Сегодня день рождения у моего второго — токсичного и весёлого — канала ВИДЯТ ФИГУ, где я собираю цитаты из дурацких книжных отзывов.
В этом году я вела его менее активно, чем в прошлом, но это прежде всего потому, что иногда читаешь «глубокую мысль», а там такая дичь, что не знаешь, как такое и комментировать🙈😅 Но коллекция постоянно пополняется, и канал пока что будет жить.
А вы, если вдруг не подписаны (что вряд ли:), подпишитесь, пожалуйста, и киньте ссылкой в друзей💛
В этом году я вела его менее активно, чем в прошлом, но это прежде всего потому, что иногда читаешь «глубокую мысль», а там такая дичь, что не знаешь, как такое и комментировать🙈😅 Но коллекция постоянно пополняется, и канал пока что будет жить.
А вы, если вдруг не подписаны (что вряд ли:), подпишитесь, пожалуйста, и киньте ссылкой в друзей💛
Forwarded from ВИДЯТ ФИГУ
Достижения нано-канала за второй год существования — 46 (+12!😅) подписчиков, и не все из них мои родные и друзья 🤩 Спасибо отчаянным! Stay tuned и, само собой, рекомендуйте «Видят фигу» тем, кого эта дичь может повеселить🎉
Читаю сейчас в телеге:
Ровно 97 лет назад умер моряк и некромантик Джозеф Конрад.
Фигассе, думаю, поворот. Конрад и некромантия! Только почему в уменьшительно-ласкательной форме-то?
Перечитываю.
Неоромантик, конечно же.
А вообще было б интересно.
Ровно 97 лет назад умер моряк и некромантик Джозеф Конрад.
Фигассе, думаю, поворот. Конрад и некромантия! Только почему в уменьшительно-ласкательной форме-то?
Перечитываю.
Неоромантик, конечно же.
А вообще было б интересно.
В современных книгах для детей и подростков умирает чересчур много мам, вот что я вам скажу.
Снова подвисла в размышлении, за какой текст сперва взяться. Вы там в комментах особо интересовались детским (✔️done) и подростковым.
Но на подростковое я выпущу филологического кракена (я что-то очень сердита, накопилось). Про взрослое чтение напротив могу хорошее написать.
С чего начать-то?
С хулы или хвалы?
Но на подростковое я выпущу филологического кракена (я что-то очень сердита, накопилось). Про взрослое чтение напротив могу хорошее написать.
С чего начать-то?
С хулы или хвалы?
Когда собираюсь выпустить филологического кракена, жалею порой, что я не какой-нибудь там ютубер. Сесть перед камерой и изойти на гнев и возмущение. Поругаться от души, а то текст-то всё же обязывает – как ни ругайся, нужна структура, логика и – pardon my French – хоть какой месседж.
Но у меня нет волшебной блогерской лампы и любви к монтажу видео.
И сама я ютуб не смотрю практически. Я человек букв и слов.
Так что, надо взять себя в руки и облечь в осмысленный текст наболевшее, подгоревшее и бесячее.
Но у меня нет волшебной блогерской лампы и любви к монтажу видео.
И сама я ютуб не смотрю практически. Я человек букв и слов.
Так что, надо взять себя в руки и облечь в осмысленный текст наболевшее, подгоревшее и бесячее.
Я купила две книги Шурда Кёйпера.
Ну а то.
Его все хвалят, ему чуть что дают «Серебряные грифели». В отзывах на «Бред какой-то!» вообще велят немедленно вынудить друзей и семью читать эту книгу, ибо её прям невозможно не обсуждать. Да что там, даже муж мой решил её прочесть, раз уж так. Ну и мы оба, значит, вот. Прочитали, обсудили.
Штош.
«Бред какой-то!» — очень старательная книга. Уже после прочтения я узнала, что Кёйпер писал её лет семь. Это и заметно. Будто ему нужен был собственный опус магнум. Чтобы, вроде как, для подростков, но чтоб всем сразу стало ясно — это ну очень глубокая вещь. Буквально культовая. Вы гляньте только, сколько отсылок. Ну вот навскиду:
Тут и Сэлинджер тебе — куда ж без него, если ты решился писать о не таком, как все, о, знаете, подростке с некоторым диагнозом и травмой (это ведь сейчас так ново и оригинально, правда?). Тут и Голдинг с «Повелителем мух», только нарочитый и вязкий, чтоб все точно заметили паралели. Тут тебе «Гамлета» на десяти страницах пересказывают, я не шучу. И над всем этим высится «Мост в Терабитию», отполированный последней экранизацией, от которой хочется пойти и повеситься на той самой трагической тарзанке.
Кто-то из милых людей, поставляющих контент для моего канала «Видят фигу», вопрошал в отчаянии: «Чья же аудитория его прозы?». Именно это мне хочется спросить у Кёйпера, изо всех сил стараясь не поминать Атоса и графа де Ла Фер всуе.
В книге, конечно, поднимаются некоторые важные жизненные вопросы, о которых, вероятно, подросткам интересно и нужно читать и думать, но всё это затеряно в занудстве, морализаторстве и старательном выпячивании пресловутой инаковости главной героини.
Взрослым так и вовсе будет откровенно скучно. Я сама продралась сквозь текст из чистого упрямства. Это было хуже, чем самая унылая из книг школьного списка литературы на лето. Смешно, что такие же ассоциации не раз попались мне в отзывах на Goodreads.
Отзывы на нидерландском я кидала в переводчик, и в одном из них благодаря корявому переводу внезапно сформулировалась самая суть книги: «К счастью, Шурд здесь, чтобы рассказать нам об этом долгим и широким способом».
О да, это её суть и главный недостаток. Пиши Кёйпер ершисто и ёмко, как Ульф Старк, я бы и его могла причислить к нелюбимым, неприятным, но талантливым и крутым авторам. Но увы.
Долгим и широким способом ведёт Кёйпер своё повествование ни о чём, разбавляя его не только пересказом Шекспира, но и какой-то брошюрой о беженцах, которых нельзя заставлять интегрироваться в европейское общество, потому что это насилие над их хрупкими личностями, да наивной антикапиталистической агиткой, заставляющей задуматься, уж не раздобыл ли Кёйпер где-то книги Айн Рэнд из параллельной вселенной, где та топит за левые идеи и строчит о них фанфики.
«Бред какой-то!» — крайне утомительная, несмешная и не очень-то умная книга. Её не то что обсуждать, её и читать-то не стоит. Особенно с учётом того, сколько в мире действительно прекрасных книг.
Ну а то.
Его все хвалят, ему чуть что дают «Серебряные грифели». В отзывах на «Бред какой-то!» вообще велят немедленно вынудить друзей и семью читать эту книгу, ибо её прям невозможно не обсуждать. Да что там, даже муж мой решил её прочесть, раз уж так. Ну и мы оба, значит, вот. Прочитали, обсудили.
Штош.
«Бред какой-то!» — очень старательная книга. Уже после прочтения я узнала, что Кёйпер писал её лет семь. Это и заметно. Будто ему нужен был собственный опус магнум. Чтобы, вроде как, для подростков, но чтоб всем сразу стало ясно — это ну очень глубокая вещь. Буквально культовая. Вы гляньте только, сколько отсылок. Ну вот навскиду:
Тут и Сэлинджер тебе — куда ж без него, если ты решился писать о не таком, как все, о, знаете, подростке с некоторым диагнозом и травмой (это ведь сейчас так ново и оригинально, правда?). Тут и Голдинг с «Повелителем мух», только нарочитый и вязкий, чтоб все точно заметили паралели. Тут тебе «Гамлета» на десяти страницах пересказывают, я не шучу. И над всем этим высится «Мост в Терабитию», отполированный последней экранизацией, от которой хочется пойти и повеситься на той самой трагической тарзанке.
Кто-то из милых людей, поставляющих контент для моего канала «Видят фигу», вопрошал в отчаянии: «Чья же аудитория его прозы?». Именно это мне хочется спросить у Кёйпера, изо всех сил стараясь не поминать Атоса и графа де Ла Фер всуе.
В книге, конечно, поднимаются некоторые важные жизненные вопросы, о которых, вероятно, подросткам интересно и нужно читать и думать, но всё это затеряно в занудстве, морализаторстве и старательном выпячивании пресловутой инаковости главной героини.
Взрослым так и вовсе будет откровенно скучно. Я сама продралась сквозь текст из чистого упрямства. Это было хуже, чем самая унылая из книг школьного списка литературы на лето. Смешно, что такие же ассоциации не раз попались мне в отзывах на Goodreads.
Отзывы на нидерландском я кидала в переводчик, и в одном из них благодаря корявому переводу внезапно сформулировалась самая суть книги: «К счастью, Шурд здесь, чтобы рассказать нам об этом долгим и широким способом».
О да, это её суть и главный недостаток. Пиши Кёйпер ершисто и ёмко, как Ульф Старк, я бы и его могла причислить к нелюбимым, неприятным, но талантливым и крутым авторам. Но увы.
Долгим и широким способом ведёт Кёйпер своё повествование ни о чём, разбавляя его не только пересказом Шекспира, но и какой-то брошюрой о беженцах, которых нельзя заставлять интегрироваться в европейское общество, потому что это насилие над их хрупкими личностями, да наивной антикапиталистической агиткой, заставляющей задуматься, уж не раздобыл ли Кёйпер где-то книги Айн Рэнд из параллельной вселенной, где та топит за левые идеи и строчит о них фанфики.
«Бред какой-то!» — крайне утомительная, несмешная и не очень-то умная книга. Её не то что обсуждать, её и читать-то не стоит. Особенно с учётом того, сколько в мире действительно прекрасных книг.
А вторая-то книга Кёйпера что?
Ну, «Отель Большая Л» повеселее и читается куда легче.
Тут Кёйпер ещё не считает зазорным развлекать читателей и не старается нести свою мудрость в массы.
Просто рассказывает незамысловатую историю, бережно и аккуратно уложенную в современный канон подростковой литературы: непременная умершая мама, некая «мегаогромная проблема»©, которую дети в отличие от беспомощных взрослых лихо и задорно решают, первая любовь, долбанная инаковость, излишний натурализм и нарочитая странность, конфликт и единение, deus ex machina, успешный успех и — столь характерное именно для скандинавов с голландцами — трепетное внимание к гениталиям.
Читать можно, но, если честно, совершенно не обязательно.
Ну, «Отель Большая Л» повеселее и читается куда легче.
Тут Кёйпер ещё не считает зазорным развлекать читателей и не старается нести свою мудрость в массы.
Просто рассказывает незамысловатую историю, бережно и аккуратно уложенную в современный канон подростковой литературы: непременная умершая мама, некая «мегаогромная проблема»©, которую дети в отличие от беспомощных взрослых лихо и задорно решают, первая любовь, долбанная инаковость, излишний натурализм и нарочитая странность, конфликт и единение, deus ex machina, успешный успех и — столь характерное именно для скандинавов с голландцами — трепетное внимание к гениталиям.
Читать можно, но, если честно, совершенно не обязательно.
Вот, например, Киллиан Мёрфи читает Lovesong
https://m.youtube.com/watch?v=OnKhh-ZvnhM
https://m.youtube.com/watch?v=OnKhh-ZvnhM
YouTube
Cillian Murphy reads Lovesong by Ted Hughes
Lovesong
by Ted Hughes
He loved her and she loved him
His kisses sucked out her whole past and future or tried to
He had no other appetite
She bit him she gnawed him she sucked
She wanted him complete inside her
Safe and Sure forever and ever
Their little…
by Ted Hughes
He loved her and she loved him
His kisses sucked out her whole past and future or tried to
He had no other appetite
She bit him she gnawed him she sucked
She wanted him complete inside her
Safe and Sure forever and ever
Their little…
Ещё на ютубе можно послушать, как прекрасное стихотворение Song читает Ричард Армитидж, но это, увы, креатив фанаток артиста, и там музычка и слайдшоу в качестве бонуса. А ещё Армитидж начитал для БиБиСи письма Хьюза и Плат.
Ну, вдруг вам интересно, и нечего делать вечером этого вторника:)
Ну, вдруг вам интересно, и нечего делать вечером этого вторника:)
Собираясь в аспирантуру, я не знала никакого Теда Хьюза, кстати. У меня был диплом германиста, но меня манила литература английская, и диссертацию я хотела писать по Толкину.
Ну, там, всякие истоки и смыслы и столь любезные моему сердцу мифы.
Выяснилось однако, что у филологов всё поделено не хуже, чем у мафии, и Толкином занимается большой университет, а у нас «другие любимые авторы»(с).
Впрочем, кафедре я была мила, несмотря на то, что предала германистику, и моя научная руководительница, прекрасная, не дала моей любви к мифам пропасть втуне.
Тед Хьюз, сказала она.
Вам нужен Тед Хьюз. И его Ворон.
Вот так я закопалась в эпосе о трикстерах, воплощениях Одина, трансформации ветхозаветного мифа и вездесущей богини-матери. И это был славный квест.
А диссер по Толкину написала моя подруга (привет, Ириш!), которая на днях поделилась весьма занятной историей. Эту ссыль наверняка видела половина моих подписчиков (привет, книжный чатик!), но я всё равно оставлю её здесь.
Очень уж она замечательная, эта постмодернистская дичь — дерзкая романтическая попытка выдать «Властелин колец» за научную фантастику.
https://www.mirf.ru/book/vlastelin-kolec-v-sssr-pereskaz-bobyr/
Ну, там, всякие истоки и смыслы и столь любезные моему сердцу мифы.
Выяснилось однако, что у филологов всё поделено не хуже, чем у мафии, и Толкином занимается большой университет, а у нас «другие любимые авторы»(с).
Впрочем, кафедре я была мила, несмотря на то, что предала германистику, и моя научная руководительница, прекрасная, не дала моей любви к мифам пропасть втуне.
Тед Хьюз, сказала она.
Вам нужен Тед Хьюз. И его Ворон.
Вот так я закопалась в эпосе о трикстерах, воплощениях Одина, трансформации ветхозаветного мифа и вездесущей богини-матери. И это был славный квест.
А диссер по Толкину написала моя подруга (привет, Ириш!), которая на днях поделилась весьма занятной историей. Эту ссыль наверняка видела половина моих подписчиков (привет, книжный чатик!), но я всё равно оставлю её здесь.
Очень уж она замечательная, эта постмодернистская дичь — дерзкая романтическая попытка выдать «Властелин колец» за научную фантастику.
https://www.mirf.ru/book/vlastelin-kolec-v-sssr-pereskaz-bobyr/
www.mirf.ru
«Властелин колец» в СССР. История первого перевода Зинаиды Бобырь | Книги | Мир фантастики и фэнтези
В первом советском издании Кольцо должно было стать инопланетным прибором.
Обещала ещё немного поругаться на подростковую литературу, но кракен потерпит, а у меня тут внезапно Донна Тартт.
«Щегла»-то я не смогла. Текст казался таким натужным, таким вымученным и старательным, что я на него довольно быстро забила, и решила с этой звездой большой американской литературы дела больше не иметь. А то ведь, сами понимаете, so many books, so little time, вот это всё.
Но мне тут говорят, ну уж «Тайную историю» прочитай, попробуй. Это ж про филологов. Ну как от такого откажешься?
Книга дебютная, и сразу видно, что Тартт, во-первых, пишет о той среде, которую хорошо знает (тоже в Вермонте изучала классическую филологию, воспоминания явно были свежи), во-вторых, старается выдать всё лучшее сразу, а в-третьих, учитывая большой объём и длительный срок написания книги — видишь, как менялся стиль, прямо вот внутри текста, несмотря на редактуру.
Начало вообще обманчиво ироничное. Пассаж про «инвариантные подпространства» — однозначно в любимые цитаты, такая милая шпилька. Но потом классический университетский роман силится стать Романом Большим.
Особенно не даёт покоя дорогой Донне далёкий и загадочный Фёдор Михайлович, очень уж старается она его закосплеить. Но как это часто бывает, когда американские писатели пытаются (порой даже и не осознанно) выдать что-то в духе «великой русской литературы»(с), получается мрак и безнадёга. Взять хотя бы Юджина О’Нила. Он хорош, но его сродство с Чеховым — не более чем химера.
Американские вариации на тему русской литературы напоминают карго-культ. Внимательное и тщательное воспроизведение внешнего при полном непонимании — ну или неверной трактовке — внутреннего.
«Тайная история» и правда написана очень, очень хорошо, просто непонятно, зачем.
«Щегла»-то я не смогла. Текст казался таким натужным, таким вымученным и старательным, что я на него довольно быстро забила, и решила с этой звездой большой американской литературы дела больше не иметь. А то ведь, сами понимаете, so many books, so little time, вот это всё.
Но мне тут говорят, ну уж «Тайную историю» прочитай, попробуй. Это ж про филологов. Ну как от такого откажешься?
Книга дебютная, и сразу видно, что Тартт, во-первых, пишет о той среде, которую хорошо знает (тоже в Вермонте изучала классическую филологию, воспоминания явно были свежи), во-вторых, старается выдать всё лучшее сразу, а в-третьих, учитывая большой объём и длительный срок написания книги — видишь, как менялся стиль, прямо вот внутри текста, несмотря на редактуру.
Начало вообще обманчиво ироничное. Пассаж про «инвариантные подпространства» — однозначно в любимые цитаты, такая милая шпилька. Но потом классический университетский роман силится стать Романом Большим.
Особенно не даёт покоя дорогой Донне далёкий и загадочный Фёдор Михайлович, очень уж старается она его закосплеить. Но как это часто бывает, когда американские писатели пытаются (порой даже и не осознанно) выдать что-то в духе «великой русской литературы»(с), получается мрак и безнадёга. Взять хотя бы Юджина О’Нила. Он хорош, но его сродство с Чеховым — не более чем химера.
Американские вариации на тему русской литературы напоминают карго-культ. Внимательное и тщательное воспроизведение внешнего при полном непонимании — ну или неверной трактовке — внутреннего.
«Тайная история» и правда написана очень, очень хорошо, просто непонятно, зачем.
А вот та самая прелестная цитата про «подпространства»:
«Доктору Бленду было под девяносто, и в течение последних лет пятидесяти он читал курс “Инвариантные подпространства”. Курс этот славился монотонностью и практически абсолютной недоступностью для восприятия, а кроме того, тем, что заключительный тест всегда состоял из одного-единственного вопроса. Вопрос был длиной в три страницы, но правильным ответом неизменно было “да”. Это всё, что нужно было знать, чтобы не провалиться по инвариантным подпространствам»
Донна Тартт «Тайная история»
Блестяще, как по мне.
«Доктору Бленду было под девяносто, и в течение последних лет пятидесяти он читал курс “Инвариантные подпространства”. Курс этот славился монотонностью и практически абсолютной недоступностью для восприятия, а кроме того, тем, что заключительный тест всегда состоял из одного-единственного вопроса. Вопрос был длиной в три страницы, но правильным ответом неизменно было “да”. Это всё, что нужно было знать, чтобы не провалиться по инвариантным подпространствам»
Донна Тартт «Тайная история»
Блестяще, как по мне.
Вообще у меня есть криптолитературоведческая теория, которая бы украсила «Тайную историю». Вот сверюсь дополнительно с текстом и расскажу.
Строго говоря, теория моя не вполне криптолитературоведческая.
Всё-таки криптолитературоведение отталкивается от того, что всё, описанное в произведении, подчинено абсолютной логике: автор не может лажать, забывать и тупить, и если мы видим некие нестыковки и ляпы, то это мы просто не разобрались с глубоким и сложным подтекстом, вплетённым в роман изворотливым и хитроумным автором (это, к примеру, знаменитое «Дамблдор — подлинный злодей», которым затыкают все ошибки и дыры в сюжете у Роулинг).
Моя же мысль — не более чем элегантное допущение, но будь оно так, роман Тартт меня бы порадовал куда больше.
В общем, чтоб всё было изящно, пусть и немного в лоб, а «Тайная история» заискрилась новыми смыслами, нужно просто, чтоб Джулиан Морроу, этот гениальный и странный преподаватель греческого и классической филологии, был Дионисом.
Тогда понятен и его непонятный возраст (то ли юноша, то ли старик), и ясно, как это он успел затусить со столькими давно почившими людьми (Оруэллом там или Вивьен Ли), и кстати, то, почему он Оруэллу так не понравился.
И совершенно очевидно, что вакханалия, происходящая в книге, не ограничивается теми экзерсисами, внезапно увенчавшимися сомнительным успехом, она длится столько, сколько длится повествование. Герои, как признаётся, рассказчик, постоянно пьяны или на таблетках, или всё вместе, они занимаются сексом случайным, сексом перверзным, они склонны к насилию — физическому и психологическому.
Они пытаются воспроизвести ритуал, уверовать в бога, сиречь Диониса, и узреть его, но он уже среди них — это он опутывает их виноградной лозой своих речей, это он говорит им о красоте насилия и смерти, это он убеждает этих детей в их исключительности и даёт им ощутить вседозволенность.
Когда Джулиан Морроу сбегает, опасаясь потерять репутацию, рассказчик вдруг осознаёт его равнодушие, не просто осознаёт, а решается о нём сообщить, несмотря на те дифирамбы, которые он пел своему наставнику. Ричард обвиняет Джулиана в надменности, тщеславии и жестокости, но говорит, что они любили его таким, каким он был. Да что там, благоговели.
Понятно, что юные снобы просто были очарованы ярким позёром. Но если представить, что Морроу был не богатым интеллектуалом, который мог позволить себе работу в университете без жалованья, а Дионисом — всё выглядит гораздо красивее. И его равнодушие тоже. Смертные заслуживают внимания, пока они забавны, пока они могут развлечь. И тут дело не в жестокости, а в том, что нельзя мерить человеческой меркой языческое божество. И нельзя человеку воображать себя богом, как пытался Генри.
Донна Тартт оставляет божественное внутри классических текстов, которые герои обсуждают на семинарах, а «Тайная история» насквозь прозаична. Персонажи, кто не погиб, не очень-то счастливы, они жертвы страстей и, может быть, фатума, но лишены лоска и глубины, присущих древнегреческим трагедиям. Но, возможно, в этом-то и кроется весь хтонический ужас современности. В её прозаичности и обыденности. И может, именно это «нам хотел сказать автор»(с).
Но версия с Дионисом тоже могла бы выйти презанятной.
Всё-таки криптолитературоведение отталкивается от того, что всё, описанное в произведении, подчинено абсолютной логике: автор не может лажать, забывать и тупить, и если мы видим некие нестыковки и ляпы, то это мы просто не разобрались с глубоким и сложным подтекстом, вплетённым в роман изворотливым и хитроумным автором (это, к примеру, знаменитое «Дамблдор — подлинный злодей», которым затыкают все ошибки и дыры в сюжете у Роулинг).
Моя же мысль — не более чем элегантное допущение, но будь оно так, роман Тартт меня бы порадовал куда больше.
В общем, чтоб всё было изящно, пусть и немного в лоб, а «Тайная история» заискрилась новыми смыслами, нужно просто, чтоб Джулиан Морроу, этот гениальный и странный преподаватель греческого и классической филологии, был Дионисом.
Тогда понятен и его непонятный возраст (то ли юноша, то ли старик), и ясно, как это он успел затусить со столькими давно почившими людьми (Оруэллом там или Вивьен Ли), и кстати, то, почему он Оруэллу так не понравился.
И совершенно очевидно, что вакханалия, происходящая в книге, не ограничивается теми экзерсисами, внезапно увенчавшимися сомнительным успехом, она длится столько, сколько длится повествование. Герои, как признаётся, рассказчик, постоянно пьяны или на таблетках, или всё вместе, они занимаются сексом случайным, сексом перверзным, они склонны к насилию — физическому и психологическому.
Они пытаются воспроизвести ритуал, уверовать в бога, сиречь Диониса, и узреть его, но он уже среди них — это он опутывает их виноградной лозой своих речей, это он говорит им о красоте насилия и смерти, это он убеждает этих детей в их исключительности и даёт им ощутить вседозволенность.
Когда Джулиан Морроу сбегает, опасаясь потерять репутацию, рассказчик вдруг осознаёт его равнодушие, не просто осознаёт, а решается о нём сообщить, несмотря на те дифирамбы, которые он пел своему наставнику. Ричард обвиняет Джулиана в надменности, тщеславии и жестокости, но говорит, что они любили его таким, каким он был. Да что там, благоговели.
Понятно, что юные снобы просто были очарованы ярким позёром. Но если представить, что Морроу был не богатым интеллектуалом, который мог позволить себе работу в университете без жалованья, а Дионисом — всё выглядит гораздо красивее. И его равнодушие тоже. Смертные заслуживают внимания, пока они забавны, пока они могут развлечь. И тут дело не в жестокости, а в том, что нельзя мерить человеческой меркой языческое божество. И нельзя человеку воображать себя богом, как пытался Генри.
Донна Тартт оставляет божественное внутри классических текстов, которые герои обсуждают на семинарах, а «Тайная история» насквозь прозаична. Персонажи, кто не погиб, не очень-то счастливы, они жертвы страстей и, может быть, фатума, но лишены лоска и глубины, присущих древнегреческим трагедиям. Но, возможно, в этом-то и кроется весь хтонический ужас современности. В её прозаичности и обыденности. И может, именно это «нам хотел сказать автор»(с).
Но версия с Дионисом тоже могла бы выйти презанятной.
👍2
В Нижнем ректор медака подогнал родному городу к 800-летию шикарный подарок. Наш прекрасный откос теперь будет украшен памятником профессору Преображенскому🤦🏻♀️
В их понимании, судя по комментариям — это такой эталонный врач (Борис Алексеевич Королёв, например, реальный и гениальный, им почему-то в голову не пришёл).
Мне хочется спросить: Эти люди вообще Булгакова-то читали? Они вообще соображают, что такое есть милый профессор Преображенский?
Воистину, смотрят в книгу — видят фигу. Грустно это всё.
В их понимании, судя по комментариям — это такой эталонный врач (Борис Алексеевич Королёв, например, реальный и гениальный, им почему-то в голову не пришёл).
Мне хочется спросить: Эти люди вообще Булгакова-то читали? Они вообще соображают, что такое есть милый профессор Преображенский?
Воистину, смотрят в книгу — видят фигу. Грустно это всё.
Галина Леонидовна взялась тут объяснить, что это «у нас всё так плохо с литературной критикой». Нет, это не внезапное покаянное признание, как можно подумать.
Это даже совсем наоборот.
В общем.
Виноваты в этом русский читатель и кровавый режЫм.
Русский читатель — в отличие от просвещённого западного — просто не вдупляет, что такое вообще критика и чего ему от неё надо и надо ли вообще. Он, русский читатель, вообще эдакий сердитый дурак. Ни шиша не понимает, но командует, мол, а ну-ка, давайте мне тут без спойлеров и будьте объективны (бля).
Русские критики, они тоже, кстати, не очень-то и умны, потому что никакую не критику пишут, а всякие там окололитературные эссе. Ну, не все, конечно. Есть и настоящие критики. Ну, вы поняли же, да, кто тут настоящий? Поняли же?
Ну да ладно. Тупого русского читателя ещё можно кое-как воспитать. Настоящие литературные критики сумели б. Но знаете, что?
Оказывается, «...в России больше нет медиа. Нет площадок — не просто нет хороших площадок, вообще никаких, считай, нет».
Не то что б я любила Горький после исхода Мильчина, но это уже, получается, не то что не хорошая площадка, а вообще никакая, так, что ли? И Прочтение туда же? И сонмы толстых журналов, продолжающих существование вопреки всему? Что, даже Афиша — уже не медиа?
Вот уж обобщила, так обобщила. От души.
Жаль только, в этой пылкой заметке автор не объясняет, что, собссно, понимает под «критикой» и «медиа». А самое интригующее, конечно, что это за зверь такой — этот «русский читатель», сферический и универсальный?
Мне вот весьма любопытно, но я пока недостаточно отчаялась и разочаровалась в жизни, чтобы ввязываться в комментарии на Дзене.
Это даже совсем наоборот.
В общем.
Виноваты в этом русский читатель и кровавый режЫм.
Русский читатель — в отличие от просвещённого западного — просто не вдупляет, что такое вообще критика и чего ему от неё надо и надо ли вообще. Он, русский читатель, вообще эдакий сердитый дурак. Ни шиша не понимает, но командует, мол, а ну-ка, давайте мне тут без спойлеров и будьте объективны (бля).
Русские критики, они тоже, кстати, не очень-то и умны, потому что никакую не критику пишут, а всякие там окололитературные эссе. Ну, не все, конечно. Есть и настоящие критики. Ну, вы поняли же, да, кто тут настоящий? Поняли же?
Ну да ладно. Тупого русского читателя ещё можно кое-как воспитать. Настоящие литературные критики сумели б. Но знаете, что?
Оказывается, «...в России больше нет медиа. Нет площадок — не просто нет хороших площадок, вообще никаких, считай, нет».
Не то что б я любила Горький после исхода Мильчина, но это уже, получается, не то что не хорошая площадка, а вообще никакая, так, что ли? И Прочтение туда же? И сонмы толстых журналов, продолжающих существование вопреки всему? Что, даже Афиша — уже не медиа?
Вот уж обобщила, так обобщила. От души.
Жаль только, в этой пылкой заметке автор не объясняет, что, собссно, понимает под «критикой» и «медиа». А самое интригующее, конечно, что это за зверь такой — этот «русский читатель», сферический и универсальный?
Мне вот весьма любопытно, но я пока недостаточно отчаялась и разочаровалась в жизни, чтобы ввязываться в комментарии на Дзене.
И ещё про Галину Леонидовну, чтоб два раза не вставать. А то мне — правда-правда — не раз задавали вопрос, как же я отношусь к ГЛ и почему она мне, вроде как, не нравится.
Мои сарказм и скепсис (какие-то клёвые клички для псов прям — Сарказм! Скепсис! Ко мне!), так вот мои сарказм и скепсис в большей степени относятся не столько к самой ГЛ, сколько к её смиренной и преданной пастве.
Как-то раз меня приглашали в закрытую фб-группу для организаторов книжных клубов, в качестве заманухи ссылаясь на то, что — цитирую — «сама Галина Юзефович даёт там ценные рекомендации, как правильно всё делать». Надо было, может, сходить (хоть с кракеном), но я лишь подивилась такому благоговению.
В тележеньке наоборот нет-нет да вспыхивают дискуссии на тему «это не критика, а набор слов». Забавное попалось в этом контексте наблюдение, мол, рецензии ГЛ похожи на рекламу лакшери-авто, где все эти обтекаемые эпитеты и сравнения можно подставить к абсолютно любой марке, так и тут — универсальный текст, подойдёт к любой книжке. Ну так да. В этом и заключается её секрет.
Тексты ГЛ в каком-то смысле мои pet peeves, но я предпочитаю не впадать в неистовство, а скромно отмахиваться, мол я просто не её ЦА, и вообще даже хорошо, что есть некий такой — pardon my French — гуру, на которого всегда можно сослаться.
Впрочем, сдержанность моя — порождение не кроткого нрава, а ощущения, что я попросту не вправе придираться к ГЛ с моей-то продуктивностью и индексом цитируемости. Я ведь, как один из персонажей Бёлля, «по природе своей склонна к задумчивости и безделью», мне и мечтать не приходится о такой активности, плодовитости и вездесущности.
Однако ж некоторые выступления «критика всея Руси»(с) меня напрочь обескураживают, и я не могу пройти мимо, вот как сегодня. Впрочем, я могла бы и вовсе об этом не узнать, не читай я дайджесты Льва Оборина на Горьком. Потому что на ГЛ я нигде не подписана, и читать её тексты мне неинтересно.
Ну вот так как-то.
Мои сарказм и скепсис (какие-то клёвые клички для псов прям — Сарказм! Скепсис! Ко мне!), так вот мои сарказм и скепсис в большей степени относятся не столько к самой ГЛ, сколько к её смиренной и преданной пастве.
Как-то раз меня приглашали в закрытую фб-группу для организаторов книжных клубов, в качестве заманухи ссылаясь на то, что — цитирую — «сама Галина Юзефович даёт там ценные рекомендации, как правильно всё делать». Надо было, может, сходить (хоть с кракеном), но я лишь подивилась такому благоговению.
В тележеньке наоборот нет-нет да вспыхивают дискуссии на тему «это не критика, а набор слов». Забавное попалось в этом контексте наблюдение, мол, рецензии ГЛ похожи на рекламу лакшери-авто, где все эти обтекаемые эпитеты и сравнения можно подставить к абсолютно любой марке, так и тут — универсальный текст, подойдёт к любой книжке. Ну так да. В этом и заключается её секрет.
Тексты ГЛ в каком-то смысле мои pet peeves, но я предпочитаю не впадать в неистовство, а скромно отмахиваться, мол я просто не её ЦА, и вообще даже хорошо, что есть некий такой — pardon my French — гуру, на которого всегда можно сослаться.
Впрочем, сдержанность моя — порождение не кроткого нрава, а ощущения, что я попросту не вправе придираться к ГЛ с моей-то продуктивностью и индексом цитируемости. Я ведь, как один из персонажей Бёлля, «по природе своей склонна к задумчивости и безделью», мне и мечтать не приходится о такой активности, плодовитости и вездесущности.
Однако ж некоторые выступления «критика всея Руси»(с) меня напрочь обескураживают, и я не могу пройти мимо, вот как сегодня. Впрочем, я могла бы и вовсе об этом не узнать, не читай я дайджесты Льва Оборина на Горьком. Потому что на ГЛ я нигде не подписана, и читать её тексты мне неинтересно.
Ну вот так как-то.
❤1