Всякий раз, когда читаю «Венецианского купца», меня подбешивают все персонажи, кроме Шейлока.

Однако🤔

Кажется, догадалась.
Про Шейлока.

Он единственный в пьесе представляется реальным. И именно его драма вшита в пьесу, обозначенную как комедия (ну, никто не помер, некоторые вон даже поженились).

Все остальные персонажи весьма условны, кроме, разве что, Порции (как справедливо замечает прекрасный советский литературовед Александр Смирнов, которому мы, кстати, обязаны переводом ирландского эпоса).

Да и действие само — иллюзорно, эдакое фантастическое допущение. Все эти сказочные ритуалы с тремя ларцами, где никто не может выбрать очевидное до появления Избранного (а Избранный этот картонный и плоский, и даже любовь у него пластмассовая какая-то — просто нужны деньги на красивые ливреи для слуг). Это выступление Порции в суде, где она откровенно гонит — её аргументы и запугивания даже для комедии несостоятельны. Но всё срабатывает в лучших традициях какого-нибудь фанфика.

Эти герои будто бы и нужны только для конфликта Антонио и Шейлока, а конфликт — для монолога Шейлока о том, что еврей — такой же человек, как христианин.

И если уж и «перепевать» Шекспира, то есть у меня идея получше, чем предложил Говард Джейкобсон (я и «Венецианского купца»-то перечитала сейчас, потому что хотела взять в книжный клуб на апрель его роман «Меня зовут Шейлок» — но нет, нет, это не роман, это провальный стендап миссис Мэйзел).

Нужна пьеса для двух актёров — Шейлока и Антонио, которым есть в чём обвинить друг друга, есть о чём пожаловаться (Антонио с его перманентной депрессией видится мне в современном контексте персонажем более актуальным, чем та же Порция, хоть у Шекспира она и поживее), и, как знать, может, в пьесе даже случится катарсис, а может, и нет, но разговор мог бы выйти преотличный.

И раз уж у меня тут внезапный Шекспир, то поделюсь давно и бережно хранимым видосом об аутентичном произношении в его пьесах.

Дэвид и Бен Кристал рассказывают о том, как можно вообще восстановить произношение 400-летней давности, что утратили шекспировские пьесы с переменами в фонетике и какая игра слов теряется в современном английском (на 8-й минуте, например, про то, какая шутеечка с секс-подтекстом стала незаметной).

Ну и говорят они волшебно, конечно.

https://www.youtube.com/watch?v=gPlpphT7n9s&t=2s

Меня ночью разбуди и спроси, чьи атрибуты меч, лук и лыжи, кто ездит на колеснице, запряжённой кошками, что с лицом у Хель, зачем Зевс съел жену и кто родился из его бедра, что варит в своём котле Керидвен и почему Кухулин жил в собачьей будке — отвечу, не моргнув.

Но вот в индуистской мифологии я совсем не шарю и, откровенно говоря, никогда не стремилась и разобраться-то. На днях же услышала легенду, но не знаю, канон это, апокриф или вовсе байка для туристов — если знаете, просветите меня, пожалуйста. Однако ж сюжет меня позабавил тем, как его можно пристегнуть к моей жизни.

Богиня Лакшми, заведующая процветанием и материальным благополучием, прокляла брахманов (кто-то из них, кажется, там кого-то пнул не того, не Брахму ли вообще), мол, отныне будете жить в бедности. Единственный шанс для брахманов заработать баблишка — продавать знания, занимаясь наукой там, преподаванием. Никакими другими способами брахману не озолотиться.

Ну штош, по ходу, я брахман.

И тут любой настоящий «интеллектуальный инфлюэнсер» из инсты немедленно бы добавил:

Нам, брахманам, светочам мудрости, нелегко живётся, так что купите мой курс «От «Илиады» до «Бесконечной шутки», где за три полуторачасовых лекции вы получите исчерпывающее представление об истории всей мировой литературы.

И уж поделюсь вдогонку таким завлекательным предложением:)

Если я вдруг собираюсь написать отзыв о книге (исправно я делаю это только для прочитанного с книжным клубом, с остальным — ленюсь, не хватает внешней мотивации), то никогда не читаю чужих текстов о ней, пока не будет готов мой.

Но вот с февральской книжкой вышло иначе. Ибо нашла я её для нас благодаря статье Анастасии Завозовой на Горьком.

Там так складно и точно всё сказано и о «Замечательных женщинах», и о самой Барбаре Пим, и о ложных и реальных параллелях с Джейн Остен. И что мне остаётся? Покивать, мол, да, так и есть, и книжка правда хороша, спасибо, кинуть во всех ссылкой на Горький, а самой слиться.

Уже месяц мучаю эти 2200 знаков для инсты, будь проклято это прокрустово ложе. Текст, вроде, написался, но пресный — «аккуратный, как для журнала», сказал Ди.

Это и потому, что предшествовала этому условно журнальная статья, и потому, что сама книга мне понравилась — а писать положительные тексты весело и живенько мне куда сложнее, чем выпускать филологического кракена на какую-нибудь бездарность.

Ну что за фигня.

А вот статья Завозовой, кстати:
https://gorky.media/reviews/sejchas-my-budem-pit-chaj/

Я таки тоже написала про Барбару Пим, ура!

Скажите, пожалуйста, есть ли смысл постить сюда книжное из инсты?
Или вы там читаете?

Читая «Замечательных женщин», не могла отделаться от одной мысли.

Милдред принадлежит к Высокой церкви — англиканской, тяготеющей к католицизму, и в романе есть такой лейтмотив: многие прихожане очень переживают, что Папа Римский их таки поработит и заставит целовать свою туфлю. В католицизм им неохота и такая перспектива их реально страшит.

Не оттого ли, думаю я, весёлого и румяного католического священника-ирландца из их района зовут отец Богарт?

Люблю поиграть в интерпретацию.

Прочитав «Прах Анджелы» Фрэнка Маккорта, вспомнила «Идеальный роман» Макса Фрая:

«Следующим летом я вернулся в Дубраву и узнал, что Степан помер, свалившись с лошади. Месяц промаялся, да потом помер. И Анюта его померла от какой-то неведомой хвори в Великий Пост. И дети их померли. Только младшенький Егорка остался, его взяли к себе сердобольные соседи. Впрочем, на следующий год, перед самой Пасхой помер и Егорка»

У Николая Гумилёва, поэта и кшатрия, про которого многие сегодня напишут, есть немного несуразное юношеское стихотворение «Влюблённая в дьявола».

Оно выглядит так, будто его писал восторженный ролевик. И есть там совершенно восхитительные строки:

Я не знаю, ничего не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу, и рыдаю,
И мечтаю всегда.

У нас в семье мы тут же цитируем их, если затрудняемся с ответом.

А Николай Степанович прекрасен без вопросов.

Фрэнк Маккорт как-то совсем не зашёл в книжном клубе, так что мы даже его не обсудили, а у меня — pardon my French —гештальт не закрыт, мне ж надо всякое о нём рассказать. Поэтому, во-первых, кину сюда отзыв, написанный для инсты (да-да, «вашу маму и там, и тут показывают»), а во-вторых, покидаю некоторых занятных фактов и мыслей по поводу в течение дня.

«АРФА ДИВНАЯ ГОЛОДОМ НАС УМОРИЛА»(с)

«Прах Анджелы» Фрэнка Маккорта — мартовская книга клуба #прочитал_и_обсуждаю

На долю ирландцев за всю их историю выпало немало страданий. Факт. Ирландцы очень любят об этих страданиях петь и рассказывать. Тоже факт. Майлз на Гапалинь, прекраснейший, неслучайно написал «Поющие Лазаря или На редкость бедные люди», с любовью постёбывая родину и её обитателей.
« — Как ты полагаешь, почтенный старец, наступит ли когда-нибудь просвет в жизни ирландцев или же будут вечно тяготеть над нами лишения, голод, ливень по ночам и невзгоды?
— Будет всё то, что ты назвал, и ещё ливень днём».

Маккорт будто принял этот диалог как руководство к действию. То, над чем на Гапалинь смеялся, он решил конвертировать в литературу серьёзную. Нет, Маккорт шутит, и много, и удачно, и вообще по части формы и владения словом — он большой молодец, можно насладиться весьма (и лучше бы читать в оригинале). Но.

Шутки шутками (ирония — заводская настройка в ирландской литературе), но Маккорт порой пережимает с чернухой и натурализмом, будто его покусали Яхина со Степновой (хотя лучше бы это он укусил их, что уж), и он возмечтал о Большой книге.

Вообще он получил Пулитцера за «мемуары», правда некоторые персонажи этих «мемуаров» слегка офигели, а пол-Лимерика на Маккорта страшно обиделось. Впрочем, кому нужен этот ваш Лимерик, когда в Земле обетованной, о которой грезил юный Фрэнки, книга так всем понравилась.

Ну а как же: в Америке все чистенькие и добренькие, какой бы ни были национальности, ирландцы — все сплошь грязное хамоватое быдло, в Америке — ватерклозет, в Ирландии — один выгребной сортир на всю улицу (надо ли говорить, что расположен он точнёхонько у Маккортов под носом), американская соседка кормит бульоном, у родной ирландской бабушки корки хлеба не допросишься.

Можно долго перечислять. Иногда казалось, что этот роман написан нарочно для премии: «Ну, поздоровайся с криковыжималкой»(с) — жюри такое любит.

По счастью, «Прах Анджелы» — больше, чем «жалобная книга». В ней много смешных и трогательных моментов, а в текст так аккуратно вшита образность, что сразу вот и не скажешь, заложена ли она автором, или ты сам заигрался в интерпретацию.

Впрочем, думаю, всё неслучайно — и Шекспир по радио, и рукоблудие на развалинах замка, и рыжая Тереза на зелёном диване, и истории про Кухулина, и американки будто с вечеринки у Гэтсби.

Да, если выбирать «скверный рассказ о дурных временах» (с), я всегда отдам предпочтение Майлзу на Гапалиню, пусть это совершенно другого жанра книга, но и Маккорт тоже весьма и весьма хорош. Ирландцы вообще здорово умеют в литературу.

В этом томе мемуаров Маккорта умирает куча народу, но только — спойлер! — не Анджела, чей прах вынесен в заголовок.

Почему так, задумалась я.

Может, дело в переводе?

В оригинале-то Angela’s Ashes, а ashes — это ещё и «пепел да зола». И действительно, англоязычные читатели пытались докопаться до смысла названия как раз через эти значения.

Мол, Анджела всё время курит, и это пепел с её сигарет, жизнь она свою совсем скурила.

Нет, говорят другие, это Анджела любит депрессивно смотреть в камин, когда там всё рассыпается пеплом, как её жизнь.

Ну да, жизнь её пошла прахом, чего уж. Однако все эти интерпретации, пусть и имеют право на существование — теория рецепции всё спишет, по факту далеки от истины.

Всё проще.

Издатели разбили здоровенную книгу на две, а название целого опуса досталось первому тому. Та-дам!

Во втором томе — спойлер! — Анджела таки умирает в весьма преклонном возрасте, а её прах сыновья везут в Лимерик, чтоб там, на родине, развеять.

Сам Маккорт шутил, что первый том должен был называться, как второй — ‘Tis, потому что этим словом и заканчивается, а второй как первый, потому что — см. выше. Но как уж вышло.

Забавно. Читатели часто пытаются найти особый смысл там, куда он специально и не вкладывался, просто так получилось. Впрочем, это не значит, что его там и нет.

Могла ли рыжая Тереза на зелёном диване оказаться чернокудрой Мойрой на полосатом матрасе? Ну, будь это вымысел, могла бы, на всё воля автора. Всё по замыслу его.

Но Маккорт-то типа мемуары пишет: уж какая девица досталась, такая и досталась, как бы ни хотелось завернуть метафору поизящнее: «Какие же это, чёрт побери, кубики, когда это жизнь моя»(с)

Впрочем, я уж сказала, как в Лимерике на Маккорта обиделись и давай считать несостыковки. Среди поводов для недовольства оказалась и Тереза Кармоди. Зачем, вопрошали добрые жители Лимерика, зачем, о Фрэнк, сын Мэйлахи, ты превратил несчастную, умирающую от туберкулёза девочку в развратную и похотливую девку? «Разве так хорошо, разве так удобно?»(с)

А действительно, зачем?
Просто потому что всё так и было? Но как ни крути, мне кажется, «Прах Анджелы» — всё-таки не мемуарная проза (хотя память порой подводит даже самых ответственных документалистов), а скорее тот жанр, который сейчас именуется «автофикшн» — «вымысел абсолютно достоверных событий и фактов», пограничье между автобиографией и художественной прозой.

Поэтому не столь важно, стала ли Тереза Кармоди первой женщиной Маккорта в реальной жизни, куда важнее, что для книги он выбрал именно её:

«Дверь открывает Тереза Кармоди. Волосы у нее рыжие, а глаза зелёные, как луга за Лимериком. Сама она бледная, только на щеках горит яркий румянец».

Да это же просто персонификация Ирландии!
И тащит она его не на какой-нибудь, а на зелёный диван, и об этом его цвете Маккорт весьма навязчиво читателю напоминает. Прям не ложе любви, а изумрудный остров.

Писатель Маккорт буквально за пару страниц сводит свою чахоточную возлюбленную в могилу, а герой-Маккорт решает отказаться от карьеры на почте и накопить на билет до Америки.

Ирландия в этом тексте, может, и красива, может, и дорога герою, но мертва — нет смысла её любить, а Америка в прямом смысле принимает его в своё лоно, едва он ступает на её берега. И Америка — это не чахоточная хрупкая дева, а бойкая, богатая и зрелая женщина. Почувствуйте разницу, как говорится.

Такая вот #игра_в_интерпретацию
А хотел ли что-нибудь такое сказать автор — да кто ж его знает. Отдав книгу читателям, он утратил над ней власть, а рецепция — такая рецепция.

И в завершении внезапного «дня Маккорта» несколько цитат из «Праха Анджелы»:

«Учитель говорит, что почетно умереть за веру, а папа — что за Ирландию, и мне непонятно: нужно ли вообще кому-нибудь, чтоб мы жили?»

«Что мне теперь, кроме того, что умирать за Ирландию еще и петь и танцевать за нее надо? Вот почему никогда не скажут: наешься конфет за Ирландию, прогуляй школу, иди искупайся за Ирландию?»

«Моя бабушка тоже старая, но не слепая, а какая польза от бабушки, которая не ослепнет никак и не получит радиоприемник от государства?»

«Там передают пьесы О’Кейси, Шоу, Ибсена и Шекспира — он самый лучший, хоть и англичанин. Шекспир, он как картофельное пюре — никогда не насытишься».

Из жизни книголюбов

Мало какую профессию так радостно гнобят в токсичных и несмешных шутеечках и мемах, как профессию филолога.

Но это совершенно не мешает мне её любить.

{тут должен следовать величественней и мудрый текст о нашей значимости, но это не мой жанр}

С днём филолога!🎉

Андрей Алексеевич, прекраснейший, лукаво пишет о чистой филологической радости

А меня меж тем хватает только на публикации вроде такой.

Зацените, из названий советских детских книг, изданных в 20-е, получаются неплохие ругательства.