#стихи
Памяти поэта
Шамшад Абдуллаев
ПОЛДЕНЬ. ФЕВРАЛЬ
Мы уходим и — только так — исчезая
оставляем наше присутствие:
мир с прозрачной и хрупкой сущностью.
Жесты и действия без начала и будущего,
словно молчание, —
это, наверное, и есть далекая вечность
(как же иначе понять и приблизить ее?).
мы видим полет, а не птицу.
Рытвины с тончайшим лоскутом инея,
камни и холмы
за городской чертой
беспредельны в своем постоянстве —
как странные вещи,
у которых нет причины...
Для бесконечности довольно бездомного пса,
пропитанного дрожью,
в холодном, блеклом саду.
Здесь о нём можно почитать
Памяти поэта
Шамшад Абдуллаев
ПОЛДЕНЬ. ФЕВРАЛЬ
Мы уходим и — только так — исчезая
оставляем наше присутствие:
мир с прозрачной и хрупкой сущностью.
Жесты и действия без начала и будущего,
словно молчание, —
это, наверное, и есть далекая вечность
(как же иначе понять и приблизить ее?).
мы видим полет, а не птицу.
Рытвины с тончайшим лоскутом инея,
камни и холмы
за городской чертой
беспредельны в своем постоянстве —
как странные вещи,
у которых нет причины...
Для бесконечности довольно бездомного пса,
пропитанного дрожью,
в холодном, блеклом саду.
Здесь о нём можно почитать
#стихи
Иван Давыдов
ЗАКЛИНАТЕЛЬ
У меня сейчас, видимо, остановится сердце
(Это способ сразу и всем сказать: «До свидания!»).
Или нет. Тогда еще успеем усесться
На обозначенные в билетах места,
Города увидим, селения и отдельно стоящие здания.
Путешествовать вместе – это моя мечта.
Дрянь какая-то в прикупе,
Бог во гневе, земля в огне,
Да и ладно, было бы только у нас на двоих купе,
И в окне –
Все, что нравится мне: клювы длинные башенных кранов,
Кленов алые буквицы, ровные строки аллей
И, наверное, даже шершавая кожа шоссе
(Я умолкну однажды, в свои сновидения канув, -
Меня не жалей;
Вообще никогда никого не жалей,
Мы такие же люди как все).
А пока
Важно быть с октябрем.
Завернуться в его облака.
Важно небо вспороть изощренным стихом.
Важно видеть, как листья мятутся испуганным стадом
И ветер у них пастухом,
Важно помнить, что мы непременно умрем.
И что мы никогда не умрем,
И еще, что я, кажется, сделался старым:
Глаза стали злее,
И мир, испугавшись, притих.
Эти рельсы как змеи.
Наверное, я заклинатель при них.
И еще я, похоже, влюблен,
Или это у осени вкус торфяной,
Вкус последних времен?
Когда рельсы упрутся в закат,
И любовь моя станет моею виной,
Мы вернемся назад.
Мы с тобой никогда не вернемся назад.
Иван Давыдов
ЗАКЛИНАТЕЛЬ
У меня сейчас, видимо, остановится сердце
(Это способ сразу и всем сказать: «До свидания!»).
Или нет. Тогда еще успеем усесться
На обозначенные в билетах места,
Города увидим, селения и отдельно стоящие здания.
Путешествовать вместе – это моя мечта.
Дрянь какая-то в прикупе,
Бог во гневе, земля в огне,
Да и ладно, было бы только у нас на двоих купе,
И в окне –
Все, что нравится мне: клювы длинные башенных кранов,
Кленов алые буквицы, ровные строки аллей
И, наверное, даже шершавая кожа шоссе
(Я умолкну однажды, в свои сновидения канув, -
Меня не жалей;
Вообще никогда никого не жалей,
Мы такие же люди как все).
А пока
Важно быть с октябрем.
Завернуться в его облака.
Важно небо вспороть изощренным стихом.
Важно видеть, как листья мятутся испуганным стадом
И ветер у них пастухом,
Важно помнить, что мы непременно умрем.
И что мы никогда не умрем,
И еще, что я, кажется, сделался старым:
Глаза стали злее,
И мир, испугавшись, притих.
Эти рельсы как змеи.
Наверное, я заклинатель при них.
И еще я, похоже, влюблен,
Или это у осени вкус торфяной,
Вкус последних времен?
Когда рельсы упрутся в закат,
И любовь моя станет моею виной,
Мы вернемся назад.
Мы с тобой никогда не вернемся назад.
#стихи
Памяти поэта
Геннадий Шпаликов
Я шагаю по Москве,
Как шагают по доске,
Что такое — сквер направо
И налево тоже сквер.
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
Кто он, я не знаю кто,
А скорей всего, никто,
У подъезда на скамейке
Человек сидит в пальто.
Человек он пожилой,
На Арбате дом жилой.
В доме летняя еда,
А на улице среда
Переходит в понедельник
Безо всякого труда.
Голова моя пуста,
Как пустынные места.
Я куда-то улетаю,
Словно дерево с листа.
Памяти поэта
Геннадий Шпаликов
Я шагаю по Москве,
Как шагают по доске,
Что такое — сквер направо
И налево тоже сквер.
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
Кто он, я не знаю кто,
А скорей всего, никто,
У подъезда на скамейке
Человек сидит в пальто.
Человек он пожилой,
На Арбате дом жилой.
В доме летняя еда,
А на улице среда
Переходит в понедельник
Безо всякого труда.
Голова моя пуста,
Как пустынные места.
Я куда-то улетаю,
Словно дерево с листа.
#стихи
Надя Делаланд
Окрестности дождя в сиянии и ново
ты выглядишь водой звучащею объят
древесный и чужой одной ногой слоновой
стоящий в небеса ощупавший края
ветвями головы ужасный и ужастый
ну что же ничего я выучу и сей
урок небытия — окаменеть и сжаться
и падать и в груди и в воздухе висеть
я памятник тебя из темноты смотрящий
на изваянье на
движение плода
я кто-то за стеклом мисс трикстер мисс обманщик
сама себе тебя попробуй передать.
Надя Делаланд
Окрестности дождя в сиянии и ново
ты выглядишь водой звучащею объят
древесный и чужой одной ногой слоновой
стоящий в небеса ощупавший края
ветвями головы ужасный и ужастый
ну что же ничего я выучу и сей
урок небытия — окаменеть и сжаться
и падать и в груди и в воздухе висеть
я памятник тебя из темноты смотрящий
на изваянье на
движение плода
я кто-то за стеклом мисс трикстер мисс обманщик
сама себе тебя попробуй передать.
#стихи
Игорь Булатовский
Бог слабых сил, плечей сутулых,
живущий в ложечке груди,
дай воздуха, ты дхнул и сдул их,
и в этот раз не подведи;
бог всех начал скупых и трудных
и мелких полустертых букв,
бог жил натруженных, и – рудных,
последних слов и первых звуков,
бог бешенства и бог лишенства,
бог меда, молока и фиг
в кармане, блажи и блаженства,
и бог-дитя, и бог-старик,
бог-террорист и бог-сатирик,
бог умников и дураков,
и бог-историк, и бог-истерик,
и тот, что был, и – был таков,
но так и быть, еще немного
есть, иногда, возможно, вдруг
(дай бог), дай, бог, немного бога
чуть-чуть внутри, чуть-чуть вокруг.
Игорь Булатовский
Бог слабых сил, плечей сутулых,
живущий в ложечке груди,
дай воздуха, ты дхнул и сдул их,
и в этот раз не подведи;
бог всех начал скупых и трудных
и мелких полустертых букв,
бог жил натруженных, и – рудных,
последних слов и первых звуков,
бог бешенства и бог лишенства,
бог меда, молока и фиг
в кармане, блажи и блаженства,
и бог-дитя, и бог-старик,
бог-террорист и бог-сатирик,
бог умников и дураков,
и бог-историк, и бог-истерик,
и тот, что был, и – был таков,
но так и быть, еще немного
есть, иногда, возможно, вдруг
(дай бог), дай, бог, немного бога
чуть-чуть внутри, чуть-чуть вокруг.
#стихи
Олег Дозморов
Простите, что я занимался собой,
не видел того, что лежит под ногой,
на листья небрежно, бродя, наступал,
небережно жил, комара убивал,
не видел, как липа цветёт, а цвела
она сногсшибательно (липа цела),
на маму кричал и друзьям не звонил,
ненужные вирши строчил что есть сил,
проспал десять тысяч восходов, чудак,
и только теперь, разжимая кулак,
британскому голубю «you» говорю,
поспешную глупую нежность дарю.
Источник
Олег Дозморов
Простите, что я занимался собой,
не видел того, что лежит под ногой,
на листья небрежно, бродя, наступал,
небережно жил, комара убивал,
не видел, как липа цветёт, а цвела
она сногсшибательно (липа цела),
на маму кричал и друзьям не звонил,
ненужные вирши строчил что есть сил,
проспал десять тысяч восходов, чудак,
и только теперь, разжимая кулак,
британскому голубю «you» говорю,
поспешную глупую нежность дарю.
Источник
#стихи
Александр Еременко
Осыпается сложного леса пустая прозрачная схема.
Шелестит по краям и приходит в негодность листва.
Вдоль дороги пустой провисает неслышная лемма
телеграфных прямых, от которых болит голова.
Разрушается воздух. Нарушаются длинные связи
между контуром и неудавшимся смыслом цветка.
И сама под себя наугад заползает река
и потом шелестит, и они совпадают по фазе.
Электрический воздух завязан пустыми узлами,
и на красной земле, если срезать поверхностный слой,
корабельные сосны привинчены снизу болтами
с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.
И как только в окне два ряда отштампованных елок
пролетят, я увижу: у речки на правом боку
в непролазной грязи шевелится рабочий поселок
и кирпичный заводик с малюсенькой дыркой в боку.
Что с того, что я не был там только одиннадцать лет?
За дорогой осенний лесок так же чист и подробен.
В нем осталась дыра на том месте, где Колька Жадобин
у ночного костра мне отлил из свинца пистолет.
Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване.
Там невеста моя на пустом табурете сидит.
Там бредет моя мать то по грудь, то по пояс в тумане,
и в окошке мой внук сквозь разрушенный воздух глядит.
Я там умер вчера. И до ужаса слышно мне было,
как по твердой дороге рабочая лошадь прошла,
и я слышал, как в ней, когда в гору она заходила,
лошадиная сила вращалась, как бензопила.
Источник
Александр Еременко
Осыпается сложного леса пустая прозрачная схема.
Шелестит по краям и приходит в негодность листва.
Вдоль дороги пустой провисает неслышная лемма
телеграфных прямых, от которых болит голова.
Разрушается воздух. Нарушаются длинные связи
между контуром и неудавшимся смыслом цветка.
И сама под себя наугад заползает река
и потом шелестит, и они совпадают по фазе.
Электрический воздух завязан пустыми узлами,
и на красной земле, если срезать поверхностный слой,
корабельные сосны привинчены снизу болтами
с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.
И как только в окне два ряда отштампованных елок
пролетят, я увижу: у речки на правом боку
в непролазной грязи шевелится рабочий поселок
и кирпичный заводик с малюсенькой дыркой в боку.
Что с того, что я не был там только одиннадцать лет?
За дорогой осенний лесок так же чист и подробен.
В нем осталась дыра на том месте, где Колька Жадобин
у ночного костра мне отлил из свинца пистолет.
Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване.
Там невеста моя на пустом табурете сидит.
Там бредет моя мать то по грудь, то по пояс в тумане,
и в окошке мой внук сквозь разрушенный воздух глядит.
Я там умер вчера. И до ужаса слышно мне было,
как по твердой дороге рабочая лошадь прошла,
и я слышал, как в ней, когда в гору она заходила,
лошадиная сила вращалась, как бензопила.
Источник
#стихи
С днём рождения, поэт!
Саша Соколов
Записка XIII. Валдайский сон
Накануне первых звёзд
От угара плачу –
Мёрзни, мёрзни, волчий хвост,
Грейся, хвост собачий.
Дрыхнет Кот у очага
И храпит немного,
Из худого сапога
Вылезает коготь.
Снится этому Коту-
Воркоту Валдая:
Сидят волки на мосту,
И Кот рассуждает:
Если б я Собака был,
То любил бы Волка,
Ну а если б волком выл,
По Собаке только.
Погляжу ли из окна,
Из другого ль гляну –
Вся в снегу стоит сосна
На снегу поляны.
Идут ведьмы на погост,
О своём судача:
– Мёрзни, мёрзни, святый хвост,
Грейся, хвост чертячий.
Всё синё. И вся синя
Слюдяная Волга,
Едет Пёс по ней в санях,
Погоняя Волка.
Источник
С днём рождения, поэт!
Саша Соколов
Записка XIII. Валдайский сон
Накануне первых звёзд
От угара плачу –
Мёрзни, мёрзни, волчий хвост,
Грейся, хвост собачий.
Дрыхнет Кот у очага
И храпит немного,
Из худого сапога
Вылезает коготь.
Снится этому Коту-
Воркоту Валдая:
Сидят волки на мосту,
И Кот рассуждает:
Если б я Собака был,
То любил бы Волка,
Ну а если б волком выл,
По Собаке только.
Погляжу ли из окна,
Из другого ль гляну –
Вся в снегу стоит сосна
На снегу поляны.
Идут ведьмы на погост,
О своём судача:
– Мёрзни, мёрзни, святый хвост,
Грейся, хвост чертячий.
Всё синё. И вся синя
Слюдяная Волга,
Едет Пёс по ней в санях,
Погоняя Волка.
Источник
#стихи
Андрей Нитченко
Как облаков архитектура
В июле с городскою схожа
Там улиц нет но есть движенье
Когда гроза ударит сдуру,
Куда ты спрячешься, прохожий,
От паданья и шелестенья
Уйдёшь от водошелестенья
Под крышу и архитектуру
И там пребудешь без движенья
Смотри как время ветром сдуло
Смотри, как всё летит и гаснет
Смотри, как гром бросает мелочь
В стекло, которого не видишь,
Как бабочка у Кабаяси
А бабочка упала на пол
Обворожительна и тленна
Старик приподнимает шляпу
Улыбка молнии — мгновенна
Источник
Андрей Нитченко
Как облаков архитектура
В июле с городскою схожа
Там улиц нет но есть движенье
Когда гроза ударит сдуру,
Куда ты спрячешься, прохожий,
От паданья и шелестенья
Уйдёшь от водошелестенья
Под крышу и архитектуру
И там пребудешь без движенья
Смотри как время ветром сдуло
Смотри, как всё летит и гаснет
Смотри, как гром бросает мелочь
В стекло, которого не видишь,
Как бабочка у Кабаяси
А бабочка упала на пол
Обворожительна и тленна
Старик приподнимает шляпу
Улыбка молнии — мгновенна
Источник
#стихи
Марина Цветаева
Спят трещотки и псы соседовы, —
Ни повозок, ни голосов.
О, возлюбленный, не выведывай,
Для чего развожу засов.
Юный месяц идет к полуночи:
Час монахов — и зорких птиц,
Заговорщиков час — и юношей,
Час любовников и убийц.
Здесь у каждого мысль двоякая,
Здесь, ездок, торопи коня.
Мы пройдем, кошельком не звякая
И браслетами не звеня.
Уж с домами дома расходятся,
И на площади спор и пляс…
Здесь, у маленькой Богородицы,
Вся Кордова в любви клялась.
У фонтана присядем молча мы
Здесь, на каменное крыльцо,
Где впервые глазами волчьими
Ты нацелился мне в лицо.
Запах розы и запах локона,
Шелест шелка вокруг колен…
О, возлюбленный, — видишь, вот она —
Отравительница! — Кармен
Марина Цветаева
Спят трещотки и псы соседовы, —
Ни повозок, ни голосов.
О, возлюбленный, не выведывай,
Для чего развожу засов.
Юный месяц идет к полуночи:
Час монахов — и зорких птиц,
Заговорщиков час — и юношей,
Час любовников и убийц.
Здесь у каждого мысль двоякая,
Здесь, ездок, торопи коня.
Мы пройдем, кошельком не звякая
И браслетами не звеня.
Уж с домами дома расходятся,
И на площади спор и пляс…
Здесь, у маленькой Богородицы,
Вся Кордова в любви клялась.
У фонтана присядем молча мы
Здесь, на каменное крыльцо,
Где впервые глазами волчьими
Ты нацелился мне в лицо.
Запах розы и запах локона,
Шелест шелка вокруг колен…
О, возлюбленный, — видишь, вот она —
Отравительница! — Кармен
#стихи
Евгений Туренко
Из пластилиновой внятной лепни
Можно играть – а хоть городом...
Жёлтого только побольше возьми,
Чтобы и с солнцем, и с золотом.
Стены квартирами наоборот,
Тень против света прилепится...
А потому, что их мягкий народ
Знает – вся эта нелепица
Кончится завтра, и станет слегка
Кашей – чего это ради бы?
Из пластилина слепи мотылька
И отпусти его на небо.
Только бы помнили пальцы твои
Прелесть недолгого вечного –
Слёзы, следы осязания, дни,
Буквы... А больше и нечего.
Евгений Туренко
Из пластилиновой внятной лепни
Можно играть – а хоть городом...
Жёлтого только побольше возьми,
Чтобы и с солнцем, и с золотом.
Стены квартирами наоборот,
Тень против света прилепится...
А потому, что их мягкий народ
Знает – вся эта нелепица
Кончится завтра, и станет слегка
Кашей – чего это ради бы?
Из пластилина слепи мотылька
И отпусти его на небо.
Только бы помнили пальцы твои
Прелесть недолгого вечного –
Слёзы, следы осязания, дни,
Буквы... А больше и нечего.
#стихи
Елена Шварц
До сердцевины спелого граната
И даже переспелого, быть может,
Прогрызлась я,
И соком преисполнилась так, Боже,
Что даже и глаза кровоточат.
Но перебродит сок в вино лиловое,
Чем дальше, тем всё больше и хмельней,
И радость позабытую и новую
Я раздавлю и утоплюся в ней.
Какие звёзды в темноте граната!
Пусть даже он летит и падает куда-то:
С какого-то стола, в какую-то трубу –
Я и тогда тебя благодарю.
Пусть нож разрежет плод посередине,
Пусть он пройдёт хоть по моей хребтине –
Малиновым вином тебя дарю.
Густеет и мерцает половина,
Которая, быть может, предстоит.
Хмельнее мне не стать уже, чем ныне,
А эту терпкость кто мне сохранит?
Казалось страшной жизнь и иногда сейчас…
Но сердце жизни влагой серебрится,
Как жемчуг – внутренность, как под крылом – столица,
И, прижимаясь глазом в глаз,
Я вижу – мозг её лучится.
В пыль бархатную мне не превратиться,
И ягодой лечу в кипящий газ.
Источник
Елена Шварц
До сердцевины спелого граната
И даже переспелого, быть может,
Прогрызлась я,
И соком преисполнилась так, Боже,
Что даже и глаза кровоточат.
Но перебродит сок в вино лиловое,
Чем дальше, тем всё больше и хмельней,
И радость позабытую и новую
Я раздавлю и утоплюся в ней.
Какие звёзды в темноте граната!
Пусть даже он летит и падает куда-то:
С какого-то стола, в какую-то трубу –
Я и тогда тебя благодарю.
Пусть нож разрежет плод посередине,
Пусть он пройдёт хоть по моей хребтине –
Малиновым вином тебя дарю.
Густеет и мерцает половина,
Которая, быть может, предстоит.
Хмельнее мне не стать уже, чем ныне,
А эту терпкость кто мне сохранит?
Казалось страшной жизнь и иногда сейчас…
Но сердце жизни влагой серебрится,
Как жемчуг – внутренность, как под крылом – столица,
И, прижимаясь глазом в глаз,
Я вижу – мозг её лучится.
В пыль бархатную мне не превратиться,
И ягодой лечу в кипящий газ.
Источник
#стихи
Георгий Иванов
Синеватое облако
(Холодок у виска)
Синеватое облако
И ещё облака…
И старинная яблоня
(Может быть, подождать?)
Простодушная яблоня
Зацветает опять.
Всё какое-то русское
(Улыбнись и нажми!)
Это облако узкое,
Словно лодка с детьми,
И особенно синяя
(С первым боем часов…)
Безнадёжная линия
Бесконечных лесов.
Георгий Иванов
Синеватое облако
(Холодок у виска)
Синеватое облако
И ещё облака…
И старинная яблоня
(Может быть, подождать?)
Простодушная яблоня
Зацветает опять.
Всё какое-то русское
(Улыбнись и нажми!)
Это облако узкое,
Словно лодка с детьми,
И особенно синяя
(С первым боем часов…)
Безнадёжная линия
Бесконечных лесов.
#стихи
Ксения Букша
Я диковатая коза.
Маслины две – мои глаза.
На белокаменной вершине
Мои копыта примостились.
Звенит угрюмый колокольчик
По берегам широких ребер.
Худой хребет весь ходит ходуном.
Полупрозрачная гора
В стеклянных шорохах копыт.
Сухая мокрая трава
Горит и тянется к туману.
На белокаменной вершине
Все наше маленькое стадо поместилось.
Глухое солнце греет сквозь туман.
Прозрачной шерстью мы объяты,
Как легким пламенем или песком.
Коза стоит клочком тумана.
В нее поверить нелегко.
Свобода наша еле дышит
И, спотыкаясь, чуть бредет.
Но держится на соснах и уступах.
Над скважинами света.
Толкутся наши острые следы.
Галдя, они в себя, друг в друга входят.
Теснятся наши белые рога.
Потрескивает на концах трава.
Так мы теснимся в голой выси,
Над пропастью краеугольной,
В горючем небе.
Ксения Букша
Я диковатая коза.
Маслины две – мои глаза.
На белокаменной вершине
Мои копыта примостились.
Звенит угрюмый колокольчик
По берегам широких ребер.
Худой хребет весь ходит ходуном.
Полупрозрачная гора
В стеклянных шорохах копыт.
Сухая мокрая трава
Горит и тянется к туману.
На белокаменной вершине
Все наше маленькое стадо поместилось.
Глухое солнце греет сквозь туман.
Прозрачной шерстью мы объяты,
Как легким пламенем или песком.
Коза стоит клочком тумана.
В нее поверить нелегко.
Свобода наша еле дышит
И, спотыкаясь, чуть бредет.
Но держится на соснах и уступах.
Над скважинами света.
Толкутся наши острые следы.
Галдя, они в себя, друг в друга входят.
Теснятся наши белые рога.
Потрескивает на концах трава.
Так мы теснимся в голой выси,
Над пропастью краеугольной,
В горючем небе.
#стихи
Андрей Коровин
в такую ночь все яблоки немы
под проливным дождём неугасимым
мы невесомы и невыносимы
непроходимы невозможны мы
мы из дубов бессмертных проросли
мы дочерей лесных родные братья
мы верим в ночь и в честные объятья
огромной чёрной женщины - земли
заблудишься - не зажигай огня
огонь горит внутри твоей гордыни
лишь стаи рыб из выжженой пустыни
сквозь перископы смотрят на меня
Источник
Андрей Коровин
в такую ночь все яблоки немы
под проливным дождём неугасимым
мы невесомы и невыносимы
непроходимы невозможны мы
мы из дубов бессмертных проросли
мы дочерей лесных родные братья
мы верим в ночь и в честные объятья
огромной чёрной женщины - земли
заблудишься - не зажигай огня
огонь горит внутри твоей гордыни
лишь стаи рыб из выжженой пустыни
сквозь перископы смотрят на меня
Источник
#стихи
Евгений Хорват
Я отвернусь, как латинское R,
к стенке пустой. Не ищи идеала
в жизни. Ты сам для кого-то пример,
так завернувшись в свое одеяло,
как завернулся. А, впрочем, к чему
здесь обращенье? К кому обращаться —
уж не к себе ли? И вправду, ему
нечего кем-то еще обольщаться.
Утром лежи, никуда не беги.
Даже на шум головной перестрелки.
Ибо не знаешь, с которой ноги
встать и в какой оказаться тарелке
каждое утро. Так переверни
белые ночи с их тьмою заглазной, —
что обнаружится? Черные дни.
Будь же в реальности, с речью согласной.
Ляг на прекрасный, как женщина, пол,
глянь в потолок, где готовы приняться
злаки о будущем. Главный глагол —
«быть», чтоб они продолжали меняться.
Источник
Евгений Хорват
Я отвернусь, как латинское R,
к стенке пустой. Не ищи идеала
в жизни. Ты сам для кого-то пример,
так завернувшись в свое одеяло,
как завернулся. А, впрочем, к чему
здесь обращенье? К кому обращаться —
уж не к себе ли? И вправду, ему
нечего кем-то еще обольщаться.
Утром лежи, никуда не беги.
Даже на шум головной перестрелки.
Ибо не знаешь, с которой ноги
встать и в какой оказаться тарелке
каждое утро. Так переверни
белые ночи с их тьмою заглазной, —
что обнаружится? Черные дни.
Будь же в реальности, с речью согласной.
Ляг на прекрасный, как женщина, пол,
глянь в потолок, где готовы приняться
злаки о будущем. Главный глагол —
«быть», чтоб они продолжали меняться.
Источник
#стихи
Илья Франк
Сон о метро
Проворонив свою остановку,
перешел, чтобы ехать обратно,
причем сделал это довольно ловко —
прямо по шпалам, как когда-то
в детстве через железнодорожное полотно.
Только теперь это было метро.
Я был не единственный малый,
ожидающий поезда. Рядом
некоторые ложились на шпалы,
посылая в туннель свои взгляды.
Но, к нашему удивлению,
поезда шли лишь в одном направлении.
Отсюда
Илья Франк
Сон о метро
Проворонив свою остановку,
перешел, чтобы ехать обратно,
причем сделал это довольно ловко —
прямо по шпалам, как когда-то
в детстве через железнодорожное полотно.
Только теперь это было метро.
Я был не единственный малый,
ожидающий поезда. Рядом
некоторые ложились на шпалы,
посылая в туннель свои взгляды.
Но, к нашему удивлению,
поезда шли лишь в одном направлении.
Отсюда
#стихи
Владимир Гандельсман
Суть дела
Точка засыпания прекрасна,
как ничто на свете, так легка.
Только что не спал — и вдруг погасла
вся эта латерна магика.
Ровное прервав повествованье
и перечисление вещей,
нам представить наше расставанье
следует исчерпывающе.
Чтобы его встретить не проклятьем,
даже и не сожаленьем, но
благодарностью, простым приятьем.
Остальное не существенно.
Владимир Гандельсман
Суть дела
Точка засыпания прекрасна,
как ничто на свете, так легка.
Только что не спал — и вдруг погасла
вся эта латерна магика.
Ровное прервав повествованье
и перечисление вещей,
нам представить наше расставанье
следует исчерпывающе.
Чтобы его встретить не проклятьем,
даже и не сожаленьем, но
благодарностью, простым приятьем.
Остальное не существенно.
#стихи
Михаил Кузмин
Кассирша ласково твердила:
- Зайдите, миленький, в барак,
Там вам покажут крокодила,
Там ползает японский рак. -
Но вдруг завыла дико пума,
Как будто грешники в аду,
И, озираяся угрюмо,
Сказал я тихо: "Не пойду!
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой мглы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы?"
1926 год
Источник
Михаил Кузмин
Кассирша ласково твердила:
- Зайдите, миленький, в барак,
Там вам покажут крокодила,
Там ползает японский рак. -
Но вдруг завыла дико пума,
Как будто грешники в аду,
И, озираяся угрюмо,
Сказал я тихо: "Не пойду!
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой мглы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы?"
1926 год
Источник