Очень боюсь артиста Кологривого.
Ничего смешного, прекратите, пожалуйста. Вы просто меня не очень долго читаете. В период вынужденного дебилизма (в детстве, стало быть) судьба-злодейка забросила меня в небольшой поселок поверх карьера, добывающего для страны песок, гравий, а чуть позже – и золото. Поселок этот построили зэки – как сотни разных других постсоветских аналищ, имеющих промышленное значение. Там был огромный, как дура, карьер. С гигантскими шагающими экскаваторами, белазами 75710 и просто сотнями разнообразных камазов. Окрест - тюрьма и болота какие-то. Пойдешь направо – дойдешь до "путяги", пойдешь налево – там колония женская, ну, то есть, место, по сути, веселое. И продаются пиздатые варежки.
В поселке было всего шесть домов. Пятиэтажки, хрущобы стандартные. Была одна очень средняя школа. Всего одна - понимаете фишку? Но почему-то под номером два. Это вот как они нумеруют-то? Был детский сад и, конечно, ДК, где всех людей очень сильно пытали – но не огнем или льдом, например, а поселковой крутой самодеятельностью. Как только "жилу" в поселке нашли – там все вообще с катушек слетели и даже самый последний алкаш читал со сцены стихи Багрицкого. Чтоб ему пусто там было, блядь. Чтоб подавился он своей "Валентиною". "Тоньше паутины из-под кожи щек тлеет скарлатины смертный огонек" - помните? Мне семь, завтра новый год, вы тут чооо? Вы тут совсем? Идите карьеру в жилу со своей скарлатиной.
Но основной контингент был, конечно, весьма кологрив. Девочки рожали классе в восьмом, девятого и десятого не было. Парни садились в тюрьму наперегонки, был, кажется, даже какой-то лифт социальный: сперва детская комната милиции, потом малолетка, и только потом - ты уважаемый на поселке человек. Нутрий разводишь в квартире. Торгуешь. А если мичуринские или тимирязевские на дискотеку сунутся - решаешь вопросики. Молодец. Жених.
Зубов, помню, не было ни у кого нормальных. Но если были - то тоже слегка кологривые. Через один. И риторика ровно такая же. И энергия вот эта артистическая, которая душит тебя с расстояния, даже если ты на носителя из кабины белаза смотришь – и видишь только кусок кепки "босс", спизженной на Горбушке при случае. Часы Касио помню. Первые джинсовые пиджаки, разрезанные на ленты и скрепленные булавками. Вообще, это, конечно, кропотливая работа – но женская колония-то рядом, бабы все скрепят. Чем ближе к колонии - тем вообще больше скреп. Оппа, каламбурчик. Ты еще про религию пошути тут, Аленушка.
Из всего этого "голубого периода" я помню шесть кологривых людей. Все - на одно лицо, один рот и одну эту кепку с "боссом". Кто-то из них, помню, мне кирпичом по голове уебал – стало быть, заигрывал, нравилась. Кто-то (поди их разбери, так похожи) спиздил в совхозе трех кур и присел на пять лет, что само по себе удивительно, но доступ к материалам тогда был закрыт и никто не знает, что он делал с этими курами. Словом, все эти поселковые наши товарищи тоже были большими артистами. И звездами первой величины. Я тогда испугалась не соответствовать – и в 14 лет сбежала из дома как Ломоносов за рыбным обозом.
И вот прошло столько лет - а оно догоняет. Какой подкаст ни включи на ютубчике – а там оно. По-любому же, в кармане кирпич. А дома - курицы дожидаются. И говорит, говорит, говорит. По всем вопросам имеет свое поселковое мнение. Даже приснился один раз, представляете? Сказал, что если не отдам "Беломор", то он насрет мне под дверь квартиры. И подожжет. Я сразу поверила.
Ничего смешного, прекратите, пожалуйста. Вы просто меня не очень долго читаете. В период вынужденного дебилизма (в детстве, стало быть) судьба-злодейка забросила меня в небольшой поселок поверх карьера, добывающего для страны песок, гравий, а чуть позже – и золото. Поселок этот построили зэки – как сотни разных других постсоветских аналищ, имеющих промышленное значение. Там был огромный, как дура, карьер. С гигантскими шагающими экскаваторами, белазами 75710 и просто сотнями разнообразных камазов. Окрест - тюрьма и болота какие-то. Пойдешь направо – дойдешь до "путяги", пойдешь налево – там колония женская, ну, то есть, место, по сути, веселое. И продаются пиздатые варежки.
В поселке было всего шесть домов. Пятиэтажки, хрущобы стандартные. Была одна очень средняя школа. Всего одна - понимаете фишку? Но почему-то под номером два. Это вот как они нумеруют-то? Был детский сад и, конечно, ДК, где всех людей очень сильно пытали – но не огнем или льдом, например, а поселковой крутой самодеятельностью. Как только "жилу" в поселке нашли – там все вообще с катушек слетели и даже самый последний алкаш читал со сцены стихи Багрицкого. Чтоб ему пусто там было, блядь. Чтоб подавился он своей "Валентиною". "Тоньше паутины из-под кожи щек тлеет скарлатины смертный огонек" - помните? Мне семь, завтра новый год, вы тут чооо? Вы тут совсем? Идите карьеру в жилу со своей скарлатиной.
Но основной контингент был, конечно, весьма кологрив. Девочки рожали классе в восьмом, девятого и десятого не было. Парни садились в тюрьму наперегонки, был, кажется, даже какой-то лифт социальный: сперва детская комната милиции, потом малолетка, и только потом - ты уважаемый на поселке человек. Нутрий разводишь в квартире. Торгуешь. А если мичуринские или тимирязевские на дискотеку сунутся - решаешь вопросики. Молодец. Жених.
Зубов, помню, не было ни у кого нормальных. Но если были - то тоже слегка кологривые. Через один. И риторика ровно такая же. И энергия вот эта артистическая, которая душит тебя с расстояния, даже если ты на носителя из кабины белаза смотришь – и видишь только кусок кепки "босс", спизженной на Горбушке при случае. Часы Касио помню. Первые джинсовые пиджаки, разрезанные на ленты и скрепленные булавками. Вообще, это, конечно, кропотливая работа – но женская колония-то рядом, бабы все скрепят. Чем ближе к колонии - тем вообще больше скреп. Оппа, каламбурчик. Ты еще про религию пошути тут, Аленушка.
Из всего этого "голубого периода" я помню шесть кологривых людей. Все - на одно лицо, один рот и одну эту кепку с "боссом". Кто-то из них, помню, мне кирпичом по голове уебал – стало быть, заигрывал, нравилась. Кто-то (поди их разбери, так похожи) спиздил в совхозе трех кур и присел на пять лет, что само по себе удивительно, но доступ к материалам тогда был закрыт и никто не знает, что он делал с этими курами. Словом, все эти поселковые наши товарищи тоже были большими артистами. И звездами первой величины. Я тогда испугалась не соответствовать – и в 14 лет сбежала из дома как Ломоносов за рыбным обозом.
И вот прошло столько лет - а оно догоняет. Какой подкаст ни включи на ютубчике – а там оно. По-любому же, в кармане кирпич. А дома - курицы дожидаются. И говорит, говорит, говорит. По всем вопросам имеет свое поселковое мнение. Даже приснился один раз, представляете? Сказал, что если не отдам "Беломор", то он насрет мне под дверь квартиры. И подожжет. Я сразу поверила.
Эксперимент с вареными петухами закончен, переходим к гусям.
Вареным гусям посвящается.
Это сейчас я мечтаю о чём-то предвыспренном типа конца экзистенциального ужаса или вселенской любви. В детстве всё было конкретней – я мечтала пнуть соседского гуся.
Этот кусок жирной тушёнки расхаживал по двору, как живой, но я точно знала, что он притворяется. Стоило подойти к калитке и дернуть замок, чтоб позвать Анфиску гулять, как этот хтонический сгусток ужаса расщеперивал свои крылья – и с шипением кидался мне под ноги. Приходилось лезть на забор, разрывая жопу на лоскуты, падать с обратной стороны – и скрываться в полях. А потом, сидя на черешневом дереве, бесконечно проматывать в голове альтернативный сюжет.
Вот Брундуляк несется, оскалив клюв, прямо под ноги маленькому Бибигону, но тот выставляет сабельку и со всей дури бьет тупорылое существо по его мерзкой башке.
На одной из черешен я основала церковь второго пришествия Бибигона. Антихристом у меня, в числе прочих, считалась Сельма Лагерлёф, убеждавшая детей в том, что гуси – милейшие существа, куда-то там дотащившие Нильса. В Чистилище, куда. В жерло огненной горы.
Вы скажете, что в моей религии есть неточности. Мол, мы тут учёные и Чуковскому тоже всё детство молились. Мол, Брундуляк – это и не гусь вовсе, а индюк с гораздо более мерзким рылом. Вот что я вам отвечу, господа представители конфессий. Индюк – это такой же гусь, только с мошонкой на рыле. И павлин - тоже гусь, только с веером в жопе. Все беды человечества – от разнообразия гусей, которые шипят на всех подряд без разбору и некому пнуть их по наглым харям.
Месяц я ходила к Анфиске, наблюдая гуся через забор и разрабатывая голосовые связки.
– Анфиииииска – орала я зычно, претендуя на карьеру пароходного гудка. Унижение – то ещё.
Анфиска выбегала из хаты, открывала опасную калитку и начинала не понимать мой священный ужас перед нечистой силой двора. Честно говоря, я начинала догадываться, что гусь украл её душу.
Проповедуя черешне, я всё дальше уходила в свою религию, придумывая всё новые и новые главы моей антигусиной библии. Вот гомельский гуселов сделал себе дудку и увел всех гусей под воду. Вот храбрый мангуст перегрыз главному гусю шею – и второстепенные гуси покинули джунгли. Вот огромный питон загипнотизировал всех гусей – да и сожрал их на глазах у пантеры. Но главный стих этого апокрифа не выходил у меня из головы. Я должна была пнуть чертову птицу в рыло.
Через неделю мы уехали во Львов, где мне сильно досталось от братьев. Это был мощный тимбилдинг, потому что когда ты защищаешься от двух переростков-опёздолов, проблемы с гусями отходят на второй план. Вернулась в деревню сияющим Бибигоном, готовым к гусиному Армагеддону.
Тропа, поле, калитка, гузло Анфиски, торчащее из грядок. Чего-то не хватает, чувствую.
– А где гуси-то – спрашиваю?
– Та пожрали на свадьбу – говорит.
Вот так вот. Вот такой финал. Труп врага самым метафорическим образом проплыл по моей реке, как и обещал древний китайский старец, некстати попавшийся мне среди детских книжек.
Я отошла к забору – и горько заплакала, осознав всю силу незакрытого гештальта. С небес хмыкнул Вертгеймер, в груди что-то сдавило – и замерло навсегда. Этим же вечером я полезла на черешню и основала там церковь преследователей Лао Цзы. Прошло уже тридцать лет – а я до сих пор мечтаю пнуть ему в морду. Труп врага, мать твою, просто подожди. А дальше-то что делать, ты не подумал?
Заведёте гуся – назовите его Лао Цзы, пожалуйста. Вам всё равно, а у меня к нему дельце.
Вареным гусям посвящается.
Это сейчас я мечтаю о чём-то предвыспренном типа конца экзистенциального ужаса или вселенской любви. В детстве всё было конкретней – я мечтала пнуть соседского гуся.
Этот кусок жирной тушёнки расхаживал по двору, как живой, но я точно знала, что он притворяется. Стоило подойти к калитке и дернуть замок, чтоб позвать Анфиску гулять, как этот хтонический сгусток ужаса расщеперивал свои крылья – и с шипением кидался мне под ноги. Приходилось лезть на забор, разрывая жопу на лоскуты, падать с обратной стороны – и скрываться в полях. А потом, сидя на черешневом дереве, бесконечно проматывать в голове альтернативный сюжет.
Вот Брундуляк несется, оскалив клюв, прямо под ноги маленькому Бибигону, но тот выставляет сабельку и со всей дури бьет тупорылое существо по его мерзкой башке.
На одной из черешен я основала церковь второго пришествия Бибигона. Антихристом у меня, в числе прочих, считалась Сельма Лагерлёф, убеждавшая детей в том, что гуси – милейшие существа, куда-то там дотащившие Нильса. В Чистилище, куда. В жерло огненной горы.
Вы скажете, что в моей религии есть неточности. Мол, мы тут учёные и Чуковскому тоже всё детство молились. Мол, Брундуляк – это и не гусь вовсе, а индюк с гораздо более мерзким рылом. Вот что я вам отвечу, господа представители конфессий. Индюк – это такой же гусь, только с мошонкой на рыле. И павлин - тоже гусь, только с веером в жопе. Все беды человечества – от разнообразия гусей, которые шипят на всех подряд без разбору и некому пнуть их по наглым харям.
Месяц я ходила к Анфиске, наблюдая гуся через забор и разрабатывая голосовые связки.
– Анфиииииска – орала я зычно, претендуя на карьеру пароходного гудка. Унижение – то ещё.
Анфиска выбегала из хаты, открывала опасную калитку и начинала не понимать мой священный ужас перед нечистой силой двора. Честно говоря, я начинала догадываться, что гусь украл её душу.
Проповедуя черешне, я всё дальше уходила в свою религию, придумывая всё новые и новые главы моей антигусиной библии. Вот гомельский гуселов сделал себе дудку и увел всех гусей под воду. Вот храбрый мангуст перегрыз главному гусю шею – и второстепенные гуси покинули джунгли. Вот огромный питон загипнотизировал всех гусей – да и сожрал их на глазах у пантеры. Но главный стих этого апокрифа не выходил у меня из головы. Я должна была пнуть чертову птицу в рыло.
Через неделю мы уехали во Львов, где мне сильно досталось от братьев. Это был мощный тимбилдинг, потому что когда ты защищаешься от двух переростков-опёздолов, проблемы с гусями отходят на второй план. Вернулась в деревню сияющим Бибигоном, готовым к гусиному Армагеддону.
Тропа, поле, калитка, гузло Анфиски, торчащее из грядок. Чего-то не хватает, чувствую.
– А где гуси-то – спрашиваю?
– Та пожрали на свадьбу – говорит.
Вот так вот. Вот такой финал. Труп врага самым метафорическим образом проплыл по моей реке, как и обещал древний китайский старец, некстати попавшийся мне среди детских книжек.
Я отошла к забору – и горько заплакала, осознав всю силу незакрытого гештальта. С небес хмыкнул Вертгеймер, в груди что-то сдавило – и замерло навсегда. Этим же вечером я полезла на черешню и основала там церковь преследователей Лао Цзы. Прошло уже тридцать лет – а я до сих пор мечтаю пнуть ему в морду. Труп врага, мать твою, просто подожди. А дальше-то что делать, ты не подумал?
Заведёте гуся – назовите его Лао Цзы, пожалуйста. Вам всё равно, а у меня к нему дельце.
Выходные, бермяты, а значит – с вами самая всратая рубрика этого канала - #аленапосмотрелакино
Ни для кого не секрет, что Алене - тринадцать. В обычной жизни это неощутимо, но вот в кинематографической – бьет по мозгам и все время нашептывает: хрен с ней, с реальностью, включи про русалок или про вампиров, которые любят девочек, но не жрать, а зажимать в подворотне. Поэтому когда Алена пишет посты про кино, многие читатели не без оснований считают, что Алена-то у них - олигофрен. Или что у нее аккаунт украли.
Этой субботой лучерзарный Феб послал Алене сериал "Последний богатырь: наследие". Попаданские сценарии Алена любит еще со времен филфака, когда на лекциях по устному народному творчеству (ебись оно в онучи коромыслом) все студенты под партой читали Успенского. Но не того, про которого вы подумали, а кристально прекрасного супер-филолога, который написал "Приключения Жихаря". Там уже было вообще все придумано: и неклюд Беломор, и Мироед Культяпый, и цыган Мара, ворующий у людей лошадей, и Мутило – сексуально-изможденный Водяной средних лет, и Сочиняй Богатур, заебавший всех былями. И петух Будимир - символ солнца. И сиятельный Яр-Тур со своим сраным мечом и потрясающим британским акцентом. Эта книжка, переполненная билингвальными бонусами, изумительно-смешными аллюзиями, постоянным профессорским стебом над исследованиями великого Проппа и прочим филологическим триппером - является непревзойденным образчиком, высоченной планкой. До которой вообще ничего в этом жанре никогда не дотягивалось.
Но создатели франшизы подумали: нахуй нам Успенский, мы сами с усами. К тому же, ну прям вряд ли возможно исключительно на русских народных сказках залупить что-то стоящее для подростков. И решили Успенского не экранизировать, а просто спиздить у него всех героев - того же Колобка, прям в том виде, в котором он в "Жихаре" изумительно выписан. И Демона Костяные Уши – парой линий буквально. И Водяного с его бабами вечными. А сверху, чтобы все это актуализировать – мы нацепим немножко идей от Марвела. Ну, не знаю - "управление временными изменениями" – один хрен "Локи" мало кто посмотрел. И от Толкиена вот еще героев попиздим – скажем, Сарумана, но не буквально, а немножечко смиксовав с "королем ночи" из "Игры престолов". Потому что HBO - это тоже модненько.
И меня это изумляет, бермяты. Ну нигде нет упоминания о прекрасном Успенском, который был едва ли не родоначальником жанра – вот именно этого, с Колобками-то.
Не подумайте, что сериал я ругаю. Во-первых, он на порядок лучше, чем все три вышедших ранее фильма. Вероятно, потому что снимал его тот же чувак, который до этого подарил нам "Вампиров средней полосы" - это я прочитала. Картинка сочная, дорогая, красивая. Операторская работа - выше всяких похвал. Особенно удивительна линия "богатырки" - то есть, феминистская линия в полный рост, что для нашей повесточки не вполне традиция. Линия нежная и прекрасная, выписанная с любовью и пониманием. Но не покидает ощущение, что сценарно все спизжено – и от этого у меня чуть угрюмое рыло. И особенно обидно за мэтра Успенского.
Поэтому - о чем я пишу? Не о сериале, хотя он не плох. А об Успенском - восстанавливаю справедливость. Если вашим детям понравился сериальчик - самое время им книжки подсунуть. Особенно, если им лет 13-14. Да, не Гарри Поттер, но пиздец как смешно. К тому же - половина геров знакомая. Колобок, водяные, русалки, демоны – ненавязчивое погружение в мировой фольклор. Читать по списку всю трилогию, разумеется.
«Там, где нас нет» (М., 1995)
«Время Оно» (1997)
«Кого за смертью посылать»
Засим, кланяюсь. Ваш Сочиняй - Богатур.
Ни для кого не секрет, что Алене - тринадцать. В обычной жизни это неощутимо, но вот в кинематографической – бьет по мозгам и все время нашептывает: хрен с ней, с реальностью, включи про русалок или про вампиров, которые любят девочек, но не жрать, а зажимать в подворотне. Поэтому когда Алена пишет посты про кино, многие читатели не без оснований считают, что Алена-то у них - олигофрен. Или что у нее аккаунт украли.
Этой субботой лучерзарный Феб послал Алене сериал "Последний богатырь: наследие". Попаданские сценарии Алена любит еще со времен филфака, когда на лекциях по устному народному творчеству (ебись оно в онучи коромыслом) все студенты под партой читали Успенского. Но не того, про которого вы подумали, а кристально прекрасного супер-филолога, который написал "Приключения Жихаря". Там уже было вообще все придумано: и неклюд Беломор, и Мироед Культяпый, и цыган Мара, ворующий у людей лошадей, и Мутило – сексуально-изможденный Водяной средних лет, и Сочиняй Богатур, заебавший всех былями. И петух Будимир - символ солнца. И сиятельный Яр-Тур со своим сраным мечом и потрясающим британским акцентом. Эта книжка, переполненная билингвальными бонусами, изумительно-смешными аллюзиями, постоянным профессорским стебом над исследованиями великого Проппа и прочим филологическим триппером - является непревзойденным образчиком, высоченной планкой. До которой вообще ничего в этом жанре никогда не дотягивалось.
Но создатели франшизы подумали: нахуй нам Успенский, мы сами с усами. К тому же, ну прям вряд ли возможно исключительно на русских народных сказках залупить что-то стоящее для подростков. И решили Успенского не экранизировать, а просто спиздить у него всех героев - того же Колобка, прям в том виде, в котором он в "Жихаре" изумительно выписан. И Демона Костяные Уши – парой линий буквально. И Водяного с его бабами вечными. А сверху, чтобы все это актуализировать – мы нацепим немножко идей от Марвела. Ну, не знаю - "управление временными изменениями" – один хрен "Локи" мало кто посмотрел. И от Толкиена вот еще героев попиздим – скажем, Сарумана, но не буквально, а немножечко смиксовав с "королем ночи" из "Игры престолов". Потому что HBO - это тоже модненько.
И меня это изумляет, бермяты. Ну нигде нет упоминания о прекрасном Успенском, который был едва ли не родоначальником жанра – вот именно этого, с Колобками-то.
Не подумайте, что сериал я ругаю. Во-первых, он на порядок лучше, чем все три вышедших ранее фильма. Вероятно, потому что снимал его тот же чувак, который до этого подарил нам "Вампиров средней полосы" - это я прочитала. Картинка сочная, дорогая, красивая. Операторская работа - выше всяких похвал. Особенно удивительна линия "богатырки" - то есть, феминистская линия в полный рост, что для нашей повесточки не вполне традиция. Линия нежная и прекрасная, выписанная с любовью и пониманием. Но не покидает ощущение, что сценарно все спизжено – и от этого у меня чуть угрюмое рыло. И особенно обидно за мэтра Успенского.
Поэтому - о чем я пишу? Не о сериале, хотя он не плох. А об Успенском - восстанавливаю справедливость. Если вашим детям понравился сериальчик - самое время им книжки подсунуть. Особенно, если им лет 13-14. Да, не Гарри Поттер, но пиздец как смешно. К тому же - половина геров знакомая. Колобок, водяные, русалки, демоны – ненавязчивое погружение в мировой фольклор. Читать по списку всю трилогию, разумеется.
«Там, где нас нет» (М., 1995)
«Время Оно» (1997)
«Кого за смертью посылать»
Засим, кланяюсь. Ваш Сочиняй - Богатур.
Друг устроился работать в какую-то контору в Ташкенте – и в дом мой на цыпочках вошел Апокалипсис. Утро теперь начинается с шепота:
- Самса, плов, мастава, чучвара. Нохат шарах! Ачукчук в шашлыку... Чувствуешь, чувствуешь... пахнет? Это не помидоры, это сердца восемнадцатительних девственниц!
- Ты крещеный вообще? - я спрашиваю. Гвозди забивать в таких людей, сволочь толстая. Я на диете вторую неделю, чтоб ты подавился там своим пловом.
- Айран знаешь? А сузьма понимать? Давай, приедешь, у меня тут квартира. Какая разница тебе, где работать? Возьмем машину впрокат, в Бухару поедем, в Ташкенте к выходным плюс двадцать три, а помидоры тут круглогодичные!
Я посылаю ему ролик с запрещенного видеохостинга, где вошедший во все мемы уже гражданин лечит себе геморой огурцом на веточке. Засовывая его прямо в нужный разъем, раскорячившись на корточках под растением. "Сюда себе помидор свой засунь" – билеты в Ташкент тридцать тысяч. Даже не так, если прямо из Питера - то все пятьдесят, тридцать - это в один конец если только.
– А зачем тебе два конца – изумляется друг, потеряв уже всякую связь с реальностью. Еще немного – и он собой закроет Ташкент, как счастливое жирное облачко.
Я была в Ташкенте один только раз – в качестве реабилитации от Шымкента. Туда я ездила работать на пивзавод – и работа моя не заладилась. Стоял май, было мучительных сорок градусов, которые ощущались как сто с панамкою. Без панамки там вообще была смерть – и я с каким-то благоговейным ужасом наблюдала, как выносливый степной народ посреди обеденного перерыва – НА УЛИЦЕ – жрет совместно праздничный плов. Коллективизм там еще в полный рост свой величественный – а посему и на обед все ходили вместе. Плов был жирный, горячий, он мертвил меня за километр, я вообще не понимала, как можно питаться в такое палево, когда плавилась кожа, кишки и подошвы. Но коллеги загребали руками плов – и сам шайтан был им ни брат, ни товарищ.
Перебежки от кондиционера до такси были смертоопасные – я все думала: сейчас инсульт разобьет. Я же, по обыкновению своему этому северному, приехала туда в летних сапогах, летнем плаще и даже теплой весенней шапочке. Вся в черном, кожаном – как камикадзе свихнувшаяся. А Ташкент - он через дорогу буквально. Там и граница-то умозрительная, примерно как между Питером и Карелией. Раз - переехал, не приходя в сознание. И как только судьба сделала новый зигзаг – я потеряла свое сознание и оказалась в центре Ташкента. В отеле, похожем на восточную сказку, музей Шахерезады и сытный рынок. У меня даже кровать была с балдахином, а обилие растительности за окном резало глаз. После степей-то - оно и неудивительно. Климат тоже оказался помилосерднее: изрезанный ручьями Ташкент был зелен, прохладен и снисходителен к приезжим гориллам, выряженным в чернющую кожу.
Помню, села на веранде на территории своей этой "сказки" - и окружающая меня действительность сама-собой выплюнула мне на стол еды. Вокруг засуетились красивые мальчики с жареным, пареным, пахнущим и шкворчащим. Из гастрономических припиздей у меня – полная нетерпимость к животному ливеру, но первое, что я запихала в рот – это были какие-то местные пирожки с печенками. Вкусные настолько, что я откусила себе маникюр и попросила еще две порции. Пирожки следовало запивать чаем из расписных пиалок. Плов жрать руками. Я горько вздохнула. Небось, с винищем такой же "огуречный" геморой, как в том ролике. И как в оставленном мною Шымкенте. Но красивый официант даже чуть обиделся.
– Вообще-то, местные Совиньоны надавали в рот вашей Новой Зеландии. Так и сказал - надавали в рот. И принес бокал местного разлива.
Вино и впрямь оказалось вкусным. Я блаженно заплакала и расчувствовалась. Через полтора часа моей трапезы пуговица на брюках "надавала мне в рот", отскочив даже с каким-то радостным звуком. Официанты одобрительно закивали - и перестали подкладывать мне еду и доливать блядский чай - очень вкусный. Так и называется "чай ташкентский".
- Самса, плов, мастава, чучвара. Нохат шарах! Ачукчук в шашлыку... Чувствуешь, чувствуешь... пахнет? Это не помидоры, это сердца восемнадцатительних девственниц!
- Ты крещеный вообще? - я спрашиваю. Гвозди забивать в таких людей, сволочь толстая. Я на диете вторую неделю, чтоб ты подавился там своим пловом.
- Айран знаешь? А сузьма понимать? Давай, приедешь, у меня тут квартира. Какая разница тебе, где работать? Возьмем машину впрокат, в Бухару поедем, в Ташкенте к выходным плюс двадцать три, а помидоры тут круглогодичные!
Я посылаю ему ролик с запрещенного видеохостинга, где вошедший во все мемы уже гражданин лечит себе геморой огурцом на веточке. Засовывая его прямо в нужный разъем, раскорячившись на корточках под растением. "Сюда себе помидор свой засунь" – билеты в Ташкент тридцать тысяч. Даже не так, если прямо из Питера - то все пятьдесят, тридцать - это в один конец если только.
– А зачем тебе два конца – изумляется друг, потеряв уже всякую связь с реальностью. Еще немного – и он собой закроет Ташкент, как счастливое жирное облачко.
Я была в Ташкенте один только раз – в качестве реабилитации от Шымкента. Туда я ездила работать на пивзавод – и работа моя не заладилась. Стоял май, было мучительных сорок градусов, которые ощущались как сто с панамкою. Без панамки там вообще была смерть – и я с каким-то благоговейным ужасом наблюдала, как выносливый степной народ посреди обеденного перерыва – НА УЛИЦЕ – жрет совместно праздничный плов. Коллективизм там еще в полный рост свой величественный – а посему и на обед все ходили вместе. Плов был жирный, горячий, он мертвил меня за километр, я вообще не понимала, как можно питаться в такое палево, когда плавилась кожа, кишки и подошвы. Но коллеги загребали руками плов – и сам шайтан был им ни брат, ни товарищ.
Перебежки от кондиционера до такси были смертоопасные – я все думала: сейчас инсульт разобьет. Я же, по обыкновению своему этому северному, приехала туда в летних сапогах, летнем плаще и даже теплой весенней шапочке. Вся в черном, кожаном – как камикадзе свихнувшаяся. А Ташкент - он через дорогу буквально. Там и граница-то умозрительная, примерно как между Питером и Карелией. Раз - переехал, не приходя в сознание. И как только судьба сделала новый зигзаг – я потеряла свое сознание и оказалась в центре Ташкента. В отеле, похожем на восточную сказку, музей Шахерезады и сытный рынок. У меня даже кровать была с балдахином, а обилие растительности за окном резало глаз. После степей-то - оно и неудивительно. Климат тоже оказался помилосерднее: изрезанный ручьями Ташкент был зелен, прохладен и снисходителен к приезжим гориллам, выряженным в чернющую кожу.
Помню, села на веранде на территории своей этой "сказки" - и окружающая меня действительность сама-собой выплюнула мне на стол еды. Вокруг засуетились красивые мальчики с жареным, пареным, пахнущим и шкворчащим. Из гастрономических припиздей у меня – полная нетерпимость к животному ливеру, но первое, что я запихала в рот – это были какие-то местные пирожки с печенками. Вкусные настолько, что я откусила себе маникюр и попросила еще две порции. Пирожки следовало запивать чаем из расписных пиалок. Плов жрать руками. Я горько вздохнула. Небось, с винищем такой же "огуречный" геморой, как в том ролике. И как в оставленном мною Шымкенте. Но красивый официант даже чуть обиделся.
– Вообще-то, местные Совиньоны надавали в рот вашей Новой Зеландии. Так и сказал - надавали в рот. И принес бокал местного разлива.
Вино и впрямь оказалось вкусным. Я блаженно заплакала и расчувствовалась. Через полтора часа моей трапезы пуговица на брюках "надавала мне в рот", отскочив даже с каким-то радостным звуком. Официанты одобрительно закивали - и перестали подкладывать мне еду и доливать блядский чай - очень вкусный. Так и называется "чай ташкентский".
- Надо быстро отсюда валить – решила я, еле добравшись до балдахина. Если тут прожить хотя бы пару недель – моему животу потребуется отдельный билет в салон самолета. А это - тридцать тыщ в одну сторону. Очень обидная цена, согласитесь.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Как же хорошо тебе, Аленушка, живешь в центре Питера, в культурной столице. Тем временем, под окнами во втором часу ночи
Я уже рассказывала постоянным читателям, что двор-колодец мой – место весьма заколдованное. Пока другие ленинградцы живут в ЖЫЛЫХ КОМПЛИКСАХ, я живу в нежилом старом фонде, где балерина Матильда Кшесинская осуществляла кобеляж с императором. Где лестницы не ремонтировали уже лет сто писят, стремясь, видимо, изничтожить всех курьеров доставки, каковые уже и ноги впополам тут ломали, и руки выкручивали себе в обратную сторону. Где чтобы воткнуть себе кондиционер во славу великого Потепления Глобального – нужно будет пройти все круги ада Данте и лично встретиться с Мефистофелем, который в Петербурге работает в комитете по сохранению домов-памятников и, подобно сфинксу, привык задавать вопросики.
– А зачем вам уродовать изначальный фасад?
– А не хотите ли переехать поближе к Купчино?
Мефистофеля, к слову, зовут Зинаида Аркадьевна. И в чае у нее постоянно плавает муха. В ноябре этому сильно все удивляются, потому что в ноябре у приличных людей вымерзают даже тараканы на кухне. Но Зинаида Аркадьевна держит марку, подрабатывая и Вельзевулом немножечко. Ей, кстати, мало, что она тут расселась. Что шатает своим существованием Материю. Мефистофелю же всегда нужна свита. И вот она-то и поселилась в дворе-колодце, на который выходят все мои окна. Разношерстная публика, даже избранная. Такой комплект не во всех дворах же имеется. Проститутка Светка. Дворник Али. Десантник Алена – певец, алкоголик. Галеристка Наташка с молодым мужем-альфонсом, за которого очень переживает. Неформалы - две штуки, вроде - женского полу, хотя там под гримом ничо не понятно же. Меломан и сексуальный мистик Михалыч. И Еблан Серёга – кулинар и скотина, а также известный животновод, прикормивший Олега-Голубя, невоздерженного в связях лишайного кота-Игоря и двухсоткилограммовую бабу в пакетах, которая по утрам шуршит по лестнице ляжками, как колонна лыжников на пути к Эвересту.
И если аудиовизуальные раздражители еще можно как-то убрать, заколотившись, как в гроб, в тройные стеклопакеты и навесив на них армянскую пленку тонирующую – то что прикажете делать с запахами? Серега - кулинар, я отдельно напомнила. Гастрономические изыски которого напоминают утренний Варанаси. Где в водах Ганги что-то тухлое закипает – распространяя по двору будистскую всетерпимость.
Утро началось во дворе нашем с корюшки. Бог его знает, где он взял-то ее – она должна была уже нереститься все в том же Ганге, перелетев туда авиалиниями "Победа". Если ориентироваться сугубо на нос – то взял он ее из помойки. То есть, даже собратья от нее отказались, скинув туда как неудачных потомков Спарты. Но Серега решил – надо жарить. Но не просто обвалять в сухарях и залить проголклым подсолнечным маслом, на котором в соседнем монгольском общежитии уже пожарили трех баранов. А сперва замариновать в чем-то едком, напоминающем бочковые огурчики, которые солили методом сюрстрёмминга.
Я надела домашнее платье. Это такая сорочка на тоненьких лямочках, доходящая мне до той условной отметки, где задница должна бы становиться ногами. Серега в глубине души-то мужчина, хотя с виду уже никогда и не скажешь. И пошла к нему на этаж поорать, потому что достал, адский шеф, блядь, говнищенский. Я вообще, кстати, не понимаю эту передачу по телеку, где какой-то рыжый хер притворяется поваром и орет на пытающихся готовить. Это что у вас за "адская кухня"? Пригласите Серегу – и сделайте так, чтобы зрителей на площадке закрывали на ключик. Типа не сбежать, не уйти, а блевать - в рекреации. Вот тогда будет шоу с элементами интерактивными.
- Эй, говно, открывай, навонял опять. Да ты слышишь ли, я дверь сейчас выставлю!
- Что не так? Рыбу жарю. Отстань. Уходи.
- Да ты окна-то закрой, сволочь мерзкая! Через окна этот смрад твой идет во двор, а через двор залетает ко мне в гостиную!
- Ишь. Шалава. Гостиная у нее, ты смотри-ка, как барствует.
- Ну, Серега, ну будь человеком. Невозможно дышать, ну войди в положение.
Чуть затопал. Зашуршал. Уронил. По звуку слышу - присел возле двери. И зычным голосом через дырку замка:
– А зачем вам уродовать изначальный фасад?
– А не хотите ли переехать поближе к Купчино?
Мефистофеля, к слову, зовут Зинаида Аркадьевна. И в чае у нее постоянно плавает муха. В ноябре этому сильно все удивляются, потому что в ноябре у приличных людей вымерзают даже тараканы на кухне. Но Зинаида Аркадьевна держит марку, подрабатывая и Вельзевулом немножечко. Ей, кстати, мало, что она тут расселась. Что шатает своим существованием Материю. Мефистофелю же всегда нужна свита. И вот она-то и поселилась в дворе-колодце, на который выходят все мои окна. Разношерстная публика, даже избранная. Такой комплект не во всех дворах же имеется. Проститутка Светка. Дворник Али. Десантник Алена – певец, алкоголик. Галеристка Наташка с молодым мужем-альфонсом, за которого очень переживает. Неформалы - две штуки, вроде - женского полу, хотя там под гримом ничо не понятно же. Меломан и сексуальный мистик Михалыч. И Еблан Серёга – кулинар и скотина, а также известный животновод, прикормивший Олега-Голубя, невоздерженного в связях лишайного кота-Игоря и двухсоткилограммовую бабу в пакетах, которая по утрам шуршит по лестнице ляжками, как колонна лыжников на пути к Эвересту.
И если аудиовизуальные раздражители еще можно как-то убрать, заколотившись, как в гроб, в тройные стеклопакеты и навесив на них армянскую пленку тонирующую – то что прикажете делать с запахами? Серега - кулинар, я отдельно напомнила. Гастрономические изыски которого напоминают утренний Варанаси. Где в водах Ганги что-то тухлое закипает – распространяя по двору будистскую всетерпимость.
Утро началось во дворе нашем с корюшки. Бог его знает, где он взял-то ее – она должна была уже нереститься все в том же Ганге, перелетев туда авиалиниями "Победа". Если ориентироваться сугубо на нос – то взял он ее из помойки. То есть, даже собратья от нее отказались, скинув туда как неудачных потомков Спарты. Но Серега решил – надо жарить. Но не просто обвалять в сухарях и залить проголклым подсолнечным маслом, на котором в соседнем монгольском общежитии уже пожарили трех баранов. А сперва замариновать в чем-то едком, напоминающем бочковые огурчики, которые солили методом сюрстрёмминга.
Я надела домашнее платье. Это такая сорочка на тоненьких лямочках, доходящая мне до той условной отметки, где задница должна бы становиться ногами. Серега в глубине души-то мужчина, хотя с виду уже никогда и не скажешь. И пошла к нему на этаж поорать, потому что достал, адский шеф, блядь, говнищенский. Я вообще, кстати, не понимаю эту передачу по телеку, где какой-то рыжый хер притворяется поваром и орет на пытающихся готовить. Это что у вас за "адская кухня"? Пригласите Серегу – и сделайте так, чтобы зрителей на площадке закрывали на ключик. Типа не сбежать, не уйти, а блевать - в рекреации. Вот тогда будет шоу с элементами интерактивными.
- Эй, говно, открывай, навонял опять. Да ты слышишь ли, я дверь сейчас выставлю!
- Что не так? Рыбу жарю. Отстань. Уходи.
- Да ты окна-то закрой, сволочь мерзкая! Через окна этот смрад твой идет во двор, а через двор залетает ко мне в гостиную!
- Ишь. Шалава. Гостиная у нее, ты смотри-ка, как барствует.
- Ну, Серега, ну будь человеком. Невозможно дышать, ну войди в положение.
Чуть затопал. Зашуршал. Уронил. По звуку слышу - присел возле двери. И зычным голосом через дырку замка:
- Если вам вдруг стало скучно жить в городе Петербурге, нужно сделать так: зайти в трамвай с какой-нибудь знакомой и громко ей сказать: "Я вот эту корюшку не понимаю - дрянь какая-то, а не рыба".......
- Стой.
- После этого можно смело идти домой - там уже будет интересно.....
- Стой, скотина. Ты что там, говнюк, Горчева, что ли, цитируешь?
- А то! Ты же дура.
- Который сборник, издательство чье?
- Черная. Не помню.
- А, поняла. У меня загуляли такую. Ты это, Серега. Почитать дай?
- Хитрая. Я открою - а ты мне в рожу.
- Да не, хер с тобой. Только окна закрой, будь человеком.
Удивительно, конечно, как живет средний петербуржец. Все пропьет - мать родную, жену с любовницей, вензеля, портки и серебро фамильное. Но вот книжечку черненькую, сердцу милую - не пропьет нипочем. Вдруг цитировать?
- Стой.
- После этого можно смело идти домой - там уже будет интересно.....
- Стой, скотина. Ты что там, говнюк, Горчева, что ли, цитируешь?
- А то! Ты же дура.
- Который сборник, издательство чье?
- Черная. Не помню.
- А, поняла. У меня загуляли такую. Ты это, Серега. Почитать дай?
- Хитрая. Я открою - а ты мне в рожу.
- Да не, хер с тобой. Только окна закрой, будь человеком.
Удивительно, конечно, как живет средний петербуржец. Все пропьет - мать родную, жену с любовницей, вензеля, портки и серебро фамильное. Но вот книжечку черненькую, сердцу милую - не пропьет нипочем. Вдруг цитировать?
Для того, чтоб всем сердцем возненавидеть Юго-Восточную Азию - нужно следовать трем важным принципам: не знать ни пса по-английски, не уметь водить байк и везде искать бургеры и пиццу с сыром, чтобы наверняка обосраться и подцепить пиздецому.
Именно в таком состоянии в постнулевые я и отправилась в благослованный Таиланд. Это была первая заграница в судьбе, если не считать советской путевки в Пицунду, выданной моей матери в начале апреля. Что отдельно печалило: море есть, но в нем даже моржи не купаются. Пальмы есть, но какие-то куцые. И есть компания бойких теток, которым важно зачем-то запомнить, что сталактиты растут мордой вверх, сталагмиты растут жопой книзу, а вот сталагнаты – это когда морда с жопой срасталась. Охуительно просто, запишем.
Денег на поездку я нашла в кустах возле яхт-клуба под Петербургом. Помню, как очень тихо спросила: "Никто не терял скомканную пачку банкнот, явно выпавшую из мокрых шортов и оставленную тут сохнуть"? Но никто не отозвался в четыре утра, не дал проявить мне мою сознательность. Я вернулась домой и развесила сохнуть на прищепках свое сокровище. На билеты там точно наскребывалось – а если вложить туда пару зарплат, то и на отели хватит. И бургеры.
Про окружающий мир я тогда мало знала. Контурные карты Великой Страны, в которых мы чего-то там обводили в школе - благополучно забылись, а прочий глобус был туманен, непостижим и пугающ. Я открыла себе ярославской водки (то ли "Боцман", то ли - что-то подобное) и села прикидывать, куда мне лететь. Взгляд упал на монографию господина Судзуки – легкое чтиво тогда про буддизм. Человечек популяризировал Азию. Ну, буддолог, философ, отличный дядька, сам - профессор в далеком Киото. Я такое обычно в туалете читаю, что споспешествует разным процессам.
Посчитала. Япония далеко - не доеду, даже если еще один клад где-то вырублю. Где еще-то буддизм? Монголия? Вроде холодно, а мне бы погреться. О, Бурятия. Что это, кстати? Я считала, что бурят-то - глагол. Словом, прям на буддизме хромающем, я решила лететь до Таиланда. Тхеравада? Какой-то кошмар. А что не так с Большой Колесницей? С другого полюса - там тепло. И рейс прямой из Москвы до Бангкока.
Упаковала Судзуки-сана (его зовут Дайсэцу Тэйтаро), трусы, часы и свой новенький паспорт. Ну, и поехала, я же ебнутая. Не просто первая заграница, а даже первый аэропорт, в котором надо еще разобраться, в где кондуктор тут и компостер. Наверно, надо бы пояснить, что это было при авиакассах, где ты билет в очке покупаешь. Очке в дырищу с огромной женщиной, которая, как в ЖЭКе каком-то, в тебя орала через эту вот дырку: "Чиво? Таиланд? Посидете минуточку, мне надо это забить в кампутир".
Во-первых, помню свой шок самолетный. Серьезно, этот курорт на крыльях сейчас взлетит с этим баром в небо – и довезет меня прямо к морю? Потом, вот этот синдром самозванца. Сейчас войдет милиция доблестная - и прям за шиворот меня выгонит. Мол, знаем, знаем про бабло-то из шортиков. Потом еда. Точно все бесплатное? А то я знаю - заставят доплачивать. И за бухло. И за бутерброд. И за наушники эти красивые.
А эти лилии под собой я вообще никогда не забуду. Мы на посадку тогда идем – а подо мною они настроены. Это сейчас я знаю, что лотосы. Тогда и слов-то таких не ведала. Английский уровня "курица/рыба". А навигация - уровня "курица". Аэропорт украл шесть часов – я пару раз не туда запиздила, поскольку даже вот и не знала, что надо пробовать в указатели. Там же написано, выход где. Но видит бог, я читать не умела.
Не расходитесь, я дорасскажу. А то работа стоит и пылится. Вы бы рекламу уже заказали, чтоб я тут жопу не надрывала – а стала вовсе большой писатель. Ну, или дурочка с мемуарами.
Именно в таком состоянии в постнулевые я и отправилась в благослованный Таиланд. Это была первая заграница в судьбе, если не считать советской путевки в Пицунду, выданной моей матери в начале апреля. Что отдельно печалило: море есть, но в нем даже моржи не купаются. Пальмы есть, но какие-то куцые. И есть компания бойких теток, которым важно зачем-то запомнить, что сталактиты растут мордой вверх, сталагмиты растут жопой книзу, а вот сталагнаты – это когда морда с жопой срасталась. Охуительно просто, запишем.
Денег на поездку я нашла в кустах возле яхт-клуба под Петербургом. Помню, как очень тихо спросила: "Никто не терял скомканную пачку банкнот, явно выпавшую из мокрых шортов и оставленную тут сохнуть"? Но никто не отозвался в четыре утра, не дал проявить мне мою сознательность. Я вернулась домой и развесила сохнуть на прищепках свое сокровище. На билеты там точно наскребывалось – а если вложить туда пару зарплат, то и на отели хватит. И бургеры.
Про окружающий мир я тогда мало знала. Контурные карты Великой Страны, в которых мы чего-то там обводили в школе - благополучно забылись, а прочий глобус был туманен, непостижим и пугающ. Я открыла себе ярославской водки (то ли "Боцман", то ли - что-то подобное) и села прикидывать, куда мне лететь. Взгляд упал на монографию господина Судзуки – легкое чтиво тогда про буддизм. Человечек популяризировал Азию. Ну, буддолог, философ, отличный дядька, сам - профессор в далеком Киото. Я такое обычно в туалете читаю, что споспешествует разным процессам.
Посчитала. Япония далеко - не доеду, даже если еще один клад где-то вырублю. Где еще-то буддизм? Монголия? Вроде холодно, а мне бы погреться. О, Бурятия. Что это, кстати? Я считала, что бурят-то - глагол. Словом, прям на буддизме хромающем, я решила лететь до Таиланда. Тхеравада? Какой-то кошмар. А что не так с Большой Колесницей? С другого полюса - там тепло. И рейс прямой из Москвы до Бангкока.
Упаковала Судзуки-сана (его зовут Дайсэцу Тэйтаро), трусы, часы и свой новенький паспорт. Ну, и поехала, я же ебнутая. Не просто первая заграница, а даже первый аэропорт, в котором надо еще разобраться, в где кондуктор тут и компостер. Наверно, надо бы пояснить, что это было при авиакассах, где ты билет в очке покупаешь. Очке в дырищу с огромной женщиной, которая, как в ЖЭКе каком-то, в тебя орала через эту вот дырку: "Чиво? Таиланд? Посидете минуточку, мне надо это забить в кампутир".
Во-первых, помню свой шок самолетный. Серьезно, этот курорт на крыльях сейчас взлетит с этим баром в небо – и довезет меня прямо к морю? Потом, вот этот синдром самозванца. Сейчас войдет милиция доблестная - и прям за шиворот меня выгонит. Мол, знаем, знаем про бабло-то из шортиков. Потом еда. Точно все бесплатное? А то я знаю - заставят доплачивать. И за бухло. И за бутерброд. И за наушники эти красивые.
А эти лилии под собой я вообще никогда не забуду. Мы на посадку тогда идем – а подо мною они настроены. Это сейчас я знаю, что лотосы. Тогда и слов-то таких не ведала. Английский уровня "курица/рыба". А навигация - уровня "курица". Аэропорт украл шесть часов – я пару раз не туда запиздила, поскольку даже вот и не знала, что надо пробовать в указатели. Там же написано, выход где. Но видит бог, я читать не умела.
Не расходитесь, я дорасскажу. А то работа стоит и пылится. Вы бы рекламу уже заказали, чтоб я тут жопу не надрывала – а стала вовсе большой писатель. Ну, или дурочка с мемуарами.
Когда, словно отъехавший дед с ностальгией, рассказывашь истории тех "лохматых" годов – обильная слеза виснет с третьего подбородка и со звоном падает в морщинистое декольте. Еще бы: бат к рублю-то – один к одному, а не один к трем, как теперь. Можно виллу себе снять на побережье Залива. И реально заедать еду рисом, а не считать рис едой, как теперь. Трава тоже была зеленее, если вам про траву интереснее. А острова типа Самуи, где теперь Геленджик и Анапа, считались кокосовыми островами, где слоны какали в синее море, натрудившись таскать бревна в траве. И мартышки еще не служили в зоопарке гопниками, а тоже собирали кокосы, не стремясь уебать ими зевак с телефонами.
Я решила погулять по Бангкоку, а потом посетить острова Залива - их было три, прям по списку: Самуи - всем известный уже тогда и сейчас, Панган - дичь совсем дискомфортная и слегка заселенный водолазами Тао. Там еще черепашаток спасали, а не фотографировались у памятника им и спасателям. План был, прямо сказать, слишком наглый, учитывая, что разбиралась я как мартышка тогда в телефонах. Бродила пешком по трущобам Бангкока, расширяя глаза до двух тарелочек с рисом, впитывала смрад водостоков и рынков и плакала от амбрэ дурианов, у которых как раз был сезон. Это сейчас я могу жрать дурианы ложкою, разбираясь в их сортах, как в вариантах буддизма. В конце-концов, сыр французский еще хуже воняет, а туда же – шампань ле фуршет. Или капуста эта наша чисто столовская, бурая. Которую часами тушат с пастой томатной. Если разобраться – то тоже ведь адское хрючево, отдающее серным котлом с недельными трупами. Но тогда я приехала с этой... ну, призмою. Тропический рай представлялся мне идеальной картинкою, в котором лазурная синь переходит сразу в дворцы поднебесные. Где монахи в золоченых одеждах несут в белых дланях нефритовые пиалы. И раскосые прекрасные эльфы опущают им туда манну божественную.
Но окрест была срань и запах помойки. А непривычный слуху язык местных "эльфов" напоминал кваканье позавчерашней опары в кадушке.
- Ептваюмать, гражданин Судзуки, да чтоб ты там своей дхармою подавился! – думала я, силясь заказать себе жранину без перца или хотя бы воды без сахара. На сложной смеси синхробуффонады с латынью, элементами танго и сурдоперевода с русского.
Сахара в воду валили как травить муравьев. Возможно – думала я - у тайцев даже жопки по случаю кислые. Я не лизала, вы не подумайте. Потому что не была еще готова настолько вот погрузиться в культурное сочленение. Но выводы уже делала, разумеется. Конечно, кислые. Муравьиные. Иначе почему у них вообще вся жидкость-то сладкая?
Еду я искала себе, разумеется, европейскую, а с ней тогда было, прямо сказать, слабоватенько. И картоха вообще другая (сладкая!), и огурцы с помидорами как в Чернобыле – не в смысле большие, а в смысле пластмассовые и похожие на отходы в совхозе "Отсталый". Кормовые, короче, вы меня понимаете? Там разница как между грушей и топинабуром. Еще лук везде - прям кусками огромными. С унитаза вообще хер слезешь когда-нибудь, потому что котлеты еще там - вызов гастрономии. Как бы мало того, что они не коровьи, а из буйвола или зебу – ужасные. Так они еще и всегда недожаренные, потому что иначе даже нож не войдет, настолько это получится подошва резиновая. О дизентерия, моя ты сестра и спутница. И следовало быстро покинуть Бангкок, потому что кущи-то эти вот райские – они, понятно, не в районах трущоб. Они где-то дальше, у океяна, блядь, синего. Где Красноперая Рыба-Солнце целует в живот Синего кита, а луноликая покуда еще девица-Заря с утра расчесывает частым гребнем косоньки. Чешет золотую – рассветом одаривает, чещет серебряную – целует росой. А спину почешет - и снег ебанет, но спина у нее, слава богу, не чешется.
Я решила погулять по Бангкоку, а потом посетить острова Залива - их было три, прям по списку: Самуи - всем известный уже тогда и сейчас, Панган - дичь совсем дискомфортная и слегка заселенный водолазами Тао. Там еще черепашаток спасали, а не фотографировались у памятника им и спасателям. План был, прямо сказать, слишком наглый, учитывая, что разбиралась я как мартышка тогда в телефонах. Бродила пешком по трущобам Бангкока, расширяя глаза до двух тарелочек с рисом, впитывала смрад водостоков и рынков и плакала от амбрэ дурианов, у которых как раз был сезон. Это сейчас я могу жрать дурианы ложкою, разбираясь в их сортах, как в вариантах буддизма. В конце-концов, сыр французский еще хуже воняет, а туда же – шампань ле фуршет. Или капуста эта наша чисто столовская, бурая. Которую часами тушат с пастой томатной. Если разобраться – то тоже ведь адское хрючево, отдающее серным котлом с недельными трупами. Но тогда я приехала с этой... ну, призмою. Тропический рай представлялся мне идеальной картинкою, в котором лазурная синь переходит сразу в дворцы поднебесные. Где монахи в золоченых одеждах несут в белых дланях нефритовые пиалы. И раскосые прекрасные эльфы опущают им туда манну божественную.
Но окрест была срань и запах помойки. А непривычный слуху язык местных "эльфов" напоминал кваканье позавчерашней опары в кадушке.
- Ептваюмать, гражданин Судзуки, да чтоб ты там своей дхармою подавился! – думала я, силясь заказать себе жранину без перца или хотя бы воды без сахара. На сложной смеси синхробуффонады с латынью, элементами танго и сурдоперевода с русского.
Сахара в воду валили как травить муравьев. Возможно – думала я - у тайцев даже жопки по случаю кислые. Я не лизала, вы не подумайте. Потому что не была еще готова настолько вот погрузиться в культурное сочленение. Но выводы уже делала, разумеется. Конечно, кислые. Муравьиные. Иначе почему у них вообще вся жидкость-то сладкая?
Еду я искала себе, разумеется, европейскую, а с ней тогда было, прямо сказать, слабоватенько. И картоха вообще другая (сладкая!), и огурцы с помидорами как в Чернобыле – не в смысле большие, а в смысле пластмассовые и похожие на отходы в совхозе "Отсталый". Кормовые, короче, вы меня понимаете? Там разница как между грушей и топинабуром. Еще лук везде - прям кусками огромными. С унитаза вообще хер слезешь когда-нибудь, потому что котлеты еще там - вызов гастрономии. Как бы мало того, что они не коровьи, а из буйвола или зебу – ужасные. Так они еще и всегда недожаренные, потому что иначе даже нож не войдет, настолько это получится подошва резиновая. О дизентерия, моя ты сестра и спутница. И следовало быстро покинуть Бангкок, потому что кущи-то эти вот райские – они, понятно, не в районах трущоб. Они где-то дальше, у океяна, блядь, синего. Где Красноперая Рыба-Солнце целует в живот Синего кита, а луноликая покуда еще девица-Заря с утра расчесывает частым гребнем косоньки. Чешет золотую – рассветом одаривает, чещет серебряную – целует росой. А спину почешет - и снег ебанет, но спина у нее, слава богу, не чешется.
Блядский синий автобус в нужную мне провинцию я нашла, уже разрыдавшись в вокзале. Чем немело огорошила "не теряющих лицо" тхеравадовцев. Которые тут же принесли мне рис, сладкую воду и тетрадку с ручкою, чтоб я им в комиксах изобразила, а какое-такое из мифических чудищ обидело меня посередь вокзала и заставило оброниться в лужу еблом. Ну, не принято плакать-то в стране победившего Будды. Силясь исправить мое положение, тайцы запихнули меня в автобус как цыганскую дочь в Университет. Собралось человек сорок пихателей. А посему водила решил, что я - важная пися, а не просто белое недорозумение. Решил - и забыл обо мне, как о ком-то, кого лучше не трогать во избежание. Не доставать, не смущать, не разговаривать и не провоцировать. Итак лицо на одной булавке болтается – тут чуть добавишь - и совсем лажану. Не стоило мною себе карму обстругивать.
На первой же остановке с коллективной кормежкой меня разбила перемежающаяся диарея. Толчок был "мусульманский", который на корточках. Срать захочешь - еще не так раскорячишься. И пока я держалась за стену и плакала - холодным потом, слезами и прочими жидкостями, автобусный кворум пожрал и уехал. Прямо так, без меня на почетном заднем "лежачем" сидении.
На первой же остановке с коллективной кормежкой меня разбила перемежающаяся диарея. Толчок был "мусульманский", который на корточках. Срать захочешь - еще не так раскорячишься. И пока я держалась за стену и плакала - холодным потом, слезами и прочими жидкостями, автобусный кворум пожрал и уехал. Прямо так, без меня на почетном заднем "лежачем" сидении.
Оставшись посреди чиста рисова поля с кульком противопоносного салака и папироской – я истерически заржала, не веря в происходящее. Тайские лавочники одобрительно ржали в ответ. Спустя годы я узнаю и уясню навсегда: именно так тут и принято реагировать на наприятности. Сбил тебя чумазый укурок в пикапе – лежи с разбитой башкой и смейся. Укусила тебя за жопу змея, некстати вынырнувшая из унитаза – ржи, катаясь по кафелю, одобряется. В Таиланде одних улыбок 13 видов – и это только официальный список, государством одобренный. Кстати, лучшие из них, например: feun yim - улыбка, которая значит "я ебал вас в рот, также - вашу маму и даже вашего прадеда в четвертом колене, но улыбаться вам вынужден, я на службе". Или yim cheuat cheuan - это когда не просто ебал вас в рот, а вот только что лично выебал, потому что я - таец, а вы - иностранец. Ну, или у меня айфон последней модели, а у вас разбитая нокия. Или yim tak tan - вы иностранный дебил и вообще все направильно сделали. Но я на службе, я вас одобряю. Продолжайте жрать рис китайскими палочками, хотя дураку же понятно, что надо ложкой. Сперва навалив в ложку вилкой. Или вот yim mee lay-nai - это когда вы ему говорите: Я ЖЕ РУССКИМ ЯЗЫКОМ ПРОСИЛ ЧАЕН БЕЗ САХАРА! И таец улыбается вам лучезарно, потому что уже решил вам в этот чаен смачно плюнуть.
Шучу. Ну, в смысле. Продолжайте считать, что Таиланд - страна улыбок совершенно искренних. Что так и есть, если уж разобраться. Не будьте чмом - и не чмаренными будете.
Шустрый дедок лет - не знаю, ну сто, как минимум – в дырявых шлепках и растянутой майке, беззубо улыбнулся мне – исключительно искренне - и пошел заводить свой полудохлый мопед. В последний раз я такие видела как раз в Абхазии - они гнили в канаве. А сверху на них срали свободные лошади – красивые и надежные, как Хонда Шедоу. Того дедка я была больше, шире и монументальнее примерно в три раза. Что совершенно нелепо смотрелось, поскольку сидеть предстояло сзади – и шатать своей жопой, с Оклахому размером, самодельную конструкцию хлипкого "Клика".
Для разбирающихся - это даже не "Клик". Это какая-то педальная невидаль, похожая на индусятские псевдобайки, припаркованные возле коров, соответственно. Делать нехуй, желающих больше нетути. Я аккуратно взгромоздилась на деда – и мы попердели, шатаясь. Ветер сильно гнул нас в разные стороны, а жопа моя - то и дело свешивалась опасным и внушительным противовесом. И едва ли не закладывала деда набок при любой попытке в повороты вписываться.
Сказать, что я пропотела до селезенки – сильно припизднуть ради смягчения триллера. Память моя подсказывает, что моя диарея, уже припорошенная сверху салаками (это антисральный фрукт такой в коже змениной, едко пахнущий валерианкою и крыжовником), вернулась ко мне в троекратном размере. И пот мой, крупными такими горошинами, орошал деду лысину, пока мы с ним ехали. А седло я даже боялась ощупывать. Вдруг там уже следы моего присутствия?
Шучу. Ну, в смысле. Продолжайте считать, что Таиланд - страна улыбок совершенно искренних. Что так и есть, если уж разобраться. Не будьте чмом - и не чмаренными будете.
Шустрый дедок лет - не знаю, ну сто, как минимум – в дырявых шлепках и растянутой майке, беззубо улыбнулся мне – исключительно искренне - и пошел заводить свой полудохлый мопед. В последний раз я такие видела как раз в Абхазии - они гнили в канаве. А сверху на них срали свободные лошади – красивые и надежные, как Хонда Шедоу. Того дедка я была больше, шире и монументальнее примерно в три раза. Что совершенно нелепо смотрелось, поскольку сидеть предстояло сзади – и шатать своей жопой, с Оклахому размером, самодельную конструкцию хлипкого "Клика".
Для разбирающихся - это даже не "Клик". Это какая-то педальная невидаль, похожая на индусятские псевдобайки, припаркованные возле коров, соответственно. Делать нехуй, желающих больше нетути. Я аккуратно взгромоздилась на деда – и мы попердели, шатаясь. Ветер сильно гнул нас в разные стороны, а жопа моя - то и дело свешивалась опасным и внушительным противовесом. И едва ли не закладывала деда набок при любой попытке в повороты вписываться.
Сказать, что я пропотела до селезенки – сильно припизднуть ради смягчения триллера. Память моя подсказывает, что моя диарея, уже припорошенная сверху салаками (это антисральный фрукт такой в коже змениной, едко пахнущий валерианкою и крыжовником), вернулась ко мне в троекратном размере. И пот мой, крупными такими горошинами, орошал деду лысину, пока мы с ним ехали. А седло я даже боялась ощупывать. Вдруг там уже следы моего присутствия?
Извините, вынуждена прерваться. Читаю один тредик от прекрасной какой-то женщины, которая рассуждает о члене.
Вернее, о том, чоб она, к слову, сделала, если бы он был у нее в наличии. И куда бы она его тут же засунула.
Пока лидируют такие позиции: пончик донатс, мед, лед, рыбий рот, тесто (опара), выхлопная труба, стереосистема (включенная), рот хомяка, тыква (классика) и сырая земля почему-то.
Я не знаю, мужики. Будь вот член у меня - я бы засовывала его куда угодно, кроме, непосредственно, женщины. Потому что они, судя по этому треду – ебнутые. И либо хомяка себе в рот запихают, либо пещерку своих влажных приветствий сдобрят мокрой землей для затестинга. Я вообще считаю, что вы очень рисковые! Вы же суете этот хер свой в брекеты, в восемнадцатилетнюю дуру с фантазией и даже в секретаршу с пониженной социальной ответственностью!
Я нипочем бы никому не доверила.
Я бы свой в ладошке вообще носила.
И играла бы с ним чистыми руками
в очень сильно стерильной комнате.
Вернее, о том, чоб она, к слову, сделала, если бы он был у нее в наличии. И куда бы она его тут же засунула.
Пока лидируют такие позиции: пончик донатс, мед, лед, рыбий рот, тесто (опара), выхлопная труба, стереосистема (включенная), рот хомяка, тыква (классика) и сырая земля почему-то.
Я не знаю, мужики. Будь вот член у меня - я бы засовывала его куда угодно, кроме, непосредственно, женщины. Потому что они, судя по этому треду – ебнутые. И либо хомяка себе в рот запихают, либо пещерку своих влажных приветствий сдобрят мокрой землей для затестинга. Я вообще считаю, что вы очень рисковые! Вы же суете этот хер свой в брекеты, в восемнадцатилетнюю дуру с фантазией и даже в секретаршу с пониженной социальной ответственностью!
Я нипочем бы никому не доверила.
Я бы свой в ладошке вообще носила.
И играла бы с ним чистыми руками
в очень сильно стерильной комнате.
Продолжаем про первый тайский трип? Или пошла я нахуй?
Пока мы ехали с тайским дедом на пердящем абортыше мотостроения – я молилась своим богам, коих насчитала с полсотни. Был великий Карачун, Дубадай-вседержитель, Хрустик-бог (щас мы врежемся в фуру), бог Еблысь и богиня Пиздык. Всю российскую идиоматику выучил дед, пока вез меня на пристань с корабликами. Затормозив он, конечно, увидел тот финт, который после я назову не иначе как "супергеройское приземление". Мешком говна я свалилась на обочину мироздания, растянула по нему свои эти конечности, закурила, конечно и выдохнула.
- Это был последний аттракцион со мною в виде нажопницы – подумала я, теряя сознание. То ли от счастья, то ли от своей этой решимости.
Тайские лодки оказались пределом комфорта – на них можно было лежать и храпеть, лежать и стонать, лежать и блевать, лежать и курить прямо в небо. На нижней палубе ехали прямо с мототранспортом, легковухами, пикапами и мартышками. Я расположилась под огромной трубою, из которой валил едкий черный туман, пованивающий бензином и смогом.
Проснулась на острове – надо ехать. Но мышечная память о деде ныла, болела в области нервов седалища и ужасом толкалась о стенки черепа.
- Надо пешком - подумала я.
И километров через восемь решила, что это будет последний аттракцион со мною в виде пешехода по улицам. Слова "хаус фор рент" тогда попадались на каждом шагу, было ощущение, что сдавалось пол острова. В тех краях, где меня выплюнул паром – разумеется, все сдавалась для ребяток из Бирмы, которые строили тут какие-то здания. Остров наполовину еще был кокосовым, а не вот это вот как сейчас - отель на отеле. Сдавалось все, но пройти нужно было до задницы, чтобы очутиться в цивилизованном месте. Выбор пал на какую-то виллу в старо-тайском стиле из тика с верандою, где резные налаченные лавчонки приятно холодили мне междубулие.
Пока я пила свой кокосовый фреш и жрала руками салат из тунца и пожухлых огурчиков – мне подготовили кинг сайз дабл бед. Всю засыпав ее цветами.
- Велиз ёл хасбент? - спросил меня таец, улыбнувшись заботливой даже улыбкою.
- Ноу хасбент - ответила я, удивившись, откудова чо выскакивает. Напоминаю, что уровень "курица/рыба" - это не фигура речи, а данность, которую надо было срочно чинить, но не настолько же вот срочно-то.
Таец пожал плечьми - и с готовностью стал счищать лепестки гибискуса на пол. Мол, нехуй тут в цветуях возлежать, если по миру в одиночку-то шляешься.
- Ноу проблем" - хотела добавить я, чтобы он уже перестал тут хозяйничать - но сожранный салат из тунца снова начал проситься наружу самым скотским из возможных способов.
Извергнув из себя все кулинарные шедевры аля "европиан фуд" - я позеленела, доползла до гибискусов - и сладко вырубилась. Ночью снился разговор с бывалой подругой, которая мне рассказывала про Индию. Она уже освоила целый Гоа, была в Ришикеше и Дели, перенесла малярию, дезинтерию, амебиоз и триппер впридачу – поэтому в жизни хорошо разбиралась. Она увещевала меня, сидя на стуле в засранной питерской коммунальной квартире:
- Главное, воду не пить - понимаешь? И жрать как местные, не выебываться. Вот принесли тебе острое карри - жри, это надо для обеззараживания.
- Обеззоруживания?
- Это тоже.
Она закуривала и вспоминала, как в Гималаях схватила горнячку - и блевала в какой-то лачуге от всех колес, привезенных с собой. Пока какая-то гималайская бабушка не напоила ее чаем из козьих лепешек. Ну, может, не лепешек. Потом я узнаю, что это был отвар из листьев папайи. Я вообще потом дохера чего про все это узнаю, просто так уж устроена моя психика, что мне надо побыть долбоебом немножечко, пока я не вкурю окружающее меня мироздание.
Пока мы ехали с тайским дедом на пердящем абортыше мотостроения – я молилась своим богам, коих насчитала с полсотни. Был великий Карачун, Дубадай-вседержитель, Хрустик-бог (щас мы врежемся в фуру), бог Еблысь и богиня Пиздык. Всю российскую идиоматику выучил дед, пока вез меня на пристань с корабликами. Затормозив он, конечно, увидел тот финт, который после я назову не иначе как "супергеройское приземление". Мешком говна я свалилась на обочину мироздания, растянула по нему свои эти конечности, закурила, конечно и выдохнула.
- Это был последний аттракцион со мною в виде нажопницы – подумала я, теряя сознание. То ли от счастья, то ли от своей этой решимости.
Тайские лодки оказались пределом комфорта – на них можно было лежать и храпеть, лежать и стонать, лежать и блевать, лежать и курить прямо в небо. На нижней палубе ехали прямо с мототранспортом, легковухами, пикапами и мартышками. Я расположилась под огромной трубою, из которой валил едкий черный туман, пованивающий бензином и смогом.
Проснулась на острове – надо ехать. Но мышечная память о деде ныла, болела в области нервов седалища и ужасом толкалась о стенки черепа.
- Надо пешком - подумала я.
И километров через восемь решила, что это будет последний аттракцион со мною в виде пешехода по улицам. Слова "хаус фор рент" тогда попадались на каждом шагу, было ощущение, что сдавалось пол острова. В тех краях, где меня выплюнул паром – разумеется, все сдавалась для ребяток из Бирмы, которые строили тут какие-то здания. Остров наполовину еще был кокосовым, а не вот это вот как сейчас - отель на отеле. Сдавалось все, но пройти нужно было до задницы, чтобы очутиться в цивилизованном месте. Выбор пал на какую-то виллу в старо-тайском стиле из тика с верандою, где резные налаченные лавчонки приятно холодили мне междубулие.
Пока я пила свой кокосовый фреш и жрала руками салат из тунца и пожухлых огурчиков – мне подготовили кинг сайз дабл бед. Всю засыпав ее цветами.
- Велиз ёл хасбент? - спросил меня таец, улыбнувшись заботливой даже улыбкою.
- Ноу хасбент - ответила я, удивившись, откудова чо выскакивает. Напоминаю, что уровень "курица/рыба" - это не фигура речи, а данность, которую надо было срочно чинить, но не настолько же вот срочно-то.
Таец пожал плечьми - и с готовностью стал счищать лепестки гибискуса на пол. Мол, нехуй тут в цветуях возлежать, если по миру в одиночку-то шляешься.
- Ноу проблем" - хотела добавить я, чтобы он уже перестал тут хозяйничать - но сожранный салат из тунца снова начал проситься наружу самым скотским из возможных способов.
Извергнув из себя все кулинарные шедевры аля "европиан фуд" - я позеленела, доползла до гибискусов - и сладко вырубилась. Ночью снился разговор с бывалой подругой, которая мне рассказывала про Индию. Она уже освоила целый Гоа, была в Ришикеше и Дели, перенесла малярию, дезинтерию, амебиоз и триппер впридачу – поэтому в жизни хорошо разбиралась. Она увещевала меня, сидя на стуле в засранной питерской коммунальной квартире:
- Главное, воду не пить - понимаешь? И жрать как местные, не выебываться. Вот принесли тебе острое карри - жри, это надо для обеззараживания.
- Обеззоруживания?
- Это тоже.
Она закуривала и вспоминала, как в Гималаях схватила горнячку - и блевала в какой-то лачуге от всех колес, привезенных с собой. Пока какая-то гималайская бабушка не напоила ее чаем из козьих лепешек. Ну, может, не лепешек. Потом я узнаю, что это был отвар из листьев папайи. Я вообще потом дохера чего про все это узнаю, просто так уж устроена моя психика, что мне надо побыть долбоебом немножечко, пока я не вкурю окружающее меня мироздание.
Вкуривать начала прям с утра. Залезла в бассейн перед завтраком – и чуть не обосрала им там весь этот бассейн. В тумане и сумраке зарождающегося рассвета из кустов, что окружали резервуар с водицею, на меня глянули глаза огроменной кобры. Кобры, блядь, я ее сразу тогда и узнала. С диким воплем я кинулась в мокрых трусах к ресепшену, чем перепугала вообще всех присутствующих. Ну, не очень-то я тогда смотрелась в трусах. Великовата была для тайского одобрения телесного.
- Ись ноу кобла, ю ноу? Ись фейк кобла - как мог объяснял мне вчерашний убиратель гибискусов.
- Риал кобла ком хир, ю ноу? Айм будист. Май фемели будист сем-сем. Айм мейк биг кобла, ю ноу? Литл снейк сис вери биг снейк. Энд муви ту аназер вилла!!!!!
Он улыбался мне так, будто только что лично спас от змеи. Юл анделстенд?
Я анделстенд, блядь. Эти милейшие буддисты не могут причинить вред огромной хуйне, которая решила тут поселиться. Поэтому они стругают из тика буратину, максимально похожую на змею - но побольше, сука! Намного больше! Чтобы настоящая кобра ссыканула ненастоящую - и свалила в другие рощи выводить своих коброняточек.
Сука. Сука. Не приходя в сознание, я засунула ложку "брекфеста" в рот. Это оказалось нечто зеленое с рисом, прожигающее мне кишки насквозь и слезами вываливающееся наружу.
- Ну, конечно, мало мне жидкостей-то. Изо всех, сука, мест. Надо больше. Надо плакать еще едой.
Но гибискусный таец расставлял тарелки, наваливая мне к рису разных подлив, чуть более чем полностью состоящих из перца. Внезапно я почувствовала странный эффект. Стало прохладнее. Стало легче. Сопли, слезы и прочие жидкости перестали вытекать и везде выделаться и мое потное ебало красное как будто приобрело изначальный оттенок.
- Ну и хуй с ним, умру - подумала я, подкладывая себе чилийского чили. Таец одобрительно осклабился крашеными губешками – и занырнул за барную стойку. Через секунду у меня на столе образовалась огромная сиська пива.
- Синька, мэм. Спешели фо ю.
Синька, значит. Умру, значит, пьяной.
- Риал кобла ком хир, ю ноу? Айм будист. Май фемели будист сем-сем. Айм мейк биг кобла, ю ноу? Литл снейк сис вери биг снейк. Энд муви ту аназер вилла!!!!!
Он улыбался мне так, будто только что лично спас от змеи. Юл анделстенд?
Я анделстенд, блядь. Эти милейшие буддисты не могут причинить вред огромной хуйне, которая решила тут поселиться. Поэтому они стругают из тика буратину, максимально похожую на змею - но побольше, сука! Намного больше! Чтобы настоящая кобра ссыканула ненастоящую - и свалила в другие рощи выводить своих коброняточек.
Сука. Сука. Не приходя в сознание, я засунула ложку "брекфеста" в рот. Это оказалось нечто зеленое с рисом, прожигающее мне кишки насквозь и слезами вываливающееся наружу.
- Ну, конечно, мало мне жидкостей-то. Изо всех, сука, мест. Надо больше. Надо плакать еще едой.
Но гибискусный таец расставлял тарелки, наваливая мне к рису разных подлив, чуть более чем полностью состоящих из перца. Внезапно я почувствовала странный эффект. Стало прохладнее. Стало легче. Сопли, слезы и прочие жидкости перестали вытекать и везде выделаться и мое потное ебало красное как будто приобрело изначальный оттенок.
- Ну и хуй с ним, умру - подумала я, подкладывая себе чилийского чили. Таец одобрительно осклабился крашеными губешками – и занырнул за барную стойку. Через секунду у меня на столе образовалась огромная сиська пива.
- Синька, мэм. Спешели фо ю.
Синька, значит. Умру, значит, пьяной.
- Леди вонт рент мотобайк?
Леди не понимала, чего тут ответить, но, кажется, дно впервые не вылетало, а приступы ощущенческого переваривания Европы – не накатывали на леди острыми приступами. Я прислушалась. Надо же! Похоже, не срусь.
- Рили, хев мотосайкл?
- Спешели фор леди!
Таец тащил меня к парковке, оглядываясь, возвращаясь, подбегая и вновь скрываясь за кустами гибискуса. Надо сказать, строят они всегда строго вверх, поэтому горки там как в центре Стамбула. Харя моя покраснела вновь и я даже загрустила, что диарея моя так бесславно закончилась. Вот полетала бы тут на нижней тяге еще с месяцок - мечтательно размышляла я, карабкаясь на очередной типа холмик за тайцем. Похудела бы до размеров приличной тайки. Влезла бы в икс икс эс, утратила тяжесть. Стала бы такой прозрачной и бестелесной – ну, как мальчик-подросток примерно. Понравилась бы там одному типу в Питере, который держит меня во френдзоне. Потому что у меня сиськи и жопа. И на мальчика я совсем не похожа, то есть, и трахать-то меня надо как женщину.
- Иц ер байк – вырвал меня из мечтаний таец. Светился он при этом, как золотой червонец на дне прозрачного ручья в летний полдень.
На меня глянуло нечто розовое, собранное из запчастей разных убитых мопедов – и перекрашенное сверху каким-то провансом. Чуть ли не мелованным, но с оптимизмом. Из замка точал дереванный брелок в виде члена, пробег был заклеен наклейкой "хеллоу китти". Умру пьяная, но хоть не обосранная - хотела подумать я про себя, но тут же передумала эдак думать.
- Ты сперва сядь на него - и посмотрим, далеко ли ушла твоя эта диарея ссылкливая.
Ехать с другой стороны, пропускать справа, северный первый, восточный второй, южный третий, западный лох и сосет, уступая дорогу всем. Что еще-то? Пиздец! Налево встречку не пересекаем. Сука, горки еще эти ебучие. Сука, встречка эта еще опасная. Тайское дорожное движение очень милое – но это я тоже только потом осознаю, всосу и обрадуюсь. Например, движущееся средство у них считается движущимся, даже если не жать постоянно на клаксон. В других азиатских странах без гудка вообще метра никто не проедет. Поэтому, выезжая на любую дорогу - оказываешься в акустическом шумном аду, от которого вообще нет спасения. Тайцы же - народ тихий и деликатный. Тихо подрезают. Тихо резко тормозят внезапно на трассе прямо перед твоей уже мордою. Тихо падают. Тихо вписываются тебе в задницу. Все это - с деликатнейшей из улыбок. Из привычных волшебных вещей по всей Азии - альтернативное использование мигания фарами. Везде это означает - едь, пропускаю. В Азии - я первый, посторонись! Множество нелепых смешных ситуаций спровоцировано было этим миганием.
Ездить по песку, уворачиваться от разбрызгивателей, не сходить с ума, видя стаи мартышек, не орать и не выпускать руль из рук, если из-под руля на полном ходу выполз паук тебе на руку - огромный такой, щекотненький. Научиться хладнокровно и без членовредительства выпутывать богомолов из шевелюры. В "час Вельзевула" - сразу после заката, когда вся летающая залупа поднимается в воздух - научиться надевать шапку с визором, чтобы не поймать себе в глаз огромного таракана.
Я понимаю, звучит пугающе. Но едва освоившись с управлением этим розовым своим блядским байком – я почувствовала, что все будет хорошо. И стул. И стол. И окиян, сука, море. И вождение по другой стороне. И размер талии - пусть не исксес, но пошли в жопу эти мальчикоебы-то. Через неделю я уже знала всю улицу, мастерски закусывала перец перцем, плавала ночами, отмахиваясь от летучих мышей и предвкушая свой тайский завтрак. Сколько лет уже прошло с тех замшелых времен - а на завтрак я по-прежнему варю тайский супчик. Там рис жасмин, мята, много имбиря, промышленное количество чили, молодой чеснок и отдельно - пара соусов и солененькие огурчики. Кофе так не будит, как будит чили. А комфортная бэха твоего лучшего друга - конечно, хорошее средство передвижения, но мне бы теплый ветер в лицо и рисовый пейзажик солнечный.
Леди не понимала, чего тут ответить, но, кажется, дно впервые не вылетало, а приступы ощущенческого переваривания Европы – не накатывали на леди острыми приступами. Я прислушалась. Надо же! Похоже, не срусь.
- Рили, хев мотосайкл?
- Спешели фор леди!
Таец тащил меня к парковке, оглядываясь, возвращаясь, подбегая и вновь скрываясь за кустами гибискуса. Надо сказать, строят они всегда строго вверх, поэтому горки там как в центре Стамбула. Харя моя покраснела вновь и я даже загрустила, что диарея моя так бесславно закончилась. Вот полетала бы тут на нижней тяге еще с месяцок - мечтательно размышляла я, карабкаясь на очередной типа холмик за тайцем. Похудела бы до размеров приличной тайки. Влезла бы в икс икс эс, утратила тяжесть. Стала бы такой прозрачной и бестелесной – ну, как мальчик-подросток примерно. Понравилась бы там одному типу в Питере, который держит меня во френдзоне. Потому что у меня сиськи и жопа. И на мальчика я совсем не похожа, то есть, и трахать-то меня надо как женщину.
- Иц ер байк – вырвал меня из мечтаний таец. Светился он при этом, как золотой червонец на дне прозрачного ручья в летний полдень.
На меня глянуло нечто розовое, собранное из запчастей разных убитых мопедов – и перекрашенное сверху каким-то провансом. Чуть ли не мелованным, но с оптимизмом. Из замка точал дереванный брелок в виде члена, пробег был заклеен наклейкой "хеллоу китти". Умру пьяная, но хоть не обосранная - хотела подумать я про себя, но тут же передумала эдак думать.
- Ты сперва сядь на него - и посмотрим, далеко ли ушла твоя эта диарея ссылкливая.
Ехать с другой стороны, пропускать справа, северный первый, восточный второй, южный третий, западный лох и сосет, уступая дорогу всем. Что еще-то? Пиздец! Налево встречку не пересекаем. Сука, горки еще эти ебучие. Сука, встречка эта еще опасная. Тайское дорожное движение очень милое – но это я тоже только потом осознаю, всосу и обрадуюсь. Например, движущееся средство у них считается движущимся, даже если не жать постоянно на клаксон. В других азиатских странах без гудка вообще метра никто не проедет. Поэтому, выезжая на любую дорогу - оказываешься в акустическом шумном аду, от которого вообще нет спасения. Тайцы же - народ тихий и деликатный. Тихо подрезают. Тихо резко тормозят внезапно на трассе прямо перед твоей уже мордою. Тихо падают. Тихо вписываются тебе в задницу. Все это - с деликатнейшей из улыбок. Из привычных волшебных вещей по всей Азии - альтернативное использование мигания фарами. Везде это означает - едь, пропускаю. В Азии - я первый, посторонись! Множество нелепых смешных ситуаций спровоцировано было этим миганием.
Ездить по песку, уворачиваться от разбрызгивателей, не сходить с ума, видя стаи мартышек, не орать и не выпускать руль из рук, если из-под руля на полном ходу выполз паук тебе на руку - огромный такой, щекотненький. Научиться хладнокровно и без членовредительства выпутывать богомолов из шевелюры. В "час Вельзевула" - сразу после заката, когда вся летающая залупа поднимается в воздух - научиться надевать шапку с визором, чтобы не поймать себе в глаз огромного таракана.
Я понимаю, звучит пугающе. Но едва освоившись с управлением этим розовым своим блядским байком – я почувствовала, что все будет хорошо. И стул. И стол. И окиян, сука, море. И вождение по другой стороне. И размер талии - пусть не исксес, но пошли в жопу эти мальчикоебы-то. Через неделю я уже знала всю улицу, мастерски закусывала перец перцем, плавала ночами, отмахиваясь от летучих мышей и предвкушая свой тайский завтрак. Сколько лет уже прошло с тех замшелых времен - а на завтрак я по-прежнему варю тайский супчик. Там рис жасмин, мята, много имбиря, промышленное количество чили, молодой чеснок и отдельно - пара соусов и солененькие огурчики. Кофе так не будит, как будит чили. А комфортная бэха твоего лучшего друга - конечно, хорошее средство передвижения, но мне бы теплый ветер в лицо и рисовый пейзажик солнечный.
Пока я проводила свои выходные в алкосексуальных излишествах, незамеченным остался приятный факт: нас стало восемь тысяч, ребята! Это не много, но и не мало - до мировой славы далеко, но и до Роскомнадзора еще, слава богу, далече.
Представляйтесь в комментариях, о себе рассказывайте. А обо мне лучше всего расскажет вот этот старенький текст о том, как я сходила на курсы минета. Да-да, у нас тут атмосфера такая. Делаю я - стыдно вам. Идеально же. А поэтому чуть зажмурьтесь и примите валерианки от стыда и конфуза-то.
Приличная женщина в филармонию ходит. На концерт, на балет и на выставку. Но приличных вам тут не обещали, так что, расскажу–ка я про курсы минета. Вот билет на минет, на балет билетов нет. Честно говоря – ничего не предрекало. Текла тихая супружеская жизнь. Борщи перемежались ленивым соитием на тех простынях, что похуже. Хорошие стелились в межсезонье, когда о сексе мог думать лишь умалишенный. В разгар кухонного ремонта. Под увольнение с хорошей работы. В новогодние каникулы. Летом. Да вообще в любой день, когда слишком жарко. И когда слишком холодно — тоже.
Я тогда неистово сублимировала. Вылезала из кисло пахнущей тленом кровати – и ползла с ноутбуком на кухню. Колченогая табуретка. Вид на жопу от "Карусели". Две трубы с сизым паром завода. Урбанистический рай, ячеечка. Я писала рассказы в фейсбук. Очень робкие, про природу там. Но огнище в мехах уже был. И на этом пастозном фоне пишет мне сексуально озадаченная подруга – работница рекламного блока сексшопа. Пишет капслоком – горит вся. И спасать её следует мне.
– Слушай, вот ты же типа писатель? Типа буквы умеешь, да? Мне тут нужно статью про минеты. А я про минеты ничего нового написать не могу. Давай я тебе дам флаеры на курсы специальные? Ну, пожалуйста. Ты сходишь – и свои свежие впечатления напишешь. А я тебе гонорар и что хочешь вообще. Хочешь — пробку анальную, новую? Или торт "Прага", у меня там спонсоры. Или платье Иссей Мияки.
Я говорю: чуть помедленнее! Тормози, говорю, тетя Кони. В смысле — курсы? Это как вообще? То есть, прямо вот этому учат? А, прости, кто там ходит у них в экспонатах? И вообще, ебани меня "Прагой", я забыла уже как дышать.
Тут мне обстоятельно объяснили: нет угрозы семейной жизни. В экспонатах у них Николай — он резиновый, ненастоящий. А в инструкторах — гуру минета. Лучшие эскортницы Москвы с сексуально–педагогическим образованием. Заслуженные труженицы половой психологии — Виолетта, Снежана и Глеб. В общем, люди в кулак не сморкаются. Напреподавали, а не насосали.
Я чего–то залипла – давай, говорю. Вдруг хоть простыни поменяю. Потому что при живом–то муже я плохих не стелила три месяца. Сговорились, сошлись на "Праге". Ни в какой Мияке я тогда бы не влезла – походите в моей шкуре, попробуйте. Позажевывайте надососанное.
Юдоль разврата располагалась на втором этаже бизнес–центра. У входа нервно топтались учащиеся. Я рассчитывала увидеть, как минимум, писателей. Может, комиков, прессу какую–то. Но топтались обычные женщины. Кто–то с сумочкой, кто с блокнотиком. Одна с глазами булгаковской Фриды, преисполненная экзальтацией. Словно ей каждый раз ближе к вечеру кто–то член на подушку кладет. Обычный такой член с голубой каёмочкой. Она и топила уже его. И в печке его сжигала. А под вечер — пожалуйте — хлоп! И неясно, что делать–то с членом этим. Хоть закладывай душу дьяволу.
Покурили. Еще потоптались. Всем неловко и не до смеха. Я чего–то там балагурю — смотрят пристально и с сочувствием.
Ну, выходит одна Виолетта. Жопа – вы бы её только видели. Словно кто–то на спичку оливку наколол. Вот такая там разница с талией. Мы застыли. А где тут вообще курсы жопы с оливку, чо делать–то? Виолетта завиляла по лестнице, мы гуськом покоцали следом.
Вошли в офисного вида кабинет. Парты, лавки какие–то, белый свет хирургический. Никаких тебе красных фонарей и бархата. Бизнес–молодость какая–то. Успешный успех.
Представляйтесь в комментариях, о себе рассказывайте. А обо мне лучше всего расскажет вот этот старенький текст о том, как я сходила на курсы минета. Да-да, у нас тут атмосфера такая. Делаю я - стыдно вам. Идеально же. А поэтому чуть зажмурьтесь и примите валерианки от стыда и конфуза-то.
Приличная женщина в филармонию ходит. На концерт, на балет и на выставку. Но приличных вам тут не обещали, так что, расскажу–ка я про курсы минета. Вот билет на минет, на балет билетов нет. Честно говоря – ничего не предрекало. Текла тихая супружеская жизнь. Борщи перемежались ленивым соитием на тех простынях, что похуже. Хорошие стелились в межсезонье, когда о сексе мог думать лишь умалишенный. В разгар кухонного ремонта. Под увольнение с хорошей работы. В новогодние каникулы. Летом. Да вообще в любой день, когда слишком жарко. И когда слишком холодно — тоже.
Я тогда неистово сублимировала. Вылезала из кисло пахнущей тленом кровати – и ползла с ноутбуком на кухню. Колченогая табуретка. Вид на жопу от "Карусели". Две трубы с сизым паром завода. Урбанистический рай, ячеечка. Я писала рассказы в фейсбук. Очень робкие, про природу там. Но огнище в мехах уже был. И на этом пастозном фоне пишет мне сексуально озадаченная подруга – работница рекламного блока сексшопа. Пишет капслоком – горит вся. И спасать её следует мне.
– Слушай, вот ты же типа писатель? Типа буквы умеешь, да? Мне тут нужно статью про минеты. А я про минеты ничего нового написать не могу. Давай я тебе дам флаеры на курсы специальные? Ну, пожалуйста. Ты сходишь – и свои свежие впечатления напишешь. А я тебе гонорар и что хочешь вообще. Хочешь — пробку анальную, новую? Или торт "Прага", у меня там спонсоры. Или платье Иссей Мияки.
Я говорю: чуть помедленнее! Тормози, говорю, тетя Кони. В смысле — курсы? Это как вообще? То есть, прямо вот этому учат? А, прости, кто там ходит у них в экспонатах? И вообще, ебани меня "Прагой", я забыла уже как дышать.
Тут мне обстоятельно объяснили: нет угрозы семейной жизни. В экспонатах у них Николай — он резиновый, ненастоящий. А в инструкторах — гуру минета. Лучшие эскортницы Москвы с сексуально–педагогическим образованием. Заслуженные труженицы половой психологии — Виолетта, Снежана и Глеб. В общем, люди в кулак не сморкаются. Напреподавали, а не насосали.
Я чего–то залипла – давай, говорю. Вдруг хоть простыни поменяю. Потому что при живом–то муже я плохих не стелила три месяца. Сговорились, сошлись на "Праге". Ни в какой Мияке я тогда бы не влезла – походите в моей шкуре, попробуйте. Позажевывайте надососанное.
Юдоль разврата располагалась на втором этаже бизнес–центра. У входа нервно топтались учащиеся. Я рассчитывала увидеть, как минимум, писателей. Может, комиков, прессу какую–то. Но топтались обычные женщины. Кто–то с сумочкой, кто с блокнотиком. Одна с глазами булгаковской Фриды, преисполненная экзальтацией. Словно ей каждый раз ближе к вечеру кто–то член на подушку кладет. Обычный такой член с голубой каёмочкой. Она и топила уже его. И в печке его сжигала. А под вечер — пожалуйте — хлоп! И неясно, что делать–то с членом этим. Хоть закладывай душу дьяволу.
Покурили. Еще потоптались. Всем неловко и не до смеха. Я чего–то там балагурю — смотрят пристально и с сочувствием.
Ну, выходит одна Виолетта. Жопа – вы бы её только видели. Словно кто–то на спичку оливку наколол. Вот такая там разница с талией. Мы застыли. А где тут вообще курсы жопы с оливку, чо делать–то? Виолетта завиляла по лестнице, мы гуськом покоцали следом.
Вошли в офисного вида кабинет. Парты, лавки какие–то, белый свет хирургический. Никаких тебе красных фонарей и бархата. Бизнес–молодость какая–то. Успешный успех.
Сели. Ждем. Глеб раздал экспонаты — два гондона, дешевый резиновый член, методичка с картинками. Я смотрю на название: "Двадцать восемь техник орального секса". Замечательно, нахуй, отличненько. Почему меня муж–то еще не бросил? Я две техники знаю: сосать/не сосать.
Вышла некая Аделаида. Жопа скромная, рот огромный. Видно, это у них по профессии. Поздоровалась. Представилась. Рассказала о своих достижениях.
А я руку тяну с третьей парты. Потому что подготовилась.
– Извините. А вы умеете черенки от вишни во рту в узелок завязывать?
Пошутила, значит. Достала тухлый баянчик из памяти обстановочку разрядить. А она на меня строго так посмотрела и отвечает: "Черенки — не моя специализация. Это вам к агрономам надо. А когда у них будете спрашивать, заодно спросите, умеют ли они вот так..." После чего воткнула член в пол, встала на мостик, и наделась ртом на экспонат, запрокинув голову.
Мне стало до ужаса неловко. Словно пукнула в филармонии, пока дирижер свою палочку в оркестровой яме искал. В тишине, стало быть. И с акустикой. Отвратительное ощущение. Но пытливость моя природная все равно не дает заткнуться. У меня — говорю — еще вопрос. По вашему упражнению. Можно? И руку тяну.
Она с члена снялась, рот ладошкой вытерла и говори мне в ответ — ну, давай. Я даю. Говорю: у меня остеохондроз и перелом позвоночника в анамнезе. Можно, я домой пойду? Мне чего–то страшно тут. И неуютно.
Она говорит: от меня просто так еще никто не уходил. Садитесь на место и впитывайте.
Ага, понятно. Впитывайте - в смысле глотайте? Ну, то есть, мне снова хочется руку тянуть и балагурить, потому что очень уж обстановка нервическая. Вы бы так же себя вели.
Аделаида отлепила член от пола, приклеила к кафедре (господи, вот оно даже звучит по-идиотски) и начала демонстрировать техники. У всех присутствующих - а я это по глазам видела - был только один вопрос-утверждение.
- Ну, да. Это уровень. Но зачем?
Нам объяснили, что такие вопросы задавать глупо. Ведь у нас нет своего собственного члена. Если бы был - мы бы сразу поняли зачем. Пришлось согласиться, натянуть на Николая гондон и начать упражнять на нем техники "ресничная", "восьмерка", "влажная центрифуга" и еще чего-то, уже не помню. В какой-то момент критическое сознание снова вернулось - и это был вот какой момент.
Потеряв всякую совесть и берега, Аделаида произнесла:
- А сейчас, в качестве БОНУСА, я покажу вам как НЕЗАМЕТНО сделать мужчине легкий массаж простаты во время оральных ласк.
- БОНУСА??? НЕЗАМЕТНО?
Из аудитории мы вышли обновленные и без помады. В предбаннике нас взяли в круг эффективные менеджеры и тут же продали нам втридорога сексуальное снаряжения для спасения конченых браков. Я взяла бельишко, шарики и яичко с какими-то ребрами, чтобы опять-таки НЕЗАМЕТНО подменить им свой натруженный рот. В случае, если разведу своего усталого мужа на какое-то вот сближение.
Дома я нервничала. "Подготовьте своего партнера" - глухо бился о черепную коробку памятный голос Аделаиды. "Начните присылать ему эротические смски и откровенные фотографии".
Я разделась. Нацепила на тело колготку в форме целого человека с технологическими отверстиями в нужных местах. Сфотографировалась. Надо смску еще.
- Чо делаешь? - написала я эротично.
- Совещание, рекл. бюджет - ответил мне сексуальный партнер.
Я лупанула фотку в колготке.
– Ебанулась? - ответили мне - Телефон рылом вверх, начальник напротив!!
"Будьте настойчивы" - пела в ушах Аделаида. Напишите ему, что вы сделаете с ним, когда он окажется дома.
- Как насчет супружеского долга - написала я с придыханием. Третий месяц пошел, как мы не.
- Я голодный и устал - ответила трубка.
Вышла некая Аделаида. Жопа скромная, рот огромный. Видно, это у них по профессии. Поздоровалась. Представилась. Рассказала о своих достижениях.
А я руку тяну с третьей парты. Потому что подготовилась.
– Извините. А вы умеете черенки от вишни во рту в узелок завязывать?
Пошутила, значит. Достала тухлый баянчик из памяти обстановочку разрядить. А она на меня строго так посмотрела и отвечает: "Черенки — не моя специализация. Это вам к агрономам надо. А когда у них будете спрашивать, заодно спросите, умеют ли они вот так..." После чего воткнула член в пол, встала на мостик, и наделась ртом на экспонат, запрокинув голову.
Мне стало до ужаса неловко. Словно пукнула в филармонии, пока дирижер свою палочку в оркестровой яме искал. В тишине, стало быть. И с акустикой. Отвратительное ощущение. Но пытливость моя природная все равно не дает заткнуться. У меня — говорю — еще вопрос. По вашему упражнению. Можно? И руку тяну.
Она с члена снялась, рот ладошкой вытерла и говори мне в ответ — ну, давай. Я даю. Говорю: у меня остеохондроз и перелом позвоночника в анамнезе. Можно, я домой пойду? Мне чего–то страшно тут. И неуютно.
Она говорит: от меня просто так еще никто не уходил. Садитесь на место и впитывайте.
Ага, понятно. Впитывайте - в смысле глотайте? Ну, то есть, мне снова хочется руку тянуть и балагурить, потому что очень уж обстановка нервическая. Вы бы так же себя вели.
Аделаида отлепила член от пола, приклеила к кафедре (господи, вот оно даже звучит по-идиотски) и начала демонстрировать техники. У всех присутствующих - а я это по глазам видела - был только один вопрос-утверждение.
- Ну, да. Это уровень. Но зачем?
Нам объяснили, что такие вопросы задавать глупо. Ведь у нас нет своего собственного члена. Если бы был - мы бы сразу поняли зачем. Пришлось согласиться, натянуть на Николая гондон и начать упражнять на нем техники "ресничная", "восьмерка", "влажная центрифуга" и еще чего-то, уже не помню. В какой-то момент критическое сознание снова вернулось - и это был вот какой момент.
Потеряв всякую совесть и берега, Аделаида произнесла:
- А сейчас, в качестве БОНУСА, я покажу вам как НЕЗАМЕТНО сделать мужчине легкий массаж простаты во время оральных ласк.
- БОНУСА??? НЕЗАМЕТНО?
Из аудитории мы вышли обновленные и без помады. В предбаннике нас взяли в круг эффективные менеджеры и тут же продали нам втридорога сексуальное снаряжения для спасения конченых браков. Я взяла бельишко, шарики и яичко с какими-то ребрами, чтобы опять-таки НЕЗАМЕТНО подменить им свой натруженный рот. В случае, если разведу своего усталого мужа на какое-то вот сближение.
Дома я нервничала. "Подготовьте своего партнера" - глухо бился о черепную коробку памятный голос Аделаиды. "Начните присылать ему эротические смски и откровенные фотографии".
Я разделась. Нацепила на тело колготку в форме целого человека с технологическими отверстиями в нужных местах. Сфотографировалась. Надо смску еще.
- Чо делаешь? - написала я эротично.
- Совещание, рекл. бюджет - ответил мне сексуальный партнер.
Я лупанула фотку в колготке.
– Ебанулась? - ответили мне - Телефон рылом вверх, начальник напротив!!
"Будьте настойчивы" - пела в ушах Аделаида. Напишите ему, что вы сделаете с ним, когда он окажется дома.
- Как насчет супружеского долга - написала я с придыханием. Третий месяц пошел, как мы не.
- Я голодный и устал - ответила трубка.
"Не кормите мужчину перед сексом, особенно, если ему за тридцать" - продолжала шептать Аделаида. Я накрасила губы бальзамом и села читать методичку.
Когда уставший менеджер среднего звена открыл дверь ключом, я уже стояла в "позе номер восемь", открывая ему перспективу. Коленки ощутимо болели, мне ведь тоже уже за тридцать. Но сдаваться я не собиралась. Партнер хмыкнул: "Эк тебя припекло" и немедленно всё заверте..., как писал там какой-то классик.
Примерно на третьем упражнении с ресничками и восьмерками мне на голову легла тяжелая менеджерская рука.
– Ты чего там делаешь? - спросило лицо сверху.
– Ммм, ммм - ответила я внушительно, продолжая гимнастику.
Меня мягко отшвырнули. Прошли в кухню. Загремели холодильником. Закурили. После чего вышли из себя и разразились впечатлениями.
"Не забудьте потом поделиться впечатлениями" - звучал в голове голос Аделаиды. Я позвонила ей на следующий день.
– Слыш ты, глубокая глотка! Меня муж бросает! Он спросил, где я набралась этой мерзости, а ты велела про курсы не признаваться! Что мне ему говорить? Он мои вещи с балкона выкинул!
- Уходите в гостиницу - томно мяукнула королева гортани. Не пройдет и суток, как он позвонит вам и будет умолять вернуться.
Но никто не позвонил.
Через неделю я написала ему письмо, где рассказала про курсы, Виолетту, Аделаиду, Глеба и упражнение с ресничками. Это была длинная простыня раскаяния - куда длиннее, чем эта. Но мне никто не поверил. "Нет таких курсов" - написал менеджер среднего звена. Не выдумывай и не ври. А если бы и были - ни одна баба в здравом уме на них бы не записалась".
Я заплакала и решила подать на Аделаиду в суд. Но пока консультировалась, как это сделать - познакомилась с молодым успешным адвокатом и чуть не вышла за него замуж.
Потом был банкир, потом какой-то сёрфер балийский. И это только на трех техниках из двадцати восьми. Так что хорошие курсы, работают. Или что-то другое работает, мне все говорили, что я смешная и умная. Может, в этом всё дело-то. И в незаметном массаже простаты, разумеется.
Когда уставший менеджер среднего звена открыл дверь ключом, я уже стояла в "позе номер восемь", открывая ему перспективу. Коленки ощутимо болели, мне ведь тоже уже за тридцать. Но сдаваться я не собиралась. Партнер хмыкнул: "Эк тебя припекло" и немедленно всё заверте..., как писал там какой-то классик.
Примерно на третьем упражнении с ресничками и восьмерками мне на голову легла тяжелая менеджерская рука.
– Ты чего там делаешь? - спросило лицо сверху.
– Ммм, ммм - ответила я внушительно, продолжая гимнастику.
Меня мягко отшвырнули. Прошли в кухню. Загремели холодильником. Закурили. После чего вышли из себя и разразились впечатлениями.
"Не забудьте потом поделиться впечатлениями" - звучал в голове голос Аделаиды. Я позвонила ей на следующий день.
– Слыш ты, глубокая глотка! Меня муж бросает! Он спросил, где я набралась этой мерзости, а ты велела про курсы не признаваться! Что мне ему говорить? Он мои вещи с балкона выкинул!
- Уходите в гостиницу - томно мяукнула королева гортани. Не пройдет и суток, как он позвонит вам и будет умолять вернуться.
Но никто не позвонил.
Через неделю я написала ему письмо, где рассказала про курсы, Виолетту, Аделаиду, Глеба и упражнение с ресничками. Это была длинная простыня раскаяния - куда длиннее, чем эта. Но мне никто не поверил. "Нет таких курсов" - написал менеджер среднего звена. Не выдумывай и не ври. А если бы и были - ни одна баба в здравом уме на них бы не записалась".
Я заплакала и решила подать на Аделаиду в суд. Но пока консультировалась, как это сделать - познакомилась с молодым успешным адвокатом и чуть не вышла за него замуж.
Потом был банкир, потом какой-то сёрфер балийский. И это только на трех техниках из двадцати восьми. Так что хорошие курсы, работают. Или что-то другое работает, мне все говорили, что я смешная и умная. Может, в этом всё дело-то. И в незаметном массаже простаты, разумеется.