За окном дуют дикие ветра, а потому я традиционно вспоминаю вот это стихотворение Хьюза:

Очень хочется понаписать всяких сердитых текстов, «вдохновение такое у меня»(с). То ли у филологического кракена весеннее обострение, и ему не сидится в кармане, то ли литературная реальность повернулась к лесу передом, а ко мне другой стороной, то ли я сама «злая задница»™, то ли всё и сразу.

Вообще подгорательные тексты писать всегда легко и весело, и получаются они часто интереснее «добрых». У меня даже есть научный пример.

Как-то помогала другу с дипломом про стилистические особенности музыкальных рецензий в немецких рок-журналах. Материала он набрал прорву, но нужны были всякие умные выводы про них. И мы заметили, что ругательные рецензии обычно не только объёмнее, но и гораздо выразительнее и стилистически богаче хвалебных — злость и негодование буквально побуждают автора к творчеству. Мы всё ещё раз перечитали, оценили, подсчитали (ну там, например, количество оригинальных эпитетов, метафор и прочих тропов), сделали красивые диаграммки, включили лучшие примеры в доклад на защиту.

Дружочек мой правда получил четвёрку с чудным комментарием комиссии: «Научно всё безупречно, но что ж вы так много ругались-то?»

Вот сейчас я сдержусь и поругаюсь, только немного остыв. Но поругаюсь, ибо таков путь.

Пока зреют сердитые посты, скажу про хорошее. Вот, например, славная книга. Так-то детская, но и взрослым (мне) отлично заходит. В ней есть огромная таинственная библиотека, эксцентричный дядюшка, трогательная первая любовь, вменяемые рассуждения о жизни, вселенной и вообще, немного магии и теория рецепции в действии. Прекрасный набор, весьма рекомендую.

Lá fhéile Pádraig sona dhaoibh!
С Днём святого Патрика!
☘️
Из любви к Ирландии вообще и к ирландской литературе в частности я в прошлом году затеяла небольшой ирландский марафон, в котором правда немного увязла.

В этот раз я ничего к празднику не приготовила (впрочем, я вообще редко приурочиваю посты к датам), однако хочу оставить тут подборку моих ирландских постов — вдруг кто-то из вас их не видел, да и вообще «хорошее — повтори»(с)

Про одну из моих любимых книг — «Поющие Лазаря или На редкость бедные люди»

А вот великая цитата оттуда, которой, пожалуй, можно описать всю нашу жизнь

О крутизне средневековых ирландских поэтов

с примером их творчества

Про талантливую, но несчастную королеву Гормлайт

И её средневековый блюз

Про Йейтса, гениального и прекрасного

А вот одно из его шикарных стихотворений

Пакет с пакетами пост со ссылками на ворох постов про Фрэнка Маккорта и «Прах Анджелы»

Откуда в «Улиссе» фраза «арфа дивная голодом нас уморила» и что потерялось при переводе

Почему арфа уморила кого-то там голодом и откуда взялась эта арфа вообще

Про secret treasure ирландской литературы — Пата Инголдзби: раз, два, три

Стихи Пата — раз и два

Про то, что «особое чувство собственного ирландства» — это не только книга Пата Инголдзби

Когда Джойс «не для радости, а для совести»(с)

Éire go Brách!
☘️

Зашла подушнить.
{потом я наверняка пожалею об этом, но кракену надоело мариноваться}

Не, ну я всё понимаю, это типа просто YA-ромфант с волшебством и шутейками (хотя такая снобская жанровая снисходительность мне не по душе — в любом жанре довольно прекрасного). Но камон, так нельзя писать. Вернее, писать-то можно, свободу творческим личностям, всётакоэ, но издавать на бумаге — это, наверное, всё-таки зря.

Здесь вот, например, автор громоздит метафоры, кажется, на полном серьёзе:
«Лимон и мёд, а не глаза, вот что это было. Патока и карамель. Тридцать тысяч тонн ледяной нуги, соблазнительной и будто обжигающей, столь она холодна; бездонный провал в другое измерение, полное шелков, кашемира, коньяка и солнечного света на закате»

А здесь, кажется, шутит шутку:
«Под конец голос Бориса расцветился всей палитрой хрипотцы, доступной половозрелым самцам»

А может, всё и наоборот, конечно. Кто знает. Всего можно ожидать от автора нетленного: «Останетесь ночевать? — простучала зубами я, когда часы сказали "бом-бом-бом"»

Возможно, книга заслуживает добрых слов и даже таит глубокие глубины, но до этих глубин добираться надо сквозь такой вот дивный слог — я ниасилил.
И я вот не знаю, что расстраивает меня больше, когда книга написана безликим картонным языком с клишированными эпитетами и сравнениями (таких сонмы) или когда автор пытается одновременно в красивоэ и смешноэ, а получается нуга в глазах.

Ну и напомню, что у царя Мидаса — ослиные уши.

Теперь выговорилась, фух.

А вот, кстати, про клише история.
Тоже отчасти кракенская, но, вроде как, со счастливым концом.

В теории жанра чёрт ногу сломит. Всё потому что корпус художественных текстов дико растёт, границы жанров размываются, жанровые структуры становятся гибче — никакой тебе «прекрасной ясности»(с) Но что интересно, жанровые каноны — не удел литературы прошлого, они вполне себе благополучно формируются и функционируют прямо сейчас. И не только в фантастике/фэнтези/YA, в том, что принято — иногда через губу — называть «жанровой литературой». Сдаётся мне, существует и канон для премиальной литературы, для — pardon my French — актуальной прозы etc. Но щаснеобэтом™

Young Adult — жанр гибридный, но со своим — довольно устойчивым —каноном. Какие-то приёмы и ходы уже надоели так, что даже называть их «клише» — это уже клише. Какие-то неплохо работают и нравятся и авторам, и читателям.

Попалась мне книга Шеннон Макгвайр «В каждом сердце — дверь» (первая из длиннющей серии, но можно читать как законченную историю). Классический такой Young Adult с закрытой школой для странноватых проблемных подростков. По сюжету, всех этих ребят сбагрили туда родители в надежде, что там детишкам починят кукуху (а то они, видите ли, считают, что побывали в иных мирах, и хотят туда вернуться). И вот автор немного тонет в унылых клише, описывая школу, миры, детей и их взаимодействие, зачем-то вставляя никуда не годную детективную линию.

Я какое-то время надеялась, что это эдакий отвлекающий манёвр в отвлекающем манёвре.
Ну типа вот мы читаем, как родители после беседы с директрисой уверены, что это такая прогрессивная дурка, детям же директриса плетёт, как она ловко этих никчёмных родителей …экхм… обманула, ведь она-то знает, что они и правда побывали в волшебных мирах, ведь и ей пару раз довелось (она даже придумала схему этих миров и их глубинные характеристики — не Древо Сефирот, конечно, но тётенька старалась).
А под конец бы выяснилось, что на самом-самом деле всё-таки никто нигде не был, и все эти «миры» — это вытеснение и подмена, попытка детей справиться с каким-то пережитым кошмаром. Вот на подобный расклад я рассчитывала.

Такой поворот, само собой, тоже не оригинален. Эскапистская фантастическая метафорика для описания болезни, травмы, проблемы и пр. довольно распространена, но эти истории почти всегда интересно читать, разгадывая — какие события, люди и слова из реальности скрываются за выдуманными мирами. Этого я ждала от книги, поскольку автор даёт действительно щедрый материал для игры в такую интерпретацию. Да, было бы не ново, но могло бы превратить героев из картонок в живых несчастных людей, которым нужна помощь. И любопытно было бы взглянуть, как этим детям действительно помогают — не споря с ними, не отрицая их фантазии, а действуя через и посредством них.

Но нет.
Это реально просто очередная история про инаковых детей в волшебной школе. Их, мягко скажем, странненькие миры на самом деле существуют. И там, среди скелетов/мертвецов/радуг/единорогов/фей/докторов-садистов/сладкой ваты (нужное подчеркнуть), им действительно лучше, чем с родными мамой и папой (которые в книге все как один «непринимающие родители»™). Этим ребятам не нужно лечение, им нужна их волшебная дверь. Настоящая, не метафорическая.

По крайней мере, именно так получается в первой книге. «Дом историй» сейчас переиздаёт её в одном томе со второй. Возможно, там выяснится, что всё гораздо сложнее, чем очередная недоНарния (автор, кстати, «упреждает» это сравнение — детишки там обсуждают, что Нарния — это всего лишь христианская аллегория, а у них всё взаправду). Однако в такую перспективу не очень-то верится.

Но есть и хорошие новости™
В первом томе трилогии(?) Ларисы Романовской «Захолустье» этот приём — другой мир как метафора и способ справиться с ПТСР — работает отлично. Там действительно неясно: просто ли это сны героини или такая форма вытеснения и преодоления, или настоящие путешествия в иномирье, или даже всё это сразу. В любом случае, там всё гораздо живее и реальнее, что ли. Да и, признаться, пишет Романовская не в пример лучше Макгвайр.

Так что, в каноне — и даже клише — нет ничего дурного, надо просто умеючи с этим обращаться.

UPD: телега самолично отрезала от поста заключительную фразу, и теперь она выглядит как многомудрая цитата из паблика про креативный врайтинг™🤦🏻‍♀️

Ну, допустим — зашипперить можно кого угодно с кем угодно, фантазии и пристрастия у всех разные, чоуш.
Но блин.
Я — наивная! — думала, после слэш-фикла про Штирлица и Шелленберга меня уже ничто не удивит. А вселенная такая: Вот держи яой про Кощея и Ивана Царевича.
Как говорится, про всё, что вы можете вообразить, уже снят порнофильм. И про то, что не можете, — тоже.

2021: Я буду писать тут про (около)филологическое, о литературе, чтении, проблеме рецепции и профессиональном подгорании.

2022: А вот ещё одна подростковая книжка, которая мне не понравилась…

2023: Обожимой, яой про Кощея Бессмертного!

Логично, наверное, было бы сейчас написать давно задуманный пост о ретеллингах. По крайней мере, мой внутренний препод всё время жаждет от канала последовательности и преемственности, чтобы типа всё красиво и взаимосвязано, и умно. Это порой мешает мне писать здесь что-либо вообще, что уже минус. Ну и так-то — в телеге это никому не нужная утопия.

Поэтому расскажу такое вот сейминутное.

В отзыве на относительно новую книгу прочла, что «автор целенаправленно ведет их [героев] от традиционно-русской достоевской истерики к разумному среднеевропейскому поведению, давно выработавшему канон алгоритмов выхода из тупиков». Этот пассаж так меня озадачил (в отзыве этот загадочный «среднеевропейский канон», увы, не раскрыт), что я взялась читать собственно роман, хотя совсем не собиралась этого делать.

Роман ответа не дал (впрочем, писатель и не обязан отвечать за то, что напишут о нём книгоблогеры), но изрядно меня утомил.

Пойду приложу Достоевского в качестве подорожника, что ли.

Мои книжные посты be like:

В некоторой книге одного там автора герои совершают какие-то действия, которые представляются мне нелогичными и надуманными, и говорят всяческие слова, которые расставлены не в том порядке и стилистически не безупречны. А что это за книга, я вам не скажу, потому что я «очень воспитанная»™

Неделя блестящей самоиронии на канале.

Вот почему, среди прочего, я не люблю сказку о Белоснежке — ни в этом приторном диснеевском варианте, ни в оригинальном, где, если вы помните, принц выклянчил гроб с девицей у гномов, чтоб …экхм… любоваться (это, конечно, всё прекрасно интерпретируется и раскладывается на символы, архетипы и прочие фольклорно-мифологические штуки, но тем не менее).

Особенно проигрывают эти варианты пушкинскому — pardon my French — ретеллингу, «Сказке о мёртвой царевне» (впрочем, какой источник лёг в основу, сказать с уверенностью нельзя, поскольку сюжет-то бродячий).
У Пушкина королевич хочет вернуть себе н е в е с т у. Он знает, кого ищет и кого собирается спасти, а не вспыхивает страстью к случайному трупу. Это как минимум.

Ну а вообще, насколько Александр Сергеевич крут в этой сказке (как, впрочем, и во всём остальном творчестве, напоминает кэп), можно почитать, ну вот скажем, у Валентина Семёновича Непомнящего.

Хотелось бы, чтоб нынешние юные и пылкие авторы всевозможных ретеллингов, пишущие на русском, больше читали Пушкина — у него есть чему поучиться. Потому что пресловутый ретеллинг — это не сделать спящую красавицу красавцем, добряка — злодеем, Золушку — фемактивисткой, you name it, это задача посложнее, если, конечно, речь идёт о литературе, а не о том, что пытаются за неё выдать.

Я уже как-то говорила, почему для меня важна поэзия. А в те поры, когда я вела фб нашего «малого тайного издательского войска», у меня даже была рубрика ПоПоПо — Поэзия по понедельникам. Иногда я подумываю пристегнуть эту рубрику к Штанам — ведь в мире столько красоты!

С этим я пока не решила (но маякните, если понедельничные стихи были бы вам интересны;), однако сегодня — не в понедельник, но в Воскресение — не могу не поделиться сразу тремя стихотворениями, которые люблю (и которые вы, возможно, знаете, но всё ж). Только одно выбрать не могу. Да и не хочу.

***
А воздух жаркий, и липкий, и так его мало.
Пропустите, говорит, пропустите, я Его мама,
но ее, конечно, не пропускают,
ад хохочет, трясется, и зубы скалит,
торжествует.
А она говорит: дайте мне хоть ручку Его неживую,
подержать за ручку, как в детстве,
я же мама, куда мне деться.
Вот она стоит, смерть перед ней, в глаза ей смеется,
Пасть у смерти вонючая, зрачки-колодцы,
Смерть идет по земле, истирает гранит и крошит,
А она отвечает:
Маленький мой, хороший,
Ты уж там, где ты есть, победи, пожалуйста, эту дрянь.
Ты вот ради этого, пожалуйста, встань,
Открывай глаза свои, неживые, незрячие.
И плачет, сильно-пресильно плачет.
Он войдет в ее дом через три дня.
Мама, скажет, мама, послушай, это и правда я,
Не плачь, родная, слушай, что тебе говорят:
Мама, я спустился в ад, и я победил ад,
Мама, я сделал все, как ты мне сказала.
Смерть, где твое жало?

Анна Долгарева

***
Говорит человек прохожему:
- Ну чего ты,
Заходи, отдохни от дороги или работы,
Там жена напекла хлебов и пожарила рыбу,
Денег не возьмём, нам достаточно и спасибо.
И вообще в последнее время как-то стало легче:
И налоги не жмут, и Рим, как всегда, далече,
Новостями окрестными нас давно не пугали —
Разве что, говорят, на днях кого-то распяли,
То ли двух, то ли трёх… Одного вообще отпустили.
Я видал его давеча — вместе вина попили,
Ничего такой, всё молчит и кивает, кивает…
Как ребёнок: не говорит, но всех понимает.
Заходи, садись, ну чего теребить улыбку:
Пока тёплый хлеб и пока пожарена рыбка,
Веселее вместе, как петухи на насесте,
Я достану вина и спою тебе, кстати, песню,
Меня ей научил один рыбак обстоятельный…
Я забыл конец, но додумал самостоятельно:
Там так грустно в начале и радостно в середине…
Заходи, садись, я не буду спрашивать имя,
Просто хочется сделать что-то такое всё же…
Заходи, будь гостем, незнакомый прохожий.

Отвечает прохожий:
- Спасибо тебе, мой милый,
Только я иду туда, где меня любили,
Я приду потом, чуть позже, с иными ответами,
И хлеба твои преломлю, и вина отведаю.
Ты слегка подожди, пока мир не совсем проснулся —
Ну а я вернулся.
Я теперь насовсем вернулся.

Павел Сурков

***
Он приезжает в город и наступает Пасха,
Солнечный свет ложится на голые ветки дуба,
Он приезжает в город, где нет ничего, сугубо
Убедиться в наличии пустоты и хаоса.
Он приезжает в город и это такая радость,
Эту весть узнают продавщицы тюльпанов,
Он приезжает в город, где были и сласти, и страсти,
Но теперь ничего — ни цирка, ни ресторанов,
Нет ни церквей, ни кладбищ, ни клумб, ни афиш, ни пастбищ,
Нет театров и складов, нет бассейнов, нет капищ.
Он приезжает в город на старом и мускулистом,
Белом осле с молочно-розовой пеной шерсти.
Что-то о нем узнают братья-евангелисты,
Что-то останется как артефакты на этом месте.
Чаши, монеты, жезлы, меч в очень стильных ножнах,
Лилии, розы или какие-то незабудки,
Девушка с единорогом, у которой «все сложно»,
Страусиные перья и голубиные грудки.
Он увезет ее в даль, где начинается осень.
Солнце его долины входит в пору заката.
Август дает урожай и у Аида просит
Мать Деметра ее, любимую им когда-то.
Люди — забытые боги, которых никто не кормит.
Покорми же его, напои его дымом сандала,
Ладана, мирры, масел. Он приезжает торным
И трудным путем, но это— путь героя, а не вандала.
Солнечный свет ложится на окна и подоконник,
Слышится тихий шорох, бабочка распускает
Крылья, летит цветок, из гроба встает покойник —
Он приезжает в ад и всех из него выпускает.

Екатерина Дайс