С экспрессионизмом у меня «отношения очень особые»(с) (глядишь, расскажу и про это). Немецких поэтов-экспрессионистов я знаю в основном в оригинале (издержки учёбы и работы) и в переводах ориентируюсь неважно.

Недавно я впервые наткнулась на строки:

и значит, когда примета
распада видней в ночи, —
перед концом света
крепче держать мечи.

Их цитирует Валерий Шлыков в статье Почему Толкин — истинный поэт консервативного модерна.

Я, конечно, узнала Dennoch die Schwerter halten Готфрида Бенна.
И мне стало любопытно, потому что топоровский перевод (при всей моей любви к Виктору Леонидовичу) в своё время оставил меня в некотором недоумении (хотя и с адовой критикой оного я не согласна).
Ну, дай, думаю, заценю другой.

Штош.
Перевод Владимира Микушевича — несмотря на этот вот довольно удачный финал про «крепче держать мечи» — оставил меня в недоумении ещё большем.

Потому что там вдруг появляется слон!
Вжух!
И Библия превращается в… какого-то Киплинга, что ли. И образность четверостишия разваливается.

Не знаю, смутило ли переводчика одно из значений слова “Hauer” (хотя это прежде всего клык, а не бивень; и да, слон в переводе метонимический), или он нарочно выбрал его, или запутался в однородных членах предложения и не знал, как их аккуратно расставить на русском.

Я на всякий случай уточнила у носителя языка, верно ли я поняла текст — а ну как там правда слон? Но нет, нет.
И ведь даже в кошмарном любительском(?) переводе из интернетов Змий не потерялся. И у Топорова он на месте. А у Микушевича — кадр из «В мире животных», типа с метафорическим подтекстом (поэзия, ну).

Вообще ужасно интересно было бы разобрать эти переводы со студентами или забацать статью со сравнительным анализом — очень уж благодатный и сложный материал, не только слону можно подивиться.

В такие моменты радует одно: мне самой вот это всё переводить не нужно. Можно просто читать Бенна по-немецки, и немного полаять на чужих слонов.

А так-то ведь — Готфрид Бенн всех честно предупреждал:

Вы можете научиться эквилибристике, плясать на канате, стоять на руках, бегать по гвоздям, но поставить слова в чарующем порядке — это либо дано, либо нет. Слово — это фаллос духа, укорененный в самом его центре. К тому же в центре национального духа. Картины, статуи, сонаты, симфонии — интернациональны, стихи — нет. Стихотворение можно определить как нечто непереводимое.

{Готфрид Бенн, лекция «Проблемы лирики», прочитанная в Марбурге в 1951; пер. И.Болычева}

Непереводимое!
И что хочешь, то и делай.

Так что спасибо, что только слон.
А не львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы…
Со слонами-то ещё можно смириться. Как никак Россия — их родина.

*оригинал и два перевода — в комментариях

Лекция Готфрида Бенна «Проблемы лирики» на русский переведена с сокращениями.

Вот тут, например, можно прильнуть к полному тексту в оригинале.

Я неслучайно дала тут ссылку на нормальный русский перевод «Проблем лирики», потому как по интернету гуляет протицитированный мной отрывок в переводе, согласно которому Бенн предполагает, что марбургские студенты с лёгкостью могут научиться «плясать на канате и… ходить на ногтях».

Омонимы? Не, не слышал.

Переводил, кстати, член-лауреат-ивсётакоэ, живший в Германии лет двадцать к тому времени.

От ошибок никто не застрахован, конечно. Но одно дело не считать аллюзию, не увидеть цитаты, не расшифровать подтекст. Другое дело — не свериться с элементарной логикой.

Или логика была типа: «Ну, раз из центра духа торчит фаллос, то почему бы и на ногтях не пройтись? Ах, Готфрид, ну какой же ты, сука, оригинал!»?

#уцарямидасаослиныеуши

Вслед за постами о Готфриде Бенне, вроде бы, логично опубликовать в понедельничных стихах кого-нибудь из экспрессионистов. Тем более макабрические времена и погоды вполне соответствуют. Постаралась однако выбрать не самое безысходное.

Осень одинокого

Она, щедра и призрачна, настала,
Померкло дней недолгое сиянье.
Густая синева без покрывала,
Отлёты птиц, как древние преданья.
Вино поспело; тихо зашептало
Разгадку тайны тёмное молчанье.

То здесь, то там — кресты по хмурым горкам,
В лесу багряном стадо заблудилось.
Луна плывёт над речкой, над ведёрком,
Рука жнеца устало опустилась,
И синекрылый сумрак с тихим вспорхом
Над крышами пронёсся; тьма сгустилась.

Создвездья на челе твоём свивают
Ночные гнёзда; всё полно покоя,
И ангелы, неслышные, слетают
С губ любящих, сливаясь с синевою.
Испариной предсмертной проступает
Роса, блестя над скошенной травою.

Георг Тракль
{перевод Виктора Топорова}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Смотрела, какие книжицы добавились в подписку.

Споткнулась о название «Духовка Сильвии Плат». Авторка, следуя странному поветрию, публикуется под «заграничным» псевдонимом, но очевидно же, что русскоязычная.

Вот не верится мне, что американскому издателю пришло бы в голову выпустить янг эдалт романец (вообще не о Плат) с таким заголовком. Сильвия — до сих пор вполне себе икона.

Но даже не в этом дело.

«Духовка Сильвии Плат» — это, знаете, всё равно что «Верёвка Марины Цветаевой», «Река Вирджинии Вулф», «Снотворное Джека Лондона», «Бритва Адальберта Штифтера», «Пистолет Владимира Маяковского» или «Ружьё Эрнеста Хемингуэя» (скорбный список можно продолжать).

Не надо так.

#уцарямидасаослиныеуши

Если какой-то товар в избранном заканчивается, услужливый озон немедленно подсовывает замену. Обычно пишет «нашли похожий», а тут, глядите-ка, не просто похожий, а прям «такой же».

Я даже несколько взволнована.
Лор «Звёздных войн» я знаю на уровне «там Харрисон Форд в пиратской рубашке и этот, люкятвойотец». Так что, может, я тут смеюсь над «чепуховой аналогией»™, а сама просто ничего не понимаю ни в джедаях, ни в валькириях.

Как жить?

#уцарямидасаослиныеуши

Пока моя «жизнь такова, какова она есть, и больше не какова»(с), канал рискует превратиться из Штанов капитана Рейнольдса в Уши царя Мидаса (немного злоупотребляю этим тэгом сейчас).

А тут вот, глядите, вообще, считай, жест отчаяния: показываю чо купила. Но книги-то и правда хорошие, чего б не похвалиться)

Книга Татьяны Андреевны Михайловой — про образ женщины в ирландской традиционной культуре, если чо, а то ведь, учитывая тренды, по названию может показаться, что это очередной ретеллинг.

Книга Татьяны Михайловны Николаевой — про структурно-семантический метод анализа текста. В аннотации обещают «проследить в произведениях русских классиков нераспознанную французскую струю». Звучит немного потешно, хотя так-то книга должна быть дельной.

Ну а особенно я радуюсь Полу Радину, памятуя о том, как трудно его было заполучить, когда я писала диссер, он всегда был кому-то выдан, даже в читалке. И я в итоге пользовалась какой-то неполной ксерокопией в оригинале. Суровые были времена!

Из детства

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Давид Самойлов

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Неочевидным путём всплыли в разговоре Хуан Рульфо и его книга «Педро Парамо, и я вспомнила, что у меня в архивах, которые я неспешно перетаскиваю сюда, есть текст по поводу.

Ну, и поскольку новые-то тексты пока не пишутся, вокруг макабрь да и «вдохновение такое у меня»(с), держите пост «из кармана».

*да, раньше я непременно пристёгивала к отзывам заголовки.

«В ОБЩЕМ, ВСЕ УМЕРЛИ» (С)

Хуана Рульфо называют «отцом магического реализма», не забывают цитировать Маркеса с Борхесом — мол, куда бы они без его вдохновляющего примера. У меня же возникла ассоциация с Сэлинджером.

Рульфо был немногословен в жизни и в текстах. Не спешил публиковать написанное и остался — несмотря на национальные премии и признание — автором десятка рассказов и не романа даже, а повести «Педро Парамо». Его язык довольно скуп, но чрезвычайно плотен, насыщен — словно горячий ночной воздух Комалы, куда Хуан Пресиадо отправился на поиски своего отца.

Незатейливый сюжет, знакомый по тысяче мыльных опер, вывернут наизнанку, ибо — и этот спойлер не скрывают в аннотации — искомый отец, Педро Парамо, мёртв. И не он один.
Однако вместо трогательной и пёстрой истории вроде «Тайны Коко» читателя окунают в хтонь и духоту посмертия, в котором неведом покой и каждый помнит лишь о своих несчастьях и — pardon my French — незакрытых гештальтах.

Грех и горе превратили Комалу из цветущего плодородного края в пустыню. Педро Парамо — говорящее имя: Páramo — пустошь, а Pedro — это Πέτρος, камень. Он стал хозяином этой земли и уничтожил её.

Он будто персонифицирует мрачный, но неотъемлемый для мексиканской культуры концепт «виоленсии». Кажется, он один здесь применяет его расчётливо и осознанно, но и остальным насилие — пусть и стихийное — не чуждо. Рульфо, меж тем, не занимается морализаторством, не говорит, как правильно, а просто описывает жизнь as is.

Ведь книга, в которой все мертвы, вовсе не о смерти, ну или — не только о ней. Это история о жизни — о способах её прожить, о выборе который мы делаем каждый день. О любви. И о вечности, которая у каждого своя.

#из_кармана {2019}

Ни разу не заглянула ни
в одну мою тетрадь.
Тебе уже вставать, а мне
пора ложиться спать.

А то б взяла стишок, и так
сказала мне: дурак,
тут что-то очень Пастернак,
фигня, короче, мрак.

А я из всех удач и бед
за то тебя любил,
что полюбил в пятнадцать лет,
и невзначай отбил

у Гриши Штопорова, у
комсорга школы, блин.
Я, представляющий шпану
спортсмен-полудебил.

Зачем тогда он не припёр
меня к стене, мой свет?
Он точно знал, что я боксёр.
А я поэт, поэт.

Борис Рыжий

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Не то чтобы тут всегда была феерия контента, но сейчас я как-то совсем уж вяленько веду канал. На то есть уважительные причины™, но я пришла не жаловаться и оправдываться, а спросить: вот хочу, например, написать про две довольно годные (sic!) подростковые книжицы, и не могу выбрать, о какой сперва — посему ниже будет опрос.

Ну и, будет время и желание, маякните в комментах, о чём бы вам, возможно, хотелось почитать — может, вы соскучились по филологическому кракену или по простыням на стотыщ знаков, или, не знаю, чего тут ещё интересного бывало😏

Когда б немыслимый Овидий
Зверь древнеримского стиха
Ко мне зашёл бы и увидел
Как ем я птичьи потроха
Или прекрасный сладкий торт
Он воскричал б из жизни давней:
За то ли я в глуши Молдавьи
Гиб и страдал! — За то, за то
Милейший

***

Выходит слесарь в зимний двор
Глядит: а двор уже весенний
Вот так же как и он теперь —
Был школьник, а теперь он слесарь
А дальше больше — дальше смерть
А перед тем — преклонный возраст
А перед тем, а перед тем
А перед тем — как есть он слесарь

Дмитрий Пригов

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

*усилием воли выбрала всего два стихотворения Пригова, так бы и десяток запостила. Овидия, кстати, уже поминали в понедельничных стихах. А без Слесаря ну вообще ж никак)

В опросе победила книга Маръи Малми «На моём зелёном лице всё написано», стало быть, о ней и напишу в ближайшие (надеюсь) дни.

Про «Ящик времени» тоже будет пост, но попозже.

Спасибо всем тыцнувшим🤍

На небе только и разговоров, что о море. Накануне Нонфика книжная тележенька полнится списками, рекомендациями и всем прочим (приятно)суетным, а я опять тянусь за цитатой про Гаагу и рыбалку.

У нас тут тоже, знаете, была международная выставка-ярмарка. В 1886-м. Вот отдохнём немного, и как понаедем в столицы, а пока, чай, и без нас на Нонфике будет людно и весело.

Это я — с бесподобно искромётной иронией — сообщаю (и немного грущу), что в очередной раз не еду в Москву. Впрочем, ничто не мешает мне потратить все сбережения на книжечки, не выходя из дома. Сердечные проклятия спасибы тем, кто понасоставлял списочков на тыщу лет вперёд.

Чемоданы большие нужны, говорили они. Мне вот, например, теперь нужен ещё один шкаф.

Я: спасибо за списки, буду покупать всякое новенькое, свеженькое, неизведанное, незнакомое

Также я: в тот же день покупаю «Молот ведьм»

{не, ну у нас просто было позорное издание из 90-х, ни уму, ни сердцу; ну а что за библиотека без книжечки Инститориса?}

Я в тине, как в зелёнке,
Себя мне стало жалко,
И я одной девчонке
Шепнула: — Я русалка.

Девчонка поглядела:
— Тогда другое дело!

Агнию Львовну в контексте новой книжки Маръи Малми «На моём зелёном лице всё написано» я вспомнила не только из-за зелёнки и русалки, хотя, может, и этого было бы довольно. Однако вот ещё одно пересечение, чуть менее очевидное: и в стихотворении, и в повести речь в том числе идёт о — pardon my French — копинг-стратегии. Вот произошёл некий ахтунг (разной степени глубины), и человек как-то с ним справляется, что-то себе придумывает. Безымянная девочка у Барто становится русалкой сама, Серафим у Малми уверен, что русалкой обернулась его мать.

Подростку нужно как-то уложить в голове то, что случилось с близким человеком. Мамы т а к не поступают. Ясное дело, это просто нелюдь.

Здесь, как и во «Всё будет как сосны», границы реальности будто немного размыты. Да, вся хтонь, вроде бы, легко и логично объяснима, мы ж все теперь спецы по психологии, чо. Но всё же, всё же — за этой логикой характеров, событий, способов восприятия, будто маячит ещё что-то — это как в детстве, засыпая, смотришь на корявую ветку за окном, и прекрасно знаешь, что это всего лишь ветка дерева, которое растёт тут тыщу лет, но в то же время — так же прекрасно! — знаешь, что стоит тебе отвернуться к стене, пальцы-прутики сожмутся в кулак и постучат в стекло.

В двух книгах Малми, что я прочла, мне нравится как раз эта тёмная магическая изнанка мира, которая будто бы есть, а будто бы — просто помстилась, настолько ты сроднился с рассказчиком (который так-то может оказаться ненадёжным, даже сам того не подозревая).

Впрочем, нравится мне у Малми не только это вот присутствие некоего мóрока, но и «многое другое»™.

Однажды я забацала список того, что бесит в подростковых книгах (вот тут первая часть, все прочие сразу за ней, а выше есть некоторые вводные), так вот в книгах Малми не найти ни одного из бесячих пунктов, такая уж она молодец, по версии меня.

Например, подростки здесь мыслят и разговаривают, как подростки, а не как тётеньки средних лет (уж не знаю почему, но у отечественных авторов это частый косяк). Все они разные, все они — pardon my French again — продукт своей семьи и в то же время среды вне её, и головы у всех устроены и работают по-разному (и не всегда с первого раза хорошо и удачно, что ценно, ибо жизненно).

И это правда здорово, что в персонажах ты видишь живых людей (что запрещено литературоведам, но необходимо читателям) — не выразителей сверхценных (нет) идей автора, не сюжетные подпорки, не клишированные картонки, а людей, проживающих свою историю, которую ты можешь прожить вместе с ними.

Собственно, литература-то, особенно для детей и подростков, и должна работать примерно так, однако почему-то для некоторых авторов это оказывается сложным или, что ещё хуже, неважным. Потому я всегда радуюсь, если найду что-то, ну, настоящее, что ли. Вот как здесь, у Малми.

О!
А ведь Пушкин же ещё. Пушкин.
Пушкин не как funny hat для русского мальчика в Финляндии, а как вполне себе важная часть повествования — такая, пожалуй, метамодернистская (особенно учитывая школьный спектакль). Изыми из этой истории «Маленькие трагедии», и книга будет совсем другой.
Вообще эта пушкинская тема будто бы требует отдельного вдумчивого поста, но коль скоро я не пушкинист, не уверена, что такое осилю.

Удивляюсь, как осилила и этот вот пост, потому что нет для меня ничего сложнее, чем написать о книге, которая понравилась. Ругаться-то — совсем другое дело! Но тут ругаться совсем не хочется. Хочется, пожалуй, перечитать, вот что.

Обложка вот, кстати