Сегодня фанаты Армстронга отмечают его день рождения, что вовсе не значит, что его день рождения – сегодня. Армстронг происходил из самых низов Сторивилля, и настоящую дату своего появления на свет, вероятно, и сам не знал. В свойственном ему стиле он выбрал её самостоятельно – 4 июля 1900: ровесник века и со-именинник Америки. Уже потом исследователи обнаружили, что на самом деле он родился в августе 1901.

В 1937 сегодняшний лже-именинник продолжил грести в сторону эстрады и выпустил серию спорных записей с братьями Миллс. Спорность их вызвана отнюдь не музыкальными факторами, а выбором материала: с какой-то стати ведущие чёрные артисты своего времени в период разрушения расовых барьеров записали менестрельные хиты середины предыдущего века с мягко говоря неоднозначными текстами. Про одну из них – официальную песню Флориды Old Folks at Home – комик Джон Оливер недавно пошутил, что от одной её мелодии веет расизмом. В другой – Carry Me Back to Old Virginny – вообще поётся о тоске по замечательным временам, когда приходилось трудиться на хозяина, а братья Миллс вдобавок произносят эти слова с характерным для рабов акцентом.

Понимаю, что после такого описания песен мало кто захочет их послушать, но сделать это надо обязательно. Эти совместные с братьями Миллс записи, несмотря на свою прямолинейность, для меня точно входят в число лучших творений поп-воплощения Сатчмо. Это особенно очевидно на фоне невыносимых гавайских и кубинских мелодий, которые он в промышленном масштабе выпускал в конце 30-х.

#Y1937 #armstrong #millsbrothers

Уж не знаю, насколько впечатляюще смотрелся оркестр Чика Уэбба живьём, но если судить по одним только записям, то так сразу и не поймёшь, как ему удавалось раз за разом побеждать в битвах биг-бэндов. Видимо, озорное и танцевальное звучание оркестра лучше резонировало со вкусами слушателей того времени. В ретроспективе же кажется, что Уэбб на фоне Гудмана, Эллингтона и прочих почти не рисковал и, однажды попав в цель, топтался на месте. При этом отменные образцы популярной музыки его оркестр продолжал выпускать с завидной регулярностью.

На большинстве из них звучал голос Эллы Фицджеральд, которая к 1937 успела побывать в центре скандала, разразившегося между двумя крупнейшими лейблами. Дело в том, что годом ранее Элла, уже заключившая эксклюзивное соглашение с Decca, записалась вместе с оркестром Бенни Гудмана для Victor. Их совместная работа моментально стала популярной среди слушателей, но менеджерам Decca вскоре удалось добиться её отзыва с рынка. Более того, они извлекли из ситуации максимум выгоды, предложив Элле записать с Чиком ту же самую композицию, что ранее принесла ей успех с Бенни – Take Another Guess. На мой взгляд, версия Гудмана вышла в итоге более цельной, но её ещё долгое время могли услышать лишь избранные счастливчики, имевшие доступ к архивам Victor.

Помимо Эллы в составе у Уэбба был ещё один молодой вокалист с большим будущим – Луи Джордан. Джордан начинал как альт-саксофонист, но постепенно стал играть и другие роли в ансамбле, сначала взявшись за объявление номеров, а затем и принявшись петь, при чём нередко дуэтом с Эллой. Из-за его харизмы его зачастую даже принимали за руководителя оркестра, что и натолкнуло его на мысль о создании собственного бэнда. Вокал Джордана можно услышать на Rusty Hinge – ещё одной симпатичной записи Уэбба.

#Y1937 #chickwebb #ellafitzgerald #louisjordan #bennygoodman

Апрель 1937, Париж. Сквозь ночной дождь Бенни Картер торопится в студию. Он за океаном уже третий год, но его время здесь подходит к концу – попадать под жернова грядущей европейской катастрофы он не собирается. Не для того он сбежал от своей, американской. В студии его ждёт старый приятель, тоже не один год поколесивший по Европе, – Коулмен Хокинс. Хоук замечает, как неумолимо джаз, ещё несколькими годами ранее почти не выбирающийся за пределы Гарлема, распространился по свету. Могли ли они с Бенни тогда представить, что будут записываться в Париже! Внутри стоит тяжёлый запах французских сигарет. Их курит Джанго Рейнхардт. С Картером он перекидывается лишь парой слов, на английском Джанго не говорит, а французского Бенни не знает. Впрочем, их музыка в любом случае объясняет всё лучше любых слов. Вечный напарник Джанго Стефан Граппелли в этот раз за фортепиано, для его знаменитой скрипки места в аранжировке Картера не нашлось. Сегодня только ритм и саксофоны.

Начинают стандартнее некуда – Honeysuckle Rose. Тема без лишних изысков обозначается секцией саксофонов, после чего вступает Коулмен Хокинс, или вернее человек, ранее известный как Коулмен Хокинс, потому как звучит он совершенно по-новому. Такой искромётной лёгкости Хоук ещё никогда не достигал! В его импровизации всё столь стройно, понятно и в то же время преисполнено деталями, будто сама природа создала это соло. Джанго и Бенни короткими зарисовками напоминают о себе, но оправиться от выступления Хоука у слушателя уже не получается – это запись принадлежит одному только Хокинсу.

На записанной следом Crazy Rhythm интереснее звучит уже Картер. Его соло на альт-саксе (третье по счёту, первые два сыграны местными саксофонистами) открывается фразами, своей воздушностью напоминающие о Янге, а продолжается беглым стаккато в стиле Хокинса. Сам Хоук солирует во второй части композиции, вновь изящно и спокойно отрываясь от земли под бодрый ритм французских цыган. Что Картер, что Хокинс будто-бы переоткрыли самих себя во время своего пребывания в Европе. Видимо, порой, чтобы сделать шаг вперёд, нужно сначала сделать шаг в сторону...

#Y1937 #colemanhawkins #bennycarter #djangoreinhardt #stephanegrappelli

Джазовыми интерпретациями классических произведений в наши дни уже никого не удивишь, но в конце 30-х подобная идея всё ещё казалась смелой и даже экзотичной. Адаптации оперных арий в этом канале уже появлялись. Кроме того не так уж редки были и джазовые фантазии на танцевальные темы позднего романтизма. Ну а в 1937 очередь дошла и до барокко.

Впервые к этой эпохе обратился Эдди Саут, о котором я здесь не упоминал аж с самого 1923. Напомню, скрипач Саут получил академическое образование, джазом увлёкся ещё в начале 20-х и за свою любовь к центральноевропейской музыке получил прозвище ”чёрный цыган”. Логично, что в середине 30-х он познакомился с главными сподвижниками цыганского джаза – Джанго Рейнхардтом и Стефаном Граппелли. Вместе они выпустили несколько удачных синглов, но нас сегодня интересует только один из них – основанный на концерте для двух скрипок c оркестром в ре-минор И. С. Баха (bvw 1043). На лицевую сторону пластинки попала Interpétation swing du premier mouvement du concerto en ré mineur de J.S. Bach, то есть свинговая интерпретация оригинального произведения. Сказать, что музыканты тут строго придерживаются оригинала, было бы преувеличением, но мелодически скрипки достаточно близко повторяют изначальный замысел композитора, а Джанго, насколько я могу судить с высоты своего дилетантства, старается точно воссоздать гармонии, за которые у Баха отвечает оркестр. На обратной стороне, в Improvisation sur le premier mouvement du concerto en ré mineur de J.S. Bach, то есть в импровизации на тему, трио уже позволяет себе больше свободы. Открывая запись цитатой из знаковой работы Армстронга, музыканты сразу обозначают больший акцент на джазе, скрипки постепенно уходят от оригинальной темы, выдавая несколько типичных ”горячих” фраз, и разве что просящаяся на первый план гитара Джанго так и не получает возможности для соло.

Оскорбиться ”издевательством над классикой” тут не выйдет даже у самых чувствительных натур – музыканты отнеслись к оригиналу даже с излишним уважением. Удивительно, конечно, как музыка Баха приспосабливается к любому стилю, не превращаясь при этом в пошлую пародию на саму себя.

#Y1937 #eddiesouth #stephanegrappelli #djangoreinhardt

Сегодня делюсь с вами несколькими интересными видеозаписями из 1937:

1️⃣ Биг бэнд Бенни Гудмана исполняет Sing Sing Sing в фильме Hollywood Hotel. Огромный шаг вперёд в искусстве съёмки живого (ну или, как здесь – псевдо-живого) выступления оркестра. Выглядит очень современно.

2️⃣ Отрывок из той же ленты, на котором запечатлён квартет Гудмана: Хэмптон, Уилсон, Крупа ну и сам Бенни, конечно, во всей красе.

3️⃣ Главный любимец камеры Кэб Кэллоуэй в очередной короткометражке. К 1937 стало очевидно, что смотреть на поющего и танцующего Кэллоуэя намного приятнее, чем просто слушать его записи.

4️⃣ Фрагмент наделавшего немало шума фильма Artists and Models c Армстронгом. Сцена с белой актрисой, ”неподобающе пляшущей” в толпе цветных, вызвала нешуточное раздражение в консервативных (читай, расистских) кругах. Предвидев подобную реакцию, создатели фильма решили ”затемнить” ей оттенок кожи, но этим только усугубили ситуацию. Рекомендую исключительно таким же отъявленным фанатам Сатчмо, как я сам.

#Y1937 #jazzmovie #bennygoodman #genekrupa #lionelhampton #teddywilson #cabcalloway #armstrong

Сегодня и в джазе, и в академической музыке вибрафон воспринимается нами как настолько привычный инструмент, что его относительная молодость кажется удивительной. Между тем, в своём нынешнем виде вибрафон появился только в 30-х, а его популярность во многом предопределили два ключевых перкуссиониста эпохи – Лайонел Хэмптон и Ред Норво.

Про Хэмптона вы и без меня знаете, поэтому начнём с Норво, который стал первым вибрафонистом-бэндлидером. В 30-х он был женат на одной из ведущих джаз-вокалисток своего времени – Милдред Бэйли. Их пару даже называли мистер и миссис свинг, и Бэйли естественно нередко пела на записях бэнда Норво. В качестве примера послушайте Worried Over You – запись, на которой отлично слышно, как отличались представления Норво и Хэмптона о роли вибрафона в джазе. У Норво вибрафон звучит вкрадчиво, почти интимно, Хэмптон же зачастую устраивает настоящую ковровую бомбардировку металлическими звуками (см. предыдущий пост). Интересно, что в 1937, когда вышли первые записи под руководством Хэмптона, он, похоже, ещё и сам считал, что играющий исключительно на вибрафоне лидер будет смотреться слишком экзотично. Потому на них он предстаёт сразу в нескольких амплуа: вокалиста (спорно), пианиста (недурно), барабанщика (огненно) и, само собой, вибрафониста. Его вибрафон лучше всего слышно в его собственной композиции с говорящим названием Jivin’ the Vibes. Слово Jive тут, как не трудно догадаться, относится не к названию танца, а к тому наречию, что сформировалось в Гарлеме 30-х и распространилось среди всего чёрного населения Штатов. Именно этого в итоге и достиг Хэмптон – он заставил вибрафон заговорить по-гарлемски.

#Y1937 #rednorvo #lionelhampton #mildredbailey

В этом канале я стараюсь не просто делиться интересными записями в хронологическом порядке, но и подводить их под определенный контекст, создавая какой-никакой последовательный нарратив. Но порой попадаются такие работы, которые, будто откуда ни возьмись взявшиеся сорняки, просто не вписываются ни в одну из линий повествования. А пройти мимо нельзя – уж больно хороши.

Рэймонд Скотт (для своих Гарик Ворнов) и его квинтет (который на самом деле вообще-то секстет, но слова ”секстет” Скотт стеснялся) тоже появились будто бы из ниоткуда, явили миру свои странные фантазии на тему свинга, а затем, следуя изменившимся интересам их лидера, столь же быстро растворились в вечности. К джазу музыку квинтета отнести можно разве что с натяжкой – Скотт не особо верил в импровизацию, да и в целом имел не так много общего с тесным миром джаза. Его мир состоял вовсе не из джемов в прокуренных отельных номерах или шумных клубах 52-й улицы. Его мир это место в ”тепличном” штатном бэнде радио CBS, постоянный доступ к новейшему студийному оборудованию и выросший на этой почве живой интерес к различным способам манипуляции звучанием. Уже к середине 40-х это увлечение привело Скотта к главному делу его жизни – проектированию электронных музыкальных инструментов и экспериментам с синтезированными звуками. Интересующимся ранней электроникой и краутроком очень советую ознакомиться с антологией работ (в том числе коммерческих) его компании Manhattan Research Inc. – ещё в 50-х Рэймонд создавал психоделические электронные зарисовки, намного опережавшие своё время.

В его ранних творениях при желании тоже можно расслышать проблески будущих увлечений – тут и нагромождение идей, и тщательно сконструированная необычность звучания, и особая атмосфера – одновременно тревожная и комичная. Это своеобразный психоделический поп своей эры – музыка Безумного Шляпника. Кстати, если вам эти работы покажутся знакомыми – не удивляйтесь. Оголтелая суетность ранних записей Скотта в итоге превратила их в идеальное сопровождение к мультфильмам, и начиная с 40-х годов, на студии Warner их стали постоянно использовать в Looney Tunes, Merry Melodies и других своих анимационных сериях.

Начать слушать Скотта надо, конечно же, с Powerhouse и Toy Trumpet – двух фантастических композиций, в которых его идеи наиболее очевидны. Тем же из вас, кто заинтересовался его более поздним не связанным с джазом творчеством, советую ознакомиться с Limbo: The Organized Mind – ответом на вопрос, что получится, если Чарли Кауфман станет песней.

#Y1937 #raymondscott

Ну и классное видео вдогонку – фрагмент киноленты Ali Baba Goes to Town. Полуобнажённые красавицы, восточная экзотика и квинтет Рэймонда Скотта с пылающей композицией Twilight in Turkey.

#Y1937 #jazzmovie #raymondscott

1️⃣9️⃣3️⃣8️⃣ Начинаем, как и положено, с самого заметного события года – легендарного концерта Бенни Гудмана в нью-йоркском Карнеги-Холле. Значимость этого выступления для джаза такова, что про него даже написано несколько книг. Много ли вы знаете книг, целиком посвящённых одному, даже не фестивалю, а концерту? Сегодня попробую рассказать, в чём же его важность, сосредоточившись на контексте, а непосредственно музыку опишу в следующем посте.

Итак, давайте разбираться. Холодный январь 1938. Бедствующая в разгар Депрессии рекорд-индустрия готова к решительному скачку, свинг почти официально имеет статус наиболее актуальной музыки, а Гудман почти официально коронован этого самого свинга королём. Но в среде консервативной критики ещё находятся те, кто по-прежнему рассматривает джаз как пустяк, дань моде или затянувшееся невинное увлечение. Гудман, прекрасно осознающий, что свинг находится в одном шаге от обретения статуса ”высокого” искусства, готов нанести решающий удар по сомнениям высоколобых снобов. Не хуже он понимает и то, что в историю войдёт лишь тот, кто сделает последний шаг, а предыдущие тысячи шагов так и останутся в лучшем случае в памяти горстки ценителей вроде нас с вами, а то и вовсе забудутся.

Поэтому сам этот шаг продуман Гудманом с предельной тщательностью. Для начала выбрана не просто главная, а самая ”намоленная” в Нью-Йорке концертная площадка – Карнеги это вам не танцевальные залы или ночные клубы, в которых бог весть что творится. Не зря перед выходом на сцену Карнеги Гарри Джеймс признавался, что чувствует себя, как ”шлюха в церкви”. Время тоже подобрано идеально – Гудман на пике своей популярности, его радио-шоу Camel Caravan транслируют на всю страну, а пластинки регулярно возглавляют чарты. Его публичный образ также трансформируется в соответствии со статусом мероприятия: теперь он уже не виртуоз-весельчак, зажигающий любую вечеринку, а ”преподающий в школе свинга профессор Гудман”. Даже пропагандируемый его командой образ любителя джаза кардинально меняется. Если раньше слушатель Гудмана это неспособный усидеть на месте студент, в диких движениях извивающийся в проходе театра, то теперь это эстетствующий интеллектуал, сосредоточенный исключительно на музыке. Ну и конечно же, исключительный концерт должен иметь столь же исключительную программу, и поверьте – в этой программе нашлось место не только боевикам вроде Sing Sing Sing(подробнее в следующем посте). Короче, созданный Гудманом контекст достоин того, чтобы стать кейсом в каком-нибудь учебнике по маркетингу. Иногда трудно поверить, что всё это провернули простые (ну ладно, не такие уж и простые) музыканты, а не продвинутое современное пиар-агентство. Не зря завистники Гудмана не без язвительности говорили, что будь он продавцом обуви или строителем дорог, он наверняка был бы не менее успешен.

Единственное, о чём Гудман тогда не позаботился, так это запись концерта. В то время ни о каких лайв-альбомах речь ещё, конечно же, не шла, и особенного смысла в осуществлении записи не было. На наше счастье нашлись желающие задокументировать концерт, и только лишь благодаря этим энтузиастам у нас есть возможность услышать, что же звучало в морозный январский вечер 1938 под сводами Карнеги.

Продолжение в следующем посте.

#Y1938 #bennygoodman

Возвращаемся к легендарному концерту Бенни Гудмана в Карнеги-холле. В прошлый раз я немного рассказал о контексте, сегодня же сосредоточимся на музыке.

Для такого важного события Гудман естественно подготовил особенную программу. Началось всё, впрочем, вполне буднично. На Don’t Be That Way оркестр Гудмана поначалу звучит вяло и даже неуверенно, соло самого Бенни и Гарри Джеймса не высекают искр, и лишь Джин Крупа своими бодрыми брейками заводит публику. Оцените, как реагируют слушатели на каждый его выпад: в этих аплодисментах, значительно более громких, чем те, что сопровождали соло Гудмана, кроется непоследняя причина их скорого расставания. В целом, вся первая секция, состоящая из трёх номеров, смотрится эдаким скромным аперитивом перед ассорти основных блюд.

А вот следующее отделение – 20 Years of Jazz – уже недвусмысленно намекает на особый статус концерта. Это не только краткий экскурс в историю джаза, но и реверанс в сторону знаменитого выступления Пола Уайтмана в том же Карнеги-Холле. Гудман, как и Уайтман в 1924, начинает с одной из первых композиций Original Dixieland Jass Band. Но если Уайтман к этим номерам относился с определённым снисхождением, используя их в основном для контраста со своим ”высоким” искусством, то Гудман явно питает к ним неподдельное уважение. Тщательно снятые с записей аранжировки обеспечивают историческую достоверность, а музыканты максимально точно воспроизводят стиль своих кумиров. Первый эмоциональный пик выступления как раз и случается, когда приходит очередь вспомнить Бикса, и специально приглашённый корнетист Бобби Хэкетт исполняет его знаменитое соло из I’m Coming, Virginia. Даже сейчас, 80 лет спустя, у меня от этого исполнения мурашки бегут по коже, что же испытывали зрители, находящиеся в тот день в зале? После не самого удачного оммажа Армстронгу, приходит черёд воздать должное звучанию Эллингтона. Тут-то и открывается первый из заготовленных Гудманом сюрпризов: на сцене появляются музыканты Дюка – Кути Уильямс, Гарри Карни и Джонни Ходжес, чьё соло на сопрано становится настоящим украшением ”исторической” секции. Blue Reverie в их исполнении ещё раз показывает, насколько велико значение солистов для фирменного стиля Дюка, – с ними оркестр Гудман действительно звучит ”по эллингтоновски”.

Следующей неожиданностью становится джем на тему Honeysuckle Rose в исполнении настоящей свинговой дримтим: к музыкантам оркестра Гудмана присоединяются Каунт Бэйси, Лестер Янг, Уолтер Пэйдж, Фредди Грин, Бак Клэйтон и уже выступавшие ранее Гарри Карни и Джонни Ходжес. Лучшие музыканты лучших биг-бэндов своего времени на одной сцене – можно ли мечтать о большем? Но не всё так просто. Многим, да и самому Гудману, этот эксперимент показался неудачным. И действительно, ближе к середине начавшийся с фантастического соло Янга джем немного провисает и заканчивается как-то скомкано и неловко. К тому же не вполне ясно, насколько велика была доля по-настоящему сымпровизированного материала: музыканты знали, что играть предстоит Honeysuckle Rose, а потому свои выступления подготовили заранее.

Следом настал черёд продемонстрировать возможности камерных ансамблей. Присоединившиеся к Гудману и Крупе Тэдди Уилсон и Лайонел Хэмптон последовательно образовали трио и квартет, сыграв четыре композиции, среди которых я бы особо хрупкую выделил балладу The Man I Love. Самое удивительное, что весь этот калейдоскоп лиц и событий уместился в первую половину концерта!

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #harryjames #bobbyhackett #johnnyhodges #cootiewilliams #harrycarney #countbasie #lesteryoung #walterpage #buckclayton #freddiegreen #teddywilson #lionelhampton #marthatilton #jessstacey

После антракта сюрпризов было уже не так много. В основном зрителям предложили то, за чем они и пришли в Карнеги в тот вечер – биг-бэнд саунд Гудмана.

Среди всех сыгранных им хитов немудрено пропустить настоящую жемчужину этой секции – Swingtime in the Rockies – двухминутную перестрелку риффами, заканчивающуюся каким-то совершенно безумным соло трубы. А больше всего публике в тот вечер пришлось по душе выступление Марты Тилтон. После исполненной ей традиционной шотландской песни Loch Lomond зрители так активно требовали её возвращения, что Гудману даже пришлось специально объявить, что выступления на бис с ней не заготовлено.

В следующий раз Карнеги по-настоящему закипел, когда вернувшееся на сцену трио в бешеном темпе исполнило China Boy с убойным соло Крупы. Джин в тот вечер вообще играл будто бы в последний раз – безудержно и безустально. На записи то и дело слышны его призывающие не останавливаться вскрики ”one more, Ben!”

Ну а кульминацией всего концерта стало, конечно же, знаменитое 12-минутное исполнение Sing Sing Sing. Великолепно исполненная ансамблем драматичная тема согласно сценарию переросла в последовательность индивидуальных выступлений, которую должен был завершать сам Гудман. И вот, когда Гудман на грани изнеможения подбирается к логическому концу, а Крупа готовится финальным брейком положить конец основной части концерта, Бенни делает лёгкий кивок в сторону редко играющего соло пианиста Джесса Стэйси. Тот, естественно, ошарашен, но промедлив лишь пару мгновений, под смех зала начинает своё волшебное путешествие: немного страйда, кивок Биксу, реверанс в сторону Равеля, эхо основной темы и наконец совершенно интровертный, немного робкий и мечтательный набросок, погружающий ошеломлённый зал в полную тишину. Даже Крупе потребовалось добрых десять секунд, чтобы прийти в себя после соло Стэйси, и вновь дать разгореться погасшему было ритму.

Фух, выдохнули. Теперь-то вы понимаете, почему об этом концерте написаны целые книги! Как видно, причин называть его легендарным, как музыкальных, так и около-музыкальных, было предостаточно. Неудивительно, что многие считают этот вечер в Карнеги-Холле одним из самых важных в истории джаза, и вы, смею надеяться, тоже найдёте для себя причину его полюбить.

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #harryjames #bobbyhackett #johnnyhodges #cootiewilliams #harrycarney #countbasie #lesteryoung #walterpage #buckclayton #freddiegreen #teddywilson #lionelhampton #marthatilton #jessstacey

Немного не по теме этого канала, но вдруг кому-то будет интересно. Попросили для канала с хорошей музыкой написать короткий пост об одной из любимых пластинок. Написал в итоге о совместном альбоме главных калифорнийских чудил начала 70-х – Рэнди Ньюмана и Гарри Нилссона. Надеюсь, вам понравится!

⁠Harry Nilsson — Nilsson Sings Newman (1970, RCA Victor)
piano pop | baroque pop

Слушать в Телеграм

Рубрика с любимыми альбомами от музыкантов и людей, изучающий этот вид искусства, продолжается. Другие посты смотрите тут и тут.

В этот раз про замечательную пластинку рассказал Даниил Виленский — автор канала «Колтрейнспоттинг», в котором рассматривается ранний джаз, музыка 1920-х и 1930-х годов, но не только. Сегодня, например, Даниил рассказал про релиз 1970-ого года.

Недавно с удивлением обнаружил, что с появлением детей повсюду сталкиваюсь с музыкой Рэнди Ньюмана. Как автор детских песен и музыки к мультфильмам он стал настолько успешен, что о его образе полувековой давности — кудрявого язвительного пересмешника — уже мало кто помнит. Между тем, Ньюман-автор это прежде всего откровенность, беспощадная сатира, остроумные ”с фигой в кармане” тексты и не менее остроумные музыкальные идеи. С Ньюманом-исполнителем всё немного сложнее – он всегда будто бы стеснялся собственных песен, сводя даже самые трогательные из них к шутке. В итоге из-за этой типичной для пост-модернизма боязни быть принятым всерьёз, его композиции зачастую становились хитами только в интерпретации других исполнителей. Сам же Ньюман оставался в относительной безвестности, став любимцем лишь избранных ценителей.

Одним из первых таких ценителей в конце 60-х стал находившийся на самом пике своей карьеры Гарри Нилссон. Нилссон, только что объявленный и Ленноном, и Маккартни лучшим американским исполнителем, готовый получить свою первую Грэмми и регулярно попадающий в чарты, неожиданно для всех решил записать целый альбом песен малоизвестного в то время Ньюмана. Тремя годами ранее два других калифорнийских чудака — Брайан Уилсон и Ван Дайк Паркс — создали лучший в истории поп-альбом и не смогли его выпустить. Здесь же, хоть дело и дошло до релиза, музыкантов ждал полный коммерческий провал. Мне всегда казалось, что если бы эти две пластинки получили должное внимание в конце 60-х, мы бы с вами имели сейчас совсем другую поп-музыку.

Сама пластинка вышла при этом замечательной. Нилссону, который вообще-то и сам был большим любителем повалять дурака, удалось избежать соблазна прикрыться иронией. Он нащупал ту единственно-правильную для песен Ньюмана интонацию — игривую и при этом в меру сентиментальную. На альбоме очень хорошо слышно, что Ньюман черпал вдохновение из традиции Tin Pan Alley, не позволяя сметающей всё на своём пути ”британской волне” проникнуть в своё творчество. Минималистичные аранжировки вкупе с замысловатым вокалом Нилссона обнажают красоту и оригинальность его песен — это
настоящая американская музыка.

#piano_pop #baroque_pop

Cлушать в Яндекс.Музыка
Cлушать в Google.Play
Слушать в Apple Music

Джаз и евреи. До создания этого канала я даже и не представлял, насколько важную роль в становлении и распространении джаза сыграли даже не просто евреи, а конкретно еврейские иммигранты в первом или втором поколении, переехавшие в Америку из западных территорий Российской империи. И речь тут не столько о благодетелях и покровителях (вроде семьи Карновских, заботившихся о юном Армстронге и подаривших ему его первый корнет), сколько о непосредственно музыкантах и продюсерах. В какой-то момент ради шутки я начал здесь приводить их ”домашние” ещё не американизированные имена, (например, Ирвин Миллс – Изя Минский и тд), но повторив шутку в десятый или пятнадцатый раз, понял, что неплохо было бы этот факт как-то отдельно зафиксировать.

Дойдя до 1938, наконец нашёлся повод. Квартет Бенни Гудмана, родители которого перебрались в Чикаго из тогда ещё принадлежавшего Российской империи Царства Польского, выпустил Bei Mir Bist Du Schoen – адаптацию известной песни из иммигрантского мюзикла на идише. Песня быстро стала хитом, при чём популярность её вскоре выплеснулась за пределы Америки. Самое смешное, что больше всего её полюбили не где-нибудь, а в нацистской Германии. Немцы, клеймившие джаз ”дегенеративной музыкой евреев и негров”, не сразу разобрались в запутанной родословной композиции, ну а когда разобрались, то в прессе разгорелся нешуточный скандал. Песня удивительно быстро достигла и Советского Союза, где ещё в конце 30-х была записана Яковом Скоморовским под названием Моя Красавица.

Так вот, возвращаясь к феномену столь большой доли евреев среди белых деятелей раннего джаза, объяснение ему находится довольно быстро. Восточноевропейские евреи, приехав в Америку, часто селились в самых бедных районах Чикаго и Нью-Йорка, в непосредственной близости от чёрных кварталов. Соответственно джаз они начали впитывать задолго до того, как он зазвучал на радио. В отличие от остальных белых американцев иммигранты по очевидным причинам непредвзято относились к чёрной культуре и не пытались оградить своих детей от ”тлетворного влияния музыки дьявола”. Даже удивительно, что до 1938 никто из музыкантов еврейского происхождения не попытался как-то связать джаз со своими национальными культурными традициями. Видимо, память о причинах, по которым им пришлось искать счастья за океаном, вкупе с новостями, приходившими из Европы, подсказывали им, что время открыто говорить о своём происхождении ещё не пришло. Этим, наверное, объясняется и повальная американизация имён и фамилий.

#Y1938 #bennygoodman #genekrupa #teddywilson #lionelhampton #marthatilton

Понятно, что когда слушаешь гору старых записей, то велик становится соблазн навесить на кого-нибудь из авторов этих записей ярлык ”непризнанного гения”. Ведь ничто не заставляет наши меломанские мозги так активно вырабатывать дофамин, как ощущение собственноручно ”разрытого” малоизвестного или позабытого шедевра. Помня об этом соблазне, я стараюсь по возможности громких слов избегать, но порой соотношение значения музыканта и его известности столь несправедливо, что без заезженных штампов не обойтись. Поэтому сегодня об Эдди Дёрхэме – непризнанном гении раннего джаза.

Справедливости ради Дёрхэм, конечно же, деятель не совсем безвестный. Но для пионера свинг-звучания, который наравне с Флетчером Хендерсоном ещё в начале 30-х предопределил биг-бэнд саунд, его имя звучит слишком редко. Отчасти это связано с темпераментом самого Эдди – будучи отличным тромбонистом и первоклассным гитаристом, он предпочитал роль аранжировщика. Оставаясь в тени Мотена, Лансфорда и Бэйси, он всё своё внимание сосредоточивал на экспериментах со звуком. Любимым предметом его опытов была гитара, которую он впервые попытался модифицировать ещё в конце 20-х. О выполненной им записи с электрическим усилением я уже писал, а к 1938 пришла пора продемонстрировать возможности полноценной электрической гитары.

Исторические сессии снова не обошлись без Джона Хаммонда. Будучи большим поклонником бэнда Бэйси, он предложил избранным музыкантам оркестра записаться в камерном формате. Так появилась на свет Kansas City Five. За ритм в ней были ответственны Фредди Грин, Джо Джонс и Уолтер Пэйдж, солировали же в основном Бак Клэйтон на трубе и Эдди на электрогитаре. В отличие от предыдущих попыток, на Laughing At Life эксперименты Дёрхэма звучат уместно и оригинально, и не услышать разницу в звучании по сравнению с акустической гитарой здесь уже невозможно. Формально это не первые записи ещё экзотичной по меркам времени электрогитары, но именно на них закладывается богатая традиция электричества в джазе.

#Y1938 #eddiedurham #buckclayton #walterpage #freddiegreen #jojones

Ближе к концу года присоединившийся к бэнду Лестер Янг превратил Kansas City Five в Kansas City Six. Не то чтобы он не получал достаточно свободы, играя у Каунта Бэйси или на сессиях с Тэдди Уилсоном и Билли Холидей, но почему-то кажется, что именно на записях ”шестёрки” он звучит наиболее раскованно.

През попеременно солирует на тенор-саксофоне и кларнете, исполняет замысловатые дуэты с засурдиненной трубой Бака Клэйтона и в целом явно находится в правильном для импровизации настроении. Вообще-то отличить на записи вдохновенную импровизацию от тщательно-прописанной имитации порой достаточно сложно. К счастью, в данном случае архивы сохранили alternate takes, то есть записанные в тот же день, но не попавшие в итоге на пластинку версии тех же композиций. Просто сравнив две записанные подряд попытки, можно услышать, что Янг импровизировал минимум 90% времени. Послушайте его версию классической Way Down Yonder In New Orleans – През тут явно на своей волне и будто бы не помнит о существовании оригинальной темы. Любопытно и то, что как только он берётся за кларнет, характерные для его тенора лёгкость и невесомость куда-то пропадают – его стиль становится отрывистым и резким. Это особенно заметно на Them There Eyes, на которой Янг солирует на обоих инструментах. Вскоре после этих сессий кларнет у Янга украли, и он то ли из веры в знаки судьбы, то ли следуя джазовой моде, не играл на нём почти 20 лет.

Хочется отдельно отметить и Клэйтона, который звучит на этих записях не менее эффектно, чем Янг. Послушайте его выдающуюся игру на I Want a Little Girl – с сурдиной и без он звучит, как два разных человека.

#Y1938 #lesteryoung #buckclayton #eddiedurham #freddiegreen #walterpage #jojones

Если все синглы, выпущенные оркестром Каунта Бэйси на Decca в 1938, объединить в один релиз, мог бы получиться шикарный альбом – с характерным узнаваемым звучанием и почти без проходного материала. На нём нашлось бы место и зубодробительным сгусткам энергии с чередой яростных соло вроде Jumpin’ At The Woodside, и дурашливым песенкам с задорным вокалом харизматичного толстяка Джимми Рашинга вроде Mulberry Bush, и даже редким, но оттого только более ценным балладам. Самая знаменитая из них – Blue and Sentimental с чувственным соло Хершела Эванса, для которого оно стало кульминацией карьеры, а то и всей неожиданно оборвавшейся в начале следующего года жизни. Со временем Бэйси ещё, конечно же, запишет свои альбомы, и многие из них станут для джаза ключевыми, но как же обидно, что этот вот первый бэнд с колдующим над аранжировками Дёрхэмом и вечной гонкой двух великих теноров – Янга и Эванса – так и не получил шанс записать что-то масштабнее трёхминутных сторон синглов.

#Y1938 #countbasie #hershelevans #eddiedurham #lesteryoung #buckclayton #walterpage #freddiegreen #jojones #jimmyrushing

В это же время к оркестру Бэйси почти на целый год присоединилась Билли Холидей. К сожалению, не то из-за контрактных ограничений, не то из-за взаимного недовольства двух гениев, совместных записей это сотрудничество так и не породило. Каунт, у которого в бэнде и без того хватало людей с ярким характером, не имел особого желания тратить время и силы на то, чтобы подобрать ключи к крутому нраву Леди. Она, в свою очередь, быстро устала от беспощадного графика оркестра, да и в целом не желала оставаться на вторых ролях. Билли отказывалась исполнять песни, не подходящие её образу, чем, надо думать, вызывала раздражение других музыкантов. Ну что ж тут поделать – дива имеет право вести себя, как дива!

Горевать о несостоявшихся студийных сессиях не будем. В конце концов, почти все заметные участники бэнда Бэйси в конце 30-х так или иначе пересеклись с Холидей в студии. Вот вам парочка отличных примеров таких пересечений: The Very Thought of You и I Can’t Get Started с Лестером Янгом, Баком Клэйтоном и ритм-секцией Бэйси.

Впрочем, лучшая, как мне кажется, её запись этого периода – You Go To My Head – обошлась без звёздных солистов. Я вообще не до конца понимаю, чем же она так цепляет: простая вроде бы мелодия, незамысловатый хрупкий кларнет Бастера Бэйли за голосом Билли, и достаточно стандартные, хоть и не без изыска, фразы тенора Бэйба Рассина. Похоже, это просто случай стопроцентного попадания в образ – все эти метафоры с игристыми винами настолько органично вписываются в персону Билли, что невольно представляешь её, поющую и разглядывающую танец пузырьков в очередном бокале...

#Y1938 #billieholiday #lesteryoung #buckclayton #jojones #freddiegreen #walterpage #busterbailey #baberussin

Сразу после своего приключения в оркестре Бэйси Билли Холидей присоединилась к другому биг-бэнду. Арти Шоу (для своих Артурик Аршавский) уже давно мечтал о приглашении Билли и в 1938 наконец сумел её уговорить. Леди и здесь продержалась недолго – с Шоу, в отличие от Бэйси, она ладила прекрасно, но постоянные унижения, которые она вынуждена была терпеть во время турне, сделали её жизнь невыносимой. Шоу и Холидей, по всей видимости, недооценили масштаб ненависти, которую вызывала в южных штатах сама идея расово-интегрированной группы. В итоге вместе они успели выпустить лишь одну запись – Any Old Time. Назвать её выдающейся, язык не поворачивается. Всё же вокал Билли по-настоящему раскрывается в более уютном камерном формате. Здесь же, с большим оркестром, она звучит, как просто очередная вокалистка. Может осознание этого факта и послужило причиной её привередливости во время работы с Бэйси?

Самого же Шоу в 1938 ждал настоящий прорыв. После того как на Brunswick отказались продлевать с ним контракт, Арти начал сотрудничество с Bluebird, младшим подразделением RCA, выпускавшим в основном ”бюджетные” записи. Шоу уговорил менеджеров лейбла позволить оркестру записать их собственную версию странноватой композиции с затянутой мелодией и отсылками к карибским мотивам. На Bluebird согласились выпустить её разве что в качестве бисайда, но большего Шоу и не нужно было. В итоге эта композиция – Begin the Beguine – мгновенно снискала популярность в Америке, превратив Шоу в звезду национального масштаба. Ну а для лейбла этот неожиданный успех стал настолько значительным, что Шоу немедленно было предложено записать альбом – честь, которая в то время оказывалась редким джаз-бэндам.

#Y1938 #billieholiday #artieshaw

Братья и сестры, сегодняшнюю проповедь для вас проведёт преподобный Сатчмо. Тема проповеди – When The Saints Go Marching In – знакома каждой божьей твари от Нового Орлеана до самых отдалённых уголков планеты. Для кого-то это мелодия, которая сразу звучит в голове, когда разговор заходит о раннем джазе. Для кого-то – детский мотивчик, набивший оскомину со времён начальной школы. Кто-то вообще в первую очередь вспомнит популярную лет 10 назад футбольную кричалку с оскорбительным текстом (фамилия оскорбляемого, естественно, непостоянна и зависит от цветов вашей любимой команды). Короче, содержимое сегодняшней проповеди, подобно универсальным законам мироздания, уже сидит в нашей голове – нам нужно лишь небольшое напоминание.

Стоп! Стоп! Стоп! Какие ещё проповеди? Мы же, вроде, оставили Армстронга переживающим его второй роман с эстрадной музыкой. Так-то оно так, но среди череды поп-хитов спорного содержания нашлось место и старому госпелу, который Сатчмо слышал, а может и играл, ещё будучи ребёнком. Столкнулся он с ним скорее всего на похоронах, которые по новоорлеанской традиции сопровождались парадами. Оркестры на этих парадах часто начинали с исполняемых в траурно-мелодраматичных тонах госпелов и спиричуэлов, и взяв за основу их мотивы, постепенно переходили к более жизнеутверждающим звукам регтайма и джаза. Жизнь-то она, как известно, продолжается несмотря ни на что. Эту идею и решил перенести на пластинку Армстронг, попросивший неизменного Луиса Расселла переосмыслить в свинговом ключе богоугодную народную композицию.

Уже с первых нот, когда Сатчмо начинает валять дурака в роли проповедника (внимательные слушатели вспомнят о том, что это не первая ”проповедь” в джазе), благостная радость переполняет наши сердца. Ну уж а когда брат Хиггинботам дует в свой тромбон так, будто на дворе 1923, то тут и калека встанет со скамьи и вскинет руки в восторженном умилении. Хор, резковато вторящий одухотворённому вокалу Сатчмо, это, конечно же, настоящие голоса новоорлеанских святых, проведших свои земные жизни в борделях Сторивилля, а теперь с небес взирающих на победный марш своих гимнов по всему земному шару. Ну а через соло Армстронга (мне одному тут на 2:22 слышится автоцитата из Struttin’ With Some Barbecue?) высшая сила, как обычно, напоминает нам – жизнь прекрасна, и в конце всё будет хорошо.

#Y1938 #armstrong #luisrussell #jchigginbotham

Старый френеми Армстронга Сидни Беше, ещё в 1932 завязавший с музыкой и открывший собственное ателье-прачечную, к счастью для нас оказался так себе бизнесменом. К концу десятилетия ему надоело возиться с одеждой, и он вернулся в студию, впервые примерив на себя роль полноценного лидера. Первые же сессии показали, что за годы молчания Беше не только не растерял мастерства, но и поднакопил кое-каких идей.

Сегодня делюсь записью его собственной композиции
When The Sun Sets Down South, в которую я влюбился с первого же прослушивания. Ума не приложу, почему ей уделено так мало внимания – как по мне, так это одна из лучших вещей второй половины 30-х. Просто послушайте, как после непродолжительного вступления сопрано-саксофон Беше обозначает драматичную южную тему, в то время как тенор отвечает ему короткими фразами. Как их диалог прерывается выступлением засурдиненной трубы, которой вторит всё тот же Беше, на сей раз на кларнете. Идущий следом двухтактовый фортепианный брейк нужен лишь для того, чтобы Сидни снова взялся за свой саксофон и выдал умопомрачительной красоты соло. В нём может и нет тех ритмических изысков или воздушности, что присущи лучшим свинговым соло, но в самом тоне Беше пыла и томления больше, чем во всех креольских красотках раскалённого юга. До самого конца трека Сидни поддерживает накал страстей, изредка позволяя тенору и трубе ненадолго выйти на первый план, но последнее слово, естественно, оставляет за собой, ставя точку эффектной каденцией.

#Y1938 #sidneybechet