во время битвы при Амьене.
Вместе с двумя боевыми товарищами, братьями Свитинг, он пробирался к своей позиции. Поле боя окутал густой туман, кругом слышались пронзительные, безумные крики. Внезапно один из братьев исчез. Бион приказал другому брату не останавливаться и идти вперед.
Обстрел был слишком силен, и они укрылись в воронке от снаряда. Внезапно Свитинг спросил своего командира: «Сэр! Сэр, почему я не могу кашлять?». Бион был поражен этим вопросом. «Что за вопрос! Что за время… Я посмотрел на его грудь... левая сторона его груди отсутствовала».
Позже, вспоминая эти события, психоаналитик напишет:
«Я умер — 8 августа 1918 года. Я обнаружил, что с нетерпением жду, когда меня убьют. Я так и не оправился от пережитого в битве при Амьене. Я всё еще чувствую, как моя кожа натягивается на кости моего лица, как будто это маска трупа. Никто не говорил мне, что военная служба полностью изменит мою способность наслаждаться жизнью».
Всю свою дальнейшую жизнь Бион так или иначе пытался осмыслить переживания, связанные с войной. Более того, его старшая дочь Партенопа (она тоже стала психоаналитиком) считает, что как аналитик ее отец сформировался именно в результате своего военного опыта.
Источник: Уилфред Бион: «Гибралтарская скала».
#история
#травма
#психоанализ
Сам Бион в своей автобиографии пишет, что члены его семьи были «совершенно чокнутыми». У него были довольно сложные отношения с матерью.
В той же автобиографии психоаналитик представляет ее холодной женщиной, пугающей и напоминающей ему о холодных сквозняках английских часовен. Отношения с матерью для ученого были настолько мучительными, что позже в своих воспоминаниях он напишет, что предпочел бы снова оказаться на войне, лишь бы быть вдали от нее...
Биону было всего восемь лет, когда его отправили учиться в Англию. Родители навещали сына довольно редко. Мальчик страдал от одиночества, сырого климата, тосковал по солнечной Индии, родным и особенно по любимой кормилице, воспитавшей его.
1916-й год — Уилфред Бион отправился добровольцем на фронт в 19 лет. После короткого обучения его зачислили в Королевский танковый полк, будущий ученый командовал танковым взводом.
Его боевое крещение произошло в 1917-м, во время битвы при Камбре.... За свою храбрость Уилфреда Биона представили к Кресту Виктории, но он отказался от награды, сказав, что не достоин ее. Кроме того, Бион считал, что заслуги его экипажа были ничуть не меньше его собственных (позже его наградили орденом «За особые заслуги»).
В рассказе «Этот долгий уик-энд» Бион описывает несколько страшных эпизодов, произошедших в 1918 году во время битвы при Амьене.
Вместе с двумя боевыми товарищами, братьями Свитинг, он пробирался к своей позиции. Поле боя окутал густой туман, кругом слышались пронзительные, безумные крики. Внезапно один из братьев исчез. Бион приказал другому брату не останавливаться и идти вперед.
Обстрел был слишком силен, и они укрылись в воронке от снаряда. Внезапно Свитинг спросил своего командира: «Сэр! Сэр, почему я не могу кашлять?». Бион был поражен этим вопросом. «Что за вопрос! Что за время… Я посмотрел на его грудь... левая сторона его груди отсутствовала».
Позже, вспоминая эти события, психоаналитик напишет:
«Я умер — 8 августа 1918 года. Я обнаружил, что с нетерпением жду, когда меня убьют. Я так и не оправился от пережитого в битве при Амьене. Я всё еще чувствую, как моя кожа натягивается на кости моего лица, как будто это маска трупа. Никто не говорил мне, что военная служба полностью изменит мою способность наслаждаться жизнью».
Всю свою дальнейшую жизнь Бион так или иначе пытался осмыслить переживания, связанные с войной. Более того, его старшая дочь Партенопа (она тоже стала психоаналитиком) считает, что как аналитик ее отец сформировался именно в результате своего военного опыта.
Источник: Уилфред Бион: «Гибралтарская скала».
#история
#травма
#психоанализ
Характерным признаком «травмы», является разделение жизни на «до» и «после» некоего события.
Наличие этого водораздела, свидетельствует о произошедшем катастрофическом изменении – жизнь, уже никогда не будет прежней, ибо немыслимое свершилось.
Зачастую, нужны годы и даже десятилетия, чтобы «загладить» эту рану, которая превращает человека в живого мертвеца.
Когда У. Бион пишет: «Я умер – 8 августа 1918 года. Я обнаружил, что с нетерпением жду, когда меня убьют» – не следует воспринимать это, как красивую поэтическую метафору, напротив – это действительность, это сухое описание факта.
Только этот «факт» психический – это психическая реальность.
Зигмунд Фрейд, который, собственно говоря, открыл этот континент, показал всем нам, что психическая, субъективная реальность не менее «реальна», чем реальность материальная, которая находит свой выход в образовании симптомов.
Если эта психическая реальность «мыслит» себя «парализованным» – то наступает [истерический] паралич, слепым – то человек не видит то, что находится у него пред глазами (негативная галлюцинация) и пр.
А если она считает себя «мертвецом», то в результате, практически неизбежно, эта реальность позаботиться о том, чтобы внешнее (жизнь тела) начало соответствовать внутреннему (не жизнь или нежить).
Отсюда, все эти истории про влечение к самоубийству, к саморазрушению, к самонаказанию, стремлению «подставиться».
Но это стремление – это описание со стороны внешнего наблюдателя. С точки зрения самого человека он просто стремится к гармонии между внешним и внутренним.
Есть ли выход?
Нужно, найти некого особого человека, который бы смог впустить внутрь себя весь тот ужас, разделить его вместе с тобой и который мог бы дать РАЗРЕШЕНИЕ жить дальше.
Точно так же, многим зависимым людям нужно простое разрешение НЕ ПИТЬ, которого у них нет, и которое они не могут сами дать себе.
В случае с Бионом, этим разрешением, признанием его права жить, стал его личный анализ, а также то, что он встретил человека, который полюбил его (и смог полюбить сам).
Это огромное везение.
© Автономов Денис
#травма
#размышления
Наличие этого водораздела, свидетельствует о произошедшем катастрофическом изменении – жизнь, уже никогда не будет прежней, ибо немыслимое свершилось.
Зачастую, нужны годы и даже десятилетия, чтобы «загладить» эту рану, которая превращает человека в живого мертвеца.
Когда У. Бион пишет: «Я умер – 8 августа 1918 года. Я обнаружил, что с нетерпением жду, когда меня убьют» – не следует воспринимать это, как красивую поэтическую метафору, напротив – это действительность, это сухое описание факта.
Только этот «факт» психический – это психическая реальность.
Зигмунд Фрейд, который, собственно говоря, открыл этот континент, показал всем нам, что психическая, субъективная реальность не менее «реальна», чем реальность материальная, которая находит свой выход в образовании симптомов.
Если эта психическая реальность «мыслит» себя «парализованным» – то наступает [истерический] паралич, слепым – то человек не видит то, что находится у него пред глазами (негативная галлюцинация) и пр.
А если она считает себя «мертвецом», то в результате, практически неизбежно, эта реальность позаботиться о том, чтобы внешнее (жизнь тела) начало соответствовать внутреннему (не жизнь или нежить).
Отсюда, все эти истории про влечение к самоубийству, к саморазрушению, к самонаказанию, стремлению «подставиться».
Но это стремление – это описание со стороны внешнего наблюдателя. С точки зрения самого человека он просто стремится к гармонии между внешним и внутренним.
Есть ли выход?
Нужно, найти некого особого человека, который бы смог впустить внутрь себя весь тот ужас, разделить его вместе с тобой и который мог бы дать РАЗРЕШЕНИЕ жить дальше.
Точно так же, многим зависимым людям нужно простое разрешение НЕ ПИТЬ, которого у них нет, и которое они не могут сами дать себе.
В случае с Бионом, этим разрешением, признанием его права жить, стал его личный анализ, а также то, что он встретил человека, который полюбил его (и смог полюбить сам).
Это огромное везение.
© Автономов Денис
#травма
#размышления
....Воспоминания об этом событии были выжжены у него внутри. «Я не могу забыть об этом» - говорит он. Как и у многих других переживших травму, травматические воспоминания... остаются неизменными, на них не оказывают влияния последующие события; словно в остановившемся потоке времени эти воспоминания повторяются в бесконечной петле обратной связи.
«...Раньше я больше интересовался происходящим вокруг. Сейчас же я никуда не хожу, я не дочитываю газету если в ней упоминается насилие, я не смотрю телевизор… Я уже потерял надежду, что что-то изменится… Я опустошен эмоционально… У меня больше нет души».
Эпидемиологические исследования... и клинические наблюдения... показали, что
1) вне зависимости от типа характера и предыдущей психопатологии многие взрослые приобретают определенный набор симптомов в ответ на угрожающую жизни травму,
2) вероятность такой реакции возрастает прямо пропорционально интенсивности и длительности травмы,
3) эти симптомы могут сохраняться бесконечно долгое время.
К числу таких реакций принадлежат повторяющиеся неожиданные воспоминания и сны о травме. ...Для уцелевшего эти воспоминания зачастую являются более реальными, чем настоящий момент; следовательно, он теряет контакт с реальным миром, потому что повседневные заботы других людей не могут сравниться с крайне важным и очень личным опытом, который он постоянно заново переживает.
В попытке восстановить психический баланс, уцелевшие часто избегают мероприятий, которые могут вызвать воспоминания о травме, будь то фильмы, определенные места или скопления людей с похожим опытом. Человек не всегда осознает такое избегание; избегание, а также истинная важность травматического события, удерживаются за пределами сознания.
Нам необходимо поместить травму в контекст; если мы расправляемся с ней по-быстрому - что в психоанализе случается слишком часто, - пациент чувствует, что его обвиняют и не понимают, а тяжесть его испытаний преуменьшается.
С другой стороны, если мы придаем избыточное значение самой травме, не принимая во внимание ее психических последствий как самостоятельного явления, пациент приобретает шаблонное объяснение своих измененных катастрофой восприятия и чувственных состояний... В таком случае, терапия подтверждает, а не исцеляет наследие травмы – ощущения одиночества и изоляции...
Когда во взрослую жизнь приходит травма, она уничтожает предсказуемое, вследствие чего для некоторых более невозможно восстановить или вернуть себе знакомый мир. Некоторые авторы пишут, что после травмы остается расколотое Я...
Лауб (1997) пишет, что травма разрушает структуру. Кохут (1984) отмечает, что опыт пребывания в концентрационном лагере разрушает ощущение собственной самости. Херман (1992) описывает уничтожение Я.
Жислен Буланже. Цена выживания: психоанализ и травма, полученная во взрослом возрасте
Источник, полный текст: https://t.me/ceinpsychoanalysis/268
#травма
#психоанализ
«...Раньше я больше интересовался происходящим вокруг. Сейчас же я никуда не хожу, я не дочитываю газету если в ней упоминается насилие, я не смотрю телевизор… Я уже потерял надежду, что что-то изменится… Я опустошен эмоционально… У меня больше нет души».
Эпидемиологические исследования... и клинические наблюдения... показали, что
1) вне зависимости от типа характера и предыдущей психопатологии многие взрослые приобретают определенный набор симптомов в ответ на угрожающую жизни травму,
2) вероятность такой реакции возрастает прямо пропорционально интенсивности и длительности травмы,
3) эти симптомы могут сохраняться бесконечно долгое время.
К числу таких реакций принадлежат повторяющиеся неожиданные воспоминания и сны о травме. ...Для уцелевшего эти воспоминания зачастую являются более реальными, чем настоящий момент; следовательно, он теряет контакт с реальным миром, потому что повседневные заботы других людей не могут сравниться с крайне важным и очень личным опытом, который он постоянно заново переживает.
В попытке восстановить психический баланс, уцелевшие часто избегают мероприятий, которые могут вызвать воспоминания о травме, будь то фильмы, определенные места или скопления людей с похожим опытом. Человек не всегда осознает такое избегание; избегание, а также истинная важность травматического события, удерживаются за пределами сознания.
Нам необходимо поместить травму в контекст; если мы расправляемся с ней по-быстрому - что в психоанализе случается слишком часто, - пациент чувствует, что его обвиняют и не понимают, а тяжесть его испытаний преуменьшается.
С другой стороны, если мы придаем избыточное значение самой травме, не принимая во внимание ее психических последствий как самостоятельного явления, пациент приобретает шаблонное объяснение своих измененных катастрофой восприятия и чувственных состояний... В таком случае, терапия подтверждает, а не исцеляет наследие травмы – ощущения одиночества и изоляции...
Когда во взрослую жизнь приходит травма, она уничтожает предсказуемое, вследствие чего для некоторых более невозможно восстановить или вернуть себе знакомый мир. Некоторые авторы пишут, что после травмы остается расколотое Я...
Лауб (1997) пишет, что травма разрушает структуру. Кохут (1984) отмечает, что опыт пребывания в концентрационном лагере разрушает ощущение собственной самости. Херман (1992) описывает уничтожение Я.
Жислен Буланже. Цена выживания: психоанализ и травма, полученная во взрослом возрасте
Источник, полный текст: https://t.me/ceinpsychoanalysis/268
#травма
#психоанализ
Telegram
Непрерывное образование по психоанализу | Psychoanalytic Psychotherapy CE
Жислен Буланже «Цена выживания» — статья о психоаналитическом понимании травмы, полученной во взрослом возрасте
#чтиво
#чтиво
Мои личные размышления на тему особенностей формирования воспоминаний при травме на английском языке («Tracing Trauma: Sensory and Emotional Recollection»). Кому интересно почитайте.
The way individuals remember and experience sensations, emotions and thoughts associated with a traumatic event is referred to as “trauma memory”. Traumatic events, such as physical or sexual abuse, disasters, wars, terrorist attacks, hostage situations, car accidents, or any other life-threatening situations, are processed by our brain differently than normal life situations.
The intensity of trauma memories varies significantly among individuals. Emotions, particularly those that are strong and unexpected, can either intensify memories of the event or paradoxically lead to their deterioration and fragmentation.
For example, victims of sexual abuse often retain detailed and vivid memories of the first minutes of the traumatic event due to the significant release of stress hormones (cortisol, adrenaline).
As a result, certain aspects of this event, like the smell of the abuser or the environment, can become unusually ingrained in their memory. These imprinted details might not necessarily be visual but could encompass other sensory perceptions.
This abnormal encoding of memories typically occurs over a brief period (approximately 5-20 minutes) during which attention becomes focused, and the ability to remember peripheral details diminishes...
Read in English: https://q-medical.ca/tracing-trauma-sensory-and-emotional-recollection/
#размышления
#память
#травма
The way individuals remember and experience sensations, emotions and thoughts associated with a traumatic event is referred to as “trauma memory”. Traumatic events, such as physical or sexual abuse, disasters, wars, terrorist attacks, hostage situations, car accidents, or any other life-threatening situations, are processed by our brain differently than normal life situations.
The intensity of trauma memories varies significantly among individuals. Emotions, particularly those that are strong and unexpected, can either intensify memories of the event or paradoxically lead to their deterioration and fragmentation.
For example, victims of sexual abuse often retain detailed and vivid memories of the first minutes of the traumatic event due to the significant release of stress hormones (cortisol, adrenaline).
As a result, certain aspects of this event, like the smell of the abuser or the environment, can become unusually ingrained in their memory. These imprinted details might not necessarily be visual but could encompass other sensory perceptions.
This abnormal encoding of memories typically occurs over a brief period (approximately 5-20 minutes) during which attention becomes focused, and the ability to remember peripheral details diminishes...
Read in English: https://q-medical.ca/tracing-trauma-sensory-and-emotional-recollection/
#размышления
#память
#травма
...Травма - это раннее повреждение Эго, нарциссическая рана, которая может привести к формированию недоступных областей психики, "государства в государстве".
Она включает в себя, в особо жестокой форме, объект (или среду) из очень раннего развития, иногда предшествующего развитию речи, она может быть связана с ситуацией дистресса или агонией психической жизни.
Из-за неадекватной и искажающей реакции объекта, не способного контейнировать, метаболизировать или преобразовывать разрядку влечения через фантазию, младенец не может интроецировать импульс и оказывается целиком захвачен ужасом и паникой.
Отсутствие какой-либо реакции объекта или неадекватность этой реакции не позволяет младенцу соприкоснуться со своими либидинальными и деструктивными влечениями и создать ментальное пространство, позволяющее фантазировать о них и их преобразовывать.
Этот "базисный дефект" в установлении первичных отношений означает, что психический опыт - в особенности аффекты - не признается.
Когда младенцу приходится иметь дело с глубоко патогенным материнским объектом (безумие матери), единственным возможным решением для нарциссического выживания становится отсечь любые интроекции, связанные с влечениями, и отказаться от какого-либо субъективного опыта.
Другими словами, Я должно расщепить себя, чтобы отделить свою поврежденную вследствие травматизации часть от выжившей части.
...Учитывая эту ситуацию, процесс интерпретации не может быть более сфокусирован на значении содержания фантазий и их способности порождать свободные ассоциации; его первоочередной целью должно быть восстановление - или даже создание в первый раз - объекта, являющегося одновременно и контейнером, и "защитным экраном от возбуждения".
Из этого следует, что психоаналитик должен сконцентрироваться исключительно на "нарциссическом измерении переноса" и его особенностях; используя свой контрперенос, аналитику придется уделять особое внимание поддержанию психической непрерывности - поскольку именно она обеспечивает контейнирование, отсутствие которого в прошлом пациента заставляло его страдать.
Источник: Thierry Bokanowski. Variations on the concept of traumatism: Traumatism, traumatic, trauma.
#травма
#психоанализ
Она включает в себя, в особо жестокой форме, объект (или среду) из очень раннего развития, иногда предшествующего развитию речи, она может быть связана с ситуацией дистресса или агонией психической жизни.
Из-за неадекватной и искажающей реакции объекта, не способного контейнировать, метаболизировать или преобразовывать разрядку влечения через фантазию, младенец не может интроецировать импульс и оказывается целиком захвачен ужасом и паникой.
Отсутствие какой-либо реакции объекта или неадекватность этой реакции не позволяет младенцу соприкоснуться со своими либидинальными и деструктивными влечениями и создать ментальное пространство, позволяющее фантазировать о них и их преобразовывать.
Этот "базисный дефект" в установлении первичных отношений означает, что психический опыт - в особенности аффекты - не признается.
Когда младенцу приходится иметь дело с глубоко патогенным материнским объектом (безумие матери), единственным возможным решением для нарциссического выживания становится отсечь любые интроекции, связанные с влечениями, и отказаться от какого-либо субъективного опыта.
Другими словами, Я должно расщепить себя, чтобы отделить свою поврежденную вследствие травматизации часть от выжившей части.
...Учитывая эту ситуацию, процесс интерпретации не может быть более сфокусирован на значении содержания фантазий и их способности порождать свободные ассоциации; его первоочередной целью должно быть восстановление - или даже создание в первый раз - объекта, являющегося одновременно и контейнером, и "защитным экраном от возбуждения".
Из этого следует, что психоаналитик должен сконцентрироваться исключительно на "нарциссическом измерении переноса" и его особенностях; используя свой контрперенос, аналитику придется уделять особое внимание поддержанию психической непрерывности - поскольку именно она обеспечивает контейнирование, отсутствие которого в прошлом пациента заставляло его страдать.
Источник: Thierry Bokanowski. Variations on the concept of traumatism: Traumatism, traumatic, trauma.
#травма
#психоанализ