* * *
Пока светает и темнеет, пока темнеет и светает,
Пока святая тайна тает, не исчезая ни на миг,
И в небе облако летает, пока река его питает,
И это облако питает волну, где жабры и плавник,
Пока простор звенит в просторе, как в подстаканниках стаканы,
Пока в поэзии растворе сияют солнце и луна,
Пока ритмичны океаны, листвы изделия чеканны,
Пока у слога – чувство Бога, чья сила движет времена,
Пока из логова наживы ничто не избежит разрухи,
Пока событий старожилы мерцают ночью в небесах,
Пока любовь струится в жилы, всё остальное – в том же духе,
Всё остальное – как при Ное, кошмар в библейских чудесах.
И ты со мною, мой Читатель, и ты со мною, как при Ное,
Переплывёшь потоп в ковчеге, нельзя купить ковчег за чек,
Пока у слога – чувство Бога, пока ритмично всё родное,
Пока сильна сказать так много голубка, белая как снег.
Из книги "СквОзеро"
Пока светает и темнеет, пока темнеет и светает,
Пока святая тайна тает, не исчезая ни на миг,
И в небе облако летает, пока река его питает,
И это облако питает волну, где жабры и плавник,
Пока простор звенит в просторе, как в подстаканниках стаканы,
Пока в поэзии растворе сияют солнце и луна,
Пока ритмичны океаны, листвы изделия чеканны,
Пока у слога – чувство Бога, чья сила движет времена,
Пока из логова наживы ничто не избежит разрухи,
Пока событий старожилы мерцают ночью в небесах,
Пока любовь струится в жилы, всё остальное – в том же духе,
Всё остальное – как при Ное, кошмар в библейских чудесах.
И ты со мною, мой Читатель, и ты со мною, как при Ное,
Переплывёшь потоп в ковчеге, нельзя купить ковчег за чек,
Пока у слога – чувство Бога, пока ритмично всё родное,
Пока сильна сказать так много голубка, белая как снег.
Из книги "СквОзеро"
КОЛЛЕКЦИЯ
Когда закрыли лабораторию развития старых проблем и открыли лабораторию развития новых проблем, профессору не нашлось в ней места, поскольку площадь его письменного стола сдалась в очень выгодную аренду. Но к тому времени у профессора было очень развито чувство будущего, и он не стал сражаться с начальством за свои законные трудовые права, зная прекрасно, что нет никакого будущего ни у зарплаты на этом месте, ни у начальства на этой площади, ни у проблем развития.
Чувство будущего способно стереть в порошок, озарить, вдохновить, вознести, грохнуть по черепу, заткнуть в щель, вытащить из бездны отчаянья, распахнуть веер блестящих возможностей, заманить в самое гиблое место. Все зависит от ядов, которыми это чувство будущего питается на клеточном уровне. От качества ядов и от количества.
Как подумаешь, все ядовито – и соль, и сахар, и спирт, и кофе, и крепкий чай, и перец, и всевозможные яйца, и апельсины с лимонами, и жара, и дожди, и жареная картошка, не говоря уже о грибах и о мясе. А жареный петух – тот вообще!.. Но человечество чаще всего отравляется не пищевыми продуктами, а продуктами высшей нервной деятельности, ядом идей, идеядами.
Есть организмы очень ядоустойчивые. Однажды они отравляются до потери сознания и полной бесчувственности. А потом, когда их приводят в чувства, вдруг оказывается, что у них при потере сознания возникло острое чувство будущего и тонкое чувство юмора – не толще снежинок в полете.
С таким вот именно чувством будущего профессор уж лет десять работал тайком не по теме, а готовился к переменам, самым невероятным, изучая психику драгоценных и не очень камней. Раздвоение, растроение и даже расчетверение кристаллической личности, когда камень с одной стороны – изумруд, а с другой – булыжник, и мысли у этих сторон враждебны друг другу, и эту враждебность приводят в действие жуткие галлюцинации, профессор превратил в область противоядного знания о кристаллах, об их кристаллической личности, которая существует, хотя наука ей в этом отказывает и не видит в ней никаких признаков психической жизни.
А у профессора мать с отцом были геологами, они оставили после себя коллекцию горных пород с вкраплениями драгоценных кристаллов и недешевые камушки в природном, неотесанном виде. Профессор вошел с коллекцией в тесный контакт и увидел, что в грубой породе, где завелись драгоценные камни, происходит психический сдвиг, игра враждебных миров, агрессия воспаленного воображения, которое затмевает, вытесняет и замещает любую реальность. Драгоценности рвутся прочь из грубой породы, а она их держит бульдожьей хваткой. С одной стороны – алмаз или сапфир, а с другой – грубая масса исходной материи. Обостряется их психическая вражда осенью и весной, когда у них начинаются слуховые и зрительные галлюцинации, отдающие приказы спасаться бегством и догонять. Тогда куски коллекции падают с полок, а некоторые прячутся, раскатившись по углам, и там пропадают на какое-то время, но потом возвращаются сами на должное место.
Профессор тихо ушел с работы и совсем не хотел о ней вспоминать. Если кто-нибудь из лаборатории развития старых или новых проблем вдруг узнавал его где-то на улице и хотел задать ему дежурный вопрос «Как дела?», он изображал из себя невменяемого бомжа и ложился на землю, спиной к зрителям, – такой вот артист! И надо сказать, что все настоящие ученые, которых я знала, были (в отличие от «хорошо мотивированных сотрудников»!..) большими артистами, вписанными в свою пьесу не хуже Гамлета.
Профессор сказал дома жене и детям, что теперь он работает в еще более секретной лаборатории развития поиска новых проблем, чтоб, когда эти новые проблемы найдут, развивать их в полную силу. Но звонить в эту лабораторию запрещено. Теперь приносил он домой зарплату в пятикратном размере, а сам снял дачку в престижном месте, где лечил он очень успешных граждан от буйного и тихого помешательства. Коллекцию этих граждан поворачивал он лицом к коллекции камней, и они смотрели в каждый камень, как в зеркало. И каждый камень смотрел в них, как в зеркало. И оно помогало. Очень.
Внимание!.. Мельчайшую долю секунды иде
Когда закрыли лабораторию развития старых проблем и открыли лабораторию развития новых проблем, профессору не нашлось в ней места, поскольку площадь его письменного стола сдалась в очень выгодную аренду. Но к тому времени у профессора было очень развито чувство будущего, и он не стал сражаться с начальством за свои законные трудовые права, зная прекрасно, что нет никакого будущего ни у зарплаты на этом месте, ни у начальства на этой площади, ни у проблем развития.
Чувство будущего способно стереть в порошок, озарить, вдохновить, вознести, грохнуть по черепу, заткнуть в щель, вытащить из бездны отчаянья, распахнуть веер блестящих возможностей, заманить в самое гиблое место. Все зависит от ядов, которыми это чувство будущего питается на клеточном уровне. От качества ядов и от количества.
Как подумаешь, все ядовито – и соль, и сахар, и спирт, и кофе, и крепкий чай, и перец, и всевозможные яйца, и апельсины с лимонами, и жара, и дожди, и жареная картошка, не говоря уже о грибах и о мясе. А жареный петух – тот вообще!.. Но человечество чаще всего отравляется не пищевыми продуктами, а продуктами высшей нервной деятельности, ядом идей, идеядами.
Есть организмы очень ядоустойчивые. Однажды они отравляются до потери сознания и полной бесчувственности. А потом, когда их приводят в чувства, вдруг оказывается, что у них при потере сознания возникло острое чувство будущего и тонкое чувство юмора – не толще снежинок в полете.
С таким вот именно чувством будущего профессор уж лет десять работал тайком не по теме, а готовился к переменам, самым невероятным, изучая психику драгоценных и не очень камней. Раздвоение, растроение и даже расчетверение кристаллической личности, когда камень с одной стороны – изумруд, а с другой – булыжник, и мысли у этих сторон враждебны друг другу, и эту враждебность приводят в действие жуткие галлюцинации, профессор превратил в область противоядного знания о кристаллах, об их кристаллической личности, которая существует, хотя наука ей в этом отказывает и не видит в ней никаких признаков психической жизни.
А у профессора мать с отцом были геологами, они оставили после себя коллекцию горных пород с вкраплениями драгоценных кристаллов и недешевые камушки в природном, неотесанном виде. Профессор вошел с коллекцией в тесный контакт и увидел, что в грубой породе, где завелись драгоценные камни, происходит психический сдвиг, игра враждебных миров, агрессия воспаленного воображения, которое затмевает, вытесняет и замещает любую реальность. Драгоценности рвутся прочь из грубой породы, а она их держит бульдожьей хваткой. С одной стороны – алмаз или сапфир, а с другой – грубая масса исходной материи. Обостряется их психическая вражда осенью и весной, когда у них начинаются слуховые и зрительные галлюцинации, отдающие приказы спасаться бегством и догонять. Тогда куски коллекции падают с полок, а некоторые прячутся, раскатившись по углам, и там пропадают на какое-то время, но потом возвращаются сами на должное место.
Профессор тихо ушел с работы и совсем не хотел о ней вспоминать. Если кто-нибудь из лаборатории развития старых или новых проблем вдруг узнавал его где-то на улице и хотел задать ему дежурный вопрос «Как дела?», он изображал из себя невменяемого бомжа и ложился на землю, спиной к зрителям, – такой вот артист! И надо сказать, что все настоящие ученые, которых я знала, были (в отличие от «хорошо мотивированных сотрудников»!..) большими артистами, вписанными в свою пьесу не хуже Гамлета.
Профессор сказал дома жене и детям, что теперь он работает в еще более секретной лаборатории развития поиска новых проблем, чтоб, когда эти новые проблемы найдут, развивать их в полную силу. Но звонить в эту лабораторию запрещено. Теперь приносил он домой зарплату в пятикратном размере, а сам снял дачку в престижном месте, где лечил он очень успешных граждан от буйного и тихого помешательства. Коллекцию этих граждан поворачивал он лицом к коллекции камней, и они смотрели в каждый камень, как в зеркало. И каждый камень смотрел в них, как в зеркало. И оно помогало. Очень.
Внимание!.. Мельчайшую долю секунды иде
...Внимание!.. Мельчайшую долю секунды идет луч от зеркала до глаза. И пока он проходит свой путь, чтобы нам свое отражение видеть в зеркале, – за эту мельчайшую долю секунды в нас нечто меняется на клеточном уровне. В этом смысле мельчайшая доля секунды огромна и вполне достаточна для самых таинственных перемен.
Со временем камни стали играть прелестную музыку и подавать желающим кофе и булочки из французской кондитерской, а также другие напитки без вредных привычек. Иногда какой-нибудь камушек говорил профессору шепотом: «У третьего справа – нефрит». И тогда профессор давал ему зеркало из нефрита. Все камни в коллекции обожали книжечку о камнях того Куприна, что сочинил «Яму». Им вообще нравился этот писатель, а также «Каменный гость» Пушкина. Один больной гражданин сказал сдуру: «Душа – не камень!» Так они его чуть не грохнули, вся коллекция камней в него полетела, потому что у камня – живая душа, Психея и психика.
Однажды кто-то из прежних начальников, пережив тридцать три покушения с отстрелом колена, пришел к профессору полечиться. На этот случай у профессора были борода и усы для приклейки, парик с ирокезом и запасной голос. Начальника мучили галлюцинации, шорох шагов за спиной, первые в мире открытия, им уничтоженные, особенно звездолеты.
В свете развития новых проблем возник бешеный, сумасшедший спрос на такие кастрюльки-ядоварки, которые могли бы варить ядовитое прошлое. И под его руководством лаборатория создала и поставила на поток эти кастрюльки.
По чьей-то идее всенародная выпивка ядовитого прошлого должна была бы крепить иммунитет и способствовать ядоустойчивости в светлом будущем. Но враги этого научного метода утверждали, что эти кастрюльки варят нам ядовитое прошлое, чтоб отравить наше светлое будущее. И они постоянно стреляли в начальника этой лаборатории, жгли его утюгами, громили его научную базу, не говоря уж о производственной. Одна нога у него не сгибалась, другая постоянно дрожала, отбивая чечетку в стоячем, сидячем и лежачем виде. Днем и ночью гвоздили его наваждения, навязчивые кошмары. Он даже стал выпивать. Из кастрюлек. Но выпивка ядовитого прошлого не помогала. Совсем.
Камни смотрели в него и туманились, некоторые плакали. Он тоже смотрел в них и туманился. Туманился и туманился. Ему помогло, и он в тумане исчез. Растворился в тумане развития новых проблем.
Кусок породы с аметистовой щеткой послал ему в колено свой зеркальный луч, солнечный зайчик, пускай скачет. Теперь его колено сгибается и само стреляет в противника сзади и спереди, где бы он ни таился.
Лаборатория развития новых проблем сгорела, вся подчистую. По вине электропроводки. Там теперь Собор Парижской Богоматери. Но как раз возле дачки, на которой профессор противоядно работает, открылась лаборатория развития еще более новых проблем, потому что проблемы очень быстро стареют, изнашиваются, приходят в негодность и вывозятся с мусором.
Теперь у профессора так много клиентов из этой лаборатории, такая большая коллекция граждан, что по вторникам и четвергам он работает в бороде и усах. А по средам без никаких бород и усов он целует мне руку, снимая всякую боль. И камушки нам играют чудесную музыку, подавая кофе в белых чашках с толстыми вкусными стенками. Эти чашки я знаю смолоду и всегда их рисую.
Рассказы о чудесном
Из цикла "Кастрюлька-ядоварка"
Со временем камни стали играть прелестную музыку и подавать желающим кофе и булочки из французской кондитерской, а также другие напитки без вредных привычек. Иногда какой-нибудь камушек говорил профессору шепотом: «У третьего справа – нефрит». И тогда профессор давал ему зеркало из нефрита. Все камни в коллекции обожали книжечку о камнях того Куприна, что сочинил «Яму». Им вообще нравился этот писатель, а также «Каменный гость» Пушкина. Один больной гражданин сказал сдуру: «Душа – не камень!» Так они его чуть не грохнули, вся коллекция камней в него полетела, потому что у камня – живая душа, Психея и психика.
Однажды кто-то из прежних начальников, пережив тридцать три покушения с отстрелом колена, пришел к профессору полечиться. На этот случай у профессора были борода и усы для приклейки, парик с ирокезом и запасной голос. Начальника мучили галлюцинации, шорох шагов за спиной, первые в мире открытия, им уничтоженные, особенно звездолеты.
В свете развития новых проблем возник бешеный, сумасшедший спрос на такие кастрюльки-ядоварки, которые могли бы варить ядовитое прошлое. И под его руководством лаборатория создала и поставила на поток эти кастрюльки.
По чьей-то идее всенародная выпивка ядовитого прошлого должна была бы крепить иммунитет и способствовать ядоустойчивости в светлом будущем. Но враги этого научного метода утверждали, что эти кастрюльки варят нам ядовитое прошлое, чтоб отравить наше светлое будущее. И они постоянно стреляли в начальника этой лаборатории, жгли его утюгами, громили его научную базу, не говоря уж о производственной. Одна нога у него не сгибалась, другая постоянно дрожала, отбивая чечетку в стоячем, сидячем и лежачем виде. Днем и ночью гвоздили его наваждения, навязчивые кошмары. Он даже стал выпивать. Из кастрюлек. Но выпивка ядовитого прошлого не помогала. Совсем.
Камни смотрели в него и туманились, некоторые плакали. Он тоже смотрел в них и туманился. Туманился и туманился. Ему помогло, и он в тумане исчез. Растворился в тумане развития новых проблем.
Кусок породы с аметистовой щеткой послал ему в колено свой зеркальный луч, солнечный зайчик, пускай скачет. Теперь его колено сгибается и само стреляет в противника сзади и спереди, где бы он ни таился.
Лаборатория развития новых проблем сгорела, вся подчистую. По вине электропроводки. Там теперь Собор Парижской Богоматери. Но как раз возле дачки, на которой профессор противоядно работает, открылась лаборатория развития еще более новых проблем, потому что проблемы очень быстро стареют, изнашиваются, приходят в негодность и вывозятся с мусором.
Теперь у профессора так много клиентов из этой лаборатории, такая большая коллекция граждан, что по вторникам и четвергам он работает в бороде и усах. А по средам без никаких бород и усов он целует мне руку, снимая всякую боль. И камушки нам играют чудесную музыку, подавая кофе в белых чашках с толстыми вкусными стенками. Эти чашки я знаю смолоду и всегда их рисую.
Рассказы о чудесном
Из цикла "Кастрюлька-ядоварка"
* * *
Рассвет голубоват, зеленоват и розов,
И это - в полчетвёртого утра,
Где соловьи поют поэзию и прозу
Любовной страсти соловьиного нутра.
Их не учили ни в какой консерватории
Таким страстям вокальных образцов, -
Они поют для соловьих своих, которые
В скорлупках держат будущих птенцов.
Клубится, льётся эта музыка лавиной,
Где соловьи дают концерт - для соловьих,
Нутром любовной страсти соловьиной
Творя грядущих птенчиков своих.
Здесь никаких гастролей, репетиций,
А только - Божий замысел Творца,
Чтоб соловей, отец, родился птицей
Любви, поющей для творения птенца.
Такая музыка и живопись рассвета,
И смыслы тайных связей таковы,
Что соловьиный хор поёт про это
Всей плотью - от хвоста до головы.
Рассвет голубоват, зеленоват и розов,
И это - в полчетвёртого утра,
Где соловьи поют поэзию и прозу
Любовной страсти соловьиного нутра.
Их не учили ни в какой консерватории
Таким страстям вокальных образцов, -
Они поют для соловьих своих, которые
В скорлупках держат будущих птенцов.
Клубится, льётся эта музыка лавиной,
Где соловьи дают концерт - для соловьих,
Нутром любовной страсти соловьиной
Творя грядущих птенчиков своих.
Здесь никаких гастролей, репетиций,
А только - Божий замысел Творца,
Чтоб соловей, отец, родился птицей
Любви, поющей для творения птенца.
Такая музыка и живопись рассвета,
И смыслы тайных связей таковы,
Что соловьиный хор поёт про это
Всей плотью - от хвоста до головы.
" Пока человек пользуется жизнью"
Гиппократ Гиппократ- врач, он пишет о том, как врач помогает человеку пользоваться жизнью. И как раз вот это - "пользоваться жизнью"! - великое, точное знание смысла !
Гиппократ Гиппократ- врач, он пишет о том, как врач помогает человеку пользоваться жизнью. И как раз вот это - "пользоваться жизнью"! - великое, точное знание смысла !
* * *
Нет прописки, нет жилья,
Нет работы, это – я.
Не советский элемент,
Очень вредный декадент,
Взглядов западных агент, –
Это пишет рецензент!..
Через пять десятков лет
Он порвёт свой партбилет,
И пристроится урод
Всё писать наоборот,
И спроворит мой портрет:
Антизападный поэт,
Жуткий случай, страшный вред,
Патриотская душа,
Ненавидящая США, –
Не пускать её в печать
И заставить – замолчать!
Боже мой, какое счастье –
Бьётся пульс в моём запястье,
Я – жива, работы много,
От Читателей – подмога,
В их работаю среде,
Не печатаясь нигде,
Потому что вся печать
Мне желает – замолчать!
Дар всевышней благодати –
Без такой прожить печати! http://www.owl.ru/morits/stih/off-records1552.htm?ysclid=lxo4wc7vk0786141190
Нет прописки, нет жилья,
Нет работы, это – я.
Не советский элемент,
Очень вредный декадент,
Взглядов западных агент, –
Это пишет рецензент!..
Через пять десятков лет
Он порвёт свой партбилет,
И пристроится урод
Всё писать наоборот,
И спроворит мой портрет:
Антизападный поэт,
Жуткий случай, страшный вред,
Патриотская душа,
Ненавидящая США, –
Не пускать её в печать
И заставить – замолчать!
Боже мой, какое счастье –
Бьётся пульс в моём запястье,
Я – жива, работы много,
От Читателей – подмога,
В их работаю среде,
Не печатаясь нигде,
Потому что вся печать
Мне желает – замолчать!
Дар всевышней благодати –
Без такой прожить печати! http://www.owl.ru/morits/stih/off-records1552.htm?ysclid=lxo4wc7vk0786141190
"ПОКА СЕРДЦА ДЛЯ ЧЕСТИ ЖИВЫ"
СВО – свобода от свобод
Над Россией издеваться.
СВО – свобода от свобод
Зверству запада сдаваться.
Свойство СВО – своей страной
Быть, не сволочью, не сворой,
Что смайданилась – войной
На Донбасс идти, который
За Россию встал стеной!
СВО – Победа над зверьём
Людоедского злобесья,
Что сожгло людей живьём
На пожарище в Одессе, –
Чтобы ужаса объём
В ликовании своём
Был фашизма гитлерьём.
Свойство СВО – Победы свет,
Свойство СВО – такая сила,
Что войне сломав хребет,
Победит войну Россия!
Это свойство СВО усвой,
Объявляя нам войну,
Ублажая сатану,
Зверь с фашистской головой,
Из которой речь попёрла:
"Перерезать русским горло!"
СВО – свобода от свобод
Над Россией издеваться.
СВО – свобода от свобод
Зверству запада сдаваться.
Свойство СВО – своей страной
Быть, не сволочью, не сворой,
Что смайданилась – войной
На Донбасс идти, который
За Россию встал стеной!
СВО – Победа над зверьём
Людоедского злобесья,
Что сожгло людей живьём
На пожарище в Одессе, –
Чтобы ужаса объём
В ликовании своём
Был фашизма гитлерьём.
Свойство СВО – Победы свет,
Свойство СВО – такая сила,
Что войне сломав хребет,
Победит войну Россия!
Это свойство СВО усвой,
Объявляя нам войну,
Ублажая сатану,
Зверь с фашистской головой,
Из которой речь попёрла:
"Перерезать русским горло!"
Если не врать
1
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Козло запустить в огород,
Устроить переворот, –
Тогда бы Россию пасло
Фашистское это козло!
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Устроить кровавое месиво,
Устроить фашизма одессиво, –
Тогда бы любое посло
Приветствие произнесло,
Целуя такое козло!
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Громить Севастополь и Крым,
Используя святости грим,
Используя грим демократий
Для очень фашистских симпатий,
Которые знают приём –
Зажаривать граждан живьём!
Фашистское это козло
Готово ирачить и ливить,
Майданами всех осчастливить!..
Но всё-таки мне повезло:
Россия – кошмарное зло,
И это спасло от козло,
От Гитлера это спасло!
2
Высший разум приносит на блюде
Эту правду, где жизни среда:
В обезьян превращаются люди,
Обезьяны в людей – никогда!
Обезьянски взирая на глобус,
Можно Ливию грохнуть, Ирак,
Но в российских сугробах угробясь,
Загреметь обезьяной во мрак.
Обезьянское это козло
Демократит своё ремесло,
И его обожает посло,
У которого крышу снесло!
http://owl.ru/morits/stih/off-records184.htm
1
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Козло запустить в огород,
Устроить переворот, –
Тогда бы Россию пасло
Фашистское это козло!
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Устроить кровавое месиво,
Устроить фашизма одессиво, –
Тогда бы любое посло
Приветствие произнесло,
Целуя такое козло!
Россия – кошмарное зло
Для тех, кому не повезло
Громить Севастополь и Крым,
Используя святости грим,
Используя грим демократий
Для очень фашистских симпатий,
Которые знают приём –
Зажаривать граждан живьём!
Фашистское это козло
Готово ирачить и ливить,
Майданами всех осчастливить!..
Но всё-таки мне повезло:
Россия – кошмарное зло,
И это спасло от козло,
От Гитлера это спасло!
2
Высший разум приносит на блюде
Эту правду, где жизни среда:
В обезьян превращаются люди,
Обезьяны в людей – никогда!
Обезьянски взирая на глобус,
Можно Ливию грохнуть, Ирак,
Но в российских сугробах угробясь,
Загреметь обезьяной во мрак.
Обезьянское это козло
Демократит своё ремесло,
И его обожает посло,
У которого крышу снесло!
http://owl.ru/morits/stih/off-records184.htm
ТРАДИЦИЯ УБЛЮДКОВ САТАНИЗМА
( из цикла " Мгновеники")
Они на Сербию швыряли бомбы "С Пасхой !" в дни Православной Пасхи, в год, где трижды цифра 9!.. Мадлен Олбрайт, ублюдок сатанизма, в ответ на просьбу сербов - не бомбить три дня Священной Пасхи Православной, сказала, сатанински улыбаясь, что это невозможно в данном случае : тогда "не будет убедительной победа" бомбящих Сербию!.. " Тогда - победа убедительной не будет" - буквальный текст и суть ублюдков сатанизма.
Сегодня, в Праздник Троицы Священной, они бомбили Севестополь, на прицеле ублюдков сатанизма - берег, люди на пляже, - беззащитных человеков бомбили, убивая беспощадно, ублюдки сатанизма, - в День Православной Троицы Священной!..
Уверены ублюдки сатанизма, что их победа " будет убедительной" в дни Православных Праздников - особенно!.. Такая - никакая не другая! - традиция ублюдков сатанизма !
Традиция - с латыни - передача. Из поколенья в поколенье - передача обычаев и правил поведения, от предков передача - для потомков.
И в данном случае, такая передача - традиция ублюдков сатанизма : в дни Православных Праздников Священных - бомбить и гробить беззащитных Человеков, - иначе "убедительной не будет победа" для ублюдков сатанизма!..
Х Х Х
Русофобщины мразь гордится
Сатанизмом, где кровь – водица,
Сатанистов главнюк из Польши
Ни о чём не мечтает больше:
"Уничтожить Россию – цель
Нашей жизни!" В любую щель –
Сатаниниская вонь русофобщины,
Американщины вонь, европщины,
Воплей вонь – из мерзотной пасти:
"Уничтожить Россию – счастье!"
Вопли этого сатанинства, –
Всей России сплотив единство,
Нам в подмогу, – как Божий дар,
Где "Христос Воскрес!" и "Аллах Акбар!",
И священный Будда, и всей России
Всех священных вер всенародной силы
Сплотило в Божье как раз единство!
А русофобщины западной сатанинство,
Оно – гитлерячьей войны картина,
Где наша Победа – неотвратима!
( из цикла " Мгновеники")
Они на Сербию швыряли бомбы "С Пасхой !" в дни Православной Пасхи, в год, где трижды цифра 9!.. Мадлен Олбрайт, ублюдок сатанизма, в ответ на просьбу сербов - не бомбить три дня Священной Пасхи Православной, сказала, сатанински улыбаясь, что это невозможно в данном случае : тогда "не будет убедительной победа" бомбящих Сербию!.. " Тогда - победа убедительной не будет" - буквальный текст и суть ублюдков сатанизма.
Сегодня, в Праздник Троицы Священной, они бомбили Севестополь, на прицеле ублюдков сатанизма - берег, люди на пляже, - беззащитных человеков бомбили, убивая беспощадно, ублюдки сатанизма, - в День Православной Троицы Священной!..
Уверены ублюдки сатанизма, что их победа " будет убедительной" в дни Православных Праздников - особенно!.. Такая - никакая не другая! - традиция ублюдков сатанизма !
Традиция - с латыни - передача. Из поколенья в поколенье - передача обычаев и правил поведения, от предков передача - для потомков.
И в данном случае, такая передача - традиция ублюдков сатанизма : в дни Православных Праздников Священных - бомбить и гробить беззащитных Человеков, - иначе "убедительной не будет победа" для ублюдков сатанизма!..
Х Х Х
Русофобщины мразь гордится
Сатанизмом, где кровь – водица,
Сатанистов главнюк из Польши
Ни о чём не мечтает больше:
"Уничтожить Россию – цель
Нашей жизни!" В любую щель –
Сатаниниская вонь русофобщины,
Американщины вонь, европщины,
Воплей вонь – из мерзотной пасти:
"Уничтожить Россию – счастье!"
Вопли этого сатанинства, –
Всей России сплотив единство,
Нам в подмогу, – как Божий дар,
Где "Христос Воскрес!" и "Аллах Акбар!",
И священный Будда, и всей России
Всех священных вер всенародной силы
Сплотило в Божье как раз единство!
А русофобщины западной сатанинство,
Оно – гитлерячьей войны картина,
Где наша Победа – неотвратима!
АНТИЧНАЯ КАРТИНА
Славно жить в Гиперборее,
Где родился Аполлон,
Там в лесу гуляют феи,
Дует ветер аквилон.
Спит на шее у коровы
Колокольчик тишины,
Нити мыслей так суровы,
Так незримы, так нежны.
Толстоногую пастушку
Уложил в траву Сатир.
Как ребенок погремушку,
Он за грудь ее схватил.
А в груди гремит осколок
Темно-красного стекла.
А вблизи дымит поселок,
Ест теленка из котла.
Земляничная рассада
У Сатира в бороде,
И в глазах не видно взгляда,
Он - никто, и он - нигде.
Он извилистой рукою
Раздвигает юбок стружки,
Пустотою плутовскою
Развлекая плоть пастушки.
А она пылает чудно
Телом, выполненным складно.
Все творится обоюдно, -
То им жарко, то прохладно.
А корова золотая
Разрывает паутину,
Колокольчиком болтая,
Чтоб озвучить всю картину.
Славно жить в Гиперборее,
Где родился Аполлон,
Там в лесу гуляют феи,
Дует ветер аквилон.
Спит на шее у коровы
Колокольчик тишины,
Нити мыслей так суровы,
Так незримы, так нежны.
Толстоногую пастушку
Уложил в траву Сатир.
Как ребенок погремушку,
Он за грудь ее схватил.
А в груди гремит осколок
Темно-красного стекла.
А вблизи дымит поселок,
Ест теленка из котла.
Земляничная рассада
У Сатира в бороде,
И в глазах не видно взгляда,
Он - никто, и он - нигде.
Он извилистой рукою
Раздвигает юбок стружки,
Пустотою плутовскою
Развлекая плоть пастушки.
А она пылает чудно
Телом, выполненным складно.
Все творится обоюдно, -
То им жарко, то прохладно.
А корова золотая
Разрывает паутину,
Колокольчиком болтая,
Чтоб озвучить всю картину.
Х Х Х
Краткое содержание событий Всемирной Истории:
Довоенное время, военное и послевоенное,
Других не бывает времён, только эти, которые
Одновременно содержат древнее, как современное,
Чьё содержание держится Древом Жизни, его корнями,
Это - краткое содержание всего, что творится с нами
Во всех содержаниях кратких, сжатых - до хруста костей
Всех кошмаров, что мы пережили, продолжая рожать детей,
Чьё краткое содержание - Древо Жизни с листвой на ветках,
Где предки живут в потомках, а также потомки - в предках,
Где краткое содержание Древа Жизни - его листва,
А краткое содержание романа Толстого Льва :
Под поездом - Анна Каренина, которая там жива.
Четыре часа утра, июня конец, прохлада,
За окнами свищет пташка - на Древе Жизни с листвой на ветках,
Чьё краткое содержание - свистеть этой пташке надо,
Как свищут потомки, предки - в её жизнетворных клетках,
Чьё краткое содержание - Древо Жизни с его корнями,
Это - краткое содержание всего , что творится с нами !..
Краткое содержание событий Всемирной Истории:
Довоенное время, военное и послевоенное,
Других не бывает времён, только эти, которые
Одновременно содержат древнее, как современное,
Чьё содержание держится Древом Жизни, его корнями,
Это - краткое содержание всего, что творится с нами
Во всех содержаниях кратких, сжатых - до хруста костей
Всех кошмаров, что мы пережили, продолжая рожать детей,
Чьё краткое содержание - Древо Жизни с листвой на ветках,
Где предки живут в потомках, а также потомки - в предках,
Где краткое содержание Древа Жизни - его листва,
А краткое содержание романа Толстого Льва :
Под поездом - Анна Каренина, которая там жива.
Четыре часа утра, июня конец, прохлада,
За окнами свищет пташка - на Древе Жизни с листвой на ветках,
Чьё краткое содержание - свистеть этой пташке надо,
Как свищут потомки, предки - в её жизнетворных клетках,
Чьё краткое содержание - Древо Жизни с его корнями,
Это - краткое содержание всего , что творится с нами !..
* * *
Наклонись, я шепну тебе что-то,
И легко тебе станет, легко, -
Мне по жизни положена льгота
На чужое подуть молоко,
На чужие кошмары и страхи,
На тревоги чужой кипяток,
На тоску человеческой птахи
В проводах, где колотится ток.
Я шепну тебе что-то такое,
Что одна лишь природа поймёт. -
Я тебя не оставлю в покое
Попивать смертолюбия мёд.
Мне по жизни положена льгота
Не бояться ни мыслей, ни слов.
Наклонись, я шепну тебе что-то
Глазом, вечно открытым для снов.
Есть такие наивные вещи
И такие глазные слова,
Что от них разжимаются клещи -
И душа оживает сама...
Наклонись, я шепну тебе что-то,
И легко тебе станет, легко, -
Мне по жизни положена льгота
На чужое подуть молоко,
На чужие кошмары и страхи,
На тревоги чужой кипяток,
На тоску человеческой птахи
В проводах, где колотится ток.
Я шепну тебе что-то такое,
Что одна лишь природа поймёт. -
Я тебя не оставлю в покое
Попивать смертолюбия мёд.
Мне по жизни положена льгота
Не бояться ни мыслей, ни слов.
Наклонись, я шепну тебе что-то
Глазом, вечно открытым для снов.
Есть такие наивные вещи
И такие глазные слова,
Что от них разжимаются клещи -
И душа оживает сама...
ПРОТИВОЯДЬЕ
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Вы правы, вашей правоты избыток –
Он там, где тайно польская тюрьма
Сдана внаём Америке для пыток,
Где пленных топят, истязают, бьют
Высоковольтным током на допросах,
Где изверг – правосудья абсолют,
Америка для Польши – божий посох!..
Кто виноват?.. Россия. Всем – салют!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Вы правы, вашей правоты громада –
Белград и бомбы "С Пасхой!" Для письма
Такого – сколько сатанизма надо?..
И ваша правота видна насквозь,
Где жгут людей в Одессе ваши твари,
Где жгут наверняка, не на авось,
Где их достреливают, если удалось
Им выпрыгнуть из окон на пожаре, –
Мои мозги разносит вкривь и вкось:
Людей зажарив, смачно вы поржали!
Кто виноват?.. Россия, вражья ось!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Зато у вас – того ума палата,
Где грандиозной мысли закрома:
Всегда, во всём – Россия виновата!
За этой мысли бешеный успех
Заплатят вам на западном базаре, –
Всегда, во всём – Россия хуже всех,
А лучше всех – американский смех,
Когда Каддафи зверски растерзали!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
В печёнках вашей грандиозной мысли
Россия – это вражеская тьма,
Где, кроме ваших, все мозги прокисли, –
Стереть Россию надо в порошок,
Забыть такое адское исчадье!
Надеюсь, что ужасный мой стишок –
Прекрасное от вас противоядье.
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Вы правы, вашей правоты избыток –
Он там, где тайно польская тюрьма
Сдана внаём Америке для пыток,
Где пленных топят, истязают, бьют
Высоковольтным током на допросах,
Где изверг – правосудья абсолют,
Америка для Польши – божий посох!..
Кто виноват?.. Россия. Всем – салют!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Вы правы, вашей правоты громада –
Белград и бомбы "С Пасхой!" Для письма
Такого – сколько сатанизма надо?..
И ваша правота видна насквозь,
Где жгут людей в Одессе ваши твари,
Где жгут наверняка, не на авось,
Где их достреливают, если удалось
Им выпрыгнуть из окон на пожаре, –
Мои мозги разносит вкривь и вкось:
Людей зажарив, смачно вы поржали!
Кто виноват?.. Россия, вражья ось!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
Зато у вас – того ума палата,
Где грандиозной мысли закрома:
Всегда, во всём – Россия виновата!
За этой мысли бешеный успех
Заплатят вам на западном базаре, –
Всегда, во всём – Россия хуже всех,
А лучше всех – американский смех,
Когда Каддафи зверски растерзали!
Талант мой сдох, а я сошла с ума,
В печёнках вашей грандиозной мысли
Россия – это вражеская тьма,
Где, кроме ваших, все мозги прокисли, –
Стереть Россию надо в порошок,
Забыть такое адское исчадье!
Надеюсь, что ужасный мой стишок –
Прекрасное от вас противоядье.
Туманной зарёю
Памяти Михаилу Светлову
Когда вокзалы стали мне ночлегом,
А телеграфы - письменным столом,
Взошёл январь, изъяны сдобрил снегом,
И люди мёрзли даже под крылом.
В троллейбусе оттаивали руки
И покрывались огненной корой.
С отцом навеки я была в разлуке
И в горькой распре с мамой и сестрой.
Они писали почерком наклонным,
Слова от боли ставя невпопад,
Что я была недавно чемпионом
Химических и физолимпиад.
Что я качусь, качусь неумолимо,
И докачусь, и окажусь на дне,
И странно, что народ проходит мимо
Таких, как я, или подобных мне.
А я сияла раз в три дня в столовке,
Из-под волос бежал счастливый пот
На вкусный хлеб, на шницель в панировке,
И дважды в месяц - в яблочный компот.
На мне болтались кофта, шарф и юбка,
И плащ - на дождь, на солнышко и снег.
Но позади осталась душегубка
Возможностей, отвергнутых навек!
Я поднимала воротник повыше
И понимала, что дела плохи.
На почте, где никто меня не слышал,
Я написала гордые стихи.
Я избегала приходить к обеду
В дома друзей в четыре или в шесть.
Я тихо шла по золотому следу
И не писала так, чтоб лучше есть.
И, засыпая на вокзальной лавке,
Я видела сквозь пенистый сугроб,
Как мать в пальто, застёгнутом булавкой,
Меня целует, молодая, в лоб.
Дышала радость горячо и близко,
На вид ей было девятнадцать лет.
И оставалась у виска записка:
«Босяк! Приди к Светлову на обед».
Памяти Михаилу Светлову
Когда вокзалы стали мне ночлегом,
А телеграфы - письменным столом,
Взошёл январь, изъяны сдобрил снегом,
И люди мёрзли даже под крылом.
В троллейбусе оттаивали руки
И покрывались огненной корой.
С отцом навеки я была в разлуке
И в горькой распре с мамой и сестрой.
Они писали почерком наклонным,
Слова от боли ставя невпопад,
Что я была недавно чемпионом
Химических и физолимпиад.
Что я качусь, качусь неумолимо,
И докачусь, и окажусь на дне,
И странно, что народ проходит мимо
Таких, как я, или подобных мне.
А я сияла раз в три дня в столовке,
Из-под волос бежал счастливый пот
На вкусный хлеб, на шницель в панировке,
И дважды в месяц - в яблочный компот.
На мне болтались кофта, шарф и юбка,
И плащ - на дождь, на солнышко и снег.
Но позади осталась душегубка
Возможностей, отвергнутых навек!
Я поднимала воротник повыше
И понимала, что дела плохи.
На почте, где никто меня не слышал,
Я написала гордые стихи.
Я избегала приходить к обеду
В дома друзей в четыре или в шесть.
Я тихо шла по золотому следу
И не писала так, чтоб лучше есть.
И, засыпая на вокзальной лавке,
Я видела сквозь пенистый сугроб,
Как мать в пальто, застёгнутом булавкой,
Меня целует, молодая, в лоб.
Дышала радость горячо и близко,
На вид ей было девятнадцать лет.
И оставалась у виска записка:
«Босяк! Приди к Светлову на обед».
ПРОМЕТЕЙ
Орел на крыше мира, словно кошка,
Взъерошен ветром, дующим с Кавказа.
Титан казнимый смотрит в оба глаза
на Зевса зверского. Так выглядит обложка
бессонницы. И соки пересказа
клубит луны серебряная ложка.
У Зевса от страстей отвисли груди,
напряжена свирепая брюшина, -
туда, где любят скапливаться люди,
он извергает громы, как машина.
Титан за печень держится. Вершина
Кавказа ходит с ним по амплитуде.
Орел, приплод Ехидны и Тифона
и брат Химеры с козьей головою,
заводится, как ящик патефона,
и печенью питается живою.
Титан об этом думает: «Освою
дыханье крупное, чтоб избежать урона».
Плоды лимона в погребе долины
сплотили свет вокруг овчарни спящей.
Пастух, изделье из воды и глины,
пастушке в кружку льет отвар кипящий.
Орел титана жрет, как настоящий, и
брызжет в мощный пах слюной орлиной.
Титан не видит ни орла, ни плена,
он видит, как спускается со склона
Кентавр, смертельно раненный в колено.
О дьявол! В благородного Хирона
стрела врубилась, как топор в полено,
он почернел от боли, как ворона,
и пена пышным облачным обводом
усугубляет существа продольность.
Он просит смерти, но бессмертен родом -
будь проклят рок, бессмертья подневольность!
Такая мука в нем, такая больность!..
Титан колотит по небесным сводам, -
Выходит Зевс: - Чего тебе, ворюга? -
Титан диктует: - Сокруши порядок
и смерть мою перепиши на друга,
чтоб светел был отход его и сладок:
Кентавру пусть - нежнейшая из грядок,
а мне - его бессмертья центрифуга, -
ты понял? - Зевс кивнул ему невольно
и удалился ублажать титана.
Кентавру больше не было так больно,
его зарыл Геракл в тени платана.
Орел терзал титана неустанно,
въедаясь в печень. Но как раз об этом
известно всем и сказано довольно.
Орел на крыше мира, словно кошка,
Взъерошен ветром, дующим с Кавказа.
Титан казнимый смотрит в оба глаза
на Зевса зверского. Так выглядит обложка
бессонницы. И соки пересказа
клубит луны серебряная ложка.
У Зевса от страстей отвисли груди,
напряжена свирепая брюшина, -
туда, где любят скапливаться люди,
он извергает громы, как машина.
Титан за печень держится. Вершина
Кавказа ходит с ним по амплитуде.
Орел, приплод Ехидны и Тифона
и брат Химеры с козьей головою,
заводится, как ящик патефона,
и печенью питается живою.
Титан об этом думает: «Освою
дыханье крупное, чтоб избежать урона».
Плоды лимона в погребе долины
сплотили свет вокруг овчарни спящей.
Пастух, изделье из воды и глины,
пастушке в кружку льет отвар кипящий.
Орел титана жрет, как настоящий, и
брызжет в мощный пах слюной орлиной.
Титан не видит ни орла, ни плена,
он видит, как спускается со склона
Кентавр, смертельно раненный в колено.
О дьявол! В благородного Хирона
стрела врубилась, как топор в полено,
он почернел от боли, как ворона,
и пена пышным облачным обводом
усугубляет существа продольность.
Он просит смерти, но бессмертен родом -
будь проклят рок, бессмертья подневольность!
Такая мука в нем, такая больность!..
Титан колотит по небесным сводам, -
Выходит Зевс: - Чего тебе, ворюга? -
Титан диктует: - Сокруши порядок
и смерть мою перепиши на друга,
чтоб светел был отход его и сладок:
Кентавру пусть - нежнейшая из грядок,
а мне - его бессмертья центрифуга, -
ты понял? - Зевс кивнул ему невольно
и удалился ублажать титана.
Кентавру больше не было так больно,
его зарыл Геракл в тени платана.
Орел терзал титана неустанно,
въедаясь в печень. Но как раз об этом
известно всем и сказано довольно.
ПЕНИЕ СИРЕН
Все лучшие уехали, все лучшие уедут, уехал цвет нации, уезжает цвет нации, уедет цвет нации, остаются одни хренации, – вот какие галлюцинации достигают своей кульминации, долбая мозги россиян, используя махинации диктаторской интонации. Это приём удава, который глотает кролика – жертву гипнотизации.
Устно и письменно, печатно и телевещательно, кошмаря цифрами, именами, успехами граждан, уехавших из России на запад, работает на истребление самооценки, на паралич Воли к Жизни этот приём удава, который гипнотизирует оставшихся здесь кроликов: вы никогда ничего не сможете продать, все ваши труды – не коммерческие, из ваших выдающихся научных идей получаются продукты только на западе, а вы – абсолютно не продуктивные, не продукто-способные, вы сами – продукт исторической фермы для кроликов, которых сожрут успешные удавы.
Не сожрут, не дождётесь! В слове "кролик" – слово "окрик", и "роли", и "лик", и "кол", и "рок", продукты, которыми у Гомера всякий удав подавится. В этом смысле поэт Гомер фантастически продуктивен. Предлагает он Одиссею такую Ассамблею Чудовищ со всеми внутренностями и внешностями, такой "естественный отбор", что на этом свете должны остаться в живых одни чудовища. Но остались в живых Гомер с Одиссеем, который заткнул уши, когда гипнотическое пение сирен могло запросто Одиссея угробить, утащив его в бездну.
Заткни все свои одиссейские уши, драгоценный Читатель, когда поют удавы на этих гастролях, концертах, диспутах в телеящике, на философских симпозиумах политолухов, завывая свои мантры, что все лучшие из России уехали, уезжают, уедут, драпает цвет нации, остаются одни хренации!
Мы не просто остаёмся, мы не сдаёмся, мы себя не сдаём никому в наём, ни российским удавам, ни западным, ни восточным, ни южным, ни северным, никакому гипнозу не поддаёмся, зомбёжка страхами, ужасами, кошмарами на нас не действует. Россия – наша планета, где живут Человеки более ста народов и ни один язык не в запрете, и вокруг много чудовищ, но удавы нами подавятся.
У Гомера напитком забвения опоила Цирцея людей Одиссея, они утратили память, им стало весело, без памяти о трудностях жизни было им счастье: они превратились в свиней, а Цирцея кнутом хлестала, их загоняя в свинарник. Никогда не пейте отраву забвения. Лучшие остаются – Человеками. Лучшие остаются. Остаются. Лучшие.
Все лучшие уехали, все лучшие уедут, уехал цвет нации, уезжает цвет нации, уедет цвет нации, остаются одни хренации, – вот какие галлюцинации достигают своей кульминации, долбая мозги россиян, используя махинации диктаторской интонации. Это приём удава, который глотает кролика – жертву гипнотизации.
Устно и письменно, печатно и телевещательно, кошмаря цифрами, именами, успехами граждан, уехавших из России на запад, работает на истребление самооценки, на паралич Воли к Жизни этот приём удава, который гипнотизирует оставшихся здесь кроликов: вы никогда ничего не сможете продать, все ваши труды – не коммерческие, из ваших выдающихся научных идей получаются продукты только на западе, а вы – абсолютно не продуктивные, не продукто-способные, вы сами – продукт исторической фермы для кроликов, которых сожрут успешные удавы.
Не сожрут, не дождётесь! В слове "кролик" – слово "окрик", и "роли", и "лик", и "кол", и "рок", продукты, которыми у Гомера всякий удав подавится. В этом смысле поэт Гомер фантастически продуктивен. Предлагает он Одиссею такую Ассамблею Чудовищ со всеми внутренностями и внешностями, такой "естественный отбор", что на этом свете должны остаться в живых одни чудовища. Но остались в живых Гомер с Одиссеем, который заткнул уши, когда гипнотическое пение сирен могло запросто Одиссея угробить, утащив его в бездну.
Заткни все свои одиссейские уши, драгоценный Читатель, когда поют удавы на этих гастролях, концертах, диспутах в телеящике, на философских симпозиумах политолухов, завывая свои мантры, что все лучшие из России уехали, уезжают, уедут, драпает цвет нации, остаются одни хренации!
Мы не просто остаёмся, мы не сдаёмся, мы себя не сдаём никому в наём, ни российским удавам, ни западным, ни восточным, ни южным, ни северным, никакому гипнозу не поддаёмся, зомбёжка страхами, ужасами, кошмарами на нас не действует. Россия – наша планета, где живут Человеки более ста народов и ни один язык не в запрете, и вокруг много чудовищ, но удавы нами подавятся.
У Гомера напитком забвения опоила Цирцея людей Одиссея, они утратили память, им стало весело, без памяти о трудностях жизни было им счастье: они превратились в свиней, а Цирцея кнутом хлестала, их загоняя в свинарник. Никогда не пейте отраву забвения. Лучшие остаются – Человеками. Лучшие остаются. Остаются. Лучшие.
ВБЛИЗИ
Еще Петрарка страшно молод,
Сыт Авиньон, Неаполь пьян,
Казна полна заморских золот
И в моде жемчуг и сафьян.
Торчит бурьян в руинах Рима,
Где семихолмие гниет
И дух Вергилия незримо
В огонь заката масло льет!
Но как Флоренция богата!
И как Венеция поет!
Богат убитый и убийца,
Богат ограбленный и вор,
И флорентиец флорентийца
Копытом конским гонит вон!
Но цыкнул громом ерихонским
Из царства мертвых Цицерон!
Смесив разгул и прилежанье,
Студенты хлынули волной,
От их пирушек горожане
Страдают болью головной.
Но обожанье - вот источник,
Который все позолотит!
И в ларчик вечности летит
Лауры крохотный платочек -
Пушинка, перышко, вопрос:
Жизнь, сон, воображенье чувств
Щепотка, классика трех доз,
Поваренная соль искусства!
Еще Петрарка страшно молод,
Сыт Авиньон, Неаполь пьян,
Казна полна заморских золот
И в моде жемчуг и сафьян.
Торчит бурьян в руинах Рима,
Где семихолмие гниет
И дух Вергилия незримо
В огонь заката масло льет!
Но как Флоренция богата!
И как Венеция поет!
Богат убитый и убийца,
Богат ограбленный и вор,
И флорентиец флорентийца
Копытом конским гонит вон!
Но цыкнул громом ерихонским
Из царства мертвых Цицерон!
Смесив разгул и прилежанье,
Студенты хлынули волной,
От их пирушек горожане
Страдают болью головной.
Но обожанье - вот источник,
Который все позолотит!
И в ларчик вечности летит
Лауры крохотный платочек -
Пушинка, перышко, вопрос:
Жизнь, сон, воображенье чувств
Щепотка, классика трех доз,
Поваренная соль искусства!
ВОЛЯ К ЖИЗНИ
Драгоценный Читатель, моя благодарность безмерна,
Есть великая тайна, которая сблизила нас –
Воля к жизни, когда смертолюбия порча и скверна
Заразили страну,– и страшней не бывает зараз!..
Волю к жизни утратить – об этом Россию просили,
Волю к жизни утратить – страну излечить от неё.
И Россию, как можно скорей излечить от России,
Ненавидя её, русофобское рвётся зверьё.
Драгоценный Читатель! Китай излечить от Китая,
И от Греции – Грецию, где превратила в свиней,
Дав напиток забвенья, Цирцея?.. Забыть ни черта я
Не хочу, где свинарник забвенья, где память корней
Истребилась – до свинства, напиток забвенья навеки
Вышибает мозги, это – способ утратить страну,
От неё излечиться в свинарнике!.. Древние греки
Одиссея послали спасать освиневших в плену!
И спасая команду своих освиневших матросов,
Человеческий облик сумел им вернуть Одиссей
И проплыть между скал смертоносных, сомненья отбросив,
Что сумеет проплыть!.. Этой классики зёрна посей –
Волю к жизни, угробить которую нас попросили,
Волю к жизни утратить – страну излечить от неё...
Воля к жизни – Россию не даст излечить от России,
А в свинарнике хрюкает пусть – о России враньё.
Древнегреческий миф – это самые свежие вести,
Это – здесь и сейчас, это – с нами, с тобой и со мной,
Драгоценный Читатель! И воля небесных созвездий –
Воля к жизни, которая – наша, как солнце с луной!
Драгоценный Читатель, моя благодарность безмерна,
Есть великая тайна, которая сблизила нас –
Воля к жизни, когда смертолюбия порча и скверна
Заразили страну,– и страшней не бывает зараз!..
Волю к жизни утратить – об этом Россию просили,
Волю к жизни утратить – страну излечить от неё.
И Россию, как можно скорей излечить от России,
Ненавидя её, русофобское рвётся зверьё.
Драгоценный Читатель! Китай излечить от Китая,
И от Греции – Грецию, где превратила в свиней,
Дав напиток забвенья, Цирцея?.. Забыть ни черта я
Не хочу, где свинарник забвенья, где память корней
Истребилась – до свинства, напиток забвенья навеки
Вышибает мозги, это – способ утратить страну,
От неё излечиться в свинарнике!.. Древние греки
Одиссея послали спасать освиневших в плену!
И спасая команду своих освиневших матросов,
Человеческий облик сумел им вернуть Одиссей
И проплыть между скал смертоносных, сомненья отбросив,
Что сумеет проплыть!.. Этой классики зёрна посей –
Волю к жизни, угробить которую нас попросили,
Волю к жизни утратить – страну излечить от неё...
Воля к жизни – Россию не даст излечить от России,
А в свинарнике хрюкает пусть – о России враньё.
Древнегреческий миф – это самые свежие вести,
Это – здесь и сейчас, это – с нами, с тобой и со мной,
Драгоценный Читатель! И воля небесных созвездий –
Воля к жизни, которая – наша, как солнце с луной!
* * *
Наклонись, я шепну тебе что-то,
И легко тебе станет, легко, -
Мне по жизни положена льгота
На чужое подуть молоко,
На чужие кошмары и страхи,
На тревоги чужой кипяток,
На тоску человеческой птахи
В проводах, где колотится ток.
Я шепну тебе что-то такое,
Что одна лишь природа поймёт. -
Я тебя не оставлю в покое
Попивать смертолюбия мёд.
Мне по жизни положена льгота
Не бояться ни мыслей, ни слов.
Наклонись, я шепну тебе что-то
Глазом, вечно открытым для снов.
Есть такие наивные вещи
И такие глазные слова,
Что от них разжимаются клещи -
И душа оживает сама...
Наклонись, я шепну тебе что-то,
И легко тебе станет, легко, -
Мне по жизни положена льгота
На чужое подуть молоко,
На чужие кошмары и страхи,
На тревоги чужой кипяток,
На тоску человеческой птахи
В проводах, где колотится ток.
Я шепну тебе что-то такое,
Что одна лишь природа поймёт. -
Я тебя не оставлю в покое
Попивать смертолюбия мёд.
Мне по жизни положена льгота
Не бояться ни мыслей, ни слов.
Наклонись, я шепну тебе что-то
Глазом, вечно открытым для снов.
Есть такие наивные вещи
И такие глазные слова,
Что от них разжимаются клещи -
И душа оживает сама...
ТАК ДУМАЮ И ТАК Я ГОВОРЮ
Ну нет! Молчать, потупив кроткий взор,
Холуйствовать в расчетливой надежде,
Что надоест молоть бездушный вздор
Донельзя развращенному невежде –
Не это ли убийственный позор?
Стоять на полусогнутых ногах,
Гасить улыбкой злое раздраженье
В надежде, что в каких-то там веках
Ты отомстишь за это униженье?
Дремучее какое заблужденье!
Нет, нет и нет! Взгляни на дураков,
Геройство променявших на лакейство, –
Ни за какую благодать веков
Попасть я не желаю в их семейство!
Свой грозный век на золотой сменять?
Моей душе противна эта сделка!
Вихляться вдохновенно и линять –
Как это нерасчетливо, как мелко!
Так думаю и так я говорю,
И так я буду говорить и думать.
Ведь я – как все: витаю и парю
От счастья, что нельзя мне в душу плюнуть!
Ну нет! Молчать, потупив кроткий взор,
Холуйствовать в расчетливой надежде,
Что надоест молоть бездушный вздор
Донельзя развращенному невежде –
Не это ли убийственный позор?
Стоять на полусогнутых ногах,
Гасить улыбкой злое раздраженье
В надежде, что в каких-то там веках
Ты отомстишь за это униженье?
Дремучее какое заблужденье!
Нет, нет и нет! Взгляни на дураков,
Геройство променявших на лакейство, –
Ни за какую благодать веков
Попасть я не желаю в их семейство!
Свой грозный век на золотой сменять?
Моей душе противна эта сделка!
Вихляться вдохновенно и линять –
Как это нерасчетливо, как мелко!
Так думаю и так я говорю,
И так я буду говорить и думать.
Ведь я – как все: витаю и парю
От счастья, что нельзя мне в душу плюнуть!