Пробудился ото сна
Какой пугающий мрак!
Поздняя осень
夢さめておどろく闇や秋の暮
юмэ самэтэ/ одороку ями я/аки-но курэ
Мне очень понравилось это стихотворение Мидзухары Сюоси — как хорошо здесь передана внезапность конкретного пережитого момента, а это ведь очень ценится в хайку.
Наверняка у каждого из нас есть такой опыт — проснулся вдруг среди ночи, не разберёшь даже, где ты, а вокруг чудятся какие-то монстры.
Но потом начинаешь задумываться, что ведь слово «сон» (юмэ) в японском означает ещё и «мечты», «иллюзии», и тогда картина начинает стремительно расти — от бытового испуга к экзистенциальному ужасу.
Придётся сделать второй перевод первой строки:
Избавился от иллюзий
Какой пугающий мрак!
Поздняя осень
Только вот беда — когда в русском переводе приходится разделять сон и иллюзии, то теряется и вся прелесть стихотворения. Повезло японцам, у них слово «юмэ» многозначно.
Как бы и в русском переводе обозначить вариативность этого слова?
На фото: Каваи Гёкудо «Сон красавицы», 1904. Возможно, во сне она видит своего возлюбленного, отправленного на войну
#хайку #осень #мидзухарасюоси
Какой пугающий мрак!
Поздняя осень
夢さめておどろく闇や秋の暮
юмэ самэтэ/ одороку ями я/аки-но курэ
Мне очень понравилось это стихотворение Мидзухары Сюоси — как хорошо здесь передана внезапность конкретного пережитого момента, а это ведь очень ценится в хайку.
Наверняка у каждого из нас есть такой опыт — проснулся вдруг среди ночи, не разберёшь даже, где ты, а вокруг чудятся какие-то монстры.
Но потом начинаешь задумываться, что ведь слово «сон» (юмэ) в японском означает ещё и «мечты», «иллюзии», и тогда картина начинает стремительно расти — от бытового испуга к экзистенциальному ужасу.
Придётся сделать второй перевод первой строки:
Избавился от иллюзий
Какой пугающий мрак!
Поздняя осень
Только вот беда — когда в русском переводе приходится разделять сон и иллюзии, то теряется и вся прелесть стихотворения. Повезло японцам, у них слово «юмэ» многозначно.
Как бы и в русском переводе обозначить вариативность этого слова?
На фото: Каваи Гёкудо «Сон красавицы», 1904. Возможно, во сне она видит своего возлюбленного, отправленного на войну
#хайку #осень #мидзухарасюоси
Ветер в начале зимы!
Ещё хранят цвет моря
Сушеные иваси
木枯らしや目刺にのこる海の色
когараси я/ мэдзаси-ни нокору/ уми-но иро
Прекрасное стихотворение Акутагавы Рюноскэ, где переплетаются любопытные языковые и природные нюансы.
Главное сезонное слово здесь — когараси, то есть холодный ветер в начале зимы. Однако Акутагава соединяет его с весенним сезонным словом — сушеными иваси.
Дополнительная прелесть заключается в том, что слово когараси записывается иероглифами «высушивать деревья», а сушеные иваси — «протыкать глаз».
Вот таким образом деревянные веточки, высушенные зимним ветром, соединяются с теми самыми палочками, на которые весной нанизывают иваси.
Японские комментаторы, впрочем, видят здесь ещё и такое противопоставление: холодное неживое море и некогда тёплые живые иваси.
Я, увы, этого нюанса не считываю, но это не значит, что его здесь нет:)
На фото: работа Натальи Безвуляк в стиле сумиэ
#акутагаварюносукэ #хайку #когараси #иваси
Ещё хранят цвет моря
Сушеные иваси
木枯らしや目刺にのこる海の色
когараси я/ мэдзаси-ни нокору/ уми-но иро
Прекрасное стихотворение Акутагавы Рюноскэ, где переплетаются любопытные языковые и природные нюансы.
Главное сезонное слово здесь — когараси, то есть холодный ветер в начале зимы. Однако Акутагава соединяет его с весенним сезонным словом — сушеными иваси.
Дополнительная прелесть заключается в том, что слово когараси записывается иероглифами «высушивать деревья», а сушеные иваси — «протыкать глаз».
Вот таким образом деревянные веточки, высушенные зимним ветром, соединяются с теми самыми палочками, на которые весной нанизывают иваси.
Японские комментаторы, впрочем, видят здесь ещё и такое противопоставление: холодное неживое море и некогда тёплые живые иваси.
Я, увы, этого нюанса не считываю, но это не значит, что его здесь нет:)
На фото: работа Натальи Безвуляк в стиле сумиэ
#акутагаварюносукэ #хайку #когараси #иваси
Иначе не пройти —
Наступить мне придётся
На эти опавшие листья
どうしても 落葉踏まねば 行けぬ路
до:ситэ мо/ отиба фуманэба/ юкэну мити
На первый взгляд кажется, что это просто пейзажная лирика, описывающая состояние природы в предверии зимы.
Однако если знаешь непростую биографию поэтессы Судзуки Масадзё, то невозможно отделаться от мысли, что стихотворение говорит о запретной любви (хотя любовь — редкая тема для хайку) и тех неизбежных потерях (так и хочется добавить «репутационных»), которые тебя ожидают, если уж хватило силы вступить на этот путь.
Забавно, что в европейской поп-культурной традиции «опавшие листья» — тоже символ умершей любви. Вспомните хотя бы знаменитое стихотворение 1945 года Les Feuilles Mortes («Осенние листья», они же «Мертвые листья» или «Опавшие листья») Жака Превера, которое мы знаем прежде всего как песню в исполнении Ива Монтана.
С другой стороны, хайку Судзуки Масадзё можно понимать и как философский взгляд на вопрос жизненного выбора вообще.
А вы как думаете, какая это лирика: пейзажная, любовная или философская?
#судзукимасадзё #хайку #опавшиелистья
На фото: Комура Сэттай, гравюра ханга «Опавшие Листья»
Наступить мне придётся
На эти опавшие листья
どうしても 落葉踏まねば 行けぬ路
до:ситэ мо/ отиба фуманэба/ юкэну мити
На первый взгляд кажется, что это просто пейзажная лирика, описывающая состояние природы в предверии зимы.
Однако если знаешь непростую биографию поэтессы Судзуки Масадзё, то невозможно отделаться от мысли, что стихотворение говорит о запретной любви (хотя любовь — редкая тема для хайку) и тех неизбежных потерях (так и хочется добавить «репутационных»), которые тебя ожидают, если уж хватило силы вступить на этот путь.
Забавно, что в европейской поп-культурной традиции «опавшие листья» — тоже символ умершей любви. Вспомните хотя бы знаменитое стихотворение 1945 года Les Feuilles Mortes («Осенние листья», они же «Мертвые листья» или «Опавшие листья») Жака Превера, которое мы знаем прежде всего как песню в исполнении Ива Монтана.
С другой стороны, хайку Судзуки Масадзё можно понимать и как философский взгляд на вопрос жизненного выбора вообще.
А вы как думаете, какая это лирика: пейзажная, любовная или философская?
#судзукимасадзё #хайку #опавшиелистья
На фото: Комура Сэттай, гравюра ханга «Опавшие Листья»
Хайку без любви?
Кажется, я уже упоминала, что тема любви в хайку встречается не очень часто, и каждый раз, когда появляются поэты, жаждущие писать о романтических чувствах в трех строках, дело пахнет протестом против традиционных устоев.
Вот таким бунтарём и был поэт Хино Содзё (1901-1956), который не только отказался от сезонных слов, но пошел еще дальше - описал в своих ранних стихах первую брачную ночь с женой. Не удивительно, что консервативная публика его тут же осудила, а главный поэтический журнал того времени «Хототогису» выкинул из своих рядов.
Критики жалуют позднее творчество Хино Содзё, когда он вернулся к более традиционным для хайку вещам, а по пути потерял правый глаз и правое легкое.
Утренний холод!
Пахнет зубным порошком
Рот жены
朝寒や歯磨匂ふ妻の口
аса саму я/ хамигаки ниоу/ цума-но кути
Закрываю глаза
Согревает меня до сих пор
Былая любовь
目を閉じて昔の恋に温まる
мэ-о тодзитэ/ мукаси-но кои-ни/ ататамару
Правым глазом
Не вижу жены!
Вижу левым
右眼には見えざる妻を左眼にて
уган-ни ва/ миэдзару цума-о/ саган-ни тэ
Последнее трехстишие критик Сусуму Такигути называет лучшим любовным стихотворением во всем творчестве Хино Содзё.
А мне очень нравится второе хайку. Забавно, что когда я его прочла, то была уверена, что оно написано женщиной, пока не увидела имя поэта.
Какое нравится вам? Как думаете, любовная тема подходит для хайку?
На фото: Судзуки Харунобу. Влюбленные под зонтиком. 1767 год
#хайку #любовь #хиносодзё
Кажется, я уже упоминала, что тема любви в хайку встречается не очень часто, и каждый раз, когда появляются поэты, жаждущие писать о романтических чувствах в трех строках, дело пахнет протестом против традиционных устоев.
Вот таким бунтарём и был поэт Хино Содзё (1901-1956), который не только отказался от сезонных слов, но пошел еще дальше - описал в своих ранних стихах первую брачную ночь с женой. Не удивительно, что консервативная публика его тут же осудила, а главный поэтический журнал того времени «Хототогису» выкинул из своих рядов.
Критики жалуют позднее творчество Хино Содзё, когда он вернулся к более традиционным для хайку вещам, а по пути потерял правый глаз и правое легкое.
Утренний холод!
Пахнет зубным порошком
Рот жены
朝寒や歯磨匂ふ妻の口
аса саму я/ хамигаки ниоу/ цума-но кути
Закрываю глаза
Согревает меня до сих пор
Былая любовь
目を閉じて昔の恋に温まる
мэ-о тодзитэ/ мукаси-но кои-ни/ ататамару
Правым глазом
Не вижу жены!
Вижу левым
右眼には見えざる妻を左眼にて
уган-ни ва/ миэдзару цума-о/ саган-ни тэ
Последнее трехстишие критик Сусуму Такигути называет лучшим любовным стихотворением во всем творчестве Хино Содзё.
А мне очень нравится второе хайку. Забавно, что когда я его прочла, то была уверена, что оно написано женщиной, пока не увидела имя поэта.
Какое нравится вам? Как думаете, любовная тема подходит для хайку?
На фото: Судзуки Харунобу. Влюбленные под зонтиком. 1767 год
#хайку #любовь #хиносодзё
Зимняя пчела...
Где ей умереть не зная
Продолжает ползти
冬蜂の死にどころなく歩きけり
фуюбати-но/ си-ни докоро наку/ арукикэри
Мураками Кидзё (1865-1938) написал это стихотворение, когда ему было около 50 лет.
По нынешним временам он ещё молодой мужчина, полный сил. Не знаю, сравнивает ли он себя с этой самой агонизирующей пчелой, которая так близко подползла к порогу смерти и не собирается останавливаться, или это просто — гимн жизнелюбию. Впрочем, возможно, это и то, и другое.
Мы в западной культуре привычны сочувствовать смерти больших животных, а на мошек обращаем внимание редко, ещё реже испытываем какие-то сильные чувства по отношению к ним.
Правда, если насекомые красивые, то нам и сопереживать им проще, как в этом стихотворении поэтессы Хосино Тацуко (1903-1984).
Хотя если задуматься, разве это справедливо?
Зимняя бабочка
С каждым взмахом крыла
Испускает дух
冬の蝶魂抜けて飛び回る
фую-но тё:/тамасий нукэтэ/ тобимавару
На фото: работа фотографа Мередит Дейвенпорт из серии «8,817 Goodbyes», которая посвящена потере поголовья пчёл
#хайку #зима #смерть
Где ей умереть не зная
Продолжает ползти
冬蜂の死にどころなく歩きけり
фуюбати-но/ си-ни докоро наку/ арукикэри
Мураками Кидзё (1865-1938) написал это стихотворение, когда ему было около 50 лет.
По нынешним временам он ещё молодой мужчина, полный сил. Не знаю, сравнивает ли он себя с этой самой агонизирующей пчелой, которая так близко подползла к порогу смерти и не собирается останавливаться, или это просто — гимн жизнелюбию. Впрочем, возможно, это и то, и другое.
Мы в западной культуре привычны сочувствовать смерти больших животных, а на мошек обращаем внимание редко, ещё реже испытываем какие-то сильные чувства по отношению к ним.
Правда, если насекомые красивые, то нам и сопереживать им проще, как в этом стихотворении поэтессы Хосино Тацуко (1903-1984).
Хотя если задуматься, разве это справедливо?
Зимняя бабочка
С каждым взмахом крыла
Испускает дух
冬の蝶魂抜けて飛び回る
фую-но тё:/тамасий нукэтэ/ тобимавару
На фото: работа фотографа Мередит Дейвенпорт из серии «8,817 Goodbyes», которая посвящена потере поголовья пчёл
#хайку #зима #смерть
ХАРУКИ МУРАКАМИ И ХАЙКУ
Мне уже довольно давно было интересно, как Харуки Мураками, которого я люблю как прозаика, относится к хайку, но до недавнего времени мне не попадались его высказывания о японской поэзии.
Однако весной 2019 года он написал длинное и пронзительное эссе под неожиданным названием «Выбросить кошку. О чем я говорю, когда говорю о своем отце».
В этом эссе он признается, что в отличие от своего отца, не считает себя экспертом в хайку. И даже приводит несколько стихов своего родителя в главке под названием «Хайку, присланные с войны».
Уже не в первый раз я встречаю мысль, что хайку — это эскапизм, причем для разных японских поэтов. Вот и в этом произведении Мураками дает понять, что для его отца написание стихов было равно уходу от ужасов окружающей его действительности и, пожалуй, единственным утешением.
Его отец должен был стать священником, но из-за бюрократической ошибки был отправлен на фронт в возрасте 20 лет в то самое время, когда шла война между Японией и Китаем.
Сам Мураками честно признается, что ему было ужасно страшно узнать правду об отце — а вдруг он был в той самой дивизии, которая первой вошла в Нанкин и учинила одну из самых кровавых расправ над мирным населением в истории человечества.
Узнать правду об отце Мураками решился только после его смерти. К счастью, тот не участвовал в Нанкинской резне, поскольку был призван в армию годом позже.
С фронта он присылал в свой студенческий поэтический журнал вот такие стихи:
Летят птицы
Ах, летят они туда,
Где их родина
鳥渡るあああの先に故国がある
тори ватару/ аа ано саки-ни/ куни-га ару
(конечно, подмывает перевести как «летят журавли», но здесь иероглиф означает именно «птицы», а жаль!)
Священник
Солдатом стал и возносит
Молитву свою луне
兵にして僧なり月に合掌す
хэй-ни ситэ/ со:нари цуки-ни/ гассё: су
Сам Мураками не считает стихи отца удачными, ведь эти строки написаны двадцатилетним студентом — они не выглядят сложными, и подкупает в них не техническое мастерство, а искренность, столь свойственная юности. Письма с фронта проходили жестокую цензуру, свои чаяния и душевные метания солдат мог свободно выразить только через стихи — в виде зашифрованного послания в форме хайку.
О войне отец заговорил с сыном лишь однажды, когда рассказал Мураками, как его подразделение казнило китайского солдата. И пусть рассказ был туманным, и сын даже не смог понять, участвовал ли его отец лично в этой расправе, но это повествование отложило глубокий след в его душе. Мураками пишет, что этим рассказом отец передал ему частицу своей травмы. И что по большому счету именно так и работает человеческая история.
20 августа 1939 года японская армия возвращается из Китая, а отец, соответственно, — к учебе, а уже 1 сентября войска Гитлера входят в Польшу и начинается Вторая мировая война. В октябре 1940 года отец Мураками пишет такие стихи:
Песни поют,
Подзывая оленей,
Юные гитлеровцы
鹿寄せて唄ひてヒトラユーゲント
сика ёсэтэ/ утаитэ хитора/ ю:гэнто
Самого Мураками поражает, что мировая история преломляется в этом хайку совершенно необычным образом — какой контраст между той кровавой бойней, что идет в Европе, и безмятежностью юношей из Гитлерюгента во время их дружественного визита в Японию. Хотя уже совсем скоро, предполагает Мураками, их ждет смерть на Восточном фронте.
Это эссе, которое начинается со странного детского воспоминания о кошке, которую они вместе с отцом по непонятной для Мураками причине должны отвезти на пляж и бросить, оборачивается чуть более сложным размышлением о смерти, семейных узах и примирении.
Ведь его отца, совсем как эту самую кошку, родители тоже пытались «бросить», отдав на усыновление в семью священника. Впрочем, и кошка, и отец, в итоге благополучно вернулись в свои семьи. Для кошки возвращение прошло безболезненно, а вот отца Мураками до конца жизни не покидало ощущение оставленности.
Может быть соберусь с силами и переведу на русский хотя бы часть этого замечательного эссе
На фото: маленький Харуки Мураками с отцом
#хайку #мураками
Мне уже довольно давно было интересно, как Харуки Мураками, которого я люблю как прозаика, относится к хайку, но до недавнего времени мне не попадались его высказывания о японской поэзии.
Однако весной 2019 года он написал длинное и пронзительное эссе под неожиданным названием «Выбросить кошку. О чем я говорю, когда говорю о своем отце».
В этом эссе он признается, что в отличие от своего отца, не считает себя экспертом в хайку. И даже приводит несколько стихов своего родителя в главке под названием «Хайку, присланные с войны».
Уже не в первый раз я встречаю мысль, что хайку — это эскапизм, причем для разных японских поэтов. Вот и в этом произведении Мураками дает понять, что для его отца написание стихов было равно уходу от ужасов окружающей его действительности и, пожалуй, единственным утешением.
Его отец должен был стать священником, но из-за бюрократической ошибки был отправлен на фронт в возрасте 20 лет в то самое время, когда шла война между Японией и Китаем.
Сам Мураками честно признается, что ему было ужасно страшно узнать правду об отце — а вдруг он был в той самой дивизии, которая первой вошла в Нанкин и учинила одну из самых кровавых расправ над мирным населением в истории человечества.
Узнать правду об отце Мураками решился только после его смерти. К счастью, тот не участвовал в Нанкинской резне, поскольку был призван в армию годом позже.
С фронта он присылал в свой студенческий поэтический журнал вот такие стихи:
Летят птицы
Ах, летят они туда,
Где их родина
鳥渡るあああの先に故国がある
тори ватару/ аа ано саки-ни/ куни-га ару
(конечно, подмывает перевести как «летят журавли», но здесь иероглиф означает именно «птицы», а жаль!)
Священник
Солдатом стал и возносит
Молитву свою луне
兵にして僧なり月に合掌す
хэй-ни ситэ/ со:нари цуки-ни/ гассё: су
Сам Мураками не считает стихи отца удачными, ведь эти строки написаны двадцатилетним студентом — они не выглядят сложными, и подкупает в них не техническое мастерство, а искренность, столь свойственная юности. Письма с фронта проходили жестокую цензуру, свои чаяния и душевные метания солдат мог свободно выразить только через стихи — в виде зашифрованного послания в форме хайку.
О войне отец заговорил с сыном лишь однажды, когда рассказал Мураками, как его подразделение казнило китайского солдата. И пусть рассказ был туманным, и сын даже не смог понять, участвовал ли его отец лично в этой расправе, но это повествование отложило глубокий след в его душе. Мураками пишет, что этим рассказом отец передал ему частицу своей травмы. И что по большому счету именно так и работает человеческая история.
20 августа 1939 года японская армия возвращается из Китая, а отец, соответственно, — к учебе, а уже 1 сентября войска Гитлера входят в Польшу и начинается Вторая мировая война. В октябре 1940 года отец Мураками пишет такие стихи:
Песни поют,
Подзывая оленей,
Юные гитлеровцы
鹿寄せて唄ひてヒトラユーゲント
сика ёсэтэ/ утаитэ хитора/ ю:гэнто
Самого Мураками поражает, что мировая история преломляется в этом хайку совершенно необычным образом — какой контраст между той кровавой бойней, что идет в Европе, и безмятежностью юношей из Гитлерюгента во время их дружественного визита в Японию. Хотя уже совсем скоро, предполагает Мураками, их ждет смерть на Восточном фронте.
Это эссе, которое начинается со странного детского воспоминания о кошке, которую они вместе с отцом по непонятной для Мураками причине должны отвезти на пляж и бросить, оборачивается чуть более сложным размышлением о смерти, семейных узах и примирении.
Ведь его отца, совсем как эту самую кошку, родители тоже пытались «бросить», отдав на усыновление в семью священника. Впрочем, и кошка, и отец, в итоге благополучно вернулись в свои семьи. Для кошки возвращение прошло безболезненно, а вот отца Мураками до конца жизни не покидало ощущение оставленности.
Может быть соберусь с силами и переведу на русский хотя бы часть этого замечательного эссе
На фото: маленький Харуки Мураками с отцом
#хайку #мураками
Секунда из жизни носка
Как сложены таби!
Будто журавлики из бумаги
Не надену их пока
(таби - традиционные японские носки с отдельным «карманом» для большого пальца)
折鶴のやうなる足袋やまだはかず
оридзуру-но/ ё:нару таби я/ мада хакадзу
Бытовые японские стихи очень часто вызывают у меня восторг, потому что они концентрируют внимание на таких мелочах, которые мы в нашей культуре как правило игнорируем.
Один мой японский приятель так и говорит: «Для вас, русских, детали не имеют никакого значения!»
Интересно, что эта бытовая наблюдательность свойственна не только японским женщинам, но и мужчинам, хотя, возможно, наиболее ярко проявляется именно в женских стихах, поскольку многие японские поэтессы были домохозяйками и искали вдохновение в простых домашних заботах и вещах.
Автор этого трёхстишия — поэтесса Цудзи Момоко (1945 г), и мне кажется, что мы поймали ее в тот самый момент, когда она подготовила носки-таби, чтобы их надеть (это требует некоторой сноровки, и на японских сайтах вы даже найдёте инструкцию, как правильно надевать таби). Поэтесса вывернула таби специальным образом и залюбовалась их неожиданной «архитектурой».
Это именно что секунда любования. Понятно, что она вот-вот наденет их и разрушит красивый образ. И вот ради этого секундного колебания, чтобы сохранить это своё движение души, Цудзи Момоко и пишет своё хайку.
Кстати, для пуристов и любителей правил здесь есть не очень приятный момент — то самое прямое сравнение («как журавлики из бумаги»), которого в поэтике хайку предписано всячески избегать.
На фото: вывернутый носок таби
#хайку #цудзимомоко #таби
Как сложены таби!
Будто журавлики из бумаги
Не надену их пока
(таби - традиционные японские носки с отдельным «карманом» для большого пальца)
折鶴のやうなる足袋やまだはかず
оридзуру-но/ ё:нару таби я/ мада хакадзу
Бытовые японские стихи очень часто вызывают у меня восторг, потому что они концентрируют внимание на таких мелочах, которые мы в нашей культуре как правило игнорируем.
Один мой японский приятель так и говорит: «Для вас, русских, детали не имеют никакого значения!»
Интересно, что эта бытовая наблюдательность свойственна не только японским женщинам, но и мужчинам, хотя, возможно, наиболее ярко проявляется именно в женских стихах, поскольку многие японские поэтессы были домохозяйками и искали вдохновение в простых домашних заботах и вещах.
Автор этого трёхстишия — поэтесса Цудзи Момоко (1945 г), и мне кажется, что мы поймали ее в тот самый момент, когда она подготовила носки-таби, чтобы их надеть (это требует некоторой сноровки, и на японских сайтах вы даже найдёте инструкцию, как правильно надевать таби). Поэтесса вывернула таби специальным образом и залюбовалась их неожиданной «архитектурой».
Это именно что секунда любования. Понятно, что она вот-вот наденет их и разрушит красивый образ. И вот ради этого секундного колебания, чтобы сохранить это своё движение души, Цудзи Момоко и пишет своё хайку.
Кстати, для пуристов и любителей правил здесь есть не очень приятный момент — то самое прямое сравнение («как журавлики из бумаги»), которого в поэтике хайку предписано всячески избегать.
На фото: вывернутый носок таби
#хайку #цудзимомоко #таби
ПОЧЕМУ ХАЙКУ НЕ ИСКУССТВО
С точки зрения средневекового японца искусством может называться лишь то произведение, которое создано для «своих», то есть когда автор произведения и тот, кто этим произведением наслаждается, тождественны.
Поэтому, например, картины, мебель и даже японские романы (знаменитые «моногатари»), созданные для внешней публики не являются искусством. Это что-то близкое к ремеслу.
А что же такое искусство? Это все то, что можно обозначить иероглифом 書 — каллиграфия и поэзия.
Великие поэты эпохи Эдо — Басё, Бусон и Исса — не писали хайку, их трёхстишия назывались «хайкай-но хокку».
Эти трёхстишия были частью более длинной поэтический формы, где стихи в три строки перемежались стихами в две строки. Эти поэтические цепочки под названием «рэнку» ( связанные строфы) писались в режиме реального времени для оттачивания мастерства и обоюдного наслаждения. Это и было настоящее искусство.
В конце 19 века поэт Масаока Сики совершил небольшую поэтическую революцию — он открыл для широкой публики искусство «хайкай-но хокку» и придумал новый термин для этой поэзии — хайку. Именно так мы сегодня называем японские трёхстишия.
После этой революции наслаждаться и критиковать трёхстишия смогли даже люди, далекие от поэзии, а сами трёхстишия тоже изменились, теперь понять их мог не только «поэт», но и любой человек «с улицы».
Вот такое интересное мнение у японского литературоведа Кониси Дзинъити.
Сегодня подобрала для вас простое трёхстишие Иссы, когда эта поэзия была ещё закрыта, писалась для «своих» и называлась «хайкай-но хокку»:
Зимняя камелия,
Та, что не видит солнца,
Расцвела!
日の目見ぬ冬の椿の咲にけり
хи-но мэ мину/ фую-но цубаки-но/ саки-ни кэри
Мне интересно, правильно ли я поняла и перевела это трёхстишие, не упустила ли я какой-то важный момент, который был очевиден во времена Эдо и совершенно непонятен людям «с улицы» в наши дни.
Кажется, японская зима довольно солнечная. По крайней мере я ее запомнила именно такой.
Update:
Мне тут подсказывают, что я неправильно перевела один момент — это не камелия не видит солнца, это «солнце» ( или свет, люди) не замечают камелию, а она вот взяла и распустилась:
Зимняя камелия
Не замеченная никем
Расцвела
На фото: Утагава Хиросигэ, «Камелии и воробьи в снегу»
#хайку #исса #камелия #конисидзинъити
С точки зрения средневекового японца искусством может называться лишь то произведение, которое создано для «своих», то есть когда автор произведения и тот, кто этим произведением наслаждается, тождественны.
Поэтому, например, картины, мебель и даже японские романы (знаменитые «моногатари»), созданные для внешней публики не являются искусством. Это что-то близкое к ремеслу.
А что же такое искусство? Это все то, что можно обозначить иероглифом 書 — каллиграфия и поэзия.
Великие поэты эпохи Эдо — Басё, Бусон и Исса — не писали хайку, их трёхстишия назывались «хайкай-но хокку».
Эти трёхстишия были частью более длинной поэтический формы, где стихи в три строки перемежались стихами в две строки. Эти поэтические цепочки под названием «рэнку» ( связанные строфы) писались в режиме реального времени для оттачивания мастерства и обоюдного наслаждения. Это и было настоящее искусство.
В конце 19 века поэт Масаока Сики совершил небольшую поэтическую революцию — он открыл для широкой публики искусство «хайкай-но хокку» и придумал новый термин для этой поэзии — хайку. Именно так мы сегодня называем японские трёхстишия.
После этой революции наслаждаться и критиковать трёхстишия смогли даже люди, далекие от поэзии, а сами трёхстишия тоже изменились, теперь понять их мог не только «поэт», но и любой человек «с улицы».
Вот такое интересное мнение у японского литературоведа Кониси Дзинъити.
Сегодня подобрала для вас простое трёхстишие Иссы, когда эта поэзия была ещё закрыта, писалась для «своих» и называлась «хайкай-но хокку»:
Зимняя камелия,
Та, что не видит солнца,
Расцвела!
日の目見ぬ冬の椿の咲にけり
хи-но мэ мину/ фую-но цубаки-но/ саки-ни кэри
Мне интересно, правильно ли я поняла и перевела это трёхстишие, не упустила ли я какой-то важный момент, который был очевиден во времена Эдо и совершенно непонятен людям «с улицы» в наши дни.
Кажется, японская зима довольно солнечная. По крайней мере я ее запомнила именно такой.
Update:
Мне тут подсказывают, что я неправильно перевела один момент — это не камелия не видит солнца, это «солнце» ( или свет, люди) не замечают камелию, а она вот взяла и распустилась:
Зимняя камелия
Не замеченная никем
Расцвела
На фото: Утагава Хиросигэ, «Камелии и воробьи в снегу»
#хайку #исса #камелия #конисидзинъити
Что такое ФУЮ-ГОМОРИ
В японском языке выражение «фую-гомори» означает «зимнюю спячку».
Однако в японской словесности оно приобрело элегантный оттенок и подразумевает удаление от суетных дел и приятное зимнее затворничество, когда можно неспешно предаться разнообразным изящным занятиям: писательству, стихосложению, каллиграфии, созерцанию, чайной церемонии.
У великого поэта Бусона (1716-1783) есть целый цикл стихов, посвященный такому затворничеству:
Ставлю котелок
На свиток со стихами Сайге.
Зимняя спячка
鍋敷きに山家集あり冬ごもり
набэсики-ни/ санкасю: ари/ фую-гомори
Все-то у Бусона есть! И горячий суп в котелке, и поэтический сборник «Горная хижина» великого Сайгё, и нескончаемое количество зимних дней, которые он проведет дома один, наслаждаясь душевным спокойствием.
Если бы Бусон жил в России, он, возможно, закрывшись в своем доме, водрузил бы чашку с горячим чаем на томик стихов Пушкина.
Затворничество явно Бусону по душе, он так сильно входит во вкус, что даже начинает избегать своих домашних, стараясь вообще не попадаться им на глаза, как в этом остроумном стихотворении:
Зимняя спячка.
Даже с женой и детьми
Играю в прятки
冬ごもり妻にも子にもかくれん坊
фую-гомори/цума-ни мо ко-ни мо/ какурэмбо
На фото: автопортрет, около 1771 года
#бусон #хайку #фуюгомори
В японском языке выражение «фую-гомори» означает «зимнюю спячку».
Однако в японской словесности оно приобрело элегантный оттенок и подразумевает удаление от суетных дел и приятное зимнее затворничество, когда можно неспешно предаться разнообразным изящным занятиям: писательству, стихосложению, каллиграфии, созерцанию, чайной церемонии.
У великого поэта Бусона (1716-1783) есть целый цикл стихов, посвященный такому затворничеству:
Ставлю котелок
На свиток со стихами Сайге.
Зимняя спячка
鍋敷きに山家集あり冬ごもり
набэсики-ни/ санкасю: ари/ фую-гомори
Все-то у Бусона есть! И горячий суп в котелке, и поэтический сборник «Горная хижина» великого Сайгё, и нескончаемое количество зимних дней, которые он проведет дома один, наслаждаясь душевным спокойствием.
Если бы Бусон жил в России, он, возможно, закрывшись в своем доме, водрузил бы чашку с горячим чаем на томик стихов Пушкина.
Затворничество явно Бусону по душе, он так сильно входит во вкус, что даже начинает избегать своих домашних, стараясь вообще не попадаться им на глаза, как в этом остроумном стихотворении:
Зимняя спячка.
Даже с женой и детьми
Играю в прятки
冬ごもり妻にも子にもかくれん坊
фую-гомори/цума-ни мо ко-ни мо/ какурэмбо
На фото: автопортрет, около 1771 года
#бусон #хайку #фуюгомори
ЗАМЁРЗШИЕ КИСТИ. ДВА ПОДХОДА
Продолжаем прекрасную тему японского зимнего затворничества «фую-гомори».
Свой прошлый пост я проиллюстрировала автопортретом Бусона, который сопровождали какие-то стихи, но я их, к своему стыду, не смогла разобрать, так как пока не владею искусством чтения японской скорописи.
Однако, есть умельцы, которые владеют :)
Хочу поблагодарить Никиту Самсоненко — он расшифровал это стихотворение, и сегодня я готова поделиться своим собственным переводом этого прекрасного хайку:
Зубы обнажив
Лёд с кисти сгрызаю
Ах, эта ночь...
歯あらわに筆の氷を噛夜かな
ха арава-ни/ фудэ-но коори-о/ каму ё кана
Но самое любопытное, что это трёхстишие Бусон написал как ответ на стихотворение своего ученика Ёсивакэ Тайро. Вот на эти строки:
На огне лампы
Заледеневшую кисть
Взял да подпалил...
灯火に氷れる筆を焦しけり
томосиби-ни/ коорэру фудэ-о/ когаси кэри
Два хайку объединены общим чувством холодной ночи, которую каждый из поэтов проводит в одиночестве и бедности с замёрзшей кистью в руке.
На фото: круг «энсо», работа Накахары Нантэмбо, 1924 год.
«Энсо» - один из главных символов дзен буддизма. Дзенские каллиграфы оттачивают мастерство написания круга «энсо» одним движением кисти, при этом кисть не должна вернуться точно в ту же точку, откуда началось движение. «Энсо» часто воспринимают как автопортрет каллиграфа
#хайку #бусон #тайро
Продолжаем прекрасную тему японского зимнего затворничества «фую-гомори».
Свой прошлый пост я проиллюстрировала автопортретом Бусона, который сопровождали какие-то стихи, но я их, к своему стыду, не смогла разобрать, так как пока не владею искусством чтения японской скорописи.
Однако, есть умельцы, которые владеют :)
Хочу поблагодарить Никиту Самсоненко — он расшифровал это стихотворение, и сегодня я готова поделиться своим собственным переводом этого прекрасного хайку:
Зубы обнажив
Лёд с кисти сгрызаю
Ах, эта ночь...
歯あらわに筆の氷を噛夜かな
ха арава-ни/ фудэ-но коори-о/ каму ё кана
Но самое любопытное, что это трёхстишие Бусон написал как ответ на стихотворение своего ученика Ёсивакэ Тайро. Вот на эти строки:
На огне лампы
Заледеневшую кисть
Взял да подпалил...
灯火に氷れる筆を焦しけり
томосиби-ни/ коорэру фудэ-о/ когаси кэри
Два хайку объединены общим чувством холодной ночи, которую каждый из поэтов проводит в одиночестве и бедности с замёрзшей кистью в руке.
На фото: круг «энсо», работа Накахары Нантэмбо, 1924 год.
«Энсо» - один из главных символов дзен буддизма. Дзенские каллиграфы оттачивают мастерство написания круга «энсо» одним движением кисти, при этом кисть не должна вернуться точно в ту же точку, откуда началось движение. «Энсо» часто воспринимают как автопортрет каллиграфа
#хайку #бусон #тайро
