После марафонского забега со «Славянскими мифами» решила я как-то вдруг в качестве «лёгкого чтения»™ взять «Хроники Эмбера» на русском.

Вообще из русских переводов я воспринимаю только один — тот, что в 90-е выпустило издательство «Канон» в серии — прелесть-то какая! — «Библиотека детского и приключенческого романа». Переводчиком указана Э. Соломахина, о которой я не нашла никакой информации, кроме коротенького послужного списка из первых двух романов про Эмбер.

Это всё, конечно, импринтинг — первое фэнтези, прочитанное после Толкина, а мне 12 лет, а там принцы эти…

Но вот сколько ни бралась потом за другие издания — так и не осилила (а финал цикла о Корвине мне случайно проспойлерил тогда ещё будущий муж, уверенный, что я на тот момент читала «Хроники» целиком).

Проверить, так ли хорош перевод Соломахиной, как показалось мне стотыщ лет назад, я (пока) не могу — не попадается ни в пиратских водах, ни у букинистов (а книгу-то я брала в своё время у подруги, с которой у нас были «взаимопереплетающиеся»(с) библиотеки). Но вот тот, что вчера отыскался у нас в шкафу (вообще не помню, как и когда купили; серия «Шедевры фантастики», Эксмо), выглядит, по впечатлению от первых пятидесяти страниц, очень не очень. Даже без учёта всяких там моих импринтингов.

Ну что это вот такое, например:

«Через несколько минут я был уже весь в белом. Этакий Моби Дик. Или ванильное мороженое гигантских размеров. Довольно-таки жуткое зрелище».

Действительно жуткое. Читая это, я «глазами души моей»(с) немедленно вижу Корвина, упакованного в ростовую куклу. Ходит такой в виде мороженого, в вафельном рожке ещё. И хвост китовый сзади болтается.

У Желязны вообще-то:

“Within two minutes, I’d say, I was garbed all in the color of Moby Dick and vanilla ice cream. Ugly”.

А мы ещё шутили про “Boromir smiled”.

Или фраза Рэндома, которая была в те юные времена у нас с подругой внутренним мемом (не спрашивайте). У Соломахиной, помнится, она была близка к оригиналу, который звучит так:

“Of all my relations, I like sex the best and Eric the least”.

В «Шедеврах фантастики» читаю:

«На свете больше всего мне нравятся женщины и меньше всего — Эрик».

Оставим потерявшуюся игру слов (переводить эти игры дело вовсе не из простых), но блин, Рэндом тут получается сам не свой: «женщины» ему, глядите, нравятся какие-то — смотреть он на них, может, любит или сам факт их существования ему в радость? И почему вдруг эти самые «женщины» в одном ряду с его братом тогда? Не современный Young Adult всё ж.

Меня ещё немного смущали щедро рассыпанные по тексту «сабли», но тут я абсолютный профан. Может, Желязны и правда под “saber” саблю имел в виду. Однако всё-таки тот же lightsaber — не сабля ведь, судя по его виду. И в «Эмбере» я эти грешные «сабли» что-то не могу их представить. Впрочем, то мои проблемы, не перевода.

И к чему это всё?

А вот.

Я, пусть и не состою в секте «читаю только в оригинале», снова убедилась, что вот иной раз оно так спокойнее. С русским перечитыванием не сложилось, так что — hello again, “Nine Princes in Amber”, я скучала.

Когда я была юна и прекрасна, один мой друг увлёкся не только мной, но и поэтическим переводом (я королева каламбуров), и в неофитском запале громил Виктора Топорова за «отсебятину» и прочие грехи. Я тогда о Топорове знала мало, ну, вот что Целана он, например, переводил, а Целана-то нас заставляли учить наизусть в оригинале, и не «Псалом» там, а «Фугу смерти» — то ещё было зрелище, когда перед экзаменом все бормотали на разные лады “der Tod ist ein Meister aus Deutschland”, на коллективный приход было похоже, однако я отвлеклась.
В общем, я была не очень в курсе, но вступалась (подумайте только, такая пигалица вступалась🙈) за Виктора Леонидовича вовсю — просто из желания потроллить этого самого друга.

Это уж потом я читала и разные переводы, и критические статьи, и публицистику Топорова, офигевая и восхищаясь — иногда одновременно. А сегодня провела энное количество времени, выбирая что-нибудь из его переводов или стихов для «Поэзии по понедельникам».

Здесь я как-то написала пару строк про его автобиографию «Двойное дно» и немного о переводе “Lady Lazarus” Сильвии Плат.

Виктора Топорова не стало 21 августа 2013. Десять лет прошло. Но он и правда «как живой — достаточно книжки открыть»(с).

Лето кончилось; съехались семьи,
Даже те, что в разъезде живут.
На неопределённое время
Утвердился бивачный уют.

И с какою-то новою негой,
Новонайденной — это верней, —
Выбивают ковры для ночлега,
Выбирают друзей поверней.

Отпирают былые берлоги
Этим вроде бы самым родным —
И впускают чужие тревоги,
Чтобы не оставаться одним.

И по кругу веселье, по кругу!
И успехов для всех сообща!
И супруга приникла к супругу,
Принародно по нём трепеща.

И собачка у них на коленях,
Слепоглухонемая на вид,
Ожирев на осенних пельменях,
Только на привиденья ворчит.

И когда шевельнётся за шторой
Или скрипнет со стоном кровать —
Это лишь собутыльник, который
Не решил, то ли спать, то ли рвать.

И когда на звонок полупервый
Как ужалена рвётся рука,
Это просто расшатаны нервы,
Ведь оттуда не будет звонка.

И когда в пьяной неразберихе,
Где черты переходят в черты,
Над рекой разлетятся шутихи
И на речку накинут мосты,

Мы накинем такие арканы
На открытые раны тоски,
Словно душу украли цыганы,
А усадьбу сожгли мужики.

Аккуратные горочки пепла
Как сугробы в проёме окна.
Лето кончилось; счастье окрепло;
И вода холодна, холодна.

Виктор Топоров

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Штош, хоть опрос провисел две недели, пункту про «говорящие штаны» не удалось вырваться в лидеры (эх!), а значит, мне придётся написать всамделишный текст о себе.

В таких постах обычно пишут о работе (вотпрямщас я не могу рассказать ничо интересного) или вот что-то вроде «сколько-то (каких-то) фактов обо мне», что вызывает фантомные боли — pardon my French — в районе ЖЖ.

Вообще описание канала вполне соответствует реальному положению вещей: я и правда доцент-расстрига на воображаемой кафедре, и завела «Штаны капитана Рейнольдса», чтобы говорить о литературе (и около) всё что мне заблагорассудится.

Название канала возникло после одной стародревней беседы в квадратной соцсетке, а о некоторых моих резонах остановиться именно на нём я писала в самом-самом начале.

Немного о том, чего ждать и чего не ждать от меня и Штанов, я докладывала совсем недавно, так что не стану повторяться.

Я всегда говорю, что я «филолог», и пощу иногда мемасы про филфак, но страшная правда состоит в том, что я училась не на филфаке. Пара-пара-пам, фьють!

Я окончила Лингвистический университет (в Нижнем, где и живу), кафедру германистики — диплом был по теории метафоры и политическим текстам (с тех пор я не говорю о политике). В аспирантуре училась на кафедре зарубежной литературы, диссер защитила о рецепции поэзии Теда Хьюза в Германии. В общем, я и лингвист, и литературовед — такое филологическое комбо. Я преподавала в универе и планировала остаться в науке, но моё материнство совпало с переменами в Alma Mater, и вот пока я здесь, на кафедре воображаемой.

Я не люблю фотографироваться и действительно люблю сериал «Светлячок».

Ах да! Меня зовут Настя (полное имя я воспринимаю только в сочетании с отчеством или когда голосом Боярского произносят «Анастасиязвездамоя!»), и я обычно со всеми на вы (порой даже с теми, с кем стали уже друзьями и перешли на ты) — преподская профдеформация.

Вот как-то так. Конечно “incomplete & utter”(c). Ну а как иначе-то?

#вероникаэтобабушкарыцаря

Поступил вопрос про тэг #вероникаэтобабушкарыцаря, которым, как повелось издревле, я отмечаю посты про меня и около. Бабушка эта родом из повести Кира Булычёва «Миллион приключений» (часть вторая «Заграничная принцесса», очень любила именно её в детстве):

«В перерывах играл оркестр, зрители ели мороженое и пирожки, один рыцарь выехал с плакатом, на котором было написано: “Защищаю честь прекрасной дамы Вероники”.
Все стали спрашивать, кто такая Вероника?
Даже король заинтересовался и спросил у камергера:
— Почему я с ней незнаком?
Тут судья объявил, что Вероника — бабушка рыцаря. Все успокоились».

Сегодня в «Поэзии по понедельникам» опубликую стихотворение сразу и в переводе, и в оригинале, потому что перевод, пусть и звучит довольно хорошо, рассказывает немного другую историю (что, впрочем, неудивительно, мы ведь даже читаем — каждый о своём). Смущает меня однако то, насколько перевод перегружен по сравнению с английским текстом, насколько нарочита его (внезапная) метафорика — не плоха, нет, но несколько чужеродна. Зато посмотрите, как эта образность вдруг перекликается со стихотворением прошлой недели.

Song at the Beginning of Autumn

Now watch this autumn that arrives
In smells. All looks like summer still;
Colours are quite unchanged, the air
On green and white serenely thrives.
Heavy the trees with growth and full
The fields. Flowers flourish everywhere.

Proust who collected time within
A child’s cake would understand
The ambiguity of this —
Summer still raging while a thin
Column of smoke stirs from the land
Proving that autumn gropes for us.

But every season is a kind
Of rich nostalgia. We give names —
Autumn and summer, winter, spring —
As though to unfasten from the mind
Our moods and give them outward forms.
We want the certain, solid thing.

But I am carried back against
My will into a childhood where
Autumn is bonfires, marbles, smoke;
I lean against my window fenced
From evocations in the air.
When I said autumn, autumn broke.

Elizabeth Jennings

*

Предчувствие осени

Дыханье невидимку выдаёт.
Смотри: по-летнему цветут растенья
И в тягости плодовые сады;
На кронах дремлет тот же небосвод
И в поле то же жаворонка пенье —
Но пахнет осень холодом воды.

Как Пруст искал утраченное время,
Макая в чай крошащийся бисквит, —
Так жаждет недвусмысленности лето,
Так в августовский зной вонзает стремя.
Осенний табор за дымками скрыт,
И конь украден будет до рассвета.

Нас мучит ностальгия: мы даём
Названья чувствам, временам, как будто
Слова «январь», «апрель», «июль», «сентябрь»
Воспоминаньям придадут объём;
Нам хочется зачем-то, почему-то
С их помощью в было бросить якорь.

Не удержав заржавленную цепь,
Я против воли детство зацепила —
Как сладок дым с картофельной золой
И над костром обуглившийся хлеб!
«Всё помнишь? Вызывала? Ворожила?
Я здесь, — дохнула Осень, — я с тобой».

Элизабет Дженнингс
{перевод Юлии Фокиной}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Обнаружила тут себя за чтением Новалиса (sic!), и вспомнила, как один чувак с нашего факультета на экзамене по немецкой литературе весьма уверенно и бойко рассказал преподавателю о двух великих представителях немецкого романтизма — Петере Шлемиле и Генрихе фон Офтердингене, ну и об их важнейших произведениях — «Шамиссо» и «Новалисе».

У этого города много краёв.
Он не заканчивается нигде.
Можешь бродить из района в район —
Где-нибудь выйдешь к воде.
Много воды. Берега пусты.
Это края. Они тут везде.
И от горы над водой мосты.
И отражения их в воде.
Все отражения и края —
Символы места. Они просты.
В городе этом, где ты и я
Может быть встретимся. У воды.

Владимир Безденежных

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Раньше я думала, муляжи книг (вот те, которые даже не имеют функций коробки) покупают владельцы фотостудий для оживления казённых интерьеров или там нельзяграмные дивы, чтобы лавандовые рафы и бежевые джемперы смотрелись интеллектуальнее, что ли, на фоне таких вот псевдоальбомов.

Сегодня я узнала, что кто-то реально «украшает» ими дом.

Смешанные чувства это у меня вызывает.

С одной стороны, каждый волен делать себе красиво сообразно своим вкусам, кому-то вон и чучела животных в интерьере нравятся.

С другой стороны, выглядит это так, будто эти люди смутно помнят, что книги дома — «это типа круто и всё такое»(с), что хорошо бы парочку хотя бы на полку поставить рядом с гипсовым бюстиком и фаянсовым позолоченным яблочком, а вот почему так повелось, кому это надо, чем книга лучше вазочки — да фиг его знает, главное — «очень симпатично смотрится».

Имитации библиотек, конечно, куда старше алиэкспресса с его наборами из «12 модных и роскошных поддельных книг»(с). Это ж только трогательный Гэтсби накупил настоящих изданий, хотя, само собой, не собирался их читать (страницы-то он не разрезал, как мы помним), просто хотел, чтобы всё-всё было на самом деле.

Более практичные люди ограничились бы корешками или такими вот неоткрывающимися блоками — и выглядит солидно, и никаких тебе лишних трат. И не надо бояться, что кого-то стошнит на твоего драгоценного «Кокошку» (как в прекрасном говорильном фильме “Carnage”).

Но всё же, всё же.
Есть в этих книжках-пустышках что-то противоестественное. Как в бутафорских фруктах, пластиковых цветах и — pardon my French — куклах-реборнах. Потому что всё это — только имитация жизни, а не сама жизнь.

#уцарямидасаослиныеуши

В комментах говорили о бумажных библиотеках, и я вспомнила прекрасное из дневников Сэмюэля Пипса.

Мне кажется, многие книжные люди узнают себя:

Был в книжной лавке, где приобрёл, исключительно из любви к кожаному переплёту, «Французские псалмы» в четырёх частях, «Органон» Бэкона и «Риторику» Фарнаби.
15 мая 1660 года

С утра — у себя в комнате: занимался разными неотложными делами, после чего вместе с Симпсоном с огромным трудом сколотили шкафы для книг; их у меня с каждым днём становится всё больше и больше, они громоздятся на стульях, на которые теперь я могу сесть, лишь перекладывая книги с одного места на другое.
23 июля 1666 года

<…> Засим домой, где, с помощью брата, весь вечер, часов до восьми, расставлял все свои книги по алфавиту, после чего — ужин.
Рождество 1666 года

В экипаже — в Темпль, где купил пару книг; забавно, что книгу Райкотта о Турции, которую до Пожара мне предлагали за 8 шиллингов, сегодня я готов купить за 20, с меня же просят 50; и я, пожалуй, эту сумму выложу — потому хотя бы, что она будет служить мне напоминанием о Пожаре.
20 марта 1667 года

Весь день дома. Всё утро расставлял книги в книжных шкафах. С прошлого года число их заметно возросло, и я принуждён некоторые выкладывать, дабы высвободить место для книг получше. Решил впредь покупать книг ровно столько, сколько войдёт в мои шкафы.
2 февраля 1668 года

Триста с лишним лет прошло, а такое всё знакомое: и сборка новых шкафов, и оправдания, зачем тебе эта книга за такие деньги, и обещания ограничить покупку книг. Ну да, ну да, мистер Пипс. Been there, done that. Обнимемся.

{цитирую по изданию Сэмюэль Пипс «Домой, ужинать и в постель. Из дневника», перевод А.Ливерганта}

Я помню поезда гудки
и холодок фонарной стаи
/потом мы жили у реки/.
Неоновый хрусталик
горел фиалковым. Прибой
перемещал огни и камни.
Большая ночь над головой
окрашивалась в карий.

<...> со мной обратный циферблат,
вдыхаю белый воздух лета.
Но слов с руки не подобрать.
Я повторяю это:
«Твое вино в живой золе».
Пусть горек дым, а пепел солон:
любить — и мотыльком сгореть
над станционным сколом,

где, может, около пяти
/свои часы пока не сверил/
к платформе «Ласточка» летит,
опережая время.
Опережая нас самих
/взят на иглу последний август/.
И звезды — точно муравьи —
расходятся и гаснут.

Дмитрий Ларионов

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Пинтерестом занесло комиксы про кардинала Ришельё. Буквально первым же комментом там какое-то «милое летнее дитя»™ интересуется: «Это по какому фандому?»

Я такая старенькая, что нахожу это диковатым и трогательным одновременно.

Два года назад я тут говорила про куновский сборник цыганских сказок и сетовала, что сейчас найти его можно только в цифре и с престранной обложкой. И вот, о радость, книгу наконец выпустили в довольно приличном виде, с иллюстрациями из первого издания 1922 года — почти к его столетнему юбилею.

Но самое фантастическое даже не это, а цена, по которой книгу можно сейчас приобрести у издательства в разных интернет-магазинах. Не знаю, с чем связан «аттракцион неслыханной щедрости»™, устроенный «Северо-западным книготорговым экспортным обществом», но всячески рекомендую посмотреть их издания — там не только разные сказки, но и классика, например.

Я-то понакупила сказок, само собой. А «Сказки цыган» рекомендую особо, потому что сборников цыганского фольклора на русском существует не то чтобы много (*и теперь они все у меня есть, ура:)

Мне, как и два года назад, неизвестно, собирал ли Кун эти сказки сам или переводил, возможно, из каких-то балканских изданий (на обложке, впрочем, сказано, что собирал, но где, когда, у кого — не упоминается). Надо бы, наверное, это как-нибудь прояснить, будет время. Но пока пойду сказки перечитывать. «Очень уж они замечательные»(с).

Собссно, книжица.

Подумала, что это может быть для кого-то важно: качество печати иллюстраций в этом издании очень не очень, сильно чёрным залиты по сравнению с исходными, возможно, сканы неудачные были или что. А вёрстка, шрифт, бумага — норм. Я хотела бумажный экземпляр, и в целом, довольна.

Пошла искать, откуда Кун взял материал. Нарыла всякого, в том числе и предполагаемый источник, но в финале нечаянно провалилась в цыгановедческие срачи тринадцатилетней давности. Памагити.

Романс о чёрной тоске

Петух зарю высекает,
звеня кресалом калёным,
когда Соледад Монтойя
спускается с гор по склонам.
Жёлтая медь её тела
пахнет конём и туманом.
Груди, темней наковален,
стонут напевом чеканным.
— Кого, Соледад, зовёшь ты
и что тебе ночью надо?
— Зову я кого зовётся, —
не ты вернёшь мне утрату.
Искала я то, что ищут, —
себя и свою отраду.
— О, Соледад, моя мука!
Ждёт море коней строптивых,
и кто удила закусит —
погибнет в его обрывах.
— Не вспоминай о море!
Словно могила пустая,
стынут масличные земли,
чёрной тоской порастая.
— О, Соледад, моя мука!
Что за тоска в этом пенье!
Плачешь ты соком лимона,
терпким от губ и терпенья.
— Что за тоска!.. Как шальная
бегу и бьюсь я о стены,
и плещут по полу косы,
змеясь от кухни к постели.
Тоска!.. Смолы я чернее
и чёрной тьмою одета.
О юбки мои кружевные!
О бёдра мои — страстоцветы!
— Омойся росой зарянок,
малиновою водою,
и бедное своё сердце
смири, Соледад Монтойя.

Плеснули певчие реки
крылом листвы и зенита.
Новорождённое утро
цветами тыквы повито.
Тоска цыган вековая
чиста и так одинока!
Тоска иного рассвета
и потайного истока…

Федерико Гарсиа Лорка
{перевод Анатолия Гелескула}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам