#питерскиенаюге
Первое, чем впечатляет закоченевших императриц Петербурга папа Ростов – это количеством красивых и здоровых мужиков. Запорожские казаки в этом плане были тщедушнее: не возникало у меня на исторической родине буквально никакого желания просить их показать мне свою шашку.
Судите сами: в деде моем казачья кровь не столько гуляла, сколько бродила. худой, лысенький, скромный мужик – он становился будто бы ниже ростом, когда входила бабушка. Её черными, как смоль, косами, можно было вязать снопы. А на выгнутую в презрительное коромысло монобровь – вешать ведра с кобыльим молоком. Даже коней в нашей семье пасли, преимущественно, бабы. У меня был Каштан, у сестры - Орлик. И на сотни километров окрест не было никого, кому мы могли бы доверить своих коней. Мужики либо пили, либо болели от выпитого. Бабы держали хозяйство. Здоровые, крепкие, несгибаемые. Рожавшие где-то в поле и словно бы между прочим.
Ростовские казаки двухметровые. Не все, через одного. Ресницы как у лошади. Взгляд как у бабушки. Того гляди щелкнут тебе пальцами по губам за то, что рака не с того конца жрешь. И вообще называешь его лангустином. Не лангустины – а раки. Не гаспаччо - а тюря. Не "что", а "шо". И с хлебом жри, болеешь, что ли? Диета для болеющих.
За три дня мы научились говорить фрикативную г[γ], держать базар в уровень, жрать сало и смотреть на мужиков снизу. Посетили ростовские фавеллы, рюмочную на Шаумяна и Центральный рынок. Научились готовить тюрю и кесю-месю, не включать шапито и жрать раков с руки. Осознали себя женщинами и вспомнили, где там завалялось это наше чертово либидо.
Надо жить на юге, гуманоиды.
Слышите? Это уже море шумит - стало быть, пора в дорогу. А в Ростов мы еще вернемся. Потому что он вроде и папа, но это как посмотреть. Если снизу – то папа. А если вспомнить, что в тебе за кровь – то брат, друг, любовник. Хорошее сочетание, нам понравилось.
Первое, чем впечатляет закоченевших императриц Петербурга папа Ростов – это количеством красивых и здоровых мужиков. Запорожские казаки в этом плане были тщедушнее: не возникало у меня на исторической родине буквально никакого желания просить их показать мне свою шашку.
Судите сами: в деде моем казачья кровь не столько гуляла, сколько бродила. худой, лысенький, скромный мужик – он становился будто бы ниже ростом, когда входила бабушка. Её черными, как смоль, косами, можно было вязать снопы. А на выгнутую в презрительное коромысло монобровь – вешать ведра с кобыльим молоком. Даже коней в нашей семье пасли, преимущественно, бабы. У меня был Каштан, у сестры - Орлик. И на сотни километров окрест не было никого, кому мы могли бы доверить своих коней. Мужики либо пили, либо болели от выпитого. Бабы держали хозяйство. Здоровые, крепкие, несгибаемые. Рожавшие где-то в поле и словно бы между прочим.
Ростовские казаки двухметровые. Не все, через одного. Ресницы как у лошади. Взгляд как у бабушки. Того гляди щелкнут тебе пальцами по губам за то, что рака не с того конца жрешь. И вообще называешь его лангустином. Не лангустины – а раки. Не гаспаччо - а тюря. Не "что", а "шо". И с хлебом жри, болеешь, что ли? Диета для болеющих.
За три дня мы научились говорить фрикативную г[γ], держать базар в уровень, жрать сало и смотреть на мужиков снизу. Посетили ростовские фавеллы, рюмочную на Шаумяна и Центральный рынок. Научились готовить тюрю и кесю-месю, не включать шапито и жрать раков с руки. Осознали себя женщинами и вспомнили, где там завалялось это наше чертово либидо.
Надо жить на юге, гуманоиды.
Слышите? Это уже море шумит - стало быть, пора в дорогу. А в Ростов мы еще вернемся. Потому что он вроде и папа, но это как посмотреть. Если снизу – то папа. А если вспомнить, что в тебе за кровь – то брат, друг, любовник. Хорошее сочетание, нам понравилось.