Искала некоторые тексты Бахтина в этих ваших интернетах, и тут разверзлись бездны.

Бахтин развалил СССР, оказывается. «Бахтин начал, Ельцин завершил»(с). Целая конспирологическая теория, и Рабле — злой гений, как и Бахтин, работавший на спецслужбы.

Когда из условных конспирологических допущений получается хулиганская художественная вещица вроде «Седьмой функции языка» Лорана Бине, это здоровско. Но когда начинают сортировать чьё-то грязное бельё по цветам и тасовать так, чтобы всё укладывалось в некую теорию, это уж извините. Как-то некрасиво.

А вообще, конечно, моё внезапное удивление дааааавним наездам на Бахтина лучше всего можно проиллюстрировать этим вот диалогом из фильма «Мы из джаза»:

- Ишь ты! Ловко! Псковского генерал-губернатора анархисты хлопнули!
- Что ты несёшь? Какого генерал-губернатора?!
- Да вот, в газете пишут.
- Балда ты! Газета-то за девятьсот четвёртый год! Где ты её только откопал!
- Да вот тут валялась.

Ведь это можно узнать только на вебинаре, иначе никак. Тайна покрытая мраком. Спасибо хоть денег за это не берут.

К новенькой подростковой литературе у меня ворох претензий.
Я правда не оставляю надежд — копалась тут даже в шорт-листах Книгуру. Стараюсь при этом ничего не ждать, конечно, чтобы не сердиться потом.

Но блин.
Как же у меня сейчас бомбануло!

Автор, на которого очень рассчитывала после пары хороших таких книжек, боюсь, нащупал «тему творчества», и фу как это некстати. И я уже вижу, как и зачем сделана очередная книжка.

Прям ыыых.

Не уверена, что напишу про это подробнее, когда поостыну, но всякое может случиться.

Не очень люблю контент в стиле «сегодня родился такой-то» и обычно в честь дня рождения упоминаю только Теда Хьюза как важного муШчину в моей жизни.

Но вообще-то и Маяковский мне лично весьма важен. Его поэзия здорово шарахнула меня в старших классах, а вот эту фотографию я и вовсе таскала с собой повсюду — такая уж была в те поры восторженная и романтичная девица.

Вот это стихотворение до сих пор очень люблю, например.

Владимир Маяковский
Отношение к барышне
Этот вечер решал —
не в любовники выйти ль нам?—
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв —
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».

Прочла тут наконец «Шансы есть».

Ричард Руссо традиционно хорош. Всякий раз радуюсь, когда американский автор пишет американский роман, а не пытается косплеить русскую классику, превращая своё творчество в карго-культ.

К тому же, Руссо умеет выстраивать нелинейный сюжет и создавать — pardon my French — живых, объёмных персонажей. Сейчас почему-то не всем это удаётся.

Я довольно долго откладывала чтение, поскольку этот роман вышел на русском в переводе Максима Немцова.

У меня до сих пор слегка дёргается глаз от «Ловца на хлебном поле», где Холден блестяще владеет феней во всём её историческом многообразии (от времён Российской Империи до излёта СССР примерно). Нет, я всё понимаю, у Райт-Ковалёвой герой получился, скажем так, деликатнее, но уж если добиваться стилистической справедливости, то даже перевод в манере «Кубиков» смотрелся бы тут органичнее и уместнее.

«Сговор остолопов» я тоже не смогла читать по-русски от избытка странного «суржика». Конечно, надо как-то передавать New Orleans English, но вот за этими постоянными «пытаисси», «отыгрываисси», «придуряисси» я, как писал Сапковский, «очами души моей вижу» вовсе не Новый Орлеан, а Райкина в экранизации «Волшебной силы искусства».

По счастью, «Шансы есть» переведены не так, э-кхм, самобытно, и роман в целом прекрасно и приятно читался.
Но нет-нет да врывались в текст внезапный «халдей» или какая-нибудь там «жменя».

И я подумала.
Возможно, Максим Немцов просто хочет оставить подпись, прям как Марв в «Одном дома»:

«Запомните, мы Мокрые бандиты! Так и запишите: «Мокрые бандиты».

Не, нуачо.
Шансы есть:)

Собирала контент для ВИДЯТ ФИГУ, и вот сложилась прекрасная подборочка из отзывов на одну классическую зарубежную книгу.

Угадаете, какую?

Автор кичится перед нами, простолюдинами;
Автор явно знал толк в извращениях;
Инфантильный всплеск на бумаге;
Набор бессмысленных слов и событий;
Дрянь, раздутая дрянь;
Полнейшее безумие;
Малохудожественный бред с претензией на философию;
Худший бред, когда-либо мною прочитанный;
Муть тошнотворная;
Какое-то извращение;
Место автора этого псевдопроизведения в психушке;
Книга противна до жути и жутка до противности;
Очаровательное издевательство над читателем;
Изысканный способ самоистязания.

Штош, в комментах к предыдущему посту угадали книгу, о которой так лестно отзываются читатели.

Это «Улисс» Джойса, да.

Пока читала все эти отзывы, насобирала забавных наблюдений по проблеме рецепции (маякните, кстати, если вдруг интересно про теорию рецепции в литературоведении;)

Вот, например.
Многие, очень многие читают Джойса «не для радости, а для совести»(с).
А потом пишут огромные злые тексты на лайвлибе. Рассказывают о своих мучениях, проклинают автора, литературоведов и критиков, называют чтение пыткой, Джойса — извращенцем, его роман — бредом.

Зачем это всё?

В смысле вот ты сам себя заставил читать некую книгу. Вот ты понимаешь, что она, мягко скажем, как-то не заходит: тяжело, непонятно, непривычно, противно, скучно etc. И несмотря ни на что, скрежеща зубами, ты продираешься сквозь текст, и только для того, чтоб поставить галочку и излить свою ненависть к автору и роману в соцсетях.

Это как если бы я, известная своим богатырским здоровьем и блестящей спортивной формой, вписалась бы в марафон «Беги, герой!». А там сдулась бы после ста метров, но продолжала бы, запинаясь и задыхаясь, трусить в сторону финиша, даже когда все участники уже прибежали и разошлись по домам. А на следующий день, лёжа руиной в постели, писала бы в тележку, какой идиотский марафон, какие тупые, бессердечные организаторы, какая опасная и отвратительная штука бег. Мол, я, конечно, молодец, я сделалЬ, но никогда, никогда больше, да будет проклята лёгкая атлетика.

Ну как-то так для меня это выглядит.

«Улисс», особенно когда читаешь его в первый раз, — ни разу не лёгкое чтение. Не вспомню где попалась чудная фраза: Джойса невозможно читать, его можно только перечитывать. Так оно, в сущности, и есть. Внутри романа запрятано много прекрасного: и смешного, и лирического, и философского. Возвращаясь к тексту, всякий раз находишь что-то новенькое.

При этом я не думаю, что «Улисса» вот прям обязан прочесть каждый, как заявляют всякие дурацкие списки, из-за которых люди и влипают в челленджи по покорению Джойса, а потом ненавидят роман, автора, модернизм и спасибо, если не всю литературу целиком, и создают вокруг книги нездоровую атмосферу, смущая потенциальных читателей.

Я тут опять вспомню Даниэля Пеннака и некоторые из его Правил детского чтения, о которых полезно помнить и взрослым: право не читать, право не дочитывать, право перескакивать, право втыкаться.

Книг так много, и хорошо бы те, кому «Улисс» кажется пыткой, бросали бы чтение с лёгким сердцем и не мешали бы своими отзывами тем, кому роман может прийтись по душе.

Впервые оказалась со своими нано-каналами в подобном списке и сразу в такой крутецкой компании😃 Так здоровско!

Очень рекомендую всем книжным людям этот список себе сохранить и изучить. Там много-премного всего классного.
И Заметки панк-редактора к списку этому непременно подбавьте:)

Рубрика пакет с пакетами. По ссылке перечень популярных среди меня ссылок.

Давно стало общим местом давать подборки любимых (около)книжных блогов, страниц и сайтов, но меня только на этой неделе спросили уже трижды, поэтому перечислю. Наверняка пост будет обновляться, потому что какие-то вещи вспоминаются не сразу, а когда всплывают в ленте — увы, некоторые авторы пишут реже, чем мне хотелось бы.

«Сны поездов» — Большой Американский Роман, скромно притворившийся повестью.

Теория жанра, конечно, — дело такое, тут никто ни за что толком не сможет поручиться, но теория рецепции оставляет лазейку. Эта крошечная вещица вполне может восприниматься как эдакий концентрат: будто из тысяч страниц выпарили всё неясное, многословное, избыточное, оставив самую суть.

Вот правда, если Фолкнер или, не знаю, Франзен пугают объёмами и обещанной некоторыми там критиками сложностью, можно взять Дениса Джонсона и «насладиться весьма»(с)

Сегодня день рождения Теда Хьюза, любимого и прекрасного, героя моего диссера, невыносимо красивого мужчины и волшебного поэта, которого будто Один с Керридвен создали и кинули в наш мир. Хорошо, что он тут, у нас, погостил🖤

Когда в редакторе МИФа вдруг узнала ту пятиклассницу, в группе которой проходила педпрактику миллион лет назад.

Пока лето не кончилось, занесу сюда отзыв о прекрасной совершенно книжке. Я публиковала его в другой соцсетке, как и все мои книгоклубные тексты, но хочу, чтоб он был и тут, коль скоро в обоих моих нано-блогах наметился некий движ, а книга эта такая, что о ней обязательно надо «поведать миру»(с).

Узнала я об этой повести из интервью Алексея Сальникова, и до сих пор ужасно рада встрече с ней и благодарна Сальникову за то, что он «не устаёт её упоминать».

ЛЕТО — ЭТО МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ(с)

«Тревога» — повесть из начала 60-х, и несмотря на характерные приметы эпохи, история эта по сути вневременная. Она о детях, об их восприятии мира — насколько оно гибко, непрочно пока. О том, как родители формируют это восприятие, будто сбивая собственные настройки ребёнка. О внутренней борьбе даже, если хотите, — можно ли выбраться из духоты на воздух, из тесноты на простор, не поддаться давлению взрослых, когда видишь, что они неправы?

Ричи Достян написала трепетную, но вместе с тем довольно жестокую вещь. Она честно говорит о том, что действия родителей «во благо ребёнка» иногда бывают продиктованы эгоизмом, что за родителей может быть стыдно, что взрослые могут не замечать, насколько несчастен и потерян ребёнок. Однако здесь нет нагнетания, чернухи — родители показаны глазами детей, а дети их любят, даже осознавая их несправедливость и неправоту: «Других родителей он бы не хотел. Он мог хотеть, чтобы они были другими…»

В этой летней истории автор сводит вместе ребят из, скажем так, разных социальных страт, и каждый из них несёт отпечаток своего мира, его установки. Однако — пока ещё — они способны слышать, понимать и принимать не только себе подобных. Им хорошо вместе, они создают друг для друга пресловутую поддерживающую среду, о которой все так любят рассуждать сейчас.

Это книга о лете, о дружбе, о первой любви, о времени на пороге взросления об обретении «силы полного права на самого себя». И огромный плюс в том, что рассказана эта история без пафоса и назидательности, а легко, с восхитительной совершенно иронией и любовью к детям.

Поделюсь некоторыми цитатами ещё:

«Люди давно сошлись на том, что лепить кувшин, варить щи, полировать шкаф, выкармливать поросят, сажать репу — короче говоря, любое дело надо делать умея, за исключением одного— растить человека! Для большинства это, пожалуй, единственное занятие на земле, которое, казенным языком говоря, «не требует никакой квалификации»
.
«Человек, породив человека, сил своих не щадит, чтобы сделать из него существо, во всем подобное себе. Он навязывает ему все, что знает о жизни сам, но — странное дело! — почти никогда не бывает доволен плодами трудов своих»
.
«Длилось это долгий миг, на протяжении которого он был и художником и мудрецом — в одиннадцать лет такое может случиться с каждым.
Ничтожными люди становятся позднее»
.
«Павлик пожимал плечами. Он не понимал, что и как надо выбрасывать из головы. Ведь сама бабушка тысячу раз клялась при нем выкинуть и навсегда позабыть имя театра, в котором ее съели сплошные бездарности и негодяи, а сама каждый день говорила про этот театр и про этих негодяев!»

«Когда ребята нагнали его, он ничего им не сказал, не обернулся даже. Он шел очень быстро, позволяя смотреть на свои разгневанные красные уши, на разгневанную курточку и доведенные до бешенства сандалии, из-под которых вспышками выскакивала пыль»
.
«Брат и сестра так были воспитаны бабушкой Викторией, что и подумать не решались, как ненавидят ее.
Трудно даже сказать — за что.
Она ведь заботилась, она ведь учила, она ведь любила их со всей жестокостью, на какую способны только свои»

Ричи Михайловна Достян «Тревога»

Вспомнила, что тут не подключены реакции. Прикрутила.

Собирая материал для Видят фигу, подметила, что некоторые — вполне себе прекрасные и значимые — книги чаще прочих вызывают праведный гнев читателя. Читатель чувствует себя обманутым, ему ведь обещали «классику» или пуще того — «шедевр», а подсунули черт-те что. Как тут не разгневаться?

Гнев и разочарование обычно выражаются в двух формах: читатель объявляет тупым либо автора, либо самого себя. Впрочем, очевидно, что прагматика высказывания в обоих случаях одинакова: туп, разумеется, автор, и книга тоже тупая, и те, кто вздумал их хвалить, тоже умом не блещут.

Любое произведение, будь оно хоть сто раз признано значительным, может не нравиться, «не червонец»(с), в конце концов. Но одно дело просто не любить книгу и заявить об этом, и совсем другое — вопить, что это бред и фуфло только лишь потому, что ты не понимаешь, с какого перепугу это вообще написано и включено в какой-нибудь там — pardon my French — «золотой фонд».

Казалось бы, ну не зашло, бывает, чего ж так у людей бомбит-то? Прям вот до такой степени, что одни натурально сжигают Сэлинджера на даче, а другие и вовсе считают, что книга и «огня не заслуживает».

Возможно, штука в том, что книги эти стабильно попадают в школьные и университетские программы, в разделы и серии «Шедевры мировой литературы», во всякие там списки «величайших произведений всех времён и народов» по версии журнала «Лошадь и гончая» и, не к ночи будут помянуты, в блогерские подборочки «классическая литература, которую должен прочитать каждый».

Но списками и ярлыком «классика» обычно всё и ограничивается. Будто это исчерпывающая характеристика. Однако складывается впечатление, что у людей, травмированных уроками литературы, что ли, весьма специфичные представления о классике и о том, чего «она должна» и чего «не должна».

Отсюда и возмущение тем, что Рабле, видите ли, ничему не учит, Сервантес издевается над больным человеком, Сэлинджер пишет, как шестиклассник, и не умеет в сюжет, Достоевский сочувствует убийцам и проституткам, Набоков и Джойс пропагандируют похабщину, Шекспир ворует сюжеты, Сартр скучно описывает тошноту, а Маркес просто укурился. Перечислять можно бесконечно.

Когда я про всё это думаю, ужасно хочется запилить лекции, где объяснялось бы, чего ждать от пресловутых «классических» книг, за что их вообще мотыляют из списка в список. В общем, возразить эдакому сферическому возмущённому читателю в вакууме, рассказав, что никто не тупой, просто горизонт ожидания немного завален.